Ошибки, которые мы совершаем

Нельзя было сказать, будто бы Ремус страдал. Скорее, наоборот — у него практически не было возможности остаться в одиночестве и о чем-то подумать. Круглыми сутками в его жизни присутствовал Сириус, и только возобновившиеся тренировки по квиддичу дали Ремусу немного личного времени. Однако именно в тот момент, когда Ремус собирался отправиться в уединение библиотеки, его поймала Лили. — Ты куда? — она была тепло одета для выхода на улицу. Ремусу не очень хотелось отчитываться. Однако он ответил, что собирается провести благословенные два часа тишины в библиотеке. Он даже озвучил это перед Сириусом и не встретил никакого сопротивления. — Ну это, конечно, здорово, — Лили передернула плечами так, словно это был худший поступок Ремуса. — Что ты хочешь этим сказать? — сдался Ремус. Он и так догадывался, о чем он скажет. И, естественно, Лили сказала, что его присутствие на тренировке было бы крайне желательно. — С тех пор, как вы с ним встречаетесь, он напоминает адекватного человека, — Лили поправила волосы под шапкой. — А ты зачем туда идешь? — Ремус решил, что атака в этом случае — лучшая защита. — Ради Джеймса? Вы встречаетесь? — Лили нахмурилась, недовольная непривычным для него стилем общения. — Нет, — довольно резко покачала она головой. — Но другой компании ни у меня, ни у него теперь нет, — в целом, для Ремуса это было логичное объяснение. Он не раз думал о том, что из-за их странных и внезапных отношений Джеймс мог ощущать себя лишним. — Все не совсем так, как ты… — однако Лили не особенно его слушала. Ремус остро ощущал ее недовольство, словно его нынешнее положение ее раздражало. Скорее всего, так и было, однако она старалась держать это мнение при себе. Старалась, но при этом давала Ремусу понять, что он все делает неправильно. — То есть мне нужно идти туда и два часа провести на холоде? — уточнил он, не представляя, почему вообще слушает. Последнее время он так сильно устал от постоянного присутствия Сириуса, что два часа казались самыми желанными на свете. Однако если бы он хотя бы заикнулся о том, что устал от Сириуса, Лили, возможно, задушила бы его на месте. — Естественно, — она сделала страшные глаза. Ремус остро почувствовал, каким бестолковым она его считает. Она хотела что-то добавить, но остановила себя, сложив руки на груди и буквально расчленяя его взглядом. Ремус вздохнул и попробовал посмотреть на нее самым просительным взглядом. Не помогло — и он, вздохнув еще раз, отправился наверх за теплой одеждой. Сказать, что он был расстроен — ничего не сказать. Весь путь до стадиона Ремус мерз, несмотря на наступившую весну. Лили с ним демонстративно не разговаривала. — Перестань, — взмолился он наконец, не выдержав ее молчания. — Ты же знаешь, что я… — Это меня и бесит, — она так резко развернулась к нему, что Ремус вздрогнул от неожиданности. — Все должно было оставаться, как в прошлом году. А теперь все так неправильно. Лили была единственным человеком, который знал о нем практически все, не считая Регулуса. Он и не помнил, когда видел Регулуса в последний раз. — Я бы многое отдал, чтобы все осталось так, как в прошлом году, — признался Ремус. Лили недоверчиво посмотрела на него. — Тогда зачем все это? — она уже не была так яростно настроена. — Меня не спрашивали, — и, хотя это была не совсем правда, для Лили она подошла. Она казалась задумчивой. — Но ты хотя бы мог сделать вид, что тебе не плевать, — уже не приказывала, а попросила его Лили. Ремус обнаружил для себя ее ничуть не угасшую привязанность. Ей было обидно, так же непонятно, как и самому Ремусу, и все, что она могла сделать — оставаться поблизости. Должно быть, это еще хуже, чем его нынешнее положение. Ремус бы с радостью уступил ей собственное место рядом с Сириусом. — Дело все равно не во мне, — ему пришлось потратить почти десять минут на то, чтобы объяснить. Звучало дико, и он сам бы не поверил, если бы услышал. Однако Лили слушала, иногда смотря в сторону стадиона. — Звучит дико, — озвучила она его собственные мысли. — А с Регулусом что, тоже работает? — спросила она так неожиданно, что Ремус на мгновение потерял мысль. — Я не знаю, — ответил он совершенно искренне. Ему не приходило в голову пробовать. — Вообще-то по поводу Регулуса, — начала она, но со стороны стадиона донесся такой резкий свисток, что она тут же вскинула голову и потащила его за собой. — Ты не думал, что это все… неприятно для него? Ремус подумал, что его больше волновало ощущение неприятности для себя. — Регулус здесь вообще не при чем, — отрезал он так уверенно, что Лили на некоторое время оставила на нем свой изучающий взгляд. — Эти Пожиратели… Я их боюсь, — призналась она перед тем, как первой пройти на одну из трибун. — Из-за них я потеряла друга. Ремус потерял чуть больше, чем друга, но не стал бы сейчас об этом говорить. Он положил руку на ее плечо в знак поддержки, а она вдруг улыбнулась. — Вообще-то пока ты не рассказал, я и не замечала, — она поправила ему шапку. — А ведь с тобой действительно спокойнее. Они устроились на одной из сырых трибун. Зрение Ремуса позволило ему в считанные секунды найти Сириуса, замотанного в шарф. Они перекидывали с Джеймсом друг другу мяч так, словно читали мысли друг друга. Ремус вынужден был признать, что со стороны это выглядит красиво. Небольшая высота трибуны нервировала Ремуса, и расслабиться до конца он не мог. — Смешно понимать, что жизнь так коротка, а мы играем в тех, кем не являемся, — Лили оперлась локтями об ограждение трибуны. Она махнула Джеймсу, что наконец ее заметил. Даже на таком расстоянии Ремус обнаружил его широкую улыбку. — Тогда зачем ты это делаешь? — спросил ее Ремус. С некоторой досадой он встретил взгляд Сириуса. Он не ожидал увидеть Ремуса. Ремус тоже не ожидал себя здесь увидеть. Он поднял руку так же, как секундой назад сделала Лили. Искреннюю улыбку Сириуса ему было не вынести — он снова перевел взгляд на Лили. — А что я сделаю? Пытаюсь просто жить и все, — она достала из внутреннего кармана маггловскую шоколадку. — Хочешь? — предложила она Ремусу, и он не помнил ни единого раза, когда бы смог отказаться от шоколада. — Никто не хочет оставаться в одиночестве. — И ты сможешь бросить Джеймса