За тишиной твоих мыслей

       Чонгук пришёл в себя только через три дня. Он всё ещё был слаб и плохо ориентировался в пространстве, что в общем-то было объяснимо после серьёзных травм головы. Я слишком не вникала в подробности его бесконечных диагнозов, да и никто собственно мне их особо не разъяснял. Мама так сильно волновалась за моё состояние, что это уже переходило все границы дозволенного и недозволенного. Она боялась за ребёнка. И порой мне казалось, что даже больше меня самой.        - Ты несёшь ответственность за вас обоих, Кэтрин. Твоё безрассудство спускалось с рук прежде, но теперь я не позволю тебе совершать глупости, - грозно повторяла мама с маниакальной потребностью поправляя одеяло, подушки или что-то ещё из круга в круг.        Пытаться похитить родную дочь, вот что глупо, а я просто хотела выйти из палаты, чтобы ненадолго сменить обстановку. Вот что мне хотелось ответить матери в тот момент, но я сдержалась, поджав губу. За эти дни стало хорошо ощутимо то, как она сожалеет о содеянном. Её забота говорила за неё. Мама фактически не отходила от моей постели, даже вещи сюда привезла, чтобы не ездить домой. Так что обида и гнев постепенно стали отступать под гнётом любви и благодарности. Наверное, до конца понять и простить маму я не смогу, потому что как бы я не размышляла, понять её мотивов мне не удалось.        Заботилась она хорошо, но опять же, всему должна быть своя мера.        - Я в порядке, мам. Не нужно постоянно подтыкать одеяло. Мне не пять и я не боюсь засыпать одна, - говорила я, но мама продолжала делать свой так называемый ритуал.        И проще было смириться, чем продолжить с ней спорить. Думаю, мама таким образом выражала свой стресс. Ей тоже пришлось тяжело. В конце концов она могла потерять единственного ребёнка, а перед этим ещё и мужа фактически тем же образом. Поэтому, если забота помогала ей справиться с этим, то я способна это пережить.        Мама всё ещё не знает, как всё произошло на самом деле. Чимин наплёл ей что-то про спасение Чонгука, уверив, что я просто стала случайно жертвой, никак не участвовавшей в спасительной операции. Но кому, как не маме знать о моём характере. Вероятно, она догадывалась, что усидеть на месте я бы не могла. Так или иначе эту тему мне затрагивали, и я была рада, что мне не пришлось ей ничего объяснять.        Ко всему прочему подключился отец. Он не мог караулить меня сутками, потому как постепенно пытался возвращаться к работе. Но в какой-то момент он всё же решил оставить все дела на помощника ради возможности заботиться обо мне. В чём собственно не было необходимости. И теперь я чувствовала себя ещё и виноватой, что не заботилась об отце должным образом, когда он был на моём месте. Словно одной мамы было мало.        Не сочтите меня неблагодарной дочерью, мне просто было в какой-то мере было неловко получать столько заботы. Я любила родителей всем сердцем, но мне не требовался такой усиленный уход, какой давала мне мама. Работники больницы вполне могли со всем справиться, но мама была непоколебима.        - Кто ещё так позаботиться о тебе, как не родная мать? – спрашивала она, практически кормя меня с ложечки.        Я отсчитывала минуты до того, как смогу поехать из больницы домой. Но даже здесь мама настаивала, чтобы я пожила первое время с ними. Я не спорила, но хорошо понимала, что после выписки ни за что не поеду в родной дом. Просто потому что моё место рядом с Чонгуком в нашем с ним доме. И пусть он требует ремонта и колоссальных на то сил, но я и Чонгук вместе вернёмся туда после выписки. Я даже попросила Чимина завести туда кое-какую мебель, чтобы там были минимальные удобства для проживания. С остальным мы управимся позже.        Родители многое делали для меня, и я бесконечно им благодарна, но наступил тот период, когда моя жизни словно встала на своё место и впервые спустя всё это время я знала, чего хочу. Как минимум перестать скитаться по чужим домам и остепениться вместе с Чонгуком. Будто два этих года я шла неверными дорогами, пробираясь через дремучий лес и препятствия, но теперь обрела свой истинный путь и намеревалась следовать ему. Чонгук стал тем маяком, наставившим меня в нужное направление.        