За тишиной твоих мыслей

      Три недели спустя        Как Тэхён и обещал, он уехал сразу, как только закончил оформление бумаг, сбор вещей и другие мелочи, оставшиеся перед поездкой. Прощание выдалось трогательным: море слёз, объятий и обещаний, которые могу поспорить никогда не придут в реализацию. И не потому что мне этого не хотелось, просто рутина очень ловко отбирает любые планы превращая их в бесконечную череду перекладываний на следующую неделю, месяц и даже год… Не так просто выбраться в Бостон, когда уже через год у тебя на руках будет младенец, круглосуточно нуждающийся в тебе. И это неплохо на самом деле.        Меня выпустили из больницы и позволили проводить друга, другой возможности у меня не было бы. Хотя, зная себя, я бы сбежала из больницы ради такого случая, не смея упустить последний шанс повидаться. Уж поверьте ничто не остановило бы меня.        Это было почти три недели назад. Тоска по Тэхёну никак не унималась. Особенно во время учёбы, когда теперь приходилось делать всё в одиночестве. И пусть некая обида так и играла на фоне тяжёлых воспоминаний, я всё же пыталась их игнорировать в пользу сохранения наших отношений. Сердце простило, а мозг пока не догнал.        За это время Тэхён хорошо освоился. Мы созванивались по выходным, но переписывались почти круглосуточно. Он отправлял мне фотографии кампуса, комнаты в общежитии, футбольного поля, почти в два раза больше нашего. Рассказывал о призраках по слухам обитающим в старых стенах университета, шкодивших по ночам. Но Тэхён сказал, что эти самые призраки ничто иное, как сами студенты, пугающие первокурсников. Что-то вроде столетней традиции, существующих среди учащихся. Слушать его было удивительно интересно.        Мне не хватало Тэхёна, я скучала по нему, но всеми силами не показывала насколько велика эта тоска. В конце концов общение по телефону – ничто по сравнению со встречей в реальной жизни, стоящих тысячи таких видео звонков. Но он был доволен и только это имело значение. По крайне мере казался таким, когда со счастливыми искрами в глазах рассказывал, как знаменитый выпускник их университета посещал их какое-то время назад. Он не о чём не жалел, только просил иногда заезжать к его родителям на ужин, и я не могла отказать ему в этом.        Обычно наши разговоры начинались на фоне учёбы и заканчивались тем же. Я не говорила про Чонгука, только если он сам этого не хотел или не спрашивал и то, ограничиваясь парой общих фраз. Про беременность я тоже умалчивала, но понимала, что рано или поздно нужно будет ему сказать.        Я была в порядке. Рана быстро заживала, но было очевидно, что останется шрам. В этом не было ничего весёлого, хотя для меня он казался чем-то вроде этапом пройденного посвящения. Моё первое и очень надеюсь последнее ранение подобного характера. Теперь, когда ответственность на мне лежала двойным грузом я больше не могла так рисковать. К тому же Чонгук отныне вряд ли даже не километр подпустит меня к нечто настолько же опасному. Думаю, мы все уяснили этот урок.        С тех пор, как он встал на ноги и его выписали неделю назад он основательно взялся за дом. Пришлось какое-то время всё же пожить с родителями, потому как пыль и сам ремонт не были самыми благоприятными для меня условиями. Не будь я беременна, то вероятно торчала бы там целыми сутками, помогая и делая всё от меня зависящее. У меня было очень много планов касательно интерьера и цветовых решений, но пришлось всё это делать дистанционно или во время встреч с дизайнером, когда тот приезжал к нам домой.        Мама с тех пор, как я поселилась в их доме буквально ворковала надо мной, как над редкой птицей вымирающего вида, вынашивающей последнюю возможность на сохранение популяции. Срок был маленьким и пока ещё ничто не выдавало моего положения, но это не мешало ей запрещать мне буквально всё. Отбить право на посещение учёбы мне опять же пришлось с трудом. Мама настаивала заниматься дома, но сидеть в четырёх стенах, как долгие мучительные недели до этого я больше не собиралась. Ситуация стала не такой накалённой и у меня больше не осталось причин пропускать учёбу, если я собиралась продолжать обучение. Я могла терпеть постоянный надсмотр Итона, приставленного ко мне, частые звонки мамы и Чонгука, будто соревнующихся между собой, кто переживает больше, но только не снова сидеть взаперти.        