Ошибки, которые мы совершаем

Гарри протянул руку Драко. Тот переступил через провал в камнях. Они оба вымотались, не представляя, как найти дом. Они пытались трансгрессировать, но снова и снова оказывались на границе шотландской деревушки, в одном и том же месте. Спросить было абсолютно некого — вокруг, сколько хватало взгляда, только высокая сухая трава и кустарники. Гарри пришлось отправить Патронуса и следовать за ним наугад. К тому моменту, как они добрались до каменного перевала, стемнело. Они прошли мимо какого-то села, в домах которого уже гас свет. — Мне кажется, мы зря на это решились в ночь, — Драко пошатывался. Он устал, но ни единым словом не жаловался, лишь крепче держась за руку Гарри. — Нормально, — отмахнулся Гарри. — У меня все всегда через одно место, — он снова запустил патронуса. Патронус уверенно и легко шел прямо по камням. Гарри застонал и продолжил путь, постоянно приглядывая за Драко. Пальто его испачкалось. Воспоминания об обеде остались далеко позади. — Если решишь меня использовать на ужин, я костлявый, — сообщил Драко Гарри, и видно было, что его силы окончательно на исходе. Гарри крепче сжал руку Драко, помогая ему перебраться с одного камня на другой. — У меня на тебя другие планы, — Гарри запрыгнул на самый высокий из камней. Что-то привлекло его внимание справа — отблеск огня, свечи. Он сощурился, но в сумерках было сложно что-то разглядеть. Он снова послал Патронуса — и олень направился прямо туда. Он кивнул Драко в ту сторону. Кажется, пришли. За линией камней показалось несколько плотно растущих деревьев, между которыми, если очень присмотреться, примостился дом. Добраться до него без того, чтобы себя опознать, было невозможно. Огромное поле, открывающее всех подходящих со всех сторон, отделяло его от каменного перевала. Гарри на всякий случай поднял руки. Драко зашикал на него, но все же последовал его примеру. Гарри предвосхищал свою реакцию — досада, горечь от того, что Снейп выжил, стыд за то, что он не может этому порадоваться. Он посмотрел на Драко — тот, казалось, светился изнутри и с нетерпением ждал встречи. Драко постучал. Дверь скрипнула. — Чем обязан? — послышался хриплый, но в целом узнаваемый голос. — Господи, Северус, — Драко толкнул дверь и ворвался безо всякого приглашения. Гарри ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Он со тревогой смотрел на высокую темную фигуру, в которой в полумраке слабо освещенного помещения можно было узнать когда-то его самого ненавистного профессора. Гарри обнаружил его намного худее, чем он был. Темные волосы беспорядком отросли, а лицо… Лицо пересекала темная повязка, плотно закрывающая область глаз. — Что с тобой? — Драко повис на нем абсолютно бесцеремонно. Несмотря на то, что они не были зваными гостями, Северус обнял Драко в ответ. — Ладно, нет, подожди, я так рад, — он уткнулся в плечо Снейпа, отказываясь его отпускать. Гарри ощутил его радость — чистую, невинную, искреннюю. Снейпа он слушать не пытался. Стоял на пороге и не отсвечивал. Все-таки жив. С неприятным ощущением Гарри разглядывал дом. Минимум мебели. Тепло, но темновато, на взгляд Гарри. Хотя, если учесть повязку на глазах, свет Снейпу больше не нужен. Он видел, что его убила змея (или не убила), но что с глазами? — Драко. Тебе не помешает быть сдержаннее. — Ты… Я думал, что ты мертв, — Драко отпихнул его от себя. — Я плакал знаешь сколько? — он буквально прорычал это, снова утыкаясь в плечо Северуса. Он был словно потерянный ребенок. Снейп похлопал его по плечу. — Ты уверен, что тебе нужны свидетели? — уточнил он у Драко, и Драко непонимающе взглянул в нужную сторону. Он понял, что Снейп говорит о нем, Гарри. — Этот свидетель еще и не то видел, — мягко улыбнулся он, и Гарри на другом конце комнаты буквально ощутил от него новую теплую волну. От этих волн он против воли расслаблялся и терял бдительность. — Мне нужно… Нужно о многом с тобой поговорить, — у Драко не получалось отпустить Снейпа. Возможно, Гарри тоже не смог бы отпустить Сириуса, если бы вновь его нашел. Держал бы сутками. — Значит, ночь будет долгой, — комнат здесь не было. Гарри обнаружил одно спальное место и ничего больше. Подобие кухни, на которой пыхтел волшебный чайник. Он был голоден, утомлен и с некоторой неприязнью разглядывал Снейпа. Ну какой из него конкурент для Регулуса? Одна внешность чего стоит. На его собственный взгляд, Регулус побеждал по всем параметрам. Снейп разместил их на забросанном пледами спальном месте. Гарри прихлебывал — к ужасу Малфоя — горячий чай и грыз кусок хлеба, в принципе, весьма довольный жизнью. В его прошлом были и более голодные времена. Он довольно быстро согрелся чаем изнутри и осознал, что падает в сон. А, может быть, это коварное снотворное зелье? — Ложись, — Драко буквально опрокинул его назад, нависая над ним на несколько секунд. — Я попозже приду. Длинные пряди его волос нежно коснулись щеки Гарри. Он потер щеку и отвернулся. — Я буду ждать, — пробормотал он, надеясь, что Малфой услышит. * * * Ремус посмотрел на Сириуса, что без спроса развалился на его кровати. Он кидал Джеймсу на другой конце спальни мяч для квиддича, и тот отвечал. — Я бы хотел пораньше лечь спать, — обратился он к Сириусу безнадежным тоном, понимая, что тот все равно без лишнего разговора не уйдет. Он сжал в руках мяч и посмотрел на Ремуса с вопросом в глазах. — Ты меня выгоняешь? — уточнил он, возвращаясь в сидячее положение. — Это все же моя кровать, — устало проговорил Ремус. Он смирился с тем, что отныне ему не видать посещения подземелий. Каждый день он спускался и натыкался на закрытую дверь. От этого он растерял всякую способность улыбаться. — Держи, — он протянул взятый со своего столика пакетик. — Ты выглядишь плохо, — он сел против Ремуса, отбросив мяч обратно Джеймсу и показывая руками крест. Тот кивнул. — Что это? — Ремус покрутил в руках пакетик. — Ну шоколадки. Ты же любишь, — Сириус смотрел на него с некоторым опасением, словно Ремус мог их не принять. И хотя Ремус чувствовал себя безумно вымотанным, он смог найти в себе улыбнуться, хотя и не сильно. — Ты ведь все равно мне не расскажешь, в чем дело, — он опустил полог со всех сторон кровати Ремуса, так что они оставались вдвоем без лишних свидетелей. До Ремуса вдруг дошло, что в Сириусовой голове, той, что обычно думала только о себе, родилась мысль о нем, Ремусе, и что ему плохо. Он с благодарностью протянул одну из них Сириусу. — Мне же нельзя тебя касаться, — изобразил ужас Сириус, и Ремус улыбнулся чуть шире. — А, подожди, придумал, — он вдруг склонил голову и взял шоколадку губами, задев ладонь Ремуса. Он ощутил странный укол внутри, словно в другой жизни он бы отреагировал на это. — Так лучше, — Сириус посмотрел на него с некоторым облегчением. — Лучше, когда ты улыбаешься, — пояснил он в ответ на непонимание Ремуса. И Ремус снова улыбнулся, ничего не мог с собой поделать. Таким был Сириус. Если он хотел, он мог заставить кого угодно делать что угодно. — Ты неисправим, — пробормотал Ремус, вытаскивая из-под подушки ночную рубашку и штаны. Он помял их в руках. — Я правда хочу лечь спать пораньше. — Я останусь с тобой. Ремус снова перевел взгляд на его лицо. Ему никогда не понять, что в голове у Сириуса. — Это необязательно. Я не собираюсь плакать в подушку, — он принялся расстегивать школьную рубашку, совершенно не стесняясь присутствия Сириуса. Ему и в голову бы не пришло стесняться. Сириус был частью его жизни, очень сложной во всех смыслах. И все же спать вместе с ним казалось ему неправильным. — Ну мало ли. Можешь поплакать в меня. Ремус был перед очень