За тишиной твоих мыслей

      Я отвернулась к окну. Вопреки всем своим желаниям, мне больше ничего не хотелось слышать. Наслушалась, спасибо. Слова Чонгука о том, что его отец повинен во всей этой ужасной череде событий, стали последней каплей для моей нервной системы. За окном мелькали дома, развлекательные заведения, кинотеатр, в который мы с Тэ ещё утром собирались пойти. Даже в голове не укладывается, насколько иначе мог бы сложиться этот пятничный вечер, если бы просто настояла на своём. Сколько бы боли я смогла избежать благодаря одному простому решению.       Я заплакала. Честно говоря, не помню, какой по счёту раз это был. Но могу поспорить, мои опухшие глаза говорили о бесчисленном количестве. Затылком я хорошо чувствовала взгляд Чонгука на себе, но предпочитала его игнорировать. Пусть лучше следит за дорогой. Я была слишком измотана и эмоционально выжата, чтобы спорить ещё и об этом.       Район, где жил Тэхён, был вполне обычным. Тихое место, приятные соседи, тёплая атмосфера. Один из тех, где ничего не происходит, а все жители вполне счастливы. Честно говоря, даже я, живя в огромном доме с кучей прислуг и ни в чём себе не отказывая, откровенно завидовала его нормальности. У него была спокойная жизнь, славные родители, пёс и никаких тебе семейных интриг, тёти Пэм и завышенных ожиданий, которые все на тебя возлагают. Тэхён пару раз пытался съехать в братское общежитие, но все эти вечеринки и тусовочный ритм жизни, которые оставались там неотъемлемой частью каждого вечера, всегда заставляли его возвращаться.       Чонгук кашлянул, словно намеренно привлекая моё внимание. Взглянул, убедился, что ему это удалось, и заговорил:        — Помнишь ту поездку в загородный дом твоей бабушки? — я уставилась на Чонгука, отыскивая подвох в его словах. Было действительно странно это слышать. — Тебе было лет восемь, насколько я помню…       Не знающее чего ожидать сердце давило в груди.       — Конечно я помню, — резко кинула я, но обсуждать тот день у меня не было настроения. А у него не было права. — Из нас двоих только у тебя хватает совести не помнить о чём-то…       Я смотрела в окно, избегая любого зрительного контакта с Чонгуком. Я скрестила руки на груди, что вполне доходчиво намекало о моей категоричности. Но, кажется, его это не смущало.       — Была зима, самый канун Нового года. Весь день мы были одни, и нам вполне было весело. Ближе к вечеру началась сильная метель, и все дороги, которые вели к дому, занесло. Родители тогда долго не могли проехать. Мы остались в полной изоляции… ты и я… — его голос дрогнул, то, как он говорил, в какой-то мере выдавало его ценность этих воспоминаний. — Завывание ветра было таким сильным, что это напугало тебя. Дом ходил ходуном, издавая всякие странные звуки. Тебе казалось, что это призраки и чудовища. Ты расплакалась так сильно, что я запаниковал и не знал, как тебя успокоить. Я и сам был готов расплакаться от беспомощности, — Чонгук улыбнулся, а моё сердце ёкнуло. Было в том, как он рассказывал, что-то тёплое и смягчающее.       Мы остановились у дома Тэхёна. Двухэтажного, из красного кирпича. Вполне обычного на первый взгляд. Таких много в этом районе. На втором этаже горел свет, там, где была его комната. Окна зашторены, но отчётливо видна его фигура, периодически мелькавшая по ту сторону. В гостиной горел лишь торшер, обычно стоявший у дивана. Родители Тэхёна предпочитали слабое освещение в обыденной обстановке. Лёгкое и ненавязчивое.       