Ошибки, которые мы совершаем

Глава 15 Удивительная вещь — время. Для Гарри время порой начинало бежать с огромной скоростью, преимущественно когда он был занят, либо тянулось ужасно медленно, в основном в присутствии Малфоя. С каждым днем его депрессия проявляла себя все сильнее. Он много молчал и едва ли шевелился. На днях Гарри не смог вытащить его на занятие. Малфой словно умирал внутри собственного тела. Дело было не во сне. После отмены снотворных зелий по уменьшающей схеме Малфой не сразу, но стал засыпать. Гарри выключался раньше него и просыпался позже, но знал, что час, два или три сна у Малфоя было. Они соседствовали в одних покоях по негласной договоренности, в которой Гарри не собирался упускать Малфоя из вида, а тому, вероятно, было страшно оставаться в одиночестве. Единственное, что делал Малфой — это читал дневник Снейпа. Гарри пробовал заглянуть в него, но был разочарован — языка он не знал. Его вытянувшееся лицо позабавило Малфоя. — Это французский, — пояснил он незнакомым, более мягким тоном, словно все вокруг должны знать французский. — Ааа, — неопределенно отозвался Гарри тогда. Минуло несколько недель обучения, и осень вступала в свои права. Бесконечно шел знаменитый шотландский дождь, от которого земля повсеместно превращалась в чавкающее болото, а воздух представлял из себя мрачную взвесь тумана. Из-за погоды многие не решались даже носа высунуть из замка. От нечего делать Гарри всерьез взялся за учебники. К молчаливому присутствию Малфоя он привык. Он практически не мешал Гарри, даже в те редкие часы сна они не пересекались на одной кровати. Даже если слухи и ходили, Гарри было на них плевать. Все дело было в разговорах, которые им удавалось вести. — О чем там? — спросил Гарри, указывая взглядом на дневник. Малфой помедлил с ответом. Он читал довольно медленно, иногда резко откладывая в сторону, словно там было что-то, чего он осилить не мог. После дневника он часто зависал в собственных мыслях, уставившись взглядом в стену. В один из таких моментов Гарри решил поинтересоваться. Хотя, честно говоря, личная жизнь и мысли Снейпа его вообще не привлекали. — Вряд ли ты серьезно захочешь это узнать, — ответил Малфой, но без гнева в голосе. Он действительно так считал. — Об отношениях. Гарри показалось, что он ухмыляется, но тщательно это скрывает. — Это не по мне, — поморщился Гарри. Он мало что понимал в отношениях и не собирался вообще их заводить. Ему не нравилось видеть, как чувство идиотской влюбленности меняет людей в сюсюкающих дебилов. Меньше всего он хотел испытывать похожее ощущение. — Почему ты один, По… Блэк? — опорочить тоном фамилию Блэк у Малфоя не получалось. — Я с тобой, — довольно наивно ответил Гарри, хотя смысл вопроса понял с первого раза. Сыграть в идиота он иногда любил, отворачиваясь от ответов, которые не хотелось давать. — Я не про это. Я про отношения, — Малфой в очередной раз закрыл тетрадь. — Почему у тебя нет отношений? — Встречный вопрос, — Гарри сложил руки на груди. — Раз уж ты лезешь ко мне, придется и мне сделать то же самое. — Какие могут быть отношения после всего, что я делал, — Малфой убрал волосы с лица. Гарри показалось, что он выглядит живее, чем раньше. Иногда на его лице даже появлялась улыбка, которую он не осознавал — обычно при этом Гарри порол полную чушь. Улыбка совершенно его преображала. — В отношениях нужно говорить правду, а такую правду не всякий выслушает. — Вот такой же ответ могу дать и я, — воспользовался подходящими фразами Гарри. Не мог же он сказать, что он ни разу не словил подходящего состояния, чтобы развернуть все эти отношения. Однажды он симпатизировал одному человеку, но то были четырнадцать лет, битва за кубок Огня и неожиданная смерть этого человека прежде, чем Гарри успел что-то для себя осознать. — У тебя столько шансов не быть одному, — Малфой имел в виду постоянные письма, которыми закидывали Гарри студенты всех полов и возрастов. Частенько Гарри был вынужден отбиваться от сов, что прилетали в утреннее время и закидывали его сообщениями. Он попросту ненавидел завтраки и был готов их пропускать, лишь бы не видеть этих тошнотворных конвертов. — Не начинай, — Гарри бесило все, что было с этим связано. Он привык думать, что в нем просто есть дефект, который не позволяет ему ощутить это слепое и бесполезное чувство. Он не был так уж глуп и понимал, что Малфой был единственным человеком, который вызывал у него интерес, но то был интерес к проблеме и сложностям. Гарри иногда наблюдал за Ремусом и Регулусом. Ничего похожего он не испытывал и не собирался. Ни к кому. — Мог бы и прочесть пару писем, — продолжал упорствовать Малфой с лицом священника. — У тебя давно лицо не отекало? — раздраженно ответил Гарри, переворачиваясь на другой бок. — Представить не могу, чтобы у такого типа, как Снейп, были отношения, — хотя ему пришлось узнать как минимум об одних, это все равно не складывалось у него в голове. Снейп и отношения. Фантазия буксовала. — А зачем тебе это представлять, — Малфой крутил тетрадь в руках, словно не знал, отложить ее или продолжить. — Тут в основном про…. Про ошибки, — добавил он тише. — То, о чем он сожалел. О том, что сделал или не сделал. И чем дальше я читаю, тем мне тяжелее, потому что то, что он называет ошибками… У вас никогда не получилось бы победить, если бы на вашей стороне не было Снейпа. Ой, я надеюсь, я не задел твою гордость и не нанес тебе психологическую травму. Гарри усмехнулся. — Не задел, — не стал шутить он в ответ. — Я не знаю, какие он приносил сведения и чем помогал на самом деле. Я вообще почти ничего не знал из того, что делал Орден. При тех же переменных любой человек победил бы Волдеморта, — и это было действительно его собственным мнением. — Даже Регулус сделал больше, чем я. Он довольно кратко рассказал Малфою об истории с крестражами. Судя по его лицу, этого он не знал и не собирался догадываться. — Никогда бы не подумал, — заключил он, выслушав Гарри. — Тебе очень повезло с родственниками, — он слегка покраснел, из чего Гарри заключил, что Малфой — из тех людей, что поклоняются Регулусу. Впрочем, таких было примерно столько же, сколько и заваливающих Гарри письмами. Не прошло и нескольких недель, как Регулус стал культовой фигурой, любимцем всего Слизерина и обладателем большой базы желающих посещать факультативы, которые Регулус вообще не собирался устраивать. Происходящее его веселило, тогда как Ремусу, как прекрасно видел Гарри, все это не нравилось. — Я особенно не выбирал, — отмахнулся Гарри. Он почувствовал, что перележал свои физические возможности нахождения в постели. Домашнее задание от скуки он выполнил всего за пару часов, какой-то неведомый новый рекорд. — Я бы сходил за дополнительным ужином, — мечтательно произнес он. Упорный дождь бил в стекла вторые сутки. — Ты пойдешь? — спросил Гарри чисто ради проформы, потому что Малфой не вылезал из покоев. От еды он отказывался, от посещения занятий — практически тоже. Должно быть, Гарри следовало бы сдаться и признать, что несмотря на все его попытки, у Малфоя действительно гораздо более серьезные проблемы, чем он мог себе представить. Иногда Гарри начинал представлять, как идет к Ремусу и признает его правоту. — Наверное, да. Гарри замер уже у порога, совершенно не рассчитывая на такой ответ. Он обернулся, увидев, что Малфой действительно слезает с постели. Он переодел рубашку, совершенно не пытаясь скрыть излишнюю худобу и шрамы на плече, и накинул теплую кофту, которую Гарри пришлось ему отдать. От синдрома отмены Малфой постоянно мерз и превращал кровать в вибрационного монстра. — Ты бы стал что-то менять в своей жизни, если бы смог? — Малфой шел медленнее, чем Гарри хотелось бы, но ему пришлось подстроиться. Будучи старостами, они могли расхаживать где попало. И хотя Гарри совершенно не должен был касаться Слизерина, по мелким проблемам первокурсников приходилось бегать ему, потому что Малфой не способен был выйти за пределы покоев. До этого вечера. По крайней мере, о бессоннице Гарри забыл — он так уставал, что вырубался иногда даже сидя. — Не думаю, — Гарри органически не мог двигаться медленнее. Он шел чуть впереди, обернувшись спиной вперед, чтобы иметь возможность нестись и разговаривать одновременно. Чем больше проблем возникало, тем больше сил было у Гарри. От первокурсников, постоянно стучащихся в их двери, Гарри получал мощный заряд уважения, благодарности и какой-то детской уверенности. Помогая им в простых — и не очень — вопросах, Гарри чувствовал себя более значимым. — А ты? — Миллионы моментов, — признал Малфой. Его состояние, по крайней мере, позволяло ему выполнять те задания, для которых не нужно было думать, просто переписывать. От бессилия у него пока еще не обрушились оценки, хотя на занятиях он практически не слушал и совершенно не был увлечен. — У тебя всегда есть возможность свернуть на новую дорогу в любой момент. Гарри едва не вписался в доспехи. Картины на стенах зашикали и недовольно забормотали. — У меня нет достаточно сил и уверенности в будущем, чтобы куда-то сворачивать и вообще двигаться. Такое ощущение, будто бы каждый день я… Я краду. Как будто каждый новый день я не заслужил и обязательно за них расплачусь. — Когда тебя отпустит окончательно, все это пройдет, — уверенно