в какой-то момент? — ему не нужно было продолжать свою мысль. — Поэтому я не соглашаюсь, Ремус. Это было бы нечестно по отношению к нему, — Лили уставилась на него с укором, как будто Ремус должен был следовать ее примеру. — И, тем не менее, ты здесь. Это тоже нечестно, — возразил Ремус, от скуки наблюдая за игрой. Он и так был наслышан о талантах друзей в квиддиче, но прежде этого не видел. Потихоньку его брала гордость за то, что у него есть такие друзья. На краткий миг сквозь вечные шотландские тучи выглянуло весеннее робкое солнце. Ремусу показалось, что он излишне драматизирует. — Прости, если я тебя этим обидел, — обратился он к Лили, и она пожала плечами. — Просто перестань вести себя так, словно он тебе совершенно не интересен, — она первая принялась спускаться вниз во время объявленного перерыва. Она подошла к Джеймсу так, словно это было естественно для них. И хотя она не совершала ничего, что выдавало бы в ней симпатию к Джеймсу, он все равно был сильно рад ее видеть. — Я думал, ты предпочитаешь библиотеку. Ремус перевел взгляд на Сириуса. От холодного воздуха и быстрого полета часть его темных прядей намокла и заледенела. — Я не люблю высоту, — в качестве извинения пробормотал Ремус. Пока еще холодные лучи солнца били ему в глаза, и ему приходилось щуриться. — Поэтому я и не настаивал. — Но я никогда не приходил, так что, — он замолчал, неуверенно разглядывая шарф Сириуса. — Когда-то же надо, — тише добавил он, прислушиваясь к Сириусу. В нем была искренняя радость — от того, что Ремус все же пришел, и от его радости Ремусу было только хуже. Он так сильно заигрался, что уже не понимал, как ему поступать. — И как тебе? — Красиво, — в этом врать не приходилось. Улыбка Сириуса, не такая уж широкая, была для него мучительной. Он обманывал, себя, Сириуса, всех. Чувство вины поглотило Ремуса так сильно, что ему хотелось сделать что-то в знак извинения. Он не нашел ничего лучше, чем сделать шаг вперед и предложить объятие. Вряд ли ему стоит так уж сильно обращать внимание на собственные эмоции. Главное, что благодаря ему внутри Сириуса больше не было пустоты. * * * Обычно Ремус не просыпался среди ночи. Однако даже вымотанный до предела он сквозь сон ощутил, что постель пуста. Сев на постели, Ремус потер глаза — должно быть, было где-то около трех утра. Он оглядел покои, обнаружив открытую дверь на балкон. Потратив минуту на поиски рубашки, Ремус поднялся с постели. Он прислонился к балконной двери, обнаруживая Регулуса в медитации на балконе. Медитации он не удивился — и прежде он находил Регулуса в подобном состоянии, однако не глубокой ночью. — Все в порядке? — спросил он тихо, поежившись от холодного ветра. Выстаивать тут в пижаме было довольно опрометчиво. — Я тебя разбудил? — Регулус запрокинул голову, смотря на него снизу вверх. Ремус покачал головой. Скорее, его отсутствие. Он нашел Регулуса сильно усталым и испытал вину за это — должно быть, он был излишне настойчив. — Тебе нужно поспать, — Ремус протянул ему руку. — Мне нужно вернуть контроль, — проворчал Регулус, однако руку его принял. — Контроль над чем? — он проследил, чтобы Регулус вернулся в постель. Его сильно волновала степень усталости Регулуса. — Над эмоциями, естественно, — глухое раздражение Регулуса не было направлено в его сторону. Оно рассеивалось вокруг и сильно его утомляло. Ремус поспешил его забрать — это вышло так легко и естественно, как будто он всю жизнь помогал Регулусу с его эмоциями. Его прежние тренировки давались намного тяжелее. Быть может, потому, что он того не хотел? — Я думал, ты их давно покорил, — Ремус опустился на постель рядом с Регулусом. Он обнял подушку и смотрел в сторону балкона каким-то очень пустым взглядом. — Я… У меня был неплохой учитель, — наконец сказал он, и Ремус осознал, что этого не знает. Он хотел спросить, но передумал — если это нужно и важно, Регулус сам расскажет. Однако Регулус молчал. — Все было проще, когда у меня не было никаких надежд. — Это из-за меня? — Ремус провел по его руке, чувствуя себя виноватым. В этом он, безусловно, профессионал. — А у меня есть другие причины быть счастливым? — Ремус улыбнулся его взгляду. Он бы назвал себя примерно тем же словом. — Я много тебе не рассказывал, — вдруг сказал он так просто, как будто это не имело никакого значения. — Что-то из этого? — спросил Ремус осторожно, находя шрам на его шее. — Возможно, это не имеет никакого значения, — поспешил отвести разговор от неприятной темы Регулус. Он давно не пытался отводить взгляд. — Это не просто неприятный период в жизни, — он уткнулся лицом в подушку. — Это то, после чего тело перестает быть таким уж важным. То, чему мне пришлось научиться. То, что ты обычно не считаешь преимуществом, пока не оказываешься в неприятной ситуации. Потом учишься пользоваться. Ремусу не оставалось ничего, кроме как слушать. Он не считал, что какое-то сакральное знание заставит его разом отвернуться от Регулуса. Все прошлое не имело уже никакого значения. Он и сам творил то, что мало вписывалось в приличное поведение. До сих пор Регулус не рассказывал ему ни о чем так, посреди ночи. — Я не очень понимаю, о чем ты говоришь. — В то время я был один. Друзей я не завел, — Регулус говорил приглушенно в подушку. — И вступление далось мне просто. Никаких подозрений ко мне не было, так что я попал в Пожиратели безо всяких сомнений в моей личности и заинтересованности, которую мне пришлось изобразить. Довольно быстро я понял, что со мной все немного не так. Меня не отправляли на какие-то идиотские задания в далекие области и все такое прочее. Я должен был оставаться в особняке Малфоев практически постоянно. Ремус не сказал бы, что ему так уж приятно об этом слушать. Однако он слабо представлял, насколько неприятно это пережить. — Про крестражи я понял довольно быстро. Вообще-то, на этом я и подставился, — он вдруг обнаружил Регулуса снова вне подушки. Лицо его казалось отстраненным. — Как идиот, — добавил он еще тише. — Потому что так и не научился молчать, когда надо, — он так грустно улыбнулся, что Ремусу безумно захотелось вернуться назад и запретить ему туда вступать. Не то, чтобы у него была какая-то власть над Регулусом, но, возможно, если бы он