сложным выбором. Отказаться — значило обидеть Сириуса. В его голове всегда было очень сложно с порывами души. Если их не принять, может разразиться буря. Он с тоской посмотрел на Сириуса. Если бы он влюбился в него, было бы в принципе так же больно, но понятно и по заслугам. А теперь уже поздно, боль мешает ему видеть в Сириусе что-то, кроме друга. Вообще-то он действительно не хотел оставаться один. — Я забираю все одеяло во сне себе, — предупредил он Сириуса. Его лицо расцвело довольной улыбкой. — Ну возьму свое, — он на несколько минут выполз с кровати Ремуса, чтобы вернуться уже в своей майке для сна и своим одеялом. — Двигайся давай, — пусть он был прекрасно сложен, его присутствие сказывалось на всей кровати. Ремусу показалось, что его буквально вытесняет с кровати. Он повернулся на бок, не собираясь смотреть на Сириуса в такой близи. Это всегда было чревато. Природа любила Сириуса сильнее всех. С первого курса и по последний он оставался буквально самым красивым юношей. У него не было ужасного периода созревания, быстро и без смешных эксцессов сломался голос, а рост увеличивался вместе с мышечной массой. Последние две недели Ремус чувствовал себя настолько брошенным и никому не нужным, что он не выдержал бы такой встречи лицом к лицу. Ему не нужно иметь такой опыт с Сириусом. Дружба в таком случае будет сломана, а без дружбы с ним Ремус окончательно потеряется. — Не знаю, что там случилось, и вряд ли узнаю, — он услышал Сириуса прямо возле своего уха. — Но если тебя кто-то обидел, мы всегда будем рады за тебя отомстить. — Все в порядке, это пройдет, — Ремусу вдруг стало очень жарко. Ему показалось, что Сириус лежит к нему слишком близко. Он излучал так много тепла, что Ремус пожалел о своей пижаме с длинным рукавом. — Ты выглядишь так, словно тебе сердце разбили, — Сириус приложил руку к его плечу. — Я могу? — спросил он довольно вежливо. Ремус опешил от его вопроса. — Да, господи, конечно, — пробормотал он смущенно. Рука Сириуса обняла его поперек грудной клетки, но не так, чтобы сильно. Скорее, очень приятно для него, утомленного и разбитого последними двумя неделями. — Так я прав? — уточнил Сириус едва слышно. Ремус вздохнул. — Наверное, да, — он на секунду так сильно унесся в свои мысли, что забыл о текущем положении. — Спасибо, Сириус. Мне правда чуть полегче, — он говорил искреннее. Кажется, должен пойти град или случится землетрясение от того, что Сириус подумал о ком-то, кроме себя. И все же… Его забота оказалась чертовски приятной. Он даже слегка повернулся, чтобы еще раз поблагодарить его, глядя в глаза. Однако, развернувшись, Ремус обнаружил Сириуса так близко, как не оказывался никогда. Он опешил, осознав, что находится буквально в нескольких миллиметрах от его губ, а темно-синие глаза смотрят на него с некоторой усмешкой. — Спасибо, — пробормотал он все же, практически не дыша — все вокруг было буквально пропитано Сириусом, его запахом, теплом его тела. От переизбытка Сириуса у него закружилась голова. Он снова повернулся как раньше, опустив взгляд на руку, что покоилась на его груди. Вряд ли он быстро заснет. * * * Гарри очнулся посреди ночи. Он сел, обнаружив Драко разговаривающим с Северусом вполголоса. Благодаря тому, что он был в темной половине комнаты, его не сразу заметили. Поэтому он смог некоторое время наблюдать издалека незамеченным. Неровный свет свечи делал выражение лица Драко более мягким. Он рассказывал о чем-то неприятном, о чем стыдился, потому что руки его без конца мяли салфетку. Однако в нем явственно читалось облегчение и сильная привязанность к Северусу, которая была для Гарри, вероятно, понятна. Он посмотрел и на Северуса, хотя и не без опаски — из-за темной ленты сложно было понять, что стало с его лицом. Он был одет в обычную темную одежду и молча слушал Драко. Он подумал снова о том, что спросил, и об ответе, который получил. Попробовал спросить себя откровенно — это тот человек, которого он хотел бы рядом? Снейп что-то ответил Драко, и тот вдруг улыбнулся, словно ему напомнили о чем-то, о чем он забыл. Пожалуй, это он. Гарри не мог бы сказать, в какой момент сегодняшнего дня до него это дошло. В тот момент, когда он грел его холодную узкую ладонь в своем кармане? Когда увидел его реакцию на дорогую для себя музыку? Когда он пообещал остаться? Голова шла кругом. Для Гарри вся эта ситуация была очень странной. Он обнаружил, что Драко на него смотрит. — О черт, уже почти пять, — произнес он громче, взглянув на часы. — Кажется, проще уже не ложится, — добавил он неловко, коснувшись руки Снейпа. — Не дури, — отрезал тот. — Иди спи. — А ты где будешь спать? Снейп махнул в сторону кушетки, что использовалась как склад для одежды. Он вытащил палочку и изобразил чары для уборки. Гарри поразился тому, как он ориентировался без глаз и как хорошо выучил эту комнату. Он вдруг сообразил, что это тяжелейшее испытание — не видеть. Особенно для зельевара его уровня. Сильное сочувствие вдруг возникло внутри него. Возможно… Возможно ему действительно нужна была помощь и поддержка? Даже с учетом его мрачности и злых ответов. Потом Гарри вспомнил Регулуса. Пусть он практически не демонстрировал своей привязанности, Гарри видел тот взгляд, которым он смотрел на Ремуса. Так не смотрят на ничего не значащего человека. Так смотрят на того, без кого жизнь невозможна. Драко подошел к нему, поставив колено на импровизированную кровать. Он расстегивал кофту, в которой проходил весь день. Сложив ее, он опустился на кровать рядом с Гарри. Он расстегнул часть пуговиц на рубашке, что помешали бы ему спать. — Сможешь собрать? — он протянул Гарри резинку. Гарри был уверен, что видит резинку в первый раз в жизни. — Я не умею, — пробормотал он смущенно. — О боги, это же просто, — он показал, перебросив часть прядей вперед. — Если я так завяжу, они все равно перепутаются, — пояснил Драко, снова отправляя все свои волосы за спину. — Учись, П… Гарри, — добавил он. Гарри собрал практически все пряди, пытаясь завязать так, как увидел. В пять утра его способности к обучению были почти на нуле. Ощущение светлых мягких волос в руках чертовски ему понравились. Он вдруг сообразил, как правильно, и собрал их еще раз, выше. Секундой спустя он уже лежал на боку, переживая странный момент приступа сильного сердцебиения. — Мне их отрезать? — услышал он со спины. — Кого? — Гарри повернулся, опираясь на локоть. — Волосы, — Драко посмотрел на него со странным выражением лица. — Если они… Если они тебе не нравятся. — Ты чего, поехал, — Гарри осознал, что реагирует слишком резко. — Тебе идет, — добавил он, серьезно подумав над своим запасов слов, подходящих для таких случаев. Не мог же он сказать, что из-за чертовых волос он в первый раз и остался, не представляя, с каких пор Малфой так изменился. — А, ну тогда ладно, — он подпихнул руки под подушку. — Все нормально? — Гарри кивнул в сторону Снейпа, которого с этого спального места не было видно. — Более чем, — Драко закрыл глаза. — Более чем. * * * Ремус проводил занятия, словно во сне. Он не запомнил, у каких курсов и что вел. К обеду он выглядел так плохо, что часть студентов поинтересовалась, здоров ли он. Ремус был здоров. Все дело было в том, что он оказался в очередной раз перед выбором, в котором словно не было правильно ответа. Он вспоминал своего ужасное существование в замкнутом пространстве дома Блэков, в котором сумасшествие Сириуса передавалось ему. После Азакабана в нем недолго сохранялась адекватность. Ремус практически стер из своей памяти те ужасные ночи, в которые он вынужден был изо всей силы держать Сириуса