Ошибки, которые мы совершаем

Глава 13 Солнечный свет пробивался сквозь открытый проем балкона. В покоях стоял нужный уровень прохлады, из-за которого Ремусу совершенно не хотелось покидать постель. Он обнаружил себя в двух одеялах — снова завернулся во сне в предательское гнездо — а Регулуса рядом с собой — под пледом, который тому, очевидно, пришлось взять с кресел. Ремусу было ужасно неловко за то, что заставил его замерзать. Он попробовал вытащить руку с часами. Он проснулся раньше необходимого, и у него было несколько минут на то, чтобы блаженно лежать в своем гнезде и никуда не торопиться. Проспал он, должно быть, часов пять, и все равно чувствовал себя неплохо. Сказывалось предвкушение рабочего дня, какие-то идеи в отношении обучения и небольшое вдохновение в отношении восьмого курса. Чувство стыда заставило Ремуса коснуться предплечья Регулуса. Оно было ледяным. — Я понял, что я еще ненавижу, — отозвался он хрипло и повернул голову, разглядывая Ремуса из-за спутанных волос, — когда у меня забирают одеяло посреди ночи. — Прости, — Ремусу очень хотелось извиниться искренне. Он представлял, как неприятно проснуться ночью из-за того, что замерз. Он аккуратно развернулся из чужого одеяла и вернул его обратно на Регулуса. Тот уткнулся лбом в подушку. — Лучше бы вообще не спал. Ремусу нечего было на это сказать. Он сел, позволив холодному воздуху себя разбудить окончательно. — Я правда не хотел, чтобы ты замерзал, — решил добавить он, смотря на Регулуса с самым большим раскаянием, на которое был способен. — Вообще-то ты почти отжал плед. Ремус скрыл лицо в руках. Ужасная, ужасная привычка. Однако, несмотря на стыд, ему было смешно. Он был уверен в том, что Регулус, при всей своей сумасшедшей идее куда-то вернуться и кого-то завоевать, не думал, что ему придется бороться по ночам за плед. Он уже хотел открыть рот, когда Регулус его перебил: — Никаких прости не хватит, — и, хотя он говорил серьезным тоном, Ремус остро ощутил, что он… шутит. — Это просто гнездо, — Ремусу пришлось отвернуться, лишь бы Регулус не видел, что ему неловко и стыдно такое говорить. — С детства я… Я так привык, — он даже не хотел видеть реакцию Регулуса на свои слова. Над таким можно только смеяться. — Так, и что нужно сделать, чтобы в это гнездо попасть? — Ремус вздрогнул от неожиданности. Он склонил голову, смотря на Регулуса, что навис над его плечом. — Я… Я не знаю, — искренне ответил он, потому что до сих пор и не пробовал делиться своим гнездом. Он с изумлением наблюдал за тем, как Регулус серьезно смотрит то на него, то на остатки гнезда. Он не собирался над этим смеяться или предлагать забыть. Это была привычка с такого раннего возраста, что Ремус при всем желании не смог бы ее объяснить. Если он не сделает себе кокон из всех доступных одеял, он не сможет расслабиться и не сможет заснуть. Кроме этого, он всегда делает так в Хижине перед превращением, потому что сильно мерзнет. — Значит, узнаем, — резюмировал Регулус. Он упал обратно на кровать, засунув руки под голову. Он выглядел уставшим, но на лице его снова не было никаких признаков недосыпа. Ремус поежился и залез в свой теплый халат. Ему было так тяжело двигаться быстро по утрам. Он и сел то так резво просто потому, что испытал неловкость за свое поведение в постели. Свое поведение в постели — это довольно двусмысленное выражение. Он сдержал улыбку, чтобы не пришлось объяснять Регулусу логику мысли. Это все равно была неудобная тема. Обернувшись, Ремус хотел что-то сказать насчет порядка посещения ванной. У него не нашлось слов. Он обнаружил Регулуса с закрытыми глазами, но было в его положении что-то чрезвычайно правильное, отчего Ремус сбился с мысли. Ему показалось, что так и было всегда, было и должно быть, и каждое утро он просто обязан просыпаться рядом и видеть Регулуса таким. В нем не было абсолютно никакого напряжения. Подобное ощущение правильности раньше никогда не настигало Ремуса. Оно не прошло даже тогда, когда Ремус отнес нужные вещи в ванную и снова вышел. Он чувствовал себя каким-то шпионом, наблюдая за тем, как Регулус лениво зажигает камин и заправляет кровать. Высокая его фигура постоянно крала все внимание Ремуса. — Может быть, ты хочешь… — Ремус хотел уступить ванную, но вместо этого разговор прервал серебристый олень, что пробрался в комнату через открытое окно. Олень голосом Гарри обратился к Регулусу и сообщил, что срочно необходима его помощь. Ремуса он не звал. Это было чертовски обидно. — Обожаю понедельники, — пробормотал Регулус, спешно переодеваясь. От сумбурного переодевания весь его вид был изрядно помятым, а волосы потеряли всякий приличный вид. Ремус не скрыл обиды — он сложил руки на груди и пообещал себе спросить у Гарри, чем он так плох, что его не позвали. — Может быть, мне, — начал Ремус, но Регулус уже вырос перед ним. — Я разберусь, — пообещал он, и Ремусу совершенно нечего было возразить, насколько уверенно он это обещал. Ремусу оставалось только вздохнуть и поправить неряшливо застегнутый воротник на Регулусе. — Ладно, ладно, — смирился он. Не из тех он людей, чтобы высказывать недовольство вслух. * * * Гарри проснулся в кресле. Поначалу, когда он в него опустился, ему казалось, что сон его не настигнет. Слишком много событий, слишком много энергии, готовность к сражению, которую он не реализовал — все это заставляло сердце биться чаще, а мозг работать на полную. Однако он все же отключился прямо в кресле, и теперь вынужден был аккуратно разминать шею, надеясь, что она перестанет болеть. Поначалу из-за боли он даже не вспомнил, почему спал в кресле. Затем вспомнил. И обнаружил, что Малфой тоже проснулся. — Есть какое-то разумное объяснение? — только и спросил он, съежившись на постели. Гарри решил, что будет проще показать. Он дошел до двери ванной, махнув рукой, призывая за собой. Затем, открыв дверь в сторону спальни Малфоя, позволил Малфою пройти первому, и только затем последовал за ним. Его взору предстала в первую очередь разбитая дверь, мимо которой уже проскальзывали особо ранние студенты. Восстановить дверь Гарри не представлялось возможным — он совершенно ничего не понимал в подобных чарах. Он попробовал использовать Репаро, но на место дверь не встала. Гарри молча ждал, пока Малфой закончит осматривать спальню. По его лицу было сложно судить об испытываемых им эмоциях, но Гарри и так улавливал — это, в первую очередь, был страх. Лицо его побелело в тон с волосами. Он попробовал приставить дверь на место — чтобы не быть, как на ладони — после чего довольно тихо и коротко сообщил, что произошло и какую роль в этом пришлось сыграть самому Гарри. У него была масса вопросов — в первую очередь, к тому, почему Рон так упорствует, а, главное, что заставляет его идти на вполне осознанное убийство? О последнем, впрочем, Гарри сообщать не стал. Он помогал ставить мебель на место и восстанавливать ее, как мог, в течение следующих пятнадцати минут, пока не появился Регулус. Гарри послал за ним Патронуса, и тот появился на пороге. Он с изумлением осмотрел комнату, которую они вместе с Малфоем успели привести в относительный порядок, потом поговорил с каждым отдельно. — Это проблема, — наконец сообщил он Гарри, когда Регулусу удалось починить дверь. Он наложил дополнительные защитные чары, после чего пошел за Гарри в его спальню. — Если бы я не проснулся, у нас был бы один труп в первую же ночь в Хогвартсе, — Гарри не удавалось сесть на место и успокоиться. Впрочем, Регулус тоже сидеть не собирался. — И что теперь, МакГонагалл? Но у меня нет доказательств, кроме собственной памяти. — В Думосборе тоже сгодится, но этим ты наживешь себе врага на будущее. С мистером Уизли тебе следовало бы разобраться прямо сейчас. Не думаю, что он понимает последствия своих действий, и точно так же я уверен, что вряд ли он захочет совершить убийство, — Регулус взглянул на часы. — До завтрака не так уж много времени. — А с ним мне что делать? — без особой надежды на ответ спросил Гарри. Он оставался в сомнениях. Ремус уже бы сообщил МакГонагалл и даже не стал предлагать ему разбираться. Регулус давал ему время и возможность справиться самостоятельно. — Хочешь — защищай, хочешь — оставь как есть, — пожал плечами Регулус. — Я видел там пару склянок. Скорее всего, есть проблемы и посерьезнее покушения на жизнь. — Я вообще его разбудить не смог, — эта проблема как-то стерлась из ночной памяти Гарри, пока Регулус о ней не напомнил. — У тебя бывают дни, когда тебе не нужно кого-то спасать? — спросил Регулус риторически, и Гарри оставалось только пожать плечами. Может быть, без спасения чужой жизни он чувствует себя бесполезным? Он закрыл за Регулусом дверь и застыл в нерешительности. Есть действительно пара вопросов, которые ему бы стоило решить для себя — будет ли он и дальше спасать Малфоя? Как и любого другого человека, естественно, кто попал бы в такую ситуацию. Но должен ли он разобраться, что могло произойти, о чем Гарри не знает и, может быть, защищает совсем не того? Может ли быть так, что у Рона есть право ненавидеть? Право ненавидеть не дает права причинить боль. Гарри попробовал переодеться и умыться. Спокойнее он не стал, даже наоборот. Ему постоянно хотелось избавиться от большого количества накопленной за ночь энергии. Если он не найдет никакого способа успокоиться, то, совершенно очевидно, что-то взорвет. До завтрака оставалось около получаса, и Гарри не представлял, как успокоиться и чем себя занять. Он не нашел ничего лучше, чем постучать в покои Малфоя. Дверь долго не открывалась. Гарри решил, что Малфой мог просто уйти или… Дверь наконец открылась. Гарри осторожно заглянул