обратил внимание тогда, ничего этого бы не случилось. Но и победы бы тоже не случилось. Крестражи — то, что обеспечило Гарри победу. — Всю жизнь мне хотелось иметь возможность говорить так, чтобы меня понимали, и я ее нашел там, где это нужно было меньше всего. Не считая тебя, — добавил Регулус. — Но то же самое сработало и в обратную сторону, — говорить ему было тяжелее, хотя эмоций на лице практически не отражалось. — Когда я выдал себя чертовыми крестражами, никакого пути назад у меня уже не было. Он оставил меня… при себе. В полной тишине покоев был слышен только сильный звук ветра. — А эти познания я как-то упустил, — в его пересказе прозвучало явно легче, чем на тот момент. — Мне нужно было быть готовым. Спина Ремуса заныла от неудобно положения, и ему пришлось вернуться на свою половину постели. Он устроил голову на подушке, находя руку Регулуса под одеялом. Ему было чрезвычайно грустно слушать то, что он мог бы предотвратить. — Спросить я мог только у одного человека. Ну и не только спросить, — закончил он свою мысль. У Ремуса ушло больше времени на то, чтобы пытаться ее продолжить. Когда до Ремуса наконец дошло, он был безмерно удивлен. Попытки то-то представить моментально провалились. Ему было обидно… И неловко все это слышать. — Это меняет твое мнение обо мне? — спросил он так, словно это был самый важный вопрос. — Нет, — Ремус не врал. Лично он для победы не сделал буквально ничего, и не ему было судить Регулуса. Ему было гораздо удивительнее услышать что-то о Снейпе. Выходило, что он ничего о нем не знал и даже не пытался. — Вообще нет, — он устроил голову на плече Регулуса. — Вообще-то я все еще тобой восхищаюсь. Он достал палочку из-под подушки и призвал сумку Регулуса. Достав пергамент, он взглянул в полумраке на уже знакомый текст. В нем не было особых возражений, скорее, просто интерес. Регулус зажег движением руки свечи вокруг кровати, и текст проступил намного более явно. Ремус всерьез задумался над строчкой с фамилией. Он взглянул на то, как Регулус прикасается палочкой к своей фамилии и как оставляет подпись собственной магией. Он и так уже все решил. Палочка коснулась двойной фамилии. Затем оставила его подпись под согласием. Пергамент моментально вспыхнул в его руках, свернулся подобно самолетику и вылетел в открытое окно балкона так стремительно, что Ремус не успел ничего осознать. Он покрутил палочку в руках. Странные ощущения. — Я рассказываю тебе такие малоприятные факты о себе, а ты соглашаешься. Мне тебя никогда не понять, — услышал он со спины. — Прошлое остается в прошлом, — Ремус вернул палочку под подушку — многолетняя привычка, и лег обратно, с некоторым радостным волнением изучая лицо Регулуса. И хотя он был внешне спокоен, Ремус кожей ощущал всю ту бурю, что нарастала внутри него. Он устроил руку на груди Регулуса, пытаясь справиться с ней так, чтобы он не пострадал от отсутствия контроля. В конце концов, не зря он столько тренировался. * * * Гарри перевернулся на другой бок. Он пошарил рукой по кровати, но обнаружил только пустоту. Открыв глаза, он тут же принялся искать Драко взглядом. Его отсутствие моментально привело Гарри в состояние боевой готовности, а палочка сама по себе оказалась в его руках. Однако он тут же обнаружил пропажу возле стола с оставленным там пергаментом. В темноте можно было различить лишь склоненную голову, распущенные волосы и длинную рубашку, в которой Гарри признал свою. Он зажег несколько свечей, ничуть не скрывая того, что ему нравится смотреть. — Тебе снова не уснуть? — спросил он, сев на кровати. Драко посмотрел на него через плечо, а затем обнаружил на себе чужую рубашку. — Я перепутал в темноте, — пробормотал он, пытаясь поправить рубашку так, чтобы она не сползала с одного плеча. — Она твоя. Он успел увидеть улыбку до того, как Драко снова от него отвернулся. Рубашка была ему до середины бедра, и Гарри нашел эту длину идеальной. Взгляд его буквально прилип к обнаженной части бедер. Ему было сложно объяснить прошлым вечером свой внезапный отказ продолжать. Не мог же он сказать так прямо, что боится облажаться полным отсутствием опыта. — Что, в детстве мечталось о другом? — Гарри собирался пошутить на этот счет, но вместо улыбки получил довольно грустный взгляд. — Я не… Я не помню, о чем мечтал, — произнес Драко. Он взял пергамент в руки и с ним вернулся на кровать. Гарри соврал бы, если бы сказал, что пергамент его интересует больше обнаженного плеча. — Если не хочешь говорить, то врать необязательно, — обиделся Гарри, так явно уловив эту попытку скрыть что-то. Драко послал ему недовольный взгляд, затем потянулся за своей палочкой. Гарри решил, что недооценивал собственные рубашки, не представляя, что у них есть такая специфическая особенность, как делать Драко максимально привлекательным. — Они были идиотские, — он нерешительно покрутил палочку в руках. — На то они и детские, — пожал плечами Гарри. Свою подпись он поставил практически сразу же, но Драко не торопил — ему и самому слабо верилось, что они подписывают что-то столь серьезное, как согласие на брак. Как и всякому подростку в семнадцать, брак казался ему примерно таким же эфемерным явлением, как и старость. — Ты бывал в Корнуолле? — спросил он вдруг, устроив пергамент на коленях. — Я нигде, кроме Суррей, не бывал, — фыркнул Гарри. Он хотел съязвить, что его по Франциям не таскали, но момент был явно неудачный. К тому же, он бы и сам не против увидеть что-то еще в этом огромном мире. Он не задумывался о том, что будет после Хогвартса, но полагал, что ему придется вернуться в дом родителей в одиночестве, потому что в жизни Ремуса для него уже нет места. Хотя, конечно, его вряд ли выгнали бы из дома Блэков. — Один раз я там бывал, — Драко коснулся палочкой двойной фамилии. — И с тех пор мне кажется, что нет лучшего места, в котором я бы мог жить. — Это и есть мечта? — уточнил Гарри, запоминая ее на всякий случай. Двойная фамилия в его исполнении звучала красиво. — Не совсем. На самом деле мечта была не о Корнуолле, — Драко прикоснулся палочкой к месту согласия. Его магическая подпись вспыхнула на несколько секунд, и пергамент вырвался из его рук, складываясь в импровизированный самолетик. — Это была мечта о