заявил Гарри. На лестнице ему пришлось идти нормально. — Почему бы тебе тоже не попробовать ответить кому-то? — заявил он слишком быстро, хотя интерес к этому вопросу не хотел демонстрировать. У Малфоя хватало людей, которые предлагали ему разного вида сделки. Впрочем, от всех них Малфой отказывался с завидным упрямством. — Потому что я задолжал кое-кому пару хороших поступков, — Малфой спускался так, словно у него кружилась голова. — Потому что в этом чертовом дневнике написано «Не повторяй моих ошибок». И я теперь не могу, потому что как будто ему пообещал, — говорил он неуверенно, как будто стеснялся этой мысли. — И что значит не повторять его ошибок? — уточнил Гарри. Он то и дело останавливался, чтобы подождать Малфоя. Кроме них, не было желающих побродить по холодным коридорам в столь поздний час. Малфой замялся. Видно было, что ответ если и был, то не устраивал его самого. — Не начинай, — скопирован он тон Гарри, и тот не сдержал смеха. Гарри нравилось, когда у них выходило разговаривать. Ему казалось, что с каждым днем этого странного взаимодействия он понимает Малфоя лучше и лучше. — На следующей неделе начинается ориентирование. Чертовски интересно, — Гарри действительно с восторгом принял идею Регулуса. — В Запретном Лесу? Мне оттуда живым не уйти, — Малфой цинично воспринимал угрозу со стороны Уизли, хотя тот пока себя не проявлял. — При мне никаких жертв не будет, — отмахнулся Гарри, абсолютно уверенный в своих силах. Он с огромным удовольствием прошел через картину, пощекотав грушу, и через несколько минут уже грузил школьную сумку заботливыми свертками. Он жевал сэндвич, совершенно не заботясь о том, как выглядит. — А, и эту еще… Что ты там любишь, — он постучал по виску. — Панакелту, — добавил он домовикам, и те бросились на поиски, словно их главной целью было угодить ему. — Панакелти, — поправил Малфой, хотя видно было, что он доволен этим фактом. — Большую часть времени ты неимоверно меня бесишь, П…. Гарри, — он учился произносить его имя с пренебрежением, но получалось больше забавно, нежели в упрек. — Но иногда все же удивляешь. * * * Зима вступала в свои права с огромной скоростью. Еще вчера там, где был тонкий слой льда, красовалась шапка из снега, а воздух смягчился и не вымораживал все доступные части тела. В Хижине было чертовски холодно, но Ремусу было все равно, ведь он не был один. Узнать день рождения Снейпа было сложно. На прямые вопросы он не отвечал, а данные об учениках хранились только в кабинете Дамблдора. Ему просто повезло в том, что Дамблдор, решив сообщить ему какую-то туманную мысль, вызвал его к себе, а затем вышел за лимонными дольками, оставив в одиночестве в своем кабинете всего на несколько минут. Ремус словно этого и ждал. Никогда прежде он не был таким быстрым. Ему повезло сразу найти списки студентов, в которых значились даты рождения. Фактически, все списки студентов содержали даты рождения. — Может быть, я не очень вовремя, — Ремус сел на постели, пытаясь абстрагироваться от призрачной боли. Эта боль была ничем по сравнению с его обычным состоянием. — Но думаю, что все равно должен подарок. — Ты ничего мне не должен. Резкие ответы Ремуса не смущали. Он к ним привык. Несмотря на внешнее недовольство, он учился угадывать настоящие эмоции Северуса. Поэтому он все равно протянул свой сверток. — Будем считать, что это за две даты, — произнес он, совершенно не собираясь скрывать предательского света, который возникал каждый раз, стоит ему оказаться рядом со Снейпом. И хотя у него не было никаких средств на какой-то хороший подарок, Ремус руководствовался тем, что хотел бы получить сам. Красивые блокноты и тетради он обожал. Он не стал ориентироваться по выражению лица Северуса. Это все равно было бесполезно. В своей предполуночной усталости Ремусу не хватало никаких резервов переживать, поэтому он просто подарил и спрятался обратно в свое гнездо. Шуршание оберточной бумаги подсказало ему, что он все же открыл подарок. — Теперь я должен, — кровать слегка прогнулась. Ремус закрыл глаза и постарался не улыбаться. — Мне ничего не нужно, — добавил он быстро. Хотел продолжить. Испугался. Снова захотел. Все равно промолчал. Он не в праве просить Северуса остаться соседствовать с его волком. — Я буду утром, — Ремус кивнул, потому что все равно не мог бы требовать большего. Он завернулся в гнездо чуть сильнее. Утром тоже хорошо. Благодаря зелью Ремус все равно почти ничего не помнит и никак утром не страдает. * * * Из-за дождя путешествие до Хижины оказалось мрачным и холодным делом. Ремус не был в Хижине с тех пор, как в первый раз зашел туда с Регулусом. С тех пор Регулус пропадал на пару вечеров в неделю, обещая, что Ремус обязательно все поймет. В этот раз полнолуние обещало стать слишком сильным. Благо, оно выпадало на выходные, и никто из студентов не заметил бы отсутствия двух профессоров. Как Ремус не пытался, убедить Регулуса остаться в замке было невозможно. Более того, в какой-то момент Регулус научился угадывать его предполнолунное состояние, фантомные боли и всегда быть рядом. Ремус сдавался быстрее, чем это советовало ему самосохранение. Если он привяжется, то в будущем, если снова останется один, попросту этого не вынесет. Никогда прежде его состояние не значило для кого-то так много. Никогда к нему не прислушивались. Ремус пытался убедить себя в том, что от присутствия Регулуса ему лучше в принципе, а не локально. Однако стоило ему оказаться рядом и обнять, как боль уходила. На пятый или шестой раз такого совпадения Ремус попробовал сказать это вслух. — Ну я же эмпат, — услышал он в ответ, хотя не представлял себе, что эмпатия может работать в его сторону. Всегда было в обратную. От этого он снова подавил внутри себя какую-то радостную боль того, что будущее для него больше не может быть отдельно от Регулуса. — Ты так хочешь, чтобы я привык. Но что будет, если я уже привык? — спросил он Регулуса на середине подземного пути до Хижины. Пароль коридора они на всякий случай поменяли. — Будет будущее, — довольно кратко ответил Регулус. Ремус признал, что будущее действительно будет. Не в его правилах было думать о чем-то, кроме следующего дня, но выходило, что он может расписать весь год в своем сознании. Спокойно. Без случайных факторов. Он проведет этот год бок о бок с Регулусом, близость которого заставляет его забывать о большинстве страхов и сомнений, но что затем? Раньше Ремус не планировал даже на год. Там будет видно. Поэтому он шел за Регулусом так быстро, как позволяло его состояние. Регулус держал его за руку и не давал отстать. — По поводу ориентирования, — Ремус вспомнил вдруг то, что всегда его смущало. — Я бы хотел, чтобы ты приглядывал за мальчиком Уизли, — и он не собирался сейчас ничего обсуждать, просто просил. — Договорились, — спокойно принял его просьбу Регулус. — Я вчера слышал, что если все пройдет успешно, на ориентирование приедут из Министерства для того, чтобы оценить… качество образования? Эффект обучения? Я не помню, как там это называется. — А что будет после? — спросил вдруг Ремус, не желающий думать о том, что его урок предстанет перед зрителями. — Так, после чего? Приезда шишек сверху? После конца света? После смерти? — уточнил Регулус, хотя вряд ли он так уж плохо воспринимал переживания Ремуса. — После этого года в Хогвартсе, — Ремус остановился, не в силах больше так быстро идти. Он снова ощутил волну боли и сильной усталости. Холода не было, ведь он был заботливо завернут в самые теплые вещи, с такой волшебной хитрецой, которые ему обманом купил Гарри. Ну, может быть не обманом, но точно против воли Ремуса. — Будет другой год, — пожал плечами Регулус. Он крутил в руках палочку с действующим Люмосом. — Где захочешь и какой захочешь, — добавил он, осознав, что Ремус не зря задает так много вопросов. — А если я совершенно не представляю, чего я хочу? — уточнил Ремус, хотя раньше не покидал даже в разговоре границ собственного успокоения, пока еще не распространяя его на Регулуса. Хотя, признаться, в те вечера, когда он пропадал, Ремусу было невыносимо пусто и скучно, и даже книги из библиотеки Хогвартса, по которым он скучал, его не развлекали. Время в эти периоды тянулось ужасно долго, так что Ремус занимался в основном самобичеванием и раздражением от того, что он так сильно привязался. — Умираю, как хочу тебе показать, — Регулусу не стоялось на месте. Он весь сиял, как новенькая монетка, и Ремус не мог перестать смотреть на него с нежностью, какую обычно дарят очень буйным, но крайне дорогим балбесам. — Ладно, пойдем, — он попробовал преодолеть себя. С рукой Регулуса на поясе стало чуть проще. Ему часто не хватало слов, чтобы выразить всю благодарность Регулусу, какую он задолжал за последние двадцать лет. Каждый раз, когда он переживал объятие или сам инициировал, внутри рождалось нетерпение, сильная потребность, которую было сложно преодолеть. Но Ремус не мог дать себе никакого старта, ровно как и Регулус чего-то ждал, интуитивно догадываясь, когда кончается терпение и когда нужно отстранится. — Ориентирование входит в обучение авроров, — попробовал отвлечь его разговором Регулус. — Это ведь то, о чем думает Гарри? — Я полагаю, что да, — Ремус был уверен, что ничто другое Гарри и не подойдет. Он не