на месте и убеждать его в реальности себя и дома Блэков. Это было чертовски страшно. Никогда прежде и никогда после Ремус не был так испуган, не был в ужасе от происходящего и никогда не ощущал себя настолько бессильным. Когда Снейп появился со своими зельями, Ремус почувствовал себя спасенным. В первую новую встречу Ремус ограничился простой благодарностью. От усталости и потери ориентации в настоящем и будущем Ремус потерял способность что-то ощущать. Когда Сириус стал больше и лучше спать, Ремус тоже почувствовал себя живым. Во вторую встречу, когда в доме Блэков никого не было, а Снейп зашел по какому-то странному, необъяснимому поводу, Ремус сам сделал шаг навстречу. Он не пожалел ни об этом, ни о том, что повторял это в следующие разы. В том, что он обязан его увидеть, Ремус даже не сомневался. Он уже понимал, что его уход будет означать для Регулуса. Тем ужаснее было это утро, в котором они практически не разговаривали. Уже практически перед уходом на завтрак Регулус произнес фразу, после которой Ремус ненавидел себя целый день: — Я пойму, если тебе нужно будет уехать. Больше всего его бесило, что Регулус был настолько… Настолько понимающим. По нему было сложно сказать, насколько для него тяжело это говорить, но Ремусу не нужно было смотреть. Он с ужасом осознал, что не хочет причинять ему такую боль. Однако вместе с тем он просто обязан был это сделать. Снова посмотреть Снейпу в глаза и услышать, кончилась их история или нет. Он поступал отвратительно по отношению к Регулусу. Понимал, что ненавидит себя за это. Понимал, что Гарри так же возненавидит его. Но к ненависти Ремус привык. Он гнался за теми чувствами, которые когда-то казались ему уникальными. А даже если их больше нет, он просто примет это как данность и вернется со спокойной душой. Он знал, что Регулус не верит в его возвращение. Именно поэтому он не дал поцеловать себя утром, из-за чего день так же был совершенно испорчен. Он решил пропустить обед и остался в покоях, понимая, что ведет себя как полный болван. Есть ему не хотелось, смотреть в глаза Регулусу — тоже. Гарри он с момента возвращения так и не видел. Он знал, что Регулус ходил с ним разговаривать, и знал, что они оба его пытаются защитить. Они хотели скрыть от него местонахождение Снейпа. В дверь постучали. Ремус нехотя повел палочкой, позволяя двери открыться. — Профессор. Он посмотрел на Малфоя, что мялся на пороге. — Проходи, — Ремус поднялся из своего кресла. — Я… Я знаю, что я не вызываю у вас никакой симпатии. Но я подумал, что я все равно должен у вас это оставить, — он протянул Ремусу сложенный вдвое листочек. Ремус его принял. — Гарри не хотел, чтобы я это делал. И профессор Блэк тоже. Но это ведь должно быть ваше решение, не их. Ремус взглянул на него чуть внимательнее. Ему показалось, что мальчик выглядит значительно лучше. — Ты используешь Гарри? — спросил он прямо. — Нет, — быстро и искренне ответил Малфой. В нем, в лице или внутри, ничего не говорило о том, что он врет или недоговаривает. Поэтому Ремусу пришлось признать, что он мог ошибиться в этом мальчике. — Как я могу после всего, что он сделал, — он сложил руки на груди. — Спасибо, — произнес Ремус, и Малфой ему кивнул. Он никак не мог забыть слова мальчика о том, что ему хотелось бы хотя бы с кем-то поговорить. Теперь, когда его крестный отец оказался жив, он не выглядел так отчаянно одинок. Ремус сложил бумажку и убрал в карман мантии, предназначенной для походов на улицу. * * * — Ты что? — Гарри провел по волосам, приводя их в полный беспорядок. — Зачем, Драко? — спросил он с досадой, не представляя, чем все это обернется. Когда Малфой вернулся, и Гарри спросил его о причине ухода, Драко не сразу, но рассказал. Он выглядел как человек, готовый, что его будут бить. — Потому что им все равно нужно поговорить, — упрямо возразил Драко. После разговора со Снейпом он смог поспать дольше обычного и в целом выглядел намного лучше. Цвет лица сменился на привычный бледный оттенок, а выражение лица было более живым. — Ничего им не нужно, — Гарри раздраженно захлопнул окно, в которое нервно курил. — Пиздец теперь, — пробормотал он, снова проводя по волосам. — И что, ты уверен, что обратно Ремус уже не вернется? — Я бы этого хотел, — Драко не собирался отступать. — Он один и этого не заслужил. — А Ремус заслужил быть сиделкой? — так же упрямо стоял на своем Гарри. — Когда я пришел к нему, он был в шаге от того, чтобы с собой покончить, — для него воспоминания были болезненны. Драко слегка опешил, но мнения своего не изменил. — Ну ударь меня теперь, — Драко раздраженно повернулся к нему спиной, меняя учебники в сумке. Спина его выглядела обиженной. — Может быть, я лезу не в свое дело, — признал он. — Но мне не нравится думать, что он отпустил кого-то, кого так сильно любил, и больше не пытается бороться за него. Это неправильно. Всегда нужно бороться, — закончил он сумбурно. Волосы его, небрежно заплетенные, слегка намагнитились и оплели школьный кардиган. — А Регулус, по-твоему, заслуживает этого? — Гарри оказался за его спиной. Он хотел извиниться за грубый тон, которым с ним говорил. — Прости, что я так резко, — он аккуратно коснулся плеча в знак его извинения. — Но этого не нужно было делать. — Он бы все равно ушел, думаешь, это бы его удержало? — Драко повернулся к нему лицом, прислонившись к столу. — Нельзя убежать от того, кого любишь. — А ты большой в этом специалист? — улыбнулся Гарри, и Драко ответил ему демонстративно страшным взглядом. — Побольше некоторых, — ответил он с опозданием, и Гарри признал его правоту. Для него еще разбираться и разбираться во всем этом. — Ты… идешь на Рождественский бал? — спросил он неуверенно, боясь, что вопрос выдаст его интерес. Хотя он и так, пожалуй, постоянно его выдавал. Он не представлял, это ли знаменитая любовь или нет, но он творил странные вещи, которые раньше никогда бы не подумал сделать. — А нужно? — вопросом на вопрос ответил Драко. Он так же посмотрел на него с большим сомнением. — Я не знаю, может быть, тебя уже пригласили, — пожал плечами Гарри. — Нет, — Драко едва заметно улыбнулся. — Я никому тут не нужен. Но Гарри знал, что он нагло врет, ибо собственными глазами видел эти дурацкие открытки. К особо желанным партнерам они начинали прилетать задолго до бала. И он видел, что Малфой их читал. Значило ли это, что он намеренно отказывался, или… или вообще ничего не значило, а Гарри все себе выдумал. — Я должен найти Регулуса, — сказал он извиняющимся тоном, и Драко кивнул. Гарри поспешил наверх. Заглянул в класс зельеварения — пустой, затем в покои Ремуса — закрыто. Он слегка испугался за Регулуса. Он послал ему Патронуса, после чего нервно сидел в классе Защиты, ожидая ответа. Наконец олень вернулся и сообщил ему одну из башен. Минут десять, и он нашел Регулуса на крыше одной из башен. Он сидел прямо на каменном полу, разглядывая мрачные темные тучи, нависающие над Запретным лесом. — Привет, — он сел рядом с Регулусом, доставая свои сигареты, от которых никак не мог избавиться. Гарри взглянул на Регулуса, но по его лицу сложно было что-то сказать. — Думаешь, он не вернется? — спросил он осторожно, понимая, что Регулусу может быть неприятно это обсуждать. — Естественно, — он пожал плечами и провел по волосам. — Но почему, — Гарри чиркнул спичкой, но ветер постоянно задувал неверный огонек. — Почему естественно, если он по жизни мрачный козел? — Видимо, у кого-то такая специализация, на мрачных козлах, — Регулус взглянул на него и сигареты. Он не одобрял. — Убил бы твоего красавчика. — Он хотел как лучше, — возразил Гарри. — Ты