том, чтобы никогда не оставаться одному. — Я всегда мечтал о большой семье, — выдал Гарри искренне. Он обнаружил со стороны Драко удивленный взгляд. Он рассказывал о жизни у Дурслей практически все, так что его желание, казалось, должно быть понятно. — Я о том же и мечтал. Думал, будет глупо звучать. — Я до сих пор мечтаю. Прислушавшись к Драко, он ощутил то, что Драко разделял с ним ту же мечту. На какой-то момент Гарри показалось, что он смотрит на себя много лет спустя, но ощущение быстро исчезло. Вряд ли он умеет видеть будущее. Однако пока ему казалось, что, по крайней мере, присутствие в нем Драко обеспечено. — Ну и каково это, быть мужем главной занозы волшебного мира? — спросил он Драко, что устраивался на соседней подушке. — Я пока не понял, — Драко слегка сдвинул брови к переносице. — Но, кажется, примерно как и два месяца до этого. — И как? — Очень даже ничего. — Мог бы сказать и потрясающе. — До потрясающе ты не постарался. Гарри уставился на него в шутливом и праведном гневе. Он обнаружил широкую беззастенчивую улыбку в ответ. Он поднял руку и призвал коробочку из кармана мантии, которую отдал ему Регулус. Регулус озаботился предупреждением о том, что мир отреагирует бурно. Он отдал Гарри коробочку, объяснив, что все равно должен был ее ему отдать, даже если бы не эта ситуация. При рождении каждому из Блэков создают кольца. Поэтому он отдал Гарри кольцо Сириуса, сказав, что нашел его в доме во время масштабной уборки. Гарри не нашел в себе сил открыть ее до сих пор, как сомневался, сможет ли сделать это сейчас. У Сириуса не было возможности им воспользоваться, а у Гарри — неожиданно появилась. Он открыл ее не без волнения — кольцо было изящным, совершенно не вычурным и было покрыто россыпью крошечных сияющих звезд. В астрономии Гарри не был силен, но догадывался, что это за звезды. — Это кольцо твоего отца? Ведь Сириус — это же звезда, — Драко взглянул на коробочку через его плечо. — Регулус сказал, что меня должны были назвать Орионом, если бы я родился как надо, — Гарри усмехнулся. Его имя с фамилией вязались слабо, но ему нравилось. — И он меня так назвал. — Дал второе имя? — Драко устроил руку на его плече. — Когда мы подписывали все эти бумаги о том, что я отныне Блэк, он предложил мне второе имя, как и положено. Так оно и появилось, — Гарри покрутил кольцо в руках, и оно вдруг поменяло расположение звезд. Должно быть, Орион — это тоже из звездной темы. Ему оно нравилось. Давало ощущение, что он принадлежал к чему-то более важному, чем семейка сумасшедших Дурслей. Стоило ему покрутить кольцо еще раз, как оно послушно распалось на два. — А это, вероятно, твое, — он протянул второе Драко. Оно было чуть меньше и светлее, но в точности повторяло узор крошечных звезд. Он надел собственное, оказавшееся ему столь впору, что не приходилось даже удивляться — оно его признало. Затем он взглянул на Драко — тот не решался надеть свое, как если бы слабо верил в правильность происходящего. Поэтому он одел его сам, взяв руку Драко в свою. — Вот теперь можно и на люди, — довольно заключил он. Для Драко все происходящее значило гораздо больше, чем для него самого. Он практически не воспринимал брак как что-то пожизненное и обязательное. Ему было приятно видеть Драко рядом, со своим кольцом и в своей рубашке, и если для этого нужно подписать какую-то бумажку, то какие могут быть проблемы? * * * Субботнее утро выдалось спокойным. Ремус открыл глаза и обнаружил солнечные блики на задернутом пологе. Он не пропускал звуков и света изнутри, но позволял видеть свет снаружи. Должно быть, было около девяти часов утра. Повернув голову, он обнаружил Сириуса спящим. С момента его посещения тренировки что-то неуловимо изменилось. Он концентрировался на том, чтобы вызвать внутри Сириуса только самые приятные эмоции, постаравшись проигнорировать свой эгоистичный страх. В целом, у него выходило — он все чаще видел Сириуса с улыбкой на лице. Улыбка делала его каким-то другим, более взрослым. С тех пор они практически не прикасались друг к другу, но так было намного приятнее, чем предыдущее взаимодействие. Утро было на редкость приятным. Ремусу не на что было пожаловаться. Он сел, пытаясь привести отросшие светлые волосы в порядок. Обычно он просил Сириуса или Джеймса его подстричь, но в этот раз Сириус сказал, что ему бы не стоило стричься так коротко. И теперь приходилось мириться с ежиком волос, что торчали во все стороны, выдавая в нем волка даже больше, чем светящиеся глаза. — Ты придешь на завтрашний матч? Ремус посмотрел на него через плечо. Сириус спрашивал его с закрытыми глазами, отказываясь просыпаться до конца. Он менялся быстрее остальных, и в его лице проступали взрослые черты. Казалось, природа продолжает одаривать его самым удачным сочетанием черт лица. — А я тебе нужен? — Что за дурацкий вопрос? — Сириус одарил его соответствующим взглядом. — Я бы лучше постоял на земле, — признался Ремус, понимая, что все равно придет. От его обещания внутри Сириуса было что-то настолько светлое, на что у него не поднималась рука и не вырывалось слово это сломать. Он лег обратно, понимая, что предстоит ленивое и приятное утро, в котором даже присутствие Сириуса становилось своеобразным плюсом. — Я буду этому рад. Наэлектризовавшиеся от подушки волосы Сириуса делали его растрепанным и отчасти смешным. Ремус усмехнулся и наблюдал за тем, как он пытается их приструнить. Ужасно было признавать, но даже такой беспорядок выглядел на нем так, словно он собирался на крайне горячую фотосессию. — Хватит ржать, — Сириус кинул в него подушку. Ремус не стал уворачиваться. — Нормально я выгляжу. — А я и не над этим, — возразил Ремус, хотя вообще-то над этим. Сириус никогда не мог забыть проверить, как выглядит. Это было что-то из детства, в котором его растили звездой рода Блэков. — Тебе не помешало бы просто расслабиться. Лишь недавно он открыл для себя это странное, постоянное напряжение Сириуса. Он не понимал, в какой момент оно появлялось, а потом смог уловить, что оно и не исчезало. Внутри него существовал другой Сириус, который был постоянно заперт, которому нельзя было показываться. Ремус не знал другого Сириуса. Ему было интересно. — Мир не рухнет от того, что