Цугцванг. Два королевства

*** Почти две недели продлилось вынужденное одиночество Хаука. Маркиз не забывал его, присылая книги с записками-распоряжениями, но сам не приходил. В четырех стенах время тянулось бесконечно медленно, особенно когда проводишь его за чтением «Иосмерийской истории», «Придворного этикета для альф» и всевозможных трактатов, включая и тот, который маркиз упоминал в своем рассказе о королях-реформаторах. Хаук от скуки был готов на стену лезть. Даже однообразная дрочка приелась и стала уже рутинной обязанностью, хотя Хаук считал своим долгом разнообразить свои фантазии о Бастиле парочкой придуманных пикантных сцен. Где Бастиль попадает в Тхиен пленником, связанный и на коленях, и лишь Хаук может его спасти от жуткой участи стать супругом Рига. Или та, в которой король приходит в его спальню и отпускает своих охранниц, а Хаук перенимает контроль над ситуацией на себя. Он искренне хотел бы взять Бастиля в плен и с его помощью выбраться из замка. Хаук не думал о том, как причиняет Бастилю боль, хотя он этого и заслуживал. Нет. Справедливость — вот все, что его интересовало. Но добиться ее было не так уж и просто. В Тхиене не было ни единого праздного дня, чтобы Хаук не вставал с кровати. Тем более, чтение не было одним из его любимых занятий. Хаук предпочитал долгие конные вылазки, бокс и тренировочные бои, как на деревянных мечах, так и с настоящим оружием, которое приятно оттягивало руку. Хаук любил мозоли, ссадины и тянущую боль в мышцах, наслаждаясь природой в той же полноте, что и комфортной обстановкой замка. «Когда-нибудь вы пожалеете о своем легкомыслии, ярд*» — говорил Хэлтор — королевский книгочей, который занимался их с Ригом образованием. Но, к чести, Хаука, тот уделял обучению намного больше времени, чем даже наследный принц Тхиена. «Зачем мне все знать? — упрямо возражал Риг. — В победе над иосмерийцами в Ардо книжки не помогут… Я буду как отец, править железным кулаком и пусть дрожат все те, кто встал у меня на пути. Уж я-то наведу порядок и поставлю их на колени!» Но вот уже тридцать лет шла борьба за проклятый Ардо, а воз и ныне там. Полустров во власти Иосмерии, закрывая Тхиену столь желанный доступ к морю. Хэлтор был древним стариком, повидавшим виды и всю свою жизнь отдавшим не боям, а книгам. Хаук не осмеливался перечить старцу, а уж тем более дерзить, уважая его возраст. Но для будущего тхиенского короля никаких границ не существовало. И вот спустя долгие дни ожиданий, наконец-то, к Хауку явился нежданный гость — охранница маркиза. В отличие от личной охраны короля с арбалетами, она носила меч с тяжелой инкрустированной рукоятью и легкие доспехи. Как и у всех иосмерийских женщин-воинов, волосы у нее были коротко острижены, но это все равно не скрадывало хищной красоты ее лица. Охранница дала ему письмо с королевской печатью и отошла к двери, ожидая прочтения. Хаук не стал тянуть и вскрыл послание, ожидая, что это новое поручение от Бастиля. Очередное извращенное волеизъявление. Но ошибся, письмо, адресованное ему, пришло из Тхиена. «Разве сын короля стал бы торговать своей честью ради горстки воинов, рожденных для своей участи? Я искренне тобой разочарован, Хаук. Надеюсь, родина твоего второго отца не вскружит тебе голову, и ты всегда будешь помнить на какой земле ты вырос. Вальгард Рэнгвольд» Отец счел его жертву за проявление слабости, но в то же время требовал верности. И Хаук не знал, как ему реагировать. Риг никогда бы не встал на колени и не стал бы лизать обувь иосмерийского короля. Не пошел на компромисс, уронив тем самым свое достоинство. Тхиенцы никогда не любили договариваться, и гибкая позиция Хаука была для них, как признак слабости. Второй в очереди… Не подходящий… Наполовину иосмериец… Он