не споришь за местоимение, — заметил Регулус. Он поежился, заворачиваясь в свою мантию, и практически не выглядел как профессор. Иногда, будучи в глубокой задумчивости, он расслаблялся и выглядел на пару лет младше. — Да потому что, — Гарри выпустил дым. — Потому что все равно ничего не выйдет. — С чего ты так решил? — Регулус снова перевел взгляд на лес. — Я вообще ни с кем не был, — Гарри говорил об этом так, словно это был огромный минус в его жизни. — Я ни в чем этом не шарю. Во всей этой… фигне, — он поморщился. — В свиданиях там. — Боюсь, свидания неактуальны, потому что вы и так каждый день встречаетесь в твоей комнате, — заметил Регулус. — Это другое, — отмахнулся Гарри. — Не смогу я все равно. Что я, позориться буду? У него там… Ну, — он хотел что-то сказать про опыт, но Регулус и так понял без лишних слов. — Пошли в покоях посидим? Холодно. Регулус согласился. Они брели до покоев Ремуса в молчании. — И что, и как он там? — спросил Регулус без особого интереса. — Он слепой, — Гарри сообразил, что никто из них об этом почему-то не сказал. — Слепой? — Регулус нахмурился. Затем подумал о чем-то. — Ну, зато живой. — Почему ты так делаешь? — Гарри расположился в кресле, понимая, что вид Регулуса его угнетает. — Почему ты его отпускаешь? Если бы я любил, я бы, не знаю, держал сутками, если нужно. — Но ты же не сможешь держать всю жизнь, — возразил Регулус. Он выглядел потерянным. — Ты в принципе не обязан со мной сидеть, как с маленьким. Я не умру от этого, — он едва заметно усмехнулся. — Во второй раз будет попроще. — Ты плохо врешь, — сообщил ему Гарри. — Отвратительно, — согласился Регулус. — Я не хочу, чтобы ты тут расклеивался, — Гарри осознал, что никогда не признавался Регулусу в том, что все же к нему привязался. Он не был Сириусом, не занял в его сердце центральное место, но однозначно стал очень дорог. Он довольно быстро преодолел разделяющее их расстояние. — Я все равно чертовски рад, что ты вернулся, даже если после этого снова уедешь, — он обнял Регулуса. По росту они оказались примерно одинаковы. — Я тоже не знал, что у меня есть такой отличный племянник, — Регулус похлопал его по спине. — Мне жаль, что я не могу тебе чем-то помочь в отношении Сириуса. Мы никогда не были близки. И даже не пытались. — Я не понимаю, почему, — Гарри не сразу его отпустил. Он испытывал какое-то горькое чувство внутри, словно человек, который ему дорог, снова будет обязан исчезнуть. Он вдруг осознал, что может доверить Ремуса только ему. — У нас не было времени на то, чтобы помириться взрослыми, — Регулус взглянул на часы. — Поздний час. Иди, охраняй свою прелесть, а то ведь Уизли отбитый на всю голову. — Ты что, думаешь, он все равно сможет… — Я даже уверен, что после окончания Хогвартса он попробует атаковать и меня, — Регулус улыбнулся ему совершенно спокойно. — Жду не дождусь. — Рег, — Гарри остановился у самой двери. — Ты чертовски классный, — и он усмехнулся, когда Регулус изобразил шутовской поклон. Он вышел, понимая, что несмотря на свое поведение, выражение глаз у него невыносимо грустное. * * * Для Ремуса было невозможно совершать правильные поступки. Он много раз думал над тем, стоит ли ему отправляться в путь или нет. Потом так же вспомнил и о том, что пока этот вопрос стоит между ним и Регулусом, ему все равно не видать того спокойного ощущения, когда все в порядке. Если бы не было войны, остался бы он со Снейпом? Или не выдержал его характера? Они никогда не существовали так, как Ремус сейчас с Регулусом. По сути, он даже не знал, есть ли о чем им разговаривать. Все, зачем он шел — это ответ на один единственный вопрос, который Ремус обязательно сформирует, пока дойдет. Он брел на ветру, завернувшись в зимнюю мантию, и с тоской думал о том, почему он такой странный. Почему вместо злости за отношение к себе он возвращается снова и снова? То же самое он сделал с Сириусом, сперва вернулся, а затем предал. То, что он делает сейчас — это предательство. Для Ремуса было привычно себя ненавидеть. Он старался пустить ветер в свои мысли, чтобы там ничего не было. До границы трансгрессии он пытался удержать себя от лишних мыслей. Затем, возле границы запрета на трансгрессию, еще раз прочел название деревеньки. Путь, описанный Малфоем в бумажке, был довольно понятен, но порядком измотал Ремуса. Он давно не отправлялся в такие походы с участием каменных перевалов. Он так устал, что не сразу заметил нужное место, перешел метров на двести, остановился отдохнуть и только потом заметил нужное строение. Волнение моментально вернулось с новой силой. Ремус не знал, что должен сказать или спросить. Он сразу же захотел уйти. Еще не поздно для него вернуться. Он вспомнил то, как Регулус отстранился от него утром. Он уже сломал практически все, над чем они оба столько работали. Двести метров — не так уж много. Постучал в дверь. Отступил. Затем испытал новую волну острого желания сбежать. Затем снова глубоко вздохнул. Дверь приоткрылась, скрипнув. Ремус был удивлен отсутствием всякого вопроса, поэтому не стал сразу заходить. Быть может, защитные чары. — Люпин. Он наткнулся взглядом на высокую фигуру в полумраке плохо освещенного, несмотря на светлое время суток, дома. Ремус моментально обнаружил повязку на его глазах, черную, как если бы… — Как ты меня узнал? — спросил он не совсем твердым голосом. В нем почти ничего не изменилось, кроме длины волос и повязки на глазах. Он ждал какого-то сильно чувства, но ничего не было, только сожаление и грусть. — Не было случая, чтобы я тебя не узнал. Ремус закрыл за собой дверь. Он оглянулся — дом не напоминал уютный, да и дом в принципе. Ему сложно было представить, что значит жизнь без зрения. — Я рад видеть тебя живым, — сказал он честно, пытаясь понять, ощущает ли что-то от его присутствия. Так много лет. Так много встреч. Так много того, что они разделили, но не обычной жизни. Ремусу нравилось преподавать, Хогвартс и его покои. Вообще-то ему все в своей жизни нравилось. С чего он решил, что должен что-то менять? — Если это все, зачем ты пришел, то прошу обратно. — Почему ты всегда так со мной? — Ремусу было обидно за все то время, что он ему подарил. Все свои чувства, которые испытывал. — Почему подстроил ту сцену на озере? Чтобы я что, всю жизнь себя за это ненавидел? — ответов он не получил. — Всегда только и делаешь, что молчишь, — Ремус прошел несколько шагов. Он пытался спросить себя честно, хочет ли остаться здесь или вернуться в Хогвартс. — Малфой предложил мне прочесть твой дневник. Сказал, что там есть то, что я обязательно должен узнать. — Прочел? — Нет, — Ремусу было сложно стоять на месте так прямо и ровно, как это удавалось Снейпу. — Так у меня вопрос. Есть ли что-то, что ты мне не сказал? — спросил он так уверенно, как будто репетировал это всю дорогу сюда. — И что, от этого что-то изменится? — уточнил Снейп. По нему и раньше практически ничего нельзя было угадать, а теперь, с этой повязкой, тем более. Каждый раз, когда Ремус натыкался на повязку, ему становилось очень больно. — Я не знаю. Он был в шаге от Снейпа. Хотел коснуться повязки. Или, может быть, просто коснуться. Ему не нужно было читать дневник, чтобы сейчас все понять. Его рука практически коснулась темной ткани. В конечном итоге, если он чего-то не понимал, то у него был Регулус, который… Он отдернул руку так быстро, что и сам этого испугался. Мысль о Регулусе была такой сильной, такой уютной, что он едва не потерял равновесие, так быстро забирая руку. Собственное поведение казалось глупым. Что он искал здесь, если имел практически все там, в Хогвартсе? А чего