ты выйдешь на всеобщее обозрение с растрепанными волосами, — сообщил он Сириусу, и тот даже не стал слушать — в него так сильно вбили необходимость следить за собой, что он не допускал даже намека на щетину, например, из-за чего ему приходилось постоянно бриться. Ремус был избавлен от такой необходимости — у него на лице ничего и не собиралось расти. Он вдруг вспомнил, с каким смехом Лили встретила Джеймса, когда тому было лень бриться одним утром. С тех пор Джеймса со щетиной больше не видели. Хотя ему она шла больше всех. — Сириус, — он забрал у него расческу. — Давай я, — он постарался передать ему то ленивое и беззаботное ощущение утра, которое, по его мнению, Сириусу не хватало. Он проводил расческой по кудрявым волосами и приводил их в порядок, помогая себе рукой. На деле же он был больше занят тем, чтобы добраться до причины напряжения Сириуса. Он так сильно сконцентрировался, что на мгновение потерялся в его сознании. — Ремус, — он очнулся от звука своего имени. Руки его замерли на темных волосах. — Спасибо. Ответная благодарность со стороны Сириуса дала Ремусу странную волну тепла. Он позволил ей себя обмануть. Решил, что придет на матч и попробует действительно болеть за Сириуса. Ни вечером, ни утром он не засомневался в своем решении. Провожая Сириуса рано утром, он позволил себя обнять. — Если это очень важно, то я верю, что ты их там всех сделаешь, — произнёс Ремус искренне, прикасаясь ладонями нежно к его лицу. — У меня теперь нет другого выбора, ты же будешь смотреть, — с этими словами Сириус ушел вместе с Джеймсом намного раньше завтрака, чтобы успеть получить инструкции и переодеться. Ремус же остался в одиночестве. Вообще-то он действительно хотел на это посмотреть. Пусть даже и с земли. На стадион после завтрака он отправился вместе с Лили. Они оба были завернуты в гриффиндорские шарфы двумя слоями. Ремус хранил шарф Сириуса, а Лили — Джеймса. Она все еще настаивала на том, что между ними совершенно ничего нет, но иногда ему казалось, что она смотрит на Поттера добрее, чем понимает это. Они разговаривали впервые о каких-то совершенно абстрактных темах, и Ремусу показалось, что это и есть нормальная жизнь, в которой он идет болеть за своего парня с одним из своих лучших друзей — Лили, и все в этом мире практически нормально. Если не считать оборотня, к которому он уже привык. Робкое весеннее солнце лишь питало его иллюзию нормальности. Все было… Хорошо. — Я собираюсь в авроры, — вдруг заявила Лили, и Ремусу показалось, что он ослышался. Он посмотрел на нее с таким удивлением, что она пожала плечами. — А что? Мне нравятся все эти заклинания. Поттер так тренируется, что мне стало интересно. У меня выходит. — Это вроде как опасно, — предположил Ремус, решив, что она, очевидно, тоже не совсем нормальная. — Сидеть дома и рожать детей я еще успею, — закатила она глаза. — К тому же если эти Пожиратели такие уж опасные, потребуется больше людей. Я иногда читаю разные газеты, и мне совершенно не нравится то, что происходит. Ремус хотел спросить ее, что она будет делать, если встретиться в бою с Северусом или Регулусом, а потом до него дошло, о чем именно он хочет спросить. О войне. Война казалась в такой весенний день абсолютно призрачной. Ужасные мысли. Лили отправилась на трибуну. Она проворчала, что не обладает таким суперзрением, как Ремус, а потому будет смотреть, как все остальные. Ремус же остался на земле. Он мало что понимал в правилах квиддича, но каждый раз, когда Сириусу и Джеймсу удавалось подлететь к слизеринским воротам, он снова испытывал гордость и восхищение за них обоих. Они периодически свешивались со своих метел, и в эти моменты у Ремуса останавливалось сердце, иногда они без необходимости выполняли трюки, чтобы порадовать зрителей, и Ремус был недоволен их риском, но все равно не менее горд. В этот матч счет был таким разгромным, как будто слизеринскую команду покинула вся их сила и внимание. К окончательному сигналу о завершении матча — снитч поймать так и не смогли — Ремус вполне разделил радость всех гриффиндорских трибун. Вся команда, триумфально облетевшая стадион, спускалась к середине поля, чтобы уйти в раздевалку, и только один из них отделился. У Ремуса было нехорошее предчувствие. Он пожалел, что пришел. Он мысленно умолял Сириуса не демонстрировать все это на весь стадион. Он был в ужасе от того, с какой скоростью Сириус приближался в его сторону. Он спрыгнул с метлы с такой высоты, с какой вряд ли удалось бы обычному нетренированному студенту. Ремус повторял про себя только просьбу ничего не делать, лишь бы внимание всего стадиона не было приковано к нему. Ему пришлось несколько раз вспомнить просьбу Лили, чтобы не сбежать, просьбу вести себя нормально, но какое нормально, если его лицо прямо сейчас на весь волшебный экран? Ремус мечтал, чтобы земля под ним просто провалилась, и он исчез с лица земли и из памяти всех студентов, присутствовавших на матче. Словно в замедленной съемке он видел приближающегося Сириуса. Попробовал сделать последнее, что мог — изобразить более ли менее похожую на реалистичную радость. Он был ужасен в том, чтобы что-то изображать. Благо его мало кто знал. Может быть, и поверили. Больше всего на свете ему хотелось оттолкнуть Сириуса. Но вместо этого он просто закрыл глаза и позволил себя поцеловать. * * * Они долго спорили. Гарри отказывался отпускать Драко в одиночестве, а тот раздражался, что не может взять с собой Гарри — в письме от Снейпа было четко прописано приходить одному. — Как он вообще письма пишет? — взорвался Гарри, максимально недовольный происходящим. Больше всего его бесило, что он не может что-то контролировать. Драко даже не стал отвечать. Его взгляд красноречиво простимулировал память Гарри, и тот сразу же вспомнил о перьях, которыми его терроризировали журналисты. Ну естественно. К некоторым вещам он привыкнуть не сможет. — Я просто переживаю, — наконец признал Гарри, и взгляд Драко потеплел. — Я провожу тебя до границы, но что потом? Как я пойму, что ты вернулся? — он продолжал волноваться. Раздражение, как всегда, целиком и полностью направилось в сторону Снейпа. Вечно ему все надо не в то время и не так. — Что там такого секретного, в конце