Цугцванг. Два королевства

*** Эдит буквально фонила злостью, и Хаук понимал, что ему лучше ничего не говорить. Изнутри потряхивало от волнения, несмотря на каменное лицо, которое он состроил, когда Эдит и лекарь пришли. Хаук не верил самому себе, что пошел на все это после того, как спал с Бастилем. Смог коснуться другого омеги и удовлетворять его желания, так же как это делал для короля. Будто помутнение какое-то, тем более что он чувствовал себя разбитым. Утренняя вязка, короткий сон, физические упражнения на полигоне, а затем еще и Валентин… Его запах забивал ноздри, а на руках кожу подпекало. В тот короткий момент им владели лишь эмоции, стоило Валентину сказать про побег, и Хаук бросился в омут с головой. Чувство вины, которое пыталось им завладеть, не смогло одержать победу над трезвым рассудком. Бастиль никогда не даст ему уйти, ни завтра, ни через десять лет, даже если любовных отношений между ними не будет. А свобода была так близко, рядом, только руку протяни. Хаук хотел бы остаться в одиночестве и спокойно все обдумать, но Эдит вряд ли отпустит его без беседы. Она вошла за ним в покои короля, а затем прикрыла дверь. — Раздевайтесь! — сухо приказала она. — Что? — Отдайте мне свою одежду, Хаук! Быстро. — Но… — Замолчите и действуйте, я делаю это для себя и уж никак не для вас, — ее взгляд мог бы убивать. — Белье оставьте, я возьму чистое и отведу вас в купальню. Это мы сожжем, вам повезло, что нигде нет альф. Если бы здесь был Ансельм, вы бы пожалели о своем легкомыслии. — Эдит, я… — Молчите, Хаук. Я слишком зла на вас. И искренне не понимаю, как вы могли… после всего, что король… — Эдит, я ничего не делал. — Даже сам для себя Хаук звучал до омерзения неуверенно. — Закройте свой грязный рот! Хватит мне врать, словно я какая-то идиотка! Вы прикасались к нему, мне не нужно иметь альфий нос, чтобы это понять. Я виновата, что оставила вас наедине, и в большом долгу перед семьей маркиза, поэтому помогу вам скрыть случившееся, но больше я не буду вас охранять. Вы мне противны. Хаук понимал, что ломать комедию и дальше, лишь еще больше провоцировать ее на злость. Поэтому покорно отправился в купальни и даже ни слова не сказал, когда Эдит бросила ему чистую одежду в лицо. На обратном пути его уже холодило, презрение Эдит продирало до костей, и Хаук не мог ее осуждать. Со стороны все выглядело будто Валентин стал его минутной прихотью. Так, словно короля ему было мало и хотелось показаться во всей красе, раз уж Валентин так открыто предлагает себя. И Хаук хотел бы, да не мог ей объяснить. Слова Валентина раз за разом звучали в ушах. «Мне доверили… захоронение герцога Юдо, я должен забрать его труп из замка завтра… Я хочу вывезти вас по бумагам герцога Юдо. Я украду вас, Хаук» Завтра, он сказал — завтра! У Хаука ходили ходуном руки от одной мысли о том, что он сможет выйти из замка, пусть путем обмана и хитрости. Предательством. Но какая в Бездну разница? Риг завладел троном, убив их отца, а Хаук искренне собирался взять в мужья Валентина по тхиенской традиции, если тот поможет бежать. Валентин рискует всем и должен получить взамен защиту Хаука — его имя. Так будет правильно. Достойно. Они будут вместе навсегда, как того хочет омега. Хаук лег в постель, едва добрался до спальни короля и уткнулся носом в его подушку. Эдит ушла и Хаук смог сделать глубокий вдох, несмотря на то, что все внутренности свело узлом. Член моментально окаменел, и он едва не задохнулся, дышать было тяжело, словно аромат Бастиля — это яд, уже давно угнездившийся в его теле. Сама мысль о том, что нужно будет его оставить, вызывала боль. Внутри как будто раскрывалась черная дыра и поглощала в себя все остальные чувства. Хаук не знал, как избавиться от этого ощущения, как вырвать