умел оставаться на месте. Не умел не лезть в чужие дела. Ему было больше всех нужно там, где дела шли хуже всего. Он наблюдал за Гарри последние недели и вынужден был признать, что Гарри руководствуется бог знает чем в отношении Малфоя, но никак не чувствами. Сколько он не смотрел, как бы внимателен не был, ни единого намека на какие-либо отношения он не увидел. Об этом он рассказал Регулусу, благо идти все равно предстояло еще не меньше десяти минут. — Я бы испугался, если бы после первой же ночи это было бы заметно, — возразил Регулус. Затем добавил: — Хотя чего мне тут пугаться. — Он твой племянник, так что тебе стоит иногда о нем подумать, — заметил Ремус, хотя не собирался навязывать Регулусу свою постоянную тревогу. — Мне даже кажется, что Гарри даже не сын Сириуса, а твой. — Просто если бы у Сириуса было поменьше шила в заднице, мы были бы больше похожи, — Регулусу никогда не нравились эти темы. Ремус начинал думать, что он чувствовал вину за то, что не помог вытащить Сириуса из тюрьмы. За то, что желал ему ее когда-то. — Я бы назвал это не шилом, — задумчиво возразил Ремус, когда они уже подходили к люку. Регулус представил ему возможность забраться первым. Хижину он узнал с трудом. Исчезли все опасные предметы, пыль, паутина, подровнялись стены, так что один угол больше не заваливал и не протекал. Старый разваленный камин сложился заново, и теперь ждал, когда его зажгут. Кровать стала поменьше и аккуратно сдвинута в угол, так чтобы посередине Хижины оставалось пространство для Волка. Для его удобства на полу даже был ковер, хотя волк все равно никогда не мерз. В Хижине стало более, чем уютно, и у Ремуса совершенно не нашлось слов в первые минуты своего посещения. Он мог только стоять и разглядывать все так, словно вообще прежде тут не был. Он обнаружил маленькую стойку в самом углу, куда обычно Волк не лез, на которой сиротливо примостился чайник и несколько чашек. — Мне теперь по жизни два пути: либо в домовики, либо в реконструкторы, — прервал тишину Регулус, переживая, может быть, что Ремус молчит. — Мне изменил словарный запас, — наконец сообразил Ремус, действительно не представляя, есть ли какое-то стоящее описание его чувств. Он и так подозревал, что выхода у него больше нет никакого — вся эта забота, начинавшаяся много лет назад, только усилилась и стала продуманнее с возрастом. Однако несмотря на рефлекс быть пойманным, в этот раз у Ремуса совершенно не возникало подобного страха. Наоборот, он больше боялся того, что не сможет достойно ответить. Чем ему отвечать? Он никогда ни о ком не заботился, держался в стороне и старался не отсвечивать. — Изменил в хорошую сторону или плохую? — уточнил Регулус. Он был совершенно горд за себя и не сомневался, что Ремус оценит. Но для Ремуса это значило чуть больше, чем просто помощь. Он с болью внутри осознал, что зависим так сильно, как никогда в жизни. Если по каким-то причинам — ни за что — Регулус исчезнет, Ремус больше не оправится. Хотел бы он это высказать. Он должен был радоваться — и демонстрировать это, а вместо этого вдруг распереживался за то, что Регулус не всегда будет рядом с ним. — И что я сделал не так? — Регулус прислушивался к нему безо всякого стыда. Он сообщил Ремусу, что не может понять до конца, что творится в его голове, и потому вовсю использовал эмпатию, нужно или нет. Ремус очень злился на слившийся в нужную минуту словарный запас. Ему нужно было успокоиться, а вместо этого в голову лезли очень дурацкие мысли. — Если тебе вдруг захочется в очередной кругосветный круиз, я этого не переживу, — наконец выдал Ремус, отворачиваясь. Это максимум, который он мог облечь в слова. Он заставил Регулуса всерьез подумать. Он потратил добрых пять минут на то, чтобы соединить сказанное с тем, что подсказывала ему логика и то, что давала эмпатия. Очевидно, это у него сложилось не совсем верно. — Но я не собираюсь ни в какой круиз, — наконец ответил Регулус, делая несколько шагов в его сторону. Он внимательно разглядывал лицо Ремуса, пребывая в полной растерянности. — Ради бога, объясни мне, почему ты расстроен, это не вписывается в мою картину мира, — попросил он практически безнадежно, пытаясь заставить Ремуса смотреть на себя прикосновением руки. — Почему ты не рад? — состояние Ремуса поставило его в полный, безнадежный тупик. — Ты не поверишь, — Ремус сжал его руку. — Я настолько рад, что не могу полностью радоваться. Казалось, Регулуса поразило какое-то странное заклинание, из-за чего половина его лица выражало полное недоумение. — Я ничего не понял, — он попробовал притянуть Ремуса к себе. — Придется подождать твой словарный запас, — он склонил голову, утыкаясь носом в светловолосую макушку. — Просто я вдруг понял, что, если тебя не будет, я этого не переживу. Я привык, — безнадежно и очень тихо сказал Ремус. — Как ты и хотел, — он скрыл лицо в складках мантии на груди Регулуса. — Я не исчезну, пока ты меня об этом не попросишь. Ремус скрыл грустную улыбку в той же мантии, с успехом пользуясь положением того, кто ниже ростом. — Теперь я думаю о том, сколько времени я потерял, — продолжил он на грани слышимости. — Когда отказался бежать с тобой. — Каждый день я радуюсь, что вся эта война случилась, потому что, если бы не она, ты до сих пор был бы… — он замолчал. Ремус ощутил в нем резкую неприязнь. — То, что ты со мной сейчас, только благодаря тому, что все они теперь мертвы. А я этому рад. Это делает меня монстром? — Эгоистом, может быть, — Ремус не нашел в себе отторжения от его слов. — Но, может быть, так было нужно? Двадцать лет назад у меня было примерно в два раза меньше мозгов, — он попробовал пошутить. Его успокаивало равномерное тепло, что не сдерживала мантия Регулуса. Он воровато наслаждался едва заметным запахом Регулуса — чем-то, очень похожим на свежие чайные листья и немного шоколада. Он и понятия не имел, что от Регулуса всегда так пахнет. Он даже следил за ним пристально по утрам — но Регулус абсолютно ничем не пользовался. Ему бы не потребовалась даже Амортенция. Внезапная слабость застала Ремуса врасплох. Он поехал вниз, потеряв опору в собственных ногах, и обязательно упал бы, если бы Регулус не держал его. — Пожалуйста, уходи, — только и смог пробормотать Ремус, понимая, что зелье начинает работать. — Ничего со мной не будет. Встретимся утром. * * * В Лесу отдавало сыростью. Гарри вжал голову в плечи, стараясь закрыть все лицо шарфом. Он продрог до костей, ожидая, пока они дойдут до нужного места. Оказалось, что площадка эта располагалась практически на берегу озера, и только полный идиот не смог бы на нее выйти. Им продемонстрировали всю территорию — примерно километр, который требовалось пройти самостоятельно. Им разрешалось пользоваться всеми заклинаниями, но преимущественно оценивались те, что они тренировали в помещении. Гарри покрутил палочку в руках, понимая, что они начинают замерзать. На каждом из них был трекер — крошечная метка с возможностью сообщить о себе. Как Гарри узнал позже, большинство этих заклинаний были изобретены Регулусом и успешно запатентованы. Им предложили разделиться на пары. У Гарри не было особенного выбора — он интуитивно понимал, что в лесу будет чуть больше опасности, чем предполагает Регулус или Ремус. И хотя он имел с ними не очень приятную беседу о необходимости сразу же звать на помощь, Гарри не собирался бежать и плакать им в жилетку. Их пару вели дольше всего, как показалось Гарри. От точки финиша в разные стороны раскинулись мигающие линии Ариадны, которые вели их на точку начала, где они попадали в водоворот, который не причинял неприятностей, но дезориентирован. Гарри видел другие пары — Гермиона с Луной были к ним ближе всего. Малфой был снова молчалив. Выглядел он словно бы лучше. Этим утром Гарри проснулся непривычно рано, и у него не было других занятий, кроме как курить и разглядывать Малфоя, что, казалось, не спал, а пребывал в коме. Во сне черты его лица немного расслаблялись, делая его похожим на того Драко, которого Гарри когда-то знал. Все чаще Малфой звал его по имени, потому что не мог придумать обидного тона для фамилии Блэк. Либо потому что его мать носила ту же фамилию. И Гарри пытался представить, как зовет его Драко, но слово было ужасно чужеродное и никак не выходило. Утром он впервые подумал, что Малфою, возможно, всегда нужна была защита. При всей своей браваде он все время старался оказаться в поле зрения Гарри, быть лучше него, первее него, но в то же время он не обладал ни силой, ни способностью решать проблемы. Гарри пытался понять, в чем его сила, но пока не мог. Он знал, что в Ремусе — сила понимать, расставлять по местам и дарить успокоение, в Регулусе — ум, способность решать проблемы и держаться в стороне, в себе он видел силу и уверенность в ней. Но что же было в Драко? Пока это было для Гарри недоступно. Прошлым вечером он, случайно забыв полотенце, вышел из ванной комнаты чересчур незаметно и обнаружил Малфоя с дневником в руках. На его лице снова блестели следы слез, которые он тут же постыдно вытер, как только обнаружил Гарри в поле зрения. После такого он всегда злился и по нескольку часов не реагировал на попытки Гарри с ним поговорить. Утром Гарри впервые подумал, что Малфой по-своему беззащитен. При виде худых его рук, лежащих