***
Джесс встал сравнительно рано; несмотря на то, что работа у него была ночная, в свободные дни он старался не вести ночной образ жизни. Вчера он собрал корпус кровати и установил на место часть реек. Ещё часть нужно сделать самому: он собирался съездить за досками и прочими материалами. Снять старый лак, а потом нанести заново, и тогда кровать станет такой же красивой, как когда впервые вышла из рук мастера. Он бережно провёл рукой по резной спинке, чувствуя подушечками пальцев сколы и царапины на старом покрытии. Целая история стоит за этим предметом. Он любил вещи с историей, только их не должно быть много — кому понравится жить в музее? За завтраком он размышлял о том, что произошло вчера. Он впервые видел Артура таким… потухшим, и ему это совсем не понравилось. Захотелось догнать этого чёртова Оскара и трясти до тех пор, пока не вытрясет из него, что же тот сделал с его Огоньком, но Джесс напомнил себе, что ещё один срок ему не нужен. Ничего. Артур обещал прийти к нему в обед, они поговорят, и Джесс сделает всё, чтобы Огонёк горел снова. Он съездил в магазин и до обеда работал, открыв окна в спальне настежь: развёл смывку, нанёс её на покрытые лаком поверхности, потом снял старый лак шпателем, остатки — наждачной бумагой, и напоследок — водой с уксусом. Потом убрал весь мусор и взглянул на часы: половина третьего, Артура всё ещё нет. Но он ведь обещал, что придёт сегодня пообедать с ним! На телефонный звонок Артур не ответил, поэтому Джесс решил заглянуть в «Лаванду». По пути зашёл в кофейню и купил два стаканчика кофе: чёрный себе, капучино — для Артура. Но в «Лаванде» Мири, волосы которой теперь приобрели тёмно-фиолетовый оттенок, а макияж — угрожающий ярко-красный, поведала ему, что Артур заболел. — Просил его не беспокоить, сказал, что заразный и ему надо отлежаться. Джесс постоял, сжимая стаканчики в руках. Он прекрасно понимал, что Артур вовсе не болен. Всё дело в вчерашнем разговоре с этим Оскаром! Он снова пожалел, что не догнал мерзавца. — Будешь кофе? — спросил он и поставил стаканчик на стойку. — Это капучино? А на каком молоке? — придирчиво поинтересовалась Мири. — У меня непереносимость лактозы. — Ой, кофеёк? — пробегавший мимо полный парень сцапал стаканчик рукой с длинными сиреневыми ногтями. — Вот спасибочки! Я у тебя в долгу, красавчик! — крикнул он Джессу и скрылся в одном из залов «Лаванды». — Ещё вопросы? — спросила Мири, подняв пирсингованные брови. Вопросов у Джесса больше не было, поэтому он вышел из салона и вернулся домой. Его беспокоила полная тишина сверху. Что Артур делает там совершенно один? Он ведь обычно не сидит на месте, всё время куда-то бежит, чем-то занят… Он просил его не беспокоить, но вдруг что-то случилось? Джесс перекусил сэндвичем и снова принялся за работу, но тревога всё росла, и когда начало темнеть, он решил, что дальше так продолжаться не может. Отложив шлифовальную машинку, он поднялся наверх и постучался к Артуру. Никакой реакции. Он постучал ещё раз и приложил ухо к двери: ни единого звука, полная тишина. По спине словно провели ледяными пальцами, в голову полезли совсем уж неприятные мысли. Джесс нажал на кнопку звонка и держал, слушая трезвон, минуты три, и тогда дверь наконец-то распахнулась. Впервые за всё то время, что Джесс его знал, он увидел Артура в таком виде. Обычно нарядный, отглаженный, благоухающий всякий раз новым парфюмом, Артур выглядел помятым и неряшливым. На нём были те же тёмно-красные брюки и та же фиолетовая футболка, что и вчера, на щеках, обычно