Цугцванг. Два королевства

*** Когда Хаук в сопровождении Эдит вернулся от Патриса, пол под ногами немного плыл, зато настроение было как никогда хорошее и о прошедшей ночи вспоминалось с трудом. О том, что Бастиль не любит, когда его фавориты пьют, Хаук не забывал, но решил, что имеет индульгенцию. Эдит оставила его у двери в покои. И на удивление, когда он вошел внутрь, Бастиль был там, работая вместе с Рене над какими-то важными бумагами. Планировал очередной переворот в Тхиене? Союз с Сасвэйном? Или заговор против тех и других? С Бастиля сталось бы, и сначала он не обратил на Хаука внимания, но когда тот начал скидывать одежду, а Рене неловко переминаться — повернулся. — Что вы делаете, Хаук? — спросил он, вскинув брови. — Меняю туалет, — проглатывая некоторые буквы ответил Хаук. Кто же знал, что красное ардосское будет таким крепким? Патрис пил его как воду, стакан за стаканом, а вот Хаук к подобному совсем не привык. Патрис раскрепостил, заболтал, подпоил его и легко получил то, что ему было необходимо — общение по душам о принце. И Хаук чувствовал, что если не поговорит с кем-то обо всем, то попросту сойдет с ума. Конечно же, он и словом не обмолвился о своих планах на Валентина, но честно рассказал старшему альфе о том, что его искренне возмущает в отношении к нему Бастиля. Патрис тоже был фаворитом когда-то и прекрасно все понял. Задавал вопросы о детстве и сложных взаимоотношениях между братьями, короле Вальгарде и его скорой кончине, тхиенских симпатиях Хаука среди кланов. Даже рассказывал о себе и Ланжероне, который был ему братом, интересовался судьбой Аима. Как оказалось, у Патриса не было детей, а вот маршал успел родить троих — когда только? И напоследок Патрис поделился планами на ближайшее будущее: решении остепениться и поискать себе пару. Хаук чувствовал себя очарованным этим альфой и даже зауважал иосмерийцев немного. Не все они были похожи на дворцовых шлюх, мужеподобных воительниц или хитрых интриганов, если существовали такие альфы, как Патрис. — Спасибо, Рене, — послышалось от Бастиля, прежде чем омега покинул спальню короля. И добавил уже к нему: — Вы пьяны, Хаук? Хаук к тому времени скинул с себя сюртук и рубашку, дошла как раз очередь до бриджей. — Нет, — застыл он с руками на поясе. — А где Ансельм? Неужели, вы позволили ему покинуть вас? — Хаук, вы пьяны, — удивленно заключил Бастиль, намереваясь покинуть спальню, как и Рене, но не забыл о том, чтобы спрятать свои драгоценные документы в красный ящик. В отличие от высокочтимого Совета Бастиль не забывал, что живет с тхиенцем, который мог сунуть нос не в свое дело. Хаук забыл, что ему нужно делать и подошел ближе, почти впритык и положил руку на затылок Бастиля, касаясь волос. Тот настороженно замер, но не обернулся. — Бастиль… — позвал его Хаук, вплетая пальцы в волосы и разрушая его прическу. Хотелось найти ответ на один единственный вопрос, как прекратить его желать? Но Хаук уже слишком сильно увяз в нем, чтобы выйти из этой игры без каких-либо потерь. — Прекратите, Хаук, — строго отрезал он, дернув головой. — Вы сошли с ума, если думаете, что я испытываю чувства к Валентину… И вы нужны мне, не потому что вы король. Вы нужны мне, потому что я не могу быть вдали от вас. Остановите меня, позовите охрану, — Хаук поцеловал его в шею над воротом сорочки, чувствуя внутреннее сопротивление Бастиля. — Я желаю лишь вас по-настоящему, Бастиль… Хаук развернул его к себе и стиснул в ладонях лицо. — В Бездну ваше расписание! Секретаря и бумажки! Разве вы этого не хотите? Бастиль выглядел донельзя растерянным этой атакой, но все же сам притянул его к себе для поцелуя. Хаук мог лишь наслаждаться его желанием, вкусом губ и тихими едва слышными звуками, которые он издавал, подчиняясь настойчивому