POV Шото Тодороки
Это утро я встретил в тёплых объятиях солнечных лучей, яркий свет которых больно бил по привыкшим к темноте глазам, отчего открывать их совершенно не хотелось. Из-за того, что в моей будущей комнате, бывшей раньше кабинетом Осаму, до сих пор идёт ремонт — я временно ночую в спальне брата, из окна которой можно наблюдать восход солнца. В моей комнате в поместье окна выходили в другую сторону, поэтому пребывание в таких условиях приносит мне некоторый дискомфорт, особенно по той причине, что я часто забываю задёргивать шторы. Но, по словам Мори, уже через пару дней я смогу перебраться на новое место. Жду этого с нетерпением. Тем более что мне не нравится то, что из-за меня Тойя вынужден ночевать на диване в гостиной. Правда, на второй неделе совместного проживания выяснилось, что ему это только на руку: как-то проснувшись в половине второго ночи от жажды, я поймал брата на том, что он ускользает из дома, никому не сказав, а на все мои попытки узнать подробности — он лишь отшучивался, говоря, что мне это приснилось. Ага, будто я в это поверю. Тем не менее, я решил пока оставить свои расспросы, уповая на то, что, когда придёт время, он сам всё расскажет, но мне кажется, что эти его походы как-то связаны с планом по восстановлению нашей семьи. О самом же плане мне почти ничего неизвестно. Разве что, несколько дней назад Тойя попросил одеться в то, что было на мне в день похищения, и под покровом ночи потащил на какой-то заброшенный завод, где, словно музейный экспонат представил меня странной рыжеволосой девчонке по имени Мика. Та лишь осмотрела меня с ног до головы и попросила покричать так, будто я испытываю самую ужасную боль, какую только можно вообразить. Я едва не сорвал голос. После чего из меня выкачали немного крови и выставили на улицу — дожидаться старшего. А, когда мы вернулись домой, и я начал задавать вопросы, то услышал в ответ лишь одно предложение: «Считай, что с этого дня Тодороки Шото мёртв». Как ни странно, сказанное не было чем-то удивительным для меня: Тойя едва ли ни со дня моего согласия упоминал о том, что он инсценирует мою смерть, чтобы отец не искал меня, а то, что он будет это делать — знали мы оба. Правда, обычно он не говорил об этом так прямо, так что лёгкий шок всё же взял надо мной верх, но всего на секунду, не больше. В подробности о том, как и когда это должно произойти — меня не посвятили, поэтому я просто решил пока не думать об этом. Всему своё время. Поворочавшись ещё немного и поняв, что поспать подольше мне не удастся, я поднялся с кровати и направился на кухню — жутко хотелось пить. Отыскав чистый стакан и наполнив его водой из графина, я тут же опустошил его в один присест и облегчённо выдохнул, чувствуя, как жажда начинает отпускать меня. Выйдя в гостиную, я осмотрелся и только сейчас понял, что я в доме совершенно один. Это было странно и непривычно. Если о местонахождении Осаму мне было известно — он на работе, то куда на этот раз унесло моего неусидчивого братца — я мог только догадываться. Приведя себя в порядок и позавтракав вчерашним салатом, я уселся на диван и состроил задумчивую мину, размышляя о том, чем бы себя занять до возвращения хоть кого-нибудь. Выбор на самом деле был невелик: посмотреть телевизор, почитать книгу или поиграть с причудливой животинкой, которая за столь короткое время уже успела привязаться ко мне. Я остановился на первом варианте. Стянув с кухни пачку крекеров, я вернулся на прежнее место и нажал на пульте красную кнопку. Показывали новости. — «Сегодня около полудня в агентстве про-героя №2 Старателя случился пожар. Причины его возникновения пока ещё выясняются, однако уже известно, что пострадавших нет. Сам же герой — по словам его работников, находящийся на тот момент в своём кабинете — бесследно исчез, что наталкивает на мысль, что причиной пожара — стал он сам. Сумма ущерба…» Я едва не подавился крекером, в чистом шоке уставившись на экран телевизора, где показывали уже знакомое мне здание, в котором я был от силы пару-тройку раз. О том, что это происшествие может быть как-то связано с планами Тойи — я старался не думать, ведь, несмотря на всю свою