Цугцванг. Два королевства

*** Утром Хаук проснулся от резкого скрипа пера, Бастиль в одном белье сидел за столом и работал с бумагами. Перед ним стоял красный ящик, который, скорее всего, доставили, пока они спали. Едва рассвело и свет, проникающий через окно, казался мутным и пьяным, путаясь в растрепанных светлых волосах короля. Лаская его тело, едва прикрытое тонкой сорочкой, своими лучами. О халате Бастиль по какой-то причине позабыл. Хаук обратил внимание на скрещенные под стулом обнаженные щиколотки, не скрытые чулками. Одна его рука лежала на столе, а вторая касалась шеи и кончиками пальцев скользила по открытой коже. Он сидел вполоборота к нему, и это казалось прямым искушением. Но затем Хаук осознал, что Бастиль не станет соблазнять его намеренно, тем более он находится на своей территории и может вести себя как ему заблагорассудится. И явно не горит желанием получать какие-либо знаки внимания. Но будучи искушением в чистом виде, Бастиль мог делать что угодно и выглядеть возбуждающе. Ансельм, видимо, тоже проснулся и даже вылез из постели. Снова в полном неглиже, и Хаук имел сомнительную честь увидеть «обрезанный член» фаворита под воздействием утреннего стояка. Он отправился в туалет, а затем в том же виде вернулся в спальню, направляясь к Бастилю. Но тот даже не отреагировал, когда Ансельм коснулся его плеч и поцеловал у основания шеи. Там, где еще недавно были пальцы Бастиля. — Прошу прощения, что не успел явиться до вашего отхода ко сну. Еще так рано, может, хотите вернуться в постель, Ваше Величество? — Позже, Сельми, — отказался Бастиль. — Тогда я побуду с вами, можно? Хаук, все еще закованный в доспехи из парадного костюма, сел и цепи зазвенели, отчего Ансельм едва не подпрыгнул от неожиданности. — Позовите Сибиллу, Сельми, пусть сопроводит Хаука в купальни и приведет его в порядок, — приказал король. — А после пусть подают завтрак в столовой. Что-нибудь легкое… Ансельм не особенно охотно пошел за одеждой, а затем выполнять приказание. — Как спалось, Хаук? Будете продолжать свою бессмысленную борьбу? — поинтересовался Бастиль, не глядя на него. — Вы сказали, будет тяжелый день. Какие у вас планы на меня? — Хаук чувствовал себя крайне скверно после вчерашнего. Хотелось отлить, обмыться и переодеться, а возможно, и подрочить, если удастся. Хотя в последнее верилось с трудом. — Мы одалживаем вас маршалу Ланжерону на весь день. И хоть вы вели себя непозволительно с маркизом Орно, мы вас прощаем, нам кажется, в вас сказалось нервное перенапряжение последних дней. Надеюсь, нам не нужно напоминать вам, что с сиром Валентином общение вам возбранено? — Бастиль отложил перо и встал, разминая плечи. Хаук все еще не понимал, почему Бастиль не использовал Ансельма, чтобы сбросить напряжение. Это казалось логичным, пусть и крайне обидным. Неужели Бастиль потерял интерес к своему слащавому кобельку? Или не хотел, чтобы Хаук увидел, как он будет его иметь. — Зачем я понадобился маршалу Ланжерону? Если речь снова пойдет о Тхиене, то в этом нет никакого смысла. Я не буду снабжать вас информацией. — Станете хранить верность вашему брату даже после смерти отца? — Бастиль спросил, как бы между делом, не догадываясь, что он в курсе всех последних событий. — Я буду хранить верность Тхиену вне зависимости от того, кто будет королем. — Даже если этим кем-то станет Петтер Ойстейн? Хаук напрягся. Перед отбытием из Сверы Риг сказал, что убьет его и посоветовал подготовиться к следующей встрече. Это казалось вполне логичным, если бы отца не стало, его следовало убрать первым — Риг это понимал. Но отец был жив и здоров и беды ничего не предвещало. Хаук