Цугцванг. Два королевства

*** Хаук проснулся и не сразу смог понять, где находится. Над головой плыл роскошный полог, а задранные кверху руки затекли и противно ныли. Бастиль перевязал его к изголовью, прежде чем уснул. Но хотя бы не так туго, как стянул их вначале… Хаук на секунду прикрыл глаза, вспоминая события прошедшего вечера. И тут же ощутил, как лицо заливает жар при одной мысли о том, что брал Бастиля языком. Хаук заставил его кончить без рук, и Бастиль корчился и стонал, комкая многострадальное покрывало. Прогибался, виляя задницей, и дрожал в ногах. Только язык — бесстыдная вульгарная ласка по мнению иосмерийцев — заставила его на мгновение потерять себя. Бастиль связал его, чтобы Хаук не мог касаться, но забирая — дал. Он отчетливо помнил вкус его смазки на губах, а также стеклянные глаза после. И это не было похоже ни на что испытанное им до сего дня. Совершенно. Ни с Ингом, ни с кем-либо другим. Это подарило Хауку на какое-то недолгое время ощущение невозможной власти над ним. Бастиль был самим искушением с самого начала, но заполучив его в постели Хаук не чувствовал себя победителем, покорившим строптивого омегу. Скорее, проигравшим, подвластным чарам короля. Даже ласкать Бастиля руками, сжимать в объятиях и целовать было не так приятно в сравнении с тем, что произошло после… Когда Бастиль встал на четвереньки на постели и выгнул спину: абсолютно обнаженный за исключением укороченных белых чулков, Хаук уже горел и плавился, не в силах отвести взгляд. И дело было даже не в совершенстве его тела. А скорее в том, как туманились его синие глаза, припухли зацелованные искусанные губы, алели красными отпечатками следы Хаука на нежной коже, спутались волосы и вздымались дыбом тонкие светлые волоски на руках. Хаук никогда и не предполагал, что Бастиль может быть настолько желанным. Да, сексуальным и притягательным, но это — это было совершенно другое. Если бы Бастиль не предусмотрел наперед, Хаук понимал, что мог бы взять его. Трахнуть, и гори оно все синим пламенем. От желания обладать им сводило все естество, а член бесстыдно стоял. Это было сладко и больно одновременно, невыносимо. Мысли опутывали, искушали и снова возбуждали. Хотя за прошедшую ночь Хаук не единожды излился, но этого было чертовски мало! Хаук оглянулся и понял, что Бастиля и близко в спальне нет. А который час не представлялось возможным определить. Небо заволокли тучи и за ними мало что проглядывало. Хаук дернул запястья, перекрутился, а затем подтянулся к изголовью и смог сесть у спинки. Кровать была разворошена, а место где спал Бастиль, скорее всего, еще хранило его запах. Хаук прижался лбом к холодному дереву, чтобы перестать думать о минувшей ночи. Тем более что его оставили с голым задом на растерзание охранницам или Ансельму, в зависимости, кто явится первым. И это была Эдит. Ее брови начали жить своей жизнью, когда она обнаружила его в постели короля. Хаук не стеснялся собственной наготы, скорее, его беспокоили возможные сплетни. Ведь Оливье говорил, что король привязывает альф к постели, чтобы поиметь! И его тоже привязали, но Хаук искренне не понимал, почему Бастиль не разбудил его и оставил в подобном положении? — Так, так, так… И кто тут у нас? — ласково пропела она. — Весело ужин прошел? — Ни слова! — предупредил Хаук. — Тхиенская крепость пала и открыла ворота? — Не ваше дело. — Ой, да ладно вам, Арнбранд! Все через это проходят, вы не особенный. — Я не отдавался королю! — рявкнул Хаук. Но Эдит явно ему не поверила. — Вас отвязать или останетесь здесь до прихода Его Величества? — А где король? — заинтересовался Хаук. — В покоях его нет, вам нужен более точный отчет? — усмехнулась она. А затем все же неохотно отвязала