За тишиной твоих мыслей

      Влажные волосы раскинулись по спине. Я закрыла глаза, позволяя бездне меня поглотить. Дыхание перехватило, становилось тяжело дышать, потому что поцелуи заставляли меня задыхаться. Мы захлёбывались этими чувствами, утопая в них без остатка. Каждое движение Чонгука, каждое касание пьянило, дурманило и умоляло о большем.       Тело покрывают мурашки, когда руки парня спускаются вниз по моим плечам к бёдрам и отыскивают голую кожу под футболкой. Сердце, будто крылья порхающей бабочки, заходилось в груди. Через несколько секунд Чонгук неохотно оторвался для того, чтобы взглянуть на меня. Он тяжело дышал, жадно хватая ртом воздух. В комнате было темно, и только свет близстоящего здания озарял комнату, позволяя разглядеть общие черты парня. Но это ни к чему, ведь я и без того помнила каждую деталь его прекрасного лица.       В его взгляде так и застыло смятение и нерешительность, не позволяющие ступить дальше.       — Мне так жаль за то, что я говорил и делал с тобой… — прошептал он.       — Так покажи, насколько тебе жаль, Чонгук… — ответила я, неспеша касаясь его груди.       Парень поддался не сразу, будто сомневаясь в том, что мы собирались сделать. Но я уже не думала, мозг отключился, как только он поцеловал меня. И пусть всё остальное подождёт. В этот миг только мы вдвоём и наши чувства имели значение, отодвинув все проблемы за дверь с пометкой «неважно». Я не хотела, чтобы какие-то сомнения разрушили момент, который значил для нас не просто что-то примитивное и животное, а намного большее — вроде перерождения. Нас самих, наших душ или чувств. А может, всё и сразу.       Кожа на животе и груди была обжигающе горячей. Мои пальцы невесомо, едва касаясь, бродили по его телу. Я думала о его шрамах, которые сейчас разглядеть не могла, но они всё ещё там, от них никуда не деться. Но они нисколько не пугали меня. Скорее воодушевляли, ведь Чонгук, несмотря на всю эту страшную борьбу, спровоцированную его же отцом, выжил и чудом судьбы стоял передо мной. Более сильный, мужественный и смелый, чем те же два года назад.       Его губы целовали меня, прокладывая дорожку от краснеющих щёк к самой шее. Дрожащая рука парня под футболкой поглаживала по моей спине, осторожно привлекая к себе ещё ближе. Стоять на ногах становилось всё сложнее, но я знала, если упаду — Чонгук непременно меня подхватит. Меня обуял жар во всём теле, усиливая порыв избавиться от одежды. Чонгук, словно читая мои мысли, тут же расправился с моей футболкой, отправив её в сторону. Наши разгорячённые тела и руки касались друг друга с такой жадностью, будто компенсируя все эти два упущенных года.       Сомнений не осталось. Неужели Чонгук действительно делал это? Пускал меня в свой мир, куда, как мне казалось, путь заказан. Эта надежда будила во мне желания, спящие во мне с той самой ночи, когда я и Чонгук любили друг друга в последний раз. Но сам Чонгук делал всё остальное, каждое его прикосновение будоражило каждую ниточку, мечтавшую заполучить этого парня ещё сильнее. Эйфория парила в моей груди, устремляясь к низу живота, оставаясь там в виде страсти, необузданной и кружащей голову.       Я не спеша коснулась его груди, коснулась живота, ускользая под резинку его штанов. Сквозь поцелуй пробивались его стоны, сливающиеся в унисон с моими, я почувствовала, как он напрягся, когда мои пальцы коснулись его возбуждённой, пульсирующей от желания плоти. Стоны парня вырывались опаляющим дыханием.       Желание становилось таким невыносимым, что подкашивались колени. Но прежде чем упасть и разбиться, я должна была показать Чонгуку, как сильно его люблю и чего он лишается, совершая неправильные поступки. Теперь пусть подумает дважды, прежде чем отвергнуть меня снова. Если у него кто-то и был за это время, то между ними не было ничего даже отдалённо похожего на то, что есть у нас. Животные инстинкты никогда не встанут вровень с этими чувствами, когда ты любишь и желаешь человека всем своим нутром, а не просто стремишься удовлетворить свои потребности.       Даже сквозь темноту я видела его разочарованные глаза, когда моя рука выскользнула из-под резинки его штанов так же быстро, как там и оказалась. Я играла с ним, дразнила и отпустила, когда он того не ждал. И, кажется, мои игры ему не понравились, потому что я и глазом моргнуть не успела, как огромные руки Чонгука опрокинули меня на кровать. Мои пижамные штаны полетели к футболке, лифчик туда же. Несмотря на жар, россыпь мурашек холодила плечи и спину, оставляя за собой предвкушающее волнение.       