внутрь, прежде чем входить. Он не знал, встретит ли гневную реакцию или равнодушную. Он никак не ожидал обнаружить Малфоя таким же, каким его и оставил. В той же ночной рубашке, со спутанными волосами и без какого-либо интереса к происходящему. Гарри и в голову не пришло, что Малфой перестанет приводить себя в порядок. Ему казалось, что это входит в его врожденные рефлексы. — Там завтрак скоро, — не очень логично начал разговор Гарри. — Тебе бы… собраться? — Я не хочу есть, — он посмотрел на Гарри безо всякого интереса. — Это все, что ты хотел спросить? — тон его предполагал необходимость уйти для Гарри. Но у Гарри всегда были проблемы с тем, чтобы слушать интонации или различать тоны. — Я тебя не смог разбудить, — Гарри подошел к столику и покрутил в руках склянки из-под зелий. Малфой даже не повернул головы в его сторону. — Зато все закончилось бы наконец-то, — едва слышно отозвался Малфой. В нем не было ни следа борьбы, за которую Гарри зауважал его в пабе. В нем словно бы вообще не осталось ничего от живого человека. — Так, ну хватит, — Гарри ощутил всплеск раздражения. Он протянул руку Малфою, но тот не стал ее брать. — Собирайся. — Оставь меня в покое, — довольно зло отозвался Малфой. Ему хватило сил увернуться от Гарри, затем еще раз. Гарри пришлось приложить больше силы, и несколько мгновений спустя он прочно удерживал Малфоя в руках. Тот заорал в ярости снова: — Оставь меня в покое! — Нет. Гарри подождал еще пару минут, ожидая, пока Малфой успокоится. Он состоял из досады, страха и ненависти, что волнами изливалась прямо на Гарри, и ему ничего не оставалось, кроме как ждать. Лицо Малфоя совершенно ничего не выражало, но вместе с тем от силы его эмоций Гарри слегка пошатывало. Наконец он иссяк, вновь вернувшись к пустому своему состоянию. — Давай уже, приходи в себя, — Гарри помог ему подняться. Малфой уже не сопротивлялся. — Мой отец тогда ранил его сестру. Хотел убить, не убил сразу, она потом умерла, — Малфой закусил губу. — В этом все дело. Я видел, был там. Я ничего не смог сделать, да и что я сделаю против отца? — он как будто снова возвращался в тот день, и Гарри прекрасно знал это состояние. Он вздохнул и отвесил щелбан ему прямо в нос. Тот от неожиданности забыл, о чем думал. — Но не ты же, — рационально возразил он Малфою, непонимающе воззрившемуся на него. В изумленном его взгляде совершенно не было никакой ненависти или негатива. — Никто не отвечает за поступки своих родителей. — Ему этого не понять, ведь он потерял сестру, и это понятно, — Малфой словно очнулся от его щелбана. Он выпутался из рук Гарри так, словно ему было крайне неприятно, и принялся искать в сложенных вещах нужные. Часть его лица все еще была потемневшей и отекшей, хотя основной синяк уже исчез, видимо, под влиянием какого-то зелья. — Я должен…. Должен извиниться за то, что тебе пришлось стать свидетелем подобного, — он замер, взъерошенный, измученный, зависящий от зелий и посмотрел прямо в глаза Гарри. — И я так же должен сказать спасибо за то, что помог мне не сдохнуть этой ночью. Гарри решил, что другого выбора у него все равно нет, и он поможет Малфою, хочет тот того или нет. В его состоянии он увидел вдруг отголоски собственного. Ему показалось, что только через него у Гарри получится справиться с собственными кошмарами. — Я подожду здесь, — он плюхнулся в уцелевшее кресло. Малфой хотел возразить, но передумал и скрылся в ванной. * * * От елки в зале исходило какое-то особенное сияние. Или, может быть, Ремус его себе придумал, как часто добавлял в реальность какие-то специфические детали собственного восприятия. После отличной горячей еды, приготовленной домовиками — и пастуший пирог, и пудинг, и горячий глинтвейн — ему совершенно не хотелось двигаться. Бесконечные запасы патефона не заканчивались, и одна тихая мелодия сменяла другую. Он вряд ли мог представить, что подобный момент сможет разделить с Сириусом. Глядя на него, он никогда не смог бы поверить, что Сириус способен получать от такого момента удовольствие. Он лежал рядом на ковре, подложив руки под голову, и изучал потолок, что был покрыт довольно изящными миниатюрами из жизни, видимо, английских знатных лиц в старые времена. Там было, на что посмотреть, но стоило Ремусу лечь, как он тут же засыпал. Так что он облокотился на диван и обнимал колени, разглядывая елку и совершенно ни о чем не думая. — Я хотел спросить, — Ремус повернул голову, разглядывая Сириуса. Он уже не так сильно нервничал и совершенно не боялся что-то раскрыть Сириусу. Вообще-то ему даже казалось, что и раскрывать тут нечего. Просто ошибки, которые он совершил, ошибки, которые больше он не совершит, потому что не нужен… Не нужен в подземельях. Это его расстроило даже сильнее, чем он ожидал. От неожиданности силы собственных эмоций Ремус уткнулся лбом в колени и постарался справиться с собой. Ему было так чертовски обидно, ведь он не сделал совершенно ничего плохого или неправильного. Он не навязывался. Приходил когда можно и уходил когда нужно. Так как случилось то, что случилось сегодня? — То, что ты скрываешь, это не мой брат, я надеюсь? — и последние два слова были произнесены с большим нажимом. Ремус покачал головой. Регулуса он в этой роли никогда не воспринимал. Ему всегда казалось, что Регулус будет таким вечно нескладным младшим братом, невыносимым до последней минуты, излишне самоуверенным и самонадеянным. Он вообще не представлял, чтобы у Регулуса когда-то сложились отношения, хотя и искренне желал бы ему стать счастливым. От забавного предположения у Ремуса сама по себе появилась улыбка. Это была бы наименьшая проблема из всех, если бы ему пришло в голову связать себя с Регулусом, хотя он и был на год младше. Год младше — а казалось, что целая жизнь. — Должен был спросить, — Сириус пожал плечами. — Не представляю, зачем тебе еще что-то скрывать. — Давай просто не будем об этом, — Ремус посмотрел на него с просьбой в глазах. И хотя Сириусу хотелось продолжить эту тему, взгляда он послушался. — Хороший же момент. — Я понял, почему он постоянно трется возле тебя. Ремус поднял брови в немом вопросе. Он вот постоянно этого не понимал. — Эмпатия — это дело семейное, — он едва заметно усмехнулся. — А любому эмпату будет нужно то, что умеешь делать ты. — Я совершенно не понимаю, о чем ты… — начал, было, Ремус, но был остановлен движением руки Сириуса. — И дело не в том, что ты можешь остановить или заставить, — Сириус разглядывал его с таким интересом, что Ремусу стало неудобно находиться в этом зале. — Дело в том, что, когда ты уходишь, все иначе. Ремус совершенно не это ожидал услышать. Он с недоверием перевел взгляд на Сириуса, ища в выражении его лица хоть какую-то подсказку. О чем он говорит? — И когда ты стал уходить чаще, я думал, что я просто ревную, — он говорил об этом так спокойно, хотя Ремус бы нашел для этого другое слово, совершенно точно. — А потом оказалось, что я это чувствую. То, как ты уходишь. И после этого все становится совершенно иначе. Скучнее, может быть. Ремус хотел бы с ним и поспорить, и возразить, но он едва ли понимал то, что говорит Сириус. По крайней мере, сам Сириус считал это важным, и потому просто решил помолчать и послушать. Они давно не разговаривали друг с другом так, чтобы больше никого не было. Он сложил руки на груди, не представляя, к чему Сириус доведет свою мысль. — Я поначалу злился. Подумал, что это какой-то прикол, может быть. Не знаю. Просто злился. Хотел, чтобы ты или перестал уходить, или хотя бы сказал, куда, — Сириус так спокойно пилил его взглядом, как мог только он, крайне уверенный в себе человек. Ремус уже не представлял, на чем оставить свой взгляд. Ему было чрезвычайно неуютно. Вся магия испарилась просто потому, что Сириус обсуждал слона в комнате. Ремус бы очень хотел и дальше не обращать на него внимания. Он так боялся снова испытать зависимость от Сириуса. — И больше всего меня бесило, что этот мелкий уродец в курсе. Ремус только вздохнул. — Он отказался тебя сдавать, за что и получил. Я не хотел причинять ему сильную боль, но он меня тогда просто выбесил, — от Сириуса шла сильная волна раздражения, как бывало всегда, когда кто-то его не слушает. Таких отважных людей было не так уж и много, если подумать. — Лили этой досталось… Если бы не ты, у меня было бы гораздо больше проблем. Ремус решил снова посмотреть на елку. Щеки его постыдным образом горели. — У тебя получилось остановить. Снять то, с чем я справиться не могу. Если раньше я думал, что это все глюки, то теперь я точно уверен, что нет, — Сириус вдруг резко сел, и Ремус против воли вздрогнул. А ведь он боялся Сириуса отчасти. Боялся его сумасшествия. Боялся его неадекватных и нелогичных поступков. Он понятия не имел, чего от Сириуса ожидать. — Потому что ты здесь, и мне нормально, — наконец завершил он, вновь пробивая в Ремусе дырку прямым взглядом. — Даже больше, чем нормально. Мне хорошо. Ремус провел ладонью по носу. Он сильно нервничал и не знал, куда себя деть. Он хотел поговорить с Сириусом, но совершенно не на эту тему. Не о том, что может завести его в неприятности. Всех, кто попадает в поле зрения и внимания Сириуса, всегда ждут неприятности. И это очень больно и неприятно, его потом терять. Ремус насмотрелся на десятки юношей и девушек, которые ему надоедали в конечном итоге. Он не хотел того же для себя. Гнал от себя все возможные мысли, избегал порой Сириуса больше необходимого, лишь бы не оказаться в той же ситуации, когда он будет попросту не нужен. — Я рад это слышать, — наконец произнес Ремус не очень уверенным голосом, попросту не зная, что еще должен на этот ответить. — Я