концов… Была одна из тех безмятежных суббот, в которые погода не баловала возможностью погулять, а замок промерз настолько, что дальше постели выходить в принципе не хотелось. Гарри всем своим видом демонстрировал недовольство, но вынужден был наблюдать за тем, как Драко одевается. — Если будет не смертельно секретно, я тебе расскажу, — пообещал он, заматывая свой личный шарф как можно плотнее. — Ты не ответил на вопрос о том, как будешь возвращаться, — напомнил Гарри, и Драко посмотрел на него устало. — Я не думаю, что велика вероятность присутствия там Уизли именно в тот момент, когда я буду возвращаться, — попробовал успокоить он Гарри. — Я же не знаю, ради чего Северус меня зовет. Если бы знал, предположил бы время. — То есть и что, на ночь тоже можешь не вернуться? — для Гарри, последний раз бывшего в полном одиночестве где-то четыре месяца назад, этот факт был так же ужасен, как и все остальные минусы такого путешествия. — Я могу тебя доставить и просто поболтаться рядом, — предложил он еще один вариант. — Или что, — вдруг дошло до него. — Ты этого не хочешь? — уточнил он уже тише и спокойнее. Попытку увернуться от ответа он поймал моментально. — Это нормально, — поспешил он пресечь все неудобные моменты. — Просто так и скажи. — Мне нужно подумать, — Драко был полностью одет для путешествия в такую немилосердную погоду. — А рядом с тобой все равно не выходит. Гарри пришлось промолчать, хотя он все равно был отчасти этим обижен. Его страх оставаться одному был достаточно эгоистичен, так что на вине за это он готов был смириться с тем, что может вызывать необходимость от себя отдохнуть. — Я все равно обижен, — сообщил он, но гораздо спокойнее, чем прежде. Успокоению способствовало и то, что он оказался одарен легким поцелуем, после которого сложно было злиться. В конце концов, у него будет время на то, чтобы исправить собственное незнание. Останавливаться становилось все сложнее, а страх облажаться — гораздо сильнее. Это угрожало их жизни вместе больше, чем это незапланированное путешествие. Легкий привкус обиды сохранялся даже по пути к границе замка, прямиком по раскисшей от ледяных дождей дороге. От холодного ветра разговаривать не выходило, так что Гарри оставалось довольствоваться рукой Драко в своей. Он не сразу осознал, что пальцы Драко то и дело задевают его кольцо. — Реакция будет бурной, — ответил он нехотя в перерывах между сильными порывами ветра, мешающими даже дышать. Приходилось отворачиваться, чтобы сказать хоть слово. — Когда-то же они от меня устанут, — Гарри на этот счет совершенно не переживал. Те ощущения, с которыми он ехал в Хогвартс, притупились, и теперь в его мыслях роились совершенно другие вопросы и проблемы. Публичность здесь уже не играла никакой роли — младшие курсы привыкли к его присутствию, а уникальный восьмой старался не замечать, иногда уважительно здоровался и не более. Он понимал, что есть множественно нерешенных проблем, в том числе и собственное будущее после Хогвартса, но у него оставалось где-то полгода, чтобы решить их. Сейчас проблема у него была, по сути, всего одна, а идти с проблемами он привык только к одному человеку. Вообще-то он мог спросить и Регулуса, но далеко не факт, что его прямолинейность помогла бы. Наоборот, меньше всего Гарри хотел ему демонстрировать, что в чем-то в себе не уверен. Ему нравилось, что Регулус считает его достаточно взрослым и самостоятельным, чтобы разбираться с проблемами в одиночестве. Но в то же время он не хотел отрицать, что все еще не против сходить к Ремусу с парой вопросов. Для него это все равно было похоже на возвращение домой. — Будут говорить и писать всякие… малоприятные вещи… — Почему тебя волнует кто-то со стороны? — Гарри остановился и развернул его лицом к себе. — Разве это важно? — Это всегда важно, — у Драко был такой вид, словно мнение окружающих формировало его личность всю жизнь. — А мне важно только то, что думаешь ты. Отпустить Драко получилось не сразу. Лишь когда он пообещал вернуться прежде ночи Гарри нехотя его отпустил. Холодные щеки и губы согрелись его стараниями, а взгляд из вечно недовольного превратился в тот, который Гарри очень даже нравился — взгляд очень неуверенной радости. С этим взглядом обычное к нему притяжение начинало многократно усиливаться, но при этом было лишено физической подоплеки. Ему начинало казаться, что просто так все прекратить и разойтись у них уже не выйдет. Обратно до Хогвартса он дошел намного быстрее, вжимая голову в плече и оставляя о нынешней осени отвратительное впечатление. Всю дорогу он пытался порепетировать вопрос, который хотел задать, но выходило, что даже перед Ремусом обнародовать собственную неопытность ему не улыбается. Он мало того, что не имел никаких предположений, так еще и стеснялся этого так сильно, что даже почти передумал подниматься в покои к крестному отцу. Тем более с присутствием Регулуса он все равно спросить не может. Лишь после того, как он вспомнил прошлую ночь, как его просьба остановиться и попытка списать это на усталость навредила Драко и подарила ему обиду, Гарри все же решился дойти до покоев Ремуса. Драко пытался скрыть обиду, но обмануть Гарри у него не выходило. Все его эмоции моментально улавливались и впитывались Гарри без какого-либо контроля. И хотя он правда пытался соврать, поверив в собственную ложь, в следующий раз его отказ приведет, вероятно, к неприятным последствиям. Не может же он, весь из себя всесильный, взять и об этом сказать? К его невероятной радости, Ремус был в одиночестве. Он собирался уходить из покоев, однако увидев выражение лица Гарри, тут же остановился — Вроде бы ты мне больше не доверяешь? — со стороны Ремуса это звучало не как попытка съязвить, а как попытка подначить. Гарри не поддался. Он все равно понимал, что может прийти к обоим, и они оба ему помогут, как вместе, так и раздельно. После всего произошедшего рядом с ним осталось всего трое людей, и двух из них Гарри ожидал бы увидеть в своем будущем меньше всего, спроси его об этом год назад. А теперь он не променял бы их ни на что на свете. Даже на своих старых «друзей». — Не выдумывай, — Гарри все же не стал заходить без разрешения. Он дождался, пока Ремус кивнул ему, и только