Белый лотос на чёрном мотоцикле

Усянь открыл глаза, и не увидев ничего, кроме глухой ночной темени, потянулся туда, где он положил телефон, чтобы посмотреть который час. Рядом зашевелились, и перехватив руку, потянули её к себе и стали целовать ему пальцы. — Мой любимый доктор... — шёпот, казалось, сотканный из тьмы, получившей плоть, был горячим и сбивчивым. — Золотые руки... Мои руки. Весь мой... Любимый... Поцелуи невидимки из темноты охлаждающими влажными цветами ложились на разгорячённую летней жарой кожу, а мозг наоборот плавился от нежности и желания. А сердце заходилось от одной только мысли, что они теперь вместе. Вдвоём. И не в больнице, а в том месте, которое один из них называет домом, и очень бы хотел, чтобы и для второго оно этим домом стало. А тот, который был в эту ночь ластящимся невидимкой, думал о том, что этому доктору да на его золотые руки ещё бы и золотой ободок... Ну, или платиновый, чтобы народ не обзавидовался — платина не золото, на серебро похожа, хотя только на первый взгляд. Но толпа всё равно не разбирается, так что... А ему для любимого и платины не жалко. Пальцы, ладонь, запястье, за которое Усяня слегка куснули, потом зализали это место, и нежно подули, остужая жар лёгкой, почти незаметной боли, после таких ласк неожиданно прошившей всё тело острым удовольствием, которое задержалось пониже живота, заставляя там всё налиться кровью и отяжелеть до тянущей боли, от которой Усянь не смог сдержать стона и выгнулся над простынёй. Его партнёр немедленно отреагировал и опять укусил, но уже за сосок, сначала придавив зубами, заставил вскрикнуть, а потом ослабляя зажим, втянул отвердевший комочек в жаркую глубину рта вместе с ареолой, засасывая плоть своего любимого, и этим убирая боль, но только для того, чтобы снова прикусить, вызывая этим новый стон, и ощутить чужие пальцы у себя в волосах. Усянь полурефлекторно перебирал, сжимал и оттягивал шелковистые, пахнущие сандалом пряди, вполне материальные для порождения тьмы, пока хозяин этих волос продолжал делать то, что делал, спускаясь по его торсу всё ниже и ниже, к впадинке пупка и дорожке чёрных волос, протянувшейся от него и до самой той части тела, которая возбудилась ещё от самых первых ласк, и теперь настойчиво требовала к себе внимания. Понятное дело, она дождалась его, когда уже почти ничего не соображающий закусанный и заласканный доктор умолял своего невидимого любовника оказать ей помощь, и уменьшить напряжение. Он раздвинул ноги, надеясь на большее, чем ласки, и перехватив руку сексуально озабоченного сгустка тьмы, потянул её к колечку мышц между своими ягодицами, но в ответ неожиданно услышал звук, до странности похожий на всхлип, и весь передёрнулся, уже готовясь спросить, что это значит. Тьма в ответ сбивчиво зашептала, почти задыхаясь, проходясь шепчущими губами почти по коже, и выговаривая таким образом дорожки по груди, подмышкам, животу, везде, где были самые нежные,самые чувствительные места: — Возьми меня... Позволь мне сегодня... Не думай, что мне больно, разреши! Просто хочу забыть, что я его... Он дерьмо, конечно, но я не могу перестать думать, что я его едва не убил. А этот твой дружок добил его. Не хочу об этом думать... Вэй Усянь бился в его руках, извиваясь на простыне, изнывая, задыхаясь от желания, охватившего его блуждающим в крови жидким огнём. Ванцзи распалил его, доведя своими ласками до такого предела, когда любой человек раскрывается перед своим партнёром, выливая на него свои самые сокровенные желания и позволяя с собой делать всё что тот захочет. И Лань Ванцзи тоже хотел. Хотел, чтобы его Вэй Ин сегодня был в ведущей роли. Хотел, чтобы он его взял, хотел... наказания. Усянь, как врач, вне постели прекрасно понимал, что такую не совсем своевременную