Цугцванг. Два королевства

*** Двенадцать часов беспомощности длились будто двенадцать лет. Свечи оплавились к рассвету, но никто так и не пришел их сменить. Хаук успел о многом подумать за это время и прийти к выводу, что ожидать другой реакции от маркиза Орно не стоило. Его преданность всегда всецело принадлежала Бастилю и в этот раз маркиз не отступился от собственных убеждений. Но для Хаука Бастиль был синонимом бед и несчастий, посыпавшихся на его голову, как из рога Изобилия. Плен. Унижения. Издевательства. И это лишь малая часть из того, что ему пришлось вытерпеть. За что быть благодарным? Когда утром пришел слуга и разрезал веревки, Хаук даже не пробовал встать с постели, руки настолько затекли, что, казалось, не обретут чувствительности и через год. Но вскоре нахлынула пекущая боль, напоминая о том, что он еще жив. Спустя четверть часа принесли ванну и начали наполнять ее водой. Хаук в это время уединился с ведром за ширмой, опорожняя мочевой пузырь. А когда вернулся, то увидел смущенного портного, мнущего в руках какую-то бечевку. Как и королевские слуги, тот изображал из себя немого, когда Хаук поинтересовался: зачем мерки? Он все еще являлся недостаточно важной особой, чтобы получить разъяснения, но, когда схватил портного за руку, тот заверещал, как резаный, призывая охрану. Глаза у него в этот момент дикие, будто он увидел дикого вепря, несущегося на него во весь опор. Кровь, — слова маркиза — самое ценное в вас. «Варвар и животное — вот кто я для них…» — не без горечи подумал он. Хаук заметил, что охранницы маркиза куда-то пропали, вместо них пришли стражники в строгих ливреях алого цвета с золотыми аксельбантами. — Я не хотел ему навредить, — пояснил он, когда они обступили со всех сторон и уперли в него острия своих мечей. Таким образом, снятие мерок продолжилось под присмотром охраны, пока в дверях не появился Оливье со спутником. Хаук сразу узнал его — омега из свиты короля. Бертран или как-то так… Фамильное сходство сложно было не заметить и Хаук понял, что они, скорее всего, братья или кузены. — У меня для вас превосходные новости, Арнбранд! — сходу заявил Оливье, всплеснув руками. — Теперь, когда маркиз Орно уполз в свою конуру, мы с вами позабавимся! Хаук не разделял его восторгов. — И как именно? — Во-первых, сможем тренироваться каждый день. Я хотел бы иметь такой же отточенный удар сверху, как у вас. Ну, а во-вторых, пойдем сегодня на небольшой званый ужин к герцогу, я как раз говорил Бертрану — вы ведь с ним знакомы, верно? — что нужно немного повеселиться, после всех невзгод, постигших вас. Оливье дал знак страже отступить и выйти за дверь. Никаких возражений не последовало, и они покорно ретировались, расположившись в коридоре. Бертран оглядывал спальню с таким видом, будто боялся, что откуда-нибудь на него выпрыгнут бешеные собаки. — К герцогу Юдо, если я правильно понимаю? — уточнил Хаук. — Что бы не наговорил вам маркиз Орно, просто забудьте. Шарль страшен лишь тем, кто переходит ему дорогу. Но не наше дело влезать в политику, верно? Бертран — мой брат, будет вашим спутником и расскажет, что к чему… чтобы вы ненароком не сели в лужу. Бертран не выглядел особенно довольным своей задачей. В этот раз камзол у него был понаряднее, чем в тот день, когда Хаука доставили к королю. Возможно, тот уже приоделся к ужину? — Я позвал портного герцога, чтобы он на скорую руку подогнал вам какой-нибудь из моих старых костюмов, — продолжил Оливье. — Если бы маркиз потратил на вас хотя бы половину времени упущенного на Антуана, вы бы не ходили в таких обносках. Тем более, эти его глупые забавы… Покажете руки? Хаук не спешил закатывать манжеты. — Там будет король? — О, нет, король узких обществ не любит. Да и зачем вам король? Вы забудете про него, после знакомства с Шарлем, — Оливье много говорил, но в глаза не смотрел, отчего легко можно было заподозрить его в неискренности. Школа маркиза не прошла впустую, и Хаук изо всех сил пытался предугадать, что за напасть может поджидать за углом, решив занять выжидательную позицию. — Маркиз приучал вас к строгой дисциплине, а я расскажу, что на самом деле творится при дворе. До бала Дебютантов остался месяц, дату перенесли после того, как король распрощался со своим последним фаворитом. Нам нужно готовиться, если мы хотим быть во всеоружии. — Хотите сказать, что я буду участвовать в представлении дебютантов? — с явным скептицизмом спросил Хаук. — Для чего это нужно? — Вы новичок при дворе, — пояснил Оливье. — Бал Дебютантов — это двухсотлетняя