Ни мама, ни папа больше не высказывались плохо насчёт Чонгука. Не знаю, что переключилось в их сознаниях, но я больше не слышала тех грязных речей, что стали своего рода нормой. Но лишь до тех пор, пока я не начала разбираться со всей ситуацией. Более того мама частенько заглядывала к нему в палату, направляя на Чонгука свою изливающуюся через края заботу. Она болтала с Алисией, помогала, чем могла. Будто не было никакой ссоры и этих двух лет, а их прежняя дружба вновь обрела прочную связь. Я искренне верила, что мама просто многое переосмыслила в своей жизни.        К Чонгуку я попала только через несколько дней. Как бы я не рвалась, как бы не обещала тайком выбраться из палаты, родители не поддавались на мои манипуляции. Так же, как и не объясняли почему все эти дни я не могла увидеть парня. Ведь я только и думала о том, как сильно нуждаюсь в том, чтобы сидеть у его постели, говорить, если не с ним, то хотя бы с его подсознанием, слушать его сердцебиение и тихо надеяться, что он вот-вот очнётся.        И несмотря на то, что сразу попасть в его палату мне не удалось, нам всё же удалось связаться. Медсестра принесла записку, выведенную угловатым неаккуратным почерком, которым Чонгук старательно выводил каждую букву своими сломанными пальцами. К записке прилагалось кое-что ещё, то что я больше и не надеялась увидеть. Кулон его бабушки. Я взвесила его в руке, не до конца веря, что он реален, а не просто проецирован моей поломанной психикой.        Луна и звёздочка.        Я не раздумывая сцепила цепочку на шее, в очередной раз за день чувствуя, как последние крупицы заветного пазла сходятся на моей судьбе. Всё медленно, но верно вставало на свои места.        «Я в порядке. Люблю тебя.                                    Чонгук»        Шесть слов, но с каким трудом они ему дались. Не так просто написать что-то, когда сломан один палец. А когда несколько?        В любом случае эта записка растрогала меня так сильно, что впервые за все эти дни я расплакалась. Не знаю, гормоны ли начали свою активную деятельность или я просто сломалась, но ревела я так сильно, что на мой свой слетелись все медсёстры и даже доктор Роув явилась в палату с широко раскрытыми от удивления глазами. И как им тут всё объяснишь, когда сама не можешь во всём разобраться?        Медсёстры знали о всей ситуации и даже прозвали нас местными Ромео и Джульетой. Что для нас забавно и местами неуместно, для работников больницы способ повеселить себя в обычные рутинные дни. Я была не против, особенно, когда одна из медсестёр, втайне от мамы принесла мне эту записку и пообещала отнести мою. Не то чтобы мама оказалась бы против, но согласитесь есть в этом что-то трепетное и романтичное, когда делаешь что-то подобное в тайне ото всех. Видимо Чонгук решил так же, раз не попытался связаться со мной более современными способами.        Я быстро отыскала стикеры, которые использовала для учёбы. Да, в последние дни я погрузилась в учебные материалы, которые упустила за эти недели. Это сильно отвлекало и не позволяло мне сойти сума в ожидании хороших новостей. На жёлтом листке я быстро написала пару строк чёрной ручкой, бонусом прикрепив отпечаток собственных губ накрашенных бледно-розовой помадой специально для этого. Не то чтобы была какая-то необходимость красива в больнице. Было бы ради кого, раз доступ к Чонгуку мне заказан…        «Хочу тебя увидеть, но не знаю, когда меня к тебе пустят. Скучаю и люблю.                                                                                                   Твоя Кэти»        На какой-то миг я подумала, что было бы забавно сообщить ему о беременности в записке. Нарисовать крошечные пинетки или скажем тест с двумя полосками. Но быстро передумала, мысленно представляя выражение его лица на эту новость. Его радость сменяющее смятение. Наверное, было бы правильным сказать ему обо всём лично. Кто знает быть может это первый и последний раз, когда я сообщаю ему такие известие. И мне в самом деле хотелось бы разделить эти эмоции.        