Я закрыла глаза, позволив себе вспомнить тот день. Мысленно погрузиться в ту предновогоднюю суету и момент искреннего детского счастья, когда хватало и того, что самые любимые люди были рядом. Я с грустью подумала, что отдала бы всё на свете, лишь бы оказаться сейчас там и попытаться всё исправить. Это позволило бы избежать многих моих ошибок. И потерь…       И всё же, в какой момент жизни наши отношения свернули не туда?       Двигатель затих. Стало необычайно тихо. Напряжение между нами, разбавляемое звуком работающего мотора, куда-то ушло. Всего на несколько минут, но этого было почти достаточно, чтобы ненадолго вообразить нас снова вместе. Это оказалось даже легче, чем могло показаться. Я не могла скрыть улыбку, и бабочки в животе на несколько секунд вытеснили всю боль.       — Мне тогда мерещилось всякое. Казалось, что чудовища ищут меня и ходят по дому, скрипя половицами. А эти ужасные звуки за окном… Я несколько дней потом не могла нормально спать в том доме. Но хуже всего стало, когда выбило пробки во всём доме и стало ужасно темно. Я забилась за диван и плакала, потому что это был самый страшный момент в моей жизни. Но ты был рядом и тоже был напуган, но держался, чтобы не усугублять ситуацию. Вместо этого ты обнимал меня, закрывал маленькими ручками, постоянно повторяя, что ни один монстр не сможет меня обидеть. Это было так мило и глупо одновременно, — я рассмеялась, пуская по щеке слезу, — так иронично, что ты оказался прав. Монстр не обидел, в отличие от тебя…       Чонгук отвёл взгляд и громко вздохнул, прикусив губу. Он держался, как кремень. В эмоциональном плане. Пробить эту стену оказалось непосильной задачей. Возможно, мне стоило поучиться у него этому, чтобы не реветь по любому поводу. Но мне хотелось верить, что остаток его совести смог достучаться до чёрствого сердца, хотя бы иногда напоминая о содеянном.       — Люди меняются, Кэти. Но это не то, о чём я хочу поговорить...       Он ни за что не признает свои ошибки.       — Тем вечером я дал тебе кое-что…       — Кулон, — ответила я, не задумываясь, — это был кулон. Ты всегда повторял, что он защитит меня, если тебя не окажется рядом. Звезда укажет верное направление, а луна осветит путь. И ещё что-то… Но я не могу вспомнить, — как бы я ни напрягалась, ничего не шло на ум.       В памяти всплыла серебряная цепочка с двойной подвеской в виде луны и звёздочки. Они были одним целым, когда складывались воедино, но также могли существовать как отдельные украшения. Но я носила их вместе, потому что так они смотрелись целостнее. Луна не может существовать без звёзд. Как я не могла существовать без Чонгука.       Я положила руку на грудь, словно надеялась найти его там. Но кулон уже два года как покоился в коробке с другими его подарками. Но в тот момент мне почему-то захотелось, чтобы он был на мне. Может, тогда Чонгук был бы снисходительнее или чуточку разговорчивее.       — Но для чего ты спрашиваешь? — я смотрела на него, ничего не понимая. — Хочешь вернуть его обратно?       — Нет, Кэти. Для чего мне это старое барахло? Самому носить? Просто хотел убедиться, что он всё ещё у тебя.       Я закатила глаза и громко цокнула языком.       — И вовсе он не барахло. Он же принадлежал твоей бабушке, если ты забыл, — ответила я, испепеляя Чонгука взглядом. — Думаешь, я смогла бы его выкинуть или отдать кому-то? Ты, кстати, мне так и не объяснил, почему этот кулон оказался у меня…       Но, кажется, даже сейчас он не собирался посвящать меня в эту тайну.       Чонгук кивнул, словно мой ответ был облегчением для него. Что добавляло несколько новых вопросов.       — Просто сделай мне последнее одолжение, даже если я не заслужил этого, ладно? Носи его. Знаю, в нём много… воспоминаний. И некоторые из них не назовёшь счастливыми. Но бабушка не хотела бы, чтобы он пылился в шкафу…       — Это всё, что тебя волнует в данный момент? Какое-то украшение?       — Тебе лучше не знать, что на самом деле меня волнует в данный момент… Чёрт, Кэти, ты можешь просто не спорить со мной?       Я была в полной растерянности и хотела дать ему об этом понять. Он мог сказать мне о чём угодно. Были и другие моменты, другие подарки и вещи, которые мы делали вместе. Но всё, что имело для него значение, — чёртов кулон?       Была в его словах какая-то загадочность, ставшая уже неотъемлемой частью нового Чонгука. Эти тайны изводили меня. Он точно что-то скрывал и тем более не договаривал. Вообще обо всём. И этот ворох секретов о его нынешней жизни, покрытой кромешной темнотой, сводил меня с ума. Мне хотелось знать всё, иметь хоть какое-то основание понять и узнать его, но он, очевидно, не желал посвящать меня. Он уже говорил, что не может ничего рассказать, не подвергая меня опасности, но почему? Неужели его папаша мог втянуть Чонгука в настолько серьёзные вещи, так рискуя собственным сыном? Тогда не стоит удивляться, что моя жизнь ничего не стоит для него... В моменты, когда мне казалось, что я могу зацепиться за какое-то слово или фразу, чтобы тыкнуть Чонгука в это носом и потребовать объяснений, он закрывался от меня.       Я не сразу смогла ответить, потому что, чтобы принять такое решение, мне нужно было подумать. Смогу ли я носить этот кулон теперь? Возможно, мне вообще стоило вернуть его Чонгуку и избавиться, как от всего прошлого, связанного с ним. Я должна была подумать, прежде чем принять такое важное решение.       — Что ж, тогда и у меня есть право просить тебя о чём-то, — я смотрела на него с вызовом. Если он хотел, чтобы его последняя просьба была выполнена, то пусть сперва ответит на мои вопросы. — Мне нужны ответы… И хватит вешать мне лапшу на уши про эту дурацкую суперсекретность, я сыта ею по горло… Правда, Чонгук! Мне нужна правда… Во что ввязал тебя твой отец? И ты сэкономишь мне кучу времени, если расскажешь прямо сейчас, иначе я сделаю что угодно, чтобы докопаться до истины.       Он смотрел на меня, словно пытаясь понять, насколько серьёзно я настроена. Он хорошо знал, на что я способна, когда действительно чего-то хочу. По его лицу это было хорошо видно, как он закипает всё сильнее. Я повышала тон, и это действовало на него, как красная тряпка на быка. В прошлый раз это сработало, он проболтался, возможно, в этот раз тоже повезёт.       — Не глупи, — его тон был пропитан скептицизмом, — я не собираюсь тебе ничего рассказывать, — прозвучало это вполне угрожающе, но я проигнорировала это замечание, — брось эту затею. Тебе не следует сюда лезть...       — А может, я всё-таки сама решу? — это так раздражало, вся эта неизвестность и игры в дурацкого Джеймса Бонда с его секретностью. — Меня интересует правда, Чонгук … — повторила я, уже не знаю в какой раз. Мы управились бы быстрее, если бы мне не пришлось так долго его уговаривать. — Думаешь, мне будет так уж сложно прийти к твоему отцу и спросить у него напрямую? Этот самовлюблённый хряк будет просто счастлив поговорить об этом. Моё здравие его, оказывается, всё равно не волнует. В отличие от тебя почему-то… С чего ты так заботлив спустя два года? Не раньше ли тебе стоило обо мне волноваться? Особенно, когда выставил меня грязной шлюхой всем на радость. Когда все только этого и ждали… — мои слова не столько были выплеском эмоций, сколько попыткой вывести Чонгука из себя.       