просьбу, почти мольбу, невозможно объяснить однозначно, и что Лань Чжаню может ещё и рановато заниматься тем, что он просит, но он и сам понимал, что ему больно за то, что он лично едва не убил человеческое существо, пусть и не имевшее за душой ничего человеческого. Он же не такой, как тот, на кого он защищаясь, напал можно сказать, из-за угла, хотя тот и похитил его прямо с больничной койки, и запер без еды и воды, не считаясь с его физическим состоянием, и создал этим угрозу для жизни похищенного. Да ещё и о том, для чего его похитил, сообщить не постеснялся. Так что, с объективной точки зрения Лань Ванцзи поступил правильно, защищая свою жизнь, но была и ещё точка, с которой вся самооборона выглядела превышенной. И эта точка зрения была не только прописана в уголовном кодексе — она была прописана в каждой клетке организма Лань Чжаня, и умерла бы только вместе с ним. Его первоначальной целью было всего лишь обезвредить похитителя, но от отчаяния и злости он не рассчитал сил, на которые оказался способен, и в итоге причинил Вэнь Сюю тяжкие телесные повреждения. Они не понесли угрозы для его жизни, Сюй пришёл в себя, но потом был убит Хуайсаном, который, к слову сказать, абсолютно не рефлексировал на тему того, что он сделал. Усянь подумал, что если бы его друг и одноклассник узнал, что сейчас мучает Лань Чжаня, то наверняка бы посмеялся, а потом стал его презирать за это. Но он не узнает. А Лань Чжань... Своего Лань Чжаня он с некоторых пор вообще не помнил, когда не хотел бы, а прямо сейчас, когда тот был овеществлённой тьмой, выбивающей своими ласками все мысли о сопротивлении, его желание возросло до вообще немыслимых размеров. И его мысли в постели и вне её различались как Луна и Солнце, потому что в постели с Лань Чжанем он терял всякую возможность мыслить трезво, и мозг в том, что они там творили, вообще не принимал участия. Разве что на уровне ощущений. — Я... Но ты же никогда..? — задыхаясь выстонал из себя Усянь в перерывах между сумасшедше-яркими ласками своего возлюбленного, когда получал возможность вдохнуть-выдохнуть, и что-либо сказать. — Мгм, — донеслось до него как раз в то время, когда жаркий влажный рот вобрал в себя член Усяня, и это мычание дрожью прокатилось по его стволу, унося весь здравый смысл куда-то в район Управы Подземных Наказаний. Тем более, что о наказании Ванцзи его и просил, а в этом случае наказание было приравнено и к поощрению, и к терапии, и в голове доктора Вэя проскользнуло, что если он выполнит просьбу, то в этом риска не будет. Для ещё не совсем восстановившихся ног. Ванцзи рисковал совсем другим местом, но к такому риску он был... готов или не готов? Усянь сглотнул ком в горле и на пределе концентрации произнёс сквозь сжатые зубы: — Ложись на спинку, мой дорогой, тебя нужно подготовить. Или... — Вэй Ин, я не боюсь боли, можешь не беспокоиться, — проурчал Лань Чжань низким томным голосом, и лизнул расщелинку уретры выпущенного изо рта по такому случаю члена. Вэй Ина пронзило настолько острым удовольствием, что его всего тряхнуло и у него даже поджались пальцы на ногах. Он закусил нижнюю губу так, что на ней выступила кровь, и жалобно проскулил: — Терпеть боль необязательно, тем более, что если будет слишком тесно, то больно будет и мне... Тьма между ног Усяня зашевелилась, перетекая потоками воздуха поближе к лицу, а приблизившись, горячо зашептала, словно они были в доме не одни, и их могли услышать: — Я знаю, и уже подготовился... Усянь хотел спросить, в чём тогда наказание, но его руку схватили, и поднеся к ягодицам Ванцзи, положили между ними, заставив ощутить твёрдую гранёную поверхность под пальцами. Плечи Усяня неожиданно обсыпало морозными мурашками от этого прикосновения. Его пальцы пробежались по предмету