Всякие сомнения ушли, когда я из раза в раз перечитывала те шесть слов, что Чонгук написал для меня. Не так уж много для моего успокоения, но достаточно, чтобы всякого рода порывы на время притупились и затихли в подсознании.        Палата Чонгука располагалась в конце коридора, и я буквально могла видеть Алисию, расхаживающей туда-сюда, стоило мне выглянуть за дверь. Так близки и в то же время так далеко. Это конечно же быстро пресекалось моей матерью, стоило ей меня заметить. В её понимании слова врача означали, что я буквально должна лежать в постели, ничего не делая и ничем не занимаясь. Учёба – то единственное, что с боем мне удалось отвоевать.        Абсурд какой-то.        Очевидно пройдёт ещё какое-то время прежде, чем Чонгук сможет вставать с постели. Но выглянуть за дверь и попытаться разглядеть происходящее в его палате, стало для меня необходимой мерой. Просто знать, что он в порядке. Всё это казалось мне глупым и идиотским. С другой стороны, что могло помешать мне просто взять и преодолеть это расстояние, разделяющее нас?        Ничего. Решила я, когда в очередной раз получила отказ матери. Бред какой-то. Не сложно догадаться, что её слова быстро спустили меня с тормозов и меня понесло. Я уже сбилась со счёта сколько раз за эти дни моя мама сказала «нет» на мою просьбу навестить Чонгука. Самое интересное, эти отказы даже не подкреплялись никакими объяснениями. «Нет» просто значило, что я не могу к нему пойти. Вот и весь её аргумент.        Но я устала ждать. Уж не знаю, чего мама так боялась. Я уже и без того видела в каком тяжёлом состоянии находился Чонгук. Это шокировало, но только в первый раз. Я была готова к любому исходу, кроме того, где я продолжаю сидеть в своей палате, как грёбанная узница. К тому же вряд ли во второй раз я удивлюсь сильнее. Меня могли бы напугать трубки, провода и все эти мониторы, но за эту неделю я настолько наслушалась и привыкла ко всему этому, что теперь считала эту больничную обстановку роднее дома, а работников ближе собственных родственников.        Да, мама говорила, что мне нельзя нервничать и всё такое, только ей не объяснишь, что неведение о состоянии Чонгука и её излишняя заботливость заставляет меня нервничать куда сильнее всего остального. Записка сказала о многом, но явно не обо всём. Чтобы успокоиться и прекратить себя накручивать мне нужно было встретиться с Чонгуком и лично убедиться во всём. Ну, ещё рассказать главную новость, которая его, как я надеялась не слишком шокирует.        Мама ушла перекусить, когда я решила, что ничто теперь не помешает мне пойти к Чонгуку. Мне так сильно хотелось его увидеть, что я даже не испытывала угрызений совести, когда покидала палату. Такова уж я, сперва сделать и только потом думать о последствиях.        Алисия, как я знала, теперь обедала с мамой. Вряд ли в его палате мог быть кто-то кроме Чимина или скажем Шуги, или кого-то ещё из его людей. Но их бояться мне не стоило, они уж точно будут на моей стороне. Но их присутствие оставалось под сомнением, ведь Чонгук быстро назначил Чимина временно на своё место. Как по мне лучше кандидата ему не найти. Чону-старшему всё труднее управлять бизнесом, поэтому у него не было иного варианта кроме как согласиться.        Нервы неприятно щекотались внутри меня, хотя по правде говоря я не делала ничего плохого. Медсёстры, знающие меня в лицо, странно таращились на меня, но тем не менее у меня не было ощущения, что они тут же побегут меня сдавать. Скорее наоборот, словно всеми силами готовились отстаивать мои права. Одна медсестра по имени Сандра подмигнула, с хитрецой намекая на полную боевую готовность на случай чего. И честно говоря ещё никогда прежде я не чувствовала столько поддержки от такого количества людей.        Они с лёгкостью могли бы сдать нас прессе, пропустить журналистов или выкинуть нечто подобное ради наживы. Но наши семьи вроде как обязали сотрудников подписать бумаги о неразглашении, чтобы просто обезопасить нас.        Но какой бы не была моя уверенность, что-то всё же заставило меня притормозить у самых дверей в палату Чонгука. Наверное, всё дело в моей неготовности сообщить парню те два главных слова, что уже несколько дней так и скребутся у меня в голове, не находя выхода. Хотелось сказать отцу, Чимину, даже Алисии в те короткие визиты, когда она заходит узнать о моём состоянии или позвать маму на обед. Но Чонгук должен узнать обо всём раньше, чем эта новость дойдёт до всех остальных.        