беспокоился, что ты…. Что ты как будто… Ничего не чувствуешь, — выдал он зачем-то. Может быть, это глинтвейн говорил за него. — А так и есть, — не стал спорить Сириус. — Так и было. Они некоторое время помолчали, и в молчании этом совершенно не было ничего пугающего. Только Ремус никак не мог справиться с сильным сердцебиением, которое возникло у него в тот момент, когда Сириус сказал ему, что он, Ремус, нужен. * * * Ремус внимательно выслушал пересказ утренних событий. В отличие от Регулуса, он не считал произошедшее пустяком. Стоило ему услышать, что произошло и кто предполагаемо в этом виноват, как он тут же испытал сильное переживание за Гарри. — Но ты же не хочешь сказать, что мы должны закрыть на это глаза, — уточнил он у Регулуса. Тот весьма спокойно пил кофе. — У нас тут мальчик, который убил Волдеморта. Я не думаю, что Уизли после этого — стоящая угроза, — пожал Регулус плечами. — Гарри совершенно точно не нужно убивать кого-то еще, чтобы кому-то что-то доказать, — вспылил Ремус. Его раздражало то, что Регулус исповедовал тактику наименьшего влияния. — Это не та ситуация, в которой профессорам стоило бы… — Это именно та ситуация, — перебил его Регулус. — И что ты предлагаешь? Рассказать МакГонагалл? Выгнать Уизли домой? Во-первых, докажи, что это был он. Во-вторых, никто не пострадал. В-третьих, докажи, что он врывался с целью убить. Любой мало-мальски грамотный суд разобьет все эти доводы. — Он уже пытался убить. Я читал об этом в какой-то из газет, — Ремус перевел взгляд на Рона Уизли. Тот был мрачен и ни разу не улыбнулся, сколько Ремус за ним не наблюдал. Он так же обнаружил мисс Браун рядом с ним, которая постоянно о чем-то его спрашивала с озабоченным видом. — Может быть, ты и прав, — в очередной раз признал Ремус правоту Регулуса, хотя ему ужасно не хотелось оставлять эту ситуацию без контроля. Он встретил взглядом Гарри. Тот посмотрел на Ремуса так, словно извинялся за то, что не привлек его утром. Ремусу не на что было обижаться. Он только кивнул в знак того, что все в порядке. — Есть еще довольно интересная проблема, — Регулус заставил Ремуса перевести на него взгляд. — У этого мальчика есть серьезная зависимость. Зелий я не видел, но видел склянки. Одна подписана. Там фенобарбитал. Бог знает, где он его взял. — В Лютном переулке, где же еще, — Ремус нахмурился. Зависимость от серьезных снотворных препаратов не добавляла Малфою плюсов в глазах Ремуса. Он до сих пор не понимал, отчего Гарри так рвется на защиту и помощь этому мальчику. И он вдруг ощутил со стороны Регулуса оживление, словно интерес. — Ты хочешь вытащить его? — спросил он прямо. Регулус выглядел обычно, но Ремуса нельзя было обмануть — он заинтересовался. — А почему нет, если бы не Волдеморт, я бы уже был токсикологом в Мунго, — Регулус был чрезвычайно оживлен. — К тому же, я давно не разбирался в новинках маггловского рынка. Уверен, что у них найдется, на что слезть, чтобы выдержать синдром отмены. — Вот тебе же плевать на самого мальчика, — заметил Ремус довольно прямо. Регулус спорить не стал. — А для Гарри ты будешь просто идеальным, раз решил помочь. Вот это меня тоже бесит! — он собирался перевести в шутливую форму, продолжая тему о том, что они договорились не молчать, но случайно ткнул пальцем прямо в нос Регулусу. — Обещаю поставить Гарри в известность о том, что мне плевать на его petit ami, — довольно торжественно произнес Регулус, отводя руку Ремуса в сторону. — Необязательно для этого делать во мне дырку. — Я не так хорошо подкован в химических веществах и зельеварении, но даже мне известно, что эти вещества опасны в момент синдрома отмены, — улыбнувшись его несносным попыткам шутить, продолжил Ремус. Он нервничал, как происходило всегда, когда планировалось что-то не очень законное. — Ты же не врач и не сможешь его спасти, если потребуется. — Я ненавижу, когда мне говорят, что я что-то не смогу, — довольно отчетливо произнес Регулус. Он мало что ел с завтрака, уже полностью поглощенный в свою идею. — Это я как раз знаю, — вздохнул Ремус. У него был прекрасный аппетит, пока он не услышал всю эту историю. Теперь даже утренние круассаны с шоколадной начинкой совершенно его не радовали. А это была последняя радость в жизни, которую хотя бы можно купить. * * * Ремус приводил в порядок класс после первого же занятия. Ему всегда нравились первокурсники — их легко было впечатлить, легко заинтересовать и легко получить отдачу. На первом занятии он ограничился парочкой рассказов, а так же начал тему домашней нечисти, с которой были знакомы только выходцы из древних семей, что жили в больших родовых домах. Остальным детям это было в новинку, и даже когда Ремус продемонстрировал парочку из постоянных жителей класса. Он заражался от них восторгом, желанием учиться, желанием что-то узнавать и буквально ощущал себя сильнее после каждого занятия. Он ничуть не жалел, что вернулся. Кто-то из детей подходил с вопросами, в основном про будущие темы. Кого-то интересовали дементоры, кого-то — боггарты, кого-то — оборотни (и Ремус значительно напрягся, но все же ответил). Он даже поймал себя на мысли, что взял бы на себя ответственность за такого же ребенка, как и он сам, чтобы оборотни тоже имели возможность учиться в Хогвартсе. Наконец класс опустел, и наступила благословенная тишина. Ремус вернул все учебники на место, покормил пикси и вернул ее обратно в клетке домовикам, чтобы они выпустили ее на бесконечные чердаки Хогвартса. Ведомость он подписал и отправил МакГонагалл, что всегда ставила посещаемость превыше всего. Откинувшись на стул, Ремус всерьез задумался над тем, почему Гарри так важно влезть в историю Малфоя. Может быть, было что-то в самом Гарри, о чем он не мог рассказать или поделиться, но с чем, как ему казалось, он мог бы справиться через Малфоя? Мысль была настолько неожиданной, что Ремус едва не уехал вместе со стулом. Абсолютно детская привычка качаться на стуле, как и множество других его самых несносных привычек. — Профессор Люпин? — в дверь вежливо постучали. Ремус стащил очки. Он плохо видел вблизи, но совершенно ничего не собирался с этим делать, тем более что обычное зрение ему не изменяло. Обычно оборотни редко пользуются чтением. И очками. — Гермиона, — с неожиданностью отозвался он. — Проходи, я рад тебя видеть, — у Ремуса не было стоящих идей, что могло понадобиться ей от Ремуса, но в то же время он понимал, что она как раз из тех детей, что привезли с собой в Хогвартс проблемы. И все они абсолютно уверены, что никто из взрослых даже не собирается выслушать и помочь. — Я хотела только сказать, что ночью… Ночью было совершено нападение. На покои Драко Малфоя, — она стояла напряженно, выпрямившись. Лицо ее было совершенно другим, она никак не напоминала Гермиону, какой он ее запомнил. — Я не считаю, что это правильно, что бы он не творил до Битвы. Сейчас он попал под амнистию, Гарри поручился за него в суде, и то, что сейчас продолжает твориться — это неправильно. — Спасибо, что рассказала мне об этом, — у Ремуса никогда не получалось изображать удивление. — Я занимаюсь этим вопросом, — хотя на самом деле его, как всегда, отпихнули в сторону. Она кивнула, но, кажется, не особенно поверила. Ремус решил, что может попробовать с ней поговорить. — У тебя совершенно новый вид. Он тебе подходит. — Спасибо. На какой-то миг Ремусу показалось, что она действительно хочет что-то рассказать. Однако вместо этого Гермиона только вежливо попрощалась и скрылась в коридоре, оставив Ремуса в сомнении насчет всех своих педагогических и психологических талантов. Он провел десять минут перерыва в подготовке к следующему занятию. Насчет восьмикурсников он немного переживал, однако идеи все равно были. Ему вряд ли было чему учить детей, уже побывавших в битве, так что перед ним лежал список из предполагаемых заклинаний, которые, как ему казалось, могли бы пригодиться. Он так сильно засиделся, что совершенно не заметил появления Регулуса. — Я выпросил у МакГонагалл нормальный класс, — Ремус от неожиданности выронил листки с заклинаниями. — Я, кажется, отвык от твоих неожиданных появлений, — вздохнул он. — С первокурсниками было намного проще. — А что сложного в восьмикурсниках? — Регулус, очевидно, проблемы в этом не видел. — Мне велено самому все перетаскивать. Я решил, что Гарри тоже не помешает пошевелиться. Ну и ты, если захочешь помочь, — он вдруг странно закончил фразу, как будто совершенно не знал, как попросить Ремуса об этом. Тот решил не заострять на этом внимание. — Конечно, я помогу, — хотя одна мысль о том, чтобы спускаться в подземелья, вызывала у Ремуса отторжение. Он совершенно не хотел вспоминать. Не знал, как отреагирует сейчас. — Ориентирование на местности, — вдруг выдал Регулус, вручая ему рассыпанные листочки. — Это же самое банальное. Во всех экзаменах есть, ориентирование на местности. Есть Нить Ариадны, есть чары компаса, есть маскировочные чары, есть шумоподавляющие. Огромное поле для деятельности. — Я в жизни не пользовался нитью Ариадны, — признал Ремус. Он посмотрел на Регулуса в некотором изумлении, как и раньше, бывало, смотрел, когда Регулус говорил что-то поистине подходящее и очень нужное. — Тогда начни с компаса и пообещай им прогулку на следующем занятии. Дети будут в восторге, — Регулусу совершенно не сиделось на месте. — А Ариадна вообще простая, нужно только… — Давай после обеда, — Ремус осознал, что в его голове и так слишком много мыслей. Он посмотрел на дверь, гадая, сколько времени пройдет до первого студента. — Могу еще и про мох с муравейниками рассказать, — пробормотал он практически сам себе, понимая, что Регулус