***
Машину он остановил в соседнем дворе, на парковке. И когда хозяин выходил, повернул ничего не выражающее лицо, и спросил: — Вы надолго, господин Жохань? Тот недовольно передёрнул плечами. — Тебе куда-то нужно? Тот кивнул. — В больницу. — Опять! — Вэнь Жохань поморщился. — У тебя что, пол-Пекина заболевших родственников, что ты так часто ездишь туда? Тот продолжал в упор смотреть на него. Он не изменил выражения лица и не произнёс ни звука. Жохань знал, что Чжулю может смотреть так очень долго, а времени у него не было, поэтому он с недовольным видом махнул рукой, и произнёс: — Только потому, что это недалеко. И при первом сигнале — мигом сюда. Ему кивнули, захлопнули дверцу, и газанув с места, тут же исчезли. Вэнь Жохань нахмурился. Что-то подозрительно часто стал его водитель в больницу отпрашиваться, якобы навестить заболевших родственников. Но родом-то он был из такой глубинки, что ложиться на лечение в ту больницу, куда наезжал его шофёр, для них было бы... далековато, и дороговато. Надо бы поспрашивать, к кому это катается его водитель в эту больницу да ещё под таким надуманным предлогом. Водителем Чжулю был от бога, не зря же раньше военным был, но вот врать совершенно не умел. Как и все эти вояки, подумал министр Вэнь, на свой страх и риск приезжавший в это место, которое он и его любимый человек не сговариваясь называли домом, без охраны, перед выходом из машины переодевшись попроще, и пробираясь к их квартире, закрывая лицо. Он, конечно, имел в стране власть, он был представителем этой власти. Но, как умный человек, облечённый ею, он понимал, что есть вещи, которые ни один власть имущий позволить себе не может. Поэтому им с Цижэнем и приходилось делать вид на людях, будто они вечно друг у друга в оппозиции, а на деле — встречаться вот в этой квартире как самые обычные влюблённые, которыми они, собственно, и были. Ещё в универе они влюбились друг в друга, и стали встречаться, прекрасно понимая, что у их любви нет будущего. Жоханю пришлось потом жениться, и у него родилось двое сыновей, а Лань Цижэню «повезло», его брат с невесткой погибли, и ему на попечение остались два их мальчика. Таким образом, Цижэнь удачно отговорился от навязываемого брака нежеланием приводить ребятам мачеху, и вопрос об этом закрылся навсегда. Странно было другое — их чувства, осуждаемые обществом, и которые они вынуждены были скрывать под маской вражды, не только не угасли с годами, но лишь окрепли и приобрели множество оттенков нежности, несмотря на то, что время начало неумолимо уродовать их лица и фигуры. Нет, жену свою Жохань всемерно уважал, она была умная женщина, симпатичная и домовитая. Она была мужу настоящим другом, и понимала тот факт, насколько сложно быть крупным политиком, и не лезла куда её не просили, сумев превратить их договорной брак во вполне дружеский союз. И именно это не отвращало мужа от неё, как от человека. Но любить Жохань мог только одного человека, и это была не она. Он мог обсудить с ней очень многое, но только не свою настоящую любовь. О Цижэне при ней он вообще старался не говорить, и предпочитал не думать, догадывается ли она о том, с кем и чем именно занимается время от времени этот «верный муж и примерный семьянин, пример для всего Китая». А с ним... С ним он, если бы мог, вообще бы не разговаривал, было и без того чем заняться. Но его возлюбленный был всё-таки не резиновой куклой для снятия похоти. К тому же, он постоянно спрашивал совета по поводу своих мальчиков у Жоханя, сыновья которого были ровесниками его племянников, и стоило признать, что без его тайной помощи