Цугцванг. Два королевства

*** Маркиз не спешил, как будто они вышли на прогулку и Хаук не мог не обращать внимания на оживление, которое преобразило замок. Слуги не просто носились по коридорам, ходили толпами: несли угощения, вино и просто выполняли какие-то поручения, в плане корреспонденции. Им пришлось пройти два зала, полных придворных завсегдатаев — играющих в карты, судачащих, а то и вовсе тискающихся по углам, не скрываясь ни за какими гобеленами. Они, бывало, даже не поворачивали головы, слыша, что кто-то идет. Причем не всегда омеги подавляли альф, были такие пары, в которых расстановка сил вызывала сомнение. Мелькали языки, жадные руки с пронырливыми пальцами, а бедра потирались о бедра. И Хаука происходящее на глазах распутство поразило не в самом хорошем смысле. Поэтому, когда они остановились у нужной двери, маркизу пришлось щелкнуть пальцами у него перед лицом, возвращая с небес на землю. — О чем задумались, Хаук? — Я никогда не смогу привыкнуть ко двору. — Никогда не говорите никогда, будете глупо выглядеть в итоге, — отрезал он. — Думаете, за закрытыми дверьми тхиенских гаремов нет разврата? Вы сами еще недавно говорили о некоторых частных случаях. Здесь все намного честнее, чем там… — Да, но в Тхиене подобное происходит с мужьями… — А как же наложники? Их вы забыли? А рабы? Неужели, альфы не насилуют и их? В ваших устах Тхиен становится твердыней святости. — Нет. Я такого не утверждал. — Ну, вот и чудесно, у меня для вас новый урок, Хаук, — маркиз распахнул дверь и дал знак охранницам не входить. — Я хочу вам кое-что показать. Маркиз привел его в королевскую портретную галерею. Огромное помещение, где все стены были увешаны изображениями уже давно почивших людей. Хаук почувствовал себя карликом, глядя на габариты портретов. Величие читалось в каждом мазке художника, а уж какие позы были приняты самими действующими лицами. Йорг Пятый — Хаук догадывался, что это именно он, по огромному жабо под подбородком — явно переживал за свой рост, потому что позировал на лошади, рядом с пешим Жюстином. Цвет волос — это у них было семейное, Жюстин казался слишком высоким для своего супруга, но, несомненно, красивым и статным. — Это король Жюстин и его альфа Йорг Пятый. — Йорг Пятый? Не король Йорг? Маркиз фыркнул, но все же слегка улыбнулся. — Королем он был отвратительным. — Я уже давно понял, на чьей стороне ваши симпатии, маркиз… — сказал Хаук, неправильно обратившись, и тот его не поправил. Пусть и заметил это пренебрежение этикетом. — А это король Базиль и принц-консорт Хайнс, — указал маркиз на следующий портрет. На нем был изображен не столь величавый омега на фоне бравого альфы, который был его шире в плечах раза в два. — Семейная жизнь у короля с его супругом с самого начала не задалась. Хайнс изменял ему направо и налево, а принц Базиль терпел такое отношение. Они знали друг друга с детства, и принц Базиль влюбился в своего альфу еще в возрасте двенадцати лет, Хайнсу на тот момент было двадцать. Принц Базиль пережил его на шестнадцать лет, но от фаворита решил отказаться. В браке у них родилось шестеро детей — двое омег и четыре альфы. — А принц-консорт не отказывал себе в удовольствии объездить короля? — пошутил Хаук, но маркиз не оценил юмора. — Мало того, Хайнс — не выныривая из чужих постелей — заставлял его пить отвар, о котором вы вскользь упомянули ранее, чтобы увеличить интервал между беременностями и не загонять Базиля до смерти. В одном медицинском трактате того времени описано, чего это стоило интимному здоровью короля. Буквально иссушило его, как омегу. — А разве воздержание от близости с альфой не будет оказывать столь же пагубное влияние? — Ну, за последние сто лет от этого еще никто не умер. — А сколько детей было у Жюстина? — Выживших? — А были погибшие? — У короля Жюстина наблюдались определенные проблемы с деторождением, по сведениям из исторических источников у него было до трех дюжин выкидышей. Двое младенцев не дожили до трехлетнего возраста. И это всего за десять лет, Йорг взял его