думал, что у него как минимум лет пять-десять в запасе, чтобы набраться военного опыта и расширить связи. Если бы ему удалось вернуться в Тхиен… — Петтер Ойстейн — достойный альфа. Клан Ойстейнов один из самых могущественных в Тхиене. — Ком встал в горле, когда пришлось это сказать. Вряд ли Олав Ойстейн сильно обрадовался, если бы Хаук нарисовался на горизонте. — Нам доносят, что он стал бы гораздо лучшей кандидатурой на трон в отличие от вашего брата. — Неужели Иосмериа вмешается и поддержит его притязания? Бастиль рассмеялся. — Иосмериа не будет помогать тхиенцам разобраться в их конфликте. Нам гораздо выгоднее, если борьба за трон будет длиться десятилетиями. Полномасштабная междоусобная война, которая ослабит Тхиен и ввергнет в полнейшую разруху. Думаю, ваш братец будет сопротивляться до последнего, а помимо Петтера Ойстейна может появится еще с десяток других претендентов на трон из более слабых кланов… Думаю, им бы не помешали золото, сталь и лошади, чтобы ввязаться в драку. — И вы не поскупитесь поддержать слабого лишь бы продлить агонию? — с презрением спросил Хаук. — Это лишь мысли вслух. Пока мы наблюдаем за спектаклем. — И вам плевать, что будут страдать невинные? — Мы должны думать о собственном благополучии, Хаук. Чего и вам советуем. После короткого стука в спальню вошла Сибилла, а Бастиль отправился за халатом и как будто позабыл про него. Хаук молча ждал пока с него снимут наручи, разговор с королем казался законченным, пусть и полным неприятных выводов. Всю следующую неделю Хаук подвергался допросам маршала, иногда крайне деликатным и мягким, а иногда жестким и провокативным. Ланжерона интересовало все до последней мелочи, даже если речь не шла о воинской службе. И постепенно Хаук понял, что это не было приказом свыше, а скорее личным желанием самого маршала прощупать пленника. Ланжерон словно деревянную лошадку крутил его из стороны в сторону, стараясь рассмотреть каждую зазубрину. Бесконечные разговоры, во время которых приходилось постоянно держать ухо востро и не сболтнуть лишнего, изматывали морально. Отряд маршала расквартировался в замке на некоторое продолжительное время. И это значило, что Валентин все еще здесь, но Хаук видел его лишь мельком пару раз. Сам Валентин к нему не приближался, видимо, маркиз донес до сына всю непристойность его поведения. Хаук был собственностью Бастиля и пока значился как фаворит, лишь король мог одаривать его своей лаской. Или же игнорировать, что Бастиль и делал. Выезжал из замка. Работал с бумагами. Принимал многочисленных посетителей. Уделял время свите, собирая их у себя. Или же тискался с Ансельмом. Их игрища вызывали крайнее отвращение, возможно, во многом потому что Хаук был лишен даже малейшей возможности выпустить пар. Бастиль любил целоваться, и когда на него находило настроение, мог на удивление долго насиловать губы несчастного фаворита. Который весь извивался от возбуждения в его объятиях, желая выпросить нечто большее. И Бастиль либо позволял ему разрядку, либо же специально отвлекался на что-то другое и переключался на повседневные дела. И тогда Ансельм сходил с ума, как и Хаук совсем недавно. Сам же Бастиль крайне редко позволял Ансельму коснуться себя. Хаук понимал, что эта демонстрация лишь иллюстрирует недавние откровения. Внимание короля — это милость. Подаренный им оргазм — желаннейшая награда. Секс с ним — привилегия, которую еще нужно заслужить. И похоже, что таланты Ансельма Бастиля не особенно радовали. Из их разговора, подслушанного ненароком, когда Ансельм дерзнул предъявить Бастилю некоторые смущенные требования. Хаук понял, что Бастиль еще ни