Цижэню справляться с их воспитанием было бы намного труднее. И вот теперь, когда эти племянники давно уже выросли, но забот о них не убавилось, он так и продолжал пытаться давать консультации, как мог. Хотя, и со своими-то двумя детьми не всегда знал, что делать. Он, как всегда, задворками пробрался в самый обычный высотный дом, поднялся в квартиру. Их квартиру, которая была оформлена на подставное имя, но которую они оба считали своим тайным пристанищем, и достал свои ключи, чтобы не звонить, привлекая внимание соседей. Никто ничего не знал толком об этой квартире, а уж их коллеги по власти и подавно. Поэтому для Жоханя полнейшей неожиданностью была ослепительная вспышка фотокамеры, заставившая несколько мгновений плясать перед глазами цветные пятна. И пока он опомнился, быстрый топот ног, и хлопок двери подъезда — это единственное, что долетело до его слуха, доказывая лишний раз, что здесь кроме него был кто-то ещё, лишивший его зрения на то время, пока удирал. Хотелось выругаться во весь голос, но и этого было нельзя, и он только злобно сплюнул. Если бы рядом был Чжулю! Но он никогда не брал с собой водителя, не хотел здесь светить эту двухметровую гору мышц, и впервые пожалел об этом. Несмотря на свои размеры, бывший военный был очень пластичным, и умел бесшумно двигаться, уже несколько раз имея случаи доказать, что бывших военных не бывает. Так хоть бы поймали этого папарацци за шкирку, и вытрясли бы и фото, и признание, на кого работает. Но Жохань даже не разглядел не то что фотографа, но и того, где тот до его прихода прятался. И откуда только мог узнать, что он едет сюда? Завелась крыса в окружении? Или чей-то телефон из них двоих на прослушке? Твою ж мать, уже и сюда добрались. Со всех сторон обложили, дальше некуда. Он зажмурился и стиснул зубы от отчаяния, и запрокинув лицо кверху, сжал кулаки, с силой выдыхая воздух сквозь сжатые зубы. Затем набрал на телефоне сообщение: «Срочно сюда, код ноль» И отослал его Чжао Чжулю.***
— Так, ну давайте посмотрим ваши ножки! — Вэй Усянь сам снял одну за другой марлевые повязки, прикрывающие места, свободные от гипса, там где были наложены швы. Он осмотрел их, слегка надавив в нескольких местах, и убедившись, что на этот раз нет признаков отторжения пластины, скреплявшей кость на одной из ног, довольно заулыбался. — Вот видите, Лань Чжань (как врач, он не мог проигнорировать просьбу больного называть его личным именем, но не желая переходить определённую грань их контакта, он нашёл вот такое компромиссное обращение), нам удалось подобрать материал, который ваш организм не отторгает. — А сразу нельзя было сделать тест на совместимость? И что это за фамильярное «Лань Чжань»? Усянь обернулся. В дверях палаты стоял Цижэнь, злой как сто тысяч демонов, и прежде чем врач успел открыть рот, он гневно сверкая глазами, выплюнул в него ядовитую струю: — И это называется, лучший из лучших! Да я не понимаю, как вообще можно допускать к спасению человеческих жизней такое безответственное существо! Я понимаю теперь, почему мой племянник держит здесь тебя, это из-за этого пьяницы Цзян Ваньиня! Но я сделаю всё от меня зависящее, чтобы ты никогда больше не прикоснулся к Ванцзи! Ты больше не его лечащий врач! Можешь проваливать отсюда, и забудь в эту палату дорогу! — Дядя... — И если вы оба, развратники Юньмэнские, думали, что сможете вертеть моими племянниками как угодно... — Дядя! — ...