Хаука от изголовья. На руках остались следы, но ничего особенного в его положении. — Я отведу вас в купальни, накиньте на себя что-нибудь. Хаук осторожно слез с постели и в обнаженном виде отправился к своему сундуку. Эдит уже видела все, поэтому ее стесняться не приходилось. Сверху вещей лежали дневники принца Валентина, и Хаук в очередной раз почувствовал себя неловко, что так до сих пор и не тронул их. Они напоминали о себе с попеременной частотой, и стоило бы уже прочесть их и отдать, а не тянуть время. Даже король уже пробежался по шуточным пассажам принца Валентина и не нашел там ничего ужасного. — Поторопитесь, Арнбранд, я не собираюсь целый день любоваться вашим задом. Хаук решил отложить чтение на более благоприятное время. Схватив первую попавшуюся сорочку и бриджи, Хаук захлопнул крышку сундука, не утруждая себя замками. — А чьим бы вы хотели полюбоваться задом, мадам? — хмыкнул он. — Ничьим! — отбрила она, но Хаук понял, что у нее есть симпатия. Возможно, даже нереализованная. — Эдит, нам пора начать доверять друг другу, — смешливо протянул он, натягивая одежду. Настроение было на диво хорошее и неудивительно. Эдит в ответ окатила его взглядом, который явно продемонстрировал все что она о нем думала. И всю дорогу до купален Хаук думал о Бастиле и том, почему он ушел из постели без предупреждения? Бросил его? Спрашивать отчет у короля глупо, но Хаук все равно внутренне обеспокоился. С Бастилем никогда нельзя было предугадать наперед, ни о чем он думает, ни чего хочет в дальнейшем. Хаук хорошенько отмок в горячей воде, так что даже выходить не хотелось. Но Эдит и в этот раз не дала ему больше обычного времени, а к моменту возвращения в спальню там уже находился Ансельм. Хаука раздражало его присутствие, особенно после вчерашнего. — Мадам, — кивком поздоровался он с Эдит, но на Хаука не смотрел, отводя взгляд. — Где король? — Его рано утром вызвали на Совет. Они до сих пор заседают. — Что-то случилось? — спросил Хаук. Эдит наградила Ансельма убийственным взглядом, но тот все-таки ответил. — Вальгард Рэнгвольд преставился. — Она знала! Знала, но не стала говорить, видимо, не хотела повторять предыдущий опыт, когда сама сболтнула лишнего. Хаук отпрянул, словно получил удар под дых. Риг теперь король, только какой ценой? Отец… Хаук почувствовал металлический привкус во рту и понял, что излишне сильно сжал зубы и прикусил себе щеку. Эдит коснулась его руки, но Хаук отшатнулся. Свежие новости из Тхиена, как никогда приводили в чувство… Услышать о смерти отца находясь за тридевять земель от него было больно, как никогда. Выходит, в тот момент, когда они забавлялись с Бастилем, отец уже преставился — лежал в окружении свечей в главном зале. По тхиенской традиции короля должны были последнюю ночь окружать самые близкие люди: супруги и дети. Но Хаука с ними не было…у него были «другие» дела. — Арнбранд? — еще раз попробовала Эдит, но Хаук добрался до графина и налил себе любимого Бастилем коньяка. Чтобы внутри горело не от жгучего стыда, а от выпивки. Пока его отец умирал, он миловался с иосмерийским королем. Лизал ему уже не туфли, а задницу! Как можно было так низко пасть? Если бы Хаук мог делать что хотел, то уже запряг бы лошадь и скакал куда глаза глядят, пока сердце не перестанет стучать в горле. Последние слова отца, направленные к нему — резали по живому. Иосмериа не смогла его соблазнить, а вот иосмерийский король — главный враг Тхиена — да. И Хаук понял, что дал ему себя приручить, но внутри него все еще жила искра надежды на свободу. Даже Бастиль с его умелым ртом и крепкой задницей никогда не станет дороже, чем она. — Мои соболезнования, — проговорил Ансельм, но Хаук даже не обернулся. Налил еще и опрокинул