За тишиной твоих мыслей

      — Я отлучусь с вашего позволения, — я старалась не смотреть на Чона, чтобы не провоцировать рвотные позывы, — хочу привести себя в порядок перед ужином...       Старый хряк понимающе кивнул и отступил в сторону, провожая меня взглядом.       — Я быстро... — пообещала я, наступая на ступеньки. Одна, вторая...       Я двигалась быстрее и резче, чтобы поскорее остаться наедине и, наконец, отругать себя за то, что я здесь. О чём я только думала?       — Чонгук у себя, — вдруг добавил Чон, что прозвучало скорее как насмешка. Я сглотнула и окинула того безмолвным презрением, — он не собирался задерживаться, но если вам нужно побыть наедине...       Кто-то в комнате кашлянул, могу предположить, что это был Патрик. В воздухе повисла тишина, и только потрескивания камина её разрезали. Мне хотелось кинуть что-то грубое в ответ, но в итоге я решила, что Чон только этого и добивается.       — Нет, спасибо, это будет лишним...       Прежде чем выйти, я взглянула на родителей, которые показались мне самими на себя не похожими. Могу поспорить, они волновались, как пройдёт этот ужин, когда я и Чонгук собираемся сидеть за одним столом. От этой мысли меня бросало то в жар, то в холод. Что было подходящим описанием наших с Чонгуком отношений...       Коридор был длинным, устеленным красным паласом с витиеватым рисунком по всей длине. По обеим сторонам были двери, идущие в шахматном порядке, а самая дальняя слева и вела в уборную. На стенах висело бесчисленное множество фотографий в рамках. Чонгук катается на пони, Чонгук с родителями в их саду, Чонгук у бабушки на руках, Чонгук в Дисней Лэнде, маленькие я и Чонгук сидим на лестнице в обнимку... Я и забыла, что эта фотография была там. Всё ещё там. Сглотнув горечь, я пошла дальше, на этот раз уже глядя прямо, чтобы не увидеть и остальные... Но почему они всё ещё были там?       Это место часто становилось обиталищем наших игр и бесконечных дурачеств. Мы бегали наперегонки. Сворачивали ковёр, пока Алисия не видела, и скользили на ногах, опять же соревнуясь, кто дальше уедет, из-за чего порой травмировались и получали ещё больший нагоняй от его матери. Мы прятались в проёмах дверей и пугали горничную, которая от страха начинала икать каждый раз. Но она никогда не ругалась...       Я ускорила шаг. Воспоминания в моей голове лопались, высвобождаясь, как пузырь за пузырём, и мелькали одно за одним у меня перед глазами. За многие годы дружбы с Чонгуком их накопилось так много, что в какой-то момент мне казалось, что я утону или впаду в транс, вновь переживая каждое из них.       Мне больше не нравилось думать обо всём этом. Мне хотелось погрузиться в беспамятство, лишь бы этот поток из бесконечных флэшбэков прекратился и не доставлял мне столько боли. Нельзя было сюда приходить. Нельзя...       Я ухватилась за ручку, когда мой взгляд упал в самый низ двери из тёмного дерева. На ней отчётливо были видны застарелые царапины, которые оставила когда-то я... Мне было десять. В тот день сильно лил дождь, а мне жутко хотелось покататься на роликах. Алисия, вопреки всем своим правилам, позволила мне кататься прямо в доме, что уже в начале этой истории сулило неприятностями. Алисия как раз выходила из уборной, когда я мчалась на всей скорости по коридору, что послужило причиной моего столкновения с деревянной поверхностью. Я получила огромную шишку на лбу и отбитый зад, а дверь — несколько светлых царапин в самом низу. Чонгук долго ругался на маму из-за случившегося, что, по сути, не было её виной. Алисия находила эту заботу скорее милой, чем обидной. В тот день Чонгук целых полчаса исправно держал лёд у моего подбитого лба.       Я вдруг осознала, что уже минуту таращусь на эти чёртовы царапины.       Вспышки прошлого отравляли меня, как будто это был яд. Они гуляли по моему сознанию, туманя мой разум и способность думать хоть о чём-нибудь другом.       Я влетела внутрь как можно скорее. Включила воду и вымыла руки три раза. Но это не спасло меня от свинского чувства на моей руке. Этот мерзкий поцелуй крепко ухватился за мою руку и за мой мозг. Мозг. Хотелось бы мне его достать и промыть, выбросив оттуда все воспоминания, которые я стремлюсь забыть. В частности, всё, что связывает меня с Чонгуком. Не хочу знать о нём ничего.       Я тёрла руку ногтями, травмируя и царапая кожу. Но это помогло. Кожа сильно покраснела, на ней остались царапины, а вода сильно их обжигала. Эта боль заглушила ощущение губ этого старого козла на моей руке. Осталось только заглушить разум и сердце.       