то я вам обоим докажу! Я вас в порошок сотру! — Дядя, если ты навредишь этому доктору, или его родным, я откажусь от лечения совсем! А повязки сдеру и одной рукой! Я смогу! И гипс о спинку кровати разобью!!! Лань Ванцзи, весь бледный, с трудом сполз по кровати к изножью, и приподняв ногу выше кроватной спинки, занёс её над ней, и уже готовился обрушить её на жёсткое металлическое ребро, и разбить им гипсовую фиксирующую конструкцию. — И не смей менять мне доктора, не смей! — выкрикнул он, и лицо его было искажено гримасой боли, причём, скорее моральной, чем физической. Нога в гипсовой повязке уже почти опустилась на жёсткую спинку, но этому внезапно помешали подставленные пальцы доктора. Вот только удержать он её не сумел — слишком малое расстояние оставалось до неё, и чересчур сложно было удержать тяжёлую ногу, и в следующий момент Усянь взвыл от боли в пальцах, фактически оказавшихся между молотом и наковальней. На крик ворвался в палату Сичэнь, как раз направлявшийся сюда, и испуганно глядя на всё, что он там застал, изумлённо произнёс: — Дядя, ты что здесь делаешь?! Ты кого-то из них ударил? Почему кричал доктор Вэй? Разозлённый Цижэнь, которому так и не удалось пообщаться с Жоханем, гневно фыркнул, и сверкая глазами заявил: — Это вы меня оба ударили! В самое сердце! И мне очень больно от ваших поступков! Как вам обоим не стыдно издеваться над старым дядей, который вас вырастил! — Мгм, — внезапно откликнулся Лань Ванцзи, — только сначала на год в приют запихнул, а когда стали дамы подкатывать, так сразу же забрал, чтобы не жениться! Усянь от столь неожиданной новости судорожно сглотнул, и с трудом переместив ногу Ванцзи, неуклюже ему помогавшего, на простыню, по-детски спрятал ушибленные пальцы в подмышку, прижав их другой рукой и присаживаясь на кровать своего больного. Цижэнь подавился воздухом, и вытаращился на своего племянника так, словно вместо него на кровати внезапно оказался огнедышащий Змей о трёх головах. Сичэнь застыл, опустив глаза в пол. Ему не было приятно вспоминать тот их с братом период жизни, но всё же он был благодарен дяде хотя бы за то, что он не оставил их в приюте. И при всём при этом, Лань Хуань прекрасно знал, благодаря кому дядя оформил опекунство, и где кроется корень всех его поступков. Вэнь Нин, прибежавший вместе с ним на вопль, в расстёгнутой медицинской куртке и с шапочкой в руке, до этого момента стоявший за спиной главврача, ловко просочился между двумя Ланями в палату, на ходу надевая шапочку и доставая из кармана резиновые перчатки, и мигом бросился к доктору Вэю со словами: — Что с Вашими пальцами, доктор Вэй? Вам очень больно? Можно посмотреть? — Не беспокойся, Цюнлинь, — поморщился Вэй Усянь, вынимая руку из подмышки, — уже кажется проходит. Вэнь Нин взял в руки кисть доктора, осматривая покрасневшие и чуть вспухшие пальцы, которые, к счастью, даже не начали наливаться синевой. Лань Ванцзи, закусив губу, приподнялся на локте и вытянул шею, пытаясь разглядеть как там пострадавшие от его дурацкой выходки пальцы доктора, и в глазах у него были искреннее беспокойство и смятение. Сичэнь тоже подошёл к кровати брата и взяв пальцы Усяня из рук медбрата, осмотрел и ощупал их. При этом на лице Вэй Усяня выдавало то, что ему больно, только то что когда Сичэнь прикасался к болезненным местам, мышцы лица напрягались. И это у человека, который едва ли не приказывал Ванцзи не скрывать свою боль! — Пальцы хирурга — основной инструмент для его работы, — сказал он после осмотра, отпуская руку подчинённого, — особенно для хирурга Вашего класса, доктор Вэй. И не мне напоминать Вам, насколько важно их беречь от различных травм. — Вот! — отмер Цижэнь, подскакивая и тыча в Усяня пальцем. — Безответственность налицо! Я же говорил, что это Юньмэнское