в себя бокал. Натощак пробрало довольно быстро, и Эдит ловко забрала графин. — Арнбранд, держите себя в руках, — попросила она. — Думаете, я буду буянить? — Думаю, что вам сейчас нехорошо. И совсем не так следовало бы узнать эту новость. — Правда? А каким же образом? — отрешенно спросил Хаук, не глядя на нее. Эдит недовольно посмотрела на Ансельма. — Это должен был сказать вам король. — Пристегните меня к стене! — потребовал Хаук. — Я не хочу идти на тренировку. — Арнбранд… — с сожалением выдохнула Эдит. — Я не могу оставить вас в одиночестве в такой момент. Хаук ей не верил. — Странно, вы же ненавидите меня. К чему эта игра в сочувствие? Мой отец тот самый тхиенский изверг, который украл и обесчестил иосмерийского принца… Да здесь же пир закатят, празднуя! — При чем тут это? Каким бы он ни был, вы грустите по нему. Я это понимаю. Да и все поймут… Ансельм с пару секунд поколебался, но все же вышел в предпокои. И Эдит сделала еще одну попытку приблизиться. — Арнбранд… Хаук протянул ей руки. — Пристегните, я все равно не буду выходить. И я не смогу забыть о его смерти, даже если буду рубить мечом до самого вечера. Эдит сдалась, но комнату не покинула. Налила еще бокал и протянула ему. Хаук принял его, но сразу пить не стал, присаживаясь на подушки. Казалось, все мысли в голове встали вверх дном и хоть он знал, что отец болеет, в глубине души надеялся на то, что все обойдется. Зато Бастиль будет рад, ему же хотелось устроить в Тхиене бойню. Хотелось подергать за ниточки — разжигая конфликт! Свера находилась далеко, но, закрывая глаза, Хаук мысленно видел ее в своей памяти настолько же отчетливо, насколько это вообще было возможно. Замок стоял на равнине — гордый и самобытный оплот королевского величия, а его стена была такой длинной и массивной в ширину, что казалось ее и за час не оббежать. По крайней мере, когда Хауку было десять, данная миссия ему не покорялась. Гарем находился в левом крыле и занимал несколько этажей. На самых нижних жили рабы, потому что ближе к земле стены не успевали напитаться солнечным светом и сырость в помещении стояла несусветная. А дальше все подчинялось внутренней гаремной иерархии, чем выше, тем важнее: слуги, наложники и наложницы, а затем жены и мужья короля. Лучше всех в плане комфорта жилось детным, особенном омегам, которые смогли родить альфу, омеги и беты не ценились. Если внешность и нрав позволяли на выданье — отправлялись в другие кланы, мальчики-беты же сразу шли в воины или слуги. Хаук помнил, что как только покои принца Валентина освободились, туда въехал Аскетилл — омега родивший королю наследника. Именно Аскетилл вырастил из Рига такого невозможного ублюдка и он же, скорее всего, помог потравить братьев, заведуя всеми делами в гареме. Может и яд сам сварил, Аскетилл любил ботанику и у него был доступ к собственной миниатюрной оранжерее. К сорока годам тот так раздобрел, что отец в его сторону даже не смотрел. Но все равно каким-то образом сохранял власть. Цеплялся за нее изо всех сил, как паук за свою паутину. Когда Риг силой взял Агвида — Аскетилл больше всех переживал, что тот родит уродца и, возможно, был рад тому, что ребенок погиб. Первый сын Рига должен был стать крепышом. Хаук часто видел омегу на пирах отца, но говорил с ним всего дважды, и оба раза Аскетилл оскорблял в его присутствии принца Валентина. Впрочем, Хаук не удивлялся, Риг вел себя практически так же. Теперь они оба на коне — новый король Риг и его алчный до власти родитель. Аскетилл не был сыном главы могущественного клана, хоть и происходил от рода Ульфа Бруэдэра, его заделал кто-то из младших братьев тогдашнего главы клана. А новый глава — Эспен вряд ли лично знал важного омегу. Хаук не мог бы