гладко выбритых, пробивалась щетина, под глазами залегли тёмные круги, губы пересохли. Он выглядел несчастным и усталым. — Джесс, — сказал он незнакомым хриплым голосом. — Что ты творишь? — Я волновался. Артур поёжился, волоски на его руках встали дыбом, и он обхватил себя за локти. — Теперь не волнуешься? — без улыбки спросил он. — Теперь волнуюсь ещё больше. — Со мной всё нормально, — механически сказал Артур, глядя в пол. — Непохоже. Тебе надо в душ. — Мне и так нравится. — Мне не нравится. Артур поднял взгляд, и впервые за сегодняшний вечер в его лице и голосе промелькнуло что-то кроме бесконечной усталости. — На что ты намекаешь? Что от меня плохо пахнет? — Я никогда не намекаю. Голос Артура зазвучал куда живее, пусть в нём и звенело возмущение: — То есть ты прямо говоришь? Мало мне за последнее время оскорблений! — Я тебя не оскорбляю. — Ой ну чёрт с тобой!— с непривычной злостью сказал Артур и отступил, исчезнув за дверью ванной. Джесс вошёл в квартиру и услышал, как зашумела вода. Хорошо. Пусть лучше злится, чем смотрит в пол с потухшим видом. Хотя Джесс вовсе не хотел сказать, что от него плохо пахнет; вода смывает дурное, и после душа Артуру станет легче. Он прошёл в гостиную и замер, увидев на журнальном столике банку пива. Нет-нет-нет, вот этого точно быть не должно. Нельзя топить печали в алкоголе. Алкоголь уже сгубил лучшего человека, которого он только знал; ещё одного он не отдаст. Он взял банку, сморщившись от кислого запаха, который ударил в ноздри, и вылил остатки пива в раковину. Убрал мусор, открыл окно, чтобы проветрить. Скоро из ванной вышел Артур, вымытый, выбритый и переодетый в чистое. Как Джесс и думал, он стал чуть поживее и теперь чуть больше походил на себя. — Ну как? Теперь я больше отвечаю твоим эстетическим запросам? — поинтересовался Артур и сел на диван, поджав под себя ноги. — Пойдём прогуляемся. — Не хочу. — Тебе станет легче. — У меня нет сил. — Силы не появятся, если ничего не делать. — Ой, не надо мне этой достигаторской философии! Иди Паулю это расскажи, ему понравится — Arbeit macht frei и всё такое! Артур сердито уставился на него блестящими чёрными глазами, будто бросая вызов. Джесс присел перед ним на корточки: — Если хочешь, чтобы я ушёл, так и скажи, а то я намёков не понимаю. А если не хочешь, чтобы я уходил, то пойдём со мной. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом Артур поднялся с дивана. Они вышли на улицу и молча зашагали рядом. Джесс подозревал, что Артур весь день ничего не ел, поэтому приглядывал за ним, чтоб поймать, если вдруг начнёт падать в обморок, но сегодня Артур падать не собирался. Они сделали пару кругов по кварталу в сгущающихся сумерках. Дороги заполнились машинами; люди возвращались домой с работы и терпеливо стояли в пробках. В одну сторону тянулась полоса красных габаритных огней, в другую — полоса золотистых фар. Воздух пах бензином, и было в нём что-то неуловимое, что намекало на скорое пришествие осени. Джесс чувствовал, как Артур, который в начале прогулки был как паровой котёл, наполненный раздражением и злостью, потихоньку успокаивается и прекращает вибрировать. На третьем круге он глубоко вздохнул и явно расслабился, и тогда Джесс повёл его в тот самый ресторан, про который сам же Артур ему когда-то и рассказал — «Ужин императрицы». Вначале ему показалось, что это плохая идея: народу в заведении было полно, ни одного свободного столика; у открытой кухни выстроилась очередь тех, кто забирал свои заказы с собой, официанты метались