совсем юным, едва со школьной скамьи, когда самому королю уже было где-то под сорок. Базиль был единственным сыном и крайне слабым по здоровью, что на самом деле удивительно, учитывая, как долго он прожил. — Его сыновья Фабьен и Рафаэль? Верно? Это единственные омеги? — Верно. Но, как я и говорил, Рафаэль был немного не от мира сего. Он не оставил за собой детей. — Да, я читал о его любви к воздержанию анального канала, — без тени смущения заметил Хаук. Раньше он не стал бы обсуждать подобные вопросы с омегой, но ведь это был маркиз, существо практически бесполое для него. — Но как же получилось, что их братья альфы дали ему спокойно сесть на трон? — К тому моменту двор уже был полностью реформирован под новую систему управления. Альф не было в Совете, и они не снискали поддержку. Им пришлось усмирить свои честолюбивые позывы. — Проще говоря, им пригрозили мечом? — Они не так уж сильно стремились к власти. С каждым поколением спесь, которой руководствуются альфы подобные тхиенским, сходила на нет. Разве можете вы представить Ламмерта настаивающим на своем? Клод дергает за ниточки, а он пляшет ему на потеху. Впрочем, я никогда не считал Ламмерта перспективным учеником в отличии от Антуана. — Но ведь Антуан глуп как пробка?! — Укладывается во вкусы короля. Зачем ему умный альфа? Король Бастиль вообще альф не жалует, а умеющих настоять на своем и подавно. Зато Антуан был красив и послушен. — И это все, чего король хочет? Раба, лижущего ему ноги? — Не говорите чушь, Хаук, какое же это рабство? Ублажать самого желанного омегу в королевстве, что может быть приятнее для альфы? — Его собственная жизнь и интересы? — Мы говорим с вами о короле. Он — их интерес, да и вся их жизнь. Если вы станете фаворитом, то должны твердо усвоить мои слова. — Разве герцог Юдо не заявит на меня свои права? — удивился Хаук. — Я думал все решено. — А вы искренне хотите замуж за Юдо? — скривился маркиз. — Вы должны знать, что он фригиден, в постели огня не ждите, даже если вам придется покрыть его сухой зад. — Но ведь он спал с королем? — удивился Хаук полученной информации. — Король тогда был крайне юн, едва ли понимал, что происходит, когда Юдо начал за ним ухаживать. Тогда Юдо перевалило за двадцать, он уже показывал успехи в ратном деле и внешне был совсем другим, более открытым, приятным. Носил длинные рыжие волосы, собранные в хвост и модную на тот момент короткую щетину. Его тело не было таким обескровленным и жестким, а язык злым. — Куда вообще смотрел король Камил? Почему позволил? — Связь двух омег при дворе — это не нонсенс, Хаук. Как и двух альф, думаю, вы в этом уже убедились. Но, даже если бы это порицалось, король Камил на тот момент был занят несколько другими вещами. — Своим альфой? — Верно, Гастон завладел им полностью, без остатка. Возможно, неслучайно Бастилю запудрили голову первой любовью, но не он был их целью. На тот момент Камил не состоял вообще ни в каких отношениях уже более пяти лет. Он хранил верность… — Маркиз не договорил, а затем за плечо повернул Хаука к противоположной стене. — Кое-кому другому. На картине были изображены двое еще совсем юных омег. Они были одеты, как крестьяне, в распахнутые на груди белые сорочки, свободные бриджи и сапоги. Золотые волосы изящно обрамляли их тонкие лица. Один сидел на стуле с высокой спинкой, похожем на трон, а другой у его ног. И что поразило Хаука больше всего — омегой на импровизированном троне оказался принц Валентин, а у его ног расстелился король Камил, положив локоть на колени брата. Они казались абсолютно умиротворенными и расслабленными, позируя художнику. Валентин смотрел на зрителя, а вот Камил искоса на него, любовался им. Это был портрет любовников, а не братьев. Только ты… Хаук вспомнил рисунок. Только ты… Это написал король Камил? Подобное казалось попросту невозможным. Ужасающим. Не из-за того, что они были братьями, нет. Хаук не мог поверить, что его отец спал с другим омегой? Почему тогда уехал в Ардо? Бежал от любви короля Камиля? Хотел ли другой судьбы для себя? Любил