Закончив, я поправила волосы, подкрасила губы и готовилась к выходу. Но я просто не могла этого сделать. Моя рука лежала на ручке, но я не могла найти в себе сил её повернуть. Я прижалась лбом к двери и сильно зажмурилась, начав отсчёт до десяти. Один, два... Я глубоко дышала, но это не спасало.       Моя фантазия рисовала встречу с Чонгуком. Что, конечно же, только отталкивало моё спокойствие. Что я должна делать? Сказать, что прощаю его? Вряд ли ему так уж важно моё прощение... Иначе он уже давным-давно что-нибудь предпринял. Но, быть может, оно нужно мне? Будет ли моё прощение первым шагом к моей свободе. А возможно, я ошибаюсь так же, как когда решила, что войти в дом — хорошая идея. Делать вид, что ничего не было, я тоже не смогу... Стоит ли просто представить, что его нет...       Моя рука всё ещё держалась за ручку, когда та стала поворачиваться. Я даже не сразу сообразила, что поворачиваю её не сама, как дверь распахнулась, и меня буквально выбросило вперёд в чьи-то руки, которые в одно мгновение прижали меня к себе.       Я испугалась, из-за чего не могла пошевелиться. Сердце обещало вот-вот выскочить из груди. И только через несколько секунд я стала понимать, что мои руку покоятся на мужской груди... Такой знакомый запах мускуса накрыл меня волной паники и беспомощности. Я не знала, что делать и как выпутаться из этой ситуации, потому что всё было хуже некуда. Это был он. Чонгук. Я знала это, но тем не менее боялась поднять глаза и убедиться в этом. Правда меня уничтожит, но и стоять вот так в его объятиях я тоже не могла. В тот момент я будто бы познала чувства астматика во время приступа, потому что я задыхалась и не могла набрать достаточное количество воздуха в лёгкие. Мне не хватало кислорода, а земля под ногами стала будто бы рыхлая. Думаю, Чонгук чувствовал нечто похожее, если судить по тому, как быстро билось его сердце и вздымалась грудь. Но он никогда не признался бы мне в этом. Я чувствовала его руки на своей талии, обжигающие место, где им быть не положено.       Собрав волю в кулак, спрятав страх, скрыв все эмоции, я отпрянула от Чонгука, легонько толкнув того от себя. От неожиданности он отступил на несколько шагов. Я всё ещё не могла смотреть ему в глаза и собиралась просто сбежать, пока не случилось что-то плохое.       Я ненавидела Чонгука всеми фибрами своей души, но несколько секунд назад я словно не помнила об этом. Вопреки и наперекор всем моим мыслям, я чувствовала какую-то тягу к этому человеку. И, пожалуй, это напугало меня сильнее всего. Что это было? Оставшиеся чувства, о которых мне не было известно? Фантомная привязанность? Моё сердце заходилось в груди от этого открытия... Может, всё проще? Мы знакомы так долго, что, конечно, была какая-то часть меня, которая скучала и ждала, что всё будет как прежде. Но другая часть быстро переубедила ту сторону, что по-другому уже никогда не будет.       Я впервые посмотрела на Чонгука осознанным и собранным взглядом после событий, разделивших мою жизнь на до и после. Он был всё так же красив, каким я его помню. На нём была белая рубашка, тёмный костюм, бабочка... Тёмные волосы уложены так, что ни одна волосинка не торчит. Он смотрел прямо на меня, от чего мне было скорее некомфортно, чем страшно. В любом случае я знала, что он никогда не причинит физического вреда, а что касается душевных травм — в этом ему нет равных. Его взгляд был пустым, я не могла разглядеть ничего, одна сплошная бездна.       — Что с твоей рукой? — холодно спросил он. Не думала, что вообще хоть что-то скажет.       Я ничего не ответила, только развернулась в попытке сбежать, да поскорее. Но я не успела сделать и шагу, как его рука с поразительной скоростью схватила меня за запястье, в один момент поставив нас лицом друг к другу. Он нахмурился, рассматривая покраснение. Я смотрела на пальцы, сомкнувшие мою руку, и увидела нечто, чего в нашу последнюю встречу не было. Татуировки. Пальцы, запястье, показавшиеся из-под рубашки, пестрили татуировками. Я открыла рот от изумления, вытаращившись ему в лицо, слова вот-вот готовились вырваться наружу, но это не было лучшей идей...       — Кэти, ты не ответила... Что с твоей рукой? — снова спросил он, и вновь кое-что удивившее меня. Его взгляд изменился. В нём было что-то схожее с переживанием, но вряд ли это оно в данном случае. С чего бы ему волноваться о таких вещах?       Кэти. Я терпеть не могла, когда меня так называют. Но когда Чонгук звал меня так, я ощущала себя маленьким котёнком, которого он обещал беречь и хранить как зеницу ока.       — Оставь меня, — процедила я, одёрнув руку и испепеляя Чонгука взглядом. Уже второй раз за этот вечер чета Чон бесцеремонно нарушает покой моей руки.       