ритму чужого языка. И хоть он сам спровоцировал поцелуй, после передал инициативу с невероятной легкостью. Хаук ощущал себя королем мира, владея его губами, перемещая руки вниз и охватывая жадными пальцами ягодицы Бастиля. Пугающе сильно хотелось оказаться между ними — внутри него. Опасения получить жесткий отказ отпали под влиянием алкоголя и Хаук осмелел. Подтянул Бастиля за зад повыше к своему рту, притиснув к себе так близко, что не ощутить силу их обоюдного желания было крайне сложно. Слова Патриса о близости с омегами не шли из головы, набатом выстукивая в голове. А уж картинки, которые подсовывало собственное воображение, и вовсе казались немыслимыми. Бастиль тоже возбудился и источал жар, даже сквозь одежду. Хаук чувствовал его своей обнаженной кожей. — Вы ведь тоже хотите?.. Хотите большего? — шепнул Хаук ему в губы. — Я сделаю, как нужно… Вы не забеременеете… Внезапно тело Бастиля в его руках стало будто деревянным — твердым и неподатливым. И Хаук приспустил его на ноги, но рук не убрал. — Я оскорбил вас? — Отпустите, Хаук, — прохладно попросил он. — Бастиль… — задохнулся Хаук, утопая губами в его волосах. Не в силах отпустить от себя даже на фут. — Вы можете оттолкнуть меня, если хотите. Я знаю. — Как думаете, многие ли обращались к нам с подобным предложением? Зачем нам выделять именно вас? — Бастиль не пошевелился, лишь отвел назад голову, глядя на Хаука снизу вверх. Синие глаза источали лютый холод, пусть его тело говорило совершенно о другом. — Потому что мне нет смысла ставить вас в неудобное положение. Я желал бы вам беременности не больше, чем себе роль фаворита. — Вы не в состоянии сдержаться даже у нас во рту, думаете, мы поверим в другие ваши неизвестно откуда взявшиеся таланты? — Если бы вы сами не хотели, то даже не стали бы обсуждать этот вопрос, — предположил Хаук. Все-таки жизнь с королем, а до этого школа у маркиза хотя бы чему-то его научила. Бастиль наклонил голову и, казалось, о чем-то задумался, погладив Хаука по обнаженной руке кончиком пальца. Это касание спровоцировало всплеск неконтролируемого возбуждения, и Хаук едва не задрожал. Невинное, едва заметное, но не менее приятное. Бастиль размышлял о возможной близости с ним так, словно решал государственные дела, взвешивая все за и против. — Бастиль? — позвал Хаук. — Я вас не обижу. — Думаете именно это нас и останавливает? — горько хмыкнул он. — Тогда что же? — Есть множество вещей, которые вам не понять. — Потому что я тхиенец? Бастиль покачал головой. — Нет, потому что вы альфа, Хаук… Если так случится, что у нас с вами будет ребенок, именно мне придется защищать его от всего мира, а не вам. И нужно выбрать подходящее время… Хаук в мгновение протрезвел. — Время для зачатия? — Патрис сказал, что Бастиль все же примет решение родить от него, но услышать это из его уст было подобно удару молнии. Бастиль действительно хочет родить его ребенка! Хаук знал, что вряд ли сможет ему это позволить, но сама перспектива была до жуткого соблазнительной. Его омега носит их ребенка — самая большая гордость для альфы. Бастиль протянул руку и коснулся ошейника, словно хотел напомнить о том, что выскользнуло у Хаука из головы. Они не в Тхиене, а Бастиль — не его омега. — Не думайте об этом, лучше поцелуйте нас еще, Хаук. В дверь постучали, и тут же вошел Ансельм, замерев на пороге. Хаук тоже вскинулся, готовый буквально растерзать его в клочья, Бастиль почувствовал в нем эту перемену. Бушующую под кожей ревность, которую уже не вытравить словами. Он резким кивком приказал Ансельму уйти, но Хаук уже рвал удила. Дернул Бастиля к свежезастеленной постели, а затем придавил собой, перехватывая его руки. — Даю вам минуту на то, чтобы позвать своих охранниц или я возьму вас, — Хаук опустился вниз и сдернул