За тишиной твоих мыслей

      Чонгук ушёл. Я осталась наедине с собой, своим гневом и растерянностью. Не то чтобы я ожидала, что Чонгук возьмёт и внезапно изменит своё решение, позволит мне остаться… Хотя нет. Наверное, какая-то часть меня всё же ждала, что поцелуй что-то изменит. Включит потаённые кнопочки парня, запустив фейерверки чувств и ту привязанность, которая была частью нас, укреплявшей наши отношения многие годы. Вроде невидимой красной нити, связывающей нас вместе.       Но несмотря ни на что, я не чувствовала себя проигравшей. Чонгук всё ещё любил меня. Как бы он ни старался это отрицать, как бы ни отталкивал, что бы ни говорил — наши сердца всё ещё во власти друг друга. И если до этого момента могли быть сомнения, то поцелуй разрушил всё, впустил меня в душу Чонгука, позволил оглядеться и понять самое важное — я всё ещё дорога ему. Ничто другое не имело больше смысла. Даже его колкие фразы, включающие попытки от меня отделаться. Никаких слов не хватало описать моих чувств. То был и восторг, и эйфория, и… душащая боль.       Зная правду, всё ещё имея влечение ко мне, он сопротивлялся и противостоял собственным чувствам. Я жертвую каждый день своей жизни последние два года, Кэти. Его слова жгли мой разум и мысленно били под дых. Не самое приятное чувство, что мне доводилось испытывать. «Он страдал всё это время», — твердил голос в моей голове, словно собственные размышления и признание Чонгука и без того не разрушали меня изнутри. Лучше бы было больно физически, чем страдать вот так, морально и душевно, осознавая, что сделать ничего нельзя. Чонгук был строг в своих намерениях, не стремился поддаться или уступить, как бы я ни пыталась. Делая три шага вперёд, стремясь навстречу ему, он отталкивал меня на десять назад. Но это не значило, что я сдаюсь или отступлю. Это только вверяло в меня уверенность и силы бороться до конца.       Губы всё ещё горели, спину жгло от его прикосновений. Хотелось выжечь их на себе, запомнить каждую деталь, каждое касание, каждый его вздох... Я едва поборола желание бежать за ним, требуя новой дозы, но остановилась у самых дверей, переводя дыхание. Приятно думать, что Чонгук чувствовал то же самое. Невидимая связь, вы помните? Сейчас она крепчала. Его губы также желали большего, его тело стремилось навстречу моему. Но его выдержка поражала и раздражала в тот же момент. Я думала о том, как должно быть сейчас он стоит в какой-то части квартиры, тяжело дыша и изливаясь гневом, потому что не мог позволить себе большего. Единственное, что было неправильно, с его слов, — бороться с неизбежным.       Момент таял, рассеиваясь в воздухе. Я провела ещё какое-то время, обдумывая всё, что произошло. Наверное, я ощутила облегчение, несмотря на тот факт, что билет на самолёт всё ещё ждал своего часа. Но мне нельзя улетать, не сейчас, когда наши застывшие во времени отношения с Чонгуком двинулись с мёртвой точки, устремившись в так называемое светлое будущее. Я не могла позволить им свернуть обратно, рухнув в пропасть, навсегда оставив нас в прошлом. В голове вертелся план, ещё далёкий и не оформившийся, поджидавший своего часа. Мне осталось только ждать, когда таймер звякнет, а мысль в лучшем своём виде окажется передо мной с вишенкой на самом верху.       Я поняла, что ждать больше не могу. Мне нужно в душ, независимо от того, лечу я в Лондон или нет. Затем нужно ехать в больницу и постараться поговорить с мамой, убедить её, что мне совсем не обязательно уезжать. Если я кому-то и нужна, то смена моего местоположения только отсрочит мою поимку. В конце концов, можно придумать что-то и здесь. У отца хорошая линия охраны, они вполне могли обо мне позаботиться. Нет, отец в больнице, значит, они не справились, и маму этим не убедить… Но моей решимости это не уменьшило.       