на подушке, внутри Гарри что-то сдвинулось с места. Он принял это за сочувствие, за прощение и поддержку, которую готов был оказать. За завтраком он убедил Малфоя съесть хотя бы что-то. Для этого он пользовался эмпатией — буквально забирал на себя часть его пустоты и боли, прикасаясь к руке или предплечью так, чтобы он этого не замечал. В конце концов, зачем она нужна, эта эмпатия, если Гарри не может ей помочь. Когда он забрал слепо часть его ощущений, Малфою стало легче словно на глазах. Он оглядывался, не понимая, что произошло, а Гарри тренировал невинный, незаинтересованный вид. Но Регулус предупреждал его, чтобы он не смел делать так часто — в противном случае это уничтожит его самого. — Как ты это делаешь? — вдруг спросил Малфой, когда они шли вдоль зеленой нити к своему старту. — Как у тебя выходит? Почему ты взрываешь стекло? Почему ты можешь красть у меня эмоции? — Гарри не учел, что он был далеко не глупым парнем. Он пнул какой-то камень, что попался под ноги. — Ничего я не краду, — неубедительно возразил Гарри, смотря на кусты и деревья, что практически не менялись. В этой части Запретного Леса тропинок не было. — Потому что я эмпат, — выдал он себя с головой и решил, что раз уж сдается, так хоть посмотрит на реакцию Малфоя. Тот замер на месте, переваривая информацию. Паззлы в его голове сложились в одну картинку быстрее, чем рассчитывал Гарри. Несколькими минутами спустя он посмотрел на Гарри с таким удивлением, какое Гарри прежде у него не видел. — Ну естественно, — пробормотал он как будто сам себе. При дневном свете лицо его казалось серым. — Конечно, — он посерел еще сильнее и отступил от Гарри еще на шаг. — И как много… как много ты можешь прочитать? — уточнил он с каким-то неясным страхом, который был Гарри неприятен. — Не так много, — поспешил отрицать Гарри. — Я вообще почти ею не пользуюсь. Она… Для нее нужен кто-то, кто будет ее восполнять. Так что я не трачу резервов. — А это… Получается, — он думал про себя. — Получается, что тогда и твой отец был эмпатом, и… — Малфой снова едва заметно покраснел. — Получается, что все Блэки — эмпаты? — уточнил он у Гарри, отчего даже стал быстрее идти, лишь бы не пропустить ответ Гарри. Тот кивнул. — Тогда это многое… Многое объясняет, — Малфою стало как будто легче от этой новости. — А твой крестный отец, профессор Люпин, он, видимо, из тех, кто умеет… восстанавливать? — задал он новый уточняющий вопрос, и Гарри опять не нашел ничего лучше, чем просто кивнуть. — Тогда все логично, — закончил он свою мысленную цепочку, и Гарри не стал в нее лезть. Он был на сто процентов уверен, что между Ремусом и Регулусом есть все, кроме этих идиотских способностей. Ремус не распространялся, но однажды, когда они выпили чуть больше обычного, он признался Гарри, что никогда так не уставал, как с Сириусом, что буквально использовал все, что было внутри Ремуса. Он просил Гарри никогда так не делать. Поэтому Гарри старался не трогать свои способности так уж часто. — Тогда я, — он так быстро схватил ледяной рукой руку Гарри, что тот ничего не успел сделать. — Тогда я тоже могу что-то делать? Поэтому ты пытаешься мне помочь? Гарри пожал плечами. Он не испытывал эмоций, а потому никак не мог проверить. Единственное, о чем он думал — у Малфоя ужасно холодные руки. — Я стараюсь ее не использовать, — не спешил соглашаться Гарри, хотя и не собирался убирать руку. — Иногда она включается сама. С тобой всегда включается, — это было единственное, что он заметил. Так как он почти не тратил способности, только редкие крохи на самый легкий уровень сканирования, ему не требовалось ничего восполнять. Однако рука в его руке была ему приятна. — Ох черт, — Малфой отдернул руку и отвернулся. Гарри показалось, что он еще сильнее покраснел. — Будь добр, не слушай мои мысли. — Я не могу слушать именно мысли, — уточнил Гарри. — Я только ощущаю то, что ты сильно испытываешь. Действительно сильно. Если ты прячешь, я не чувствую. — Так, хорошо, ладно, — Малфой, казалось, пытается успокоиться. Он снова повернулся лицом к Гарри, и щеки его были впервые за долгое время розовее обычного. — А сейчас что я испытываю? Гарри недовольно поморщился. Он не хотел выставлять это напоказ. — Ты прячешь. Мне не достать. Точнее, — он поправил себя. — Я могу достать. Это тебе не понравится. — Хорошо, — Малфой окончательно расслабился. — Отлично. Они дошли до нужной точки. Стоило Гарри ступить на небольшую поляну, как морок вокруг них лихо закрутился, заставляя обоих испытать резкий приступ тошноты и головокружения. Пошатываясь, Гарри пару раз моргнул и понял, что он понятия не имеет, где находится. Все внутри него тут же запаниковало. Он мог вылететь отсюда на метле, но правила были иными. Он забыл следить путь сюда по компасу. — Я забыл про чертов компас, — простонал Гарри, потирая виски. Вокруг были кустарники, деревья с мокрыми тяжелыми листьями, голые ветки и буквально ни единого звука. — Если ты подождешь пару минут, то я вспомню карту, — Гарри молча смотрел на то, как Малфой концентрируется где-то у себя в голове. Несколькими минутами спустя он уже смотрел на компас, что сотворил палочкой довольно быстро. — Когда мы смотрим на карту, то Хогвартс находится на севере. Озеро — на юго-востоке. Следовательно, нам туда, — он указал прямо в непроходимые заросли. Гарри на всякий случай перевел палочку в режим нити Ариадны. Зеленым цветом помечался пройденный путь, чтобы студенты вовремя понимали, что ходят кругами, и могли позвать на помощь. Несколько минут они шли в полной тишине. Моросил легкий дождь. Первое ориентирование предрасполагало только вернуться к заданной точке. Позже Ремус обещал им некоторые испытания, которые придется выдержать. Гарри поежился. От стоявшей в воздухе сырости воздух казался даже холоднее, чем он был. Он не увернулся от какой-то ветки, и щеку полоснуло острой болью. — И какие эмоции ты слышишь от меня чаще всего, Гарри? — и, хотя Малфой очень старался выделить его имя как-то особенно, его странная «р» превращала имя Гарри в какое-то заклинание, от которого Гарри нравилось слышать свое имя. — Боль. Пустоту. Безысходность, — не задумываясь, ответил Гарри. — Я тоже это чувствую, — он лавировал между тонкими деревцами и нещадно ходил по кустарникам. Несмотря на холод, он вдруг начал потеть и ощущать, что ему жарко. Он стащил шапку, и слегка отросшие кудри упали на лоб, скрывая шрам. — Как ты с ними справляешься? — А я и не справляюсь, — он встал, переводя дыхание, и Малфой вдруг налетел на него, теряя равновесие. Гарри удалось его удержать. Он словил какую-то странную теплую волну в свою сторону, но решил, что ему показалось, и это все совпадения. — Я не могу себе этого позволить. — У тебя тут, — Малфой вдруг протянул руку и провел по щеке, там, где Гарри задела ветка. — Кровь, — он показал пальцы, измазанные в крови. Гарри был застигнут врасплох и не знал, как среагировать. Он неуклюже отступил, едва не грохнувшись со скользкой кочки, и поспешно растер щеку. — Так нормально? — Нет, — Малфой веселился за его счет, хотя это можно было прочесть только в глазах. Хрустнувшая за спиной ветка заставила Гарри моментально напрячься. Он крутанул палочку в руке прежде, чем развернулся. Отпихивая Малфоя к себе за спину, он внимательно всматривался в край небольшой залысины в лесу. Он почувствовал, что Малфой так же развернулся к нему спиной, так, чтобы осматривать вторую половину круга. Палочка нервно дрожала вместе с его рукой. Гарри ничуть не переживал — он ждал сражения с нетерпением. Ему давно не хватало подобной встряски, так что он буквально поторапливал Рона. Ему хотелось одержать достойную победу. В его представлении все будет честно и достойно. В сторону Гарри полетел яркий луч. Он невовремя его заметил и увернулся просто потому, что Малфой сильно дернул его в сторону. В его лице читался явный страх. Для Гарри, пережившего самые страшные моменты в своей жизни, никакого страха тут быть не могло — он встал ровнее и глубоко вздохнул. — Это было Империо, — добавил Малфой тихо, неосознанно все еще держа его за рукав. Гарри и так прекрасно знал, что это Империо, причем довольно слабое. Он ощущал нервное возбуждение, кураж, из-за которого каждая клетка в его теле была готова колдовать. Он создал защитный щит, затем еще один — ничего сверхъестественного, но для первой поры сойдет. Он хотел сказать Малфою, чтобы тот не вылезал, как вдруг обнаружил, что он хочет покинуть пределы щита. — Ты что, умом поехал, — Гарри втащил его обратно. Рука его так сильно сжала руку Малфоя, что он ойкнул. — Они выйдут на меня, и ты всех положишь, — не особенно уверенно предположил Малфой. Он не пытался выдернуть руку, хотя ему было больно. Щиты отразили пару заклинаний. Гарри прислушался. Он буквально обратил все доступные ему силы в слух. Слух выдал ему одного, но где второй? Готовность к бою возрастала. Гарри буквально распирало от желания что-то колдовать, и он вспомнил, как читал про чары ультразвука — этакий посыл в стиле летучей мыши. Он поднял палочку, но воздух вокруг него взорвался сильными круговыми посылами прежде, чем он завершил движение рукой. Обратно дошедшие волны обнаружили и второго человека, и третьего. — Как ты это делаешь? Ты же без палочки, — Малфой вздрагивал каждый раз, когда