ещё раз, пытаясь получить подтверждение своей догадки, но ещё не закончив ощупывать, понял, с чем имеет дело. — Ты... Когда это купил? Ты же из дому не выходишь... — Усянь ещё не договорил, но уже понимал, что зря задал этот вопрос. Ответ был заранее ясен — конечно, интернет-доставка. Но прозвучавший ответ его удивил. — Не поверишь — несколько лет назад, в секс-шопе. Хрен знает зачем. Купил и забыл. Ни разу даже не пользовался. А теперь вспомнил, и решил опробовать. На себе. Она совсем новая! Усянь только вздохнул, представив сверкающий гранёный кругляш между упругими половинками Лань Чжаня, и у него в паху всё даже скрутило. Он шумно выдохнул, и спросил: — А можно мне на неё посмотреть? — при этом его голос предательски дрогнул. В ответ послышался низкий бархатный смех, от которого бедного доктора опять пробрало мурашками, и любовник, созданный из тьмы, вполголоса пробормотал: — Мы же договорились, что сегодня ты ничего не видишь, а только чувствуешь... Так и на хрена я светонепроницаемые жалюзи прицепил? Усянь закусил губу. И правда, договор был. И в свете этого то, что сделал Лань Чжань было откровенной провокацией, направленной на то, чтобы сильнее раздразнить и распалить партнёра. Но чтобы наложить табу на такие дела, они не оговаривали, так что любимый законник Усяня договор соблюдал. Но... кто сказал, что в законах нет ни одной лазейки? — Ты от меня требуешь такое, чего я никогда не делал, — произнёс Усянь обиженным тоном. — У меня было много женщин, но я никогда не брал парней. И если я не увижу, насколько это соблазнительно, то у меня и желание... того... Пропадёт. Вниз. Он замолчал, прислушиваясь к произведённому эффекту. Тьма тяжело вздохнула, потом произнеся: — Ну, если желание пропадёт... — включила свет со словами: — Я не подумал, что ты такого ещё, может, и не видел никогда! Вспыхнул прикроватный ночник, и в его свете глазам доктора Вэя предстала действительно никогда не виденная им картина, от которой у него на мгновение потемнело в глазах, а в паху стало так больно, что он прикрыв глаза, застонал, попав под впечатление. Фиолетовые грани круглого навершия ручки меж упругих круглых половинок выглядели крышесносно, мерцая при свете ночника, так и маня схватиться, и вытащить, а потом... Когда он попробовал представить, как будет внутри... Руки действовали словно отдельно от тела, когда Ванцзи, оглянувшись через плечо на реакцию Усяня, соблазнительно повертел задом, и лукаво улыбнулся. Усянь почувствовал, что ему в голову словно прилетел выстрел. Мозг мгновенно превратился в кашу, абсолютно не контролируя тело, за движениями которого доктор Вэй наблюдал, словно за действиями механизма, в кабине которого он сидел в качестве водителя. Абсолютно на автомате он торопливо принял, едва не вырвав из рук Лань Чжаня тюбик со смазкой, пахнувшей лотосом, попытка натянуть презерватив дрожащими руками потерпела неудачу, и они решили наплевать на это. Когда Вэй Ин вошёл в растянутую узость Лань Чжаня, прочувствуя непривычные ощущения каждым сантиметром своего напряжённого члена, он опять не сдержал стона от того, насколько отличались они от ощущений, когда он делал это с женщинами. Здесь приходилось входить медленно, осторожно, бережно нащупывая самую безболезненную скорость, постоянно останавливаться, хотя яйца уже болели так, что хотелось вбиваться в это отверстие со всей возможной силой и скоростью, только бы скорее закончилась эта боль. Но в этом растягивании удовольствия тоже было своё удовольствие. С дамами так не получалось. То ли естественной смазки было слишком много, то ли женские органы были сами по себе помягче, но эти сильные упругие мышцы, сопротивление которых приходилось преодолевать, и от этого ещё больше возбуждаться, было не сравнить с теми, с