За тишиной твоих мыслей

      Какое-то время мы просидели в тишине. Я смотрела то на отца, то на мать с ярым пылом неприязни и разочарования к ним. После всего случившегося они привезли меня сюда. Мало мне того, что воспоминания никак не уложатся и не спрячутся в дальний угол моего сознания, так ко всему прочему они решили воссоздать их новой волной, которая захлестнёт меня и на этот раз погубит окончательно. Мне не верилось, что родители могут так поступить. Можно было ожидать от отца, но мама... Как она пошла на всё это, если ещё вчера она желала мести и восстановления справедливости. За всю дорогу она даже не пискнула...       — Милая... — ласково пролепетал отец, хорошо понимая, что любое его слово может меня спровоцировать, — мы понимаем, как это выглядит...       — Как предательство, — твёрдо сказала я, сжав челюсть и сложив руки на груди. Им хорошо придётся постараться, чтобы вытащить меня отсюда, — да что с вами не так?       Мама стыдливо смотрела куда-то в сторону. Лица её мне не было видно, но по содрогающемуся телу могла предположить, что она всхлипывает. Папа глубоко вздохнул, понуро опустив голову вперёд. Мы так и сидели в полумраке холодного осеннего вечера.       — Я сделал кое-что очень плохое... Очень. Очень плохое, — почти шёпотом произнёс отец своё откровение, в каждом слове чувствовалось напряжение.       Я напряглась, потому что не была готова к этому разговору. Неужели они прямо сейчас скажут о разводе. Я видела, как дрожат плечи мамы и то, как она пытается скрыть, что плачет. От волнения у меня пересохло в горле и засосало под ложечкой. Не думаю, что я готова услышать это прямо сейчас, да и время не самое подходящее...       — Мам... пап... — осторожно начала я, аккуратно подбираясь к сути дела. Мои ладошки вспотели, и я быстро обтёрла их о тёплое пальто, — скажите честно, вы решили развестись? Это из-за того, что ты сделал, пап?       У меня в голове крутилось много возможных тому причин, но наиболее вероятной оставалась измена отца. Сама суть, что родители собираются наконец рассказать обо всём, затмила даже тот факт, что против моей воли меня привезли в место, где мне хотелось бы быть меньше всего. Серьёзно, по сравнению с этим, даже тётя Пэм смотрелась выигрышнее.       — Нет, родная, мы не разводимся... — медленно проговорила мама дрожащим голосом.       Папа попытался взять маму за руку, но та быстро одёрнула её.       — Нет, не в этом дело... — подхватил отец, обернувшись на меня и глядя с серьёзной долей горечи и сожаления. Мне было не по себе от всего этого.       Но что может быть хуже развода? Меня обсыпало нервными мурашками, от которых я ещё долго не могла избавиться.       — У нас большие проблемы, — сознался отец. В полумраке разглядеть его лицо казалось непосильной задачей, но воображение и знание отца подсказывали, что он хмурится и крайне взволнован, — настолько большие, что скорей всего мы останемся без всего...       — Как это без всего? — недоверчиво усмехнулась я, наблюдая за тёмными фигурами на переднем сидении. — У тебя же хорошо идут дела, ты мне сам говорил...       Моё сердце барабанило в груди с такой силой, что отдавало вибрацией во все остальные органы. Разговор не ладился. Хотя бы по той причине, что мои родители не могли сказать напрямую о своих проблемах и причинах нашего нахождения здесь.       — Когда ты ещё не родилась, у меня были большие финансовые проблемы. Я просто не справлялся и не укладывался с тем бюджетом, что должны были пойти на месячную растрату и поставки... — отец вздохнул, сделал недолгую паузу, провёл ладошками по лицу и лишь потом продолжил свой интересный ни черта не понятный рассказ, — к тому времени мы хорошо дружили с отцом Чонгука. Он был отличным парнем, и дела у него были лучше моих, так что я подумал, что это не будет так уж плохо — попросить у него помощи...       Я внимательно слушала рассказ и мысленно повторяла себе, что история вряд ли закончится хорошо.       — Он очень помог нам, и мы смогли встать на ноги. Но я всё ещё должен был большую сумму, но Чон наотрез отказался забирать долг деньгами. Он сказал, что однажды придёт ко мне и скажет, как же всё-таки я могу ему отплатить... Я был согласен на всё и особо не волновался, ведь к тому времени мы могли позволить себе всё, чего бы мы ни пожелали... — папа глубоко вздохнул, переводя дух, потому что к тому времени разгорячился не на шутку, — но кое-чего я не учёл... — он был зол, из-за чего сильно ударил о руль ладошкой. Мама вздрогнула и громко расплакалась.       Внутри меня всё бурлило и разрывалось от чувства, что всё плохо. Отец почти никогда не был таким, лишь за несколькими исключениями. И те по работе.       — Поэтому мы здесь? — осторожно спросила я, с опаской, что грязная и неприятная правда вот-вот вскроется. — Вернуть отцу Чонгука его долг?       Я слышала, как тяжело дышит папа. Ничего толком я так и не узнала, но меня уже всю трясло в предвкушении чего-то опасного. Вряд ли отец Чонгука стал бы просить что-то несерьёзное или ему ненужное. Этот ублюдок потребует что-то действительно ценное... Он заберёт всё, оботрёт ноги и вернёт обратно. Но я знала, что бы он ни пожелал, мой отец сделает всё, лишь бы отвязаться от этого человека. Что бы он ни попросил, папа даст ему это, и мы больше никогда не вспомним ни Чона-старшего, ни его поганого сыночка.       — Да, можно и так сказать... Но прежде, чем...       Папа не успел ничего сказать, как в окно с его стороны постучали. Мы все одновременно вздрогнули и на мгновение погрузились в тишину, пока пытались разглядеть, кто бы это мог быть. С заднего сидения я ничего не видела кроме тёмной, как тень, фигуры, стоявшей рядом с машиной. Но отец опустил окно, и всё сразу стало понятно, что за неожиданный гость нас потревожил.       — А вы чего тут сидите? — рыжая кудрявая копна волос просунулась в крошечное окно. Голос Патрика звучал чем-то средним между скрипом стекла и звуком сдувающегося шарика, — все уже внутри и ждут только вас...       А он что тут делает? Не во всём родители соврали. Вероятно, встреча с тётей Пэм всё же была неминуема. Новость эту я восприняла не менее ужасно.       — Привет, Патрик, — мы поочерёдно без особой радости помахали ему рукой, — мы как раз собирались... — уверил папа.       Но папа даже договорить не успел, как Патрик продолжил свою никому не нужную болтовню. Рыжая копна мельтешила прямо перед отцом, что его его изрядно раздражало.       — Миссис Чон приготовила ужин. Маменька велела поторопить вас, потому что уже голодна...       — А как же иначе... — пробубнила я себе под нос, — эта женщина никогда не бывает сытой...       Поэтому она так усердно пьёт кровь всех нас.       — Мы поняли тебя, Патрик. Мы придём через минуту... — вероятно, отец ждал, когда Патрик уйдёт и мы сможем договорить, но, кажется, он даже не собирался этого делать. Его любопытная физиономия всё ещё мельтешила в этом крошечном окне.       Я уставилась на папу с вызовом. Ну, пусть попробуют заставить меня отсюда выйти.       — Как дела, Кэтти-Прэтти... — слова Патрика прозвучали так же противно, как трущийся пенопласт.       Я терпеть не могла, когда его мать или он сам называли меня этим дурацким детским прозвищем, которое уже лет десять как утратило свою актуальность. Но почему-то они решили, что могут меня так звать вопреки моей воле. Почти наверняка тётя Пэм делала это специально, ещё и сыночка надоумила.       — Не называй меня так, — отрезала я, уставившись на него, слегка прищурившись, будучи полностью уверенной, что ему меня не видно.       — Патрик, пожалуйста, иди внутрь и скажи всем, что мы уже идём... — вежливо попросил отец, понимая по моей интонации, что сейчас меня лучше не злить.       