Try to free my mind, Пытаюсь освободить свой разум, I don't know what's right, Не знаю, что хорошо, а что плохо, Wasting all my time, tryna find the light. Теряю время в поисках надежды.
В детстве Мидория боялся ночи. Он до дрожи боялся своих фантазий, которые вырисовывали во тьме формы, маревые силуэты, что будто танцевали на пушистом ковре, светлых обоях и на полуосвещённых щербатой луной окнах. Ещё он боялся высоты: ноги сразу же подкашивались, тело каждый раз застывало, а рёбра будто сдавливало, не давая возможности дышать. Был у Изуку ещё один ужас детства. Кацуки Бакуго. Мидория всегда непроизвольно его боялся. Этот страх был сродни инстинктивному, но, если все остальные мальчик со временем смог преодолеть, этот оставался неодолимым. Когда-то былое восхищение превратилось в липкий, унизительный, тошнотворный страх. А Бакуго лишь смеялся. Он наслаждался страхом, который плясал в изумрудных глазах. Наслаждался проделанной работой. А Изуку только и мог, что терпеть его выходки. Когда-то, где-то до восьми лет, мальчика переполняла надежда, счастье и любовь ко всем. И он искренне восхищался своим другом Каччаном. Он искренне радовался за него и также искренне дарил всем свою улыбку. А потом всё изменилось. Насмешки бывшего друга стали приобретать новый, более жестокий, ещё более пугающий оттенок, и за ним стали повторять все остальные дети. Чёртовые ведомые дети. Мидория всё больше и больше закрывался в себе, яркие изумрудные глаза потухали, а улыбку уже и невозможно было увидеть. И никто этого даже не замечал. Но в самой глубине души он всё ещё надеялся стать героем. Пока Всемогущий, — тот, кем парень больше всего восхищался, и кто давал ему ту самую веру, — не опровергнул все оставшиеся надежды, сказав самые пугающие для Изуку слова. Тогда его голова отрезвилась, глаза широко распахнулись, а в душе ничего не осталось, кроме как смирения. И в тот момент, когда парня покинули все надежды, в ту пустоту заползли уже совсем иные чувства. Ненависть, отвращение, злость. В первую очередь к Кацуки Бакуго. Но в тот день жизнь решила всё же окончательно его добить и посеять ненависть не только к бывшему другу, а ещё и к героям, и к самому себе. В тот день парень возненавидел себя всей душой, а герои стали для него уже совсем не героями, а лишь омерзительным стадом лживых, жалких притворщиков. Так некогда любимый Изукой Всмогущий забыл ту бутылку с Грязевым злодеем. Герой оставил её, когда переполненный радостью из-за встречи со своим кумиром Мидория вцепился в него. За это парень и ненавидит себя. И будет ненавидеть всегда. А потом, когда злодей каким-то образом освободился, он взял в заложники проходящую мимо Инко Мидорию, мать Изуку. Когда тот начал медленно душить женщину, вполне много героев стояли и не могли ничего сделать. Они смотрели, как женщина постепенно умирает, но ни черта не делали. Изуку, который увидел это, уже когда его мать почти умерла, необдуманно кинулся ей на помощь, но его тотчас остановили находящиеся там герои. Парень во все глаза смотрел, как злодей медленно убивает его маму. Он с нежеланием воспринимать всю эту ситуацию кричал, тянул к ней руки, а герои лишь пытались увести того подальше. А когда парень увидел стоящего поодаль и придерживавшегося за стену дома Всемогущего, который лишь смотрел, но ничего даже не пытался предпринять, даже не старался помочь, губы Изуку застыли в немом крике, а внутри всё будто разрушилось, как самых хрупкий карточный домик, карты которого, падая, безжалостно резали душу парня. Изуку винит себя. Винит злодея. И героев. Он уверен: они могли ей помочь. Хоть один из стоящих там зевак имел подходящую причуду, что смогла бы победить злодея. Инко была бы жива, если бы герои сработали более квалифицированно, более компетентно, более быстро, более… по-геройски.***
За один день пятнадцатилетний Изуку Мидория разочаровался во всём, во что только когда-то верил. А когда на следующее утро к нему пришёл Бакуго, у которого во взгляде было полно сожаления и сочувствия, Мидория ощутил явное желание вырезать тому так ненавистные Изуку рубиновые глаза. Зелёноволосый даже не принял ко вниманию то, что теперь к бывшему другу он не ощущал ни толику страха, а лишь разъедавшую его душу ненависть. Тогда он быстро захлопнул перед носом Кацуки дверь, чтобы не натворить ничего лишнего. Ведь парень ощущал, что сейчас не подвластен над своей разыгравшейся ненавистью и всё ещё дрожащим телом. В тот день Бакуго видел своего старого друга в последний раз, каждый день виня себя, что пихнул ту чёртову бутылку, с которой вырвался злодей. Он винит себя, что также стоял, смотрел, как женщина, которая всегда была к нему так добра, медленно умирала. А Кацуки не мог ничего сделать: его ноги будто застыли, парень не мог себя заставить помочь ей, он лишь стоял и смотрел. Вечерами Бакуго с ненавистью к себе, к своей слабости чуть ли не вырывал волосы, понимая, что не достоин стать героем. Кацуки винил себя даже за своё отношение к Изуку. Спустя неделю его исчезновения он понял, несколько ему не хватает тех изумрудных глаз. Блондин осознал, что в буквальном смысле был зависим от него. Кацуки Бакуго ещё долго приходил в полицию, прося не переставать вести поиски, с надеждой в глазах обдумывая, как будет извиняться за всё-всё содеянное к Изуку, когда того найдут. Но парня так и не смогли отыскать.***
В тот день его исчезновения, сидя в полутьме напротив бледного мужчины с какими-то странными серо-голубыми волосами, Изуку с нечитаемым взглядом наблюдал, как тот быстро перемешивал колоду карт, а потом так же быстро, явно умело раскидал их себе и ему. Беря в руку шесть карт, он перевёл красный взгляд на Мидорию. — Подумал над моим предложением? — смотря, как парень откинулся на спинку дивана, занося руку за голову, он продолжил: — Вступишь в Лигу Злодеев? — глаза Изуку заискрились алым, выражая невероятную смесь эмоций.