***
Мистер Вуд ворвался в свой кабинет, закрылся и только тогда смог дать волю эмоциям. Он прошёл к бару, налил себе самого крепкого алкоголя, и друг за дружкой опустошил два стакана. Но легче не стало. Он не смог её уберечь, не смог защитить от этой проклятой семейки, в неприятности с которыми и сам вляпался по уши. Его девочка, его маленькая девочка, которая в столь юном возрасте познала горечь предательства и разочарования в целом мире, ко всему прочему теперь его ненавидела. И он сам осознанно пошёл на это. Если бы не Чон-старший и его угрозы, стал бы он так поступать с единственной дочкой. Он бы убил Чонгука, он мог бы это сделать, даже не волнуясь о том, как быстро Чон старший придёт по его душу. Ему было бы уже плевать, зная, что этот ублюдок больше не будет ходить по земле. Но он боялся, что также пострадает его жена Линда и Кэтрин, лишь это заставляло его спустить тормоза. Для папаши Чонгука человеческая жизнь не стоила и гроша. Ублюдок. Когда Чон-старший пришёл к нему в офис, бесцеремонно ворвался в его обитель, даже не удосужившись его предупредить, мистер Вуд уже знал причину его визита. Он надеялся, что этот момент наступит ещё не скоро или вовсе не наступит, но Чон-старший был не из тех, кто так просто прощает долги. Вуд почувствовал отвращение к самому себе за то, на что обрёк родную дочь. Она не простит его. Ни за что не простит… Трясущимися от нервов руками он налил ещё стакан, но на этот раз его организм не был так уж рад принять горячительную жидкость, и мистера Вуда вырвало прямо в ближайшее мусорное ведро. Нервы сдали, и мужчина уже подумывал, не пустить ли пулю себе в голову, так было бы легче и проще. Но кто тогда позаботится о Кэтрин? О Линде? После такого она наверняка станет пить беспробудно, и что тогда будет с их семейным делом, кто возьмёт на себя все обязанности? Если он сдастся прямо сейчас, люди, которые ему дороги, останутся без крыши над головой, потому что Чон наверняка найдёт способ содрать всё до копейки. Нет, пока он жив, он сделает всё, чтобы защитить семью. Но что делать с этим проклятым ужином? Судьба его дочери уже предрешена, и осознание это словно ударило мужчину под дых. Он сам виноват, что допустил это, а осознание этого лишь подпитывало ненависть к самому себе. И при условном договоре с Чоном, он дал обещание, что не воспротивится, когда придёт время возвращать долги. Он был таким глупым и слабым, когда просил у Чона деньги, на тот момент не имея возможности их вернуть, и то идиотское обещание теперь сулило для Кэтрин стать худшим кошмаром в жизни.Шёпот сплетен слышит каждый. Крик души - почти никто.
13 ноября 2020 г. в 20:15
Дома я намеренно избегала упоминания о Чонгуке. После всего, что произошло, мама приходила в бешенство от одного только упоминания его имени. Но отец сохранял нейтралитет, в основном из-за близких рабочих отношений с Чоном-старшим. Можно даже сказать, что мой папа был зависим от него, потому что весь бизнес держался на их тесном сотрудничестве, и мог потерпеть крах в случае его прекращения. Отец всегда старался избежать участия в разговорах, если тема касалась одного из них. Мама же в свою очередь никогда не стеснялась в выражениях к этой гнусавой парочке.
В тот же день одна из подруг матери поведала ей, что Чонгук вернулся и собирается остаться. Что даже для меня стало неожиданностью. Тайна, которую мне хотелось сохранить как можно дольше, обрушилась на неустойчивые плечи мамы. За ужином она так и не притронулась к еде, из раза в раз поливая Чонгука грязью, и его папашу заодно. Её трясло от нервов, успокоиться она могла лишь вдоволь напившись.