разу не брал своего фаворита сзади, на что Ансельм крайне надеялся уже более месяца. Будучи молоденьким альфой, у него, видимо, сперма через уши затекала, а потрахаться было не с кем. Не Хауку же задницу подставлять? Бастиль обещал подумать. Но, как оказалось, претензии его мало вдохновляли, и Ансельм подвергся на два дня полному игнорированию. За что нижайше извинялся потом и едва не расплакался, сказав преинтереснейшую вещь: «Это потому, что я не смог вас довести до оргазма в вечер бала?». Бастиль среагировал полным молчанием и ушел из спальни, Ансельм побежал за ним, проклиная на ходу свой длинный язык. Когда они вернулись, Ансельм боялся рот открыть. Бастиль попросту поработил любые зачатки его воли. И чем сильнее давил, чем сильнее Ансельм прогибался, тем все меньше интереса привлекал. И Хаук, хоть и не испытывал жалости к Ансельму, все чаще думал, что с Бастиля станется заменить его кем-то другим. И тогда придется привыкать к новой подстилке короля, которая будет пытаться подстроиться под его внутренние ритмы. Новая жертва для очередных унижений. Капризы Бастиля и его искусственное равнодушие вызывали в Хауке глухую злость. Если бы можно было до него дотянуться, повалить на кровать и хорошенько оттрахать, тогда хотелось бы посмотреть в его лицо. Будет ли оно скучающим? Полным неодобрения? Или же скрытой брезгливости, с которой он иногда смотрел на окружающих? Станет ли Бастиль все так же играть с чужими чувствами и плевать на них? Впрочем, Хаук понимал, что подобная возможность вряд ли представится. Король был занят лишь собой, а у него все дни до единого уже были расписаны по минутам: подъем, утреннее омовение, затем тренировка в королевской зале для фехтования в компании Эдит, которая сопровождала все его перемещения. Затем пешая прогулка с маршалом по окрестностям под надзором стражи. Обед в компании Ансельма или охранницы, а вечером по необходимости сопровождение Бастиля на официальных мероприятиях, которые тот посещал. На них Хаук стоял в полнейшем одиночестве и лишь имел возможность наблюдать за всем. Одно радовало приемы проходили не каждый день и большинство из них казались жутко скучными и не стоящими и доброго слова. Да и Бастиль не особенно любил бессмысленное времяпрепровождение. Даже во время приема на него могло накатить желание поработать, и тогда праздных зевак вокруг него заменяли: секретарь, личная свита или кто-то из членов Совета. Хаук попросту сходил с ума от их разговоров, находясь невдалеке от трона или того места, где расположится король. Бастиль не любил неподтвержденные факты или расплывчатые объяснения и не терпел их. Если был задан вопрос, он хотел получить четкий ответ. Собеседников короля это зачастую ставило в тупик, заставляя нервничать, даже когда они ни в чем не были виноваты. А уж если пытались хитрить, то подвергались такому давлению, что впору броситься в бега. Бастиль любил контроль не только в собственной постели, но и касаемо государственных дел. То, как он пропускал через себя полученную информацию, у Хаука не вязалось со здравым смыслом, потому что Бастиль, казалось, обладал феноменальной памятью на цифры и даром к сложению. Вальгард Рэнгвольд вел свои дела совершенно иначе и во многом из-за этого терял. У короля Вальгарда был несомненный авторитет и даже некоторая склонность к интригам в манипулировании кланами. Но бумаги его крайне удручали. Однажды он даже сказал Хауку, что быть простым воином гораздо веселее, чем королем. Но Хаук ему не поверил, казалось отец просто хочет его утешить из-за малой вероятности того, что трон ему когда-либо перепадет. Бастиль же был рожден для этой роли, как