туда-сюда, выкрикивая номера заказов. Одна официантка — азиатка с подбритыми висками — заметила их и обрадованно помахала Артуру, а потом провела их к резервному столику. Убрав табличку «бронь», девушка вручила им меню, а потом умчалась. Артур заговорил только тогда, когда они съели закуску — острый салат с языком и всяческой зеленью — и ждали основное блюдо. — Прости, что я на тебя сорвался. — Ты был расстроен. — Это не оправдание. Я от тебя вижу только хорошее, а сам… — он покачал головой. Что нужно сказать?.. Джесс усиленно думал, и к счастью, нужный ответ быстро пришёл в голову: — Я не обиделся. Я знаю, что ты злишься не на меня. Но всё равно принимаю твои извинения. Артур улыбнулся бледным отсветом своей обычной сияющей улыбки. — Спасибо, что вытащил меня, мне теперь лучше. Джесс хотел указать на то, что никому ещё не становилось лучше, если не мыться, не есть целый день и не выходить из дома, но потом решил, что это обидно и лучше промолчать. Вместо этого он рискнул сделать то, что как-то сделал Артур, пытаясь его поддержать: коснулся его руки и осторожно погладил костяшки, готовый в любой момент отдёрнуть пальцы при первых признаках недовольства. Но Артур не просто не был недоволен — он взял его ладонь обеими руками и сжал, и Джессу показалось, что от их сцепленных рук полилась волна тепла. Неужто он в кои-то веки всё сделал правильно, не напугал, не оттолкнул?.. Тут к их столику подошла официантка, и пришлось расцепиться. Расставляя тарелки, она улыбнулась и сказала: — Познакомишь с молодым человеком, Арти? У Артура покраснели уши, и он быстро сказал: — Он не молодой человек… в смысле, молодой человек, конечно, но не мой. Мой друг, но не… — он замолчал и покраснел ещё сильнее, а Джессу вдруг стало грустно, что Артур так яростно отрицает саму возможность того, что они пара. Он никогда не думал ни о чём подобном, но теперь представил, что мог бы взять его за руку и сказать всем вокруг: да, это — мой человек. Мысль была приятная, волнующая, и он немного повертел её, прежде чем с сожалением отбросить: этого никогда не будет, вон как Артур смутился от одной мысли. Оно и понятно, кто захочет встречаться с таким, как он? Он вспомнил тонкий палец с длинным ногтем, постукивающий его по виску: братья сказали, что у тебя винтиков не хватает, вот ты и молчишь всё время, а по мне — нет ничего хуже, чем если мужик болтает без конца… Его передёрнуло, он затолкал воспоминания подальше, крепче захлопнул дверь подвала и поднял взгляд на Артура, который представил его девушке, оказавшейся совладелицей ресторана. Она отошла, кажется, тоже огорчённая тем, что они не пара, и Артур, всё ещё красный, принялся накладывать карпа в кляре из общей тарелки в свою. Чем бы его отвлечь? Джесс взял палочки и потыкал ими в карпа, и Артур, забыв о неловкости, принялся показывать, как правильно есть палочками.***
Когда они вышли из ресторана, вечерние пробки уже рассосались, и на улицах стало гораздо тише. Изредка навстречу попадались люди — кто-то разговаривал по телефону, кто-то молча спешил домой. Джесс и Артур тоже зашагали по направлению к дому, но уже не в напряжённом молчании, как ещё недавно, а дружески болтая. — Я своим соврал, что болею, — говорил Артур. — Надо Мири написать, что завтра я на работу выйду. Не знаю, что на меня нашло… — Когда ты в последний раз в отпуске был? — В отпуске, скажешь тоже… — Артур задумался. — Кажется, ещё до того, как свой салон открыл. — Иногда, когда люди устают, им кажется, что алкоголь — это выход, — сказал Джесс, потому