Ошибки, которые мы совершаем

Августовский вечер выдался неожиданно теплым. Гарри развалился на подвесной качели, которую Регулус создал только этим утром. В закатных сумерках Гарри разглядывал дом Блэков, гадая, какая могла быть его жизнь в этом доме. Он ощущал внутри какую-то уверенность в своем происхождении, какой раньше не ощущал. Он вспоминал Сириуса. Пытался понять, что Сириус совершал серьезные проступки. Но стоило ему вернуть в памяти нужный образ, как он все равно ощущал только любовь и сильную привязанность. Ему было все еще больно его вспоминать. Но быть здесь, в доме Блэков, для него не было наказанием. Скорее чем-то очень правильным. — И что это значит, быть Блэком? — спросил он Регулуса. Регулус занял одно из садовых кресел, которые удалось воссоздать у Гарри. Он вспомнил такой же набор у Дурслей и случайно создал, а Регулусу понравилось. — Быть лучше всех, естественно, — немедленно ответил Регулус. Он развалился в кресле и смотрел на небо. Гарри давно не видел, чтобы он не носился по дому, как сумасшедший. У него каждую секунду находились дела. Он не спал до глубокой ночи, а рано утром уже был на ногах. Гарри застал однажды его готовящим, после чего приноровился вставать рано, чтобы его кормили. Ему казалось, что в Регулусе должен быть какой-то подвох. И даже его побег на время войны уже не казался таким уж минусом. — С этим я уже справился, — фыркнул Гарри. Он не чувствовал себя лучше всех, но что-то внутри довольно переворачивалось от осознания, что он унаследовал что-то очень многолетнее и древнее. — Ты ведь не пользуешься эмпатией, — озвучил Гарри свою догадку. — Но почему? — А зачем она мне? — Регулус перевел взгляд с неба на него. — Нет ничего, что нельзя было бы прочитать по лицу. Гарри снова посмотрел на дом. В окне Ремуса горел свет. — Ты хоть раз видел, чтобы он выходил? — спросил Регулуса Гарри, и тот покачал головой. — Как тебя это не раздражает? Упрямство? — А почему меня должно это раздражать? — Регулус порой не понимал очевидных для Гарри вещей. — Ну почему ты не пытаешься что-то изменить? — Гарри сел по-турецки, слегка раскачиваясь. Качели были круглыми, крепко сплетенными и просто потрясающими. — Я просто жду, как и обещал, — Регулус тоже выпрямился, разглядывая импровизированный костер из каких-то старых и бесполезных бумаг. Гарри пытался угадать, что составляет его больше всего как человека, заглянуть за внешность и слова. Он хотел понять, может ли без опаски привязываться, либо же останется на расстоянии, так и не признав родство. — Почему Сириус так сильно тебя не любил? — спросил Гарри, искренне этого не понимая. Он провел с Регулусом достаточно времени, чтобы понимать, что к манере его разговора быстро привыкаешь. — Потому что я всегда был лучше для родителей. Правильнее. Послушнее. Учился лучше. Пошел дальше, был в Пожирателях. Просто счастье семьи Блэк, — усмехнулся Регулус. — Он ревновал меня всю жизнь к родителям. А я завидовал лет до одиннадцати, — он на секунду задумался. — Или до двенадцати. — А что потом? — А потом Ремус сказал мне, что Сириуса нельзя переделать, и мне стоит принять его таким, какой он есть. Да, наверное, мне было двенадцать. Мы были в гостях у Джеймса Поттера, первый и последний раз в моей жизни. Сириус пробовал на мне все самые неприятные заклинания, а я прятался как мог. Прятался до тех пор, пока меня не нашел Ремус. Сказал, что я не должен пытаться добиться чего-то от Сириуса, что должен быть выше этого и могу быть выше этого. И я поверил. — Ты знаешь, как он… умер? — спросил Гарри. Регулус посмотрел на него внимательно. — Нет, — наконец сказал он. — Беллатриса столкнула его в Арку в Отделе Тайн. Мне было пятнадцать, — Гарри ощущал острую нужду сказать об этом вслух. Еще раз поверить. — Я хотел отправиться туда же. Ремус меня держал. Я… Я до сих пор иногда вижу во снах тот момент. — Азкабан его поменял, — Регулус поднялся с кресла. — Жаль, что он слишком поздно понял все свои ошибки. Я сказал ему, что он закончит свои дни в тюрьме. Ставлю сейф Блэков на то, что он выбирался из Азкабана в том числе и назло мне. — Ты действительно так сильно его ненавидишь? — Гарри ощущал снова эту бесконечную тоску. Он отдал бы все за то, чтобы снова поговорить с Сириусом. Ему хотелось сказать, что он любит и принимает Сириуса со всеми его ошибками. — Я вступил в Пожиратели только для того, чтобы он этого не делал. Гарри несколько раз моргнул, заставляя исчезнуть лишнюю влагу с глаз. Он усмехнулся. — Да Сириус никогда бы… — Ты даже не представляешь, что он мог и пытался творить, — Регулус остановился рядом с ним. — Как я мог его ненавидеть, если он — мой брат? Я его презирал. Не любил, может быть, где-то хотел, чтобы ему было так же больно, как он делал мне. Я желал ему того одиночества, на которое он обрек меня. Но вместе с тем, если бы потребовалось, я бы сделал все, чтобы его спасти. Но так сложились звезды, что Сириуса нельзя было спасти. Нельзя остановить. Он никогда не думал прежде, чем что-то сделать. Ни в шестнадцать, ни в тридцать семь. Мне жаль, что я не увидел его после Азкабана. Мне жаль, что я не сказал ему, что несмотря на все обиды и боль от него, я все равно от него не отрекся и всегда признавал своим братом. Я считаю его смерть закономерной концовкой всех его поступков. — Если бы Ремуса не было в Хогвартсе, вы бы ладили больше? — вопрос был, пожалуй, поставлен не совсем верно, но Гарри не сомневался в способности Регулуса его понять. — Думаю, что нет, — и он действительно серьезно задумался. — Однозначно, нет. Ведь все это случилось уже на седьмом курсе. — Все? — Гарри с интересом навострил уши. — Все, о чем тебе стоит узнать не от меня, — Регулус положил ладонь ему на голову. — Тебе пришлось воевать тогда, когда другие тратили дни на ошибки молодости. Теперь тебе предстоит пережить все это самому, и после этого, быть может, Ремус согласиться тебе рассказать. — А ты? — Гарри протяжно вдохнул. Эти разговоры о всяких влюбленностях его утомляли. — А я уже не был свидетелем большей части событий. К тому моменту я был в глубокой немилости, — Регулус продолжал улыбаться, а Гарри улавливал иррациональное сожаление. — К тому же я уже вступил в Пожиратели на тот момент. Мне приходилось быть более внимательным, и отвлекаться было нельзя. Мне предложили стать шпионом, но я отказался. Я никогда не уважал Дамблдора так, как это делали вы. — Дамблдор многое сделал… — Он был обручен с человеком, чьи силы превосходили силы Волдеморта в несколько раз. И если ты никогда не догадывался прочитать о том, что было задолго до рождения Тома Риддла, то крайне советую. Захватывает. — В смысле обручен? — Гарри потер лоб. — Можно уже без всяких этих деталей? — Даже самая сильная логика, самый мощный разум рано или поздно встречается с этими деталями. Я всегда считал Дамблдора просто поехавшим. А затем я нашел причину. — Чудесные сказки на ночь. Они оба обернулись, обнаруживая Ремуса практически за их спинами. — Дамблдор сделал достаточно, чтобы в его грязном белье не копались после смерти, — твердо заявил он. Гарри решил, что ему пора ретироваться с этого поля боя. Он попробовал игнорировать всю свою эмпатию. — Пойду пройдусь, — пробормотал он, не уверенный, что кто-то в действительности