Я неуверенно взглянула внутрь палаты. Сердце так и замерло, когда мой взгляд коснулся того, ради кого я здесь. Обстановка в общем-то ничем не отличалась от нашей: те же кремовые бархатистые диваны, кофейный столик и та же постель. Отличался только цвет стен, здесь он был нежно-голубоватый, и количество трубок и мониторов, отслеживающих состояние Чонгука. Я так и замерла.        - Кэти? – еле слышно хрипло спросил Чонгук, приоткрыв рот будто собираясь сказать ещё что-то.        - Чонгук, - тем же тоном и с тем же придыханием сказала, высвобождая всё беспокойство так долго сидящее внутри меня.        Невидимая сила так и подтолкнула меня к его постели. Я уже ничего не видела перед собой кроме лица парня. Спустя полторы недели он выглядел лучше. Опухоль спала, царапины почти зажили, синяки сходили. Чонгук выглядел хорошо, лучше, чем я себе представляла. Даже не смотря на то что его волосы были непривычно взъерошены, а нём был больничный халат, не делало его хуже.        В его палате работал телевизор. Шло какое-то шоу, которое Чонгук смотрел. Но очевидно название или канал не играли для меня никакой роли.        - Моя мама убьёт меня, как только узнает, что я была здесь, - сказала я с задором, кладя руку на его грудь. Я чувствовала его сердцебиение и то, как быстро вздымается его грудь. И знаете, это было самым прекрасным ощущением, которое я когда-либо испытывала.        Чонгук смотрела на меня так пристально и не моргая, но с тем же удивлённо, что я уже было решила, что со мной что-то не так. Сложно поспорить с тем во что я превратилась за все эти дни, но его взгляд точно не был именно таким по этой причине. Он смотрел так, словно я видение или призрак, так будто не был готов меня увидеть.        - В чём дело? – испугалась я, зачем-то поправляя волосы, будто причина крылась именно в них, - ты не рад мне?        - Иди сюда, - только и сказал он, поднимаясь со своей постели с такой скоростью, что и не скажешь, что он болен.        Его правая рука и пальцы были сломаны судя по гипсу. Про пальцы я и так знала, но рука меня удивила. Кто знает, что ещё ему сломали те ублюдки, не говоря уже о синяках, которые покрывали Чонгука буквально всего.        Парень сгрёб меня в охапку, тихо постанывая от боли, которая будет преследовать его ещё долгие недели. Тем не менее сила с которой он прижимал меня к себе отчётливо намекала, что ему плевать на боль. Я собиралась обнять его так же сильно, но не смогла, представляя сколько боли ему это принесёт. Достаточно того, что он здесь, что он рядом, что он жив.        - Кэти, - повторял он.        - Чонгук, - повторяла я, зажмурившись и надеясь, что парень не развеется, как только я раскрою глаза.        Кажется, теперь я понимала, что мама подразумевала, когда запрещала мне сюда идти. И Чонгук и я так и норовились порвать ему пару швов своей излишне эмоциональной встречей. Я чувствовала себя спокойно, находясь в его объятиях. Я, как сорвавшийся наркоман после многих месяцев завязки, внезапно заполучивший дозу.        - Прости меня, Чонгук. Если бы я знала, то не пришла… - заявила я, но Чонгук даже не шелохнулся, - тебе больно. Лучше тебе вернуться в постель… - я сглотнула, чувствуя укол совести за то, что не хочу выбираться из его объятий.        - Это не больно, Кэти. Больно было, когда Маттиа обещал поймать тебя, а я не мог ничего поделать, - голос парня тихим, но даже так я чувствовала всем сердце отчаяние заполнявшее его тон.        Я позволила себе обнять Чонгука за талию, осторожно едва касаясь. Я чувствовала, как слёзы заполняют глаза, и я уже не могла справиться с ними. Только не сейчас.        - Я думала ты мёртв, - всхлип так и вырвался из меня, грудь внезапно сотряслась. Должно быть это причиняло ему не мало боли, но Чонгук только сильнее прижал меня к себе, явно не собираясь меня отпускать. От переизбытка чувств я едва держалась на ногах, - мне казалось я умру прежде, чем допущу мысль о том, чтобы с этим свыкнуться…        - Мне жаль, Кэти. Жаль, что тебе пришлось через всё это пройти… - Чонгук отстранился, проницая меня всем жаром своего взгляда.        