прав в том, что начать стоило бы с ориентирования. — Но как я буду их выводить в лес, если половина хочет прибить другую половину? — спросил он бессильно Регулуса. Регулус оперся руками о его стол. — Значит, будем учить их, как выйти из леса живыми во всех ситуациях, — и говоря это, он совершенно не шутил. * * * Музыка давно прекратилась. Ремус засыпал, прислонившись к дивану. Теплый ковер и теплая кофта сделали свое дело, и он смертельно хотел спать. Время щекотливых тем прошло, и Сириус рассказывал ему что-то о традициях Блэков. Ремус едва ли его слушал. Он здорово устал за день, устал от новых впечатлений и безумно хотел просто лечь. Иногда он отключался, иногда снова возвращался в реальность, цепляясь за голос Сириуса. — Может, и правда пора спать, — Сириус палочкой погасил свечи практически во всех светильниках, кроме тех, что остались на елке. В темноте она представляла собой еще более волшебное зрелище. Ремус даже проснулся на несколько мгновений, пытаясь ее запомнить. Если бы у него было будущее, он хотел бы наряжать такую елку на каждое Рождество. Он так мучительно не хотел оставаться один. Каждый день его жизни был наполнен тягостным ожиданием того, когда закончится Хогвартс, и он потеряется в своем старом доме, выброшенный на край жизни, забытый вообще всеми. Ремус часто говорил себе эту правду, когда начинал слишком сильно мечтать, вот как сейчас. — Там есть спальни, наверху, — Сириус сел по-турецки на ковер, стащив на пол пару подушек. — Или можно здесь, — добавил он, подпихнув под голову подушку. Он разлегся прямо посередине ковра, натянув на себя плед с тех же диванов. Словно ребенок, он лежал и продолжал смотреть на елку с таким восхищением, какого Ремус никогда в нем не видел. Ему вдруг так ужасно захотелось ощущать Сириуса так же, как и раньше. Без условностей. Без странных оговорок. Без какой-либо подоплеки. Он, слегка пошатнувшись от долгого сидения в одной позе, оказался рядом с Сириусом. Рука его аккуратно легла на плечо Сириуса. — Спасибо, — только и сказал Ремус. Он получил в ответ взгляд, какого давно не видел. Взгляд был полон симпатии, какая всегда их разделяла, симпатии личности, которой показалось, что она увидела что-то свое в другом человеке. Если бы Ремус больше слушал Сириуса, они бы не пришли к этому странному положению. Если бы Сириус вел себя чуть адекватнее, возможно, Ремус всегда был бы с ним рядом. — Ты меня боишься, — сообщил он Ремусу. Тот заторможенно нахмурился, хотя все равно не успел бы так резко соврать. — Боишься, потому что не знаешь, что я могу сделать в следующую секунду. — Да, — не стал увиливать Ремус. Он был слишком устал, чтобы спорить. — И я не знаю, не пойдешь ли ты после этого пить до комы. Или прыгать со скал. Я не знаю, что у тебя в голове, — добавил он то, что давно хотел сказать. Ему стало так тяжело рядом с Сириусом как раз из-за его сумасбродных поступков. — А может я хотел, чтобы кто-то сказал мне, что ему не все равно? — Сириус поднял бровь. Ремус не смог понять его иносказательной мысли. — Каждый день в нашей гостиной человек по двадцать тех, кому не все равно, — возразил он устало. Опустившись на колени, Ремус задумчиво смотрел на подушки с пледами. С одной стороны, спать на ковре — то еще занятие. Но, с другой стороны, он никогда не спал так, с видом на елку, и нарушать эту атмосферу ему совсем не хотелось. Поэтому он повторил пример Сириуса и устроился рядом, хотя и на незначительном расстоянии. — Всем им на самом деле плевать, — отмахнулся Сириус. — Большинству плевать на всех, кроме себя. — Как и тебе, — вставил Ремус, и даже смог выдержать его раздраженный взгляд. Это все глинтвейн, думал Ремус, заворачиваясь в плед. Глинтвейн! — Если бы мне было плевать на всех, я бы никогда не выучил анимагию, — и это отозвалось внутри Ремуса так сильно, что он на секунду растерялся. Он никогда не думал о том, что со стороны Сириуса может быть что-то кроме желания быть лучше всех и первее всех. Он уже отвернулся, когда Ремус отправился от легкого шока. — Мне приятно знать, что тебе не все равно, — наконец пробормотал он злобно настроенному плечу Сириуса. — Но порой ты ведешь себя так, как у меня не укладывается в голове. Я не хочу этого видеть. Не хочу…. Просто не могу, — произнес он тише. — А я и веду себя так, потому что всем плевать, что я с собой сделаю, — Сириус больше не поворачивался к нему. — Никому и дела нет. Да и мне плевать, что я с собой сделаю. Все это… Все это бессмысленно. Ремус снова уловил в нем пугающую пустоту. Он не знал, откуда она родом, но по крайней мере уже мог не отрицать того, что знает, как с ней справиться. Он придвинулся чуть ближе и обнял Сириуса так, как не делал этого курса со второго. Ему бы очень хотелось, чтобы Сириусу стало легче. Он моментально ощутил, что так оно и было. — Хорошо, и что мне делать? Каждый раз, когда ты идешь с Джеймсом творить неадекватные поступки, вставать поперек твоего пути и говорить, что так нельзя? — Ремус поразился тому, насколько у него удается сегодня произносить самые неудобные моменты. — Ты же меня не станешь слушать. Ты никогда и никого не слушаешь. — А вдруг стану? — он пошевелился. Руку Ремуса накрыла рука Сириуса. — А вдруг я именно этого и жду? — Мне никогда не было все равно, — признался Ремус. — Ни единого дня в своей жизни. Но где ты и где я. — Мы в одной лодке. * * * — Эти зелья… — Не начинай. Гарри отпихнул тарелку с овсянкой. Он все равно предпочитал яичницу с беконом по утрам. — Они вызывают зависимость. — Я в курсе. Завтрак всегда сопровождался шумом и гамом. Где-то смеялись, где-то спорили, где-то уже пытались колдовать первокурсники. То тут, то там раздавались хлопки, билась посуда, и все это сопровождалось новым приступом смеха. Гарри перевел взгляд на Рона. Тот не стал отвечать ему встречным взглядом. Гарри имел дело не с сильным соперником. Он имел дело с тем, кому нечего терять. Очевидно, что единственным выходом из ситуации было бы доказать, что ему есть, что терять. Гарри наблюдал. Он потратил весь завтрак на то, чтобы оценить обстановку. Но ему казалось, что Рон игнорирует почти всех и вся. Выглядел он плохо. Лицо его было отекшим, под глазами — темные круги, а неровная рыжая щетина старила его на несколько лет. Гарри обнаружил рядом с ним Лаванду Браун, располневшую за несколько месяцев. Она пыталась заботливо что-то в него впихнуть. Что случилось между ним и Гермионой? Гарри вдруг осознал, что совершенно упустил этот момент. Он перевел взгляд на Гермиону. Она сидела с мучительно прямой спиной. Из-за короткой стрижки она выглядела слишком строгой и независимой, но взгляд ее по большей части был потерянным. Она отвечала невпопад, если ее вовлекали в разговор, и постоянно о чем-то думала, чем-то неприятном для нее. Гарри решил, что обязательно поговорит с ней, как только подвернется удачный момент. Потратив кучу времени, Гарри обнаружил, что Малфой совершенно спокойно беседует с Блейзом. Разговор он подслушивать не стал, не в его это правилах, и тут же понял, что не собирается уходить из Большого Зала в одиночестве. Вообще-то он привык за эти двое суток, что с ним постоянно кто-то есть. И отвыкать Гарри совершенно не собирался. Он тронул Малфоя за локоть. Тот с изумлением обернулся на него, словно вообще забыл о присутствии Гарри. — Уходим, — только и сказал Гарри. — Я не… — начал Малфой, но у Гарри был в запасе очень страшный взгляд. Он почему-то послушался, попрощался с Забини и последовал за ним, хотя Гарри не то, чтобы надеялся уйти без истерик. Большой зал покидали много студентов, а потому мало кто в действительности обращал на них внимания. Как только они повернули в пустой коридор, ведущий к выходу из замка и теплицам, Малфоя словно прорвало: — Какое ты имеешь право вести себя так, словно… словно… — он потерялся. — Словно я могу тебя всюду за собой таскать? — подсказал Гарри. — Именно! — от негодования Малфой даже слегка покраснел. Очевидно, сильно злился. — У тебя не то, чтобы много вариантов. Либо я, либо фенобарбитал, — пожал плечами Гарри. Это название ему случилось узнать еще у Дурслей, когда они обсуждали, как какая-то соседка ниже по улице приняла и не проснулась. — Я не могу спать, — Малфой сложил руки на груди. От ярости он ожил и перестал казаться манекеном. — Что приказываешь делать, если я не могу спать несколько ночей подряд? Что на третьи сутки я начинаю видеть галлюцинации, которые пугают меня сильнее, чем то, что я могу не проснуться? — он сжимал кисти, но дрожь в руках все равно можно было легко увидеть. — Я тоже редко сплю по ночам, — отозвался Гарри. Он решил, что им лучше медленно идти в сторону теплиц, чем замереть посреди коридора и орать друг на друга. — Но это не повод использовать вещи, от которых не сможешь отказаться. — Мне нужно было работать, По…. Блэк, — но называть фамилию Блэк с негативом у Малфоя не получалось. Он собрал волосы и убрал их за шарф. — Когда нет выбора, тогда нет выбора. — Тогда тебе нужно перестать их принимать. Для Гарри все было достаточно просто. Для Малфоя это был вопрос жизни и смерти. От внезапности и легкости предложения он едва сдержал усмешку. — Тебе нужно перестать совать нос в мои дела, — отрезал Малфой. — Сегодня истекают третьи сутки, — напомнил он. — А потом что, начнешь проклинать меня и добьешься в суде запрет на приближение? — поинтересовался Гарри. Несмотря на всю браваду, несмотря на все язвительные ответы, Гарри все равно знал, что внутри у Малфоя есть только страх, одиночество и депрессия. Все эти эмоции он прекрасно знал. Поэтому произносимое его мало волновало. Он ориентировался только на то, что ощущал. — Да какой