Наши взгляды пересеклись, я слегка прищурилась. Я всем видом пыталась показать, что без своего я не уйду, и пусть только попробует мне этого не дать. Он плотно сжал челюсть. В какой-то момент мне показалось, что мои подстрекательства так хорошо работали, что Чонгук мог бы меня ударить от злости.       — Да что с тобой вообще такое? Ты из ума выжила или просто настолько тупа, что ради какой-то ерунды готова рисковать собственной жизнью?       — Это не ерунда, для меня, по крайней мере. Я просто… просто пытаюсь понять, как так вышло, что спустя пятнадцать лет дружбы ты просто взял и бросил меня, предварительно унизив и выставив всем на посмешище. Ещё вчера ты был рядом и клялся всегда быть рядом, а уже завтра на утро весь университет знал подробности нашей личной жизни. А когда я попыталась тебя найти, ты просто пропал, оставив меня одну расхлёбывать всё дерьмо… Рассказывай, Чонгук.       — Ты не устала? Мусолишь одну и ту же тему, может, уже хватит? Я уже сказал тебе, что мне сказать тебе нечего. А ты не… только сунься к отцу… — он смотрел на меня так, словно собирался убить кого-нибудь.       — А то что? — я не собиралась сдаваться. Только не сейчас. Да и слова Чонгука меня не пугали. — Унизишь меня ещё сильнее, чем было до этого? — я скрестила руки на груди и откинулась на спинку кресла, ухмыляясь. Это выглядело, словно я пытаюсь побить Чонгука его же оружием — полным безразличием.       — Боже, Кэти, ты всегда была такой раздражающей? — он слегка потряс руль, рыча от злости и бессилия. Он тяжело дышал, не в состоянии совладать с гневом. Мои слова сработали лучше, чем мне того хотелось. — Вообще-то знаешь, думаю, тебе пора… — произнёс он, когда дыхание немного выровнялось.       Чонгук отцепил ремень и перегнулся через меня. На секунду мне показалось, что он прибьёт меня прям тут же. Его движения были грубыми и резкими, что заставляло думать, не перегибаю ли я палку. Я даже не заметила, что затаила дыхание, пока наши тела не соприкоснулись. Он открыл дверь и отцепил мой ремень. Насколько же я была близка, что решил меня выставить отсюда.       — Прощай, Кэти… — он даже не посмотрел в мою сторону.       Я обомлела, но и не подумала двинуться с места. Просто обратно закрыла дверь, продолжая сверлить Чонгука взглядом. Ну уж нет, мы ещё не закончили.       — Кэти, если ты сейчас не выйдешь, то мне придётся применить силу, чего мне очень не хочется делать…       — А знаешь, чего мне не хочется делать? — вот теперь моя злость была вполне искренней. — Прожить остаток жизни, так и не узнав, как так вышло, что человек, которого я любила больше всего на свете, изменился за одну ночь. Почему ты уехал? Чем твой отец заставил тебя заниматься? Если ты не ответишь мне, то клянусь богом, я пойду в полицию и расскажу обо всём, что случилось в у Рози…       Чонгук истерично рассмеялся. Полиция для него — лишь мелкая пешка, передвигающаяся посредством руки его отца. Ни он, ни его семья их не боялись.       — Ну, если ты сейчас же не прекратишь задавать идиотские вопросы, то жизнь у тебя будет очень короткой… — ответил он.       — Это не шутка, Чонгук… — эта его несерьёзность меня бесила.       — Вот именно, Кэти, это не шутки, — искорки в его глазах готовились превратиться в настоящий пожар, — вещи, которыми я занимаюсь, не шутка. Жизнь моих ребят не шутка. Твоя жизнь особенно не шутка. Я не могу рисковать людьми только для того, чтобы удовлетворить твоё глупое любопытство. Но тебе плевать, не так ли? — его взгляд был убийственным.       Я была разочарована. Пробить стену Чонгука мне так и не удавалось.       — Но почему? Ты можешь объяснить хоть что-нибудь?       — У меня очень много врагов, Кэти. Это всё, что тебе следует знать. Если хоть кому-нибудь из них станет о тебе известно, то начнётся охота. Тебе ясно? Их даже не будет волновать, насколько мы близки, достаточно того, что ты просто говорила со мной. А если они узнают о том, что было у нас в прошлом, ты станешь лакомым кусочком. За тебя могут выставить неплохую сумму, и тогда у тебя будут реальные проблемы… Им нужна информация. То, что у тебя её нет, их тоже волновать не будет. Если ты попадёшься им, то уже никогда не сможешь выбраться. А сидя в одной машине со мной, ты сильно увеличиваешь на это шансы.       Я слушала и впитывала как губка. По моей коже прошёлся липкий страх, но моей решительности это не изменило.       — Неужели всё настолько серьёзно? Да чем вы вообще занимаетесь? — спросила я, даже не думая, что ответа мне не видать.       Было страшно думать, что такая жизнь была вовсе не выбором Чонгука. Но страшнее было осознавать, что родной отец обрёк его на это. Я была уверена, что именно он во всём виновен. Зная Чонгука так долго, для меня было совершенно очевидно, что по доброй воле он не стал бы впутываться в бизнес отца. А теперь возникал вопрос: чем же Чон занимается? Наркотиками или чем-то похуже? Я вздрогнула от собственных предположений, одни были хуже других.       Чонгук молчал, долго думая о чём-то. На этот вопрос, судя по всему, нельзя было ответить слишком просто или банально. Я ждала и надеялась хотя бы на миллиметр приблизиться к правде. Возможно, мне следовало послушаться его и сбежать, укрыться и держаться подальше. Но я не могла. Было какое-то чувство, что мне нужно быть здесь.       Когда Чонгук начал двигаться, я испугалась. Он сел прямо и медленно стал выворачивать свою рубашку из-под брюк. Я напряглась, поёрзав на месте, не понимая, что и для чего он делает. Чонгук фыркнул, когда заметил, как я обомлела, и на секунду завис, держась за рубашку.       — Просто хочу показать тебе кое-что, расслабься, — сказал он, играя на моей фантазии, — не то, о чём ты думаешь.       Я закатила глаза.       — А о чём я думаю?       Чонгук не ответил, но уголки его губ дрогнули.       Татуированными пальцами он небрежно собрал низ рубашки, аккуратно приподнимая белоснежную ткань к груди. Показался его рельефный живот. В глаза бросились татуировки, до этого момента державшие интригу. Карта с дамой пик, какой-то цветок и ещё что-то, что стало неважным, когда я пригляделась. А это что? Я наклонилась ближе. Было недостаточно светло, чтобы увидеть их сразу, но они были там — шрамы. Длинные и короткие, свежие и застарелые, ножевые и, возможно, пулевые. Последнему максимум пара недель. Даже думать об этом не хотелось.       — Это не шутки, Кэти. Нельзя тебе впутываться. Всё куда серьёзнее, чем тебе кажется. Это не игры.       Я хотела бы хоть что-то сказать, но губы только и могли, что безмолвно шевелиться. Что я могла сказать, видя всё это? Что мне жаль? Рука сама потянулась в его направлении. Больше всего на свете я желала, чтобы при прикосновении эти шрамы исчезли или хотя бы стёрлись, как след от фломастера. Я обомлела от шока и ужаса. Чонгук напрягся, когда мои пальцы коснулись его горячей бархатистой кожи, рассеяв мурашки. Я безумно желала этого прикосновения, но в то же время боялась как огня. Сердце, казалось, остановилось, а мозг отключился. Шрамы были ужасными, уродливыми и хранили тайны своего происхождения, которые я не хотела знать. Не верится, что в последний раз, когда я касалась Чонгука, у него был один единственный шрам, и тот он получил в детстве, налетев на корягу. А теперь их набралось бы с десяток, и те, что я успела насчитать.       — Господи… Кто всё это сделал с тобой? — я уставилась на Чонгука, стараясь не выдавать всего того ужаса, которым меня накрыло.       Он не ответил, лишь расправил рубашку. Ткань снова прильнула к телу, скрывая с глаз все эти ужасные увечья. Но теперь, зная о их существовании, я не могла не думать о том, что они там. Они словно светились, просвечивая даже через одежду. Но я ощутила странное тепло от того, что он открыл для меня нечто сокровенное, бесспорно пугающее, но доходчиво объясняющее, почему мне стоит ему верить.       — Это уже не важно…       — Но почему ты не уйдёшь оттуда? — я и сама не заметила, как на глазах выступили слёзы. Жалость к Чонгуку, которая ему даже не была нужна, обволокла моё сердце. Та жизнь, которой он жил последние два года, уничтожала меня.       — Я не могу, меня уже слишком сильно затянуло… Отец никогда не позволил бы. Он скорее убьёт меня, чем отпустит…       — Отец… — произносить это слово было непривычно мерзко. Какой нормальный человек пожелает обречь своего ребёнка на такую жизнь.       Снова натянулось напряжение, а с ним и повисло молчание. Я только и могла думать об этих ужасах, красовавшихся под его рубашкой, навсегда запечатлевшихся на его теле. Казалось, Чонгук злился на себя за то, что показал их мне, но одновременно и успокаивал себя тем, что это меня убедило во многих вещах. Я тихо плакала.       — Так значит, это всё? — тихо спросила я, глядя на старушку с собачкой, переходивших через дорогу.       Сердце сдавило.       Чонгук кивнул. Я рассмеялась, чем привлекла его внимание.       — Забавно, последние два года я только и думала о том, как при следующей встрече буду смотреть на тебя, лежавшего в гробу, Чонгук, — он тоже рассмеялся, сочтя слова вполне справедливыми, — а теперь с ужасом представляю, что это может произойти совсем скоро… — пелена слёз встала перед глазами. Я быстро отвернулась к окну и сморгнула слёзы.       — Мы все когда-нибудь окажемся там… Звучит оптимистично, правда? — несмотря на всю трагичность шутки, мы оба рассмеялись. — Кто мы мог подумать, что всё так кончится?       — Уж точно не я, — призналась я.       Мои глаза не успели обсохнуть от слёз, как в окно постучали. Я остолбенела, рассматривая знакомые черты по ту сторону. В голове и мысли не успело возникнуть, как дверь открылась, и друг выволок меня на холод под не менее удивлённый взгляд Чонгука.       — Тэхён? — только и спросила я, ощущая, как крепко его пальцы сжались вокруг моего запястья. Он оттащил меня на пару метров от машины, плотно сжав челюсть от злости, грудь ходила ходуном. Его взгляд хорошо передавал его эмоции.       Он был в ярости и, не стесняясь, это демонстрировал. Казалось, ещё секунда, и он бросится в машину с кулаками. Мысль про пистолет, который, вероятно, всё ещё был при Чонгуке, сильно меня тревожила. Как и фраза, что Тэхён убьёт Чонгука, как только увидит.       — Ты какого хрена делаешь, Кэтрин? Ты из ума что ли выжила? — теперь уже он кричал на меня, а я испуганно смотрела на него, не зная, что сказать. — Он тебе угрожал? Почему ты с ним?       Пытаться объяснить всю суть ситуации не было смысла.       — Тэхён, послушай… — шепнула я, уменьшаясь под гнётом этих глаз. Его появление оказалось слишком неожиданным, чтобы суметь сформулировать достойное оправдание. Мои губы шевелились, но слова так и не покинули рта.       — Эй, дружище, — Чонгук, как назло, вышел из машины и уже направлялся к нам. Это не сулило ничем хорошим.       — Я тебе не дружище, — процедил Тэхён сквозь зубы, подступаясь навстречу Чону.       Одна из вещей, которую я поняла за вечер: у Чонгука поразительная способность к усугублению ситуаций.