Несколько минут я так и стояла у двери, крепко сжимая дверную ручку в руках, чувствуя, как ладонь начинает потеть. Я просто не решалась выйти, внезапно ощутив невидимый барьер, идущий наперекор с моим желанием выбраться из четырёх стен. Хорошо хоть двери не прозрачные, а то могу представить лицо Чонгука, увидев тень, застывшую по другую сторону.       Гнетущая тишина дома рассеялась, когда я услышала голоса. То был голос Чонгука, приветствующий гостей, другой мужской голос и голос… Лесли? Я отпрянула от двери так, если бы её полили бензином, подожгли и она вспыхнула огненным пламенем, норовясь зацепить собой всё, до чего оно могло достать. И я не знаю, что меня испугало на самом деле. Лесли, которая по какой-то причине оказалась здесь, или… Нет, здесь нет никаких или. Что она вообще здесь забыла? Меня задело, что она вот так могла прийти к Чонгуку, когда он запрещал мне просто его видеть. Меня задело, что в его доме Лесли — куда более желанный гость, чем я. А может, то было завистью?       Меня злило, что я не знала наверняка, какие именно у Лесли и Чонгука отношения. Они могли развлекаться, не имея при этом любовной связи. Для здоровья, как говорят некоторые. Я представляла, как Лесли ночует в спальне Чонгука, как расхаживает по дому в его рубашке (возможно, в той же самой, что была на мне), как готовит ему завтрак…       Моему раздражению не было предела. Всё внутри мгновенно всполошилось и налилось то ли досадой, то ли злостью. Хотелось просто выскочить, демонстративно появившись перед Лесли в рубашке Чонгука, и уж пусть думает, что думает. Я представляла, как краснеет её лицо от злости, а из ушей идёт пар. Но смысл этой затеи терялся, если брать в расчёт, что Лесли могла делать это на протяжении некоторого времени, пока мы с Чонгуком не общались, так сказать. Самому Чонгуку эта затея вряд ли бы понравилась, но могло ли это помочь мне заявить собственные права на парня? Мол, подвинься, подруга, он мой, и так оно будет всегда. Лесли не то что намекала, она прямым текстом заявила о своих намерениях заполучить Чонгука. Это меня и беспокоило. Что, если она не отступит, пока не добьётся своего?       Жадность. Вот что я испытывала тогда. Ревность на грани жадности или жадность на грани всепоглощающей ревности. Странно называть Лесли соперницей, зная о собственных преимуществах, но так или иначе, пока она вертелась рядом с Чонгуком, никем другим она для меня быть не могла. Подругами мы никогда не были, так что… А своим отъездом я только упрощала ей задачу. Ещё одна причина, почему мне следовало остаться.       Я тихо приоткрыла дверь, стала прислушиваться и осторожно прокрадываться наружу. Судя по тому, какой вид мне открылся, квартира двухуровневая. Вдоль стен тянулся проход, ограждённый балюстрадой, уходящей к лестнице по левой стороне. Справа стена и ещё одна дверь. Со своего места я видела лишь долю нижнего уровня, включающего малую часть гостиной, электрический камин и смежную кухню. Бело-серые тона, никаких ярких, красочных вспышек. Когда-то спальня Чонгука была ярко-синей со множеством несочетаемых цветов в интерьере, что подходило и под внутреннее состояние его самого. А теперь все краски куда-то исчезли. Что снова описывало Чонгука, но теперь уже нынешнего.       — Не верится, что ты делаешь это со мной, Чонгук, — злилась Лесли где-то вне поля моего видения, — сперва одежду ей покупай, затем на побегушках будь. Я ей в подружки не записывалась… Мне вообще плевать, что с ней и где она. Только если она не ошивается где-то рядом с тобой…       — Лесли, хватит, — осадил Чонгук девушку, — оставь свои истерики кому-нибудь другому, кому не будет плевать…       — Но, Чонгук… — это было почти что жалобно. Или жалко. Чего она ещё ожидала?       