суд такое станет рассматривать, — отмахнулся Малфой. Он постарался сделать так, чтобы волосы падали на лицо с той стороны, где не сошел отек. — Я не понимаю твоих мотивов. У любого человека есть мотив. — Это тебя отец научил? — хотел, было, пошутить Гарри, но шутка не удалась. И хотя внешне лицо Малфоя даже не дрогнуло, внутри он взорвался целой гаммой чувств, самой сильной из которых была боль. — Я… Я не хотел. Извини, — он в самом деле не ожидал, что слова об отце причинят ему такую боль. Малфой позволил себе поморщиться и отвернуться. Мимо уже сновали студенты, то и дело задевая их в узком коридоре. — Ты думаешь, что тебе все позволено. Лезть в чужую жизнь. В чужую душу. Но тебя не везде ждут, слышишь? — он так и хотел произнести «Поттер», но вовремя себя остановил. В его взгляде было что-то такое, что Гарри не ощутил внутри, но прекрасно понял намек. В этот раз он за Малфоем не пошел. У него появились другие дела. * * * — У тебя должна быть травология, — Гарри нашел Регулуса на третьем этаже, но в другом крыле от класса Защиты. Он расчищал огромное помещение, которое пока было сложно назвать классом. Весь покрытый пылью, он постоянно чесал нос и продолжал убирать палочкой паутины, которых здесь скопилось великое множество. — Я еще успею, — отмахнулся Гарри. Он запрыгнул на одну из парт, что казалась вполне крепкой. — Возможно заставить человека слезть с фенобарбитала? — Тебе химически или психологически? Психологически тебе дальше по коридору, — отмахнулся Регулус. Гарри усмехнулся. — Химически это возможно. Утром мотался к магглам за книжками. Химию они изучили даже лучше нас, надо признать. Химически это реально, но опасно и с последствиями. Как ты любишь, — заметил он. Гарри снова едва сдержал смешок. Ему нравилось, когда у Регулуса было подходящее настроение. — А ты мог бы помочь с этим? — спросил он Регулуса. Тот мельком перевел взгляд на Гарри. — А что мне за это будет? — совершенно ровно поинтересовался он, ничуть не выдавая собственной веселости. — Спортивный интерес, — пожал плечами Гарри. Он не нашел другого, более подходящего ответа. — У меня есть ощущение, что если я ему помогу, то я смогу помочь и себе, — и, хотя он до этого ни о чем Регулусу не рассказывал, тот каким-то образом понял посыл. — Прежде всего, ты должен убедиться, что он сам не против. Нельзя заставить человека что-то совершить насильно. Ты не сможешь спасти кого-то, если он давно мертв внутри. — Я бы не… — затем Гарри понял, что его дальнейшие суждения мало интересуют Регулуса. — Ладно, пожалуй, что ты прав. Он вышел из класса и задумчиво направился в сторону Травологии. Вообще-то он уже опаздывал, но торопиться не хотелось. У него было, что обдумать. Он так сильно задумался, что не заметил, как налетел на кого-то. С изумлением он помог встать Гермионе. — Привет, — сообщил он ей, и Гермиона отвела взгляд. — Да, привет, — отозвалась она так, словно меньше всего на свете хотела с ним разговаривать. — Я… Я рад, что ты решила вернуться, — у Гарри не очень-то получалось с ней разговаривать. — А я не очень рада, так как я не понимаю, почему тебе опять нужно во что-то лезть, — она была раздражена. — Я не думаю, что я могу тебя судить или что-то в этом роде, но то, что ты таскаешь за собой Малфоя, многим здесь не нравится. Он многим здесь не нравится. — Я заметил, — довольно кисло отозвался Гарри. — Я не… Мне все равно, что ты там с ним делаешь, — Гермиона шла слишком быстро, так что Гарри пришлось ускориться. — Я не хочу проблем. Не хочу видеть, что нарушается закон. Что кто-то поступает неправильно. Я была в больнице тогда, когда умерла Джинни, знаешь, — она вдруг резко замерла на месте. — Нас к ней не пустили. Сказали, состояние критическое. Рон тогда поклялся, что если она умрет, он убьет того, кто в этом виноват. Как ты понимаешь, она не выжила. — Этого я не знал, — признал Гарри. Он старался поспевать за Гермионой. — Конечно, ведь ты предпочел исчезнуть, — она не говорила об этом зло. Скорее, просто как факт. За это Гарри был ей благодарен. — Я не знаю, почему все так ждали твоего появления. Как будто это бы ее оживило, — Гермиона передернула плечами. От быстрой ходьбы лицо ее раскраснелось. — Ты не пришел. Это как будто бы ты ее убил, знаешь, — она вдруг снова остановилась. Гарри едва на нее не налетел. — А так как тебя не было, получилось, будто бы убила я. Странная логика, да? Гарри увидел вдруг, что она сильно побледнела. Он растерялся и понятия не имел, что в таких ситуациях нужно делать. — Тебе досталось за мое отсутствие? — уточнил Гарри. Полный бред. Кому это вообще могло прийти в голову? — Можно сказать и так, — Гермиона простояла так минуту или две, затем снова порозовела. — Прости, я… Мать говорит, что я должна проговаривать ситуацию с теми, к кому относится травмирующая ситуация. Но ты не обязан слушать. — Я не знал, — повторил Гарри. Ему хотелось ее поддержать — вероятно, она рассказала далеко не все. Однако напирать на нее вопросами было бы глупо. Он предложил Гермионе руку в знак поддержки, и она ее приняла. Но перед самыми теплицами все равно отстранилась. Они теперь сами по себе. * * * После ночи перед Рождеством все изменилось. Ремусу казалось маловероятным, что он действительно справиться с Сириусом и его странными порывами. Они возвращались в непринужденной болтовне, в основном о каких-то незначительных школьных вопросах, и первые несколько дней Сириус вообще не предполагал никаких лишних действий, которые не вписывались бы в поведение обычного студента. Джеймс поинтересовался, не болен ли он. Ремус не знал ответа на этот вопрос. Он заметил, что Сириус не покидает его компании без особенной необходимости. Если Ремус собирался в библиотеку, то Сириус спрашивал разрешения пойти с ним. После первого такого вопроса Ремус на несколько секунд забыл английский язык — он не ожидал, что Сириус вообще знает, что такое личное пространство. Однако он согласился, после чего Сириус совершенно не отсвечивал и позволял ему читать совершенно спокойно. Он ушел раньше, чем Ремус, оставив его в абсолютно растерянном состоянии. Что происходит? Джеймс был обеспокоен. Он предполагал шепотом за завтраком, не подменяли ли Сириуса инопланетяне. Иногда за ужином — не влюбился ли Сириус, как бы это не казалось странным. Но Ремусу нечего было ответить — он попросту не знал. Иногда вечерами он пытался уловить эмоции Сириуса, но было пусто. Не пугающе пусто, просто… пусто. В один из таких дней, когда еще не было занятий, Ремус понял, что читать книгу просто не может. Вся его голова была занята Сириусом, что дремал на соседнем кресле. — Я надеюсь, ты в порядке, — сказал он, закрывая с хлопком книгу. Сириус проснулся, сонно мигая и фокусируя на нем взгляд. — А что не так? — спросил он без особого интереса. — Буяню — плохо. Не буяню — тебе тоже не нравится. — Я просто хочу, чтобы ты был, — Ремус хотел сказать «счастлив», но язык не повернулся. — Не был настолько депрессивен. Где бы ты хотел сейчас быть? Сириус не стал увиливать. Он действительно задумался, потягиваясь в кресле. — На турнире по волшебному дартсу, — наконец ответил он. — Будет сегодня в Хогсмиде вечером. — Так иди, только... — Ремус понял, что звучать будет глупо. — Только не пей слишком много. — Пойдем со мной, — Сириус оперся локтями о колени и слегка наклонился вперед. Ремусу пришлось встретить его взгляд. Он не поклонник активных вылазок за пределы Хогвартса. Он вообще сторонник нахождения вечерами в собственной постельке. Удивительно, что это не сказалось на его весе. Но Ремусу казалось, что это не просто предложение, а просьба о помощи. С тяжелым сердцем он кивнул. — Но я не смогу быть там всю ночь, — предупредил он Сириуса. — Я из тех усталых зануд, что не могут лечь позже полуночи. — Мне хватит, — Ремусу показалось, что Сириус улыбнулся. Он перестал что-либо понимать. * * * Ремус чувствовал себя усталым, но не так, как обычно. Он провел несколько занятий, и был собой доволен. За прошедшие года он совершенно не растерял способность удерживать внимание детей. Ему не хотелось запереться в покоях и лежать в тишине, скорее, наоборот. Он подумал над предложением Регулуса об ориентировании и даже смог написать пару идей в книжечку, которую давно не открывал. Последние годы в его голове совершенно не было никаких идей. Он был сильно истощен эмоционально и морально, находясь с Сириусом взаперти. Иногда ему казалось, что это он сходит с ума. В этот день у него впервые получилось ощущать себя думающим человеком. Это было приятное чувство. Ему показалось правильным зайти к МакГонагалл. Он послал ей записку с вопросом, затем принялся собираться к обеду. Оставив класс в идеальном порядке, он отправился в путь, лавируя между студентами. Ему нравилось, что с ним здоровались даже те, кто еще не был на занятиях. Ремус осознал, что стал значительно чаще улыбаться. Он сбегал по ступенькам, бросая взгляды на детей ради интереса — видел их влюбленными, сердитыми, чем-то расстроенными. В каждом из них был целый мир, непредсказуемое будущее, и любое неосторожное слово могло их сломать. Ремус уже практически не помнил, что его волновало вне темы отношений в таком возрасте. Кажется, ничего, ведь он искренне верил, что жизнь после Хогвартса закончится. — Ремус, — Гарри поймал его на уровне второго этажа. Ремус махнул ему рукой, собираясь поинтересоваться, как проходит первый его день. Однако Гарри был слишком серьезен и напряжен. Казалось, еще немного — и что-то взорвется. — По-моему, тебе нужно остыть, — Ремус положил руку на его макушку. Тот вывернулся, но, казалось, ему стало чуть полегче. — Нужно со многим разобраться, — Ремусу