— Этот… Этот Чонгук… Мразь редкостная, — повторяла она, краснея от злости и от доли выпитого алкоголя, — знала бы я раньше, что этот ублюдок будет вытворять, никогда бы не позволила нашей девочке играть с ним. А что удивляться. Его папаша таких дел натворил, на три жизни хватит… Неудивительно, что из Чонгука ничего путного так и не получилось. От такого сброда не стоило ожидать ничего хорошего… Особенно его мать, та ещё с…
Папа молча слушал всё, что говорит мама, но, судя по его лицу, ему было что сказать. Но разве маму можно было перекричать, когда она болтала и болтала, пытаясь вытрясти из себя весь негатив, направив его на подвернувшуюся цель. Мне стало обидно за маму Чонгука, по той причине, что она всегда была добра со мной и уж точно не заслуживала тех ужасных слов, что звучали в её адрес. Даже после того, что сотворил её сын.
— Прекращай этот сумасброд, Линда, — не выдержал отец, ударив ладошкой по столу. Мы с мамой вздрогнули и удивлённо на него посмотрели, — Алисия тут ни при чём… Гребёшь всех под одну гребёнку без разбора… Порешь какую-то чушь весь вечер, — папа почти кричал, вероятно, устав от речей моей матери.
Срыв отца не улучшил ситуацию, только подпитал мамин негатив. Она демонстративно хмыкнула и сложила руки на груди. Правый глаз папы задёргался.
— Только потому, что ты только и делаешь, что лижешь этому козлу задницу, я не обязана с тобой соглашаться. И я не собираюсь оправдываться, называя Алисию сукой редкостной, потому что она и есть сука редкостная. В этой семейке все друг друга стоят… — мама допила неизвестно какой по счёту бокал красного.
Мама не была пьющей. Просто в моменты, когда она чувствует, что на грани, с помощью алкоголя она пытается восстановить баланс внутри себя. Но это лишь её суждения, которые на самом деле не соответствовали желаниям. В реальности спиртное только усугубляло ситуацию во множество раз и не давало никакого успокоения, на которое она рассчитывала.
Я ненавидела видеть её такой. Из доброй, заботливой женщины она превращалась в ворчливую, грозную старуху, что явно не было лучшим примером для меня. Но в её защиту скажу, что такие срывы случались крайне редко, но было бы лучше, если бы их не было совсем.
Она сидела с красными щеками и поплывшими глазами, всё ещё как никак контролируя свою речь. А выпитый на голодный желудок алкоголь быстро справлялся с её опьянением.
— Мама, прошу тебя, хватит, — взмолилась я, отставляя свой ужин в сторону. После всего мне есть больше не хотелось, — тётя Алисия очень хорошая, не знаю, с чего ты решила, что она с… Что она плохая. Она всегда была добра ко мне и к Чонгуку… — я закусила губу, внимательно наблюдая за реакцией матери. Упоминание его имени действовало на неё как красный цвет на быка. Но она промолчала, лишь грозно зыркнула на меня, — те перемены, что произошли с Чонгуком, вина его самого, мама его ни при чём…
— Ну конечно, — процедила мама, глядя куда-то в сторону, — ты всегда любила её больше. Алисия то, Алисия это… Только о ней и болтала всё время, как о какой-нибудь святой.
Я закатила глаза, но отвечать ничего не стала. Не верится, что она могла ревновать к матери Чонгука. У нас всегда были тёплые отношения, но она ведь не моя мама.
— Кэтрин права, Линда. Думаю, ты и сама это знаешь, хватит нести эту чушь, — отец потянулся за бутылкой, вино из которой пила мама. — А с этим тебе лучше притормозить. Мы ведь не хотим, чтобы ты напилась… — отец не был в восторге от того, что мама пьёт, а особенно, что делает она это в моём присутствии. Но в любом случае задуматься об этом ему стоило намного раньше.
А мама была не в восторге, что её лишают единственного успокоительного, которое не имело ничего общего с реальным препаратом.
— Верни, я ещё не допила, — потребовала мама, зло глядя на отца. Тот в свою очередь, не ведясь на провокации, поставил бутылку на комод позади себя среди множества семейных фотографий. Она встала и попыталась забрать свою выпивку, но отец не позволил.
Мама была в ярости, но, к моему большому удивлению, скандала не последовало. Какое-то время они сверлили друг друга взглядом. Она ждала, что отец отступит, а он ждал, когда сдастся мама. От этой картины мне было не по себе, и моё желание уйти к себе возросло до небес, но я сидела смирно. Наверное, потому что боялась, что мама сорвётся и учинит что-то посерьёзнее, чем разбитая о стенку бутылка, как в прошлый раз. Мне хотелось лишь убедиться, что всё будет в полном порядке.