после этого вошел. — Я рад, что ты не крадешь из хогвартских запасов аконит, — в свою очередь, попробовал он подколоть Ремуса. Можно считать, что некоторой обидой друг на друга они обменялись и на этом закончили. Теперь можно и о том, что его так волнует. Только как начать? Он переминался с ноги на ногу возле стола, избегая смотреть на Ремуса. — Что-то случилось? — уточнил он, пытаясь угадать по лицу Гарри, что не так. У Гарри очень некстати отнялась речь, и он беспомощно взглянул на Ремуса. Каким образом ему спросить о том, о чем вообще-то разговаривать не принято? К тому же больше всего он переживал не за то, что сам по себе ничего не знает, а о том, что по сравнению с некоторыми особенностями прошлой жизни Драко его незнание становится еще большим минусом. Ремус не стал мучить его вопросами. Он посвятил пару минут тому, чтобы попытаться прочитать Гарри на своей волне. У Гарри слабо получилось подумать о том, что его волнует. Он снова беспомощно посмотрел на Ремуса. Вряд ли он показал и почувствовал достаточно, чтобы Ремус догадался. Судя по лицу Ремуса, он давно не находился в таком замешательстве. — У меня прежде совершенно не возникало таких проблем, — произнес Гарри, сложив руки на груди, и тут он с облегчением увидел, что до Ремуса каким-то волшебным образом дошло. Может быть, не так явно и отчаянно, как переживал на этот счет Гарри, но суть он смог поймать. Он не стал улыбаться, не стал реагировать как-то неприятно для Гарри. Взгляд его немного потеплел, и он сказал только: — Я должен был давно подумать об этом. Гарри был ему безмерно благодарен. Он знал, что, если бы Ремус не был оборотнем, не имел бы проблем с самим собой, он заменил бы ему отца и забрал бы его у Дурслей. Ему не приходило в голову обижаться на него в детстве, не приходило и сейчас — скорее о нем нужно было заботиться, нежели он мог делать это в ответ. Он ждал, что Ремус что-то скажет, но вместо этого он обратил взгляд в сторону собственной книжной полки. — Вероятно, здесь нет, — задумчиво произнес он, после чего велел Гарри следовать за ним. Гарри успел несколько раз потеряться в догадках, прежде чем он понял, что они держат путь в библиотеку. — Ты хочешь заставить меня читать книги? — Гарри усмехнулся так, словно это было невозможно. — Нет, — возразил Ремус. — Всего одну, — он посмотрел на Гарри поверх плеча. — Либо, я полагаю, у тебя есть выбор спросить своего дядю. И хотя он был внешне совершенно серьезен, Гарри моментально ощутил от него волну веселья — они оба знали, что такой путь Гарри не подходит. Да и вряд ли кому-то бы подошел. — Но лучше не спрашивай, — добавил он чуть тише. — Вообще-то я хотел сказать, что знать — не так уж важно. Гораздо важнее доверять. По мнению Гарри, доверие мало бы помогло ему во всех этих делах. Он осознал, что напряжен максимально к моменту вступления в библиотеку. До Гарри вдруг дошло, что книгу еще нужно как-то прочесть и как-то спрятать, а времени без Драко у него оставалось не так уж много. Он молчаливой тенью следовал за Ремусом, что чувствовал себя здесь как дома. Каким-то образом он ориентировался среди огромных шкафов, пока не остановился у такого же, как и все остальные. По крайней мере, на взгляд Гарри. Книга, которую он вытащил, вообще с виду напоминала рекламный проспект. — И как мне… Ремус раскрыл обложку и перевернул ее, после чего она моментально изменила дизайн. Гарри моментально покраснел и огляделся. Когда он остыл, книжка приобрела нормальный вид. — Я даже знать не хочу, как ты ее нашел, — пробормотал он, стараясь шуткой прикрыть свою неловкость. — Случайно, — пожал плечами Ремус. — И намного позже, чем она бы мне пригодилась. Он подмигнул Гарри, и тот возвел взгляд к потолку. У Гарри оставалось всего несколько часов, а читал он крайне медленно. Спрятав книгу внутрь мантии, Гарри распрощался с Ремусом и направился в сторону кухни домовиков. На голодный желудок он такие вещи читать не собирался. * * * Ремус оторвал взгляд от книги. Он больше думал, чем читал. Ему было грустно, что в целом мире у Гарри не нашлось никого, кроме него, чтобы рассказать ему о такого рода отношениях. Хотя даже если Сириус был бы жив, Ремус сильно сомневался, что Гарри пошел бы к нему с таким вопросом. Он испытывал вину перед мальчиком за то, что не нашел в себе сил много лет назад взять за него ответственность. Он был один — некому было присматривать за Гарри в малом возрасте, пока он теряет человеческий облик в полнолуние. Но кто мешал ему согласиться на предложение Регулуса и настоять на том, что они заберут Гарри? В семнадцать такие мысли не могут прийти в голову. Да и он сам был слишком эгоистичен, чтобы задуматься о чем-то в ущерб себе. Он, безусловно, виноват перед Гарри, даже если сам мальчик его практически не винит. Когда он появился на пороге дома Ремуса, он попытался избавиться от него как раз из-за огромного чувства вины. Он остался ни с чем и пытался откреститься от единственного человека, которому было не все равно, где он и что с ним. Даже открывшаяся дверь не сразу отвлекла его от невеселых мыслей. Как во сне он поднял взгляд на Регулуса и ответил на легкое прикосновение к своим губам. — Что-то не так? — Ремус и не пытался скрыть свою хандру. — Если бы я тогда сказал, что поеду, но только с Гарри, ты бы согласился? — спросил его Ремус, как будто это был крайне важный вопрос для того, чтобы ненавидеть себя еще сильнее. — Ты бы не сказал, — Регулус не любил сослагательное наклонение. — Ну вдруг, — настоял Ремус, и Регулус подарил ему недовольный взгляд. — Согласился бы, — наконец ответил он и оттолкнулся от подлокотника кресла. — Но из меня так себе отец. — Это моя фраза, а ты ее украл, — Ремус отложил книгу. Все равно за последний час он не прочел ни строчки. — Все равно мы бы его не увезли, Гарри рассказал мне про это Пророчество, — Регулус не стал вытаскивать наружу то, что он заметил хандру Ремуса. — Все случилось так, как и должно было случиться. — Твоя поездка… Все прошло хорошо? — Ремусу не давало покоя то, что несмотря на неплохой сон — а он чутко реагировал на любое отсутствие Регулуса в постели — он все равно выглядел усталым. И нервным. Сколько Ремус не прислушивался, он не понимал, в чем дело. В этот