отродье —безответственное существо! Четыре пары глаз синхронно посмотрели на него с таким выражением, от которого Цижэню стало не по себе, и он замолк. Затем Сичэнь холодно произнёс: — Я бы попросил Вас так не отзываться о докторе Вэе, дядя, пока мне досконально не известно, как доктор Вэй получил ушиб пальцев правой руки. Меня здесь при этом не было, и я не видел как это случилось. Почему Вы назвали лучшего хирурга клиники безответственным? Цижэнь взвился: — А разве так непонятно?! Он подставил свои пальцы туда, где их травмировали, а ещё доктор! А перед этим он не сделал тест на совместимость этой вот... — он запнулся, подыскивая слова, — пластины, которая скрепляет кость, с организмом Ванцзи! Из-за этого пришлось ему заново резать эту ногу, использовать новую пластину методом тыка! Это безответственный поступок для врача! После этих слов лицо Сичэня заледенело окончательно. Вэй Усянь хотел что-то сказать, но главврач жестом остановил его. — Дядя, Вы не думали, что подобным заявлением обвиняете в безответственности и меня, намекая на то, что я держу в штате больницы человека, не соответствующего своей должности? С чего Вы взяли, что тестирование не проводилось? Это мой единственный брат, и я лично контролировал и контролирую все этапы лечения. Так вот, когда А-Чжаня привезли с посттравматическим шоком, не было слишком много времени на тестирование, надо было действовать быстро, но тест был закончен. Просто у А-Чжаня оказалась довольно редкая аллергическая реакция именно на тот материал, развивающаяся не сразу, а постепенно. Этого никто не мог предвидеть, так бывает, все живые люди. Во второй раз времени было больше, и ничего, я подчёркиваю, ничего здесь не делалось «методом тыка», как Вы выразились, дядя. И поскольку Цижэнь возмущённо фыркнул, и отвернулся, Сичэнь повернулся к Усяню: — А теперь я хотел бы послушать, каким образом пострадали Ваши пальцы, доктор Вэй. — Да ничего серьёзного, — Усянь пошевелил пальцами, — простите, что из-за меня поднялся такой переполох, просто участки очень чувствительные, много нервных окончаний, и я не сдержал крика. — Да не слушай ты его! — возмутился Ванцзи. — Это я виноват! Доктор Вэй просто не хочет рассказывать, что дядя хотел его отстранить от моего лечения, и просто ищет повод для этого! Льда во взгляде Сичэня стало столько, как на ледяном покрове Гренландии. — Продолжай, А-Чжань, — его тёплый голос странно контрастировал со льдом во взгляде, — в чём ты виноват? — Доктор Лань, — подал голос Усянь, — с моими пальцами всё нормально, простой ушиб, Вы сами всё видели, никто не пострадал, так что давайте мы будем считать дискуссию законченной, а инцидент исчерпанным. Всё в порядке. Правда, Сичэнь, ничего достойного внимания. Главврач пристально посмотрел на него, потом на брата, а затем переведя взгляд на дядю, произнёс: — Хотел бы я в это верить. А Вас, дядя, я попрошу пройти в мой кабинет, незачем ещё больше волновать больного. И, да, я не вижу причин для отстранения доктора Вэя. — Но... — Никаких «но», дядя! Здесь не место для подобных разговоров, а я хочу с Вами поговорить. И он, ловко подхватив насупленного дядю под локоток, вывел его из палаты, хотя Цижэнь шёл за ним с явной неохотой. Вэй Усянь проводил парочку взглядом, одновременно думая о том, что неожиданно оказался прав, когда почуял в Лань Чжане своего, приютского, хоть и не с таким стажем, как у Вэй Усяня. А ещё о том, с какого перепугу Цижэню вздумалось заявлять, что А-Чэн имеет влияние на Сичэня, и что означала вчерашняя его смс-ка: «Нехер жддать, нчую недома, тревзый как столькишко»?