показалось, что он слишком серьезен для своего возраста. Он хотел задать Гарри вопросы, чтобы выслушать, но тот явно не был настроен на разговор, хотя и продолжал идти рядом. Они шли по первому этажу, когда их догнал Регулус. — Понедельник — день тяжелый, — отозвался он, настигая Гарри и Ремуса практически в дверях Большого Зала. — Ну как, поговорил уже со своим спящим красавцем? — обратился он к Гарри, и Гарри возвел взгляд к потолку. — Сейчас вообще не смешно, — отозвался он и покинул их так быстро, словно не хотел быть застигнутым в их компании. — Я опять что-то не то сказал? — Регулус спросил это обеспокоенно. Ремус поспешил его успокоить: — Просто неудачный момент, — он на секунду остановил взгляд на Регулусе. Его рука все еще оставалась на плечах Ремуса. — Собирался спросить МакГонагалл дать согласие на ориентирование в Запретном лесу, — Ремусу было сложно удерживать взгляд на лице Регулуса. Возможно, он выглядел неловко, отчего Регулус поспешил убрать руку. Но Ремус этого совершенно не желал. К нему вернулось утреннее ощущение правильности безо всякой на то, как ему показалось, видимой причины. — Я думаю, она ничего не будет иметь против, — отозвался Регулус и собрался идти в Большой Зал первым. Он совершенно не настаивал на том, чтобы что-то демонстрировать. Спустя столько лет в Ремусе мало что изменилось, и страх перед всеобщим вниманием особенно. Регулус не только об этом знал. Он не собирался с этим спорить. Ремуса переполняла благодарность. Ему случалось переносить полную скрытность, случалось бороться с чужим желанием все демонстрировать, но он не помнил такого внимания к собственным особенностям. Пытаясь вызвать в памяти наиболее нейтральные воспоминания, Ремусу все чаще казалось, что он упустил нечто более важное. Задумавшись прямо над тарелкой, к которой даже не прикоснулся, Ремус колебался. Несколько минут он в самом деле был не уверен, необходим ли этот жест. Сомнения грызли его с переменчивым успехом. Проще было просто сделать, чем не сделать. Он посмотрел на Регулуса, что читал рядом с ним небольшую по формату книгу, в которой Ремус без труда опознал маггловскую. Она содержала себе страшные формулы и много мелкого, убористого текста. Ремус на такой скорости чтения никогда не смог бы что-то запомнить. Он протянул руку и осторожно положил ее на руку Регулуса, отчетливо мешая переворачивать страницы. Ответ Регулуса занял меньше мгновения. Книга была забыта. Даже если бы Ремус захотел, сдержать улыбку у него бы ни за что не вышло. * * * В тесном пабе скопилось множество студентов. Все они галдели, шумели, стучали кружками и создавали хаос вокруг себя. Мест не было совершенно. Ремус чувствовал себя не в своей тарелке с первых же мгновений, как только вошел, и только благодаря уверенному движению Сириуса не потерялся у самых дверей. Он держался за руку Сириуса так, как будто боялся утонуть среду людей. Сзади его надежно защищал от потери Джеймс. Он шел, засунув руки в карманы и флегматично разглядывая толпу через запотевшие очки. Из всей их компании Джеймс был самым спокойным. Внутри него никогда не было эмоциональных бурь, он практически никогда ни о чем сильно не переживал, и только в присутствии Лили в нем можно было разглядеть живого юношу. Ремус часто завидовал его спокойствию. — О, вот и местечко, — местечком Сириус назвал крошечный свободный столик, вокруг которого просто не было места, чтобы встать. Однако место освободилось — словно по волшебству. Ремус оперся о столик и пожалел, что сесть некуда. Он совершенно не выносил длительного стояния на ногах. Джеймс с кем-то здоровался, перебрасывался простыми, ничего не значащими фразами, но особенно от столика не отходил. Сириус вернулся со сливочным пивом, которое в тот вечер лилось рекой. Вслед за пивом появился безалкогольный глинтвейн, в который тут же добавился секретный ингредиент из фляжек, что до того скрывались под полами зимних мантий Сириуса и Джеймса. — Вот теперь вполне, — резюмировал Сириус. Сливочное пиво они с Джеймсом пихнули ему и Питеру, как самым, вероятно, скучным по их мнению компаньонам. Секундой спустя освободилось какое-то кресло, за ним — еще, и Сириус двумя большими прыжками тут же преодолел пространство и время и занял оба, развалившись во весь свой рост. Это было, по мнению Ремуса, первым приятным моментом. Посередине паба уже расчищали дорожку перед мишенью для дротиков. Для Ремуса это была малопонятная игра, как и большинство затей Сириуса, но он предпочел молчать. Сириус вскочил, освобождая ему кресло, и тут же помчался в самую гущу событий, где вокруг какого-то рослого когтевранца все записывались на участие. И хотя Сириус уступал ростом большинству семикурсников, его пропускали без лишних вопросов. В нем всегда было что-то, что делало его выше и лучше остальных, что не требовало никаких усилий. Ремус подвинулся, пуская Джеймса — тот казался слишком незаинтересованным. Ремус вдруг обнаружил, что Джеймс засыпает, привалившись к его плечу. — С тобой все хорошо? — он потряс Джеймса за плечо. Очки слегка съехали по носу. — А, — Джеймс резко встрепенулся. — Не спал прошлой ночью, — отмахнулся он, прикладываясь к своей кружке. — И до этого, — нахмурился он. О причинах он разговаривать не стал, и Ремус не лез. Он позволил Джеймсу и дальше дремать на своем плече. — Записал нас с Джеймсом, — Сириус вернулся в мгновение ока. — Это что за черт? — поинтересовался он, ткнув Джеймса в плечо. Тот недовольно заворчал, но не проснулся. Тогда он перевел вопросительный взгляд на Ремуса. — Кажется, он сказал что-то о том, что не спал двое суток, — пожал плечами Ремус. Он понятия не имел, чем Джеймс мог быть занят, но для Сириуса это сюрпризом не стало. Он понимающе хмыкнул и протянул руку Ремусу. — Значит, придется тебе составить мне компанию. — Моя меткость на нуле, — предупредил его Ремус, принимая руку. — Ты не любишь позориться, — он посмотрел Сириусу прямо в глаза, четко предупреждая — это плохая идея. — Игра ради победы — это скучно, — Сириус посмотрел с сожалением на вырубленного начисто Джеймса, что в отсутствии Ремуса свалился поперек кресла. — Игра ради игры — вот это интерес. — Я так полагаю, мне нет смысла вникать в расчеты, — уточнил Ремус, когда они стояли в кругу играющих. Игра шла парами, и пар набралось довольно много. Дротики, предоставленные баром, были особенно строптивы — порой вылетали прямо посередине пути, резко меняли направление, могли превратиться во что-то непредсказуемо и просто отлично поддавались чарам соперников. Идеальным посылом было отправить полностью зачарованный и защищенный от всех вмешательств дротик прямо в мишень. Дротики долетали до цели крайне редко. Поначалу Ремусу было чертовски скучно. Из-за своего роста он мало что видел, пока Сириус не пихнул его между двумя хафлпаффцами. Только потом он начал понимать забавы этой игры — сам бросок не имел никакого значения, а вот твоя извращенная фантазия добавляла остроты. Никому из зрителей не запрещалось колдовать над дротиками в руках соперников, а тем совершенно не запрещалось эти чары снимать. Все происходило с огромной скоростью, но Ремусу вдруг… понравилось. Он с удивлением обнаружил, что Сириус точно так же колдует в сторону других пар. Его чары превращали дротики в безумных птичек, улетавших куда-то под самый потолок, иногда — в полностью аморфное желе, что с громким чмоканьем падало на пол, иногда — в фейерверки, что взрывались с громким хлопком прямо в тесном помещении. Из-за огромного количества народа, с восторгом встречавшее в основном наложение случайных чар, то и дело кому-то доставалось — то случайный удар, то легкий ожог, то и вовсе падение в попытках увернуться. Каждый инцидент сопровождался громким смехом, аплодисментами и улюлюканьем. Сириус положил подбородок ему на плечо. — Придется вспомнить все защитные чары, которые ты знаешь, — предупредил он. Ремус должен был признать, что по такому резкому запросу он вдруг не вспомнил абсолютно никаких чар. Им предстояло идти следующими. К этому времени Ремус понял, что пары выставлены не случайно — один отвечал за защиту, второй за сам бросок. Кто-то умудрялся переместить дротик прямо в полете, так что направленные на него чары взрывались в пустоте, а сам дротик уже торчал в мишени. Кто-то делал дротик невидимым — кстати, довольно часто. Это пресекалось взрывом сухих красок, из-за чего все близстоящие уже щеголяли неадекватными раскрасками. Ремусу тоже досталось. Он потрогал щеку и обнаружил, что она покрылась слоем красной краски. На волосах осталась желтая. — Выпил бы, стало бы намного веселее, — кружка Сириуса давно закончилась. Он преспокойно прикладывался к своей фляжке, что Ремусу ужасно не нравилось. Он помнил, что может попробовать его остановить, но понятия не имел, в какой момент это нужно делать. — Мне и без этого неплохо, — вынужден был признать Ремус. Он немного поежился, осознав, что Сириус перенес на него часть своего веса. От него пахло алкоголем, шампунем для волос и сигаретами, которые он иногда от скуки курил. — О, наша очередь, — он бесцеремонно потащил Ремуса за собой. У них была минута или две на чары, и Ремус не нашел ничего лучше, чем наложить простые зеркальные чары, что-то вроде отражающего щита. Сзади происходила какая-то суматоха, и Ремуса толкнули. Он потерял равновесие и схватился за первое, что попалось под руку — за Сириуса. В это мгновение он поднимал зачарованный дротик палочкой. От неожиданности он отвлекся от дротика и поддержал Ремуса, пытаясь так же, как и сам Ремус, понять, что произошло. Драка, что развивалась в одном из углов, была уже погашена. Когда все вновь вернулись