не имел, то имел все шансы получить в будущем. Что он ищет? — Тебе нужна помощь? — спросил Ремус, понимая, что всегда будет что-то испытывать к Снейпу, но совсем из другой оперы. Все случившееся осталось глубоко в душе. То был семнадцатилетний подросток, который впервые разделил подобные отношения. Теперь он под описание мальчика совершенно не подходит. Жизнь в средних летах предполагает между сексом еще и поговорить. Он не представляет, что такое жизнь со Снейпом. — Нет. Если бы он хотел, он бы разбил эту демонстрацию холода в несколько минут. У него всегда это прекрасно получалось. Может быть, ему бы и стоило… — Возвращайся обратно в свою жизнь, Люпин. — А ты меня остановишь? — спросил Ремус просто ради того, чтобы услышать ироничный ответ. — А ты хочешь? Он всерьез задумался над этим вопросом. — Нет, — признался он честно. — Но это не значит, что мне плевать, — он осознал, что может спокойно его обнять и ничего, буквально ничего не ощутить. Пока его мозг раздумывал над призраками прошлого, сердце успело найти себе цель в настоящем. Ремус ощутил спокойствие внутри себя, которого давно не знал. — Тебе нужно… — Мне есть, кому помогать. Ремус склонил голову едва заметно в сомнениях. Он мог врать так легко, что никто и никогда не познал бы правду. По сути, всю жизнь он и врал. Ремусу. Может быть, и себе. Может быть, он действительно когда-то что-то испытывал, но жизнь на две стороны заставила его от этого отказаться. Если бы не Регулус, он бы никогда не узнал, что сцена на озере не случайна. Если бы не Регулус, он по-прежнему ощущал свою вину. — Хорошо, — Ремус осознал, что очень хочет его обнять. Впрочем, он всегда был тактильным человеком. Сделав шаг вперед, он предупредительно коснулся его плеча, чтобы для него объятие не стало неожиданным. Он не знал, отстранится ли Северус или ответит на объятие. Он не находил в себе больше никаких пугающих вопросов или сомнений. У него был дом — временный — и человек, к которому ему давно пора было вернуться. Все, что ему оставалось, это отдать дань своим чувствам и понять, что для него Снейп простым человеком с улицы все равно не будет. Он чуть подтянулся, устраивая руки за шеей Снейпа. Сильный ответ стал для него полной неожиданностью. Сердце его моментально пропустило удар. — Уходи, — услышал он низкий голос возле своего уха. — Уходи, пока меня достаточно хватает, — Ремус моментально вспомнил все последние встречи, как будто и не было двух лет между ними. Он чуть повернул голову, касаясь щекой темных волос. Ему всегда нравилась его сила, стремительность, неожиданность. Нравилось, когда он теряет контроль. Но сейчас все это для Ремуса… Уже не так важно. — Уходи, пока я уважаю Регулуса Блэка. Ремус отступил. Он был уверен, что, если бы не прожил с Регулусом больше двух месяцев, остался бы без сомнений. Однако сейчас, как бы он не реагировал, все это было покрыто дымкой, словно он был отстранен. Он смог оставить это в прошлом. — Прости, пожалуйста, — только и сказал он. В замок он возвращался свободным человеком. * * * Ремус получил записку за завтраком. Знакомый почерк заставил его моментально заволноваться. Лишь одно его смутило — почему на Озере? Там, где куча студентов, особенно в солнечный, пусть и холодный день? Он переживал, но все равно собирался пойти, даже если там будут молнии, град и дождь. Неожиданное свое радостное волнение от Сириуса у него скрыть не получилось. — Снова уходишь? — только и спросил он, крутя в руках пустой бокал из-под тыквенного сока. Ремус посмотрел на него беспомощно. — Ну иди, — Сириус пожал плечами и продолжил завтракать так, как будто его это не интересует. Он не выглядел обиженным, но Ремус остро это ощущал. Он вздохнул и коснулся руки Сириуса. — Перестань на меня обижаться, — попросил он Сириуса. Последние несколько дней Сириуса в его жизни стало так много, что Ремус уже не знал, нравится ли ему это или нет. Он засыпал с ним рядом и просыпался, не в силах отказать, уже не зная, ради чего все это. Просыпаясь, он находил Сириуса глубоко спящим и расслабленным. В этом виде от него не ощущалось никакой опасности, наоборот. Ремусу нравилось будить его по утрам. Длинные кудрявые пряди были разбросаны по груди и по подушке в полном беспорядке, но от этого он выглядел только лучше. Обычно ему достаточно было прикоснуться к Сириусу, и тот мгновенно просыпался, обнаруживая Ремуса взглядом. Его чертова утренняя улыбка стоила миллиона. Ремус понимал, что у него не так много сил от этого защищаться. Если Сириус по каким-то причинам решит его покорить, ему даже стараться не придется. Ремус осознавал это с грустью каждый раз, когда ощущал на себе собственническое объятие. Завтрак, обед и ужин он проводил с рукой Сириуса на плечах и не мог ему ничего возразить. Как только он пытался, Сириус обижался до глубины души, и Ремус тут же сдавал назад. — Кто там такой, что я не могу тебя остановить? — искренне удивился Сириус. — Сири, я… Я не тот человек, которого тебе нужно останавливать, — Ремус ощутил к нему волну привязанности и тепла. В конечном итоге, Сириус не был злым или вредным. Он просто был Сириусом. Звездой, на которую всегда должны смотреть. Всегда должны хотеть. Быть рядом со звездой всегда опасно. Можно сгореть, можно пасть. А можно стать объектом ревности и зависти остальных желающих. Даже если Ремус не может ему отказать физически, он ни за что не позволит себе его полюбить. Он едва высидел занятия. Как только Сириус отсутствовал в его зоне комфорта, Ремус практически о нем не думал. У него отныне была другая забота — записка, которую он ждал. Из-за этой записки он пропустил вообще все — тему, домашнее задание, все. Он едва дождался звонка и тут же бросился к выходу из замка. Теплая мантия уже лежала в его сумке. Путь до озера показался ему вечностью. Место он знал, одно из обычных мест для встреч студентов между занятиями и после. Это его немного напрягало, однако у Ремуса не было других вариантов, кроме как идти. Он притормозил только в обозримой близости от нужного места, чтобы не выглядело так, словно он летит, сломя голову. — Привет, — он и не пытался скрыть улыбку. — Привет. Последний раз они виделись черт знает сколько дней назад и больше не разговаривали. Ремус ждал, когда Северус скажет ему хоть что-то, ради чего сюда позвал. — С тобой сложно связаться. — Ты сильно рискуешь, когда приходишь в подземелья. — У меня нет другого выхода. — Выход есть всегда. Ремус осознал, что злится. Он пришел, уверенный, что все будет как прежде, однако… Выходило, будто бы Северус позвал его, чтобы… Чтобы попросить больше не приходить. От этого осознания у Ремуса все внутри очень болезненно перевернулось. Он поправил съехавшую сумку. — И что, это все, что ты хотел мне сказать? — он слегка прикусил губу. На мгновение ему захотелось действительно со всем этим закончить и вернуться в замок. Принять все, что захочет от него Сириус. Так хотя бы понятнее. Так он знает, чего ждать. Знает, где найти Сириуса. Пусть Сириус не вызывает в нем такого сильного притяжения. — Нет. Ремус оглянулся по сторонам. Студентов было мало, да и никто не смотрел в их сторону. — Мне уже уходить? — хотел бы Ремус спросить беспристрастно. Он кусал собственную губу, потому что так физическая боль перебивала моральную. Он обещал себе больше никогда не связываться со Снейпом. Несмотря на любые для этого предлоги, несмотря на то, что он не может себя контролировать в его присутствии, придется от этого отказаться. Должен же он себя хотя бы как-то уважать. — Перестань так делать, — холодные кончики пальцев коснулись его губы, которую он так