что мысль о наполовину пустой банке пива в квартире Артура мучила его, как камень в ботинке. — Я знаю, что на белых алкоголь не влияет так, как на нас. Но тебе тоже не надо. Это не поможет. Тебе нужно отдохнуть. И тогда станет лучше. Артур аж остановился и уставился на него: — Почему ты вдруг решил прочитать мне лекцию о вреде алкоголизма? — Прости, — Джесс опустил голову. — Я знаю, что это не моё дело. Но я видел ту банку пива… — О господи. Да не моё это пиво было, а Оскара! — Артур пихнул его в плечо, но тут же спохватился: — Ой, прости, прости, привычка! Я это по-дружески, ты не подумай. — Я понимаю, что ты не собираешься со мной драться, — сказал Джесс, и Артур внезапно засмеялся, хотя это была не шутка. Но он всё равно порадовался, что удалось Артура рассмешить. Они дошли до дома, вместе поднялись по лестнице. Пора было расходиться, но прощаться не хотелось, и они остановились у двери в квартиру Джесса и переглянулись. Не успел Джесс заподозрить, что Артур, как и он, ищет предлог, чтобы подольше побыть вместе, как тот просиял и выпалил: — Ты обещал показать мне кровать! И тут же почему-то покраснел. Радуясь, что предлог нашёлся, Джесс открыл дверь и провёл Артура в спальню. Тот долго молчал, обошёл кровать кругом, шелестя расстеленными на полу журналами. Потрогал свежеобструганную рейку. Потом поднял глаза: — Прости, но я обязан спросить: почему ты этим не занимаешься? Ты бы гораздо больше зарабатывал, чем на охране клуба! — Я и зарабатывал раньше. — Так почему?! Денег больше, по ночам работать бы не пришлось… Джесс молча смотрел на него; Артур смутился и отвёл взгляд: — Ладно, прости, я лезу не в своё дело. Джесс не успел поразмыслить над тем, что бы сказать ему, чтобы не обидеть, но Артур уже сменил тему: смешно наморщив нос, он сказал: — А знаешь, что? Тебе нельзя тут сегодня ночевать, тут же лаком воняет. Это вредно для здоровья. — Я в другой комнате буду спать. — Так пахнет-то во всей квартире! Нет, знаешь, давай ты сегодня у меня переночуешь? — Это не обязательно… — начал было Джесс, но тут ему в голову пришла мысль: да ведь Артуру одиноко, и он хочет поддержки, за этим и зовёт! Радуясь собственной сообразительности, он быстро сказал: — …необязательно, но я буду тебе благодарен. — Супер, — Артур бросил на него быстрый взгляд из-под ресниц и застенчиво улыбнулся, и Джессу показалось, что ему в грудь вложили тёплую грелку. Второй раз за день он очутился в квартире Артура, который тут же засуетился: — Может, налить тебе кофе? Или ещё чего-нибудь выпить? А может… Джессу очень захотелось поймать его и спеленать пледом, как смирительной рубашкой, чтобы хоть немного посидел спокойно и не думал о том, как бы позаботиться о других. Но, конечно, этого он не сделал, а только сказал: — Ничего не надо. Сядь. Артур послушно сел, и Джесс набросил ему на колени Утешительный Плед. — Вот. Больше ничего сегодня не делай. — Есть, сэр! — Артур сбросил обувь и забрался на угловую часть дивана, укутав ноги пледом, как белка — хвостом. Верхний свет они не включали, горел только круглый торшер на длинной подставке, поэтому казалось, что они вдвоём очутились в островке света. — Чем тебя обидел тот человек? — поинтересовался Джесс. Артур вздохнул и опустил голову, перебирая плед и собирая его в складки. Он молчал так долго, что Джесс решил: ответа не будет, не надо было спрашивать. Но тут Артур поднял голову и непривычным тихим голосом сказал: — Я расскажу. Только давай как на приёме у психотерапевта? Выключи свет, а я лягу и не буду на тебя