ли короля Камиля так же сильно, как тот, несомненно, любил его? Одни вопросы. Одна чертова пустота! — Как мог король Камил осудить Бастиля за то, что делал сам? — продолжил маркиз. — Он обожал Валентина, боготворил его и душой, и телом. Во многом, иногда, даже удушая своей любовью. Валентин был королем его сердца. Единственной и невосполнимой любовью. — Они трахались? — не подбирая слов спросил Хаук. — Мой отец его трахал? — Хаук… — начал маркиз. — Вам сложно будет понять. Я близко знал Валентина и могу вас уверить, что все всегда не столь однозначно сколь кажется на поверку. Хаук фыркнул, отмахиваясь от его слов. — Юлите. Да и что тут понимать? — Король Камил был зависимым человеком, — пояснил маркиз. — Он постоянно нуждался в ком-то, кто был бы ему ближе всего. Сначала это был Валентин, затем Бастиль — король его излишне опекал, ну и альфа — Гастон из рода герцога Юдо. Хаук не понял. — Юдо? Причем здесь Юдо? — Верно, он был дядей Шарлю. — Шарлю Юдо? — снова спросил Хаук, не веря своим ушам. — Его дядя спал с королем Камилем, а сам герцог с принцем Бастилем? — Да. — А затем Юдо предал его на Совете, после смерти короля Камиля? Заставил принять избранных альф и зачать ребенка? Отдал Бастиля на растерзание? Тот коротко кивнул и Хаук горько усмехнулся. — Во благо Иосмерии, - И эта фраза в устах маркиза… Именно так сказал Юдо, когда приходил к нему в спальню: «Я пойду против кого бы то ни было, если это будет во благо Иосмерии». Беспощадный ублюдок. — Король Бастиль умеет находить себе друзей. Но постойте, зачем вы мне это говорите? Зачем раскрываете все карты? — Затем, что вы не станете альфой рода Юдо, Хаук, король этого не допустит. И, я думаю, теперь вы понимаете, почему этого никогда не произойдет. Хаук лишь понимал, что застрял в ловушке, где на кону была его жизнь. — И что он сделает? Убьет меня? Оскопит и выбросит за стены? — Увидите. Совет уже заседал по поводу вашего брака с герцогом Юдо. Мнения разделились, будущий бал Дебютантов разрешит вашу судьбу. — Но ведь все уверены, что я уже избран Юдо? Никто не захочет перейти ему дорогу. — Именно поэтому король не может вас выдать замуж, Юдо не позволит. Он прогнется лишь в одном единственном случае… — Хаук ждал, пока он скажет, но маркиз не спешил. — Хаук, я говорю это вам, чтобы вы повели себя достойно и не опозорили короля своим непослушанием. — Касательно чего? — не понял он. — Разве вы еще не догадались? Я думал, вы уже давно поняли. Вы вскоре станете новым фаворитом короля. Он выберет вас на балу Дебютантов, но это пока строжайшая тайна. Хаук дернулся, отшатнувшись назад. Как будто ему выдали оплеух и щеки загорелись огнем. Он попросту не мог поверить, что подобное на самом деле может произойти. Только не с ним. — Нет! — было его первой реакцией. — Нет, уж лучше Юдо! Я соглашусь на брак с Юдо. Только не король… — Не говорите ерунды, Хаук, — ласково ответил маркиз. — Вы просто немного шокированы. — Нет, не немного! Я очень шокирован! Он не может выбрать меня?! Зачем я ему нужен? — Боюсь, что на самом деле вы ему не нужны. Я даже сомневаюсь, что он будет с вами делить постель. На данный момент король крайне взбешен данным поворотом событий, потому что герцог Юдо пошел против его слова касательно возможности вашего брака с кем-либо. Король запретил ему брать вас в мужья, но это, увы, не помогло. Как в свое время Гастон, Юдо жаждет власти, и он видит ее в вас. В ребенке, которого может получить от вас. — Я не буду фаворитом короля, его подстилкой и домашней собачонкой! Это невозможно. Нет. — Хаук заметался как раненый зверь по клетке, но маркиз не испугался его паники. Лишь наблюдал со стороны. — Почему вы против? Король вас не привлекает? О, с этим как раз таки не было проблем. Бастиль излишне привлекал его, но не как объект молчаливого вожделения. Хаук с радостью взял бы его в единственном доступном альфе смысле — трахнул. И никаких экивоков! Но Бастиль никогда не позволит, да и мало того, будет издеваться над ним. Вряд ли в изощренности тот уступал хоть кому-то