был им нужен лишь из-за своих знаний и умений. Лучший ученик Гудреда Адельстайна прошел слишком хорошую военную школу. Бастиль немало предлагал за полезную информацию — деньги, положение, покровительство. Несмотря на всю ненависть, которую испытывал к нему. Но Хаук не хотел быть «братом» иосмерийского короля, да и не жаждал денег и почестей. Хаук бросил осторожный взгляд на охранницу, которая молчаливо изучала его, не снимая ладонь с рукояти меча. Письмо было вскрыто ранее и Бастиль его читал, а может, и не только он… Хаук смял бумажку и выронил ее на пол. — Это все? — спокойно поинтересовался он. Охранница окинула его холодным взглядом. — Маркиз приказал немного вас освежить, если вы того желаете. Еще минуту назад Хаука затопила бы искренняя радость от подобного послабления режима, но в данный момент он чувствовал себя пришибленным, искупавшись в неодобрении отца. Хаук едва нашел в себе силы, чтобы кивнуть. — Надеюсь, мне не стоит предупреждать вас о несанкционированных проявлениях агрессии? Если вы хотя бы шаг сделаете вне моего контроля, я буду вынуждена причинить вам боль. — А вы хорошо владеете мечом? — О, поверьте, Арнбранд, мне хватит сил, чтобы нанизать вас на него, — почти выплюнула она. Хаук искренне хотел бы с ней поспорить, но завяжись драка — знал, что его не выпустят из этой комнаты до скончания века. Поэтому вынужден был играть по ее правилам. Охранница связала ему руки за спиной, но не запястья, а локти, что было вдвойне неудобно, заставляя его немного сгибаться. И ей это, бесспорно, доставляло несказанное удовольствие. Впервые оказавшись за пределами спальни за долгое время, Хаук пытался понять в какой части замка его поселили, и куда ведут на долгожданную прогулку? Охранницу звали Эдит, Хаук услышал ее имя, когда с ней поздоровался кто-то из слуг, вставших на их пути. С самим Хауком слуги все еще предпочитали притворяться немыми и не замечать его вовсе. И каково же было его удивление, когда Эдит привела его не просто в уединенный внутренний дворик, а на настоящий тренировочный полигон. Хауку сразу бросились в глаза с полдюжины пар, проводивших поединки на деревянных мечах, справа проходило метание снарядов, слева — рукопашные бои. И все это были альфы, те самые изнеженные, украшенные шелками юноши, которые в другое время сидели у ног своих омег, но не здесь и не в этот час. Они были одеты просто и по-борцовски, в пыли, с забинтованными руками, красными лицами и горящими от азарта глазами. Эдит разрезала веревку и неаккуратно пихнула его в плечо. — Не стойте истуканом, Арнбранд! — приказала она. Но легко было сказать, сложнее выполнить. Как только его заметили, альфы начали застывать в движении, разглядывая его долговязую фигуру, ведь даже в таком многочисленном окружении Хаук был выше всех на полголовы. На чужих лицах читалось недоверие и брезгливость, а по рядам прошелся шепоток: «Смотри… смотри, это, Арнбранд, тот самый кузен короля… Сын принца Валентина… Второй в очереди на тхиенский престол… Пленник» Вперед гордо вышел Антуан, которого сразу было и не узнать в нормальной одежде. Ранее его наряд из газовой ткани не оставлял простора воображению, теперь на нем красовалась обычная рубаха и бриджи. Он бросил Хауку деревянный меч и поклонился с издевательской ухмылкой. — Умеете ли вы сражаться, варвар? — Последовал вызов. Хаук поймал деревяшку на лету и сдержанно ответил на поклон. — Я больше предпочитаю настоящую сталь, — ответил он. Антуан вспыхнул, как свеча, видимо, в статусе королевского фаворита его положение было самым высоким, и никто не смел ему перечить. Он бросился на Хаука в едином порыве, совсем не продумывая атаку, отразить которую не составило малейшего труда. Хаук быстро догадался, что на данном