его слушает. * * * Ремус в гневе уставился на Регулуса. Иногда он озвучивал вещи, которые вообще не должны были быть произнесены. Что бы не сделал Дамблдор в юности, он сполна заплатил за это в глубокой старости. Он собирался совершить вылазку на кухню за едой, зная, что ни одного из Блэков он на пути не встретит — из окна он обнаружил их на заднем дворе. Однако, к несчастью своему, невовремя услышал то, что его справедливая душа вынести не могла. — Твоя логика тебе ни разу в жизни никак не помогла, — бросил он Регулусу. — Дамблдор подарил мне все, что у меня было. Я благодарен ему до конца своей жизни и не позволю тебе так говорить. — Что он подарил тебе, Ремус? — Регулус сложил руки на груди. — Друзей? Он нашел тебя, чтобы у него получалось держать Сириуса в узде. Единственной слабостью Сириуса была избирательная преданность тем, кого он не мог понять и кого не смог обвести вокруг пальца. Ты нужен был для того, чтобы пророчество сработало так, как оно и звучало. Чтобы ты помог стать Гарри Поттером, а не Блэком. Для этого тебя и пустили в Хогвартс. — Какая теперь разница? У меня были друзья и счастливые семь лет, — Ремус мог бы не спорить с ним, но ужасно не хотелось уходить из разговора побежденным. — Спустя столько лет я не смог понять только одного, — Регулус смотрел на него прямо, тогда как Ремус не был готов держать бой взглядами. — Только одного, по сути, потому что для меня это не было логично ни разу. Сможешь ответить? — Смотря какой будет вопрос. — Как после того, как он едва не прикончил Снейпа на глазах у сотни студентов Хогвартса, ты спал с ним почти полгода? Ремус побледнел. Ни единой секунды он не собирался оставаться в этом доме и с человеком, который знал точно, где самый корень всех его проблем. Он повернулся и направился в свою комнату, чтобы забрать вещи и никогда больше сюда не возвращаться. Он едва успел закрыть дверь перед носом Регулуса. — Я ж ее выбью, — отозвались спокойно с другой стороны. — Я не хотел, чтобы тебе было неприятно от этого вопроса. Я просто не умею по-другому. — Я не обязан никому отчитываться, и тебе в том числе, — Ремус опустился на пол рядом с дверью. Если бы он только знал, почему в тот момент все так произошло. Почему вместо того, чтобы бороться, он опустил руки. Много лет спустя, оказавшись снова в Хогвартсе и посмотрев в лицо Снейпу, Ремус осознал, что пути назад нет и никогда не было. Он похоронил все свои шансы под огромным слоем презрения, которое полностью заслужил. Вместо того, чтобы выступить за того, кто был ему дорог, он сдался и выбрал то, что проще. Человека, который продолжал ломать ему жизнь и вместе с тем давал иллюзию любви. — Если ты меня пустишь, я тебе скажу то, что ты упускаешь. — Откуда тебе вообще знать, как я и почему поступил? — Ремус погрузился в отвращение к себе. Именно это ощущение возвращалось к нему снова и снова, когда он оказывался в этих стенах. Тот год, что он прожил подле Сириуса в этом доме, был одним из самых тяжелых и практически счастливых ровно до того момента, пока на собраниях не появлялся Снейп. Против собственной воли Ремус моментально ощущал себя предателем, каких земля носить не должна. — Потому что ты упускаешь один момент, о котором, быть может, и не знаешь. Ремус повернул ручку. — Что я могу не знать? Регулус вошел в его комнату и потратил несколько секунд, чтобы его найти. — Снейп вступил в ряды Пожирателей не после случая на озере. Он сделал это до этого, потому что принял предложение Дамблдора стать шпионом. Ремус скрыл лицо в собственных ладонях. Сейчас это уже не имело никакого значения. — То, что он сделал для вашей победы, с тобой было бы невозможно. Он поступал так, потому что ему было нечего терять. Он сам подставил ту ситуацию на озере, — Регулус опустился на корточки на почтительном расстоянии рядом с ним. — Я был там в тот день. Я слышал, как Сириус говорил о письме, которое должно было ему что-то прояснить. Он был в ярости и мог совершить необдуманный поступок. И мне пришлось выступить против него, чтобы Снейп не пострадал. Ремусу было нечем дышать сквозь собственные ладони, но открыть лицо не мог. Он не хотел, чтобы Регулус увидел реакцию на свои слова. — Вряд ли Волк был таким уж глупым, чтобы не знать, что его отталкивают от себя. * * * Регулус ощущал всепоглощающую ярость. От этого ощущения то и дело шатались портреты на стенах, мимо которых он шел. Несколько дней спустя случая на озере все словно встало с ног на голову. Он видел брата в Большом Зале — разъяренного, словно у него из-под носа забрали самую важную игрушку. Он приложил все силы, чтобы Сириус не сотворил чего-то непоправимого. Когда Регулус осознал, что Сириус не только увидел, но и понял, у него уже не оставалось выбора. В нем не было столько эмоций, чтобы обойтись без палочки, так что все свои силы он направлял через нее. Сириус же использовал только эмоции. Он потерял контроль. Он мог убить. И при всех своих недостатках он не был убийцей. Регулус сопротивлялся силе его эмоций как только мог. Это была совсем не магическая формула, которой так легко подобрать антагониста. Это была чистая ярость и чистый гнев, которому Регулус мало что мог противопоставить. Он лишь пытался использовать щиты, чтобы не дать его уронить, однако ему совершенно ясно не хватало силы именно эмоций. И тогда он позволил себе разозлиться. На себя, что не может выбросить из головы и забыть. На Сириуса, что так глупо поступил, повелся на провокацию и рискует всем. На Ремуса, что не может разобраться в себе. И тогда у него вышло. Он убрал палочку, ощущая знакомый озноб от того, насколько сильно и бесконтрольно в нем расцвели эти эмоции. Он смог направить их в сторону Сириуса, сопротивляясь ему и мешая. И Сириус моментально увидел его, такого же злого, восставшего против ради защиты кого-то совершенно чужого из семьи. В его взгляде читалось презрение и ненависть, тогда как Регулус никогда не ненавидел его до конца. Сириус был его братом, частью его самого, невыносимой, ужасной, той, что он предпочел бы никому не показывать, но он был братом. И Сириус сдался под влиянием Поттера, что буквально живым щитом встал перед ним, взяв его за плечи. Сириус сказал ему, что Регулус для него больше не брат. Регулус промолчал, вымотанный до последней капли. И сейчас он в ярости спускался в подземелья, не понимая, как произошло все это, и, самое главное, где Ремус. Его не было ни вчера, ни сегодня ни на одном из приемов пищи. Регулус не видел его на занятиях. Сколько бы он не искал, он не мог найти, пока не осознал, что, должно быть, каким-то образом ему придется попасть в Визжащую Хижину. Он не знал, где туда вход и выход, но он знал человека, который мог бы ему сказать. — Лучше бы тебе открыть, — пробормотал Регулус двери. Раз использовав свои эмоции, до конца успокоиться у него не получалось. Он молотил в дверь рядом с классом зельеварения что есть сил пока она наконец не открылась. — Пошел к черту, — заявили ему и попытались закрыть снова дверь. Регулус с облегчением позволил эмоциям выбить дверь. Стоило ему ослабить контроль, и стоявшие на полках склянки принялись жалостливо звенеть. Часть разбилась, съехав с полок. — Где вход в Хижину? — только и спросил он, мечтая уничтожить Снейпа