из своих подданных. Хаук мог бы поверить в то, что когда-то давно Бастиль был юным принцем, нежным омегой — открытым и романтичным. Но с тех пор много воды утекло. Теперь это гордый мужчина, который борется с Советом за собственное право выбора и побеждает. Бастиль ненавидит альф и все, что с ними связано. Низводит их и презирает. — Мы ведь братья? — ухватился Хаук за последнюю соломинку. Маркиз закатил глаза. — Я вас умоляю, Хаук, вы ведь даже внешне с ним не похожи! О какой родственной связи может идти речь, тем более, всем плевать. Если случится чудо и у вас с ним будет ребенок, ему вряд ли грозит стать уродцем. Я не зря рассказал вам о любви короля Камиля к собственному брату, чтобы вы понимали, двор этим не удивишь! А ваши сегодняшние рассуждения о принце Валентине натолкнули меня на мысль, что вы достаточно готовы, чтобы с достоинством воспринять информацию и не пороть горячку, я ошибся в вас? Будете вопить, как Антуан? — Я не приму предложение короля. — Ну, тогда вы погибнете, поздравляю! Вы не сможете вытерпеть пару месяцев то, о чем грезит половина альф при дворе? — Я буду его пожизненным пленником! Уж лучше пусть меня убьют. Маркиз приложил руку ко лбу и наигранно вздохнул. — Ах, свежо предание… Да верится с трудом. Почему принц Валентин не умер в тот же миг, как член короля Вальгарда протаранил его? Почему он терпел так долго? Почему хотел жить? А вы сдаетесь, как последний трус? — Мой отец… — Увольте, — оборвал его маркиз. — Не хочу даже слышать это нытье для маленьких мальчиков. Я думал, вы — альфа. Маркиз специально оскорблял его, еще и приплел принца Валентина, Хаук это понимал. — Думаете, я брошусь доказывать обратное, буду плясать под вашу дудку, маркиз? — Вы между двух зол, Хаук, но поверьте, король не так жесток, как вам кажется. Он не убил вас, хотя мог, и ищет способ выйти из ситуации. Думаю, все дело в вашей королевской крови, король не хочет брать на себя грех, убивая кузена. Он не Вальгард, до мясника ему далеко. Ситуация разрешится, как только король забеременеет или сможет ослабить герцога, а это произойдет скоро, учитывая, поведение последнего. — И я должен ждать и подчиняться? — Да, должны, Хаук! — едко ответил маркиз. — Думаете, Юдо не возьмет у вас свое силой, если вы вдруг окажетесь в его власти? Вам его никак не победить. — Омеги ведь не насилуют альф? — Другие омеги, но не Юдо. Ему ничего не стоит сломать вас. Хаук чувствовал, что его буквально потряхивает от волнения, словно бал будет вот сейчас, сию секунду. А затем он вспомнил о кочерге… И немного полегчало, совсем чуть-чуть. Взгляд скользнул с портрета Валентина и Камиля, а затем переместился в самый угол галереи — Бастиль. Там висел портрет здравствующего короля. Стать фаворитом… Подчиниться. Лизать ему ноги. Быть рядом, на один шаг позади. Прикасаться к нему. Быть в нем. Бежать. Бежать. Бежать… Куда угодно, лишь бы унести ноги. *** Маркиз молчал всю дорогу назад, а Хаук был настолько подавлен, что даже не смотрел по сторонам. Его не трогал смех и пьяные выкрики, не возмущали и низкие стоны совокупляющихся пар, разбредшихся по углам. Перед глазами все еще плыл портрет Бастиля из галереи. Тот стоял на нем в гордом одиночестве с официальной короной на голове, волосы забраны за уши, глаза слегка прищурены, а губы чрезмерно подчеркнуты, словно художник хотел выделить излишне придирчивый нрав своей модели. С его плеч лился уже знакомый красный королевский плащ с меховой опушкой, крепкие бедра обтянуты песочными бриджами, а на ногах сапоги до колена, для верховой езды. Маркиз сказал, что король не будет иметь притязания на его тело. Хотя, каким образом, если фавориты живут в одних покоях с королем? Невозможно. Маркиз попросту врет, желая лишить его нервозности перед балом. Бастиль явно не откажется от своего фунта плоти, не зря же так интересовался его «пещерой». Хаук не собирался ложиться под омегу — никогда! Ни под герцога Юдо, ни под короля! Следом мысли перепрыгнули на портрет Камиля и Валентина. Любовники. Они любовники с юных лет и