Мой кузен больше ничего не ответил. Лишь медленно обвёл нас взглядом, вытянул свою пухлую голову из салона и поплёлся к воротам, пока мы медленно наблюдали за его действиями. Могу сказать, что наше странное поведение не обошло стороной даже такого несообразительного человека, как Патрик.       — Этот засранец сейчас пойдёт растреплет всем, что мы тут заговор готовим... — сказала мама, шмыгнув носом, — как будто у твоей сестры и без того мало причин перемыть нам кости...       — Кэтрин, — проигнорировал мамины слова отец, обернувшись на меня. Я сидела, сложив руки на груди и глядя в окно, всячески избегая зрительного контакта, — знаю, сейчас ты злишься. Возможно, даже ненавидишь меня, я это понимаю. И не в моём праве просить тебя об одолжении, но...       — Для чего я здесь? — развела я руками, требуя ответ. — Что за история с этими долгами, о которых мне ничего не известно... Чон ведь и без меня может объявить, что ему нужно? Так для чего было везти меня сюда? М? — я глубоко вздохнула, в основном, чтобы поумерить свой пыл. — Не верится, что вы делаете это со мной...       — У тебя есть все основания злиться на меня, — повторил он, — и, вероятно, после этого вечера ты не захочешь говорить со мной ещё очень и очень долго, но послушай... Я прошу всего об одном ужине. Сделай это для меня...       Я громко и нервно хихикнула, отводя взгляд. Отец всё ещё не ответил на мой вопрос.       — Как он заставил тебя пойти на это, мама? Ещё вчера ты такие дифирамбы пела, как ненавидишь этих... Этих людей. А теперь сидишь, слово сказать не можешь...       Но мама молчала и молчала. Лишь пару раз громко всхлипнула, отчего равновесие в моём подсознании почему-то нарушилось. Почему она плачет? Вряд ли она так сильно переживает из-за моего эмоционального состояния в эту секунду. Так в чём же было дело?       — Ты думаешь, что я войду как ни в чём не бывало, буду сидеть за столом с его папашей, тётушкой Пэм и её нерадивым сыночком после всей грязи, которой я наслушалась от них? Это уже не говоря о Чонгуке, который всё это время будет сидеть где-нибудь рядом и ждать удобного момента, чтобы ткнуть меня в это носом... Я могу быть наивной, но я не такая дура, чтобы соглашаться на это...       В этот момент меня неожиданно осенило. Что-то вроде наваждения или презрения. А может это всё-таки нужно мне? Сколько можно бояться? Показать всем, особенно Чонгуку, что я больше не позволяю прошлому управлять мной. Я знала, что по большей части это не так и я всё ещё подавляю в себе эти переживания... Но, может, этот вечер поможет мне поставить точку в этом деле? Освободить ту независимую часть себя, которая сможет хотя бы частично отвоевать мою честь и право на обычную жизнь. Я устала думать о случившемся, переживать из-за того, что скажут люди, потому что на самом деле это может случиться с каждым. К сожалению, я не одна такая, чью жизнь подпортило одно дурацкое видео. Но в отличие от многих жертв подобных ситуаций, я могу высказаться и пустить на волю все эти два года страданий, наконец освободив себя от них.       — Знаю, тебе тяжело...       Я глубоко вздохнула, параллельно думая, не совершаю ли я ошибку. Скорей всего да, но может, риски стоят того...       — Ладно, идём, сделаем это... — в одну секунду я почувствовала прилив уверенности и жажды справедливости. Отец хотел, чтобы я была там, так пусть потом не жалуется на то, что я сделала или сказала. Нет, в мои планы не входило бить Чонгуку лицо или устраивать скандал, но я решила для себя, что этим вечером не дам себя в обиду.       Отец сидел в недоумении, стараясь понять, не шутка ли это. Он замер, переглянулся с мамой и хотел что-либо добавить, но я уже вышла на улицу. Меня обдало осенним ледяным ветром, в один момент я буквально продрогла до костей.       — Милая, я знаю, это непросто... — слова с паром рассеялись в воздухе.       Первым не спеша вышел отец. Мне казалось, что он чувствовал вину за происходящее, но в моих глазах это его не реабилитировало. Сам факт, что я здесь, вызывал ярость в каждой клеточке моего тела.