с него бриджи вместе с бельем, даже не развязывая поясок. А затем глубоко взял в рот его член, Бастиль громко застонал, до упора прогибаясь в спине, но так ничего и не сказал. Лаская, Хаук положил одну руку ему на живот, ощущая предельное напряжение мышц, а другой подтолкнул колено повыше и закинул ногу себе на плечо. Требовалось довести его до кульминации, а уж после настаивать на чем-то большем. Но Хаук не мог ждать, слишком сильно его хотел. Выпустив изо рта, дернулся вверх, чтобы поцеловать и Бастиль бесстыдно ответил, буквально вылизывая его рот. Языки жадно терлись друг о друга, буквально высекая искры в чреслах. Хаук понял, что он не будет никого звать, не будет сопротивляться, поэтому одной рукой развязал шнурок и стянул до средины бедра свое белье. Бастиль сам скинул туфли и увязшие у одной из лодыжек бриджи. Хаук гладил его ноги, так словно это было произведение искусства. Он весь был как статуя — полная силы, изящества и невыносимого совершенства. По выступившей смазке Хаук понял, что Бастиль крайне сильно возбужден, но ее все равно казалось мало — недостаточно. У Хаука в голове зашумело, когда пальцы погрузились внутрь на две фаланги. Бастиль охнул, а затем мстительно укусил его за губу, так что рот затопил медный привкус крови. Хаук отдернулся и резко перевернул его на живот, сплюнул на головку, едва не промазав и приставил ее ко входу. Бастиль не требовал сменить позу, лишь согнул ногу в колене и до побелевших костяшек сжал одной рукой покрывало в кулак. Хаук придерживал член и давил на мышечное кольцо, но все равно не мог войти. Он был слишком тугим. Зажатым в самом себе. Хаук прислонился лбом к его спине и поцеловал под лопаткой, сквозь преграду сорочки. — Бастиль, пожалуйста, расслабьтесь, я боюсь сделать вам больно. Я не хочу делать вам больно… — И, казалось, он прислушался, потому что Хаук смог пройти первый рубеж и толкнуться на полдюйма внутрь. Туда, где было больше смазки, которая обволокла его член и буквально заманила двигаться дальше — глубже. Это было так хорошо, что казалось близким к помешательству. Бастиль тихо застонал и, приподняв задницу, засунул руку под себя. Его ресницы порхали, как крылья бабочки, а рот соблазнительно приоткрылся. Бастиль доверился ему и Хаук не мог подвести. Но самое сложное было впереди — не кончить в него. Хауку казалось, что ему снова шестнадцать и это его первая близость. Ведь именно от него зависело их обоюдное удовольствие, но самым главным естественно было удовольствие Бастиля. Хаук брал его медленно и неспешно, прислушиваясь к каждому стону и не позволяя себе скатиться в пропасть, пока омега не кончит. Понимал, что поступает недостойно, требуя у Бастиля с каждым разом все больше и больше, при этом не отказываясь от цели сбежать из замка. Но если ребенка не будет, то и судить нечего. Просто близость двоих, которые очень этого хотят. А в желании Бастиля не приходилось сомневаться. Его кожа пылала, а тело буквально вибрировало, отвечая на толчки. Входить на полную Хаук запретил себе, играть с узлом в состоянии близком к безумию было себе дороже. Но и без того ощущения казались запредельными — каждый толчок, как прыжок в Бездну, и от нежности и привязанности к нему мутилось в голове. Если бы не обстоятельства, если бы не двор, не плен, не вражда их народов, Хаук знал, что мог бы полюбить его. Мог бы жизнь прожить рядом с ним, сражаясь с его несносным характером, упиваясь умом, красотой и опасной силой. Бастиль был совершенен в любом своем деянии, даже здесь и сейчас, заходясь короткими стонами и кусая сухие губы. Когда румянец полностью затопил его лицо, а по спине прокатилась сладкая судорога, Хаук понял, что осталось совсем немного, и намеренно ускорился. Мыслей не осталось, лишь слепое удовольствие, волнами