о щиты разбивались заклинания. — Похоже, что ты действительно что-то умеешь, — Гарри опустил взгляд на сцепленные руки. — Так и надо, — повторил он, оглядывая темнеющий со временем лес. Он мог бы просто послать оглушающие. Мог бы сотворить сеть большого размера. Но ему хотелось взглянуть в глаза тем, кто нападает из-за кустов. Он подумал, что ему требуется разновидность экспеллиармуса, только для человека. Не успел он сформировать мысль, как мысль превратилась в сильное движение воздуха. Минутой спустя на поляну вытряхнуло Дина Томаса. Гарри не был этим удивлен. Он поднял руку, и Томаса переплело мерцающей паутиной. Второго он попробовал ослепить. На расстоянии не вышло, так что пришлось воспользоваться первым вариантом. Заклинание отскочило от щита. Немногие в Хогвартсе умели ставить подвижные щиты, а, значит, он имел дело с Роном. Ему хотелось видеть его лицо, когда он проиграет. — Может лучше трекер использовать? — Гарри вдруг осознал, что Малфой держит его еще и за мантию. — Что? — Гарри едва его слушал. В нем пела жажда мести, жажда показать силу, жажда причинить боль… — Если ты поддашься, ты будешь ничем не лучше его, — он вдруг заморгал, понимая, что его останавливают. Ужасное ощущение беспомощности накрыло его вместе с руками Малфоя, что обхватили его лицо. Вместе со всеми чарами пали защитные. — Ты что сделал, — простонал Гарри, пытаясь отнять его руки. — Щиты! Однако он не успел их восстановить. С силой оттолкнув Драко от себя, он позволил заклинанию пролететь между ними, после чего припал к земле. Сотворить новые щиты. Найти снова предполагаемую цель. Может быть, не так уж Малфой и неправ. Если он увидит Рона, что он сделает? Свяжет, как Томаса? Он может причинить ему боль. Поэтому Гарри приложил руку к трекеру. Черт с ним, он достаточно всем доказал. * * * Вряд ли Ремус испытывал похожие ощущения раньше. Он очнулся без боли и страданий, завернутый в плед в теплой Хижине, сразу понимая, что он не один. Одного взгляда хватило, чтобы обнаружить Снейпа на второй половине кровати. Он что-то писал убористым почерком в тетради, что подарил ему Ремус. Ремусу было чертовски приятно. — С добрым… ночью, — тетрадь захлопнулась. — А сейчас еще ночь? — Ремус оперся на локоть. Под пледом он был все так же обнажен, как и в прежнее свое превращение. — Четыре или пять часов утра, — прислушавшись к своим биологическим часам, произнес он. Судя по всему, этой ночью Снейп и вовсе не спал. По его лицу сложно было сказать, выглядел он больным или отдохнувшим. По правде говоря, для Ремуса он всегда выглядел не слишком здоровым. Последние сутки Ремус всерьез думал о том, что он готов перестать скрываться. Его мало волновало мнение Сириуса, во всяком случае, в данный момент. О последствиях он совершенно не думал. Ему не хотелось прятаться. Не хотелось скрывать. Ему нравилось проводить время со Снейпом, так почему он должен за это чувствовать вину? — Если я снова вернусь к тебе на зельеварении, ты меня примешь? — хотел бы Ремус спросить прямее, но у него не выходило. Он лишь мучительно покраснел. От пледа становилось жарко, но Ремус ненавидел демонстрировать шрамы. Однако ему все же пришлось сесть, и плед съехал с плеч. — Я бы этого хотел,- не сразу ответил Северус. — Но не могу, — он смотрел на собственные руки поверх тетради. Для Ремуса это стало неприятным открытием. Первой мыслью было то, что он стыдится. Второй — что собирается все это прервать. От моментальных предположений сердце по ощущением словно упало куда-то вниз. Он сжал край пледа и ничего не смог ответить. — Только не начинай выдумывать, — Ремус рефлекторно увернулся от рук Северуса. — Причина, по которой я не могу этого сделать, не связана с тобой. Ремус ни капли ему не поверил. — Я бы хотел остаться один, — выдал он максимально спокойно, хотя был в шаге от того, чтобы дать волю всем своим эмоциям. У него был запас всего на несколько минут. Однако Северус слушать его не стал. Ремус достойно держал оборону до тех пор, пока на его плечи не легли холодные руки. — Не усложняй. Ремус собирался упрощать. Теперь он не знал, в каком положении существует. Получается, что он ничего не значит и не значил. Он осознал, что усталость последних дней, постоянная война с Сириусом и ощущение подвешенности окончательно его добила. К своему стыду, он ощутил, как по щекам предательски сбежали слезы. Он тут же поспешно их вытер, ругая себя на чем свет стоит. Помогло. А, может, он просто был настолько вымотан, что на сильную эмоциональную реакцию его не хватало. — Хорошо, — Ремусу было чертовски холодно, и холод этот шел изнутри. — Я не смогу приходить часто. Тебе это и не нужно, — добавил он гораздо тише. От того, насколько приятно ему было ощущать руки на своих плечах, было еще хуже. Он даже отказаться от встреч не сможет. Даже эти дни дались ему с большим трудом, и сейчас он проигрывал все свои позиции потому, что соскучился. — У меня нет права объяснить, — Ремус вздрогнул, ощущая тихий голос возле своего уха. — И я не надеюсь, что ты сможешь когда-нибудь меня понять. — Так что я должен делать? — Ремус закрыл глаза. Хотел он демонстративно отказать или нет, тело уже отказывало ему самому. Он подался назад, прислоняясь спиной к груди Северуса. — Жить, пока это возможно. Ремусу хотелось зарычать от того, насколько он ненавидит эти загадки. В нем не было сообразительности Регулуса, который точно бы понял, о чем Северус говорит. Он не видел Регулуса так давно. Даже не побеспокоился. И тут его осенило, как если бы ответ был перед его носом, а он попросту не видел. Он сжал руку Северуса и закатал наверх рукав. На первый взгляд все было нормально, но Ремус был не так уж плох в чарах. Он вытащил палочку из-под подушки и коснулся ею руки Северуса. Знакомое мерзкое изображение предстало его взгляду. Северус отдернул руку. Ремус не нашел ни единого слова, чтобы как-то это… принять. Он обнял колени, не представляя не только себя в будущем, но и вообще это будущее. Два самых умных, по его мнению, человека, были опутаны сетями, которые Ремуса пугали. Он решил, что это что-то вроде касты, которая вместе с грязной кровью запрещает еще и оборотней, и поэтому ему нельзя говорить о своих отношениях. — Раньше ты говорил, что тебе плевать, — наконец обиженно произнес Ремус. Он не отстранялся, но и не мог больше в полной мере расслабляться, ощущая прикосновения к своей спине. — С тех пор многое изменилось. — Ты не можешь сказать, не можешь объяснить, а что мне делать? — Ремус оперся о постель, понимая, что ему чертовски больно внутри, и боль эту нельзя снять любым зельем. Он отказывался смотреть на Северуса. Тот не настаивал. — Ты волен делать все, что посчитаешь нужным. — Черт возьми, — Ремус не выдержал. Он повернулся на кровати лицом к Северусу. — Мне уйти? Мне остаться? Что мне сделать? — он понимал, что выглядит по-детски, отдаваясь своим эмоциям. Его раздирало на части осознание, что все, что он получал в Хогвартсе, нужно было скрывать, и он всегда воспринимал это с радостью. Но теперь, когда он был готов — действительно готов — признаться, это оказалось невозможным по совершенно непонятной причине. — Я нужен тебе или нет? Более глупого вопроса нельзя было придумать, но Ремусу не хватало сил о чем-то думать. Он смотрел на Северуса с таким выражением лица, за которое будет винить себя не раз. — Больше, чем ты можешь себе представить. Слова его совершенно не вязались с тем, что лицо оставалось беспристрастным. Ремус уже не понимал, чему верить. Он встретил взгляд темных глаз и сдержал его, пытаясь хоть так попросить объяснения. Обещания. Чего-то, за что он сможет держаться. — Тогда почему ты так поступаешь со мной? — спросил он едва слышно, понимая, что от испытанного стресса просто дрожит. — Почему ты ведешь себя так, словно тебе все равно, есть я или нет? — Потому что у меня нет права вести себя иначе. Это было бесполезно. Разговор мог быть бесконечным. Если Северус не хотел говорить, он не говорил. Ремус растерянно нашарил в изножье кровати сумку. Он натянул рубашку, застегнул рукава. В его голове пусто, а внутри все так же больно. Было бы лучше, если бы он влюбился в Сириуса. Там хотя бы понятно, за что больно. Предсказуемо. Ему казалось, что в самом начале между ними все было иначе. Это Метка? Это Пожиратели, о которых Ремус совершенно ничего не знает? Пуговицы постоянно выскальзывали из рук. Застегнув две или три, Ремус понял, что попросту не видит их из-за сдерживаемых слез. Ему бы не быть таким эмоциональным. Рядом с Северусом постоянно казалось, что это его главный минус. — Я не должен был тебя в это вмешивать, — прикосновение к щеке должно было избавить его от позорящих слез. — Но и отпустить тебя я тоже не могу, — Ремус не мог сопротивляться. Словно зачарованный, он позволил привлечь себя в объятье. Да и как он мог отказаться, если безумно этого хотел? Он просыпался с этой мыслью, с этой же и засыпал. Если бы он позволил себе когда-нибудь мечтать, там тоже было бы это ощущение. — В другой жизни я бы попросил тебя остаться навсегда. До Ремуса не сразу дошло. Поначалу он даже не услышал всей фразы, затем осознал ее, прогнал еще раз и понял до конца. От ощущения, что этого не будет, он окончательно сломался. Лицом он уткнулся в темную рубашку, надеясь, что он просто