традиция и многие альфы с пеленок ждут этого дня, чтобы быть представленными королю, а возможно, и занять место подле него. Портной как раз начал измерять бедра, присев на корточки, и вскинул вверх испуганные глаза на него. — У ног короля, — поправил его Хаук. — Для вас это чепуха, но для юных альф, впервые попавших ко двору, все кажется волшебной сказкой. Я тоже был дебютантом и просто купался в предложениях брака от родовитых омег. Я даже мог бы стать фаворитом юного короля, но нынешнее мое положение мне нравится гораздо больше. Оно более устойчивое. — Ваш отец герцог и член Совета. — Не стал скрывать свою осведомленность Хаук, впрочем, Оливье не удивился. — Ну, а ваши отцы — иосмерийский принц и король Тхиена. Вы произведете настоящий фурор на балу. — Этого я и боюсь… Оливье ушел вместе с портным, оставив их с Бертраном наедине. Что было как минимум неловко, потому что кроме маркиза Хаук уже давно не видел омег в непосредственной близости. Бертран напоминал ему о недавнем унижении, хотя прямо ничем не намекнул на ту аудиенцию у короля. И из-за этого вызывал безусловное отторжение. — Ну что же… — начал Бертран, когда дольше молчать уже было неловко. — Я остался, чтобы обсудить некоторые моменты приема. Думаю, многое вы уже знаете, но не все. Сегодня вас будут представлять всем, ответ должен быть только один: «Единственный сын принца Валентина». Когда в комнату входит герцог или любой другой член Совета положено вставать. Вы не должны садиться раньше, чем сяду я. За столом вы насыпаете еду сначала в мою тарелку, а затем уже можете отсыпать из нее в свою. Вы не начинаете есть раньше меня и заканчиваете сразу же, как я встаю из-за стола. Я — ваш спутник, поэтому вы не отходите от меня далеко и следите, чтобы мой бокал всегда был полон — ничего сложного. Верно? — А если я захочу приложить вас лицом в тарелку, я должен буду сделать это до или после того, как вы встанете из-за стола? Бертран ничуть не испугался. Скорее даже обрадовался излишнему напоминанию о дикой природе тхиенцев. — Если вы выкинете нечто подобное, то получите в ответ, Арнбранд. И я не буду к вам так милостив, как король. Хаук понимал, что перечить Бертрану глупо и безрассудно, но все равно не собирался останавливаться. — Это правила для всех альф или только для никчемных фаворитов? Я — не фаворит. И не буду им. — Вы дикарь! И это всем известно, хотите, чтобы имя вашего отца — принца Валентина — было втоптано в грязь? — Он и сам с этим неплохо справился, — съязвил Хаук, чувствуя, как все сжимается внутри от этих непрекращающихся упоминаний его родителя. — Вы хотите приклеить его имя ко мне, как ярлык, но он не был мне хорошим отцом! И я не горжусь им, так как вы или король, или даже маркиз, поющий ему дифирамбы… Мне попросту плевать на его светлую память. — А на кого вам не плевать, Арнбранд? На ваших воинов? Или на вашего тхиенского отца, который палец о палец не ударил, чтобы вызволить вас из плена? Все, что он сделал это написал королю Бастилю очередное оскорбительное письмо, которое лишь продемонстрировало его скудоумие. Где воины, которых вы так вызволяли, осаждающие Хетханну? Где они? За вами никто не пришел, Арнбранд, и знаете почему. Вы всего лишь второй в очереди и им вы не нужны… Ваш обожаемый отец Вальгард успел сострогать себе знатный выводок детишек, чтобы можно было без сожалений пожертвовать одним — вами. — Бертран умолк ненадолго, давая ему возможность ответить, но Хаук не знал, что сказать. Ужасающе хотелось драться — долго и исступленно, пока не прольется кровь, не важно своя или чужая. Заставить Бертрана забрать свои слова обратно — замолчать, но таким образом он бы обнажил слишком многое в своей душе на потеху. Иосмерийцы все как один умели задеть за живое. — Я хотел бы услышать подтверждение того, что мои доводы были восприняты, — хладнокровно продолжил Бертран. — Достаточно кивка, зная вашу твердолобость, думаю, на большее вы не способны. Хаук искренне хотел бы послать его в Бездну или даже убить, но вместо этого заставил себя через силу кивнуть. Маркиз назвал бы это маленьким шагом к победе, но Хаук считал, что его раз за разом берут измором. Бертран ничем не выдал своего ликования, лишь добавил: — Это я помог Оливье выбить для вас больше свободы, Арнбранд, не смог устоять перед его уговорами. А ведь я скорее заставил бы вас гнить в этой комнате заживо, чем одаривать обществом короля или членов Совета. Так что помните свое место и будьте благодарны. Бертран ничего не добавил, даже не кивнул на прощание, и вышел.