Что-то двинуло меня вперёд. Не невидимая сила, конечно, а мои какие-то эгоистичные мотивы, толкающие показаться Лесли на глаза. Я встала у самого края, схватив обеими руками перила, не скрывая своего любопытства глядя вниз. Тёмно-серые диваны в центре, стеклянный столик, плазма на стене. Слева кухня с барной стойкой. Довольно чисто, если не считать присутствия Лесли, отягощавшей всю благоприятную атмосферу.       Чонгук плёлся к кухне, Лесли стояла около диванов, с озадаченным видом смотря ему вслед, другой парень, незнакомый мне, сидел в кресле, со стороны наблюдая за представлением. Вид у него был слегка усталый. Если они приехали с Лесли, а до этого ещё какое-то время провели вместе, то его можно понять. Тут любой не выдержит её компании.       — Привет, Лесли, — сказала я, нацепив самую самодовольную улыбку, что только могла, — как дела в университете? Так и прогуливаешь, судя по всему…       Ладно, я тоже, получается, прогуливаю.       Все тут же обратили внимание на меня. Нельзя сказать, что я не смутилась, но вида уж точно не подала. Но будь кто рядом, то он точно смог бы услышать, как моё сердце бьётся у самого горла.       Чонгук, к счастью, никак не прокомментировал моё появление.       — Чёрт, Чонгук, серьёзно? Что она вообще тут делает? — Лесли раскрыла рот, развела руками и смотрела на парня, требуя ответов. — Ещё и в твоей рубашке…       Я видела, как она смотрела на меня. Тяжело дыша, осматривая с ног до головы, будто так и думая: чем эта курица лучше меня, а затем завистливо поджала губу. Её взгляд был выразительней всех слов на свете. Наверное, не стоит этим гордиться, но я была вполне счастлива видеть её такой… несчастной.       — Я не обязан перед тобой отчитываться, Лесли, — только и ответил Чонгук, упираясь ладонями в барную стойку, — но раз уж на то пошло, ты в курсе аварии… — на миг мне показалось, что последнее слово прозвучало как-то тяжело. Он ведь не винит себя?       Лесли закатила глаза, переминаясь с ноги на ногу и сжимая руки в кулаки. Она снова смотрела на меня, но уже с прищуром, пока я продолжала победно улыбаться. Лесли была зла, в гневе, я бы даже сказала. И всё потому, что терялась в догадках, почему я здесь, почему в его рубашке, почему так довольна… Чонгук даже не пытался объясниться, а я уж тем более не стала. К чему лишать себя удовольствия?       — Да, да, да, я в курсе. Но я не думала, что она будет… здесь…       — То есть когда я просил привезти вещи для Кэти, тебя это не натолкнуло на мысль? — язвительно спросил Чонгук, что для Лесли прозвучало крайне колко и обидно. Будто он только что назвал её глупой, что не особо отличалось от действительности. — Кэти просто нужны вещи, чтобы добраться до больницы. Она улетает в Лондон. Сегодня… — пояснил он, когда девушка не ответила.       Я почти что слышала, как Лесли вздыхает с облегчением, как расслабляется её тощий зад от слов Чонгука. Она ехидно улыбнулась, а я наоборот нахмурилась. Лесли скрестила руки и рухнула на диван, напыщенно наблюдая за мной. Зачем он вообще это сказал? Такое шоу испортил.       — В Лондон? — переспросила она, словно не расслышала и уже не успела мысленно отпраздновать известие в компании трёх своих извилин. — Как жаль. Жаль, что всем плевать…       Так плевать, что ты светишься от счастья.       Я дёрнулась. Что-то внутри так и подстёгивало меня выкрикнуть о том, что произошло между нами с Чонгуком в комнате. Как мы целовали друг друга, как наши тела соприкасались, как Чонгук прижимал меня к себе… Так, как тебе этого никогда не узнать. Но я сдержалась. То, что произошло между нами, принадлежит только нам, и Лесли никак не касалось. Я намерена была оставить этот поцелуй себе, не ввергая никого постороннего.       