Цугцванг. Два королевства

*** Хаук не стал относиться к предостережениям маркиза с легкомыслием. Ему совсем не улыбалось снова корчиться под прицелом чужих глаз. Стоило признать, что иосмерийцы умели поставить в тупик желая своего, и Хаук уже устал от того, что терпит сплошные поражения с того самого момента, как встретил в обреченных горах Наннет Бижон. Приказ маркиза был вопиюще-возмутительным, но Хауку пришлось его выполнить. В отместку, в процессе он думал о том, как мог бы поиметь иосмерийского короля во всех возможных позах — раз за разом. Бастиль отчего-то казался ему самой уместной целью для вымещения подобного рода «гнева». Это ведь было его решение привлечь маркиза. Кончить двенадцать раз, находясь в закрытой комнате без каких-либо развлечений, оказалось не так-то сложно. Поэтому со скуки Хаук делал это каждый час своего бодрствования, пока тонкая кожа не стала настолько чувствительной, что это начало приносить боль. Зато голова была чистой и светлой, как никогда раньше. Теперь ему не казалась смешной фраза: «достигнуть просветления». К обеду слуги принесли ему ванную прямо в комнату и наполнили ее из ведер. Специально предназначенный для омовений немой слуга растер его спину и шею мочалкой, а затем после окончания процедур, сбрил лезвием волосы в паху и умаслил кожу специальным кремом. Подобные стрижки, скорее всего, украшали не один альфий член при дворе. Маркиз, как и обещал, пришел к концу следующего дня вместе со слугой, который тащил для него поднос с ужином. Охрана в этот раз осталась за дверью, которую в целях безопасности оставили распахнутой настежь. Хаук набросился на еду с недюжинным аппетитом, разрывая руками горячий хлеб на куски и макая в топленое масло, черпая его пальцами прямо из горшочка. Тушеное баранье мясо так и таяло во рту, легко отлетая от кости. А десерт в виде винограда был как никогда сладок. По подбородку тек сок прямо на рубашку, но он не спешил утереть лицо, наслаждаясь едой. — Да у вас заметно глаза заблестели! — изумился маркиз, наблюдая за трапезой. Хаук хотел бы испытать стыд за собственное поведение, но не мог. Впервые его тело настолько купалось в энергии, а настроение отличалось дружелюбностью и все это из-за каких-то дюжины-другой дрочек в унылой тишине спальни. И не то чтобы он не делал этого ранее, просто не так часто. — Я начинаю видеть в вас хотя бы какую-то перспективу, Арнбранд, вы, главное, не забрасывайте тренировки с вашей правой. Ни одному омеге не захочется видеть возле унылого альфу, не умеющего доставить удовольствие ни себе, ни тем более своему возлюбленному. — Разве альфы не служат как раз для этого самого удовольствия? — неохотно поинтересовался Хаук. — Служат. Но не так как вы думаете. Вам еще многое нужно узнать о нравах, которые царят при дворе. — Это каких же? Маркиз присел на постель и встряхнул рюшками на запястьях. — Вы когда-нибудь слышали определение «фроттаж»? — Нет, а что это? — спросил Хаук, ковыряя языком кусок баранины, застрявший между зубов. У маркиза, наблюдающего за его мимикой, едва не свело от отвращения лицо. — Неужели вас не обучали пользоваться столовыми приборами, к примеру, зубочисткой? Я догадывался, что тхиенцы грубы и неотесанны, но не свиньи же? — Он достал тонкую заостренную палочку из тряпичной салфетки, в которую были завернуты нетронутые приборы и вручил ее Хауку, а затем отвернулся. — Прошу прощения, марки… Ваше Сиятельство, — с усмешкой проговорил Хаук. Подобное устройство для ковыряния в зубах он видел впервые, но по достоинству оценил его свойства. — У вас красивое тело, Арнбранд, но манеры никуда не годятся! И не скажешь, что вы сын короля, ведете себя словно бродячий пес, выбежавший из леса. — А я и есть тот пес, Ваше Сиятельство, я не Риг… Тем более, раньше вы говорили, что у меня вульгарные мышцы и что тхиенцы не возбуждают изнеженных иосмерийских омег. Но давайте не будем? Мне интересно узнать, что