ненависть к отцу — я никогда не желал ему смерти и уж тем более не хотел, чтобы это произошло по моей вине или вине моего брата. Чувствуя подступающую истерику, я отложил пакетик с лакомством на столик и подтянул колени к груди, обхватив их руками и закусив губу. Это был своеобразный жест защиты от любых проблем, который всегда исправно работал в детстве, но не сейчас. Сейчас я понимаю, что проблемы никогда не решались сами собой — всё это было делом рук матери и старших братьев и сестры, которые пытались отгородить меня от всего, что причиняло мне те или иные неудобства. Правда, когда отец взял моё воспитание — если это можно так назвать — в свои руки, то помочь мне не смог ни один из них: кто-то по причине отсутствия, а кто-то по причине собственной слабости. И тогда привычная картина моего маленького мира начала рушиться. Покачиваясь из стороны в сторону, я метался от одной мысли к другой до тех пор, пока не уловил справа от себя еле заметное движение. Чуть дёрнувшись, я повернул голову вбок и столкнулся с настороженным взглядом ярко-бирюзовых глаз. Тойя стоял около дивана, скрестив руки на груди, и смотрел на меня так, словно пытался что-то найти на моём лице, но, похоже, тщетно. — Что? — Ты плачешь, — не спросил, скорее, просто констатировал факт. Я провёл пальцами левой руки по щекам, с удивлением обнаруживая на них влагу, и поспешно начал их вытирать. Посмотрев на экран телевизора, я с некоторым разочарованием заметил, что там начался какой-то сериал, а значит, для того, чтобы выяснить у брата — причастен ли он — мне придётся всё рассказывать, а не просто, кивком головы указав на новости, спросить: «Твоих рук дело?». Немного успокоившись, я махнул рукой на место рядом с собой, предлагая старшему присесть: разговор обещал быть долгим и тяжёлым. Он, немного помешкав, всё же сел, стянув по пути горстку солёных печенек и забросив их в рот: явно ведь не завтракал с утра. Я подавил в себе улыбку и, чуть нахмурившись, начал пересказ сюжета новостей, картинки которых до сих пор стояли у меня перед глазами. По мере моего повествования лицо Тойи всё больше вытягивалось, так и, крича о том, что он впервые об этом слышит. И я верил ему. Но всё же для собственного успокоения решил спросить: — Скажи честно, ты имеешь к этому какое-то отношение? На некоторое время в доме воцарилась гробовая тишина, своей тяжестью давя на меня всё больше и больше. С каждой минутой мои попытки убедить себя в том, что брат не причём — становились всё более ничтожными, жалкими, а ожидание ответа едва не вызывало новый приступ истерики. В детстве, ещё до проявления у меня причуды, я свободно выражал любые, соответствующие моему на тот момент состоянию, эмоции. Но, попав в ученики к отцу, мне пришлось научиться сдерживать любые их проявления, дабы не получить затрещину за то, что показываю свои слабости: страх, боль, гнев, разочарование и т.п. — всё это было написано у меня на лице, а значит, в будущем любой злодей мог прочитать меня, как открытую книгу, и надавить на больное. Однако теперь, когда в этом больше не было нужды, а рядом находился Тойя, ассоциирующийся у меня с тем периодом, когда всё было хорошо, а я мог спокойно смеяться и плакать, если мне того хотелось — маска безразличия начинала трещать по швам, время от времени обеспечивая мне внезапные эмоциональные всплески, контролировать которые у меня получалось из ряда вон плохо. Сжав ладони в кулаки, я уже было хотел поторопить старшего с ответом, как он вдруг, шумно вздохнув, откинулся на спинку дивана и немного нервно произнёс: — Возможно, — он провёл ладонью по лицу и продолжил, — я думаю, это произошло из-за видеозаписи, которую я ему отправил. — Видеозаписи? — вот теперь я уже ничего не понимал. — Ага. Видеозаписи… с твоей смертью, — последние слова прозвучали так тихо, что я едва их разобрал, тут же впадая в ступор. Несколько минут я сидел на месте, глупо таращился на брата и хлопал разноцветными ресницами, силясь осмыслить всё вышесказанное. Это просто… не укладывалось в голове. Однако когда у меня назрели новые вопросы — хлопнула входная дверь, а в гостиную забежал запыхавшийся Осаму.Конец POV Шото Тодороки