его из груди, ведь Бастиль уже не просто омега — он стал его. И Хаук на самом деле принадлежал Бастилю, когда у них произошла вязка, растворился в нем так сильно, что уже не понимал, где та грань, которая их разделяет. Хаук закрыл глаза, стараясь устаканить разыгравшуюся бурю в душе и не заметил, как провалился в сон, и ему казалось, что он летит в какую-то пропасть. Проснулся Хаук от того, что слуги зажигали свечи. Не хотелось абсолютно ничего, поэтому Хаук перекатился на спину и уставился в полог. Чем дольше Бастиля не было, тем больше возрастало беспокойство. И Хаук впервые задумался о том, что же будет дальше? Какой будет его жизнь вне замка? Хаук знал лишь общие сведенья о происходящем в Тхиене, но не сомневался, что Гудред Адельстайн все еще находится в своем клановом замке. Ни за какое золото он не пойдет на Сверу с обнаженным мечом, да и с кланом Ойстейн у него отношения были не самые теплые. Более крупные главы редко считались с маленьким кланом Адельстайна, что Хаук считал с их стороны огромным упущением, потому что Гудред держал границу. В десяти милях от его замка ниже на север располагался Ардо, если взять выше — горы Каскаузе. С какой стороны не взгляни, шикарная стратегическая точка, и Хаук собирался этим воспользоваться. Единственное, что оставалось не совсем понятным местонахождение тайного хода, но не сомневался, что разберется с этим, используя подсказки оказавшись на месте. То, что Жозеф заступил на должность смотрителя Ардо, было не самой лучшей новостью, но Валентин справится с этим. Хаук не собирался убивать мужа маркиза, в худшем случае взять в плен и выдать по первому требованию. Но до этого еще нужно было дожить. Двери распахнулись, и Бастиль быстрым шагом вошел в зал, его сопровождали Бланшар и Патрис. И он отпустил их небрежным жестом и подошел к постели, но выглядел при этом крайне раздраженным, встряхнув пышными манжетами своей тонкой батистовой сорочки. Хаук подхватился на ноги и застыл на месте, не зная, чего ожидать. — Разве мы разрешали вам покидать покои? Весь двор стоит на ушах, обсуждая вашу драку с Дайоном?! Как это понимать? — Бастиль злился. И Хаук виновато склонил голову, не решаясь что-то сказать, боялся себя выдать. Смотреть на Бастиля казалось невыносимым, и он чувствовал себя надломленным изнутри и выбитым из привычной колеи. Ему не доставало хладнокровия, чтобы врать в глаза такому властному человеку, как Бастиль. — Простите… — У Дайона сотрясение, а что с вами? Драться сразу же после отравления, уму непостижимо! Завтра рано утром у нас была запланирована поездка к графине Барок, но теперь мы не уверены, что вы сможете отправиться с нами. Лафетт вас осмотрел? — Бастиль говорил сухо и по делу, так, словно намеренье взять его с собой к сыну ничего не значило. Всего лишь аванс из жалости к нему, ведь Хаук едва не лишился жизни при отравлении. — Если я вам нужен, я поеду, — ответил Хаук, игнорируя последний вопрос. — Дайон не нанес мне повреждений. Бастиля это не особенно успокоило. — Почему вы дрались — отвечайте. И не врите, мы все равно узнаем. — Это только между нами. — Вы отказываетесь отвечать королю? — Бастиль сощурился, и Хаук понял, что от нежного любовника в нем ровным счетом ничего не осталось. Он был холоден как лед. Между ними всегда будет огромная пропасть в положении. Он — король, он — приказывает и Хаук выполняет. — Предпочту не отвечать, разве главнейший омега станет разбираться в драчках фаворитов? — Дайон — не фаворит, а вы… С каких пор вы спокойно себя к ним причисляете? — Потому что вынужден, — ответил Хаук и понял, что именно это и хотел услышать от него Бастиль еще на заре их противостояния. — Тем более, статус королевского любовника является наиболее желанным среди альф дворца и за него