— Думаю, будет лучше, если ты поднимешься в комнату и ляжешь спать, — твёрдо, но спокойно произнёс отец, словно объясняя ребёнку, что взбесило маму ещё больше. – Ты уже достаточно выпила. Да и вообще, пить тебе не стоило…
Папа стоял на своём, мама нервничала.
— А может, мне ещё и есть по расписанию? Ванну принимать по расписанию? М? — мама гневалась, но отец оставался непоколебимым.
— Иди наверх, Линда…
Ещё несколько секунд она стояла с невозмутимым видом, но приняв, что отец не шутит, зашагала прочь.
— Иди ты к чёрту, — процедила она, выливая теперь весь негатив на отца. Но будучи привыкшим к таким сценам, слова матери теперь его не трогали, — идите оба…
Мама зашагала к выходу, махнув в мою сторону ладонью напоследок, словно указывая направление, в котором нам двигаться. Её походка уже не казалась такой ровной, а ноги слегка заплетались, но она всё ещё могла идти сама. К счастью, в этот раз мы обошлись без порчи вещей.
Какое-то время мы с отцом сидели в неловкой тишине, слушая, как ругается мама по дороге в спальню. Когда её голос затих, я заёрзала на месте, не зная, какой момент выбрать, чтобы уйти.
— Наверное, мне тоже лучше пойти к себе… — тихо начала я, наблюдая за его реакцией. Сегодня он сам не свой, так что реакция может быть какой угодно, — мне нужно закончить проект, так что я лучше пойду…
Пару секунд я ждала ответа, наблюдая, как он без аппетита перекатывает овощи по своей тарелке. Но он молчал, и я подумала, что он задумался и совсем не озабочен моим присутствием. Я хотела встать и молча удалиться, как он заговорил.
— Я решил не говорить при ней, — отстранённо, словно бубня себе под нос, начал он, — но Чоны пригласили нас на ужин… Примирительный ужин.
Я откинулась на спинку стула. Какое-то время я молчала, как парализованная, глядя на своего отца, ожидая, что он скажет, что это глупый розыгрыш и он неудачно пошутил. Но ни через минуту, ни через три этого не произошло. Я понимала, почему он не сказал этого маме, но не понимала, почему он так просто говорит об этом мне. Ну уж точно не для того, чтобы сделать счастливее.
— И ты пойдёшь? — ярость медленно подступала ко мне по мере осознания. - После всего? Ты пойдёшь к ним после того, как Чонгук… — ком в груди был такого размера, что просто сглотнуть его не получалось.
— Нет, дорогая, мы все вместе пойдём… — его слова звучали жёстко, словно всё было решено без нас.
— Нет, папа, мы никуда не пойдём… — сказала я медленно и вполне уверенно, — я появлюсь в стенах их паршивого дома только в том случае, если этот ублюдок сдохнет, и я приду, чтобы сказать его отцу о том, как я счастлива, что это произошло… — я и сама не заметила, как перешла на крик.
Что я чувствовала тогда? Боль... Предательство... Непонимание, почему отец так жестоко со мной поступает... Единственное, в чём он был прав, так это в том, что не сознался маме, потому что она порвала бы его на британский флаг.
— Прошло уже два года, дорогая. Пора бы уже забыть… — он даже улыбнулся с такой непринуждённостью, что я испытала к нему какую-то долю ненависти.
Я вскочила со своего места так, что стул опрокинулся назад, издав громкий глухой грохот. Бессознательно мои кулаки сжались, ногти до боли врезались в ладонь. Эмоции и всепоглощающий гнев разрывали меня на части, пока отец невозмутимо наблюдал за мной, словно я актриса из второсортного театра. Глаза заполонила пелена слёз, а тело, устав сопротивляться со стрессом, отдалось истерическим смехом, таким надрывистым и безостановочным. Я плакала, пока смеялась, и смеялась, пока плакала, забывая дышать из-за боли внутри себя.