Чонгук целовал мою шею, лаская в руках мою грудь и теребя сосок между пальцами, заставляя ощущать невыносимый тянущий трепет между ног. Поцелуи опускались всё ниже, бросая меня то в жар, то холод. Парень стянул с меня оставшееся бельё, целуя внутреннюю часть бедра. Я закусила губу, цепляясь пальцами за постельное бельё, чтобы не сорваться прямо сейчас. Нет, мы должны сделать это вместе. Как единое целое.        Терпеть уже нет сил, и желание говорило за меня:       — Чонгук, умоляю…       Дважды просить не прошлось. Утопая в эйфории, через собственные стоны я слышала, как Чонгук избавляется от лишней одежды. Дыхание было тяжёлым и прерывистым, его движения выдавали его нетерпение. Несколько секунд Чонгук копошился в прикроватной тумбочке, отыскивая резинку, расправляясь с такой банальностью, как контрацепция, о которой я даже и не вспомнила. Нависнув надо мной, его крепкое тело вдавливало меня в кровать, а губы нашли мои, совсем не оставляя возможности, чтобы дышать. Мне казалось, если Чонгук так и будет оттягивать момент, то я либо задохнусь, либо умру от желания. Это ведь возможно?       Чонгук осторожно, не спеша, несмотря на всё своё нетерпение, вонзился в меня, заполняя собой всё самое сокровенное, что предназначалось ему одному. Он — мой, а я — его. Ничто на свете не смогло бы убедить меня в обратном. Мы половинки одного целого и нерушимого механизма.       Как же стыдно признаться, но я была так счастлива, что чуть не пустила слезу. Чонгук этого не заметил, но чувства, переполнявшие меня, взрывались, освобождая всё лучшее, что нас когда-то соединяло. Все эти мгновения и воспоминания красочной картиной стояли у меня перед глазами, маяча табличкой с яркой надписью: «Это ещё не конец». И это правда не было концом, впереди было будущее. Наше общее будущее.       — Я люблю тебя, Чонгук… — бессознательно произнесла я в пик своей безумной и трепещущей любви к этому человеку.       — И я люблю тебя, детка… — ответил он, целуя меня в плечо и утыкаясь мне в шею, когда напряжение спало и волна наслаждения увела нас к самим небесам.       Спустя какое-то время, лёжа в постели Чонгука, уткнувшись в его плечо, ощущая приятную слабость во всём теле, я чувствовала себя счастливее и спокойнее, чем набралось за последние два года. И дело не только в том, что мы занимались любовью, но и в том, что Чонгук сказал. Не знаю, было это искренне или вырвалось само собой, обсуждать это я не торопилась. Побуду ещё в неведении, чтобы не испортить этот волшебный момент, решила я.       — Побудешь здесь или поднимешься к себе? — хриплым, вымотанным и таким обаятельным голосом протянул Чонгук.       Я напряглась, оторвала голову от плеча парня и попыталась посмотреть ему в глаза. Слишком темно, всё бесполезно. Я просто легла обратно, утыкаясь глубже в шею, вдыхая запах ароматного геля для душа.       — Прогоняешь меня? — досадливо спросила я, закидывая ногу ему на бедро. — Хочешь, чтобы я ушла?       — Наоборот, — признался он, переворачиваясь на бок. Теперь мы лежали лицом к лицу. — Хочу, чтобы ты осталась и провела со мной остаток ночи… — его рука отыскала мою, переплетая наши пальцы.       Клянусь, этот момент был интимнее, чем то, что произошло между нами до этого. Мне неинтересно, как много девушек побывало в его постели, но скольких из них он просил остаться с ним до утра?       — Тогда решено… — одна его рука игралась с моими пальцами, пока вторая вырисовывала замысловатые узоры на моём бедре.       — Обещаешь? — спросил он, пододвигаясь ко мне всё ближе. Я успела лишь коротко кивнуть, как Чонгук оставил на моих губах очередной распаляющий поцелуй.       Судя по тому, как замедлялось дыхание Чонгука, он засыпал. Лицо в покое, губы чуть приоткрыты — так и манят поцеловать. У меня же ни намёка на сон.       — Чонгук, ты спишь? — в какой-то момент спрашиваю я, и парень начинает ёрзать.       — Ммм… А что? Уже готова ко второму раунду? — отвечает он тихим и сонным голосом. Его рука бесцеремонно проскальзывает меж моих ног, но я наспех успеваю её перехватить, управляясь со сбившимся дыханием.       — Не сейчас… Может быть, позже… — есть вещи и поважнее, уверяла я себя. — Не хочешь поговорить? Меня всё ещё интересует то, что было в Лондоне…       Чонгук отрывается от подушки, тяжело вздохнув и, очевидно, пресекая на корню больную тему.       — Ты действительно хочешь поговорить об этом прямо сейчас? — Чонгук переворачивается и нависает надо мной, касаясь губами моей шеи и сладко шепча на ухо: — Оставь все вопросы до утра. У нас есть дела поинтереснее…       Пальцы Чонгука медленно, почти невесомо, касались моей кожи, обводя каждый изгиб моего тела, будто по карте отыскивая все мои высшие точки удовольствия. На этот раз я уже не сопротивлялась, позволяя нам обоим забыться и спрыгнуть с обрыва в самую бездну блаженства.