же такое этот ваш загадочный фроттаж? За сутки в одиночестве я готов поговорить даже об этом. — Фроттаж — это целое искусство, — начал маркиз, но Хаук перебил его. — Как картины рисовать или нечто вроде? — Вы дадите мне договорить? — О, да, прошу прощения, марки… Ваше Сиятельство. Маркиз сузил глаза, заметно разозлившись. — Вы это нарочно, да? — Не имею понятия, о чем вы? — Хаук был позабавлен тем, что маркиз среагировал на эту мелкую подначку. — Я расскажу вам немного об истории. Для меня это первый опыт в обучении того, кто не стремился к данному предназначению с рождения, поэтому я буду подниматься с азов, чтобы зародить в вашей юной голове правильные мысли. Ну что же, приступим? Триста лет назад, когда Иосмериа была под руководством альфа-правителя Йорга Пятого, на этой земле царил голод и разруха, как следствие его недальновидного правления. Его супруг Жюстин предпринимал определенные действия в течение десяти лет, чтобы укрепить свои позиции во всех диаспорах объединенного королевства. И когда Йорга внезапно не стало, никто даже не думал поднимать вопрос о смене династии, несмотря на то что детей альф у омеги не было. Жюстин был выбором многих и оказался отличным королем на более чем четверть века. И что же сделало его Великим? Как думаете, Арнбранд? — Когда ответа не последовало, маркиз продолжил: — Реформирование армии. Жюстин был первым, кто позволил служить всем, у кого на то было желание: женщинам, бетам, омегам, альфам — всем, кто удержал бы в руках меч! Естественно, альфы были недовольны, как же так, единственное поприще, где им не было равных в виду отсутствия конкурентов оккупировано. Но, как оказалось, даже во владении мечом они не были мастерами… Альф исключали из армейских рядов за пьянки, попытки изнасилований, ругань, драки и вспышки агрессии, которую они попросту не умели контролировать, выдавая за особенности характера, пока не запретили им и вовсе служить. Сын Жюстина — Базиль возобновил это право лишь спустя двадцать лет. Как думаете, насколько далеко смогли уйти беты и омеги вперед в построении собственной структуры военной службы? На мили, многие мили вперед! Альфы уже не были первыми и самыми лучшими, лишь одними из многих. То же самое случилось и с Советом, в который поначалу, во времена Жюстина, были допущены альфы, сейчас же их нет там вовсе. Они склочились и интриговали, строили заговоры о мировом господстве, вместо того чтобы править теми землями и людьми, которые были в их ведении. Хаук понял, что слова маркиза откликнулись в нем. Именно так он сам думал о главах кланов, которые не могли сидеть на месте и кочевали от соседа к соседу, выясняя отношения и затевая территориальные распри. Но раньше ему казалось, что это не имеет никакого отношения к их статусу. Хотя он бы никогда не признался в своей солидарности маркизу, даже понимая, что тот прав. — Король Базиль не затевал ни с кем склок, ну кроме Тхиенского правителя, с которым и до сих пор продолжаются стычки из-за проклятого полуострова Ардо. Тхиенцы — единственные заклятые враги иосмерийцев из-за их упорного нежелания обменивать пленных. Когда был взят в плен принц Валентин, король Камил объявил траур на целый месяц и неукоснительно придерживался его. Все знали, что принц, хоть он и жив на данный момент, вскоре будет мертв стараниями Вальгарда Рэнгвольда. Принц Бастиль на тот момент был еще мал, но, когда принца Валентина казнили и отправили к иосмерийскому двору его голову, ему было уже двенадцать лет. — Я не знал… что его голову… что отец послал ее вам… — Жуткая картина, — подтвердил маркиз. — Гонец перерезал себе горло, не дожидаясь пока его возьмут под стражу. Только передал на словах: «Вальгард Рэнгвольд шлет вам свой кровавый привет, король Камил». Король не дрогнул лицом, спустился с постамента и взял голову в руки, а затем поцеловал принца в губы и сказал: «Спи спокойно, брат мой». Все это видели и сочувствовали