— Это так забавно, пап, — я начала задыхаться от смеха, но не могла ничего с собой поделать, — забавно, что тебе так легко об этом говорить. Учитывая, что по интернету всё ещё гуляет то секс-видео, что сделал Чонгук, — мой смех казался всё безумнее, но даже тогда отец не счёл нужным как-то отреагировать. — Да, пап, секс-видео… Будем называть вещи своими именами, — слёзы текли по щекам, такие горячие и обжигающие, и казалось, что с выплеском эмоций должно было бы стать лучше, но эта боль отравляла меня и поглощала с головой. — Ты приложил столько усилий, чтобы стереть его со всевозможных сайтов, куда Чонгук его загрузил. Но забыл тот факт, что всё, что попадает в интернет, там и остаётся. Навсегда. И эта грязь, в которую втоптал меня этот ублюдок, будет преследовать меня, куда бы я ни пошла. В моём новом университете никто ещё не знает, но, думаю, мы оба понимаем, что это вопрос лишь времени, и в один момент кто-то из моих сокурсников или даже преподавателей зайдёт и увидит меня во всей красе, пап… А меня и так не особо любят, так что это как дать кусок мяса на растерзание волкам. И там не просто ёрзание под одеялом… — лицо отца скривилось от неприязни и отвращения, но этого я и добивалась. — Каково тебе знать, что секс твоей дочери записан и… — я взглянула на отца. К концу своей информативной речи я больше не смеялась, просто плакала и смотрела на отца с ненавистью, в надежде, что он прочувствует эту боль.
— Замолчи, — папа снова ударил ладошкой по столу, ещё и с такой силой, что тот пошатнулся, вся посуда в ту же секунду дрогнула, негромко звякнув.
— Как думаешь, смогу ли я когда-нибудь забыть об этом? Меня уничтожил и смешал с грязью человек, которого я любила больше всего в жизни… Ты хотя бы можешь себе представить, каково мне? — я снова кричала в полном осознании того, что отец впервые абсолютно равнодушен к моим словам.
Папа с минуту молчал и вёл себя тихо. Лишь в какой-то момент он уткнулся лицом в ладони и томно вздохнул, проводя руками по волосам, приглаживая тёмную копну волос назад.
— Чонгук раскаивается, Кэтрин, — не верится, что он мог сказать такое мне прямо в глаза, — думаю, он хочет извиниться…
— Ты издеваешься надо мной? — вспылила я, не веря своим ушам. — Значит, теперь ты на их стороне?
Папа выставил ладони вперёд, словно я переступила какую-то черту.
— Я ни на чьей стороне, родная, — этот монотонный тон начал меня бесить, — мне просто кажется, что нужно дать возможность всё объяснить. Знаю, два года прошло, но сейчас самое время всё выяснить и отпустить эту ситуацию…
— Ты вообще меня слушаешь? Чонгук растоптал всю мою репутацию, надо мной смеялись, меня унижали и даже избили… Мне пришлось перевестись. И это, не считая всего стыда и позора, что я захлебнула. А ты мне тут говоришь, что я должна отпустить эту ситуацию? Иди ты к чёрту, папочка… — на ватных ногах, полыхая в гневе и задыхаясь от слёз, обиды и ненависти, я выбежала из столовой, преодолела лестницу, коридор и ворвалась в спальню, громко захлопнув за собой дверь.
Я опустилась на пол, из горла вырвался крик обиды и жалости к самой себе. Изнемогая от гнева и ярости, которые стоном отчаяния прорывались наружу, я барабанила по полу кулаками, пока те не взвыли от боли, но даже тогда я не остановилась. Физическая боль не могла сравниться с той, что Чонгук причинил мне. Он уничтожил меня, использовал, разодрал на части и выкинул, как ненужный мусор. Все эти два года я подавляла в себе любые эмоции, связанные с ним, и со временем это получалось всё лучше, но теперь, обессиленно лёжа на полу, я понимала, что мне предстоит собирать саму себя с самого начала, перечеркнув все эти два года.
А отец, чем он теперь лучше Чонгука, если своим поведением он фактически простил его за гнусные деяния. Он не понимал и не чувствовал всего того, что пережила я. Он был всего лишь свидетелем и мог рассуждать только с этой позиции, не зная, каково это — быть жертвой.