кем он раньше таким занимался. Лань Чжань всё это время не издавал ни звука. Вэй Ин полностью вошёл, и остановившись, заметил на его пояснице капельки выступившего пота. Он сглотнул, подумав, что Ванцзи, наверное, больно, но тот сам заговорил: — Я же просил, не сдерживайся. Мне нормально. — Н-но я хочу, чтобы было хорошо, — запинаясь произнёс Вэй Ин. — Если хочешь, значит так и есть. Двигайся, — пробубнил Ванцзи куда-то в подушку, и Усянь, выдохнув, качнулся, пробуя, не будет ли больно. Лань Чжань подался к нему задом навстречу, явно не желая уйти от неприятного контакта, и Усянь толкнулся уже увереннее, от чего Ванцзи простонал, загребая пальцами простыню, и заметив, что партнёр опять застыл, повернул голову, и прошипел через плечо: — Давай уже, не мучай, ну?! «Ну...», подумал Усянь, сжимая пальцами бёдра любимого. И не додумав мысль, вслух простонал сквозь зубы: — Это кто ещё мучается... И сорвался, словно прыгнув на лыжах с трамплина. Он словно парил, утонув в ощущениях, когда вбивался в прекрасное тренированное тело, заставляя его корчиться, стонать, рычать, хвататься пальцами за простыню, словно за якорь спасения, скручивая её в жгуты, а напоследок выгнуться, и закричав, задрожать и забиться, в любовной судороге, вместе с Вэй Ином, а потом обмякнув, дружно опасть боком на постель. Вэй Ин так и не вышел из него, и поскольку мысли понемногу возвращались, его укусила совесть за то, что теперь Лань Чжаню предстоят кое-какие процедуры, которые с его ногой выполнить будет, пожалуй, трудно. И пока он так размышлял, вдруг обнаружил, что не готов прямо сейчас отпустить Лань Чжаня в ванную. А тот повернулся, наградив его искристым довольным взглядом, и улыбнулся своей редкой, но прекрасной улыбкой, от которой у Усяня всегда слетали тормоза. Слетели они и сейчас. Влюблённые немедленно потянулись друг к другу, и соединили губы в настолько яростном поцелуе, что со стороны бы показалось, что эти люди ещё ни разу в жизни не целовались, а теперь спешили напробоваться этого поцелуя, словно пленники, выпущенные на свободу. Усянь начал снова толкаться в возлюбленного, не прерывая поцелуя, всё время убыстряя темп, и наблюдая, как Ванцзи возбуждается всё больше и больше, двигая бёдрами в такт своему любовнику, выбивая из лёгких весь воздух, из-за чего поцелуй всё же пришлось прервать, и они снова тонули друг в друге, не замечая ничего вокруг, пока не наступила разрядка такой силы, что у обоих потемнело в глазах, и они на время замерли, пытаясь отдышаться. Когда они немного отошли от любовной схватки, Лань Ванцзи развернулся к Усяню, и опустив глаза на его живот, погладил его рукой, проходясь пальцами по дорожке чёрных волос от пупка к покрасневшему полуопавшему члену, окружённому по волоскам капельками семени, словно жемчужным бисером, и по бледно-молочной коже, украшенной алыми отметинами, и сказал: — Знаешь, Вэй Ин, это похоже на кленовые листья на дорожке, на которые упал лунный свет. — Хм, да ты поэт, — рассмеялся Усянь. — Только при чём здесь Луна? Дорожка же чёрная. — Ну, значит, тёмная Луна, — упрямо мотнул головой Ванцзи, и Усянь притянул его к себе за шею, нежно соприкоснувшись лбами, заглянул в его глаза, сейчас почти чёрные при свете ночника, и проговорил вполголоса: — Как же вы любите защищать всё тёмное, господин адвокат! В ответ его поцеловали в скулу, и томно пробормотали в самое ухо: — Не всё. Ты например мой любимый Белый Лотос, ты лотосом пахнешь. И никакой ты не тёмный, ты же не Жохань... Усянь даже дёрнулся от неожиданности: — Ай, Лань Чжань, вот и умеешь же ты вспомнить на ночь глядя! Нашёл о ком вспоминать! С чего это вдруг? Тёмно-янтарные глаза Чёрного Дракона отстранившись посмотрели на него задумчиво, потом Лань Чжань произнёс: — Ты думаешь, я не знаю, кто