смотреть, потому что всё это ужасно неловко. Джесс выключил свет, Артур повозился в темноте, устраиваясь поудобнее и вытягиваясь на диване, тяжело вздохнул и заговорил едва слышно: — Я был в него влюблён, а он оказался первым парнем, который ответил мне взаимностью. Мы встречались, но у нас были открытые отношения, и… — Что такое «открытые отношения»? — Ну, полигамные. — Я не знаю, что это такое. — Как бы тебе объяснить, — Артур снова тяжело вздохнул и заёрзал, Джесс слышал шорох одежды и тихий скрип пружин в диване. — Это когда люди в паре, но договариваются, что могут спать с другими. В общем, мы тоже так договорились, точнее, сначала мы не договаривались, и я думал, что у нас закрытые отношения, но потом я понял, что он не перестал встречаться с другими, и он объяснил, что если не договориться на закрытые отношения, то у вас открытые отношения. — То есть он тебе изменял. — Просто мы не так поняли друг друга, — пробормотал Артур несчастным голосом. — Это не считается изменой. — А ты спал с другими людьми, пока вы с Оскаром были парой? Артур долго не отвечал, а потом сдавленным голосом отозвался: — Нет. Нет, и я его очень ревновал, хотя мы обо всём договорились. В итоге я понял, что так дальше продолжаться не может, и сказал, что нам надо расстаться. Мы поссорились, он обвинил меня в эгоизме, сказал, что я собственник… но потом сказал, что любит меня и хочет, чтобы мне было хорошо, поэтому согласен на моногамию. — Сказал, что больше не будет изменять? — перевёл Джесс на понятный для себя язык, и Артур хмыкнул: — Если тебе так больше нравится, то да, сказал, что не будет изменять. И… сейчас будет самая неловкая часть. Ты уверен, что хочешь это слушать? — Да. — Ну ладно. В общем… мы договорились, что раз мы теперь моногамная пара, то не будем использовать презервативы. Вместе сходили к врачу, сдали анализы, всё было хорошо. Но через полгода он меня заразил. Голос Артура звучал так, будто стыд его душит, и Джесс не понимал, почему: ведь Артур был абсолютно ни в чём не виноват, кроме доверчивости — а за это не должно быть стыдно. Хотелось как-то утешить его, но он не представлял, как. Разве что… Сам Артур как-то предложил обнять его, когда Джесс заговорил о смерти отца. Может, сработает и для него самого? — Можно я тебя обниму? В ответном молчании ему почудилось удивление, и он в который раз подумал, что сделал что-то не так, напугал, оттолкнул от себя. Но потом Артур слабым голосом отозвался: — Да. Я буду тебе очень благодарен. Джесс вздохнул с облегчением: всё-таки он выбрал правильный вариант. Артур подвинулся, и он осторожно вытянулся рядом, страшась сделать неловкое движение, нечаянно ударить или толкнуть. Он ещё никогда не лежал с кем-то в обнимку, и оказалось, что не так-то это просто: куда например девать ту руку, которая оказалась снизу? После некоторой возни, которая сопровождалась вопросами вроде «можно?..» и возгласами типа «ой, прости», они наконец устроились. Левую руку Джесс сунул под голову, а правой обнял Артура, который прижался щекой к сгибу его локтя. Джесс чувствовал его тепло и запах, дыхание на своей шее; подбородок покалывали его отросшие волосы. — Ты такой хороший… — пробормотал Артур, и Джесс почувствовал влагу на своём локте. Тыльной стороной ладони он коснулся щеки Артура и вытер с неё слёзы, только потом сообразив, что не попросил разрешения. Но Артур не возражал. — Оскар сказал, что это я виноват, что я всё время пропадаю на работе, — продолжил он рассказывать. — А ему не хватает внимания… и я даже