стоит постоять. — Что же… — он явно был доволен. — Вы правы, драчки фаворитов — это не наш уровень. Хаук хотел стереть самодовольство с его лица поцелуем, но понимал, что просто не смеет прикасаться к нему. Не может сломить в себе этот барьер. — Я буду рад увидеть вашего сына, Бастиль. Бастиль наградил его странным взглядом, а затем направился к тайнику. Вероятно, отправился на Совет, но не будет же король отчитываться перед собственным фаворитом? — Можете не дожидаться нас, мы будем поздно. Бастиль вернулся после полуночи и пах коньяком, Хаук сделал вид, что уже отдыхает, лежа к нему спиной. Впрочем, тот и не думал его касаться, интересуясь лишь сном. Хаук хотел бы знать, где Бастиль был последние пять часов, но не имел права спрашивать. У него было достаточно времени, чтобы окончательно прийти в себя, разложить в своей голове ситуацию по полочкам, а также взвесить все за и против. Бастиль был так близко, но Хаук еще никогда не ощущал себя настолько оторванным от него. Последний их разговор дал пищу для размышлений не меньшую, чем весь прошедший месяц. Бастиль сам говорил, что хочет, чтобы Хаук считал Иосмерию домом и дал присягу ему, как королю, но вовсе не прислушивался к истинному желанию его, как партнера. Да и не считал это необходимым. Их союз был обречен, не сегодня и не завтра, но Хаук знал, что неминуемо все закончится так же быстро, как и началось. И тогда у него не будет не только свободы, но и Бастиля. Двор диктовал свои правила, и король не сможет бесконечно держать его при себе, не опасаясь вызвать гнев Совета. После рождения омеги все изменится не в лучшую сторону для него, а Хаук этого не хотел. Валентин. Самозванец. Одно это имя вызывало дрожь. Забытое имя отца и новое будущего мужа. Хаук с силой сжал кулаки, чтобы перестать вдыхать запах Бастиля. Ему нужно избавиться от этого наваждения и желать лишь Валентина. Сухими от недосыпа глазами Хаук таращился в полог до самого рассвета, слушая сонное дыхание Бастиля. И Хаук уже не обманывался — это ощущение отчаяния и щемящей боли не пройдет даже за стенами Хетханны. Бастиль не покинет его голову, потому что завладел его сердцем. Безрассудно любить короля, но еще безрассудней любить иосмерийца. Хаук знал, что это отцовское проклятье на нем. Неумолимо беспощадное. Когда горизонт разрезали первые рассветные лучи, Хаук немного придремал, а проснулся от щекочущего ноздри аромата розовой воды. Бастиль закончил свой утренний туалет с умыванием и бритьем, и подошел, чтобы разбудить его. Хаук невольно любовался им в длинном домашнем халате, между бортами которого виднелась обнаженная грудь, позолоченная редкими волосками. В этот самый момент Хаук желал его больше жизни, но запретил себе даже думать об этом. — Вставайте, Хаук, сегодня вы отправитесь за ворота замка. Хаук сел у изголовья, прикрываясь по пояс простыней. И Бастиль бросил на него совсем не равнодушный взгляд. — И далеко владения графини? — Совсем нет, в хорошую погоду не дольше часа рысью. Мы всегда ездим со свитой, поэтому о галопе речи не идет. — И кем же вы представите меня своему сыну? — Тем, кем вы и являетесь ему — двоюродным дядей. Хаук ощутил еще один укол от его слов, как в те славные времена, когда Бастиль звал его кузеном. — Видимо, собственному ребенку, я тоже буду представляться дядей… — Не говорите глупостей, Хаук, тем более никакого ребенка пока нет, — отмахнулся Бастиль, а затем сбросил халат, когда слуга поднес ему свежую сорочку. Хаук запрокинул голову и закрыл глаза. Это было выше его сил, смотреть на обнаженного Бастиля, который облачается с помощью слуг. Вместо этого он решил встать с постели с противоположной стороны и сходить в туалет. Впрочем, имея в наличии каменный стояк, идея была так себе, чтобы его унять Хаук