твой тайный пациент? И не знаю, какого хрена мой дагэ вздумал внезапно взять в руки скальпель после стольких лет, когда он не оперировал? Усянь себе едва язык не откусил. Действительно, в недавнем прошлом блестящий пластический хирург Лань Сичэнь, который, вынужденно став главврачом этой клиники, прекратил оперировать, снова взял скальпель в руки, когда изменял внешность пассии своего дяди. И в который раз уже доктор Вэй внутренне восхитился способностью адвоката Ланя подмечать все мелочи и делать их них правильные выводы. Если бы ещё эти выводы ничего не меняли, и ничем не грозили... — Нет, ну ты даёшь, Лань Чжань, — надулся Вэй Ин, — такой был секс, а ты всё послевкусие испортил! Вот надо было тебе упоминать этого старого извращенца! — Который даже двоюродного племянника не пожалел, и родным сыном расплатился за новую жизнь! Я всё ждал, Вэй Ин, когда ты мне о нём расскажешь, а ты всё молчал, думал, что я не догадаюсь, кого ты лечишь, да ещё сразу после того, как мой родной дядюшка так неожиданно воскрес. Я сразу заподозрил, что этот пациент в реанимации — Жохань. Я поговорил с Вэнь Нином на эту тему... — Как?! — ужаснулся Вэй Ин. — Ты вот так прямо и спросил бедного мальчика о таких кошмарных вещах?! — Этот «бедный мальчик» заявил мне, что очень жалеет о том, что его на том мотодроме не было. Сказал, что он бы уж точно так всё сделал, чтобы Жохань не выжил. И мы оба знаем, что у него был мотив, и не один. Вэй Усянь облегчённо прикрыл глаза. Слава богам, Чжань-гэ не знает, что этот милый мальчик ещё натворил. Сичэнь рассказал ему под честное слово, что Лань Чжань не узнает, из-за кого теперь до конца жизни будет носить пластину на кости. И хорошо, что на одной ноге, со второй её потом убрали — всё-таки появились противопоказания, но кость к тому времени абсолютно срослась, видимо благодаря тому тибетскому препарату, который Сичэнь с великими трудностями раздобыл, и они оба заставили Ванцзи его принимать. Со второй ногой такого не вышло, там только немного нарастили костную ткань, но пластину трогать не стали, тем более, что она там, вроде как, прижилась, и удалению не подлежала. Так что, Чёрный Дракон не без оснований ожидал в скором времени возвращения в седло своей «Ямахи» и участия в новых гонках, как только будет возможно, и его любимый врач ему даст своё «добро». — Иди ко мне, мой Чёрный Дракон, — произнёс Вэй Усянь, открыв глаза, и привлекая любимого к себе. — Если это такой шантаж, то я согласен на твои условия. Я поеду с тобой за границу, куда скажешь, и... ну... — Вэй Ин... — голос Ванцзи дрогнул. — Ты согласен выйти за меня?.. И после того, как тот кивнул, просиял, и полез обниматься, но после всё же добавил: — Я конечно, рад, Сянь-гэ, что ты согласился, но скажи, зачем брату давать этому уроду второй шанс? Усянь вздохнул, проводя ладонью по волосам Ванцзи от лба до затылка, приблизил губы к его уху, и тихонько проговорил: — Спроси у него, гэгэ, лучше спроси у него. Я могу говорить только за себя. Внезапные скребущие звуки прервали их диалог, они с недоумением уставились на то, как дверь в спальню приоткрылась, пропуская к ним стремительно влетевшее рыжее нечто, мгновенно вскарабкавшееся на их кровать. Усянь засмеялся с облегчением, увидев их ночного гостя: — Мандарин! Как ты меня напугал! У меня чуть сердце не выскочило, я и забыл, что ты теперь у нас живёшь! И он потянулся, чтобы приласкать прильнувшего к его руке подаренного котёнка, а тот только счастливо разурчался от хозяйских ласки и внимания, тем более, что гладить его стал и Лань Ванцзи. И вот так, незаметно, новый постоялец их дома пригрелся и заснул на их одеяле, попутно усыпив и их обоих, так и не сходивших в душ, и они все втроём проспали вот так до утра, и никакие Вэни им не снились.