безбожно себе искусал за последнее время. — Какая разница, что я делаю, если тебе все ра… Он был вынужден замолчать. Не так легко продолжать яростные речи, когда рот занят поцелуем. От осознания, что Снейп целует его у всех на виду, на улице, у Ремуса кружилась голова. Он не представлял, какие могут быть последствия. От холодного воздуха ему казалось, что губы Снейпа просто ледяные. Он все равно ответил. Не мог не ответить. — Мне никогда не было все равно, — услышал он в тот краткий момент перерыва, который они себе позволили. Ремус обнаружил его взгляд совершенно незнакомым. Он ничего не понимал. По его собственным ощущениям выходило, что с ним прощались. Но он не собирался прощаться. — Так почему бы тебе все это не бросить? — Ремусу все казалось просто. Он нетерпеливо прикасался губами к его губам, пытаясь вернуть поцелуй. И плевать, что увидят. На тот момент было уже плевать. Он с облегчением ощутил ответ, осознавая, что согревается. Руки он устроил вдоль ледяных скул, пытаясь их согреть. В памяти моментально воскресала последняя встреча. Ему безумно хотелось все повторить, увести его обратно в подземелья, но что-то шло не так. — Потому что это важнее моей жизни, — Ремус паниковал от того, что не знал его взгляда. Ему было чертовски страшно. Выходило так, словно это последняя встреча, а причины он не знает. Он так сильно хотел бы его удержать. Вернул руки на шею. — Что мне сделать? — только и спросил он, ощущая, что не готов все это переживать. Он с трудом ответил на новый поцелуй, не представляя, зачем Северус его мучает. Руки на его спине практически причиняли ему боль, пытаясь прижать сильнее. Он и сам делал все, чтобы между ними не оставалось никакого расстояния. Ремус не сможет это забыть, не сможет оставить в прошлом. Ему сложно было представить, что в его жизни будет что-то подобное. В конце концов, не с его внешностью или маленькой пушистой ежемесячной особенностью. Он держался за Снейпа так, как держатся за единственную возможность быть счастливым. Он ощутил, что кожа под его губами и ладонями согревается. В какой-то момент ощущение прощания исчезло, и он потерялся в поцелуе, который был отчего-то так хорош, быть может, от морозного воздуха, или от того, что Ремус очень его ждал. Он спланировал каждое прикосновение. Спланировал каждый шаг на пути к подземельям. Он снова прикоснулся к потеплевшим скулам, скользнул рукой вдоль шеи под волосами. Ремус безумно обожал эти встречи. Он оживал, жалея, что они на улице, и их разделяют слои одежды. Он даже позволил себе закрыть глаза, хотя редко это делал. Короткий, краденный вдох, и он снова ничуть не возражает против посягательств на свои губы, против легких полуукусов, против переменчивых прикосновений. Холод снаружи, огонь внутри. Это было лучшее сочетание, которое запомнилось Ремусу. Он перехватил инициативу. В поцелуях Ремус мастером не был, но ему нравилось то, что они обещали. Он был готов об этом спросить, прерываясь на короткую секунду… — Ремус?! Если бы сердце могло остановиться, оно действительно бы остановилось. От звука голоса Сириуса Блэка Ремус попрощался с жизнью в ту же секунду, как его опознал. * * * Дверь в покои открылась бесшумно. Ремус не пожалел ни на секунду. Весь путь домой он только и думал том, что его ждет завтра, послезавтра и каждый чертов день в ближайшее сколько он там еще проживет. Он думал о том, что до утра осталось не так уж много, и он не выспится, но с удовольствием прильнет к спине Регулуса. Регулус. Он шел быстрее только потому, что безумно хотел перед ним извиниться. Он никогда не предполагал, что в действительности любовь — это по большей части очень важная привычка. Влюбленность, страсть — все это можно вырвать с корнем и забыть, но привычку забыть нельзя. Если из его жизни сейчас забрать Регулуса, то он буквально потонет в быту в одиночестве. Он уже не помнил, как это — засыпать одному. Все, что он делал, о чем думал, что ощущал — все это передавалось каждый момент, что они передавали вместе. В ответ он получал все то же самое, иногда — со специфическим для Регулуса оттенком странности, который Ремус по-своему очень любил. Он действительно любил Регулуса практически во всех смыслах, кроме физического, и то только потому, что тот по каким-то странным причинам не собирался этим воспользоваться. И все же воспользовался, что на время Ремуса совершенно устроило. Возможно, у него будут проблемы с тем, чтобы стать его партнером публично. Возможно, некоторые дети будут очень расстроены тем, что у их обожаемого профессора появиться кольцо. Возможно, он вынесет мозг Регулусу ни раз и не два своими сомнениями по поводу того, что он совершенно не стоит любви. Всю дорогу в свои покои Ремус буквально ощущал потребность в том уюте, что у них удалось создать. Он думал, что Регулус спит. Заходя в темные покои, он настолько в это уверовал, что, обнаружив постель пустой, очень удивился. Затем еще раз поднял взгляд и осмотрел покои. Волшебная палочка крутанулась в области кресел. Камин зажегся. — За вещами пришел? — только и спросил Регулус, опустивший голову на руку. Он смотрел на камин. Ремус осознал, что все это время Регулус только и делал, что его ждал. Это было сложно вынести без лишних эмоций. Ему так сильно захотелось его обнять, что он даже не стал медлить. — Почему ты не спишь? — задал он идиотский вопрос, хотя уже знал ответ. Снимая верхнюю мантию, он остался в своем любимом джемпере и буквально пилил взглядом Регулуса. — Нет настроения, — ответил он, и Ремус услышал в нем все. Ожидание. Страх его потерять. Злость на себя. Готовность проиграть. Готовность снова уходить. Досаду. Немного гнева. Сильную боль. Он встал перед камином, буквально подлезая под взгляд Регулуса. Регулус перевел на него очень тяжелый и пустой взгляд. Он был очень красив. Но привлекательность не смогла стереть из него всех странностей, а потому для большинства людей он казался неправильным. Для Ремуса он был идеальным. — Я тебя люблю. Так легко сказать. Оказалось, что сказать это так легко, ведь он действительно это чувствует. Все то ноющее ощущение правильности, которое сопровождало каждое объятие. Та нежность, которая разрывала его прямо сейчас, когда он понял, что Регулус сильно его ждал. Отчаялся, но ждал. Благодарность за все, что он сделал, в том числе в ущерб себе. Выбор, который он всегда ему предоставлял. Забота, которую Ремус ни от кого не помнил. В нем поселилось столько разных эмоций, в сумме которые складывались в то, чего он раньше действительно не испытывал — в любовь. Любовь, в которой есть место и ссорам, и недостаткам, и ошибкам, и прошлому. Он смотрел на Регулуса с радостным волнением человека, который только что выиграл в лотерею, но пока еще не до конца поверил. Взгляд Регулуса изменился за секунду. — Ты не уходишь? — только и спросил он, вскакивая из своего кресла. — Зачем мне куда-то уходить, — Ремус протянул ему руку. Регулус изучал его недоверчиво. Он ведь действительно не считал, что Ремус вернется. Во всяком случае, к нему. Зная, что Ремус может остаться там, он предлагал найти Снейпа, лишь бы Ремус не чувствовал себя иначе, чем счастливым. Даже если это будет без него. Он был странным. Очень прямолинейным. Понимающим. Иногда — часто — на своей волне. Иногда — слишком умным даже для возможностей Ремуса. А иногда — очень глупым. Регулус взял его за руку. Судя по его широко открытым глазам, в темноте казавшимся абсолютно черными, он слабо верил в то, что не вырубился от усталости в ожидании. — Тебе нужно поспать, — Ремус первым преодолел разделяющее их расстояние. Регулус следил за ним