расползающееся по телу. Бастиль так сильно сжал его внутри, когда накатило оргазмом, что пришлось тут же податься назад, и Хаук моментально излился ему на бедро. Дыхание перехватывало, он едва дышал, нависая над ним и стараясь не давить на спину. Даже не в силах осознать, что сыграл с Бастилем в очень опасную игру и выиграл. Доказал, что достоин оказанного ему доверия. Бастиль отвел назад руку и коснулся того места, где Хаук пролился, а затем перевернулся на спину, глядя в полог. Хаук лег рядом и поцеловал его — глубоко, с языком. Лаская кончиками пальцев его шею, запуская их в волосы и сжимая тонкие пряди. Не знал, как еще поблагодарить за оказанное им удовольствие. — Вам следует принести салфетки, — когда они все-таки прервались, озвучил Бастиль. — А если я не хочу, чтобы вы стирали мое семя? — Мы приняли вас, как альфу, неужели этого мало? Необходимо еще обмазать нас вашей спермой с ног до головы? Хаук уткнулся носом ему в волосы и нашел губами мочку. — Мне всегда мало вас. Бастиль рассмеялся. — Не только вам, Хаук. У нас были дела, назначенные на это время. — У вас всегда дела. Каждую секунду. Подождут. И, я надеюсь, теперь-то вы откажете Ансельму в своем покровительстве? — Хаук специально облек просьбу в вопрос, Бастиль мог и рассердиться. Слишком уязвимым он был после всего. — Пока нет. — Не хотите? — насторожился Хаук. — Не можем. Хаук отпрянул, хватаясь за бриджи и спешно их натягивая на себя. — Вы лжете. — Думайте, как вам удобно, — Бастиль встал, оправив сорочку, а затем пошел за салфетками. — И я снова буду в цепях на подушках, пока вы милуетесь под пологом? — почти зарычал Хаук. — Постоянно на привязи? — А вы сможете лежать с нами в кровати и не касаться? Будете ли вы приносить нам вино ради нас, а не потому, что хотите с кем-то уединиться? Выполнять наши поручения без единого слова против? Мы считаем, что цепи больше не нужны, но в нашей кровати вам пока нет места. — Я могу вас трахать, но не могу обнимать во сне? — Вы верно все понимаете, Хаук. — Это не та жизнь, которой бы я хотел. — Пока выбирать особо не приходится. Да и не сказать бы, что вам плохо живется. — Вы прекрасно поняли, о чем я говорю, Бастиль! Бастиль скинул сорочку и облачился в халат. И Хаук буквально возненавидел себя за то, что хочет его даже сейчас. Он был отравой, которая разъедала все внутри и вначале Хаук искренне радовался тому, что смог угодить. Выполнил свою миссию, но в ответ не получил ничего! Даже изгнания проклятого Ансельма из спальни, и вместо умиротворения его затопила лютая ревность. — Мы думаем, что этот разговор никуда не приведет, — произнес Бастиль. — Потому что он неудобен вам? — Потому что у нас нет времени на бесплодные споры! — Бастиль повысил голос и недовольно взглянул на Хаука. — Мы выразили аванс отцу Сельми, графу Виго, тем что пригласили его сына в фавориты. Если мы откажемся от него так быстро без причины, его ждет судьба Антуана. На него будут смотреть как на бракованный товар, а Сельми в отличие от вас старается нам услужить и вне постели. — Тогда пусть он не прикасается к вам и ходит в белье, — огрызнулся Хаук. — Это условие? — провокационно вопросил он. Хаук молчал, потому что сказать: да — Бастиль сделает ровно наоборот, нет — это будет неправдой. Он был готов глаз на глаз поговорить с Ансельмом и расставить все точки над «i». Не обязательно бить в лицо, можно найти немало болевых мест, не провоцирующих следы на теле, но внезапно услышал сдержанное: — Мы примем к сведенью ваши пожелания. — Бастиль… — Хаук подошел и приобнял его, утопая носом в растрепанных волосах короля. — Чего еще вы хотите, Хаук? Вы и так сломали наше сегодняшнее расписание. В который раз мы поддаемся вам, а вы требуете еще и еще… Хаук не смог удержать улыбку от его слов. — Я