Мы с мамой так и не поговорили о том, что произошло. Я решила просто забыть об этом и не думать, и не трепать нервы ни себе, ни ей.        Чонгук тоже был в порядке. Я не только видела это, но и чувствовала. Выглядел он хорошо, особенно, если сравнивать то, каким он поступил в больницу. Он даже подстригся, срезав длинные волосы и выбрил виски. Смотрелось свежо, непривычно и первое время он часто напоминал мне о тех днях, когда такая стрижка была его единственным выбором.        Сейчас уже ничто не говорило о трагедии тех дней. Только если рука, перелом которой будет срастаться ещё несколько недель. В целом он казался бодрым и ещё более прекрасным, чем было до этого. Только психологическая составляющая оставалась для меня загадкой, пролить свет на которую он отказывался. Но это не мешало Чонгуку заниматься привычными делами и даже местами помогать с ремонтом в доме с которым теперь он излишне спешил. Чонгуку было важно закончить всё до того, как мы наконец-то поженимся, и я не сопротивлялась. Как ни крути всё налаживалось.        И раз уж Тэхён не смог остаться, мы решили маленько притормозить со свадьбой. Если изначально отложить торжество собирались на несколько недель, для восстановления нашего с Чонгуком здоровья, то вскоре торжество снова пришлось переносить. Мы оба чувствовали себя более, чем хорошо, чего не скажешь про Чона-старшего. Помню, как он говорил, что не доживёт до рождества.        Видимо прогноз оказался верным.        За те недели, что мы провели в больнице, ему стало намного хуже. Метастазы пошли в мозг, началась путанность сознания, часто не узнавал близких и родных, не помнил где находится и что происходит. Дышать самостоятельно он уже не мог и последние дни доживал в больнице угасая на глазах. Всё вело к тому, что пора организовывать похороны и мне пришлось взять некоторые обязанности на себя пока семья собиралась силами отпустить члена своей семи. Каким бы дерьмом он не был. Чонгук был рядом почти всё время, и я не в праве его осуждать. Отца он ненавидел и презирал всем сердцем, но был там только ради горюющей Алисии, помогая пережить неминуемую утрату. Их отношения стали налаживаться, пока ещё медленно и совсем неуверенно, но они шли по верному пути. Меня в больницу не пустили, чтобы лишний раз не волноваться, и я не была против. Вряд ли я смогла выдавить хотя бы слезу над телом умирающего урода.        Чон-старший умер десятого декабря. День, когда всё человечество вздохнуло с облегчением. Хотелось бы мне сказать, что мне жаль или что я сожалею о его смерти, но при всём желании у меня язык не повернётся сказать этот бред, как никто зная, каким дерьмом он был. Наверное, это не делает меня лучше, как человека, но и жалеть о кончине ублюдка почти убившего собственного сына я тоже не могу. Не тогда, когда я видела то, каким он сделал Чонгука, насколько глубокие шрамы, как физические, так и моральные он оставил. Чон-старший – кусок дерьма, наконец отправившийся туда, где ему самое место – в грёбанную преисподнею к остальным отбросам общества наравне с Маттиа и дядей Лютером.        Газеты только утихли после внезапного воскрешения Чонгука и вот теперь у них появилась новая причина залезть в частную жизнь семьи. Порой они сутками караулили у ворот дома или у больницы, когда новости о смерти только начали распространяться. Так же не слишком повезло и моим родителям, заметившим толпу надоедливых журналистов у своих ворот как-то утром. Пришлось вызывать полицию, когда один особо отличившийся пролез на территорию и пытался со мной поговорить. Чонгук удвоил число охраны на всякий случай, пусть я и пыталась его убедить, что такие меры нам не нужны. Но разве его остановишь?        Похороны прошли спокойно на закрытом кладбище куда журналистов не пустили, они остались ждать за пределами, но и здесь не обошлось без особо отчаявшихся готовых на всё ради очередной статьи. Погода стояла безветренно и солнечной, но было жутко холодно и многие, включая меня, не знали куда от этого деться. Людей пришло много, все они скорбели и лили слёзы, пока я наблюдала со стороны отчасти негодуя почему они оплакивают Чона-старшего. Бывшие коллеги, так называемые друзья и родственники, все они собрались в тот день, провожая ублюдка в последний путь.        