Я закатила глаза. Всё, на что меня хватило. Если бы я попыталась что-то ответить, то это определённо было что-то, о чём я предпочла бы умолчать.       — Мне нужно в душ, — сказала я, переводя взгляд на Чонгука. Он казался каким-то отстранённым. Парень в кресле сидел молча. — Хочу поскорее поехать в больницу…       …и уговорить маму, что мой отъезд не лучшее решение. Добавила мысленно я.       — Дверь справа от тебя, — кивнул Чонгук в нужное направление, орудуя стаканом и бутылкой чего-то горячительного, — Лесли привезла тебе вещи, надень их…       Я смотрела на девушку, её ухмылку. Человек я неконфликтный, но определённо попробовала бы стереть эту идиотскую улыбку с её лица. Это Чонгук чувствует каждый раз, видя Тэхёна? Страшную ревность? Злость? Желание придушить? Кошмарное чувство… Именно это я и чувствовала, глядя на Лесли.       — А где мои вещи? — спросила я Чонгука, наблюдая за тем, как он что-то пьёт из стакана. — Помнится, когда мы вчера уезжали от твоего отца, на мне была моя одежда… Где она?       — В помойке, — отрезал Чонгук, осушая стакан.       Я недовольно устремила глаза к потолку. Не то чтобы я так сильно дорожила пижамными штанами и старой футболкой, но принимать что-то от Лесли хуже, чем носить грязную одежду. Я не стала спрашивать, почему мои вещи оказались среди мусора, вероятно, в аварии они пришли в негодность.       — Считай это прощальным подарком, Кэти… — Лесли отлично знала, что я ненавижу, когда меня зовут так. Думаю, она намеренно пыталась меня задеть или выставить в плохом свете.       Я хотела добавить, что улетать не собираюсь. Но пусть это останется для неё сюрпризом.       Она поднялась с дивана, взяла бумажный пакет с названием какого-то бренда и лениво поднялась по лестнице, вручая его мне. Ещё на середине её пути мне в нос ударил едкий запах её духов. Тех самых из машины Чонгука. Казалось, она за раз использует весь флакон. Раньше я этого не замечала или старалась не замечать.       — Спасибо, но я Кэтрин, — улыбнулась я, неохотно забирая пакет, — запомнишь, или лучше по буквам произнести?       И я ушла. В этом разговоре вообще не было смысла. Как бы ей ни хотелось меня задеть, у неё ничего не вышло.

***

      Нельзя сказать, что душ стал моей панацеей от всего дерьма, случившегося за последнее время, но определённо поспособствовал облегчению симптомов. Смыть с себя грязь оказалось очень приятно, как физически, так и душевно. Я всё ещё думала обо всём произошедшем. Покушение на отца, авария, ультиматум Чона… Плохие события по очереди протягивали ко мне свои клешни, будто преследуя конкретную цель — сломить меня окончательно. И я знала, в какой момент это произойдёт, в момент, когда я сяду на самолёт и улечу в Лондон, оборвав все связи с домом. Тогда я и сломаюсь.       Чонгук всё ещё пользовался той же маркой шампуня. Я поняла это случайно, когда искала, чем вымыть волосы. А на деле отыскала целое сокровище, отправившееся в копилку с подписью «Мой Чонгук, или то, что от него осталось». Я должна была продолжить это делать, искать детали в мелочах, когда он сам всеми силами скрывал их от меня. Но я хорошо знала, что эти привычки никуда не делись, а просто хорошо спрятались, выжидая момента, когда я их отыщу.       Должна отдать Лесли должное. Джинсы с прорезями на коленях и серый свободный джемпер пришлись мне по вкусу. Про бельё она тоже не забыла, но это уже мелочи. Было просто приятно помыться, почистить зубы и облачиться в чистую одежду. Кто бы мог подумать, что такие вещи способны сделать меня счастливой.       Когда я вышла из ванной, закончив сушить волосы феном, то Лесли уже не было. Неважно, куда она делась, её отсутствие встало даже на уровень выше, чем душ и чистые вещи. Зато тот парень, что был с ней и всё это время молча сидел в кресле, остался и теперь выслушивал Чонгука о том, что следует делать. Или чего не делать мне.       — Просто проследи за тем, чтобы она ничего эдакого не выкинула. Она не опасна, но своевольна. Не купись на её уловки… Просто будь поблизости.       Я почти обиделась на Чонгука, подслушивая их диалог с верхнего уровня, где какое-то время назад вела ненавязчивую беседу с Лесли. Но затем почему-то улыбнулась, воспринимая его слова скорее как комплимент, чем камень в свой огород. Чонгук стоял за барной стойкой, незнакомец перекачивал из кресла на барный стул напротив него.       — Мы с тобой из таких передряг выпутывались, думаешь, с какой-то девчонкой не управлюсь? Уж с чем-чем, а с красотками управляться я умею… — незнакомец рассмеялся, но мне стало не по себе от такой шутки. Это должно было быть смешным?       Чонгук не рассмеялся, но улыбнулся. Возможно, вынужденно. Чтобы не смущать собеседника.       — Знаю я твоих красоток, Шуга. Кэти не из таких… — сказал он, делая упор на последние слова. — Просто делай ровно столько, сколько от тебя требуется. Если с ней что-то случится… — Чонгук не закончил предложение, зато посмотрел на парня так, словно окончание фразы незнакомец знает и без лишних слов. Я не знала, что скрывается за этим если, но могла предположить, что ничего хорошего.       — Она дорога тебе, я прав? Не припомню, чтобы ты вообще с кем-то так возился… Будь то тачка, я бы может и понял… Но все эти розовые сопли точно не для меня… — незнакомец выпил содержимое стакана и со звоном поставил на стол.       Значит, ты не любил. Так и хотелось сказать мне.       Чонгук многозначительно улыбнулся, загадочно уставившись на стол. Он о чём-то думал, и я отдала бы всё на свете, чтобы узнать о чём именно. Я так и стояла, боясь пошевелиться и спугнуть момент. Я ждала его ответа, словно от этого зависела моя жизнь.       — Кэти была рядом со мной, сколько я себя помню. Если после всего во мне и осталось что-то хорошее, то это воспоминания о ней…       — Но при этом вместе быть вы не можете, так? — Чонгук ответил коротким кивком, затем сделал большой глоток из стакана, будто заливая боль внутри самого себя. — Хреново, должно быть… — сочувственно закончил Шуга, поднимая стакан, словно за упокой наших с Чонгуком чувств.       Я ощущала эту самую боль, отчасти она касалась и меня тоже, затрагивая все чувства разом. Я никак не могла понять корень, откуда растёт эта идиотская мысль, что вместе мы быть не можем. И возможно, я попыталась бы понять, потрудись он рассказать или поговорить со мной, обосновывая свои мотивы, разложив всё по полочкам. Но он не сделал ничего, только запугивал и повторял одну и ту же фразу, что видеться нам нельзя. Но где в этом логика?       — Поэтому я и прошу тебя присмотреть за ней. Лучше тебя никто не справится. Она может быть занозой в заднице, но с ней не соскучишься…       — Люблю трудности, — снова рассмеялся Шуга, прокручивая стакан в руке.       Зато Чонгук был мрачнее тучи.       — Ты даже представить себе не можешь, что я испытал вчера вечером, придя в сознание после той грёбаной аварии, увидев её. Она не двигалась, я никак не мог нащупать пульс, — Чонгук провёл по лицу ладонями, уводя их к затылку, зачёсывая волосы назад. В его глазах стоял неприкрытый ужас. — Я думал, она мертва, Шуга. Мертва. Чёрт… — Чонгук выпрямился, опустив голову, снова погружаясь во вчерашний вечер. — Ничего страшнее в жизни не испытывал. Даже тогда два года назад, в Лондоне, когда меня только привезли и отец устроил всё это дерьмо, пытаясь приструнить меня, запугать, отправив в чёртов концлагерь… Ни одни пытки не сравнятся с тем, что было со мной в те секунды, пока я думал, что её не стало…