хочу, чтобы ваш драгоценный Рене освободил в расписании на ежедневной основе два часа исключительно для меня. — Час. — Полтора и ни минутой меньше, — Хаук посмотрел на него прямо не мигая, не хотелось бы доказывать на примере, что часа будет крайне мало. Ночи Бастиль предпочитал занимать сном, а днем у него находились постоянные «дела». Бумаги, карты, посетители, проклятые вечера, приемы или балы. — Думаете, найдете чем нас увлечь? Хаук нахально опустил ладонь и сжал его ягодицу, вплотную прижимая Бастиля к себе. — О, поверьте, более чем. — Тхиенская самонадеянность! — фыркнул Бастиль и мягко отбросил его руки. — Одевайтесь и уходите на прогулку с Эдит, вы нам здесь не нужны. Вечером мы идем на маскарад у герцога Юдо, поэтому, надеюсь на ваше хорошее поведение. — И кем же я буду на этом маскараде? — Тхиенцем, кем же еще? — В коже и мехах? А кем будете вы? — Увидите, — отмахнулся Бастиль, а затем взялся за щетку и начал приводить себя в порядок. Хаук быстро натянул свежую рубашку и сюртук, а уже за дверьми заметил странную картину. Смертельно бледный Ансельм сидел на диване, опустив голову, а рядом Ализ поглаживала его по спине. Эдит бросила на него косой взгляд, а затем подошла. *** — Будьте осторожны с Ансельмом, Арнбранд, — предупредила Эдит, стоило им выйти во двор. — Он близок к чему-то нехорошему и может навредить вам. — Поэтому рыдал на груди у Ализ? — отмахнулся Хаук, наслаждаясь послеобеденным солнцем, которое медленно убывало за горизонт. — Сельми — ничтожество. — Думаете, стены королевской спальни могут удержать все секреты? Да я по вашей самодовольной физиономии вижу больше, чем смогла бы подглядеть в замочную скважину! Ансельм — мягок, но он не дурак. — Не понимаю, о чем вы? — пожал плечами Хаук, но улыбкой так разнесло лицо, что скрыть было невозможно. Да и не очень-то хотелось. Бастиль бросал из огня да в полымя, но последние его слова окрыляли. Хаук знал, что должен больше думать о Тхиене и будущем побеге, но не мог прекратить проигрывать в голове последние несколько часов. Даже запах свежего навоза, который загружали в телегу невдалеке, не мог бы сегодня испортить ему настроение. Маленькая девочка с длинной пшеничной косой подошла к Эдит и коснулась рукояти меча у нее на поясе. — Когда я стану взрослой, я тоже буду охранницей! — сообщила она. — Как тебя зовут, прелестное дитя? — присела на корточки Эдит. — Фиора. — У тебя красивые глаза, Фиора, и если ты раньше не выскочишь замуж, то обязательно станешь охранницей. Хаук почувствовал, как сзади ему в руку сунули записку и машинально сжал кулак. Мальчишка тут же убежал, спрятавшись за телегой. Валентина нигде не было видно, но он явно знал, что Хаук появится во дворе. Фиора прекрасно выполнила поручение отвлечь охрану, потому что Эдит была в бешеном восторге от малышки, чьи небесно-голубые глаза уже не казались столь чистыми и невинными после подкинутой записки. Фиора не пойдет в охранницы, вряд ли ее устроит кочевая жизнь. Платье бедное, запыленное, как ее волосы, а на руках ссадины. Видимо, родители с юных лет приучали ее к труду, но малышке хотелось легких денег. Хаук развернул клочок бумаги. «Чем больше мне запрещают видеть вас, тем больше я хочу снова ощутить ваше тепло. Вы ведь поцелуете меня на маскараде? Я слышал, король гневался на вас. Он ревнует, а вы любите меня. Любите ведь? В.» Валентин реагировал на опасность, как гончая на лису. И тот поцелуй явно сыграл не последнюю роль, Валентин клюнул на наживку. Пусть и пришлось заплатить за это сполна.  