Я, Чонгук, Алисия, мои родители, семья Санди стояли у вырытой могилы и наблюдали, как опускают гроб. Много мыслей вертелось у меня в голове в тот момент, но одна выделялась среди остальных, когда я думала, что мир стал куда чище без такого человека, каким был Чон-старший. Мне словно стало легче дышать от того, что наш с Чонгуком ребёнок не застанет его живым. Лучше не иметь дедушку совсем, чем иметь такого дедушку. Папа был и есть удивительным для меня отцом, пусть порой и совершающим ошибки. Я знала, он станет тем дедушкой, который сможет возместить эту любовь к своему внуку в двойном размере. Уж за это я не переживала. Единственная причина, о которой мне следовало волноваться, легла в гроб в тот самый день, освободив меня от всех невзгод. Наверное, я ужасный человек, раз считаю, что Чон-старший заслужил смерти и получил по заслугам.        Помню, как наблюдала за Чонгуком, обеспокоенно задаваясь вопросом, в порядке ли он. Его взгляд остро наблюдал за могилой, я видело в нём столько боли и ненависти, что какой-то крошечный осколок его чувств пронзил мне сердце. Весь его вид проклинал ту самую могилу и гроб опустившийся в неё. Его щёки покраснели от холода, а с чуть приоткрытых губ слетал тёплый пар. Мысленно он был далеко, будто напоминая самому себе, почему его ненависть к отцу так сильна. Я не могла знать о чём он думал в тот момент, но я просто крепче сжала его руку в своей руке, как бы говоря, что я здесь рядом и готова его поддержать.        Для Чонгука смерть отца была не столько подарком, сколько проклятьем, доставшимся ему по наследству. Он был в праве отказаться от всего в пользу брата отца, но Чонгук не мог всё бросить только потому что ему так хочется. Он говорил, что, если Майкл возьмёт всё на себя, то скорее всего пожелает продать семейный бизнес в пользу развития его собственного в Японии. Чонгук не столько держался за компанию, сколько за людей, работающих в ней и ответственность, возлежавшую на нём. Если в один момент Чонгук добровольно отойдёт, то это приведёт к необратимым последствиям. Порядок державшийся в городе под его присмотром рухнет, начнётся война за территорию и разбои, чего допустить было нельзя. Но что-то во мне было уверено, что в какой-то мере ему даже нравится его работа.        После погребения к нам подошла Санди и крепко меня обняла. Мы успели немного поболтать ещё перед церковью, перекинулись парой слов и на этом всё. И, кажется, сейчас она пыталась это возместить. Мы быстро договорились вместе поужинать сегодня вечером и быстро разошлись. По возможности она приходила ко мне в больницу. Мы болтали о всяком, но про беременность она всё ещё не знала. Наверное, после того, что случилось с Мелиссой это слегка покачнуло моё доверие к людям. Не то чтобы я закрылась ото всех, просто стала чаще думать о том, почему они со мной общаются и стоит ли за этим что-то. Санди была хорошей девушкой, не заслужившей моих сомнений, но я ничего не могла с собой поделать. Я надеялась, что это временно и скоро всё придёт в норму. Она мне нравилась, общение с ней было лёгким и непринуждённым.        Я видела на похоронах тётю Пэм. Она, казалось сама не своя. Была совсем тихой, ни с кем не говорила и держалась в стороне. После того, что случилось с её мужем она в какой-то мере сбежала от общества и заперлась вдали от всех. Неясно, для чего она вообще сюда пришла. Папа сказал, что она скорбит по дяде Лютеру, не смотря на то что он предал своё дело, людей, работающих с ним и погибшим по его вине. Она словно не слышала или не хотела слышать той страшной правды, которая раз и навсегда должна была обрубить все чувства и отношения с этим человеком. Отец сказал, что она винит Чонгука и меня в гибели её мужа. Возможно она просто была в трауре, и сама не соображала, что говорит, но могу поспорить это не так. Но мне всё равно.        