подумал, что он прав! Но потом началось самое противное. Оказалось, что этот козёл перетрахал половину наших знакомых. Я шёл к врачу — и в очереди встречал приятелей, которые тоже заразились от моего парня. А как-то раз мы сидели с Паулем, и он стал рассказывать, какие венерические заболевания были у его знакомых, как они их подхватили и как успешно вылечили — поддержать меня хотел. Оказалось, что кто-то из его любовников спал с Оскаром, и он тоже в курсе, что я болен. Это было так унизительно! Я не собирался никому рассказывать, но знали буквально все. Нет, относились с пониманием, мол, с кем не бывает, хорошо, что не ВИЧ. Такой, знаешь, ЗППП-позитив, — Артур то ли всхлипнул, то ли хихикнул. — И всё равно это было ужасно. Я был так зол на Оскара! Мы поссорились, но потом он попросил прощения, и мы ещё какое-то время дружили, а потом он одолжил у меня денег… Слушая дальнейший рассказ, Джесс не понимал, как кто-то мог вести себя вот так с Артуром. Этому Оскару так невероятно повезло заслужить его любовь, а что он с ней сделал? Некоторые люди настолько глупы, что не в силах даже понять, какое сокровище им досталось; они небрежно вертят его в руках, как глупые дети, а потом швыряют в грязь. Никто такого не заслуживает, а меньше всего — добрый, доверчивый, всегда готовый помочь Артур. — Он должен был тебя ценить, — вырвалось у него. — Ну, я тоже не подарок, — пробормотал Артур. — Я ревнивый, да и вообще… По сути-то Оскар прав. Я некрасивый, не особенно умный, неинтересный… — Это он тебе сказал? — Это я сам знаю. — Значит, ты знаешь ложь, — твёрдо сказал Джесс. — Не повторяй её, иначе она обретёт силу и научится притворяться правдой. Артур затих в его объятиях, и Джесс чуть сильнее прижал его к себе, провёл ладонью по его спине под майкой, сжал угловатое плечо. Такие тонкие кости, такой хрупкий — ну точно птица, сожмёшь чуть сильнее — поломаешь. — Знаешь, кем я себя чувствовал всю жизнь? Огромной страшной глубоководной рыбой. Я сижу под толщей воды в темноте и в тишине. Иногда вижу других, но я от них отделён. Я их пугаю, а они мне непонятны. Я не знаю, как сделать так, чтобы быть с ними. И я всегда один. — Ох, Джесс, — пробормотал Артур и положил руку ему на пояс, и Джессу показалось, что в месте прикосновения кожа засияла золотом. — А потом в глубине загорелся огонёк. Появился человек, который меня пытается понять. Не считает ненормальным или тупым. Обращается со мной так, как будто я обычная рыба, а не морское чудовище. И если кто-то скажет, что этот человек некрасивый, неумный и неинтересный, то я буду знать, что слышу ложь и клевету. Джесс перевёл дыхание: он никогда ещё так много не говорил. Не зря ли? Артур опять плакал, его худые плечи вздрагивали. Это Джесс его довёл до слёз своими словами. Зачем вообще рот открывал? Надо было молчать — давно ведь понял, что так куда меньше риска сделать что-то не то… — Джесс… — судя по голосу, Артур плакал и смеялся одновременно, — ты очень хорошая рыба. Самая лучшая. А потом Артур его поцеловал — мимолётное касание, словно бабочка крылом мазнула, но Джессу показалось, что губы его наполнились тёплым золотым мёдом. Артур тут же испуганно отпрянул и пробормотал: — Ох, прости, прости… Больше этого не повторится! Говорить и даже думать было сложно, Джесс словно тонул в золотом мареве. Артур его поцеловал, но больше целовать не будет?.. — Почему? — спросил он. Шестерёнки в мозгу вращались медленно, будто увязли в меду. — Ты не любишь целоваться? — Я… я очень люблю целоваться, — растерянно выдохнул