не стыдились этого перед двором. Хаук все еще был не в силах поверить. Хотя стоило бы догадаться. И про бал Дебютантов, и про короля, да и про то, что принц Валентин имел близкие отношения до плена. Сердце гулко забилось в груди. Хаук догадывался, что ничем хорошим ситуация не закончится и всегда держал про запас вариант побега из замка. Но уж никак не думал, что Бастиль поступится своими интересами и решит взять его в фавориты. Маркиз как-то сказал, что король еще пожалеет, что не отправил его вслед за пленными тхиенцами, может он только этого и хочет? Чтобы Хаук сбежал и дело с концом? Эта мысль была самой рациональной в веренице других, не самых приятных. Хаук никогда не хотел бы стать мужем герцога Юдо и с самого начала не верил, что кто-то в своем уме даст ему взять этого омегу в мужья. Или как пафосно говорят иосмерийцы «стать альфой рода Юдо». Одна мысль о том, чтобы смешать свою кровь с его, вызывала тошноту. Маркиз вошел вместе с ним в спальню, прикрывая дверь на три четверти. — Хаук, я хочу убедиться, что вы не наделаете глупостей, пообещайте мне. — Каких именно глупостей, маркиз? — Вы сдержите в секрете мои слова, а заодно постараетесь привыкнуть к мысли о своей дальнейшей судьбе. Все не так уж плохо, поверьте мне. Я знаю короля с пеленок, он не подарок, но по-своему его можно понять в любой ситуации. — А кто поймет меня, Ваше Сиятельство? — снова перешел на официальный тон Хаук. — Кто хотя бы раз отнесется ко мне по-человечески? Я — сын принца Валентина, член королевской семьи, но чувствую себя хуже последнего вора, схваченного за руку. Слуги меня игнорируют, стража травит, как пса, и я устал быть использованным. Мне нужна свобода. — Никто из нас не вправе делать, что ему заблагорассудится, Хаук, даже я. Будь вы наследником Тхиенского престола, вы бы это выучили наизусть. Свобода — весьма абстрактное понятие. Маркиз подошел к столу и коснулся свитков. — Вы прочли их? — Нет, — сухо бросил Хаук. — Почему? — Хотите знать? Взаправду или из вежливости? — Я же спросил, — парировал маркиз, вскинув гордо голову. — Значит, хочу. — Когда Валентин был воином, он еще не стал мне отцом. И тот, кем он был… — Хаук отогнал от себя мысли об их связи с Камилем. — Я уже никогда не узнаю его тогдашнего. Дневники мне в этом не помогут. — Но вы можете поговорить с теми, кто помнит принца. Кто любил его и хранит все эти годы память о нем. — С вами? — Можете и со мной. Но таких как я людей немало, вам всего лишь стоит их поискать. — Ответьте всего на один вопрос: как вы думаете, почему он не покончил с собой? Почему решил дождаться того момента, пока я не увидел свет? — Потому, что он был сильным, Хаук. Принц Валентин любил жизнь. Ваш отец не признавал поражения, когда совсем еще юным, он приступил к занятиям со своим учителем по фехтованию, то впервые бился до тех пор, пока у него ладони не начинали укрываться мозолями. Он кусал губы от боли на следующий день, бинтовал руки, терпел, но выходил на полигон. Хаук, вы обижены на него, как ребенок, но уже давно выросли из детских штанишек. Я не говорю, что ваш отец был идеален. Возможно, он ошибался в чем-то… Я допускаю, что он мог вас обидеть, но стоит ли держать обиду на мертвеца? — Нет, — согласился Хаук. — Не стоит. — Я уверен, что по-своему он любил вас. Хаук не мог этого слышать, попросту не хотел этой никчемной жалости от маркиза. Схватил дневники со стола и всунул ему в руку. — Забирайте и уходите. — Хаук, — повелительно окликнул его маркиз. — Хаук! — Вы можете просто уйти? Маркиз продолжал стоять, сжимая в руках свитки. И было в его лице нечто такое, чего бы Хаук предпочел не видеть. Сострадание? Участие? Хаук демонстративно вышел за ширму и решил отлить, чтобы маркиз слышал. Он ведь тхиенец, дикое животное и варвар! Вот и повел себя соответственно. Пренебрежительно и вульгарно. В горле образовался ком величиной с кулак, который попросту не давал вдохнуть. Когда он вернулся маркиза уже не было в комнате, но дневники тот не забрал, они так и лежали на столе. Покинутые и ненужные.