взглядом. — Зачем ты это сделал? Зачем позвал туда Сириуса? — Это не твоего ума дело, — Снейп снова попробовал закрыть дверь. — Ты жалок. — Это не мое нижнее белье демонстрировали всей школе, слава богу, — Регулус ткнул в его сторону палочкой, хотя в принципе он мог бы снести Снейпа с ног и без нее. Что-то в его облике сбивало с толку. Затем Регулус понял, что это рука, что держит палочку. На ней была свежая татуировка. — Где вход в Хижину? Несколькими минутами спустя он уже шел быстрым шагом в сторону подземного хода, пытаясь свернуть обратно всю свою злость. В предстоящем случае она ему не потребуется. Каким-то образом Регулус пропустил ошибку, какой-то сбой, из-за которого все, ради чего он был вынужден уйти в сторону, не только развалилось, а, вероятно, буквально уничтожило Ремуса. Регулус не был даже уверен в том, что найдет Ремуса в Хижине. Для него, больше всего боявшегося быть в центре внимания, все это было попросту кошмаром наяву. Он не сможет вернуться к занятиям. Путь до Хижины занял огромное количество времени. Регулусу, терзаемому тысячью эмоций, этот путь показался длиною в вечность. Он успел осознать, что Ремус все равно не воспримет его всерьез и не станет слушать, и едва не повернул обратно. Но стоило ему подумать, в каком он мог быть состоянии, как собственные ощущения моментально отходили на второй план. Так случалось каждый раз, когда у Ремуса возникали проблемы. Как только ему становилось плохо, Регулус был готов бросить все и нестись на помощь. Когда он узнал, что Волк выбрал Снейпа, он едва это пережил. От силы своих эмоций ему пришлось уйти в Запретный Лес и уничтожить там пару-тройку деревьев просто потому, что себя контролировать больше не выходило. Измотанный всплеском гнева, ярости и досады, Регулус вернулся тогда в Хогвартс, обнаружил записку и помчался на помощь, прекрасно понимая, почему и зачем Ремусу так важно забрать карту Мародеров. В своем поведении логики Регулус не видел уже давно. Он пытался отвлечься, заняться чем-то еще, влезал в авантюры, подбирался к Пожирателям, делая вид, что подвергается с радостью их пропаганде, но вместе с тем стоило в его поле зрения оказаться Ремусу, как все летело к чертям. Регулус твердил себе день за днем, что он лишний, что шансов у него нет, что ему никогда не стать сколько-нибудь значимым, и вместе с тем он шел и помогал. Слушал. Был рядом столько, сколько ему позволяли. Для Регулуса эмоции были силой, которую он мог использовать. Для его разума любовь была уже не физиологическим чувством, а цепочкой логичных суждений и доводов, в результате которого избранный им человек был целиком и полностью принят со всеми своими проблемами. Ему было все равно, может ли он прикасаться или быть рядом в физическом смысле. Для него любовь была обязанностью, которую он возложил сам на себя безо всякого разрешения на то Ремуса. В двенадцать лет Ремус казался ему буквально лучшим человеком на Земле. К шестнадцати это ощущение не прошло, а лишь усиливалось. Тогда как большинство людей не могли даже просто говорить с ним, у Ремуса выходило не только слушать, но и понимать, что Регулус хочет донести. Его понимание было своего рода наркотиком. Регулусу хотелось бы говорить с ним круглые сутки. Ему нравилось, что даже если Ремус не понимал, он этого не скрывал и говорил об этом искренне. В нем было столько тепла, сколько Регулус никогда не угадывал ни в ком в своей жизни. В нем было спокойствие, которого хотелось больше и больше. Он словно знал правильные слова и правильный выход, иногда помогал, сам того не понимая, решить какую-то загадку для Регулуса. Когда он понял, что сердце Ремуса безнадежно занято, Регулус просто отступил. Он видел его счастливым и считал своим долгом этому не мешать. Иногда ему даже казалось, что пока Ремус так счастлив, то он может его забыть и просто наконец освободить себя от этой патологической привязанности. Но вместо этого с каждым днем Регулусу хотелось быть на месте Снейпа. Но даже если бы каким-то чудом Снейпа не было, то Ремус все равно бы никогда не посмотрел на него так, как того хотелось Регулусу. И ему ничего не оставалось, кроме как просто быть рядом тогда, когда он нужен. Когда Регулус добрался до Хижины, его переполняла только жажда помочь. Поддержать. Успокоить и быть рядом. Все было чертовски сложно, когда он оказывался рядом с Ремусом. Он понятия не имел, почему высказать что-то из своих эмоций у него не получалось, как и не понимал того, почему Ремус не замечает его привязанности, которая давно и прочно перешла в любовь. Он пробрался в Хижину, предполагая, что, если не найдет Ремуса здесь, ему придется пытать Дамблдора на предмет того, где находится дом Ремуса. Однако он нашел его здесь. От вида Ремуса все внутри Регулуса перевернулось. Он вдруг забыл все слова, которые хотел сказать, и не мог сделать ничего из того, что планировал. С трудом заставил себя просто подойти и опуститься рядом, разглядывая его тени под глазами и измученный вид. — Ремус, — позвал он Люпина, и тот с некоторой задержкой вынырнул из своих мыслей. Он обнаружил Регулуса перед собой, моментально сел прямо и вытер лицо, хотя это волновало Регулуса меньше всего — то, как он выглядит. За внешностью он видел человека, каким Ремус мог бы быть и являлся, если бы не оказался во всей этой ситуации. До сих пор у него никогда не удавалось толком высказать Ремусу все, что носил в себе. Все те переживания, что испытывал за него. Весь тот страх, который накрыл его, когда он заметил пропажу Ремуса. — Ты вообще ел? — почему-то спросил он, ненавидя себя за то, что все правильные слова провалились куда-то моментально, стоило ему вообще увидеть Ремуса. — Что? — хрипло отозвался Ремус, поморщившись. — Не знаю, — отозвался он потерянно, снова проведя ладонью по лицу. — Это не конец света, — только и мог, что сказать Регулус. Пока он шел к Хижине, он был уверен, что сможет показать себя с нужной стороны и сломать представление о нем, как о младшем брате. Но сейчас вся эта уверенность испарилась. В нем нет самоуверенности Сириуса и Снейпа. В нем нет опасности, которая совершенно точно их объединяла. И со своим поведением не очень разумного и адекватного, беспокойного человека Регулус мало чего мог добиться. — Это просто конец для меня, — Ремус был белее снега. Похоже, что он не только не ел, но еще и не спал. Регулусу безумно хотелось его обнять, но он не умел. Боялся, что Ремус моментально его прогонит. Он лишь положил руку на колено Ремуса, бессильно пытаясь хоть так передать, что переживает. Все это время только он знал о том, что связывает Снейпа и Ремуса. Регулусу хотелось уничтожить Снейпа так же сильно, как и Сириусу. Он хотел сказать что-то еще, что-нибудь действительно стоящее. Хотел сделать, но не находил в себе вообще никакой возможности это сделать. Он словно онемел или замерз моментально. И так каждый чертов раз, когда Регулус пытается сказать Ремусу, что за его боль и горе готов задушить любого, кого потребуется. Дверь в полу скрипнула. Регулус обернулся, и так понимая, кого увидит. Без лишних слов он обменялся с Сириусом взглядом, полным раздражения и даже ненависти. — Уходи, — только и сказал ему Сириус. Регулус встал напротив него, не собираясь отступать ни на шаг. Он