подумал том стыде, который испытывал перед Эдит. И это помогло. Когда он вернулся, Бастиль уже был в образе — идеальный до малейшей детали. Роскошный дорожный костюм, отороченный соболиным мехом короткий плащ на одно плечо, и коричневые ботфорты из грубой свиной кожи, которые шили специально для верховой езды. Хаук хотел было достать свои скромные пожитки из сундука, но Бастиль распорядился, чтобы он надел вещи, заранее заготовленные его камердинером. Хаук чувствовал себя в них глупо, словно паяц, приглашенный к королю с дворцовой площади. Но Бастилю нравилось и это казалось главным для окружающих. — Сегодня нас сопроводит ваша старая знакомая — Наннет Бижон, — ласково подтрунивая сообщил Бастиль, когда Хаук закончил с туалетом. — Разве это входит в ее обязанности? — Наннет поручено выбирать новую охранницу для нас, а пока она займется нашей безопасностью вне замка. — Выходит, Ализ уже не вернется? — Ализ подала в отставку. — Хаук понял, что это было вынужденное решение. Ализ запятнала себя и должна теперь уйти. — А кто охраняет замок графини? — Королевская гвардия, сформирован специальный омежий отряд. Хаук усмехнулся. — А затем, когда Этьен подрастет, этот же омежий отряд будет искушать его на подвиги? — Пока ему мало лет. — Но я уверен, что привязанности в нем уже начали формироваться. Бастиль нахмурился, как будто вовсе не задумывался о подобном, хотя это странно при его страсти планировать каждую мелочь. Они добрались до двора в сопровождении Сибиллы, но внутри их ждала целая толпа народу. Наннет и ее отряд, слуги и Патрис, Бастиль не отпускал его от себя ни на шаг с момента прибытия альфы в замок. Как ребенок, таскающий кругом любимую игрушку, но Патрис воплощал при нем другую роль — заботливого отца, которого у омеги никогда не было. Хаук встретился с Патрисом взглядами и поклонился, казалось, последний в курсе их стычки с Дайоном и не особенно одобрял ее. Все остальные приветствовали лишь Бастиля, а слуги, работавшие во дворе, не могли расслабиться, пока кавалькада не покинет стены замка. — Как ваши дела, Хаук? — вежливо спросил Патрис, подводя к нему лошадь. — Предвкушаю прогулку за чертой замка. Бастиль сам вскочил на коня без посторонней помощи и подхватил удила. Солнце ласкало его волосы и лицо, заставляя присутствующих завороженно замереть взглядом. Наннет тоже уже взобралась на гнедую кобылку и подъехала к королю, не подавая ни малейших признаков, что заметила Хаука. И он знал, что и в дальнейшем она от этого правила не отступит, Наннет слишком любит Бастиля, чтобы оскорбить его неуместным интересом к Хауку. Лошадь Хауку выбрали самую скучную, видимо во избежание побега. Она повернула голову и спокойно посмотрела на ездока так, словно ей было абсолютно плевать, кто поскачет верхом. Совсем не так себя вели породистые скакуны у остальных членов свиты. Они всхрапывали, перебирали копытами и не могли и секунды инертно стоять на месте. Хаук сел на лошадь и на мгновение ощутил давно забытое чувство детского трепета. Даже оглядывать двор с высоты было гораздо приятнее, чем стоя на земле. Ворота начали опускать, как только король оказался в поле зрения, но сейчас лязг цепей наконец-то затих. Свобода была совсем близко, буквально в паре дюжин футов, но Хаук знал, что должен взять ее не так. Бежать на глазах короля несусветная глупость, достойная разве что болвана. А он не был болваном, иначе бы остался при дворе в тепле и сытости, надеясь на то, что Бастиль будет снисходить к нему вечно. Во время поездки к замку графини Бастиль знакомился с кандидатками, подобранными Наннет на должность охранницы. Все же работа была не так уж проста, и требовался доверенный человек, который впоследствии не разочарует. Бастиль выглядел слишком напряженным, видимо, его