предугадать выступит ли клан Бруэдэр за короля? Сейчас все зависело от трех самых могущественных тхиенских лидеров — Одена Оддманда, Олава Ойстейна и Торджера Халлдора. У каждого из них были земли, уважение и славное военное прошлое. Олав Ойстейн выделялся из всех, ведь именно он пленил принца Валентина при легендарной осаде Ардо. Хэлтор рассказывал, что иосмерийцы возомнили себя богами и ничего не боялись, когда напали на лагерь противника посреди ночи. Схватка вышла жестокой, принц полез в самую гущу и его свалили с лошади. Он дрался на мечах до последнего, надеясь на подмогу, но, когда одному из воинов Ойстейна удалось его заломать, принца отправили в Сверу, не дожидаясь конца сражения. Умыкнули из-под носа. Вот и вся история. Наннет Бижон тоже напала в ночи, и хоть их миссия в горах Каскаузе и не была благородной, но именно иосмерийцы уже давно позабыли о чести в сражении, называя это прирожденной хитростью и умом. Брали свое любыми путями. Хаук вскинул взгляд на Эдит и попросил подать ему дневники. Хуже ведь уже не будет? Сколько можно ждать и оттягивать неизбежное. Пока она исполняла просьбу, Хаук допивал коньяк. Злость на Бастиля не утихала, хотя, по сути, не намеренно же все так случилось? Не он выбирал день и час, Хаук сам захотел — поддался искушению. Бастиль лишь заставил его желать себя и днем, и ночью. И в этом был он весь… Хаук оставил бокал и раскрыл свиток. Пробежал взглядом первые строки, но его больше интересовали упоминания Ардо, чем остроты принца Валентина в адрес Тхиена. Неприступная крепость — причина раздора на долгие и долгие годы. Для Тхиена Ардо могла значить корону, тот кто ее возьмет завладеет мощным ресурсом. Хаук просто читал слова, но спустя время начал замечать у Валентина милые особенности: привычка давать всем сокращенные имена, аккуратный почерк с завитушками, рассказчик перескакивал с мысли на мысль с рекордной скоростью, что выдавало его крайнюю деятельность и энергичный нрав. А еще он оставлял на полях рисунки похожие на пентаграммы. Своего брата короля принц Валентин называл ласково Ками, даже упоминал Ланжерона, который на тот момент находился в крепости, а также некого альфу Патриса. И стоило добраться до конца первого свитка, Хаук вернулся взглядом к рисункам. Почему-то казалось, что это не просто карлючки. Они что-то значили. Не могли не значить. Хаук обвел их пальцами и снова подумал о крепости Ардо. Он лично дважды был у ее стен и, казалось, видел на стенах похожие рисунки, но что они могли значить? Клацнул замок, и из-за тайника в спальню вернулся Бастиль в сопровождении собранного до ниточки Оберона, Юдо в синем кителе и Дьофи в тонкой сорочке без сюртука. Все трое что-то хотели от Бастиля, который даже не был полностью одет. На нем красовался всего лишь знакомый домашний халат, но менее величественным он от этого не выглядел. — Оставьте в покое Его Величество! — рыкнул Оберон на Юдо с Дьофи так, словно заступался за собственного сына. Эдит вскочила и шепнула что-то на ухо Бастилю, но он лишь кивнул, даже не посмотрел на нее. — Мы не нуждаемся в столь рьяной защите, герцог, но спасибо. Решение окончательное — Бедрен переходит в собственность виконта, раз уж вы, Шарль, не можете найти общий язык с местными жителями. Эти люди платят дань, они заслужили на справедливость, тем более что попросили ее у короля! Дьофи, вы можете идти, не переживайте. Тот поклонился и поцеловал Бастилю руку, а затем скрылся за тайником. — Бедрен был пожалован моему отцу еще вашим дедом! Он гарантирует герцогский титул, — возразил Юдо, напирая на короля. — И разве я заслужил подобное обращение? Будете щипать меня по нитке, пока не разденете совсем? Сначала тхиенец, потом звание главы, а