взглядом так пристально, как будто все еще думал, что он куда-нибудь исчезнет. — Ты серьезно? — только и спросил он, все еще не в силах оправиться. Ремус положил голову ему на плечо. Пожалуй, что серьезнее, чем когда-либо. Он с толикой жадности вдохнул знакомый запах, прислонившись носом к вороту его рубашки. Больше всего Ремуса поражало то, что он сделал буквально невозможное — заставил его испытать все это, не опираясь на физический контакт. Ремусом так часто правило желание, что он не представлял, что должно было быть иначе. Но желание — это просто момент, время, что не составляет сутки, и после всегда бывает что-то еще. Сейчас, когда он уверен в прочности обычных вечеров, в уюте разговоров, плюсы совместного сна, сверху просто можно добавить то, что лично для него является чертовски важным в отношениях. — Черта с два я теперь усну, — он с радостью послушался руки Регулуса, что заставила его поднять голову. Поцелуй, в котором он абсолютно спокоен за будущее. Объятие, в котором ему не нужно сражаться за следующее. Руки, которым он доверяет. В этом поцелуе было что-то такое, что с первых минут совершенно лишило Ремуса спокойствия. Он ощутил рефлекторное сердцебиение, от резкого старта — слабость в ногах. Ему совершенно не хватало воздуха, но не в опасном смысле, а в очень волнительном. Прервав поцелуй на мгновение — совершенно нечем дышать — он наткнулся на взгляд Регулуса, в котором знакомая и без того мучительная нежность переплеталась с чем-то, чего он в Регулусе не видел и не знал. Взгляд этот предназначался ему и был вызван только им. Возможно, что он не просто ни разу не пожалеет, а еще и не вспомнит, ради чего покидал Хогвартс. — Ты же сказал, что когда я соглашусь стать твоим мужем, — только и пробормотал он беспомощно, обнаружив руки у себя под рубашкой. Кожа горела от ладоней, что накрывали его шрамы. Он вообще не возражал, конечно, но ему было так странно, что Регулус как будто бы отказался… — А ты станешь? — спросил Регулус, ничуть не меняя своего невозможного взгляда. Ремус даже если бы и хотел, не смог бы отказать. Он облизнул вмиг пересохшие губы. Сложно отказаться, когда руки Регулуса совершенно бесстыдно и очень к месту ложатся на его поясницу. — Да, — сказал он, понимая, что не имеет значение его мнение, если это нужно и важно Регулусу. В новом, полностью отвлекающем от лишних мыслей поцелуе, ему было важно только успевать отвечать. Он думал только том, что ему чертовски повезло это ощутить. Сколько раз он ошибался, принимая иные оттенки влюбленности, страсти и желания за любовь. Любовь меняла все так неузнаваемо, словно он никогда и ни с кем не был близок. Любовь давала все ощущения заново, отчего ему было будто снова семнадцать лет. — Похоже, я просто не умею отказывать черноволосым мужчинам, — хотел пошутить он. — Следующего я просто убью, — Ремус улыбнулся, хотя в Регулусе не было ни намека на шутку. Он прикоснулся кончиками пальцев к его чуть порозовевшим скулам. Совершенно другой, чьи руки не оставляют синяки, а легкие укусы совершенно не причиняют боль. Другой, от одного вида которого Ремус ощущает легкое волнение, моментально перерастающее в очень сильную слабость везде, где только прикасаются его руки. Та же страсть, только более нежная, более мягкая, от которой не отделаться разом или двумя, от которой болит и хочется там, где не потрогать, там, где науке никаких органов неизвестно, просто внутри. Как он вообще думал, что может уйти, если от одного взгляда весь он плавится и совершенно не контролирует ничего в своем теле? Что еще он мог бы найти, если здесь, кроме физики, знает все, что твориться в голове? — Никаких следующих, — Ремус вырвал секунду на столь нужный ему воздух. Он едва слышно застонал, находя совершенно неприличным то, что Регулус творил с его шеей. Это было самое слабое в нем место. Самое чувствительное, заставлявшее все нервные окончания взорваться более сильными ощущениями, чем это было можно вынести. Стоять он не мог. Путаясь в расстегнутой наполовину рубашке, он потянул Регулуса за собой, на кровать, откуда, как ему казалось, он просто не выберется. Совершенно обезоруженный, он забыл, что должен чем-то отвечать, лишь бессильно сжимал напряженные плечи и думал, будто больше не выдержит. На кровать он буквально упал, не в состоянии довериться ногам. На несколько мгновений Регулус отпустил его. Острое ощущение потери заставило его найти руку Регулуса и потянуть на себя. Он пытался выпутаться из рубашки, но не смог не принять руку. Все было иначе. Иначе, чем ему привычно, иначе, чем он ориентировался. Медленнее — и ярче. Руки, что не раздевают, а прежде гладят, особо нежно касаясь шрамов, от чего Ремус буквально умирает изнутри. Прикосновение к бедрам, от которых он готов принять любое самое открытое положение, потому что полностью доверяет. Какое-то отстраненное ощущение, что он не может просто лежать и воспринимать, и вот он пытается расстегнуть чертовы пуговицы, но у него совершенно ничего не выходит. Регулус снимает рубашку через голову. От отсветов камина кожа его приобретает приятный теплый оттенок. Ремусу сложно отвести взгляд. Он уверен, что ни раз, ни два, ни десять ему не будет хватать для того, чтобы в полной мере признать, что все это принадлежит ему. Руки его зачарованно следуют вдоль напряженных мышц, широкой спины. Он ужасно слаб к длинным волосам, которые постоянно задевают его лицо при поцелуе. Каждый раз он тянется за прерванным ради воздуха поцелуем, и каждый раз этого мало. Ему кажется, что нет такого прикосновения, которое дало бы ему нужное ощущение. — И что ты наделал, — пробормотал Ремус, не представляя, осталось ли на его шее живое место. — Что? — Регулус замер, переводя взгляд на его лицо. — Тебе плевать на постель, а я не хочу тебя из нее выпускать, — он улыбнулся, осознав, что Регулус посчитал, будто бы сделал что-то не то. — Может быть, я просто никогда ее и не пробовал, — он вернулся к шее, и от следующего полуукуса за ухом Ремус слегка зашипел. Ему было так хорошо, что уже невыносимо больно, даже от того, как влажные кольца темных волос задевали его кожу. Ладони на напряженном животе разбирались с поясом. Любые возражения не принимались, да и не рождались. Весь словарный запас моментально исчез вместе с тем, как сильно он оказался прижат к кровати телом Регулуса, как все его и без того измученное продуманными прикосновениями тело послушно выгнулось навстречу, не оставляя ни единого миллиметра. Он не понимал, ощущает ли собственное сердце или чужое, не представлял, дышит ли он так часто, или это чужое дыхание. Освобожденный от одежды, он на мгновение испугался за то, как выглядит. Поднялся на руках, пылая щеками. Далекий от идеала, худее, чем хотелось бы, с росчерками шрамов, порой некрасиво и неровно заживших, с бледной кожей, которая легко и броско краснела от неудачно приложенной силы, с синяками на ногах от совершенной прогулки, смысла которой он уже не помнил. Вместе с тем его взгляду был доступен весь Регулус, в котором он не мог найти вообще никакого изъяна. Он отстранился от Ремуса, чем вызвал в нем легкую панику — это потому, что обнаженным он выглядит ужасно? Однако Регулус лишь потянулся за палочкой. Сквозь туман в голове Ремуса возникло множество вопросов, от которых он напрягся. Однако Регулус только коснулся палочкой своей шеи. Маскировочные чары рухнули, явив под собой несколько ярких, довольно красивых рисунков, что покрывали часть его шеи и часть груди. Ремус моментально сел, не представляя, сколько времени Регулусу приходилось это скрывать, а, главное — зачем? Он приложил руку к