***

      Утром я проснулась от голоса, доносящегося из-за двери. Я вскочила, не особо хорошо соображая и совсем не понимая ситуацию происходящего. Глаза слипались, а в голове ни грамма рассудка. Голова не болела. Что странно, с учётом выпитого вчера алкоголя. Только сухость во рту и привкус дохлой кошки.       Чонгук ещё спал. Он лежал на животе, подминая под собой одеяло. Сейчас он был чертовски похож на тех парней с картин Ренессанса со всеми этими полуобнажёнными мужчинами. Так и хотелось позвать какого-нибудь художника той эпохи, чтобы тот запечатлел это произведение искусства. Может, пора учиться рисовать?       Звуки из гостиной выбили меня из мыслей и лишили остатка сна. Кто-то ругался. Голос напоминал женский, но он был слишком тихим, чтобы я могла удостовериться в этом. И судя по тому, как хорошо охраняли квартиру, вряд ли это был кто-то чужой. Может, стоило разбудить Чонгука прежде, чем сунуться в гостиную самой. Но Чонгук так сладко спал, что я так и не смогла найти в себе мужества побеспокоить его сон. Особенно после того, как хорошо он постарался ночью.       Я встала с постели, натянула пижамные штаны, футболку и обувь. Волосы торчали в разные стороны, потому что после душа расчесать их времени у меня не нашлось. Но плевать. Кого будет волновать глупая причёска после столь чудесной ночи? Женщина продолжала ругаться. Битое стекло звенело, будто кто-то специально кучей катал его по полу. Протерев глаза, поцеловав Чонгука в макушку и хорошенько вытянувшись, я вышла из комнаты. Рядом с дверью всё ещё валялась подушка, на которой я сидела прошлым вечером. И одно только воспоминание о том, к чему это привело, вскружило мою голову.       Не верилось, что мы сделали это, так же сильно как то, что Чонгук действительно допустил это. Не в смысле, что я была против, просто… Как так вышло? Что изменилось? Почему Чонгук так внезапно сдался, хотя ещё сутки назад собирался закинуть меня в другую страну из соображений мой безопасности. Я надеялась, что он не скажет, что это вроде прощального подарка или одолжения. Внутри всё похолодело. Он признался, что любит меня, а это что-то да значит. Честно слово, если он выкинет что-нибудь такое, то я убью его.       Я подняла подушку с пола и понесла к дивану, возвращая точно на то место, откуда её взяла.       — Ну что за люди. Стоит просить прибавки к зарплате на случай катастроф вроде этой. Настоящая помойка…       Полная женщина, лет пятидесяти, с тёмными волосами, собранными на макушке в небрежную причёску, выметала с пола стекло и разбросанный мусор. Убиралась она спиной ко мне, так что, вероятно, даже не заметила моего присутствия. Я хотела кашлянуть или сказать что-нибудь, сообщая о моём появлении, но поняла, что не знаю, с чего начать. Может, стоит встать перед ней и поздороваться, пока она не…       — Матерь божья, — вскликнула незнакомка, перепугав нас обеих, возможно завидев краешком глаза шевеление с моей стороны. Бедная женщина ухватилась за сердце, в то время как метёлка плашмя упала на пол, разбрасывая стекло под собой. — Чего ж вы так крадётесь, милочка… — она так и уставилась на меня, раскрыв рот, ожидая моего пояснения, — как мой муж ночью за пирожками. Думает, он хитрый, и я ничего не вижу, но я всё знаю, ей богу. Знаю, но молчу… — ворчала она.       — Извините… Не знала, как вам сказать, что я здесь… — помялась я, ощущая себя школьницей, пойманной и отчитываемой директором.       Мои щёки раскраснелись от неловкости, а может, от того, что перед глазами всплывали картинки прошлой ночи.       — Всё в порядке, просто дайте мне отдышаться, милая… — женщина прошла мимо меня, устраивая свою пышную фигуру на подлокотнике дивана, — и напугала же ты меня…       Я ощутила неловкость. Но словила себя на мысли, что незнакомке сходить бы к специалисту с такими-то нервами.       — Может, вам воды? — предложила я, чтобы сгладить эту неприятность.       — Нет, спасибо. Лучше расскажи, кто ты и что тут делаешь? — она уставилась на меня так, что мне стало не по себе. Нет, женщина казалась очень приятной, но я не понимала, какое ей вообще дело до меня. — Сколько тут работаю, впервые тебя вижу…       Хотелось поинтересоваться, кто она такая и почему спрашивает меня об этом. Но квартира охранялась, посторонних сюда не пускали, значит, эта женщина не просто посторонний человек Чонгуку. Даже если она и кто-то из персонала.       — Я Кэтрин. Кэтрин Вуд… — призналась я наконец, — я… подруга Чонгука.       Действительно, а кто я? Друг? Девушка? Любовница…?       На минуту она опешила, словно справляясь с какой-то из своих безумных мыслей.       — Ох, милая. Так это ты? Та самая Кэти… — тёплая улыбка озарила её лицо, она смотрела на меня как на давно потерянного, но не забытого члена семьи. — Он как-то упоминал о тебе…       — Простите, а вы…       — Меня зовут Джоди, но многие зовут просто Джо… Я экономка. Убираю, мою, готовлю и делаю всё, что этот неблагодарный мальчишка совсем не ценит… — она прикрикнула в сторону комнаты Чонгука. Я еле сдержалась, чтобы не заставить её помолчать, находя её крик неуместным.       Было чувство, что у них с Чонгуком сложились тёплые дружеские отношения, если судить по ощущениям. Лучше бы он с мамой помирился. Но Джоди… Джо, казалась безобидной. Вроде одной из тех женщин, что показывают в кино, кто может за несколько минут заставить тебя поверить в себя и которую все обожают.       — Так что вы говорите он рассказывал? — я насторожилась, потому что это было странным, что экономка знает обо мне. Хотя, если она и впрямь всем заправляла, то и за некоторое время она вполне могла стать близким Чонгуку человеком, чужаков здесь не радовали. Но меня волновала мысль, как Алисия страдала из-за потери сына.       — Немного. Чонгук не особо разговорчив. Он ведь здесь не так давно… — на лице Джо отобразилась вселенская печаль. — Как-то пришла утром, принесла продукты. А он так кричал во сне из своей комнаты, что у меня чуть сердце не остановилось: Кэти, Кэти… Думала, убил кого что ли?       — Это был один раз или ещё повторялось? — спросила я, теряя остатки хорошего настроения. Не очень приятно слышать эти слова.       — Нет, милая, это было всего раз. Я не стала его тогда спрашивать, не моё это дело, по большому счёту. Как помню, потом застала его выпившего, сжигающего фотографии в камине… Видела бы ты его… — она качала головой, томно вздыхая. — В тот день он сам рассказал про девушку, которую любит и с которой рядом быть не может… У меня сердце разрывается, глядя на него, на то, как он страдает… Может, и не скажешь поначалу. Но я это чувствую.       У меня не было сомнений в правдивости её предчувствий. Потому что я чувствовала точно то же самое. Сердце и у меня болело, но не только от сожалений, но и от переизбытка чувств и невозможности их выплеснуть. Чонгук привык отталкивать людей за это время. Привязанность значит опасность, как для одного, так и для другого. Я знала, что делать дальше — растопить лёд в его сердце, позволить освободиться чувствам и отпустить страхи. Если Чонгук и впрямь собирался сделать это, рискнуть всем и пустить меня в свою жизнь, то я тоже должна была постараться сделать кое-что, быть рядом и любить его неистово, до потери пульса, пока зима в его сердце не сменилась бы на лето.       Но о тайнах. Прежде чем делать что-то дальше, мне предстояло признаться, что я натворила. На этот раз я решила всё ещё до того, как он дал на то согласие.       Первый пункт в списке вещей, которые могли перечеркнуть всё то прекрасное, что случилось ночью:       1) Рассказать о звонке и принятии условий его отца.