теперь забираете богатые угодья? Отправьте меня в Ардо тогда, зачем я здесь? — Граф Дюфе уже там и доносит радостные вести, — ответил Бастиль, не мигая, глядя ему в глаза. — Тхиенцы отходят. Поэтому наш ответ нет, а ваши нитки оставьте при себе, они нас не интересуют. — Хотите все лакомства раздать омегам из своей свиты? Бертрану уже что-то перепало, Ваше Величество? — Вы забываетесь, Шарль! — возмутился Оберон. — Вы сами виноваты во всем! И хватит уже цепляться к моим сыновьям! Не можете пережить, что Оливье вам отказал? Юдо рассмеялся, но как-то совсем не весело. — Оберон, как же ловко вы всегда защищаете свои интересы! Как прошел вчерашний ужин? Полакомились Жулем, Ваше Величество? И где же цепной пес? Где наш Ястреб? — Он нахально прошел вглубь спальни и даже в полумраке увидел Хаука своим единственным зрячим глазом. Губы Юдо разъехались в примерзкой улыбочке. — Отчего же вы так грустны, Хаук? Слышали новости? Ваш тхиенский отец отдал богам душу, только им она не понадобилась… Варится, наверное, в каком-то особенно глубоком котле в Бездне, а принц Валентин подкидывает ему дровишек в костер. — Шарль, пойдемте, зачем он вам? — потянул его Оберон, но Юдо выдернул руку и повернулся к королю. — Вы берете нового фаворита, Ваше Величество? Бастиль оставался самим средоточием спокойствия, никак не реагируя на подначки бывшего любовника. — Нет. Мы не видим смысла пока что-то менять. Юдо протянул руку и провел указательным пальцем у ключиц Бастиля не касаясь. — А это вам, конечно же, Ансельм сделал? По виду болонка, но я всегда знал, что в роду у него пиявки водились. — Оберон прихрюкнул, когда это услышал, но скрыл смешок кашлем. Бастиль не смутился, да и прикрывать следы тоже не стал. — Отчего же, это сделал Хаук, — откровенно признал он. — Вы ведь так ратовали за то, чтобы мы сблизились. — И как скоро ждать приплода? Тхиенский трон уже освободился, а глядишь, и династия скоро сменится, нужно спешить! И хотелось бы вам напомнить по старой дружбе, Ваше Величество, все эти скользящие игры через одежду не приведут к беременности. Пора переходить к чему-то более существенному. — Ваша связь с виконтом Олье, дорогой Шарль, тоже не приведет к зачатию, — усмехнулся Бастиль. — Он, конечно, со спины может пройти за кого-то еще, но подделку всегда легко увидеть. — И чей же призрак вы увидели в Мемерике, Ваше Величество? — спросил Юдо, поджав губы и испепеляя Бастиля пристальным взглядом. Оберон не выдержал всей перепалки и буквально влез между ними. — Ваше Величество, если вы отмели кандидатуру Жуля из-за сира Валентина, мы расторгнем союз немедленно! Жуль такой чудесный мальчик и уже в вас влюблен, сир Валентин абсолютно не уделяет ему внимания! По секрету скажу, Жуль мне признался, что он все еще девственник и просто мечтает о вашей милости. Бастиль вымучил из себя улыбку. — Это прелестно. Мы польщены, но увы, пока это не ко времени. — Как вы не поймете, Оберон, — одернул его Юдо. — Ваш сын пудель, а королю нужна овчарка. Верно, Ваше Величество? Помнится, вы предпочитали раньше любовников с характером, но со временем совсем не следуете своему вкусу… — Если вы намекаете на себя, дорогой Шарль, то мы вынуждены вас огорчить. Те черты характера, которыми владеете вы, разонравились нам вовсе. Хаук пошевелился и встал, немного покачиваясь на ватных ногах. Желания слушать эту перепалку не было никакого, Юдо попросту исходил желчью, тянул руки к королю, но тронуть не смел. И Хаук теперь уже понимал, насколько это может быть болезненно. Владеть им и утерять. Бастиль впервые взглянул на него, а затем жестом пресек все разговоры. — Нам необходимо освежиться, поэтому прошу вас покинуть покои. Неохотно, но они ушли, и Эдит захлопнула тайник.