раз он все так же сильно скучал, но Регулуса не было всего около трех часов. Регулус ему не ответил. Это не шло ни в какие ворота. — Что-то случилось? — он осторожно подошел к Регулусу со спины, все это время пытаясь уловить всеми доступными способностями, что не так. Не выходило. Он ощущал саму тревогу и напряжение как факт, но причину найти не получилось. Либо Регулус сильно ее скрывал. — Формально — ничего, — Регулус едва ли склонил голову в его сторону. Ремус прижался щекой к его плечу. Только тогда он заметил, что Регулус крутит коробочку в руках. Это была совсем крошечная коробка. Должно быть, Регулус ездил именно за ней. — Но ты расстроен, — заметил он. — Я не расстроен, — Регулус наконец перестал крутить ее. — Я в замешательстве. — Хорошо, пусть так, но в чем причина? — ему действительно хотелось, чтобы это странное ощущение оставило Регулуса. Ему нравилось ощущать от него сильные положительные эмоции. Самому Регулусу они не очень-то нравились, и он пытался справиться с ними как мог — медитациями, порядком, ворчанием. — Я… Я не думал, что ты согласишься. Ремус молча поднял брови. Он был удивлен тем, что это вызвало в нем такие негативные последствия. Вообще-то он даже был практически обижен этим. — И что, мое согласие вызывает у тебя негатив? — уточнил он совсем тихо, отпуская Регулуса из рук. — Нет, — Регулус уставился на него самым тяжелым из своих взглядов. Ремусу показалось, что он всерьез сомневается, говорить ли о чем-то вслух или промолчать. — Все, что я планировал, заканчивалось на моменте вопроса. И я не думал, что ты согласишься. Я просто ничего не планировал дальше. Я даже не взял его с собой, — он щелкнул коробочкой и продемонстрировал одно кольцо. Оно было узким, темного металла и покрыто красивой россыпью звезд. Ремусу оно показалось удивительно красивым, хотя он не жаловал украшения и не понимал их смысла. Регулус взял кольцо в руку, а коробочку кинул в сторону кровати. Покрутив кольцо в руках, он вдруг словно изнутри первого вытащил второе. Прежде он видел похожие. — И теперь я не представляю, что делать дальше, — взгляд его впервые на памяти Ремуса был настолько беспомощным. Ремус не продержался и нескольких секунд: ему даже в голову не пришло подумать о такой причине для расстройства. Он обнял Регулуса и притянул его к себе, заставляя слегка склониться. — Ты же умный. Придумаешь, — произнес он едва слышно, прижимаясь лбом к его лбу. — Я не специалист, но их, кажется, нужно надеть, — он опустил взгляд на кольца в руке Регулуса. — Я всегда все планирую…. Ремусу, которому планы в жизни в принципе не светили, было намного проще. И хотя он прекрасно понял все, о чем ему хотел — и переживал — сообщить Регулус, боявшийся, что Ремус не поймет, он предпочел в данный момент оставить ситуацию за собой. Он забрал свое, которое моментально сузилось до нужного размера, а затем надел на Регулуса его собственное, и то слегка расширилось, отсвечивая множеством звезд. — Планируй на здоровье. Видеть кольцо на своей руке было странно, но это мало что значило по сравнению с тем, что он испытывал при появлении Регулуса рядом. Кольцо, возможно, должно было стать символом нового периода в его жизни, где оставаться одному будет сложнее…. И не так уж привычно, как раньше. — Но теперь все планы мне придется обсуждать с тобой, — ладонь Регулуса легла вдоль его щеки, и Ремус чуть склонил голову. — Ну надо же периодически о чем-то разговаривать, — он думал совершенно не о разговоре. До сих пор он даже в мыслях не произносил свою новую фамилию, а теперь сам себя назвал двойной фамилией и испытал непривычное чувство, будто бы он стал совершенно другим. Но все это — новая фамилия, кольцо — ничего не значило само по себе. Самые сильные эмоции он испытывал только в присутствии Регулуса, терял контроль только в его присутствии, не мог без него хорошо спать и впал, кажется, в патологическую зависимость. Если фамилия и кольцо — это необходимые для отношений атрибуты, без которых кто-то может посмотреть на Регулуса не так или попробовать его увести, то Ремус вполне готов их принять. А теперь одна мысль в сторону возможного ухода Регулуса, и он превращался в натурального боевого оборотня, по старой памяти желая откусить голову потенциальному сопернику. — Но я искренне доверяю всем твоим будущим планам, — добавил Ремус, хотя бы потому, что он этого делать не умел. Прежде для увиливания от планирования хватало объяснения его натуры оборотня, а теперь не отвязаться. Его превращения давно стали обычным делом, а с зельем — и вовсе досадной особенностью. Два полнолуния подряд он просыпался в теплой обустроенной хижине не в одиночестве, просыпался и сразу получал полный набор: от еды и чая до зелья от головной боли. Он впервые так сильно любил кого-то, отдавая все существующие эмоции и чувства в сторону Регулуса. И хотя он перебарщивал, и тому, человеку разума, было сложно с ними справляться, он и не думал просить Ремуса перестать. Никогда прежде он не боялся кого-то потерять. — Я привел в порядок твою сумку с чаем, — сообщил он так, как будто весь день только это и хотел сказать. Регулус посмотрел на него недоверчиво. И хотя он часто бывал недоволен тем, как Ремус вел себя в покоях, он никогда не настаивал на том, чтобы тот немедленно все исправлял. В этот раз он явно собирался сказать, что это было совершенно необязательно — он искренне стеснялся того, что не может воспринимать что-то не на своих местах — Ремус успел прежде него. — Потому что я этого сам захотел, — чтобы Регулус не стал отговаривать его меняться. А ему хотелось. Действительно хотелось. Он обнаружил в себе намного больше сил, чем помнил за всю жизнь, да и просыпался гораздо лучше, чем многие месяцы до этого. Он был практически уверен, что в тот момент, когда губы Регулуса коснулись его ладони, глаза моментально выдали своим светом весь неприличный уровень его счастья. И хотя он периодически спрашивал себя, как возможно, что прежде он не замечал этих деталей: что Регулус о нем знает, что не понимает, но принимает, какой чертов чай любит. Все мелочи, что делали его Ремусом Люпином. А теперь сделали Блэком-Люпиным. Он про себя повторил еще пару раз. Другой человек. Более счастливый, пожалуй.