своим вниманием к дротикам, обнаружилось, что их дротик с зеленым оттенком гордо воткнут прямо в центр мишени. Подобное развитие событий сочли счастливым совпадением из-за того, что все отвлеклись на драку. Ремус вернулся к своему месту вместе с Сириусом, что впал в серьезную задумчивость. — Новичкам везет, — сообщил кто-то Ремусу, и тот едва заметно кивнул, хотя говорившего совершенно не знал. От шума у него слегка разболелась голова. — Есть один момент, — Сириус сообщил ему прямо на ухо. Ремус был ошарашен непривычной ситуацией и забыл на это как-то отреагировать. Он только слегка повернул голову, чтобы лучше его слышать. — Я дротик не посылал. Ремус нахмурился, не понимая, о чем тот говорит. Он решил промолчать. До второго своего раза они стояли практически в полном молчании. Ремус все меньше обращал внимание на то, что происходит вокруг. Он рефлекторно нервничал на присутствие Сириуса. Так всегда происходило, стоило ему нарушить личное пространство Ремуса. Он стоял, как истукан, практически без движения, позволяя Сириусу опираться на себя. После первого этапа в волшебном дартсе отсеяли сразу пять пар, а первой в рейтинге оказались Сириус и Ремус. Для Ремуса это не имело никакого значения. Он занимался исключительно борьбой с собой — ему должно быть все равно, что рука Сириуса на его поясе. Ему должно быть все равно, что от Сириуса исходит настоящий жар, от которого его собственные щеки горят ярким пламенем. Ему не нужно было ощущать сильное сердцебиение. — Я бы хотел обратно в замок, — решился наконец Ремус, когда ему показалось, что он больше не вынесет. Все это — настоящий бред, обычное наваждение, которое возникает у всякого, кому не повезет побывать с Сириусом в тесном контакте. — Еще два раунда и финал, — возразил Сириус недовольно. — К тому же, я решил проверить одну теорию… Их вызвали. Ремус осознал, что рука, что сжимает палочку, сильно дрожит. Никаких чар в его голове не было и в помине. Он совершенно ничего не мог сотворить, только нервничал, что теперь, после странного успеха, их ждет провал. Подводить Сириуса ему совершенно не хотелось. Он застыл, понимая, что Сириус взял его за руку, ту, что держала палочку, и насильно опустил. Приписанный им дротик поднялся в воздух сам по себе, хотя Ремус не обнаружил в руках Сириуса никакой палочки. Ему показалось, что Сириус управляет ею…. Взглядом. Удивленный, он посмотрел на Сириуса и подтвердил свою догадку. В одну секунду дротик крутанулся и отправился вперед с такой силой, что направленные в него заклинания попросту не успели его догнать. Мгновение — и дротик снова уверенно торчал прямо в середине мишени. Вокруг недовольно зароптали, кто-то даже рискнул сообщить, что это мошенничество (хотя какое мошенничество, если нет никаких правил?). Объявили перерыв, во время которого для оставшихся пар сменили дротики, сделав их более тяжелыми и неудобными. Повышенный вес дротиков означал, что стоявшим вокруг пришлось отойти на два шага назад, отчего стало еще теснее. Было где-то около десяти вечера. Ремус смертельно устал от шума, людей и внимания к себе. Сонно моргающий Джеймс широко зевнул. — Отличный бросок, — сообщил он Сириусу. Ему через спины было не видно, что в броске совершенно не участвовала палочка Сириуса. Именно это и обсуждали за их спинами, то и дело оглядываясь. Ремус больше всего на свете хотел провалиться под пол. Ему было все равно, почему у Сириуса так получается. У него было странное ощущение, что его используют. — Только без палочки, — сам сообщил Джеймсу Сириус, и тот нахмурил брови. — В смысле, — более осознанно уточнил он, приводя в порядок растрепанные темные волосы. Позади них оставили старый набор дротиков, прямо на запасную стойку, с которой домовики убирали использованную посуду. Сириус первым заметил этот набор. Ремус не успел ничего возразить, прежде чем его рука оказалась в очередном заключении руки Сириуса. С некоторым недоверием он наблюдал, как один за другим дротики поднимаются воздух. Джеймс обернулся, наблюдая за ними с пристальным вниманием. Удивления в нем было мало, чистый интерес. — И с каких пор ты так умеешь? — спросил он Сириуса, и тот отпустил руку Ремуса. Дротики грохнулись обратно как попало. Кто-то за стойкой смачно выругался. — Понятия не имею, — сообщил Сириус. Ремусу стало совершенно не по себе от его взгляда. Он с тоской бросил взгляд за окно — сплошная темень. Больше всего он хотел обратно в замок. * * * Гарри бросил сумку в кресло. За весь чертов день он только больше впадал в раздражение. Половину дня он провел в одиночестве и понял, что одиночество не делает его сильнее. Занятия не шли в голову, потому что он был занят тонной неразрешимых вопросов, в которые мог бы и не влезать. Ему не хотелось приструнить Рона. Ему хотелось помочь ему пережить случившееся, но кредит доверия был исчерпан. Ему хотелось, чтобы Гермиона не казалось такой сломанной даже ему. Хотелось, чтобы Малфой слез со своих зелий. Гарри хотелось, чтобы все вокруг было так же, как и до Битвы. Возможно, что Регулус прав, и у него есть комплексы, которые не позволяют ему существовать спокойно. Учебники, высыпанные из сумки, Гарри не вдохновляли. Он прикинул, что ближайшее домашнее задание нужно предоставить к пятнице, и решил, что времени у него вагон. Он еще пару раз спросил себя, так уж надо лезть в чужие жизни, и затем решил, что да, нужно. Иначе ему не успокоиться. У него было добрых два часа времени до того момента, как Регулус ожидал его в новом классе зельеварения на помощь в уборке. Два часа показались Гарри вечностью. Он ходил по спальне кругами и сосредоточенно думал. Не придумал ничего лучше, кроме как постучать в дверь ванной, что вела в покои Малфоя. Ему никто не ответил. Впрочем, Малфой четко продемонстрировал желание держаться от него подальше. У Гарри не было других вариантов, с кем поговорить, так что придется Малфою потерпеть. Затем Гарри понял, что слышит разговор за стеной, и это заставило его тут же отступить. Подслушивать он не любил и считал это делом недостойным, но другого варианта подобраться к Малфою у него не было. — … Поттер? — Он Блэк. — Это существенно не меняет дела. Гарри потребовалось некоторое время, чтобы признать, что голос с акцентом принадлежит Забини. — …. Надеюсь, что это разумный план… — У меня нет никакого плана. Я не хотел бы это обсуждать. — У тебя всегда был какой-то план, Драко. — В этот раз все немного иначе. — …. Должны быть варианты… Блейз, очевидно, находился дальше от стены, оттого Гарри слышал не все и почти не улавливал смысл разговора. Ему стало неприятно от того, что он творит, и он решил вернуться в спальню. Других занятий не было. Пришлось открыть учебник и что-то подумать. Писать Гарри не любил, рука быстро уставала, а мозг генерировал бесконечное количество вопросов. Он проснулся от стука в дверь ванной. Оказалось, что за учебниками он попросту вырубился, и решил, что это хороший знак — сна в Хогвартсе для него было намного больше. Он пригладил волосы и бросился открывать дверь, поглядывая на часы. Всего час. Он открыл дверь. Малфой избегал смотреть прямо на него. Гарри обнаружил, что руки его сильно дрожат. Он пытался спрятать их в вытянутых рукавах, но выходило плохо. Он был бледен, волосы прилипли к мокрому лбу, а глаза бегали туда-сюда. — Я полагаю, что мне действительно нужна помощь, — признался он. Гарри подавил всплеск неуместного воодушевления. Он впустил Малфоя к себе. * * * Регулус опустился на одну из парт. Он провел весь день, не считая занятия, в наведении порядка. Работа руками всегда освобождала голову, так что мыслить было легче. У него никогда не было размышлений над проблемами. Обычно он был занят конструированием вероятных решений. С обеда он не смог бы назвать себя таким уж спокойным. Вынужденный мириться с тем, что делает Ремуса собой — страх публичности, страх демонстраций, ему приходилось бороться с собой и с какими-то нормальными желаниями, которые никогда не создавали никаких проблем. Если он хотел, он мог взять за руку. Если хотел, мог обнять. Но здесь не выходило, потому что таким образом он мог нечаянно причинить Ремусу неприятные эмоции. Ремус никогда не был обычным. При всем количестве странных, непривычных особенностей в нем было одно чертово преимущество. Без него все шло не так. Прощаясь с ним, Регулус интуитивно предполагал следующую встречу. Много лет он был убежден, что эмоции — простой сбой химической системы, сбой в физиологии, да в чем угодно. Будучи подростком, он это тоже прекрасно понимал, но, как и все подростки, хотел это разделить. С возрастом, убеждая себя все больше и больше, что он не создан для таких сбоев, ему почти удалось все забыть. Почти. Он прошел несколько отношений, в основном особо не обременяющих. У него был тяжелый характер, ужасная привычка говорить почти все, что думает, и думать, к сожалению, быстрее, чем было понятно тем, кто находился рядом с ним. Никаких сбоев он больше не наблюдал. И, словно втайне от себя, постоянно связывался с Ремусом, насколько это было возможно. Каждый такой разговор был боем — проверить, насколько он успокоился, насколько все прошло, насколько сбой нормализовался…. И расстояние действительно делало свое дело. Регулусу казалось, что все нормализовалось. Стоило ему броситься обратно в Англию, как все снова вышло из-под контроля. Огромных трудов ему стоило держаться поблизости. Весь тот сбой, над которым он уверенно работал, снова вернулся. Ему казалось, что Ремус совершенно не изменился — со всей своей обычной внешностью, шрамами, но поразительным взглядом, который когда-то сильно светился. Злясь на себя — а Регулус частенько