не знал, на что Сириус способен прямо сейчас и какие эмоции им движут. Они уничтожали друг друга прямыми взглядами, прекрасно понимая, за что противостоят. — Регулус, — услышал он вдруг голос Ремуса. — Пожалуйста. Регулус не нашел в себе сил посмотреть назад, на Ремуса. Он понял только то, что проиграл, и проиграл давным-давно, а теперь выглядит просто глупо, пытаясь отстоять то, на что так и не заслужил никакого права. Он вышел из Хижины, поклявшись себе в том, что больше никогда не приблизится к Ремусу Люпину. * * * Гарри без дела слонялся по дому. День тянулся так долго, что он уже подумывал просто лечь спать и хотя бы так его сократить. Ремус закрылся в комнате и не отвечал, а Регулус был явно не в духе и точно так же не склонен разговаривать. Гарри нашел его в библиотеке, выкидывающим книги в окно. Очевидно, он что-то пропустил, пока выходил до Дырявого Котла. Если бы он знал, почему снова и снова туда приходит. Ему как будто было нужно снова и снова удостовериться в том, что Малфой действительно так сильно его ненавидит. И каждый раз Малфой его не разочаровывал. Вот и сейчас, буквально изнывая от скуки, Гарри решил, что просто прогуляется еще раз. Он просидел в Котле почти час, потягивая отвратительное сливочное пиво, когда снова увидел Малфоя. Тот тоже сразу нашел его взглядом прежде всего — и тут же закатил их, выражая все свое презрение. В этом было какое-то проклятье для Гарри. Ну почему ему не все равно, ненавидит его кто-то или нет? — Я слышал, этот парень дорого стоит. Гарри обернулся к какому-то типу неопределенных лет за соседним столиком. — Что, простите? — переспросил он. — Ну вот этот, которого ты глазами жрешь. Я слышал, можно снять за кругленькую сумму, — тот неприятно улыбнулся. Гарри с отвращением отвернулся. Слышать подобное для него было дико. Он наблюдал еще полчаса или около того, не переставая думать о сказанном. Тот неприятный тип давно уже растворился в истории, а Гарри снова и снова думал, что такого должно было произойти в жизни Малфоя, чтобы все теперь выглядело вот так. И вместе с тем, несмотря на все происходящее, он держался так, словно все это временно, и он определенно из другого мира. Это было в его прямой спине, в его уверенных движениях. Он не сдался, оказавшись по каким-то причинам в таком положении, и Гарри это уважал. Он впервые осознал свое уважение именно в тот день. Не задавая себе лишних вопросов, Гарри выскользнул из Дырявого Котла, накинул на себя старую-добрую мантию невидимку и вернулся снова. Ему не хватало какой-то важной детали, какая явно лежала в основе ненависти Малфоя. Он наблюдал за ним еще минут двадцать — тот убирал столики и мыслями явно был где-то далеко. Со своими длинными волосами и изменившимся выражением лица Малфой больше не был похож на того невыносимого хорька, с которым Гарри так долго приходилось иметь дело. В действительности он не узнавал Малфоя так же, как не узнавал в зеркале самого себя. Он видел, как Малфой скрылся в подсобных помещениях, а затем вышел оттуда, переодетый в мантию с капюшоном. Гарри выскользнул вслед за ним в темноту обычного Лондона, на пустые в ночи улицы, где можно было нажить парочку неприятностей. Однако Малфой летел так, что прежде, чем ему навредить, его нужно было догнать. Гарри мчался за ним невидимый почти полчаса, успев вспотеть и заработать одышку, пока не обнаружил, что он скрылся в каком-то мотеле с неприметной вывеской. Мотель занимал всего три этажа жилого здания, и Гарри не нашел ничего умнее, кроме как собственной палочкой поднять себя аккуратно этаж за этажом, заглядывая в окна так, как будто он чертов шпион. В каком-то из последних он обнаружил Малфоя прямо у окна, глядящим на него, отчего Гарри едва не грохнулся вниз. Затем он понял, что Малфой смотрит сквозь него каким-то бесконечно потерянным взглядом. Таким Гарри его не помнил, это был другой человек. И от этого его ненависть казалась еще более нелогичный. Затем Малфой вынырнул из своих мыслей и повернулся к окну спиной. Он крутился возле какого-то комода и затем подошел к кровати, на которой кто-то лежал. Гарри пришлось буквально вжаться в стену, чтобы увидеть. Когда он наконец понял, что видит на кровати без намека на движение Нарциссу Малфой, ему стало дурно. Он бежал оттуда так быстро, как мог. * * * Из-за мрачных туч, нависших над Хогвартсом, в лазарете было чрезвычайно темно. Ремус стоял перед окном просто потому, что сидеть или лежать от своей нервозности больше не мог. Он знал, что на тот момент остался единственным неудачным студентом, которому не повезло проводить дни и ночи в лазарете. Он потрогал холодное стекло, а затем прижался к нему холодным лбом. В нем не было ни единой толики спокойствия. Сердцебиение оглушало. Пару раз он начинал сомневаться, что Снейп действительно придет, а потом понимал, что так все равно будет. У него складывалось ощущение, что так уже как будто было. Он так сильно нервничал, оглушенный ворохом мыслей и сомнений, которые все равно прорывались, несмотря на все усилия, что попросту не заметил, как перестал быть в Лазарете один. Волк ощутил что-то первым. Ремус моментально повернул голову, надеясь, что он так сильно нервничает, что краснеть уже не сможет. Хотел бы он иметь спокойное выражение лица. Ему ужасно хотелось, чтобы Волк внутри перестал переворачивать все его органы от радости. Хотелось бы, чтобы сердце не ставило новых рекордов. Стоило ему увидеть высокую фигуру, входящую в лазарет знакомым быстрым шагом, как логика его обычного поведения тут же изменила Ремусу. Казалось, стоит его тронуть, и он совершит какую-то глупость, о которой сильно пожалеет после. — Похоже, ты идешь на поправку. — Я бы не смог испортить чужие старания своей смертью, — Ремус побоялся поворачиваться полностью. Он снова уставился за окно. Он совершил сложный маневр, чтобы эта встреча состоялась без угрозы со стороны его друзей. Этого он объяснить бы им не смог. Он бы и себе объяснить этого не смог. — Я рискую всем из-за того, что сюда прихожу. Ремус ощутил досаду из-за сказанного. — Я же тебя не заставляю, — постарался он сказать не так обиженно. И ведь действительно не заставлял. Он опустил голову, стараясь скрыть, что ему неприятно это слышать. — В моих планах на этот год не было тебя, Люпин. Ремус согласился мысленно с тем, что и в его планах на этот год этого точно не было. Он прикусил губу, стараясь держать все свои эмоции в узде. Волк здорово сбивал все его ощущения собственными. Он был так чертовски рад. Ремус старался справиться с мощными волнами от него, понимая, что Снейп пришел что-то сказать ему. — Я даже пришел, чтобы сказать, что не желаю тебя видеть в своих комнатах. Ремус ощутил острую нехватку воздуха. Ему было так больно это слышать, что он целиком и полностью ушел в себя, понимая, что сейчас все это дойдет и до волка. Волк с этим не справиться. Внутри него что-то так стремительно обрывалось, о существовании чего Ремус даже и не догадывался. — Но я этого не скажу. Потому что это неправда. Ремус перестал понимать, что происходит и какую цель Снейп преследует, говоря ему все это. — Тогда зачем ты пришел? — спросил он неуверенно, разглядывая сцепленные руки перед собой. — Что бы я не делал, чем бы не занимался, я хочу тебя