совсем не радовала перспектива впускать нового человека в свой круг. Но когда к Хауку приблизился Патрис и сообщил, что именно сегодня Юдо умрет, понял и поспешную поездку, и напряжение короля. — Вы знакомы с сыном короля? — спросил Хаук у него. — Увы, нет. Но я знаю, чего Бастилю стоило его зачать, — неодобрительно ответил он. — Да и роды проходили не слишком легко, даже в Ардо об этом судачили. Когда во всеуслышание объявили, что ребенок — альфа, королевство едва в траур не погрузилось. — Дайон говорил, что вы были первым в списке, когда пришла пора вязать короля Камиля. Патрис бросил на него косой взгляд и сильнее сжал поводья. — Дайону явно не стоило вспоминать о былом, тем более тогда его и на белом свете не водилось. — Потому что вы не отец короля? — У короля нет отца-альфы и любой, кто скажет вслух, что король — его сын, плоть от плоти, горько об этом пожалеет. Кроме вас, конечно же, вам даровано право признать свое дитя. — Сомнительная честь, учитывая, что в Тхиене — это святая обязанность альфы. — Ну, как вы можете заметить, Хаук, — не без язвительности ответил тот. — Вы не в Тхиене. Патрис явно продемонстрировал, что обсуждение этой темы причиняет ему дискомфорт. — Каким был король Камил? — поинтересовался Хаук, уходя от изначальной темы. — Вы действительно хотите, чтобы я рассказал про вязку или вы просто ведете светскую беседу? — Патрис взял себя в руки и начал насмехаться над ним. — Вы задавали мне вопросы интимного характера о Его Величестве, почему я не могу спросить о Камиле? — Помнится, вы мне не ответили, Хаук. — А вы действительно хотели бы знать, в каких позах я трахаю вашего сына, Патрис? Делаю я это языком, пальцами или членом? Патрис дернул головой, словно получил пощечину. — Меня больше интересует, как скоро король порадует ребенком, — сухо ответил он. Хаук вскипел, думать о возможной беременности Бастиля совсем не хотелось. — Расскажите про Камиля, Патрис, я бы хотел это услышать. Вы ведь любите вспоминать о прошлом? — Что именно? — Вязка. Чья это была идея? Ланжерона или принца Валентина? — Моего отца, но принц был не против. Он хотел, чтобы Камил попробовал с альфой, как вы понимаете, до вязки у него не было интимной связи с фаворитами. Я должен был подготовить его, вселить уверенность. — И вам это удалось? — Увы, нет. В первый раз он не получил удовольствия. Но Валентин заставил нас тайно повторить на следующий день, пригласил короля в свою башню, заласкал, а затем ушел. И все произошло как нужно. — Вам нравился Камил? — Вы не знали короля Камиля, — ответил он, как будто это что-то объясняло. — Он был… крайне слабым омегой, не знаю, как Гастону удалось его распалить достаточно сильно, думаю, даже не в близости состояла загвоздка. Гастон взял его другим — внушил, что любит.  И если бы рядом был принц этого не произошло бы. — Думаю, и Бастиль стал бы другим, если бы принц сбежал из плена и вернулся сюда, - грубовато заметил Хаук. — Я вас не узнаю. Вы разве не рады путешествию? Внутренне Хаук совсем был не рад, но губы пришлось растянуть в улыбке. — Напротив, король сделал мне огромный подарок, решил познакомить с племянником. Я ведь дядя Этьена, близкий родственник. — Вы ведете себя вызывающе, Хаук, как тогда на Совете. Будьте благодарны за малые милости, ведь даже и их могло бы не быть. — Как у герцога Юдо? — Вы мне сегодня не нравитесь, какая муха вас укусила? Это из-за Дайона? Из-за того, что вы подслушали на маскараде? — спохватился он. — Нет. Мне плевать кого вы трахаете, Патрис. Но вам самому будет плохо, когда это выплывет, а это выплывет неминуемо. Дайон слишком импульсивный. Патрис не согласился, внутренне он все же тяготел к нему, хотя и не признавал открыто, что хочет собственного крестного сына. — Дайон — хороший