Хаук повернулся к мальчишке и знаком показал ему «да». А что еще он мог бы сказать Валентину, утратившему любую связь с реальностью? Тот не думал о Бастиле, своем отце, да и о собственной карьере. Все шло, как и должно идти, за исключением одной детали — короля. Эдит обернулась к Хауку, и ее глаза сияли. — Какое милое дитя! — Вы стали бы чудесной матерью, Эдит. — Когда была помоложе, я пробовала, но увы, из-за старого ранения в живот мне вряд ли светит забеременеть. Моя… подруга, она служит у маршала Ланжерона, но, как и супруг маркиза, еще не прибыла в Хетханну… Одиллия могла бы родить ребенка. — Ваша подруга? Эдит пихнула его со всей силы локтем. — Не ерничайте, Арнбранд! Вы все прекрасно понимаете! — Одиллия — ваша военная жена? Или это не так называется? — Хаук подмигнул ей. — С вами невозможно беседовать! — расфыркалась она, немного покраснев. И Хаук понял, что Эдит влюблена по уши в свою «подругу». — Простите меня, Эдит, я веду себя как глупый варвар. Настроение такое… Эдит немного помялась, но все-таки продолжила. — Одиллия служит у маршала Ланжерона, выплачивая долг королю. — Долг? — удивился Хаук. — Какой долг? — Выйти из деревни и попасть в королевскую гвардию не так-то просто, особенно если родители хотят для своей дочери иной судьбы — замужества. Высокородным омегам и альфам просто выбирать, что делать: идти служить, прохлаждаться при дворе, отшельничать в своих замках или путешествовать, выполняя дипломатические миссии. Я такого выбора не имела, лишь мечту служить. С тем и сбежала с дому в шестнадцать. — Хотите сказать, ваша семья не родовита? — Мой отец торговец пушниной, Одиллии — кузнец, Ализ — внебрачная дочь дворцовой кухарки и какого-то безымянного альфы, а вот Сибилла происходит из обедневшего рода Дидье. Обмундирование не дешево и корона всем обеспечивает: мечи, доспехи, кони, кольчуги — все высшего класса, есть жалованье, еда и крыша над головой, но минимальный контракт на службу десять лет. Я уже свое отслужила и подписала новый уже на должность члена королевской гвардии, а вот Одиллия пока еще в рядовом подчинении. Осталось два года. — Вы уже, наверное, и домик присмотрели? — не сдержался Хаук. — Козу заведете? — А потом вы удивляетесь, отчего вас все избегают, Арнбранд, — поджала губы Эдит. И Хаук заметил, что у нее не просто грубоватое лицо, а еще и красивые зеленые глаза, и вдовий пик у линии роста волос, который придавал овалу форму сердца. Одиллии, скорее всего, очень повезло, что в Хетханне ее дожидается такая женщина. — И как же вы спали с мужчинами, Эдит? Если ваша симпатия женщины. — А как многие женщины и омеги спят с альфами в тхиенских гаремах? — грубовато ответила она. — Дети из воздуха не берутся, Арнбранд, вам ли не знать? Хаук знал. Поэтому решил свернуть эту тему, пока память не начала услужливо подкидывать картины обнаженных бедер короля, украшенных его семенем. Если Бастиль хотя бы намеком узнает о записках или возможных поцелуях на маскараде, ничего и близко не будет… И Хаук впервые испытывал столь сильный соблазн свернуть с намеченного пути. Но Бастиль намеренно не подпускал его к себе, рука сама дернулась к ошейнику и пальцы скользнули по металлу. Бастиль дает, но и требовать будет немало. Будет откусывать от него по куску, пока не сожрет целиком. И Юдо тому подтверждение — живой обглоданный труп на короткой привязи у трона. Бастиль никогда не откроется. И о любви речи идти не может — это просто удовольствие, не более того. — Готовы идти назад? — А у меня есть выбор? — Боюсь, что нет. Вы ведь слышали про маскарад у герцога Юдо? — Буквально сегодня от короля. — Это ежегодное событие, довольно большое по размаху и король его не пропускает. Он будет в образе Жюстина — первого омеги взошедшего на трон, говорят, это будет эффектный наряд. Жюстин славился своим вкусом к шокирующим одеяниям. Вы уже знаете свой образ? — Король сказал, что я буду собой — тхиенцем. Меха и кожа… Я думаю. Эдит закатила глаза, как будто не сомневалась, что Хаук подходит для одной