видеть. Ремус хотел бы сдержать улыбку, но не смог. Он радовался тому, что в сумраке не видно его лица. Он обнял себя руками, стараясь вернуть сердце в нормальный ритм. Все его волнение моментально трансформировалось в пугающее ожидание и какое-то странное предвкушение. — Кажется, я не против, — сказал он так мягко, как только мог. Он буквально с трудом стоял на ногах. Слабость в ногах не имела никакой связи с его болезнью. Секунды растянулись в часы. Ремусу даже показалось, что он ошибся, и Снейп просто уйдет. Он с облегчением ощутил руки на своих плечах. Он должен был волноваться еще сильнее, но вместо этого моментально успокоился. Все шло так, как казалось ему правильным. Он не сразу позволил себе повернуться. — Тогда почему ты злишься? — спросил Ремус с интересом, используя волчье чутье. Он скользнул взглядом по лицу Снейпа. — Потому что не могу работать. Из-за тебя. Ремус все же улыбнулся. Снейп отпустил руки, видимо, решив, что ему неприятно. — Мне придется принести извинения? — спросил Ремус в шутку. Ему нравилось ощущать некоторую власть над ситуацией. Ответа он не дождался. Ему нравилось, что из всех эмоций Снейп в том числе ощущает злость на него. Это было ожидаемо в какой-то мере. Он с любопытством ловил в Снейпе хоть какое-то ощущение того, что он может сделать. — Тебе придется восстанавливаться в подземельях, чтобы я мог работать. Ремус пытался не улыбаться, но, скорее всего, предательски сиял и тем самым выдавал себя быстрее всего. Он сделал осторожный шаг вперед, полагая, что имеет на это право. Он бесцеремонно влез в личное пространство Снейпа, и ничего ему за это не было. — И как я объясню это своим друзьям? — спросил Ремус, представляя их возможную реакцию. — Это меня мало волнует. Ремус прислушался. Он словно бы ухватывал отзвуки внутреннего боя, который скрывался за абсолютно спокойным выражением лица. Все происходящее было для него в новинку, и любопытство пересиливало страх. Он подался вперед и преодолел оставшиеся сантиметры между ними, устраивая голову на плече Снейпа. Это был практически безопасный маневр, который ни к чему не обязывал никого из них. Можно сказать, что он просто благодарил за свое спасение. А можно скрыть, что в действительности ему хочется повторять объятие снова и снова, что бы оно не значило. Ему оставалось только ждать. Ему нравился запах от одежды Снейпа, сплетенный из кучи трав, какие он использовал, должно быть, работая за Слизнорта. И еще сильнее ему нравилось то, что он своими поступками влияет на пульс Снейпа. Это было как интригующая игра, подробностей которой больше никто не знает. Он положил руку на другое плечо Снейпа, понимая, что его не прогонят. Прошло буквально несколько минут, когда его руку накрыла рука Снейпа. Это было похоже на какое-то невидимое противостояние, в котором решалась какая-то возможность, и пока Ремус выигрывал, выступая однозначно за «да», чему бы оно ни было. Угадывая необходимость следующего хода со своей стороны, Ремус думал недолго. Он поднял руку выше, до шеи, чтобы затем оставить ее в черных волосах. У него вышло так легко, словно он по жизни только и делал, что касался чужих волос. На мгновение взгляд Снейпа стал настолько нечитаемым, что Ремус едва не отдернул руку. Он даже не успел сделать вдоха. В один момент он оказался в сильных объятиях, каких ни разу в своей жизни не помнил. Так много силы, что на его плечах останутся синяки. Он оказался в ловушке, заключенный и прижатый целиком к человеку, который мучал его уже несколько недель. Это была чертовски приятная ловушка. От неожиданности нового положения Ремус инстинктивно сцепил руки за его шеей, уткнувшись носом прямо в изгиб его шеи. И хотя ему казалось, что ближе уже нельзя, руки Снейпа вдруг сместились, и Ремус снова потерял возможность дышать. Одна его рука бесцеремонно держала Ремуса поперек спины, другая же коснулась отросших светлых волос. Он не пытался скрывать волну мурашек на своей коже. — А ты уверен, что понимаешь, с чем играешь? — услышал он буквально у своего уха. От тихого и вкрадчивого голоса Снейпа новых волн мурашек становилось все больше и больше. Ремус попробовал закрыть глаза, но легче не становилось. Он закрывал глаза и ощущал то, насколько Волк тянется к Снейпу. Чертов предатель. — Понятия не имею, — ответил Ремус искренне. От жара чужого тела или, может быть, от собственного волнения у него пересохли губы, и он поспешно их облизнул. Ему было так хорошо и так мучительно одновременно, и отчего, он до конца не понимал. Ему приходилось тянуться, чтобы ответить на это объятие, ведь он уступал в росте, и, расцепив руки, Ремус опустил их. Вспыхнувший в лазарете свет моментально заставил их отпрянуть друг от друга. Не успел Ремус привыкнуть к яркому свету, как он услышал, как кто-то переговаривается. С некоторым волнением, все еще оглушенный, он двинулся на голос, показавшийся знакомым. Заглянув за занавеску, Ремус обнаружил там Джеймса, несколько взволнованного, что для него было не характерно. Он разговаривал с мадам Пофри, миловидной девушкой неопределенно за двадцать, которая заправляла лазаретом и являлась колдомедиком. Она слушала его и одновременно передавала что-то патронусу, крошечной птичке. — Джеймс? — спросил Ремус взволнованно, не представляя, что его другу делать в лазарете в такой глубокой ночи. — Там Сириусу плохо, — отозвался Джеймс. — Кажется, какая-то пикси что-то с ним сделала, я не знаю, — Ремус не помнил, чтобы Джеймс так сильно за что-то переживал. — У него лихорадка или вроде того. Я не знаю. Оставил Питера там с ним, чтобы сюда прийти. — Я думаю, что мы попросим помощи вашего декана. Ремус остался в одиночестве в ярко освещенном лазарете, перенимая все переживания Поттера. Если Сириус болен, и болен потому, что он заставил Регулуса вытащить Карту, то вина автоматически в глазах Ремуса накладывалась на него самого. * * * Регулус слушал его, не перебивая. Когда Гарри закончил рассказывать то, что увидел прошлой ночью, ему стало немного легче. Он был сбит с толку тем, что видел, и напуган состоянием этой Нарциссы. От себя лично он никогда и никому ничего плохого не желал, и если она действительно по каким-то причинам лишилась возможности двигаться, да еще и без средств к существованию, то ситуация была тяжелой. — Есть во всем этом только одно «но», — наконец ответил он, постукивая по кухонному столу палочкой. — Ты не сможешь помочь, потому что тебя об этом не просили. — Да он скорее умрет, чем меня попросит, — нахмурился Гарри. — Ты хочешь, чтобы тут по-родственному появился я? — Регулус улыбнулся одними уголками губ. — Вряд ли он станет мне доверять. Я появился из ниоткуда и никак не отношусь к его семье ближе, чем относишься ты. Боюсь, что если тебе действительно не все равно, тебе придется найти подход к этому человеку. — Там нет подходов, там со всех сторон обрыв и ров в крокодилах с пираньями, — поежился Гарри. — Почему бы тебе просто не забыть об этом? Через пять дней ты уже будешь в Хогвартсе. Гарри пожал плечами. Он и по жизни то не ведал, что и зачем делал. — О, Ремус, доброе утро, — отвлекся он на Ремуса, что впервые за всю их историю нахождения в этом доме соизволил спуститься к завтраку. Он выглядел не так уж плохо, лучше, чем за все время