полигоне тренировались не воины, а изнеженные альфы, желающие не утратить форму от праздного времяпрепровождения при дворе. Фехтование вряд ли было сильным предметом у Антуана, который получал свои «превосходно» совсем за другие навыки. Хаук играл с ним, как с котенком и мог бы одержать уже десять побед, но не хотел, чтобы происходящее заканчивалось слишком скоро. Когда Антуану надоело выглядеть дураком, он попросту откинул меч и кинулся на Хаука с кулаками. Его красивое лицо горело огнем настоящей ненависти и Хаук понял, что тот никогда по-настоящему не одерживал унизительных поражений. С каким лицом Антуан наблюдал, как Хаук клонится к ногам короля, а затем и за его падением, и вовсе не думал, что может оказаться в слабой позиции перед этим самым презираемым варваром. Дрался Антуан намного лучше, чем фехтовал, но даже в рукопашном бою не мог пробить твердокаменную защиту Хаука. И оттого злился, что лишало его последней выдержки и, соответственно, наблюдательности. В итоге он пропустил короткий удар в нос и устроил настоящую истерику, увидев на пальцах кровь. Эдит подбежала к ним, но быстро успокоилась, когда к лицу Антуана приложили платок, на котором красовалось едва ли пару капель. — Вы сломали мне нос, Арнбранд! — заявил он, позабыв о спарринге. — Как вы посмели?! — Едва ли ваш нос сломан, я бил в четверть силы, подождите минут десять и все пройдет. — О, нет! Вы все испортили, вы об этом пожалеете, Арнбранд! Я все расскажу королю! Вы ответите! Хаук ушам своим не верил. — Расскажете королю, как не одержали победу в спарринге и едва не расплакались из-за капли крови? — Не ерничайте, это вам не идет, — Антуан окатил взглядом альф, обступивших их в импровизированный круг, в поисках поддержки, но так ее и не получив, зарычал и помчался в замок, драматично прикладывая платок к носу. Хаук решил ретироваться в угол, чтобы никто больше не счел себя оскорбленным его присутствием, но в одиночестве не остался. Небольшая свора разгоряченных альф обступила его со всех сторон в желании завязать разговор. Они закидали его своими вопросами и разрозненными репликами: — Хорошо вы его отделали, Арнбранд… Теперь Антуан будет знать, как воротить носом! — Это тхиенская школа фехтования?.. — А вы помните своего отца, принца Валентина, это он вас научил драться? Говорят, он был искусным воином… — Правду рассказывают про гаремы?.. — Тхиенцы все такие высокие? Эдит разогнала их, едва лязгнув мечом. Хаук был немного шокирован поведением молодых альф, а уж тем более спектаклем Антуана. Неужели Бастиль вмешивается во внутренние отношения фаворитов? Они были похожи на наложников в гареме отца: клокочущие, энергичные и полные жизни, бьющей через край. Вальгард никогда не лез в гаремные свары, даже когда дело доходило до смертоубийства. Так или иначе выживает всегда сильнейший. — Ну и как вам дышится, Арнбранд, хотите обратно? — спросила Эдит с издевкой. Хаук проигнорировал ее недоброжелательность. — Нет. — Тогда почему вы жметесь в углу, как испуганный пес? Хаук понял, что она не оставит его в покое. Поэтому пошел к снарядам, в твердом намерении размяться, и понял, что совсем не все альфы на полигоне омерзительно юны. Но старшие относились к Хауку совсем не так радужно и восторженно. Разглядывая его, словно жука под толстой линзой. Один альфа даже вызвал его на тренировочный поединок, но сражался достойно и без издевок, сосредоточившись на собственной технике боя. Хаук снова одержал победу, но это была приятная победа, полученная путем приложенных усилий. — Благодарю за поединок, — вежливо проговорил тот в завершение. И Хаук решил, что на вид ему лет тридцать, не меньше. Альфа был хорош собой, но далеко не слащавой красотой, которая была популярна при дворе: атлетически