королю, ненавидя тхиенского варвара. — Очень драматично, маркиз… Ваше Сиятельство, но не хотите ли рассказать о том, как Валентин плел козни против моего отца, чтобы убить его? Маркиз не выглядел шокированным. — А разве вы, Арнбранд, не сделали бы все от вас зависящее, чтобы избежать плена? Вам так претила идея того, что я буду вас трахать, а чем, вы думаете, занимался король Вальгард с принцем Валентином на протяжении долгих лет? Хаук прикусил язык. — Не думаю, что он прям так ему досаждал… — Но поник на полуслове, потому что внезапно понял: да — досаждал. Слишком часто приходили в будуар стражники, и Валентин брыкался и кричал, а затем его волокли куда-то и возвращался он сам не свой. Мог часами не двигаться, глядя в одну точку. Хаук был мал и хотел играть, а тот лишь равнодушно отпихивал его в сторону. — Давайте сменим тему? Мне не слишком-то приятно, что вы оскорбляете моих соотечественников и если дальше у нас беседа пойдет в том же русле, то я не буду ее продолжать. Маркиз не особенно удивился такой отповеди. — Кровь еще в вас проснется, Арнбранд, попомните мои слова, — не удержался он от реплики, и тут же продолжил: — Как я уже говорил ранее, Жюстин — реформировал армию, Базиль же сосредоточился на том, чтобы выправить все недостатки в Совете. Иосмериа единственное королевство в чьем Совете есть женщины, к их мнению стоит прислушиваться, потому что беты — основа всего. Основа нашего мироздания — где альфа и омега лишь две стороны одной медали. Беты не могут быть рабами наших желаний, да и рабами в принципе. Мы самые худшие узники наших страстей и не нам учить других, пока не разобрались в себе. Один из сыновей короля Базиля — Рафаэль, нареченный «Монахом», написал об этом трактат под названием: «О желаниях телесных», в котором говорилось, что воздержание не лучший выбор для тех существ, чья природа велит им даровать жизнь. Он был ужасным рукоблудом и много разглагольствовал на тему высвобождения внутренних соков. И хорошо, что оказался младшим в цепочке наследования, его обходил Фабьен — дедушка нынешнего короля, иначе двор был бы совсем другим. Именно Фабьен искоренил такое понятие как «наследный брак», продвигая идею свободного деторождения. Как утверждал король на горьком опыте браков своих предшественников: омега всегда знает, чей ребенок в его утробе — это ребенок правителя и будущий король по воле судьбы. Фабьен отдал на суждение Совета кандидатуры всех своих фаворитов и спал только с избранными альфами. И вряд ли прогадал, потому что Камил и Валентин не знали имен своих альфа-отцов, и те в свою очередь не имели права влиять на детей. Это избавило Совет от многих головных болей: притязаний принца-консорта на трон, либо же продвижения «нужного» наследника к престолу, а также вопросов, связанных со вдовством короля или внебрачными детьми. — А почему принц Валентин отправился в Ардо? Неужели ему не сиделось при дворе, где он мог наслаждаться свободой? — Принц Валентин с юношества увлекался военным делом. Он словно родился в седле с мечом в руке, его первое слово было «лошадка», если верить королю. А уж я ему верю, потому что лично знал принца Валентина, мы с ним ровесники. Он был как огонь — пожар, охватывающий сухостой… И поскольку всегда оставался — как и вы — вторым в очереди на наследование престола, король Фабьен его особенно не сдерживал. Принц Валентин мог все, чего не мог принц Камил, в том числе и отправиться в Ардо, чтобы руководить осадой. — Я помню, он был очень красив. — Хаук помнил не только это, но в жизни не стал бы делиться такого рода воспоминаниями. Слишком уж неудобными они были. — Верно, даже принц Камил завидовал его эффектной внешности, но все с лихвой окупилось в Бастиле… У вас его глаза. Синие, как глубокое море. — А у Камиля были еще дети? Кроме Бастиля? Дети-омеги, возможные претенденты на трон? Маркиз немного поколебался, прежде чем ответить. Вероятно, обдумывал, насколько