Мне нельзя нервничать. Повторяла я сама себя, успокаиваясь.        Какие-то трубки и провода, тянущиеся за ним, сковывали его движения, но Чонгуку это словно не мешало.        Я слышала тяжёлое дыхание Чонгука. Его взгляд любопытно изучал моё лицо, пока не остановился на губах, которые он накрыл своими в туже самую секунду с пугающей решимостью. Он целовал меня жадно, пылко и местами выдержанно, а я потыкала каждой его безмолвной просьбе. Чонгук прижимал меня к себе, трепетно и осторожно удерживая в своих руках, выказывая тоску по мне в каждом прикосновении.        Дыхание спёрло, а я больше не подчинялась себе. Я эгоистично позволила себе в полной мере погрузить себя в эту дурманящую игру, совершенно не задумываясь, какими страданиями она может отозваться в теле Чонгука. Но если ему и было больно, то ни на секунду не позволял мне об этом думать. Даже потеряв его на те долгие мучительные дни я не понимала, как сильно нуждаюсь в нём. И только сейчас сознавала это в полной мере.        Чонгук отстранился тяжело дыша. Он не спеша целовал меня в щёку, подбородок, шею ключицу, медленно пробираясь ниже. Я дрогнула от чувств, которые уже и не надеялась испытать. Парень нежно коснулся моего плеча кончиками пальцев, осторожно оттягивая ворот футболки под которой таились многие слои бинтов. И мне очень не хотелось, чтобы он это видел. Потому просто не позволила ему закрасться слишком далеко.        - Тебе не нужно… - прошептала я, поправляя футболку, - я в порядке. И это не мои слова, а слова врачей…        - Хорошо, - только и ответил Чонгук, поразив меня своей выдержанностью. Он снова поцеловал меня. На этот раз коротко.        Парень взял меня за руку, притягивая за собой и уже через мгновение мы лежали на постели крепко обнявшись. Я уже не думала о том, что скажет мама, теперь это стало неважным. Не знаю, как долго мы так пролежали. Казалось, что минут пять, а на деле не менее получаса. И мы молчали, что сейчас было намного громче слов.        И я понимала, что тянуть больше не могу. Только я не думала, что сказать Чонгуку о своей беременности будет так непросто. О таких вещах не скажешь легко и непринуждённо, здесь всё сложнее. Пожалуй, реакция парня оставалась самой пугающей точкой этого вопроса.        - Я должна кое-что тебе сказать, - я чуть отстранилась, так чтобы видеть лицо парня, я мягко коснулась его щеки, поглаживая бархатистую кожу, - это может напугать тебя… Но ты должен знать.        Я не могла оторвать от него взгляд. Видеть его, слышать его голос и ощущать его присутствие, большего мне в этой жизни и не нужно, чтобы просто быть счастливой…        Чонгук сжал челюсть, явно готовясь не к самым хорошим известиям. Не знаю о чём он думал, но его мысли явно двинулись в обратную сторону от истины. Парень расслабил объятия, будто готовясь в любой момент меня из них выпустить. Тем не менее он молчал, внимательно ожидая.        - Не знаю, как тебе об этом сказать, - я начала ковырять невидимую зацепку на своих штанах, только бы не смотреть Чонгуку в глаза пока сердце билось о самые рёбра, - не думала, что будет так сложно.        - Просто скажи, - сказал Чонгук, ощутимо беспокоясь. Чтобы он себе не напридумывал, моя новость явно не входила даже в первую сотню догадок, - раньше у тебя не было с этим проблем… - перебинтованная рука парня коснулась моего бедра, и мне почему-то и самой стало больно при мысли какие увечья таятся под этими бинтами.        - Раньше мне не приходилось говорить кому-то о том, что я беременна, - только через секунду я осознала, что ляпнула. Я тут же прикрыла рот ладонью и затаив дыхание уставилась на Чонгука в ожидании его реакции.        Не так мне хотелось ему обо всём сказать.        Чонгук побледнел всего за долю секунды. Это стало заметно даже под слоем гематом и синяков на его лице. Хуже всего то, что я не понимала о чём он думает. Прежде было не так уж и сложно определить ход его мыслей, но сейчас всё было абсолютно пусто. И спустя минуту молчания это начинало пугать.