пряток в собственном доме. — Хочешь новости? — дождавшись кивка Ремуса, он повторил всю историю от начала и до конца. Ремус молча налил себе чашку чая и облокотился о столешницу, оставшись стоять. — И ты хочешь помочь? — только и спросил он, разглядывая Гарри. — А почему я должен этого не хотеть? — раздраженно отозвался Гарри. Ему показалось, что Ремус и Регулус переглянулись. — Если ты хочешь спросить меня, стоит ли тебе туда лезть, — вздохнул Ремус. — То ты определенно единственный человек, в чьи добрые намерения можно легко поверить. Но я также считаю, что мистер Малфой винит тебя во всех своих бедах просто потому, что больше ему винить некого. Если ты действительно хочешь ему помочь, тебе придется заслужить его доверие. А это нелегко. Гарри промолчал. Ему нечего было сказать, так как он вообще не был уверен, чего он от Малфоя хочет. Уважение, которое он осознал, никак не вязалось с той ненавистью, которую он на себе ощущал. — С другой стороны, ненависть может отлично прикрывать призыв о помощи, — вмешался Регулус. — Тебе придется сообщить ему, что тебе не все равно. И желательно аргументировать. Гарри сильно сомневался, что у него будет больше десяти секунд на то, чтобы что-то сказать. Он в задумчивости вышел из кухни, сказав, что пойдет полежит у себя. В действительности он зачем-то направился в сторону выхода из дома. — Малфой, — повторил Регулус, подняв бровь. — То есть из всего мира это Малфой. Сын одного из самых известных Пожирателей смерти. — Может он действительно просто хочет помочь, — возразил Ремус, обнимая кружку обеими руками. Чай он любил. В чае была определенно часть его жизни. — Как специалист по помощи, я бы так не сказал, — отозвался Регулус, и Ремус едва сдержал улыбку. — Через пять дней все мы будем в Хогвартсе. Отличное будет время. Я как раз подготовил пару интересных уроков. Детям просто крышу снесет. — Я даже не садился, — Ремус с ужасом осознал, что так оно и было. Ни строчки. Не то, чтобы он не ладил с детьми, но он даже программы экзаменов толком не знает. Такая рассеянность совсем на него не похожа. — Могу выпросить у МакГонагалл старые планы. Думаю, она будет рада тряхнуть пылью своих шкафов. Ответа Регулус не дождался. Он обнаружил, что Ремус опять провалился в свои мысли. Он решил его оттуда не доставать и молча ретироваться, тем более что Гарри твердил ему день ото дня, что ему просто нужно притормозить и подождать. Ждать Регулус научился, а вот тормозить выходило не всегда. Уже в дверях он услышал: — И много у тебя этого чая? — О, — довольно отозвался Регулус. — Я как раз хотел тебе показать… * * * Гарри скурил две сигареты подряд. Кашель не беспокоил, а вот тошнота как раз да. Он сильно волновался, что было вообще не в его духе. И хотя он твердил себе, что это просто Малфой, спокойнее ему почему-то не становилось. Он зашел в Котел почти полчаса назад и подошел прямо к нему, заявив, что хочет поговорить. Малфой ответил, что он как раз не хочет. Гарри оставалось сказать, что он будет ждать на улице. Он чувствовал себя полным идиотом. Ему бы просто ждать Хогвартса и радоваться жизни, которая у него наконец появилась, общаться с семьей, которая у него появилась, осознать, чем он в этой жизни хочет заниматься, а вместо этого он решил залезть на самое дно, как можно глубже, чтобы проблем было побольше. Очевидно, чтобы мужественно их решать. Когда он уходил, Ремус окликнул его. Он не решался сказать Гарри, зачем окликнул его, а затем вздохнул. — Иногда сила — это единственный вариант заставить себя слушать. И об этих словах Гарри сосредоточенно думал. Ему казалось, что сила с Малфоем- плохой вариант. Он вообще был другой, этого Малфоя Гарри не знал, так что, может быть, в словах Ремуса и был толк. Он успел замерзнуть, докуриться до головокружения и устать от собственной жажды залезть в неприглядную историю. Он думал о том, что в Хогвартсе ему придется встретиться с людьми, которым он не знает, что сказать. Где-то посреди этих мрачных мыслей Гарри вдруг увидел Малфоя. Тот вышел из Котла, целенаправленно направляясь к нему. — Что нужно сделать, чтобы ты отвалил от меня? — спросил он устало. — Я только хочу помочь, — моментально ушел в оборону Гарри. Он думал о том, что скажет, раз пятьдесят, а сказать не выходило. Он был сбит с толку тем, с каким равнодушием на этот раз на него смотрел Малфой. Уж лучше бы ненавидел. — Мне не нужна твоя помощь. Это все? — уточнил Малфой, склонив голову. — Я устал от тебя, Поттер. — Я не Поттер. — Ну это не так и важно, — нашелся Малфой, хотя фраза вызвала в нем какой-то ответ. Гарри вытащил палочку, и Малфой напрягся, отступив назад. Он побледнел, как будто действительно верил, что Гарри может на него напасть. Вместо этого Гарри повторил то, что показывал ему Регулус — чары родства. — Зачем тебе чары… Чары соединили их цифрой три, затем появилась надпись «троюродный брат». Малфой уставился на цифру три так, словно впервые в жизни ее видел. Он молча посмотрел обратно на Гарри, и тот возрадовался, что у него хотя бы есть пара минут. Затем интерес Малфоя вдруг угас. — Ну и что дальше? — спросил он скучающе. — Я не хотел бы, чтобы ты меня ненавидел, — не нашел лучшего ответа Гарри. — Мне вообще на тебя плевать, — отозвался Малфой и развернулся, собираясь вернуться в Котел. — Ты поедешь в Хогвартс? — едва успел спросить Гарри. — Нет. Гарри остался в растерянности. * * * Когда Сириуса доставили в лазарет, он выглядел плохо. В бессознательном состоянии весь его наигранный образ померк, и он стал самим собой. Его осмотрели и МакГонагалл, и мадам Пофри, после чего вынесли вердикт о какой-то лихорадке пикси, которая была сама по себе не страшна. Они оставили его в лазарете, приведя в чувство и напоив какими-то зельями, от которых он снова отключился. МакГонагалл вывела Джеймса, несмотря на его ярые протесты. — Раз уж мистер Люпин здесь, то он и просмотрит, а вам завтра сдавать сочинение, мистер Поттер, — сообщила она ему, и вскоре они все покинули лазарет, потушив свет. Ремус моментально подобрался к тому отсеку, в который разместили Сириуса. В медикаментозном сне он казался совсем другим человеком. Ремусу было жаль, что он толком не понимает Сириуса и не может ладить с ним нормально. Единственное, что он точно знал — ему не все равно. Он провел час или два возле кровати Сириуса, когда вдруг резко очнулся от того, что Сириус на него смотрит. Он был пугающе мокрым и усталым. — Тебе плохо, позвать Помфри? — спросил Ремус, склонившись к нему. — Не надо мне никого, — Сириус поморщился и попробовал сесть. Темные его кудри прилипли ко лбу, и он убрал волосы с лица, пытаясь скрыть одышку. — Откуда вообще взялись эти пикси, — пробормотал он, как показалось Ремусу, расстроенно. От температуры он казался красным даже в сумраке лазарета. Сириус влил в себя кувшин воды, после чего грохнулся обратно на подушку. — Сириус, — Ремус попробовал подвинуться к нему со стулом. — Тебе надо поспать. Могу сходить за каким-нибудь зельем. Видеть Сириуса больным ему совсем не нравилось. Из-за него он полностью отключился от собственных проблем и не вспоминал о Снейпе ни на секунду. — Все нормально, — прорычал Сириус. Ремус обнаружил, что его мучает озноб. Сириус накрылся одеялом с головой. — Все-таки