никто другой. И создал свой собственный неповторимый образ, от которого все сходили с ума. Посвящали стихи, писали песни, дарили оды или рисовали портреты, ставили театральные постановки о последнем балу Дебютантов, а также неожиданном для всех выборе короля, и восхваляли самым непристойным образом. Так, что иногда Хауку казалось, он нужен им намного больше, чем они ему. Что же до Совета: Бланшар обожал Бастиля как собственного сына; графиня Соланж кудахтала над ним как ласковая бабушка, уже и позабыв о том, что поддерживала герцога Юдо; Дьофи выражал искреннее почтение; а Оберон, как и следовало ожидать, сменил гавань и теперь говорил только о том, как великолепно и справедливо Его Величество. Оливье расстался с Юдо, скорее всего, по настоянию отца, и тот теперь появлялся везде в сопровождении одного и того же омеги-воина Мемерика, виконта Олье. Про которого судачили, что он новый любовник Юдо. Мемерик был блондином и на расстоянии чем-то безотчетливо смахивал на короля. Оливье происходящее заставляло все чаще и чаще прикладываться к бутылке. Двор испытывал изощренное удовольствие, обсасывая эту сплетню с тем же рвением, что и события на балу Дебютантов: выбор и последовавший за ним скандал. — Оберон, скажите нам, почему вашего прелестного младшего сына не представили к выбору? — поинтересовался Бастиль на вечере, который устраивал сам герцог. — Возможно, мы бы забрали его себе. Такое сокровище не должно грустить, стоя у стены. Бертран как раз стоял рядом с отцом, и его лицо побледнело, когда прозвучал вопрос. Жуль действительно постоянно отирался где-то, но не возле Валентина, который казалось вообще не испытывал к своему альфе никакого интереса. — О! Мы не знали Ваше Величество, что вы хоть как-то выделяли его! Это была бы огромная честь для нас! Маркиз Орно сделал предложение от имени своего наследника, и мы решили, что, учитывая обстоятельства, — Оберон стрельнул взглядом на Хаука. — Стоит его принять. Бертран, позови брата к нам! Хаук внутренне негодовал. Неужели Бастиль откажется от Ансельма и позовет к себе Жуля? Оберон быстро обстряпает все и разорвет союз с маркизом Орно. Ведь Ансельм тоже был чьим-то фаворитом и с радостью перебежал к королю. Бертран примерз к полу, и Оберон повторил приказание слуге. — Жуль, милый мальчик, но такой бесхитростный, не умеющий соблазнять, а Ваше Величество столь прекрасно и великолепно, что вогнали бы его в краску и заставили заикаться, что, к сожалению, имеет место быть, — честно донес до короля Оберон. — Милый Жуль заикается? — переспросил король. — Лишь когда сильно нервничает. — Тогда мы должны быть к нему особенно ласковы. О, да, Хаук знал все виды ласк Бастиля! Валентин был не лучшим омегой для Жуля, но Бастиль… Бастиль заберет у него душу. «Игрушки короля всегда безвозвратно сломаны любовью к нему» — сказал когда-то Шалот. И глядя на Ансельма, почему-то сомневаться в этом не приходилось. Но Жуль? Хаук не хотел себе представлять, как Жуль займет место Ансельма. Когда Жуль подошел, то не мог глаза от пола оторвать. Бастиль протянул ему руку и тот склонился над перстнем и аккуратно поцеловал королевский герб. — Его Величество отметил, что ты грустишь, дорогой, — захлопотал Оберон. — Его Величество переживает по этому поводу. — Я… — вскинул глаза Жуль и невнятно прошелестел: — Ваше вн-н-нимание столь лес-с-тно… Бертран смотрел на младшего брата так, словно хотел его убить. — Хотите присесть, Жуль? Принесите табурет, — приказал Бастиль. Хаук едва не фыркнул. Какая неслыханная щедрость! Оберон весь светился от счастья, что король обратил внимание на его младшего сына и стрелял гордыми