сложен, высок и явно не глуп. — Надеюсь повторить и все же одержать победу. Меня зовут — Оливье, мой отец — герцог Оберон. Хаук уже знал, что при дворцовом представлении альфа обязан называть из какого омежьего рода происходит. Омега-отец и был главой рода, а следовательно, самым значимым членом семьи, также учитывался порядок рождения, поскольку за старшими детьми давали более существенное приданное в случае брака. Разрешение на который тоже нужно было получать у главенствующего в роду — самого старшего омеги. Несмотря на то, что короли предпочитали не связывать себя узами брака, при дворе вступали в него весьма охотно, используя подобные узы в целях разделения ресурсов. Бал Дебютантов каждый год являлся главным событием сезона и призом в нем выступало то, что король всегда выбирал нового фаворита из новопредставленных альф, прошедших обучение у маркиза Орно или другого не менее престижного воспитателя. Так что взошедшая звезда Антуана не могла быть вечной. — Вы хороший фехтовальщик, — похвалил Оливье. — Меня учили не фехтовать, а драться на мечах. И это было не в шутку. — Поверьте, весь двор наслышан о ваших тхиенских подвигах, Арнбранд, — хмыкнул он, совсем не обидевшись. — То, как вы убивали иосмерийских воинов, не желая брать в плен, всех поражало кровожадностью и одновременным милосердием. Почему вы не завели гарем? Я слышал в Тхиене у каждого двадцатилетнего альфы, уже побывавшего на поле боя, он есть. — Интерес иосмерийцев к моей половой жизни безмерно льстит, — не ответил на вопрос Хаук, начиная раздражаться. Намек на то, что он щадил иосмерийских омег — убивая их, царапнул по больному. — Драчки, совокупления и сплетни — это в принципе все темы, которые звучат в здешнем тесном обществе, — бесстрастно сообщил Оливье. — Так что привыкайте к подобным вопросам в среде альф. Повезет, если вы найдете хотя бы одного собеседника, желающего поболтать о политике, большинство интересуется совершенно другим… — А вы такой собеседник? Оливье не скрыл улыбку. — Я могу поддержать любую тему, но ваша охранница так свирепо на меня смотрит, что, думаю, не стоит вам надоедать, — он сделал шаг назад, но неторопливо, словно хотел, чтобы его удержали от ухода. И Хаук не устоял. — Эдит так смотрит на всех, не обращайте внимания. Оливье нерешительно притормозил. — Вас будут представлять ко двору? — спросил он, делая вид, что примеряется к снаряду. — Когда-нибудь, возможно, пока же я пленник собственной спальни. — Вами занимается маркиз Орно, а он определенная величина в дворцовых кругах. Хауку стало интересно. Маркиз говорил, что замужем и лично знал принца Валентина, но больше информации о себе не дал, да и вряд ли когда-либо собирался. Хаук же был для него как открытая книга, казалось, маркиз ведал о каждом его вдохе. — И каково же влияние маркиза? — Практически безмерное в плане доверия короля, будучи молочным братом принца Валентина, еще во времена короля Фабьена его карьера летела в гору со стремительностью молнии. Трагедия сблизила маркиза Орно с королем Камилом, а после и с новонареченным королем Бастилем. Хауку показалось, что он ослышался. — Молочным… кем? — Молочным братом. Их выпаивала во младенчестве одна женщина, омеги, как вам известно, не имеют молока. При дворе это частая история. Самое смешное, что женщина, которая выкормила их, теперь занимает место в Совете — графиня Соланж. Она уже в преклонном возрасте, но ее ум так же остер, как и полвека назад… — Ах, да, — растерялся Хаук. Голова взрывалась от многообразия иосмерийского двора. — Маркиз мне рассказывал о женщинах в Совете. А вы? Дебютировали? — Десять лет назад и весьма успешно, я даже состоял в браке, но мой омега умер родами. — Оливье смотрел куда-то в сторону, когда упомянул