проснется, и это будет изощренный кошмар. Он не понимал, что не так с этой жизнью. Они разговаривали на разных языках. — Зачем ты мне об этом говоришь? — спросил он приглушенно, ощущая, насколько спокойно бьется сердце Северуса. Это не шло ни в какое сравнение с его собственным, давно побившим все рекорды скорости. — Чтобы я что? Согласился заранее, на другую жизнь? — язвительность давалась ему с трудом. — Так вот, я не согласен, потому что так жить невозможно, — он отстранился от груди Северуса. Северус моментально отпустил его, не пытаясь удержать. — Ты прав. Ремус застонал. Он закрыл лицо руками, а затем и пледом, падая обратно на кровать. — Тогда уходи, — сказал он хрипло, не представляя, что действительно это говорит. Какое-то время спустя он опустил плед. Ремус был один. * * * — Я только что понял, — Малфой опустил тетрадь. — Только что понял, о ком вся эта чертова тетрадь. Гарри выпустил дым в окно. Чертов дождь. Опять дождь. — Об оборотне, — без лишнего удивления произнес он. Малфой посмотрел на него так, как будто вместо головы у Гарри отросла тыква. — Даже я не знал, — он нахмурился. — Просто… Дело в том, что то, что тут написано, оно… Мне кажется, он должен это узнать. — Что там? — Гарри затушил сигарету и выбросил ее в окно, после чего с размаху грохнулся на постель. — Сейчас не то время, чтобы напоминать Ремусу о прошлом. Он это плохо переносит, — Гарри не стал заглядывать в тетрадь. Он все равно не понимал этих закорючек. — Я не думаю, что он хотел бы, чтобы я тебе рассказывал, — Малфой свел брови к переносице. — Там что, написано «не давать Поттеру?» — уточнил Гарри. Он заложил руки за голову. — Как раз наоборот, — задумчиво пробормотал Малфой, не сразу сообразив, что говорит вслух. — Если это тайна, зачем он мне ее прислал? А если это не тайна, то могу ли и должен ли я ее передать? — он перебирал страницы. — Я практически уверен, что профессор Люпин этого не знает. — И пусть не знает, — Гарри представил на мгновение, что будет с Ремусом, если там какая-то шокирующая тайна. — Это ничего не изменит. Не изменит прошлого. Все это уже давно закончилось. — Но, — Малфой закрыл глаза и глубоко вдохнул. — Можешь рассказать или лопнуть, выбор за тобой. — Ты отвратительно бездушный человек, П… Гарри, — и от недовольства «р» в его интонации звучала еще более странно. Гарри забавляло его произношение сверх меры. Он готов был бесить Малфоя бесконечно. — Ну а чего ради ты меня тогда дразнишь? Говорить или нет, а о чем, я тебе не скажу! Не говорить, вот мое мнение, — Гарри потянулся за палочкой. — Дай ему хотя бы сейчас побыть счастливым. Его все устраивает с Регулусом. Все. — Если бы я был на месте профессора, я бы захотел это узнать, — продолжил настаивать Малфой. — Ради чего? Реветь в подушку двое суток? — Гарри всерьез надоели эти разговоры. Он вообще мало себе представлял то время и те отношения. Да и не хотел. Его повергало в ужас то, что его крестный, нормальный, умный человек, вообще что-то нашел в Снейпе. Максимально пугающей личности. — А что, он так может? — удивился искренне Малфой. Гарри осознал, что он мало что знает о причудах в его семье. — Он может и пить два месяца, — проворчал он недовольно. — Первое впечатление всегда обманчиво. — Почему ты… почему ты так сильно держишься за него? — спросил Малфой. Гарри был рад другой теме, отличной от Снейпа, и рассказал все, что касалось его и Ремуса. Выходило, что Ремус ничего толком не делал для него самого. Только пересказывая Малфою, он осознал, что максимум Ремуса — просто быть рядом. И в то же время именно это нужно было Гарри больше всего. — Ты очень сильно его любишь, — заключил Малфой. Даже спустя час выслушивания монолога Гарри он не казался утомленным. — И ведь за то, что он умеет. А не за то, какой он человек. — О чем ты? — То, как ты рассказываешь. Он ведь… Он просто вызывает ощущение, что все хорошо, — Малфой осознал, что Гарри не совсем понимает сказанное. — Так как ты тоже эмпат, это работает на тебя. Ты любишь не человека, а его способности, — заключил он довольно смутно. Гарри серьезно погряз в умственных усилиях. — Да нет, — он помотал головой. Потом подумал. — Ну может быть, и дальше что? Все мы пользуемся своими сильными сторонами. Я делаю то, что я хочу. Хочу, за волосы тебя дергать буду, — он действительно протянул руку, хотя и не собирался заканчивать произнесенное. Малфой моментально отпихнул его руку. — Не смешно, — хотя выражение его лица все же неуловимо поменялось. — Но ведь как человек он не так уж приятен, — продолжил он. Гарри ощутил резкое желание ему врезать, как бывало раньше, до Битвы. — Я не хочу об этом слушать, — и Гарри даже попытался закрыть уши. — Просто выслушай и все, — Малфой положил руки на его плечи, мешая закрывать уши. — Ведь он совершенно не геройствует. После Битвы он сбежал. Тебя хотел выгнать. Опекунство на тебя он оформлять не стал и не пытался, а Дамблдор мог бы ему помочь. Для него лучше всего — сидеть в одиночестве и не отсвечивать. При всем при этом ты безумно его любишь, — он отпустил руки Гарри. — Но любовь — это видеть все минусы сразу, — пояснил он. Гарри поднял бровь. — А, ну да, я забыл, — вздохнул Малфой. — Ты не любишь эти темы. — Ну хорошо, допустим, Ремус — просто человек с кучей косяков, почему я не должен его любить? — вздохнул Гарри. — Должен, дело в другом. Ты любишь его за что-то. И Северус любил его за что-то. Но только Регулус — вопреки. — Я не понимаю, зачем ты ломаешь мне мозг. Хорошо, и что мне должна дать эта информация? — Да ничего. Я просто понял, что это действительно не нужно рассказывать профессору, — и он отложил тетрадь в сторону. — Но ты, П… Гарри, просто сказочно странный человек. — Можешь еще как-нибудь обозвать, — великодушно разрешил Гарри. — Только давай по имени. — С чего вдруг такая честь? — Мне нравится, как ты говоришь букву «р». Малфой кинул сверху Гарри одну подушку за другой. * * * Регулус сложил руки на груди. МакГонагалл пилила его взглядом почти двадцать минут. — Я не хочу вести никаких факультативов, — повторил он более твердо. — Мне и занятий хватает. — Мистер Блэк, я понимаю, что вы чрезвычайно заняты, — и тон МакГонагалл моментально дал понять, что говорит она не о занятиях. — Но здесь вы профессор, здесь школа и студенты. Они просят меня о таком факультативе, и я не могу отказать детям. Регулус мысленно застонал. Внешне он держал лицо, но внутренне пять тысяч раз пожалел о том, что пошел в преподаватели. Все, что его интересовало в этой школе, в данный момент проводило уроки парой этажей ниже, и больше всего Регулус ждал вечера. Ему, откровенно говоря, было плевать на занятия. Хотя он неплохо самоутверждался за их счет. — Хорошо, — наконец сдался он. — Ладно, — он поднял руки. — Они и так меня достали. — Это говорит о том, что вы хорошо ладите с детьми, мистер Блэк. Регулус считал, что это говорит о том, что у большинства «детей» здесь слишком много гормонов. Он как-то не подумал о том, что сможет вызвать такой переполох. Его вообще мало интересовали отношения ради удовлетворения, телесных контактов и прочих постельных тем. Будучи человеком из тех, что больше всего в жизни ценят мозг, он и с Ремусом ощущал все эти предательские потребности просто потому, что слегка упустил двадцать лет. Даже будучи студентом Хогвартса, он никогда не участвовал — почти — в играх, призванных кого-то с кем-то столкнуть и довести до постели. Лишь один раз он участвовал, потому что…. Потому что был на грани. Ему не хотелось вспоминать тот вечер. Он был, по сути, ужасен. По подсчетам Регулуса, в тот вечер случились большинство ошибок, которые сыграли свою роль в нынешней истории. Тогда он вытащил бессознательно пьяного Ремуса на себе, тогда он видел, как Сириуса уводит Лили. Тогда он подумал, что нужно сказать Ремусу, что между ними что-то было. Как будто это должно было их связать. Но Ремус только что оставил Сируиса и был практически уничтожен произошедшим. Регулус надеялся, что в этот раз у него появиться шанс. Однако вместо того, чтобы обратить внимание на Регулуса, Ремус закрылся в себе. Регулус много раз пытался анализировать, почему именно Ремус. Он разбирал свои воспоминания, как препарируют лягушек на опытах. Он вызвал их в памяти, даже если они причиняли ему неудобство и где-то неловкость. Раз за разом он спрашивал себя — почему Ремус? Он ни разу не обманывался ощущением, что он дарил. Это ощущение было у всякого, кто вообще приближался к Ремусу. Поэтому Сириус не смог и не собирался его отпускать. Несмотря на свою способность, несмотря на свою связь с эмпатами, Ремус все равно вызывал у Регулуса постоянную тревогу и желание его защищать. Желание помогать. Кроме краткого ответа «Так надо» он дать себе ничего не смог. Так было нужно, и он оказывался рядом, стоило ему осознать, что Ремусу больно. Так надо, и он ничего не говорил о том, что осуждает или считает поступки Ремуса глупыми, а они были чертовски глупыми. Так надо, и Ремус, при всех своих ужасных недостатках, при всем том, что Регулус выяснял каждый день, при том, что Ремус буквально собирал в себе все самые страшные бытовые фобии Регулуса, он не смог бы его оставить. Он был болезненно зависим. Вся его жизнь ощущалась бессмысленной, если в ней не было надежды его увидеть. В нынешние