Я и Чонгук снова в этом коридоре, как и многие сотни раз до этого. Кто бы мог подумать...       — В чём дело? — развёл он руками. — Твой дружок Тэхён плохо тебя трахает?       Во мне что-то оборвалось и обрушилось одновременно. Теперь я не могла смотреть на него иначе, чем с презрением и отвращением. Вот она, истинная сущность семейства Чон наконец выбралась наружу, показавшись во всей красе. Достойный сын своего гнилого папаши.       — Мы просто друзья, чёртов ты ублюдок... - не знаю зачем, оправдывалась я.       Во мне бурлили гнев и разочарование. Наверное, только сейчас я в полной мере ощутила чувство утраты. Чонгук был потерян для меня раз и навсегда. Это больше был не тот очаровательный парень, с хорошим чувством юмора и умением расположить людей на свою сторону. Теперь это было воплощение дьявола, порождённое усилиями и умениями его отца.       Чонгук рассмеялся. Но даже смех его мне больше не был знаком.       — А вот Тэхён думает иначе, ты не находишь? — он вскинул бровь, намекая на чувства Тэхёна ко мне.       Мне хотелось заплакать, но делать это на глазах у Чонгука, чтобы подпитать его самолюбие — да ни в жизни.       Я хотела сказать так много, выплюнуть на него всё то дерьмо, что он оставил на меня. Именно на меня, потому что всё, сделанное его руками, ударило только по мне, никак не задев его.       — Не приближайся ко мне, Чонгук, — я была зла и крайне серьёзна, — иначе я уничтожу тебя собственными руками... — сквозь пелену предательских слёз сказала я.       Но мои слова только сильнее рассмешили его. Его глаза блестели ехидством и самолюбованием.       — А ты изменилась за эти два года, Кэти, — теперь Кэти звучало скорее как способ унижения, чем ласковое прозвище. Чонгук осмотрел меня с ног до головы, прежде чем продолжить: — И я говорю не только о том, насколько аппетитнее стали твои формы за это время, — в одну секунду я ощутила себя обнажённой. Этот человек знал меня досконально, во всех смыслах, — но и о том, что в тебе появился какой-то стержень... Ты стала такой бойкой, и это жутко заводит. Слишком уж я нянчился с тобой все эти годы. Ты всегда была такой кроткой и невинной...       Чонгук запрокинул голову и закрыл глаза, будто погрузившись в воспоминания. И делал он это куда с большей лёгкостью и желанием, чем я за этот вечер.       — Ты отвратителен...       — И будь ты такой в ту ночь, то я не стал бы сливать видео так быстро. Дал бы нам возможность насладиться друг другом ещё несколько вечеров... — он говорил это с таким упоением, что я всё сильнее ощущала себя утопающей в грязи. Хотя мне казалось, что хуже уже не будет.       Воздух снова куда-то делся, из моих лёгких вырвался тихий стон отчаяния и безнадёги. Меня всю трясло от нервов, пальцы практически превратились в ледышку, но я держалась. Ради себя. У меня в голове мелькнула мысль, что если бы Тэхён был тут, то я позволила бы сделать с Чонгуком всё, что тот пожелает. Я просто смотрела бы на всё это.       Я не помню, как преодолела то крошечное расстояние, что разделяло нас. Но отчётливо помню тот порыв и рвение к справедливости, и желание сделать хоть что-нибудь, чтобы постоять за саму себя. Сделать хоть что-то, чтобы Чонгук ощутил хотя бы малую долю той боли, что он мне причинил. Словами я была бессильна, вряд ли его тронуло бы хоть одно моё слово или предложение. Помню, как занесла руку и дала ему такую пощёчину, какую не смогла бы дать ни до, ни после этого момента. Звук раздался по всему коридору и тут же затих. Боль в ладошке отдалась адски жгучей. Но эта боль была такой чертовски приятной.       Так мы и застыли, глядя друг на друга. Как одни из тех статуй в саду их дома, стоящих среди роз. Нас могли бы поставить среди них, и никто не смог бы понять, что в отличие от каменных фигур мы живы и по нашим венам течёт кровь. Как же я жалела, что не была статуей. Бесчувственным камнем, которому чужды переживания и эмоции живых. Мне хотелось вырвать клешнями все эти чёртовы чувства и смотреть, как они растекаются под моими ногами, при этом не ощущая ни гнева, ни радости, ни сопереживания.       Казалось, Чонгук и вовсе не заметил произошедшего. Так и смотрел на меня своими пустыми глазами, думая о чём-то своём, о чём-то, что я никогда не смогу узнать. И только отчётливое красное пятно на его щеке подтверждало случившееся.       Я не жалела ни о чём. Я скорее гордилась, пусть это было и ненадолго. Скоро вернутся и гнев, и боль, и скорбь. Но теперь я уходила как победитель с гордо поднятой головой. В глазах блестели слёзы, но я больше не стыдилась их. Это были слезы человека, который смог пережить потерю и теперь собирался учиться жить без сожалений, не цепляясь за обрывки прошлого.