За тишиной твоих мыслей

      Первое, что я почувствовала, когда очнулась, — ужасная головная боль. Казалось, что меня вырубили кувалдой и теперь череп раскалывался на два полушария. Я не знала, где, кто я и что со мной произошло. Всё, о чём я думала, как прекратить свои мучения. Перед глазами всё плыло, никаких чётких фигур или силуэтов, одни сплошные раздражающие яркие пятна. Я лежала на чём-то мягком, но крайне тесном, один поворот, и я вполне могла свалиться. Во всём теле была мучительная слабость. Голова словно весила тонну, быстро встать у меня не получилось.       — Кажется, доза была немного больше, чем нужно было, — голос был тихим, нечётким и отдавался эхом, но было понятно, говорит мужчина, — скоро пройдёт…       Я схватилась за голову, одновременно стараясь подняться и собраться мыслями. Мне срочно нужно было выяснить, где я и что вообще произошло.       Не сразу, но туман стал рассеиваться, а вместо него пришло осознание и последние воспоминания. Перед глазами всплыли картинки отца на больничной койке и паршивый кофе, привкус которого я всё ещё чувствовала на языке, а затем сплошной провал в памяти... Голова всё ещё гудела, но, по крайней мере, возвращалась чёткость зрения и мышления. Светлые пятна приобретали чёткие знакомые границы.       Губы пересохли, а говорить было очень сложно, но всё же я спросила:       — Где я?       Но ответа не последовало. Через силу я заставляла себя присмотреться к обстановке, которая, как я уже говорила, показалась мне смутно знакомой. Я увидела стол метрах в трёх от себя, книжные шкафы и ужасные зелёные обои с витиеватым золотистым узором на них, которые стали ключом к сложившемуся пазлу. Кабинет Чона-старшего. Я выпрямилась, словно головной боли не было, и огляделась по сторонам, проверяя свою страшную теорию.       Я сморгнула остатки нечёткости и посмотрела вперёд, где за столом сидел сам виновник торжества. Я схватилась за голову, не в состоянии игнорировать головную боль. К счастью, она утихала. Зато гнев обретал весомую форму, перекрывая всю боль. Я плотно сжала губы, сердце колотилось, как после разряда в 220 вольт, а кулаки непроизвольно сжались.       Он сидел там, еле помещаясь за своим рабочим местом и глядя на меня через крошечные очки, которые смотрелись на нём нелепо детскими. На его лице взыграла ухмылка, которую мне тут же захотелось стереть своими кулаками. И не только за саму себя, за то, что он сделал со мной и во что превратил мои отношения с родителями, но и за Чонгука. За то, что он сделал с родным сыном, в какого монстра он его превратил. Пусть я и не знала наверняка, что произошло, но отчётливо видела во всём этом происки Чона-старшего. Впервые в жизни я пожелала кому-то смерти.       — Как себя чувствуешь? — спросил он непринуждённым тоном, откладывая ручку из чистого золота куда-то в сторону. — Знаю, паршиво, верно? Эти олухи просчитались с твоей дозировкой…       — Какого чёрта я здесь делаю? — голова с новой силой затрещала, словно каждое слово способствовало тому. — Как я здесь оказалась? — я зажмурилась, но легче всё не становилось.       — Мои ребята привезли тебя сюда, — ответил он со всё той же непринуждённостью. Словно этого человека вообще ничто не может волновать. — Мне нужно было поговорить с тобой, Кэтрин… Твоя мать сказала, что на звонки ты не отвечаешь, вот и пришлось прибегнуть к более надёжным способам, которые не подведут.       Как же болела голова. Хотелось взять ложку и выскрести всю без остатка, только бы она скорее прекратилась. Но боль уходила крайне медленно.       — Странные у вас способы, — ответила я, — где вы их откопали? В девяностых?       Чон рассмеялся, хрипло и тяжело, а затем начал кашлять. А вот мне было не до шуток.       — Для чего я вам? Я уже сказала, что не собираюсь за Чонгука замуж…       — Долг есть долг, моя дорогая… — меня затошнило от того, как он меня назвал. Я не его, и уж тем более не дорогая.       — Этот долг моего отца, пусть он его и выплачивает, — я сглотнула, вспомнив о состоянии папы. Что, если он не очнётся. Я зажмурилась, пропуская в себе желание пустить слезу. Только не здесь и не перед этим мерзавцем. — Вообще не понимаю, с чего вы решили, что я на этой пойду… Для чего вам это? — я смотрела на него непрерывно и выжидающе. Ни за что не дала бы ему возможности не ответить на этот вопрос. — Почему именно я?       Он снова начал кашлять. Но на этот раз я увидела красные пятна на платке, которым он прикрывался. Я напряглась. Такие вещи не предвещают ничего хорошего.       — Я болен, Кэтрин, — он показал мне кровавые следы на шёлковой бежевой ткани в его руке, — в последние несколько дней болезнь стала проявляться сильнее. Препараты уже не помогают. Чёртов рак.       Чон снова начал кашлять, в этот раз мне показалось, что он вообще не закончит.       — Забавно, — ухмыльнулась я, что точно не делает меня хорошим человеком. Но после всего дерьма, что я получила после него, я имела на это полное право. — Вы можете купить всё, что пожелаете, включая человеческую жизнь, но не можете избавиться от чёртовых метастаз в лёгких… — я откинулась на спинку дивана, скрещивая руки ни груди, — тогда я тем более не понимаю, для чего вам я и к чему ваша мания поженить нас с Чонгуком. Какой в этом прок? Неужто уверовали в бога и решили подчистить свои множественные грехи?       Чон ухмыльнулся. Он хорошо улавливал мой враждебный настрой, что было вполне ожидаемо после так называемого похищения. Именно похищения, потому что по-другому это не назвать.       — Я собираюсь передать своему сыну все свои дела в ближайшее время. Врачи не дают никаких гарантий, что я доживу до рождества. Внешне, может, и не скажешь, но организм держится из последних сил. Нужно закончить бумажные дела прежде, чем я окончательно слягу… — Чонгук знает? Ну, что вы умираете.       Чон кивнул, снова и снова кашляя. То сильнее, то легче, но одинаково страшно. Я не могла отделаться от мысли, что вселенная воздаёт этому ублюдку своё. Злорадствовать не хорошо, подло и ужасно, но всё же при мысли о всех его деяниях становится легче, что одним ублюдком на земле станет меньше.       — Поэтому Чонгук должен жениться как можно быстрее, — сказал он, — это вроде семейного правила вступления в наследство. Дела передаются только в том случае, если наследник женится до тридцати лет. Как ты понимаешь, времени у нас не так много. Иначе семейный бизнес, выстроенный не одним поколением моей семьи, уйдёт не в те руки…       Он взглянул так, словно меня должно волновать всё, о чём он здесь распинается. Но я взглядом подчёркивала всю неприязнь и отвращение к напротив сидевшему человеку.       — И вы почему-то решили, что я буду просто счастлива вам помочь, — я напыщенно раскинула руками, демонстрируя несерьёзность своих намерений, — и знаете, что-то мне подсказывает, что мы с Чонгуком имеем одни и те же намерения. Так что очень глупо с вашей стороны рассчитывать на мою поддержку.       Я вскочила с места с намерением сбежать отсюда, да поскорее. Я подумала об отце. Я не имела ни малейшего понятия, сколько пробыла в отключке. В груди всё сжималось в комок от мысли, что за это время отца могло не стать. Я взглянула на Чона, испепеляя его взглядом.       — С вами очень весело, мистер Чон, но мне нужно к отцу. Он в плохом состоянии, если вы не знаете. И вы сделаете мне большое одолжение, если с этих самых пор оставите меня в покое… — я говорила спокойно, хотя внутри полыхал пожар из чувств и слов, что прям-таки лились наружу.       Мужчина поёрзал на месте. Стул заскрипел. Удивительно, что он вообще смог выдержать вес его тела и раздутого самомнения.       — Твой отец хотел отказаться от сделки, ты знаешь это? — я была на полпути к двери, когда слова Чона привлекли моё внимание. — Сказал, что выплатит любую компенсацию. Готов был сам работать на меня. Но увы, уговор есть уговор, Кэтрин. А я не из тех, кто просто так меняет условия… Пришлось принять кое-какие меры… Считай это наглядной демонстрацией наших безграничных возможностей… Поэтому подумай дважды, прежде чем решить окончательно, Кэтрин. Осиротеть в столь юном возрасте…       Мне показалось, я взорвусь. Гнев, как спичка, вспыхнул где-то внутри и разросся по всему организму. Слова Чона вонзились мне в сердце и провернулись в ране сотню раз. Я тяжело дышала, продумывая миллион способов уничтожить этого ублюдка. Хотелось разодрать эту сволочь и по кускам сбросить в канализацию, где такой мерзости самое место.       Я сжала трясущиеся кулаки, нижняя челюсть дрожала, частично демонстрируя оскал.       — Убью тебя, сволочь… — я кинулась было к столу в попытке уничтожить эту мразь, как боковым зрением заметила, что кто-то вошёл и бросился ко мне, обхватив руками за талию и плечи. Я дёргалась и извивалась, но человек позади меня держал меня излишне крепко, — ублюдок жирный… тварь…       — Что ж, давай проверим, кто доберётся до меня быстрее: ты или рак. Ставлю на рак, — Чон прищурился и надменно улыбнулся. Он был предельно спокоен, словно знал, что я ему не угроза, ну или что терять нечего, ему всё равно осталось несколько месяцев. А я с удовольствием сократила бы это время до нескольких минут.       Эти слова только сильнее распаляли мой пожар. Я изо всех сил пыталась избавиться от цепких рук державшего меня, но незнакомец оказался намного сильнее. В порыве гнева и необдуманных поступков я готова была его даже укусить, но заметила знакомые татуировки на пальцах до того, как попыталась перейти от мысли к действиям.       — Тише, Кэти, — Кэти. Это был Чонгук. Именно он держал меня всё это время, сдерживая от возможности навредить его отцу. Я подняла голову, пересекаясь с Чонгуком взглядом, чувствуя, как весь воздух в помещении куда-то делся. — Для чего этот цирк, пап? Мне казалось, мы всё решили… Но ты снова делаешь всё по-своему, — парень, кажется, тоже был не в восторге от происходящего. Только пока не кидался на отца с намерением убить его. Но это пока. Было бы приятно прикончить эту сволочь вдвоём.       — Раз уж у нас сегодня день откровений, то, может, ты, сынок, тоже хочешь сказать что-то своей старой подруге. Нечто, что упростит вашу дальнейшую жизнь… — Чон полностью игнорировал нас с Чонгуком. Мужчина был сама невозмутимость. И теперь, глядя в приоткрытую дверь, где находилась пара громил, я хорошо понимала, почему эта мразь не переживала за свою шкуру. Только моего порыва это не остановило. Лучше попытаться его удушить и сделать хоть что-то, чем оставить это дело вот так.       — Я не понимаю, о чём ты… — неуверенно ответил Чонгук, всё ещё как путы сдерживая каждое моё движение. Хотелось думать, что он пытается уберечь меня от ошибки, нежели своего отца от неминуемого наказания.       — Что же ты скромничаешь, сынок? — эта его невозмутимость раздражала меня всё сильнее. Сейчас я жалела о своей слабости, в сравнении с высоким и мускулистым Чонгуком. Будь я на метр выше и на центнер тяжелее, не было бы никаких проблем. Пока же мне оставалось просто принять собственную слабость и надеяться на другую возможность завершить начатое. — Но всё же, следует знать, что то видео, которое тебе так не даёт покоя, Кэтрин… да, то самое… — уточнил он, словно я и так не поняла. Я снова дёрнулась, мысленно уже закапывая это ничтожество в землю, — его сделал даже не Чонгук. Он вообще не знал, что в твоей комнате есть скрытая камера, — он приподнял одну бровь, наблюдая за моей реакцией, — удивлена?       — Что? — если это была попытка Чона сменить мой гнева на милость, то она сработала именно так, как должна была. Потому что первичный шок затмил даже моё желание вцепиться этой твари в глотку. — Чонгук, это правда? — я уставилась на парня, требуя ответа. Но он молчал, только сверлил папашу взглядом. — Чонгук, отвечай сейчас же, — более требовательно сказала я.       Непроизвольно парень сжал меня ещё сильнее, прижимая к себе. Нетрудно было догадаться, что в его планы не входило откровенничать со мной. Возможно, он собирался унести в могилу этот секрет и навечно позволить мне его ненавидеть.       — За этим ты оторвал меня от дел? — в какой-то момент мне показалось, что Чонгук сдерживает меня лишь за тем, чтобы навалять отцу своими руками. Думаю, я бы позволила ему это. — Мы же договорились не впутывать в это Кэтрин, — я чувствовала, как быстро вздымается грудь парня, и видела, как напряжёно он дышит. Он был в ярости.       — Но кто тогда отправил это видео на все эти чёртовы сайты? — я смотрела то на Чона, то на Чонгука с вырывающимся из груди сердцем, ожидая, кто из них заговорит первым. Мой мир, если не рухнул, то перевернулся с ног на голову, давая трещину всему, что было со мной все эти два года. Да, это не оправдывало тот факт, что он бросил меня тогда, и я злилась на него за это. Но теперь это казалось дурацким поводом, чтобы продолжить его ненавидеть.       Чонгук упорно избегал моего взгляда.       — Если я просто скажу, что он этого не делал, тебя это устроит? — Чон достал откуда-то стакан и бутылку виски, щедро налил себе и тут же выпил. — Это казалось правильным на тот момент решением. Сделать всё, чтобы ты не захотела больше его видеть. Мальчишка долго и упорно сопротивлялся, когда я сообщил ему, что пришло время взять какую-то часть семейных дел на себя…       — Замолчи, пока я сам тебя не заткнул, — рычал Чонгук. Он буравил отца взглядом, ещё сильнее прижимая меня к себе, словно представляя на моём месте шею своего папаши. Единственное, что я не могла понять, почему Чонгук не хочет, чтобы правда прозвучала. Почему он не хотел, чтобы я обо всём узнала. Разве правда не изменила бы наши отношения с ним. Это был бы первый шаг к нашему примирению. Но почему он старался всеми силами этого избежать.       — Он буквально собирался уйти из дома, чтобы ты понимала. Не хотел оставлять тебя, — продолжал Чон, игнорируя слова сына. Его тон так и сочился насмешкой, словно наши разрушенные с Чонгуком отношения просто какая-то глупость. Но тем не менее я просто стояла и внимала каждому слову. Нужно было узнать как можно больше, прежде чем кинуться на эту мразь с новой силой. — Пришлось сделать всё возможное, чтобы отгородить вас друг от друга. Увезти мальчишку в Лондон даже против его воли было очень просто. Так же просто, как забрать тебя из больницы средь бела дня, — он снова налил себе выпить и тут же приложился к стакану, — а уж разместить видео с вашими забавами на все эти сайты в качестве прощального подарка для тебя, Кэтрин, оказалось ещё проще. Ты ведь даже не попыталась найти этого идиота. Просто приняла его отъезд как само собой разумеющееся…       Слова Чона вызвали у меня очередной приступ ярости. Отчасти оттого, что он бы прав. Когда я приехала в их дом после обнародования ролика на сайте, вся в слезах и растерянности, его мать сказала, что он уехал. Просто уехал, и ничего больше. Ни прощальных тебе слов, ни записки, просто констатация факта словами Алисии. Я просто разозлилась, погрузила себя в гнев, а затем в ненависть, не разобравшись толком ни в чём. Все эти два года мне казалось, что Чонгук предал меня, хотя на самом деле я была не лучше его самого.       Головная боль вернулась. На этот раз она была несколько приятнее, она словно наказывала меня за мои ошибки и ложные обвинения. Все эти два года я ненавидела не того человека. Ни разу в жизни Чонгук не давал мне повода в нём сомневаться. Я должна была верить ему.