вечера, когда ему было можно приближаться, когда захочет, когда Ремус сам к нему приближался, он ощущал себя практически счастливым. Хотя никогда не мечтал о таких глупостях. Оказалось, что вся его жизнь в путешествиях и близко не была счастливой. Он постоянно метался, искал что-то новое, изучал, заставлял себя, чтобы не было так пусто. Но вот он снова в Англии, снова в Хогвартсе, и все, что, черт возьми, ему нужно от жизни — это Ремус рядом. Невозможный в быту. Забывчивый и рассеянный. Чересчур мечтательный. Очень компромиссный. Хаотичный в вещах и распорядке дня. Все такой же нескладный, как и много лет назад. Слишком нужный. — И да, мистер Блэк, — МакГонагалл встала из-за своего директорского стола. Возраст сказывался, и она уже не держалась так уверенно, как и всегда. — В стенах образовательного учреждения мы обязаны показывать моральный и этический пример детям, которые должны быть уверены в том, что без брака совместного проживания быть не может… — Я как раз работаю над этим, профессор, — произнес Регулус, добавляя про себя: «Последние двадцать лет». Несмотря на навязанный факультатив, у Регулуса все равно было отличное настроение. Он бежал к новому классу, прикидывая, сколько у него есть времени. По его просьбе снарядили домовиков на перенос всех материалов, так что Регулусу не пришлось лишний раз спускаться в подземелья. Он был готов разбирать коробки и вести занятия прямо здесь, в нормальном и светлом классе. Он как раз перемещал пустые коробки к двери, когда услышал стук в дверь. Он был удивлен, увидев Драко Малфоя в одиночестве. — Здравствуйте, профессор Блэк. Он всегда был предельно вежлив и боялся смотреть на него прямо, хотя со всеми остальными профессорами у него этой проблемы не возникало. — У тебя какой-то вопрос? — и хотя Регулус знал, что студентов полагается называть на «вы», у него это все равно плохо получалось. Он не чувствовал себя таким уж старым. — Да, — Малфой спросил взглядом позволения пройти, и Регулус кивнул. Тот зашел и закрыл за собой дверь. Он что, умудрился как-то отвязаться от Гарри? У Регулуса сложилось впечатление, что Гарри вообще не оставит этого мальчика в покое ни на секунду. Он был совершенно уверен, что Гарри влюблен, но по большой просьбе Ремуса старался над этим не шутить и не выдать случайно в порыве правдолюбия. Это было ужасно сложно. — Я слушаю, — он присел на парту, отпихнув в сторону коробки. Он находил Малфоя довольно интересным персонажем, который действительно гармонично подходил Гарри. Если не считать интересной истории войны между ними. — Дело в том, что.. Может быть, вы не знаете, но профессор Снейп был моим крестным отцом, — начал он внезапно, и Регулус был максимально удивлен таким началом. Он сложил руки на груди, превращаясь весь во внимание. — Так уж сложилось, что он оставил мне дневник. К сожалению, дневник не содержит прямого наказания молчать или что-то утаивать, иначе я бы не пришел… Регулус помрачнел. Он примерно догадывался. Больше всего ему хотелось попросить этот дневник и сжечь к чертовой матери. Что бы он ни делал по жизни, он всегда был хуже, чем Северус Снейп. И если в остальных сферах жизни его это не волновало, в жизни Ремуса Люпина это был большой минус. — Ты хочешь спросить, должен ли ты его передать… — Он на французском, — дождавшись паузы, аккуратно перебил его Малфой. Регулус с облегчением подумал, что Ремус французского не знал. — Прочитать его будет сложно. Я хотел спросить у вас, потому что не имею никакого права вмешиваться, и вместе с тем… Вместе с тем меня это тяготит. Там написано то, что должно было быть сказано. Регулус закрыл глаза, переживая неприятный момент в виде желания стукнуть мальчика. Он обычно не занимался рукоприкладством, но мальчику бы быть повнимательнее к собственным отношениям, нежели к тем, которые давно себя изжили. Регулус себя не обманывал — он не первый и даже не второй в жизненной иерархии Ремуса. И он так же предполагал, что в случае чудесного спасения любого из них он тут же моментально будет забыть. Он никогда не обладал ни загадочностью Снейпа, ни сумасбродностью Сириуса. Всю жизнь он уповал только на разум. Но при всех своих достоинствах Ремус не был человеком разума. Он жил в сфере чувств и эмоций, и единственное, что держало Регулуса от близости — это необходимость донести до Ремуса кардинальную разницу между ними. Между ним и теми, с кем он был до этого. Он не был уверен, что Ремус, зависимый от эмоций, сможет принять образ его жизни. — Если вы скажете, что это лишнее, мне будет проще, — сказал Малфой, понимая, что принес совершенно не радостную весть. У Регулуса не было никакого права что-то разрешать или запрещать. Он пожал плечами. В конце концов, он знает всю ситуацию целиком. — Тебе нужно спросить у профессора Люпина. — Он меня ненавидит, — моментально напрягся Малфой. Регулус усмехнулся. — Это вряд ли, — возразил он. — Но принять такое решение может только сам профессор Люпин. Хочешь услышать мое мнение? — Да, — вдруг согласился мальчик. Он взглянул на Регулуса таким взглядом, что он уже не был уверен, кто, в конечном счете, его цель — Гарри или он сам. — Твоему крестному отцу стоило бы больше разбираться в том, чего он хочет, а чего не может, — Регулус был рад, что после этой неприятный фразы мальчик довольно понятливо исчез из его класса. И хотя Регулус не хотел этого замечать, он сильно злился. Он представлял, к чему это приведет. От постоянного напряжения он порядком устал. Каждый чертов день он только и делал, что где-то носился. Он потерял душевный покой с тех пор, как Ремус впервые двинулся ему навстречу. Из всех доступных и существующих в этом мире слабостей он выбрал, казалось бы, беспроигрышный вариант, ведь Ремус ни по внешности, ни по социальному статусу не мог быть недоступен. А оказалось, что он проклял себя на всю жизнь. Он не поддается страстям. Для него страсть — бесполезная трата энергии. Для него секс — это из серии алкоголя, наркотиков и сигарет. Зачем отвлекать мозг, если он должен работать? Это не означало, что он не испытывал никаких желаний или потребностей. Это означало, что он собирался строить отношения вне зависимости от успеха этой стороны личной жизни. И он сильно сомневался, что Ремуса устроит такое положение вещей. * * * — Нет, — Ремус покачал головой. — Нет, я не хочу, — довольно уверенно сообщил он мальчику, что подошел к нему сразу после занятия у третьекурсников. — Но… — Малфой ощущал себя не в свой тарелке. — Я… — он подождал, пока из аудитории выйдет последний студент. — Я обязан ему многим. Он фактически заменил мне отца. Я не хочу, чтобы после него осталось… Не то, что на самом деле было. — Мистер Малфой, все это никак вас не касается, — попробовал мягко отпихнуть мальчика от этой темы Ремус. Он только что всерьез перестал вспоминать. Не сейчас. Он больше не хочет тонуть в прошлом. Ему нравится настоящее. — Я чувствую себя обязанным, понимаете вы это или нет, — Малфой глубоко вздохнул. Он сдал виски ладонями. — Я совершил много плохого. Очень плохого, — он избегал смотреть на Ремуса. Тот бы тоже с радостью закрыл уши. — И я понимаю, что после его смерти это вряд ли имеет какое-то значение для вас. — Забери его, — Ремус отпихнул от себя до боли знакомую тетрадь. — И никогда не заговаривай со мной на эту тему, будь добр, — ярость его сквозила в словах. Малфой побледнел, затем покраснел нездоровым румянцем. — Я просто хотел поговорить с тем, кто любил его так же, как и я, — бросил он и буквально вылетел из аудитории. Тетрадь он забрал. Ремус отбросил в сторону очки. Он хотел найти душевное равновесие, но уже не мог. Любил ли он Северуса? Он уже не знал. Он завидовал тем, кто, ощутив привязанность лишь раз, тут же вступали в брак и спокойно жили до конца своих дней, не зная терзаний, подобных ему. Воспоминания были болезненны. С таким трудом он вытеснил их из текущей жизни, а теперь снова погружался в то, что уже не вернуть. Интуитивно он понимал, чем отличается Регулус. И, что еще более важно, он понимал, что с возрастом некоторые вещи не так сильно волнуют, как раньше. Однако в то же время, несмотря на сильнейшую к нему привязанность, в большей мере основанную на боязни остаться одному, черт его дери, Ремус понимал, что с ним не испытает ничего похожего. Если он позволит мальчику перевести дневник, он буквально сломает все надежды на будущее. Если он снова вспомнит то, что переживал все эти двадцать лет, он разрушит все, ради чего так старался Регулус. Иногда он ненавидел Северуса. За то, что тот посмел вовлечь его в отношения, хотя знал, что не может их заводить. За то, что он, уже будучи Пожирателем, все равно вмешал его в свою жизнь, а потом под предлогом защиты просто выкинул. За то, что после, не имея никакого чертового права влезать в его жизнь с Сириусом, все равно влез. Ремус не мог ему отказать. Никогда. Он все еще чертовски сильно его любит. Опасная, неправильная любовь без какого-либо будущего, без какого-либо уюта, которое он делит с Регулусом, любовь, в которой он переживал страсть и сильные эмоции, в которой он был слишком ведомым. Отношения, в которых долг был поставлен превыше него, Ремуса. Он уткнулся лбом в скрещенные на столе ладони. Хотел бы он разом вывести из себя все эти чертовы года. Он уже знал, что не