схожу, — решил Ремус. Передвигался он, по собственным ощущениям, как какой-то дедушка. Когда он вернулся, он обнаружил Сириуса в состоянии нервного и дерганного сна. С трудом его растолкав, он убедил Сириуса выпить зелье из выданной ему склянки. Для этого ему пришлось помочь ему подняться. Он руками ощущал ненормальный жар от тела Сириуса и тот крупный озноб, что его бил. Если бы Ремус мог чем-то ему помочь. — Я побуду рядом, пока тебе не станет лучше, — произнес Ремус, не уверенный, что Сириус вообще его слышит. Однако, отпуская Сириуса обратно на подушку, он обнаружил, что Сириус не отпускает его руку. — Я не ухожу, — повторил он мягко, надеясь, что Сириус услышит его сквозь сон. Где-то минут через двадцать рука затекла. Ремус крутился на стуле во все стороны, не решаясь забрать руку. Ее мучали тысяча иголочек. Вслед за иголочками пришла боль, и Ремусу все же пришлось сдвинуть руку, согнув ее в локте и устроив на кровати. Он опустил голову на другую руку, понимая, что вырубается и сам. Однако сна, по его ощущениям, было всего несколько минут, прежде чем Сириус снова резко сел и разбудил его. Ремус положил руку ему на плечо и силой уложил обратно. В сознание до конца Сириус так и не приходил. Лишь под самое утро он наконец проснулся с более осмысленным взглядом. — Какое же редкостное дерьмо, — отозвался он, вытирая мокрое лицо насквозь промокшей рубашкой. — Ты что, здесь всю ночь проторчал? Ремус вздохнул. Благодарности от Сириуса не дождешься. — Я, пожалуй, пойду к себе, — он с трудом поднялся с кресла. Все тело заныло, раны присоединились, и Ремус уже пожалел, что потратил ночь на то, чтобы присматривать за Сириусом. Он все равно этого не оценил. Добравшись до своей постели, Ремус переоделся в новую больничную рубашку, которая была ему большой и постоянно съезжала то с одного, то с другого плеча. Он дождался завтрака и с радостью поел, понимая, что через день или два сможет вернуться на занятия. Все же он чертовски много пропустил. Он как раз листал учебник по Защите после завтрака, когда Сириус нарушил его уединение. — Я чувствую себя просто паршиво, — заявил он, падая на стул рядом с кроватью Ремуса. — Не хочу быть один. Даже если бы за спиной Ремуса стояли с кинжалом в точке проекции сердца, он бы не смог отказать Сириусу. Даже понимая, что он, скорее всего, воспримет это как должное. — Можешь побыть у меня, — разрешил он, хотя Сириусу разрешение не требовалось. Он поднялся со стула и бесцеремонно заполз к нему на кровать, отпихивая Ремуса на самый край. — Господи, Сириус, ради всего святого, что ты делаешь? — возмутился Ремус, едва не грохнувшись с койки. Она явно не подходила для того, чтобы размещаться на ней вдвоем. — Болею, — коротко ответил Сириус и отжал у него подушку. Он снова покраснел, а кожа выглядела влажной. Ремус раздраженно пилил его взглядом почти минуту, но на Сириуса это абсолютно не действовало. Ему ничего не оставалось, кроме как снова принять его правила игры. К тому же он видел, что Сириус действительно себя плохо чувствовал. Когда он снова отключился, Ремус позволил себе погладить его осторожно по голове. Он с первого курса ничем не отличался от остальных людей в том, что касается Сириуса. Он так же восхищался им, считал даже слишком красивым, но в то же время он прекрасно ощущал, что внутри кроется совсем другой человек, у которого просто нет границ. Человек этот не был злым. Ремус прикинул, действительно ли найдется кто-то или что-то, способное его удержать. Вряд ли. От прикосновения к влажным кудрявым волосам Ремус моментально вспомнил другое, что украл нынче ночью. Это были два совершенно разных ощущения, и если от Сириуса Ремус практически ничего не ощущал, то стоило ему вернуться в ночное происшествие, как разум принялся ему отказывать. Ремус слегка разозлился на себя. Он воспринимал все почему-то так гипертрофированно, как ему бы не стоило. Но он понимал, что за объятием есть что-то еще. От силы и внезапности, которой он покорялся ночью, Ремус нервничал еще больше. Он попытался подумать о том, что будет или не будет между ними в следующий раз, когда вдруг осознал, что Снейпу к нему приходить нельзя. Он тут же принялся искать на тумбочке кусочек пергамента, чтобы написать своеобразное предупреждение. Лишь спешно его отправив, Ремус понял, насколько сильно он боится быть застигнутым врасплох с этой своей пока еще небольшой тайной. Он попробовал устроиться на оставшихся сантиметрах кровати. Ремус устроился на боку, подложив ладони под щеку. Он хотел поспать, но взбудораженный страхом и воспоминанием мозг совершенно ему не помогал. Вместо сна он почему-то вспомнил сильную руку на своей пояснице, прикосновение к своим волосам. От этого он занервничал еще сильнее. Сел, поняв, что мучительно покраснел и, должно быть, выглядит по-идиотски. — Рем, — услышал он в этот момент. — Мне плохо, — Ремус моментально посмотрел на Сириуса. Тот выглядел буквально зеленым, чем сильно напугал Ремуса. Пока он старался дойти до мадам Помфри так быстро, как мог, Сириуса уже рвало. Ремус коснулся его мокрой спины. — Ну что поделаешь, — произнесла мадам Пофри, осмотрев его, все еще немного зеленоватого. — Еще три дня потерпеть, другого не дано, — она навела порядок и скрылась обратно в своем кабинете. Ремус помог Сириусу выпить воды. — Лучше бы напился, хоть не зря бы страдал, — он тяжело дышал. Ремус помог ему снять очередную насквозь мокрую рубашку. Сменных больничных не осталось, и ему пришлось отправить сову Джеймсу с просьбой принести Сириусу еще запасной одежды. Отправив сову, Ремус с грустью отправился обратно. Он ощущал вину за то, что происходило с Сириусом. Он совсем не хотел, чтобы его друг болел. Забравшись на кровать, он наблюдал за тем, как Сириус пытается уснуть. На этот раз он занимал ровно половину кровати и на территорию Ремуса не претендовал. — Во всем этом нет смысла, — вдруг услышал он от Сириуса. — В чем? — ошарашенно спросил Ремус. — В том, что я делаю. Или не делаю. Это все бесполезно, — Ремусу показалось, что он бредит. — Я почти ничего не чувствую. Мне вообще плевать на них на всех. Это ведь ненормально. — Сириус, ты просто болеешь. Завтра будет лучше, — попробовал его успокоить Ремус. Он снова положил руку на плечо Сириусу. — Это не сейчас началось. Я вообще ничего не чувствую, — он вдруг развернулся, и Ремус ощутил от него сильный страх. Он сжал руку Сириуса. — Ни желаний. Ни радости. Ни грусти. Вообще ничего. Ремус этого не знал. Он растерялся и впервые не знал, что ответить. — Ну ты же злишься. Бесишься. И как-то заводишь отношения, — возразил Ремус. Для него Сириус в тот момент был совершенным ребенком. — Какие отношения, если мне вообще плевать даже на то, как их зовут, — поморщился Сириус. — Это все…. Пугает, — он вдруг посмотрел прямо на Ремуса. Ремус от неожиданности похолодел. — Но вместе с тем, — вдруг добавил Сириус, — с тобой мне легче. Ремус вынужден был отвести взгляд в сторону. Он бы соврал, если бы сказал, что ему неприятно это слышать. Безусловно, приятно. — Пора открывать кабинет психологической помощи имени Ремуса Люпина, — попробовал отшутиться Ремус. — Может быть, просто еще не время. Найдешь потом какого-нибудь человека, от которого все проснется, — попробовал он. — Я