Мелисса нагнала нас на парковке, когда мы с Чонгуком уже садились в машину. Она запыхалась, волнистые волосы обрамляли её лицо, щёки раскраснелись. Она смотрела на меня испуганно, а ещё безумно виновато.        Я не была готова к разговору с ней.        - Кэтрин, мы можем поговорить? - взмолилась она, тяжело дыша, придерживая мою дверь прежде, чем я успела её закрыть, - дай мне шанс всё тебе объяснить…        - Кэтрин… - Чонгук смотрел на меня, позволяя самой решить хочу ли я поговорить или просто уехать. Он был готов к любому исходу.        - Я в порядке. Дай нам пару минут, - ответила я ему, и снова вышла на мороз поёжившись от холода.        Чонгук метнул недоверчивый взгляд в сторону Мелиссы и сел в машину, оставив нас наедине.        Девушка смущённо смотрела вдаль, дёргаясь от волнения и не зная с чего начать. Я смотрела на неё, чувствуя сильную обиду и не понимая, почему она просто не рассказала мне обо всём. И чем больше я накручивала себя, тем сильнее мне хотелось вернуться в машину.        - Ты хотела поговорить? – безразлично спросила я, не выдержав этого молчания. Я понимала, что ей нужно время собраться мыслями, но ждать, когда это наконец произойдёт я не собиралась.        - Да. Хотела сказать, что мне очень жаль, что я тебя подвела, Кэтрин, - девушка поджала дрожащую нижнюю губу, уголки её глаз от слёз заблестели на солнце.        - Ты сильно огорчила меня, Мелисса, - сдержанно ответила я, не скрывая своего разочарованного взгляда, - я доверилась тебе и сильно пожалела об этом.        - Знаю. Я сильно виновата перед тобой.        - Ты использовала меня, Мелисса, - на этот раз безразлично сказать не получилось, голос дрогнул.        - Это не так, - нахмурилась девушка, навострив свой взгляд на меня, словно мои слова обидели её, - наша дружба никогда не было частью этого плана. Твой дядя хотел, чтобы я сблизилась с тобой и попыталась узнать, как можно больше, но я только делала вид, что стараюсь выяснить. Тот визит в свадебный салон, клуб или наша пустая болтовня, когда ты заходила к Чимину… Никакой цели в этом не было. Клянусь.        Я верила ей. Не знаю почему, но предчувствие не сомневалось в этом. Мысленно я возвращалась к тем моментам, проведённым вместе, и не видела в этом какой-то фальши. Всё казалось настолько искренним, что страшно представить окажись это ложью.        Дядя мог сильно давить, его излюбленный метод. У неё буквально могло не остаться выбора. Дядя Лютер страшный человек, ему плевать стоит перед ним сорокалетний грозный мужчина или маленькая запуганная девчушка. Если Мелисса скажет, что дядя угрожал её убить, то я вполне способна в это поверить.        - В какой-то момент мистер Пантеврь сильно разозлился, что от меня никакой пользы. Заявил, что я плохо стараюсь. Пригрозил отправить Патрика в другую страны или вообще убить. Сказал, что мы больше не увидимся, если я не сделаю хоть что-то для него, - её руки дрожали, а говорить становилось труднее, - тогда в клубе я специально напилась. Знала, что домой меня не повезёшь. Я проснулась утром, как помню с ужасной головной болью и пошла искать какие-то документы в кабинете отца Чонгука… Я нашла их, забрала с собой, но отдать так и не осмелилась. Утром приехал Чимин и сказал, что с Чонгуком случилась беда. Я спрятала бумаги, а твоему дяде сказала, что их там не было… Я понимала, что всё не просто так.        Уж не те ли документы, которые дядя требовал от Чимина в тот раз, когда я застала их на кухне в его доме.        - Но по-прежнему ничего мне не сказала.        Мелисса заправила прядь золотистых волос за ухо и кивнула.        - Мне было страшно, Кэтрин. Ты бы сразу решила, что я во всём виновата. Это давление со всех сторон. Я боялась. Мне начинало казаться, что единственным правильным вариантом будет собраться и уехать к отцу, подальше от всего этого… Но Патрик. Я не могла его оставить…        Мелисса смотрела на меня из-под пушистых ресниц тихо смахивая слёзы с щёк. Мне почему-то стало её жаль. Она явно не была готова к такой жизни. Как и многим девочкам ей хотелось выйти замуж, родить детей и жить счастливо. Кто же знал, что перед всеми этими пунктами встанет моя тётка, её муж с их драмами и криминальной диктатурой. Мелисса из мягкой тёплой обстановки попала сразу в котёл к парочке чертей, медленно подминающих её под себя.        - Патрика тоже знал о том, что происходит? – я вспылила, этот разговор выходил за рамки моего понятия о том, как правильно стоит поступать в такой ситуации, - получается знали все и при этом молчали….        - Нет, нет, нет… Кэтрин, Патрик и его мать ничего не знали о том, что происходит, - девушка сделала шаг мне навстречу, - всё происходящее было между мной и твоим дядей. Остальные даже не догадывались.        - Хорошо.        Я опустила взгляд мысленно разбираясь со всей этой кашей. Прямо сейчас я не могла решить, как должна поступить по отношению к Мелиссе. Мне определённо требовалось чуть больше времени для переваривания новой информации и осознания, что я обо всём этом думаю. Поступки Мелиссы нелогичны и вызывают во мне противоречивые чувства, но так или иначе часть меня уже прониклась к ней сочувствием. Если бы я поступила совершенно иным образом в подобной ситуации, еще не значило что у Мелиссы хватило бы на это храбрости.        - Езжай домой, Мелисса. Поговорим позже, ладно? Я обещаю обо всём подумать и связаться с тобой, – мягко ответила я, найдя это решение единственным правильным, - встретимся и ещё раз всё обсудим.        Мелисса кивнула. Я видела в ней, как раскаяние, так и разочарование. Не знаю только, в самой себе или в том, что этот разговор так ничего и не прояснил. Очевидно она ждала другого результата, но я не смогу так быстро её простить.        - Мне правда очень жаль. Если я как-то могу искупить свою вину, то просто дай знать.        - Конечно, - ответила я, открывая дверь машины.        Несколько секунд я наблюдала, как девушка отходит. Где-то вдали я видела рыжую копну волос моего кузена. Я гадала, знал ли Патрик о том, что происходит. Вряд ли он смог бы дать отцу отпор, если бы пришлось. Не мог же он просто игнорировать ситуацию, если в самом деле знал о происходящем.        И ещё я думала о том, сможет ли он оставить мать и уехать с Мелиссой, как и планировалось раньше. Тётя скорее убьёт себя, чем отпустит Патрика от себя.        - Мелисса, - окрикнула я девушку, та резко обернулась на меня глядя испуганными глазами, - дядя Лютер был козлом. Все это знали и ненавидели его. Но то что он сделал с тобой не оправдывает тебя в полной мере… У тебя в самом деле был выбор, но ты им не воспользовалась.        - Я знаю это, Кэтрин. Я думаю об этом каждый день.        Мелисса ушла, покачивая своими светлыми волосами.        Я села в машину и взяла Чонгука за руку. Молча, без каких-либо объяснений, просто потому что я нуждалась в этом.        - Всё в порядке? – спросил он, согревая мою ладонь в своих горячих руках, одна из которых всё ещё была в гипсе.        - Наверное да, - я улыбнулась, но тоска внутри меня разрасталась, как плесень, - мне нужно подумать обо всём и решить, каких людей я должна сохранить в своей жизни.        - Думаешь, Мелисса достаточно для этого раскаялась? – он смотрел вперёд, туда, где Патрик тихо обнимал и утешал Мелиссу, - ей тоже тяжело пришлось…        - Наверное.        Чонгук наклоняется и накрывает мои губы своими, обжигая своим поцелуем и осторожно притягивал меня к себе. Его движения были медленными и неторопливыми, только для меня этого казалось слишком немногим. Я ловила себя на мысли, что с тех пор, как он вернулся мне всего было мало. Его поцелуи, объятия, прикосновения, голоса, запаха… Я не могла в достаточной мере насладиться им, наполниться до краёв и насытиться в достаточной мере. Я наркоман в завязке со внезапным рецидивом.        Моё сердце разорвалось от чувств, чтобы собраться и разорваться снова. Чонгук был для меня всем, чего я только могла пожелать. Я понимала, как сильно и отчаянно должна суметь сберечь, то что у нас есть. Я уже теряла всё этого и не дам случившемуся сломать меня снова. Бороться, драться и кусаться, если придётся, но только не упасть. Раньше мне казалось, что наша с Чонгуком любовь, счастье и будущее в руках людей, способных это с лёгкостью отнять. Но теперь я была уверенна, что всё это зависит лишь от нас двоих и готовности воевать за право быть просто вместе.        И я ни за что не сдамся.