об этом. Смерть родами была одной из самых частых причин гибели омег и женщин, но в Тхиене к этому относились с определенным равнодушием. Хаук даже не знал, как отреагировать на данное признание и не прослыть животным. — Соболезную. Король Камил ведь оказался в таком же положении? — Король потерял голову, а вместе с ней и жизнь… — тихо ответил Оливье. — Его любовник до сих пор находится при дворе, видимо, король Бастиль держит его в пределах взгляда для того, чтобы помнить об ошибках отца. — Ошибках? — не понял Хаук. — Как вы думаете для чего сорокалетнему омеге — королю, имеющему здорового наследника, рисковать жизнью и заводить еще одного ребенка? Долг его сподвиг или страстное желание? — предположил Оливье и тут же ответил: — Король Камил был отчаянно одержим своим любовником, и, поговаривали в кулуарах, выпрашивал его ласку, как зеленый мальчишка. Он даже хотел взять Гастона в законные мужья и сделать принцем-консортом, но Совет запретил, в ужасе от последствий. Принц Бастиль до последнего отговаривал короля от этого необдуманного шага. Это был настоящий скандал… как и слухи о том, что смерть не случайна. — И обо всем этом судачат при дворе? — ужаснулся Хаук. В Тхиене личная жизнь правителя не обсуждалась так рьяно обычными обывателями, а рабам за такое и язык могли вырезать. — О, нет! Это уже в прошлом, сейчас все говорят о том, когда же король Бастиль даст хотя бы кому-то оседлать себя. Уже двадцать семь, а наследника все нет. Совет допустил грандиозную ошибку, когда заставил его завести ребенка в первый год правления. — Откуда вы знаете, что это был Совет? Оливье покачал головой. — Я же тогда был дебютантом, хоть и не слишком юным. И даже едва не попал в список одобренных Советом фаворитов. Ух и не сладко же пришлось тем альфам потом, когда король набрал силу… Да и Совет пожалел, что надавил на короля. После рождения сына он сильно переменился и перестал сиять. Его свет как будто потускнел… — А где ребенок? — Его нет при дворе. Король сознательно удалил дитя от себя, да и это не важно… Ребенок ведь не омега и ему не нужна вся эта дворцовая грязь. Хаук понял, что Оливье лишь позволь поговорить о придворной жизни и он будет делать это часами, но и сам не мог избавиться от липкого интереса к личной жизни иосмерийского короля. Со стороны вырисовывался весьма мрачный портрет — юный омега, дядю которого казнили, а отец сошел с ума от любовной горячки и ринулся в новые отношения с головой, позабыв о сыне. Хотя Валентин думал о своем ребенке и того меньше, когда заводил свою игру. После смерти короля Камиля Бастиль был вынужден противостоять Совету и тот выиграл, односторонне приняв решение, что новый король должен немедленно принять в своей постели с полдюжины альф. Эдит положила конец их беседе, когда явилась забрать Хаука обратно в его «камеру». — Арнбранду не стоит столько времени проводить в компании других альф, — объяснилась она перед Оливье. На что тот ободряюще улыбнулся и поклонился. — Приношу свои извинения, мадам. Но разве я мог удержаться от соблазна беседы? Эдит на удивление не огрызнулась и Оливье спокойно откланялся. — Свяжете мне руки? — поинтересовался Хаук, когда она достала веревку. — Или рискнете обращаться как с равным? — Учитывая увиденное сегодня, вы горько заставляете пожалеть людей, недооценивших вас… — парировала она. Хаук не сдержал смешка. — Неужели вы об Антуане? — И о нем также. — Хаук не сопротивлялся, когда она связывала его. — Маркиз сказал, что если вы будете хорошо себя вести, то сможете еще потренироваться. — Я уже в предвкушении. — Особо не рассчитывайте, ваша драка с королевским фаворитом выйдет вам боком. Эдит вела его в спальню другой дорогой, видимо, ни она, ни маркиз так и не начали ему доверять.