единственной роли. — Значит, Ансельма оденут Йоргом, ему пойдет жабо, — предположила она. — И крохотный член, — пошутил Хаук. — О чем вы? — не поняла Эдит. — У Йорга явно были проблемы с размерами, я видел его портрет, он сидит на лошади, пока его омега стоит. Хочет быть выше, мощнее, больше… Увереннее в себе? — Альфам свойственно самоутверждаться за чей-то счет. Омеги или другого альфы, — усмехнулась она. — Говорите по собственному опыту? — Нет, скорее, что вижу. Пойдемте, Арнбранд, если я не верну вас в покои сейчас, то сама не смогу подготовиться к вечернему выходу. — Неужели я увижу вас в платье? — картинно удивился Хаук. — Это ведь маскарад, там все возможно… Когда Хаук вернулся в спальню уже стемнело, а слуги как раз заканчивали зажигать свечи в опочивальне короля. Бастиль что-то читал за столом, скорее всего, одобрял письма на подпись, которые должны были отправиться от его имени. Рене невозмутимо стоял у его кресла, как самый верный страж. Взгляд, который он бросил на Хаука, не отличался дружелюбием, но кому какое дело? Хаук решил убить время, как всегда, перечитывая дневники принца, но, заглянув в сундук, не обнаружил их. Взгляд упал на кольцо, подаренное Патрисом, и сомневаться не приходилось, от кого последовал приказ их забрать. Привыкать к чему-либо в замке было глупо, но к дневникам у Хаука уже зародилось ностальгическое чувство привязанности. — Бастиль… — обратился он и тут же понял, что совершил огромную ошибку. Все присутствующие уставились на него в ужасе – слуги замерли, а Рене едва не выронил конверт. — Ваше Величество, простите, — поправился Хаук. Бастиль несколько напрягся, но сделал вид, что спустил столь вопиющую фамильярность. — Говорите. — Кто-то забрал свитки? — Их вернули в библиотеку, — прохладно ответил тот. — Эти бумаги не имеют ни смысла, ни какой-либо силы. — Но… — Вы нашли в них полезную информацию для себя? Глупо было надеяться, что Бастилю хоть что-то не донесут. Дневники теперь никто не вернет, но Хаук помнил все необходимое и даже зарисовал себе значки, которые принц вывел на полях. Казалось, еще один шаг и ответ будет в руках — догадка крутилась где-то близко, но времени все хорошо осмыслить не находилось. Хаук много думал про Ардо, даже представлял его себе, закрывая глаза. Крепость стояла на полуострове и позади нее располагались отвесные скалы. Ардо, как и Хетханна, была буквально врезана в камень из-за этого и столь неприступна. Куда бы мог уйти Патрис, когда разгорелась схватка? Неужели в пещеры? И как же подбирался из-за воды? Подплыл или там ход? Но как его найти? Одни вопросы, которые некому задать. — Нет, — Хаук чувствовал внутреннее беспокойство от потери дневников. Бастиль быстро утратил к нему интерес, взглянув на секретаря. — Шарль уже ответил? — Нет еще, — сообщил Рене, и Бастиль недовольно постучал пальцами по столу. — Неужели он больше занят этим нелепым маскарадом, чем своими непосредственными обязанностями? — Думаю, о маскараде заботится виконт Олье. Что же до остального, все зависит от гонцов. — Нелепые оправдания, и вы сами это понимаете, Рене. В Сасвэйне уже в курсе, что тхиенский король ищет союзников извне, а мы в неведении! К нам он, естественно, не обратится, потому что у нас его брат, который также может претендовать на трон. Мы считаем, король испуган и не уверен в своих силах, но мы не должны догадываться об истинном положении в Тхиене. Мы хотим знать все наперед, о каждом вздохе этого слабоумного выскочки Рига. Бастиль не обращал внимания на Хаука, так словно его и не было в комнате. Вряд ли сказанное даже намеком предназначалось ему, но Хаук все равно жадно впитывал в себя любые новости о доме. Хотелось бы, чтобы война, которую спровоцировал Риг, не загнала Тхиен еще глубже в дебри. — Рене, поручи заботы о герцоге Патрису, я думаю, он с радостью развлечется, тем более у него с родом Юдо старые счеты, — добавил Бастиль и жестом отпустил секретаря.  