надписи вдоль шеи. В полумраке прочесть было сложно. — Человек человеку, — пробормотал он, проводя пальцами по контурам букв. Опустился на грудную клетку, где было изображено что-то восточное, чего он не знал, какой-то, видимо, символ. Регулус убрал волосы в стороны и повернулся так, чтобы Ремус мог разглядеть основание шеи. Он обнаружил полумесяц, именно в том виде, каким его боялся, каким боггарт каждый раз его изображал. Это был знак о нем. О Ремусе. — Зачем ты их прячешь? — спросил он зачарованно, находя в себе болезненный отклик от того, что память о нем на его коже. Он оставил руку на этом полумесяце, почти полной луне. Регулус только пожал плечами. — А если прячешь, почему не сведешь? — Ремусу показалось, что было что-то особенно привлекательное в том, что на его теле обнаружились рисунки. Он всегда был против, но не сейчас. Ему казалось, что Регулус уже не сможет преодолеть тот порог, которого достиг в его душе. Все, это все его сердце, больше места просто нет. Все, что он способен испытать, все касается Регулуса. Каждая эмоция, каждое чувство, что хоть как-то связано с любовью. Эта татуировка о нем. Эта та метка, благодаря которой он отслеживает Ремуса. — А что у меня? — спросил он, закрывая себя одеялом. — У тебя просто метка, — Регулус коснулся того же места на его шее. — Я сделал их тогда, когда натворил много бед. Когда я на них смотрю, я об этом помню. Я — не хороший человек, — он произнес это так, словно как минимум признавался в чьем-нибудь убийстве. Хотя Ремус не знал, так ли это на самом деле, ему было крайне плевать на морально-этические вопросы прошлого. — И эта тоже? — он вновь добрался пальцами до луны на его шеи. — Потому что ты нехороший человек? — Эта, — он помолчал несколько секунд. — Эта потому, что где-то есть хороший, ради которого я все это делал. Ремус привлек его к себе. Дальше некуда, но он все равно это делает. Острые уколы восхищения, желания, привязанности, всего, что его переполняют, каждый раз заставляли думать, что сердце больше не выдержит. Больше никак, но Регулус все равно занимает все его мысли, все чувства, все желания, какие только возникают. И без того привлекательный, он обнаруживает на себе рисунки, знаки, от которых Ремус иррационально только больше теряет разум. Его луна под темными волосами, там, где никто не видит. Для него это значило больше, чем брак, чем кольца, чем все. — Сколько она у тебя? — так сложно разговаривать, когда каждый поцелуй кажется запоздалым на множество лет. — С тех пор, как ты меня поцеловал, — то была идиотская школьная игра, в которой они выпали друг другу по совершенной случайности, в которой Ремус был безбожно пьян от необходимости порвать с Сириусом, о которой он почти ничего не помнил. Ему было так стыдно за тот момент, стыдно за уверенность, что они переспали, стыдно за все, как он когда-либо поступал с Регулусом. — Я хочу такую же, — произнес он едва слышно, пропуская темные кудри через пальцы. — Хочу твой знак. — Как ты делаешь это, — сквозь спутанные волосы, с покрасневшими от поцелуев губами, Регулус смотрел на него совершенно невыносимым взглядом. Ремусу оставалось лишь оставить руки на его поясе, не представляя, о чем он говорит. — Делаю что? — спросил он тихо, убирая волосы с его лица. — Заставляешь меня хотеть тебя больше, чем я могу? — Ты украл мой вопрос, — он улыбнулся, несмотря на поцелуй. Для разговоров не было сил, не было возможности. Без суетливости, без скорости, каждое прикосновение — как знакомство. Без какой-либо боли, только той, что расцветает внутри от ощущения, что Ремус мог это упустить. Потерять. Никогда не знать. Он может только беспомощно держаться за напряженные руки по обе стороны своей головы и яро протестовать против того, что они уже прошли. Но на его протест — только больше мучительных поцелуев вдоль напряженного до боли живота, вдоль крупного шрама на боку как память о том, что он выжил только благодаря Регулусу, вдоль всех самых ненавистных ему шрамов до возбужденного члена, после чего невозможно лежать на месте ровно. Прежде он этого не переживал. Каждое новое движение губ, и ни единой мысли в голове. Каждое откровенное прикосновение языка, и сложно удержаться от порыва навстречу. — Регулус, я не… — его имя, сложное, которое невозможно сократить, вмещает в себя все — то, что надолго его не хватит. То, что сейчас просто удовольствие не так важно. Ему нужно ощутить, что они подходят друг другу так, как и должны. Если бы он когда-нибудь представлял, что означает любить. В ней нет места стыду, неловкости, полумерам. Здесь тело не имеет такого сильного значения, здесь секс — это язык признания, и другого не существует. Если бы он знал, что означает любить, он никогда бы не спутал это ощущение с влюбленностью пополам со страстью. В любви он получает намного больше. Из-за этого совершенно невозможно что-то контролировать, о чем-то волноваться. Все, что он переживает — близость, жар, потрясающий запах от чужой влажной кожи под губами, напряжение в мышцах, что не дарят боль своей силой; ощущение, что он принадлежит, как никогда не принадлежал раньше — всей своей душой. Прежде он был уверен, что скорость так важна, что сила, положение бедер — что это важно, а теперь… Теперь он всеми силами старается отвлечься, продержаться, ибо каждое движение, мучительно медленное, дает ему осознать себя по-настоящему живым. — В сорок сердце может остановиться? — спросил Ремус, задыхаясь от необходимости отвлекаться, от того, насколько хорошо ему от каждого движения, что причиняет ему удовольствие пополам с сильной болью. — Я не против так умереть, — и, хотя ему не до разговоров, это единственное, что не позволяет ему так позорно кончить практически сразу же. — Я тебе рот завяжу, — с огромным трудом получилось ответить у Регулуса. — Ох черт, — от его ругательств Ремус против воли отреагировал только сильнее. У него не получалось дышать ровно. Все, что он мог — слепо подаваться навстречу, совершенно не желая прекращать. — Вообще-то я об этом думал, — сообщил он Ремусу, бесцеремонно врываясь языком в его рот. Руки Ремуса соскальзывали с его плеч, и он безнадежно сжимал простыни в руках, оставаясь в реальности. Губы мучительно пульсировали, бедра сводило от постоянного напряжения в мольбах двигаться быстрее. Именно об этом он и просил, забыв о всяческих приличиях, зовя его по имени, от которого болело сердце, на пределе слышимости, без сил на что-то более. — Я люблю тебя, — произнес он снова, вложив в эти слова все, что только мог. Любит, как никого и никогда. Любил всегда, но не знал, что это она и есть, чертова любовь. Любил и мог упустить, потерять, как полный идиот, навсегда оставшись только с одной лишь собственной похотью. Слова его лишили Регулуса всех возможностей что-то контролировать. От того, как он сломался, как предали его руки, как бессильно он опустился на Ремуса, мешая ему дышать, Ремус был вынужден закрыть глаза. Ничего ярче и сильнее он прежде не испытывал. Без единого движения рукой ради этого. Он и не подумал отпускать Регулуса от себя. Обняв его руками, он дышал, уткнувшись носом в темные кудри, переживая легкие волны удовольствия, что всегда шли после. Каждая мышца в нем болела. На бедре, кажется, все же будут синяки от руки Регулуса, и синяки эти будут возбуждать его в самый неподходящий момент. — Есть одна проблема, — услышал он хриплый голос Регулуса, вызывающий в нем ответ даже тогда, когда отвечать больше нет сил. — Я люблю тебя больше. Если бы он показал язык, Ремус обязательно бы его стукнул. Но вместо этого он лишь прижался губами к шраму на правом боку.