Артур. — Значит, ты не хочешь целовать именно меня? Артур молчал; Джесс не видел его лица — только бледные очертания — но чувствовал устремлённый на него внимательный взгляд. В следующий момент Артур снова придвинулся и прильнул к его губам, и Джесс закрыл глаза, с головой погрузившись в медовое марево. Если бы на него сейчас посмотрела тепловым зрением змея, то увидела бы, что он весь светится изнутри, потому что по венам вместо крови у него потекло жидкое золото. Раз за разом он приникал к губам Артура, как пчела — к чашечке цветка, и казалось, мог бы провести вечность, упиваясь этими поцелуями, его запахом, его прикосновениями. Он сам трогал его в ответ, чувствуя, что наконец-то можно — провести ладонью по шее, погладить по колючим коротким волоскам на голове, накрыть ладонью острые лопатки, сминая ткань футболки. Можно ли от неё избавиться? — Можно?.. — выдохнул он и кончиками пальцев коснулся голой кожи под тканью, изнывая от желания коснуться всей рукой, гладить, держать в объятиях, прижимать к себе. Артур в ответ издал странный звук, то ли всхлип, то ли стон, и зашептал: — Боже, да. Да. Можно всё, что хочешь. Джесс, хороший мой, останови меня, а? Я сам не могу, я так тебя хочу… Почему он должен его останавливать, если они хотят одного и того же? Джесс не понимал и прямо сейчас не хотел понимать. Он потянул его футболку вверх, и Артур выпутался из неё, отбросил в сторону. Снова прижался к Джессу, поцеловал и выдохнул прямо в губы: — Теперь ты, а то нечестно. «Хочет, чтобы я разделся, чтобы всё было справедливо», — понял Джесс, но прежде чем выполнить просьбу, всё-таки коснулся его голой спины. Кожа стала сверхчувствительной, как будто все нервы перешли в подушечки пальцев и в открытую ладонь; от места прикосновения, пульсируя, разбегались искры и разливался жар. Нежная кожа под пальцами — совсем не такая, как у него самого; изгиб поясницы, мягкий пушок. Одной руки так чертовски мало, но чтобы поменять позу, придётся прервать поцелуй, прервать прикосновение, прервать контакт. — Разденься… ну разденься же, — прошептал Артур, и Джессу всё же пришлось его отпустить. Он чуть не свалился с дивана, когда подался назад, чтобы снять футболку — совсем забыл, что лежит на самом краю. Артур притянул его обратно к себе, обхватил за шею, закинул ногу ему на бедро, быстро поцеловал в уголок рта, в губы, потом прижался губами к шее, целуя и неразборчиво шепча: — Боже-боже, какой же ты… гладкий, как шёлковый… что тебе нравится? Скажи, я всё сделаю… — Ты… ты мне нравишься, — выдохнул Джесс, обнимая его теперь уже обеими руками. Прижать к себе, вплавить в себя, слиться с ним и не отпускать. Он задыхался в меду; сияние стало почти красным, как червонное золото, и сгущалось от каждого прикосновения Артура. Всё вязло и тонуло в пчелином гудении; вжиканье молнии и шорох одежды, тонкие, почти жалобные стоны Артура и его собственное рваное тяжёлое дыхание. Губы под его губами, оторваться от которых нельзя, как нельзя перестать дышать. Суматошный стук сердца. Из красного золото превращается в раскалённо-белое, кипит и плещет, а потом понемногу рассеивается, отступает, оставляя его обессиленным и слабым, как в первый день после рождения. — …эй. Эй. Ты живой? Не пугай меня… Он поднял тяжёлую неповоротливую руку и обхватил Артура, прижал к себе, и тот затих, как пойманная в ладони птица. Джесс ощутил прикосновение его губ к груди. Свободной рукой он нашарил плед и натянул на них обоих, прежде чем снова закрыть глаза и окончательно уплыть от реальности.