злился из-за кардинальных перемен в собственной жизни — он не всегда хорошо контролировал речь и выдавал резкие фразы, совершенно не думая, какие они могут иметь последствия. Но Ремус принимал все эти фразы спокойно, словно они не досаждали ему. Чем больше он находился рядом, тем сложнее было его отпускать. После его ухода Регулус не мог ни на чем сконцентрироваться. Предстоящая поездка в Хогвартс сама по себе его интересовала только как новый опыт, а Регулус был жаден до всего нового, что он не попробовал усвоить. Ему был симпатичен Гарри, которого он уважал и в котором обнаруживал много семейных черт, близких и ему самому в том числе. Он не особенно старался приблизиться к Гарри. Получалось, что все произошло само по себе, как, вероятно, и должно происходить у нормальных родственников. С этим у них обоих было достаточно проблем. Первые занятия прошли достаточно успешно. У него не было недостатка в подготовке, в логическом построении материала и таком же логическом изложении. Он быстро определил в проходивших курсах, кто был достаточно силен, а кто слаб и совершенно не рожден для зелий. Таких он посадил вместе, и ему показалось, что подобная тактика сработала. Со всеми курсами он начал с самых простых зелий, которые должны были быть дома почти у каждого. Он объяснял, в чем преимущество умения варить зелья, представил список профессий, где все это могло пригодиться, и обнаружил, что Снейп мало заботился тем, заинтересованы ли дети в самой профессии или нет. Основы в виде самих ингредиентов и особенностей нарезки тоже подзабылись у всех старших курсов. Он с нетерпением ждал восьмого курса — они были Регулусу наиболее интересны. Он отряхнул мантию. Пыли было столько, что никакие чары не срабатывали. Большую часть удалось убрать чарами, но руками тоже придется поработать. Поэтому рабочая мантия отправилась на наиболее чистый стул. Он закатал рукава. Можно было бы просить домовиков. Но какой смысл, если хорошая работа руками всегда заканчивалась для Регулуса хорошими идеями в текущих размышлениях. Он как раз заканчивал уборку шкафов, когда к нему присоединился Ремус. Он оглядывал класс с большим интересом. — Будет отличный класс, — сообщил он. — Задержался у МакГонагалл. Она сочла ориентирование неплохой идеей, но выразила опасения по поводу Запретного Леса. — В этом же самый кайф, — Регулус сполоснул руки. В конце концов, Хогвартс Хогвартсом, а водопровод стырили у магглов. Ему всегда нравилось демонстративное отрицание успехов магглов у волшебников. Традиции традициями, а блага цивилизации, пусть даже и волшебной, никто не отменял. — По крайней мере, этого она не запретила, — Ремус поправил школьную доску. Он выглядел так, как будто постоянно пытался скрыть улыбку. Регулусу чертовски хотелось просто подойти. Это желание мучало его наравне с остальными практически каждую минуту, но это был бы путь вникуда. За то время, что он справлялся с собой, ему удалось достичь некоторого успеха. Он фактически считал дни, когда Ремус окончательно к нему привыкнет. Ремус подошел к нему сам. — МакГонагалл спросила, собираюсь ли я просить кого-то о помощи в таких занятиях. — Ты, наверное, назвал Хагрида. — Почти, — ему нравилось видеть, что возвращение пошло Ремусу на пользу. — Решил, что раз твоя идея — тебе и страдать. Не думаю, что она была так уж удивлена. — Представляю, какое у нее было лицо, — Регулус решил, что штаны после такой уборки будут безнадежно испорчены. Вещи его мало интересовали, поэтому он едва ли это заметил. Случайная мысль. — На самом деле, она не такого плохого мнения о тебе, как ты думаешь, — Ремус прислонился к той же парте, что и Регулус. По крайней мере, он не пытался сбежать, и это уже было большим достижением. — Она ждала от тебя каких-то идей. Думаю, что поэтому она тебя и позвала. Здесь много что придется поменять. — А я думал, потому, что я кучу денег им перевел на восстановление, — Регулус поднял бровь в поддельном — плохо поддельном — изумлении. Ремус посмотрел на него укоризненно, хотя это на самом деле было правдой. Регулус часто думал о том, стоило бы ему поучаствовать в этой странной истории и вернуться. Однако были воспоминания, из-за которых возвращение не было возможным. Его бравада никогда не дала бы никому повод заподозрить, что такие воспоминания были, потому Регулус предпочел вызывать недоверие и опасение. — Для этой истории ты тоже по-своему герой. Регулусу было неприятно это слышать. Он должен был сделать больше, но не смог. Взял на себя слишком много. Посмотрел на Ремуса, представил — и осознал, что некоторые вещи рассказать ему не сможет. Да и нет уже в этом никакого смысла. — Она сказала что-то еще? — спросил Регулус просто потому, что обрывать разговор было бы некрасиво. — На удивление, да, — Ремус обнаружил его запыленную рабочую мантию. По его виду было заметно, что такое обращение с вещами ему не по душе. — Она сказала, что рада за меня, — это он сказал не Регулусу, а мантии, но эффект был все равно примерно тот же. Регулус против воли усмехнулся — ему нравилось, что со временем и другие люди стали вставать на его сторону. — Да ладно, — Регулус был чертовски доволен. МакГонагалл он всегда воспринимал с осторожностью, уважал ее за ум, но терпеть не мог ее склонности к дисциплине и беспрекословному подчинению. Если бы у волшебной Англии была бы армия, МакГонагалл была бы там генералом. Однако, как бы Регулус не хотел скрыть, ее мнение оказалось важным. Он сам зачастую начинал думать, что все бесполезно и не имеет никакой логической основы. А потом Ремус снова появлялся в поле зрения, и логика отходила на второй план. Ни одна из миллиона книг не объясняла, почему так происходит. Ни в одной книге не написано, как от этого избавиться или забыть. До Ремуса было всего одно движение. Совершать его Регулусу было нельзя — ему ничего не оставалось, кроме как ждать. * * * Ремус колебался, прежде чем войти. После разговора с МакГонагалл у него осталось стойкое чувство, что он полный идиот, да еще и слепой. Она не сказала ему ничего, что вышло бы за рамки вежливой беседы, но так ярко напомнила школьные года, что Ремусу было не по себе. Она отметила, что рада за него — ужасная фраза, от которой хочется немедленно убежать, и сказала, что была уверена в таком исходе еще с тех пор, как им пришлось проводить несанкционированную операцию в стенах замка. Ремус выходил от нее настолько красный, что предпочел успокоиться в собственных покоях. Он должен был идти помогать Регулусу, но смотреть на него прямо сейчас было невыносимо. Ему было ужасно стыдно именно сейчас — хотя прошло так много лет, и он ничем никому не был обязан, однако МакГонагалл все равно заставила его это почувствовать. Что он совершил тонну ошибок. Он был удивлен, поняв, что МакГонагалл вполне благосклонно относится к Регулусу. Она отметила его способность к свежим идеям, которые совершенно не помешают Хогвартсу, лишенному своим обычным традициям. Перед МакГонагалл ему всегда будет семнадцать. Наконец Ремус удовлетворился видом в зеркале, насколько у него это получалось по жизни, после чего он прошел по коридору до нового предполагаемого класса зельеварения. Постучав, он зашел, оглядывая класс и заключая, что Регулус чрезвычайно работоспособен. Он даже не стал спрашивать, отчего Регулус не привлек домовиков. Регулус предпочитал все делать сам. Он был покрыт слоем пыли, задумчив и взъерошен. Ремусу подумалось, что он никогда не видел таким Сириуса — для Сириуса обычная работа руками всегда была в тягость. Его в подобном виде Ремус не запомнил. Он вообще все реже вспоминал Сириуса. В его голове все меньше и меньше появлялось тяжелых мыслей о том, что он упустил. За несколько дней возвращения Регулуса все изменилось сильнее, чем за два года одиночества. Он начал рассказывать о походе к МакГонагалл. Не хотел рассказывать о ее мнении об их отношениях, а вышло совершенно не оборот. Рассказывая, он поправил школьную доску, закрепил ее прочнее и ровнее, обнаружил насквозь испорченную мантию, которую проще было сдать обратно в магазин, чем пытаться отстирать даже силами домовиков. Его рассказ заставил Регулуса улыбаться. Он обнаружил в себе страшное желание подойти. И в самом деле подошел, не задумавшись ни на секунду. — Уйдет много времени, чтобы подготовить в Лесу безопасные трассы, — Регулус прислонился бедром к парте. — Трекеры ставить, которые помогут их найти в случае чего. Хагрид подскажет самую безопасную область, которую можно использовать. Были бы отличные занятия, если бы удалось… Странное ощущение, что Ремус может. Странное ощущение, что он и должен. Регулус смотрел на него с таким удивлением во время обеда, что оно отдалось в Ремусе необъяснимой приятной волной. Ему захотелось снова испытать то же ощущение, и оттого у него вдруг получилось прикоснуться без предупреждения. Это было не так тяжело, как ему казалось. Он всего лишь протянул руку и убрал с лица Регулуса пыльную прядь. Пыль осела на темных волосах, перекрасив его в незнакомый седой. На лице оставались темные разводы от попыток стереть пыль. Одно прикосновение — и он уловил такой же взгляд, полный недоверия и удивления. Еще одно — и он обнаружил, что Регулус закрыл глаза, как если бы хотел больше чувствовать, чем видеть. Ремус попробовал стереть часть разводов с щеки. Он ничуть не испугался, обнаружив руки на своем поясе, что помешали бы ему сбежать. Ему и не хотелось бежать. — Я…. Ремусу пришлось замолчать. Он обернулся в сторону двери. — Прибыла бесплатная рабочая сила, — заявил Гарри, распахивая дверь так, словно ему принадлежала каждая такая в замке. За его спиной бледной тенью маячил Малфой.