уместно будет обсуждать такие вопросы. — Ни для кого не секрет, что у короля Камиля случился выкидыш, после которого кровотечение не удалось остановить. Других детей нет. — И не известно, кто отец короля? — Верно. Хаук хоть и не был обласкан родительской любовью, но знал обоих своих отцов. И ему искренне стало жаль Бастиля… — Судя по вашим словам, двор нивелировал влияние альф во всех возможных сферах, кроме соития? В этом вопросе все обстоит, как и полагается? — Не совсем, — поправил маркиз. — Нынешний король тоже внес свои поправки, и на данный момент при дворе процветают любые ласки кроме тех, что ведут к рождению детей. Обоюдные касания либо же потирания через одежду — это и есть фроттаж. Бывшие фавориты короля выболтали, что он любит подобные забавы, и это вызвало настоящую истерию. В дворцовом театре даже поставили представление, которое наглядно показывало, каким образом достигается удовольствие, всем подданным хотелось повторить то, что заводит их короля. Фроттаж — это не всегда быстрый процесс, но при достаточной чувствительности глубокий и яркий. Хаук представил Бастиля, трущегося о другого альфу, и почувствовал горячую волну, идущую от позвоночника вверх. Маркиз как никто много знал о постельных привычках короля. Да что уже там, весь двор обсуждал своего правителя и в хвост, и в гриву. — А как же минет? Не вы ли говорили, что Антуан в этом хорош? Наверное, еще и в зад давать обучен? — Фу, как грубо, Арнбранд… — Меня зовут Хаук! — не выдержал он. — И вы это прекрасно знаете, Ваше… Сиятельство. Маркиз никак не отреагировал на вспышку и отослал охранницу, когда она заглянула к ним. — Они ведь все берут своих альф сзади? Король и мне предлагал сделать это: предоставить доступ к своей пещере… — Подобные ласки происходят исключительно на добровольной основе. Я всегда оставляю на откуп своих учеников подготовку ко вторжению в их тело. Никто не заявит на них свои права подобным образом, если они не будут на это согласны. — Но соглашаются все, верно? Мечтают о том, как король раздвинет их ягодицы и погрузится внутрь? — И что в этом плохого… Хаук? К вашему сведенью, король не особенно любит такого рода ласки. Некоторые фавориты даже никогда не видели его член… — маркиз запнулся. — Впрочем, вам этого знать не нужно. — А что мне нужно знать? Что брать омегу естественным путем нельзя? Вряд ли я заведу близкое знакомство при дворе, чтобы использовать ваши уроки на практике. — Вы просто не представляете, насколько велик и раскрепощен двор. Наш король живет как отшельник в сравнении с обычными придворными, которые меняют себе партнеров едва ли не через день. Альфы соперничают между собой в стремлении завладеть самыми красивыми и искусными из омег близких к верхушке, привлекая таким образом внимание короля. Все хотят хотя бы на время стать его фаворитом и, возможно, подарить ему еще одного ребенка. — Даже если статус одного из отцов будет не подтвержден? — Даже если так. Само право владеть им — уже огромный для них подарок. Маркиз нянчился с ним, как с ребенком, на пальцах объясняя то, что для остальных было безусловным. — А вы, маркиз… Ваше Сиятельство, у вас есть любовник? — У меня есть муж. И я счастлив этому. — И как он относится к вашим урокам минета для других альф? — шокировался Хаук. — Я же ни разу не утверждал, что лично даю уроки. Хаук, у нас, несомненно, будут практические занятия. Но, поверьте, практиковать мы будем не на мне. — На губах маркиза появилось некое подобие улыбки и тут же исчезло. — Думаю, на этом мы с вами попрощаемся на сегодня. Вы молодец, видно, что разогнали хандру… — Будете шутить по поводу мастурбации? — О, нет, я себе такого не позволю. Маркиз поднялся и медленно пошел к двери. И Хаук с ужасом понял, что даже ни разу не подумал о том, чтобы причинить ему вред. Не потребовалось связывать руки или приставлять вооруженных охранниц. Он начал адаптироваться к обстоятельствам.