тут все обыскал, — Сириус мрачно отвернулся. Ремус посмотрел на его спину. Спина выглядела рассерженной. — Ну я точно помогу тебе всем, чем смогу, — он потрогал спину аккуратно, чтобы подтвердить свои слова. — А в этом я не уверен, потому что у тебя вдруг столько секретов, — Сириус снова уставился на него через плечо. — Я уже не знаю толком о тебе ничего. — Да ничего не поменялось, — отмахнулся Ремус. Кроме того, что он был в объятиях и буквально сошел от этого с ума. Объятиях Снейпа, добавил сам себе Ремус, чтобы было еще неприятнее. — Ты хочешь обмануть эмпата, — проворчал Сириус. — Ты же прямо сейчас о чем-то думаешь, что я не знаю. — О чем? — Ремус попробовал выглядеть невозмутимо, но сердце против воли билось быстрее. — Что-то тебя волнует, — пожал плечами Сириус. — Что-то новое, с чем ты не знаком. Ремус понял, что ситуация подходит к какой-то опасной критической точке. Если он не ответит, то потеряет Сириуса, а для него это равноценно потере руки. Если он ответит, то может начинать выкапывать себе могилу. Оставалось что-то среднее. Он потер нос и скрыл лицо руками. В голову лез только один вариант, который казался наиболее безобидным из всех существующих. — Так что, не скажешь? Ремус отнял руки от лица и посмотрел на Сириуса. В конце концов, Сириусу то вообще плевать на то, кого в себя влюблять и кого использовать. — Я просто обнаружил, — начал он и слегка покашлял от того, насколько в горле пересохло. — Обнаружил, что, — Ремусу показалось, что он снова краснеет до состояния помидора, — что равнодушен к девочкам, — закончил он наименее неприятным способом. Звучало даже не совсем так позорно, как он себе представлял. — Тоже мне трагедия. И что, все? — Ремусу показалось, что Сириус отреагировал на это с облегчением. Ремус кивнул. Не говорить же ему, что обнаружил он это после того, как Волк выбрал Снейпа, и как он обнимался с ним вторую ночь подряд и мучительно ждал третью ночь, которую снова сорвал Сириус. — Какая разница, какой пол, — Сириус устроился на подушке. — Мальчики там, девочки, — он широко зевнул. — Если ты только за это переживал, то и отлично. Ремус выдохнул. Отлично. * * * Получить свободу от лазарета было приятно. Ремус вернулся к себе в спальню одновременно с Сириусом, который и в самом деле быстро встал на ноги. Он ни словом больше не обмолвился о том, что его мучает, и Ремус потихоньку стал про это забывать. У него хватало проблем. Он вдруг стал переживать за то, как выглядит. Его смущали шрамы на лице, на теле, довольно неудачная одежда и собственная худоба. Ничего нового. Ему особенно нечем поражать, кроме каких-то своих внутренних талантов, о которых все ему говорят. При этом сам Ремус в них не верил. Он решился влезть в форменную рубашку. Она единственная была для него по размеру, и из-за нее сразу в глаза бросалось то, насколько он худой. Еще и ростом не вышел. Ремус с опаской шел на завтрак. Он решил не ждать Сириуса и Джеймса, чтобы не выдать себя лишний раз, и спускался в Большой зал как на казнь. Внутри него все холодело с каждым шагом. Больше всего он боялся, что зайдет, посмотрит на Снейпа и поймет, что все это было каким-то очень странным сном. Все было проще. Снейпа он попросту не нашел, и это позволило ему спокойно и немного расстроенно позавтракать. — Держи, — Лили пихнула ему свой десерт. — Мне вредно, а тебе нужнее. Ремус улыбнулся ей вместо благодарности. Дожевав овсянку, он сказал ей: — Джеймс просил к тебе не лезть, — и Лили нахмурилась. — Какое ему вообще дело, — раздраженно отозвалась она. — Очевидно, что ты ему нравишься, — сдал Ремус собственного друга. Она выглядела абсолютно в этом не заинтересованной — Ну и пусть, — пожала она плечами. — И еще я знаю, что Сириус — эмпат, но по каким-то причинам перестал чувствовать собственные чувства, — решил рассказать ей Ремус, надеясь, что она поймет ценность информации. Лили недоверчиво посмотрела на него. — Эмпат — это что, он эмоции ощущает? — она вдруг видимо испугалась быть раскрытой. — Но я не думаю, что он читает всех подряд, — успокоил ее Ремус. Лили взглянула вдоль стола. — Твои друзья пришли, — заметила она, совершенно не собираясь покидать место рядом с ним. — Лили, — пробормотал Ремус умоляюще. — Чего ты боишься? — уставилась она на него. — Что кто-то подумает, что я с тобой встречаюсь? — формулировка была обидной. — Не кто-то, а Джеймс, — поправил Ремус. — А Сириус не подумает? — Нет, — Ремус покачал головой. Не после того, как он признался, что он не интересуется девочками. — Ну если Джеймс, то там думать нечему, — протянула она и благословенно покинула место рядом с Люпиным буквально за минуту до того, как туда упал Джеймс. — Я вот сейчас не понял, — обратился он к Ремусу. Тот посмотрел на него безнадежно, понимая, что и этому придется сказать. — Не парься, — вмешался Сириус. — Ремус скорее уведет у тебя друга, чем подругу. Ремус моментально вспыхнул и в ярости посмотрел на Сириуса. Джеймс заторможенно переваривал, переводя взгляд с одного на другого. Питер прикрыл рот рукой. — Ты отвратителен, — сообщил Ремус Сириусу. — Ну это лучше, чем если бы я сказал, что я с тобой спал, — отшутился Сириус. — В одной постели, постели! — Ремус попытался свести его со свету одним лишь взглядом. — Ты просто невыносим. — Я ничего не хочу знать, — поднял руки Джеймс. — Кроме того, что мне было интересно. — Как ты ограничен, мой друг, посмотрел бы ты по сторонам и нашел бы себе парня поинтереснее, чем эта Эванс, — Сириус уклонился от летящей в него булки, а затем и колбасы. — Нет, ну а зачем тебе уточнять, что в постели, звучит то интереснее…. — Никогда в жизни, — отрезал Ремус. Если бы в ту секунду его Волк не начал волноваться, и он не обнаружил Снейпа в дверях Большого Зала, то он бы заметил, что его слова сильно задели Сириуса, и он ответил ему каким-то долгим взглядом. Это позволило ему проследить взгляд Ремуса. — И куда ты там смотришь? — подозрительно спросил он Ремуса. Тот испуганно вернул взгляд обратно на тарелку. Так он себя и сам быстро выдаст. — Пойдем поговорим, — тон его был настолько суровый, что Ремусу не пришло в голову спорить. Он вздохнул и вышел вслед за Сириусом из Большого Зала. Они прошли половину Холла, прежде чем почти под лестницей Сириус наконец остановился. — Я не понял про «никогда в жизни», — спросил он, сложив руки на груди. Ремус ощутил внутреннее беспокойство. Ему не нравилось то, что он ощущал от Сириуса. Это было похоже на хищный интерес. Ему нужно было придумать срочно какой-то спасательный круг, чтобы вылезти из этого пристального внимания. — Оборотни выбирают только раз в жизни, — не нашел лучшего ответа Ремус. — Но это не объясняет слово «никогда». Ты считаешь меня каким-то не таким? — Сириус склонился к нему так, что почти коснулся носом его носа. — Как раз наоборот, — Ремус понимал, что его пытаются читать. — Просто я… на другом уровне, — увернулся он как мог. Он смотрел на Сириуса самыми честными глазами. И ведь он не соврал ни в одном слове. Даже сейчас, когда он всеми чувствами и эмоциями завязан на другом человеке, он не мог признать, что Сириус просто головокружительно хорош в своей полурасстегнутой рубашке, и, что менее всего приятно, прекрасно об этом знает. — Ну допустим, я тебе поверил.