А как только тот ушел, пожаловал Ансельм в сопровождении главного камердинера. — Наряд готов, Ваше Величество, — доложил он. И месье Улле разложил на постели весь туалет короля, который включал в себя само одеяние и три массивных ящика с украшениями. А следом портные принесли маскарадные костюмы фаворитов и отдали их прямо в руки. Следующие полчаса ушли на приготовления к балу. Вся эта суета занимала излишне много времени, и Хаук невольно понимал Бастиля, желавшего сэкономить каждую минуту. Наряд Хаука представлял собой бриджи из оленьей кожи, высокие сапоги и меха, перетянутые наискось кожаным поясом на груди. Кто-то явно постарался, чтобы спрятать его исполосованную спину, но не дал чем прикрыть торс. У Ансельма же было белое жабо, сюртук, украшенный золотой вышивкой, из-под рукавов которого выглядывала сорочка с удлиненными манжетками, бриджи, чулки и атласные туфли, расшитые жемчугом, на толстом двухдюймовом каблуке. Но ему на удивление все отлично шло, как будто он родился в той эпохе. Когда слуги начали одевать безучастно застывшего Бастиля, облаченного лишь в брэ, Хаук не мог отвести изумленный взгляд. Обычно король предпочитал строгие дорогие туалеты из изысканных тканей и никогда не выглядел настолько вычурно. Удлиненный в пол черный камзол лишь сзади имел глубокий вырез, заканчивающийся у поясницы, его скрепляло, наверное, пару дюжин провисающих вниз золотых цепочек. Ворот сюртука поднимался под самую шею, которую облекли широким ожерельем из драгоценных камней, а к плечам прямо во время одевания младший портной пришил золотые наплечники в виде перьев. Другой слуга держал напоготове в руках наручи из того же комплекта. Корону и пояс с ножнами надели лишь в конце, после бридж, чулок и изящных туфель с пряжкой. Никогда Хаук не видел такой эротической красоты в одеянии, да и не думал, что еще увидит в своей жизни. Бастиль в своем костюме был похож на райскую птицу, еще немного взмахнет крыльями и улетит в небо. Хотелось его поцеловать, поэтому он дождался, когда слуги уйдут и совершил задуманное, не стесняясь Ансельма. Бастиль сначала отпрянул, а затем словно нарочно погладил его по груди, задевая сосок, и мурашки тут же побежали по коже. Хаук в отместку коснулся обнаженной спины под цепочками и глаза Бастиля потемнели. Желание никуда не ушло, оно, как ненасытное чудовище, лишь уснуло ненадолго. На данном этапе Хаук абсолютно забыл про Валентина и свои тайные планы, маскарад лишь мешал им взаимодействовать друг с другом. И Бастиль, казалось, полностью разделял его эмоции. В его взгляде светилась откровенная провокация, что не соответствовало обыкновенному равнодушию. И как в таком состоянии он мог лечь в постель с Ансельмом? Хаук пожирал его глазами и не смел снова поднимать эту тему, ведь завтра у него будут обещанные полтора часа наедине с Бастилем… Не хотелось испортить все излишней ревностью, но и пускать на самотек ситуацию Хаук не желал. Ансельм, ранее вызывавший лишь пренебрежение, начал бесить одним своим существованием на этом свете, и от этого избавиться было крайне сложно. — Вы затмите собой Луну, — едва слышно сказал Хаук, и король в ответ интимно рассмеялся. Корона сияла переливом камней, оттеняя строгую простоту его прически и мягкий блеск синих глаз. Само совершенство сошло с пьедестала и именно таким его увидит весь двор.  Ансельм ринулся в бой, понимая, что его полностью обделили вниманием, но из-за своего жабо выглядел скорее потешно, чем сурово. — Мой король, — коснулся он руки Бастиля, и тот потрепал его по щеке, а затем, накинув на плечи мантию, указал на выход, где уже ожидали охранницы.