выберется живым, и все равно пришел к Ремусу, который всегда его ждал. Пользовался им, как пользовался Сириус до этого. Умеет ли он жить и не быть использованным? — Ты мог бы сказать ему «нет», — первым нарушил молчание Ремус. Он поднял взгляд на Регулуса. Тот стоял в дверях класса, сложив руки на груди. Он был бледен, но в остальном ничего не выражало его мнения о происходящем. — И он бы ко мне не пришел с этим… с этой, — он снова опустил голову. Что толку врать и скрывать, если он по-прежнему осторожно хранит в памяти все эти воспоминания. Он не до конца отпустил его. Сириуса — да. Его — нет. Никогда не сможет отпустить. — Как я могу решать за тебя. Он идиот, если позволяет Регулусу это видеть. — Ты прав, — Ремус провел по волосам. — Прости, я… — что он? Все еще любит другого человека? Все еще ждет, что он каким-то чудесным образом воскреснет? Он просто жалок. — Прости, Регулус, — пробормотал он снова, искренне пытаясь вложить во взгляд все то, что его мучает. Ему казалось, что Регулус просто уйдет. Однако тот приблизился. Казалось, он так сильно побледнел, что на всем лице выделялись только удивительные синие глаза. — Все нормально, — только и ответил он, хотя это вообще ни разу не походило на нормально. Ремус ощутил ненависть к себе. Как может он, после всего, что сделал Регулус, думать о другом человеке? — Я понимаю, — добавил он, и Ремусу стало еще отвратительнее. Лучше бы он его просто ударил. Почему в нем нет места для такой же сильной любви? Он привязан к Регулусу. Боится его ухода. Он искренне ощущает, что ему не все равно. Но это никогда не будет похоже на то, что он испытывал, стоило Северусу оказаться перед ним. — Я не уверен, что я смогу, — у Ремуса не хватило слов. Он хотел извиниться за то, что не сможет полностью ему принадлежать. Он поднялся со стула на неуверенных и слабых ногах. Он умел только ломать, но не создавать. — Хочешь, я его найду, если он жив? Ремус в ужасе посмотрел на Регулуса. — Нет, — моментально ответил он. — Ради бога, нет, — покачал он головой. — Я не… Я только хочу сказать, — он глубоко вздохнул. — Я не могу быть больше эмоциональным. Не могу… Может быть, покажусь тебе слишком холодным или… Я могу не хотеть близости. Я не хочу, чтобы все это было тебе в ущерб. Однако несмотря на отвратительность сказанного, Регулусу как будто стало легче. — Есть один момент, — он притянул Ремуса к себе. — Вообще-то именно об этом я и хотел поговорить. * * * — Драко, это все очень вдохновляет, но куда ты меня тащишь? — Гарри веселился. Ему было забавно от того, что Малфой вытащил его из Большого Зала прямо во время обеда так, словно имел на это полное право. Он здорово веселился, когда слушал разговоры о том, как великий и могучий Гарри попал в сети ужасного и коварного преступника всех времен и народов. Особенно его веселили разговоры о том, кто, по мнению обсуждающих, сверху. Его успели уже поженить и обвинить во всех смертных грехах. — Я заинтригован. По Малфою видно было, что он вообще не может похвастаться эмоциональным покоем. Наконец он вытащил Гарри за пределы территории замка, где вероятность встретить студентов была равна нулю. А потом он закричал так, словно ему было ужасно больно. — Эй, — Гарри опустился рядом с ним на колени. — Поорать — это нормально, — заключил он, когда у Малфоя закончились силы. Мрачное свинцовое небо грозило полить их дождем. Он услышал пересказ о том, как Малфой пытался донести прочитанное. — Почему тебе это так важно? — спросил он у Малфоя, помогая ему встать. Малфой цеплялся за его руки так, как будто упадет. — Да потому что, — он набрал побольше воздуха. — Потому что… Потому что он вообще не должен был соглашаться. Не должен был быть шпионом. Он заслужил жить так, как там описал, — в пылу он не заметил, как сильно блестят его глаза. — Там написано, — он наконец провел рукой по глазам, осознавая, что плачет. — Написано, что больше всего он сожалеет, что так и не смог сказать. — Это не твоя жизнь, Драко, — Гарри понятия не имел, отчего Малфой так сильно это переживает. — Это прошлое. — Он отказался от человека, которого сильно любил, ради того, чтобы спасти всю чертову Британию, которая его ненавидит просто потому, что у него не было внешности как у вас, Блэков, — наконец выдал он и отвернулся. — Ты не спас мир от Волдеморта, Поттер, — покачал он головой, снова забываясь. — Ты бы даже не выжил, если бы не Снейп. Но в итоге ты герой. Люпин не хочет о нем слышать. И память о нем — это моя забота. А я… Все, что я помню — это то, как сильно просрал все, о чем он меня просил. — Я никогда не говорил, что я спас мир от Волдеморта, — немного ворчливо ответил Гарри. Он совершенно не представлял, что делать в таком случае. Он неуверенно положил руку на плечи Малфоя и притянул его к себе. — Давай я с тобой буду помнить, чтобы тебе было легче, — он не представлял, правильно ли поступает, но Малфой не сопротивлялся. — Ты не можешь судить о том, имеет ли Люпин право отказываться, — добавил он тихо, осознавая, что вся его сила в этот момент бесполезна, и стоит искать пути помощи на неизведанной территории эмпатии. — Он ничего этого не заслужил, — Малфой звучал глухо из-за зимней мантии Гарри. — Ну, я бы не назвал его очаровашкой, — возразил Гарри, хотя и рисковал наткнуться на мину. Он решил, что ему нравится быть сильным и в этом, моральном случае. Ему не хотелось выпускать Малфоя. — Но он действительно было невероятно крут, — поспешно добавил он, увидев сурово сжатые губы Малфоя. — И только заслуживает, чтобы о нем помнили хорошее, вот прямо сейчас и начну помнить, — вырвалось у Гарри, и, хотя он ждал от Малфоя тычка, тот вдруг улыбнулся. — Я тебя ненавижу. — Брр, — Гарри отпустил его. — С улыбкой вообще страшно прозвучало. — Ты меня бесишь. — Я понял, понял, — поднял руки вверх, сдаваясь, Гарри. — Ничего нового. — И если ты кого-то себе найдешь, я тебя убью, — добавил он и сузил глаза. Гарри подавился подступающей к горлу неудачной шуткой. Он завис и потерял доступ к английскому языку в своей голове. — Как хорошо, что я даже не пытаюсь, а? — рассеянно добавил он, понимая, что мучительно краснеет. * * * — И потом оказалось, что он так скрывал все свои страсти нехорошие, привязанности там неприличные, — Гарри валялся поперек кровати и рассказывал о своей жизни у Дурслей. В пересказе это звучало гораздо забавнее, чем было на самом деле. Ему нравилось, что Малфой не мог удержаться от улыбки и иногда даже смеялся. Он осознал, что старается вызвать эти две реакции все чаще и чаще. — Главное, что тетушку сдули обратно, — заметил Малфой. Он улыбался настолько искренне, что у Гарри не получалось не смотреть. Он хотел бы и вести себя нормально, но не выходило. Малфой, заметив его пристальный взгляд, тут же прятал улыбку. — Драко, я…. Стук в дверь заставил обоих подскочить так, как будто они, как минимум, были застигнуты на месте преступления. — Да, — Гарри слез с кровати. Он был безмерно удивлен, увидев на пороге Регулуса. — Что-то не так? Что-то с Ремусом? — Нет, вообще-то все так, — он вошел без приглашения, и Гарри всерьез забеспокоился. Он тут же ощутил, что Регулус на взводе. Жалобно задребезжало неплотно прикрытое окно. Но Гарри тут был совершенно не причем. Регулус терял контроль. — Черт, — Гарри попробовал встать перед ним. — Регулус, слушай, все нормально, — он попробовал поймать его взгляд. — Ты вынесешь мне окно, и мне будет холодно спать, — не придумал ничего лучше он. — У тебя есть о кого погреться, — возразил Регулус. Он метнул в сторону Драко такой взгляд, что тот моментально съежился на месте. — Да, ты прав, — он закрыл глаза. Через секунду он куда-то спрятал все свое напряжение. — Вообще-то я бы его прикончил, — он указал палочкой на Малфоя. — Но, как оказалось, профессорам нельзя гасить детей, — он снова встретился взглядом с Гарри. Тот усмехнулся. — Когда я говорил, что ты можешь сходить спросить профессора Люпина, не нужно было этого делать, — он ткнул палочкой в сторону Малфоя. — Извините меня, сэр, — вырвалось у того рефлекторно. — Сожги ее нахрен, Гарри, ты меня понял? — он подарил Гарри настолько мрачный взгляд, что тот посерьезнел. — Она не моя, Рег, — развел он руками. — Я говорил, что плохая идея. И что, насколько все плохо? Регулус закатил глаза. — Черт, — Гарри вздохнул. — Нехорошо, — он вспомнил остро летнее время. — Хочешь, я схожу к нему? — спросил он Регулуса. Тот провел по волосам. — Нет. Вообще-то я пришел, — он крутанул в руке палочку. — Проверить, — он заставил Гарри расстегнуть верх рубашки. Тот непонимающе уставился на Регулуса. После прикосновения палочкой на его груди вдруг появились два имени, которых там отродясь не было. Регулус подождал, пока имена проступят окончательно. Полукругом они обвивали шею и складывались в крест, который Гарри никогда в жизни не видел у себя на коже. Он перевел взгляд на Малфоя, но тот только подходил к ним. Регулус выругался так, что Гарри немедленно его зауважал. — Что? — уточнил он на всякий случай. — Когда человек умирает… — Его имя исчезает, — Драко расстегнул собственную рубашку. Он позволил Регулусу применить те же чары. Вокруг его шеи едва заметно числилось только одно имя. — Только не говорите, — Гарри ощутил провал внутри. — Что Снейп жив. Он уставился на Малфоя. Малфой побледнел.