взглядами в других членов Совета. Словно хотел сказать вслух: «Вот смотрите, какие у меня сыновья!». В толпе мелькнуло озадаченное лицо Оливье и даже смущенное Валентина, рядом с которым стоял маркиз. Слуги принесли табурет, и Жуль сел, заметив Хаука. По его взгляду стало отчетливо понятно, что Жуль знает о чувствах Валентина к нему. — Как к вам относится сын маркиза? — спросил Бастиль, и Жуль отвлекся. — Х-хорош-шо, Ваше… Величество. — Тогда почему вы не улыбаетесь? Жуль попытался выдавить улыбку, но она вышла крайне жалкой и неестественной. Бастиль взял руку Жуля в свою ладонь и погладил большим пальцем запястье, отчего щеки альфы залило румянцем. — Не бойтесь нас, милый. — Я не… — Не обманывайте короля, — нежно улыбнулся ему Бастиль, подчиняя Жуля своей воле, и тот ощутимо расслабился. Практически утонул в его ласке. — Наше общество вам приятно, милый? — К-конечно. Это же вы… — Скажите честно, Жуль, вы влюблены в сира Валентина? — поинтересовался Бастиль. И переместил свою руку с запястья на щеку Жуля и даже коснулся уголка его губ, отчего тот мелко задрожал и явно не на шутку возбудился. Хаук уже хотел было вмешаться, но ко времени подоспел Валентин, получив взбучку от маркиза. — Ваше Величество, — поклонился он. — Жуль, как ты тут оказался? — Жуль заскучал лишенный внимания своего омеги, — с явным неодобрением проговорил Бастиль, властно положив руку на плечо Жуля. Так, словно Жуль уже принадлежал ему, а не Валентину. — О… — Валентин взглянул на Оберона, но тот не собирался его поддерживать. — Его Величество правильно говорит, вы разве позабыли, для чего вам нужен фаворит, сир Валентин? Ситуацию спас маркиз, который тоже объявился вслед за сыном. — Жуль нарушил этикет и не последовал за Валентином, хотя должен был, — весомо сказал он. — Моему сыну постоянно приходится его разыскивать, чтобы попросить наполнить бокал. Это попросту вопиюще и на вашем месте я бы переговорил с его учителем, графом Полье, Оберон. Оберон возмутился. — Мой сын идеально обучен! Возможно, это ваш сын просто не вдохновляет его? — Если он столь идеален у вас, почему же вы не отправили его на выбор, а спешно искали пару, чтобы он не опростоволосился при всех, блея, как овца? Бастиль в голос рассмеялся. — Маркиз, да вы настоящий воитель! Мы согласны, что этикет был нарушен, но ведь Жуль еще так неопытен, и сиру Валентину следовало указать ему на ошибку, а не бросать на самотек. Разве Жуль вам совсем не дорог, дорогой Валентин? — Очень дорог, — моментально ответил Валентин, но посмотрел отчего-то не на Жуля, а на Хаука, и Бастиль это заметил. — Что же… — начал король и оглянулся на Хаука. — Думаю, нам стоит убедиться в этом. Приглашаем вас на частный ужин в королевских покоях на следующей неделе. Более точно вам скажут мои распорядители. — Ужин? — не понял Валентин, а маркиз за его спиной странно побледнел. Бертран же и вовсе, казалось, взорвется. — Верно, ужин. Будете вы с милым Жулем и мы со своими фаворитами. Узкий круг для более близкого общения. — Это огромная честь! — воскликнул Оберон. — Верно, Жуль? — и тот кивнул, испуганно глядя на Валентина. Хаук понял, что что-то с этим ужином не так. Да и какой интерес представлял для Бастиля Валентин? Ровно никакого, но если брать в учет Жуля… То выходило, что Бастиль хочет присмотреться к юному альфе, прежде чем принять решение. И лишь спустя два дня Хаук узнал от Сибиллы, что означает в терминологии Бастиля «ужин в узком кругу». Это открытое предложение обменяться фаворитами на одну ночь. Знал ли об этом Валентин? Скорее всего, нет. В отличие от маркиза Орно, который сходу все понял, как и Оберон, радуясь за сына.