парень. Слишком деятельный и говорливый, но он верный и страстный душой. Поверьте, мне было не так-то просто перестать смотреть на него, как на ребенка. Хаук расхохотался, привлекая ненужное внимание, поэтому понизил голос на следующей фразе: — И вы решили сунуть в него член? Чтобы и вовсе избавиться от сентиментальности. Патрис не смутился. — Вы сами еще юнец и знаете, как это бывает. Я не преследовал Дайона, это он… захотел ласкать меня. Моя вина, что я не пресек это на корню, подарил надежду. — Вы на самом деле боитесь маркиза? — удивился Хаук, потому что не верил, что это правда. — Нет. Не боюсь. Мне неловко перед Жозефом, ведь Дайон его любимый сын, а я его друг, и у нас огромная разница в возрасте. Но не это меня останавливает. Я просто не знаю, что нас ждет в будущем? Справлюсь ли я с ним? С его энергией и задором? Мне крайне тяжело дается вовлекаться в людей, а Дайон еще так молод… — Вы не старик. — Спасибо на добром слове, но мне уже сорок восемь. — В Иосмерии возраст и опыт говорит только за альфу. Так что не придуривайтесь, вы прекрасно знаете себе цену. И знаете, что она крайне высока. — Из-за того, что кто-то считает меня возможным отцом короля? — фыркнул он. — Наши отношения с Его Величеством мне дороги сами по себе. — А у вас есть отношения? Патрис окатил Хаука раздраженным взглядом. — Сами не придуривайтесь, Хаук, ко мне вы его не ревнуете, чего не скажешь об остальных. И я вам нравлюсь, иначе вы бы не откровенничали со мной. Вы так сильно в него влюблены, что даже немного напоминаете меня самого на момент отбытия в Ардо с принцем Валентином. Упоминание о принце немного сбило с мысли. — Почему на поле боя помощь так и не пришла к нему? — внезапно спросил Хаук. — Все произошло слишком быстро. — Вы врете. Совету принц Валентин был не нужен, он только мешал помыкать королем. У него явно была своя политика в руководстве королевством. Патрис смотрел ровно перед собой, но желваки на щеках его выдавали. — Почти четверть века назад в Совете был некий барон Бромелье — омега, радикал. Он считал, что у альф осталось слишком много прав, и призывал забрать у них свободу волеизъявления — буквально превратить их в омег в тхиенских гаремах, предназначенных лишь для того, чтобы дарить потомство и не больше. У него была жесткая и однобокая политика. Как вы можете догадываться, он спал только с омегами и тяги к альфам не испытывал. Принц не соглашался с коррективами, которые барон продвигал. — И что с ним стало, когда принц попал в плен? — Ничего, но к моменту воцарения Его Величества именно барон выдвинул идею одного единого акта, который позволит королю забеременеть, не концентрируясь на конкретном альфе. Его крайне возмущало поведение короля Камиля с Гастоном и, возможно, он был одним из тех, кто поспособствовал выкидышу. Барон Бромелье стал первым омегой, которого Его Величество казнил, из довольно длинного списка предателей. — Было доказано, что Бромелье интриговал против принца? — уточнил Хаук. — Продал его Тхиену по дешевке? — Доказательств нет, Его Величество, словил его на другом, продаже рабов. Но и этого было более чем достаточно. — Мерзкая история. — Не могу не согласиться, Хаук, — кивнул он и указал пальцем на размытую точку в отдалении. — Замок графини. Хаук не спешил высматривать место назначения, все еще не мог переварить произошедший разговор. А затем увидел, что на него смотрит Бастиль, и было что-то в его взгляде отчего все внутри встало вверх дном. И жаром ударило в пах, потому что омега смотрел без извечного равнодушия, как будто раздевал его в своей голове. Хаук понимал, что Бастиль будет злиться, когда он сбежит, но чего действительно не забудет — этот день и этот момент. Когда он познакомил его со своим сыном, а Хаук его предал.