***
Глеб метался по квартире, пытаясь придумать, куда ему деться. Ехать было не к кому. Своей студии у него не было. Он выглядел несвежим и первое, что бы подумал брат, — то, что он с бурного похмелья. Его трясло и бил озноб. Мужчина судорожно пытался одеться, но всякий раз его что-то отвлекало. Состояние было непонятным, и он не знал, от чего ему так плохо. Болело всё. По всему телу бежали мурашки, и кожа покрылась гусиной кожей. Растирая ногтями руки от постоянного зуда, словно от раздражения, он даже не заметил, как разодрал кожу на руке. Нервоз отуплял мозг, и скоординировать свои действия было сложно. Одновременно его желудок словно выворачивало. Глеб не понимал, хотел ли он есть или, наоборот, не хотел, поэтому он то и дело возвращался на кухню, смотря на бесполезный кусок холодца и вспоминая его вкус, морщился и уходил снова, пытаясь одеться. Он кое-как смог нацепить на себя спортивные треники, которые лежали хрен знает где и хрен знает сколько. Дело оставалось за малым: найти чистую кофту и обуться. Очередная боль прокатилась по животу, и музыкант согнулся пополам, вскрикнув. Казалось, что-то внутри живет своей жизнью, что-то перестраивается или перенастраивается в организме, и это пугало. Что-то менялось в нём, и мужчина простоял в скрюченном состоянии какое-то время, пока боль не отпустила. Еле раздышавшись и выпрямившись, Глеб дышал полной грудью. Он снова вспомнил о том, что брат может приехать с минуты на минуту, поэтому, собрав остатки сил, метнулся в комнату за кофтой. Его шатнуло, врезая плечом в косяк, и он так и соскользнул вниз, не удержавшись на ногах. Проклиная всех и всё на свете, Самойлов чуть ли не плакал, сидя на полу, то и дело стуча кулаком по линолеуму. Костяшки утопали в твердую поверхность, и Глеб, словно одержимый неожиданным порывом злости, даже не чувствовал боли. Он понимал всю беспомощность ситуации и злился на свою никчемность. Вспоминая о брате, о жене, о маме, о группе, он понимал, что никому не нужен из них и даже не способен встать, чтобы одеться и скрыться с глаз брата. Он разбил руку в кровь, а когда заметил это, то поднес кулак к лицу. Красная, как вино, жидкость сочилась из раздробленных суставов. Музыкант завороженно смотрел на окровавленную руку и наблюдал, как кровь стекает по запястью, огибая каждую выемку тыльной стороны руки. Это было очень красиво. Возможно, с этими струями и вытекала его жизнь. В животе снова заурчало, а во рту скопилась слюна. Безумное желание охватило мужчину с ног до головы, и он, поднося руку к губам, медленно слизал теплую кровь с кожи. Привкус железа окутал всё внутри, и мужчина сначала поморщился, а потом, пару раз почавкав и сглотнув, ощутил, что не так и неприятно, наоборот, очень даже вкусно. Голод резко дал о себе знать, и Глеб жадно слизал всю кровь с костяшек, внимательно смотря и ожидая, когда выйдет новая, но та предательски начала сворачиваться, и тогда Самойлов ухватился зубами за кусок содранной кожи и дернул со всей злости. Рана раскрылась больше, и свежая кровь потекла с новой силой. Как долго мужчина наслаждался компанией своей руки, буквально высасывая из себя кровь, неизвестно. Он даже не сразу услышал стук в дверь. Кто-то настойчиво стучал, ибо понял, что ни домофон, ни звонок не работает. Глеб резко вернулся в реальность, обнаруживая себя сидячим на полу в трениках, с раскрытым нараспашку халатом, а грудь и живот были полностью залиты собственной кровью. Мужчина с ужасом посмотрел на свою руку, которая была смачно покусана, и вскрикнул, в панике ползя на четвереньках в сторону двери. Запястье онемело, а суставы не работали, было трудно опираться на раненую руку, но Глеб всё же полз, хватаясь за мебель, помогая себе встать. Пошатываясь, он еле дошел до двери и, толком не успев отпереть замок, её словно вышибли очередным ударом. Вадим, который в панике уже готов был вынести эту чёртову дверь и ворваться внутрь, ошарашено замер, когда увидел на пороге младшего всего в крови. Его сердце ушло в пятки, и от шока он не мог двигаться. Глеб удивленно уставился на брата, и перед ними развернулась немая сцена. В голове старшего пронеслась сотня мыслей, и, всё же взяв себя в руки, он решительно шагнул в квартиру, попутно закрывая за собой дверь. — Глеб! Что с тобой? — он подошел к изумлённому мужчине и быстро схватил того за плечи. Глеб качнулся, выглядя отстранённым, словно пьяным. Кровь была вокруг рта, на подбородке и на шее. Вадим окинул с ног до головы брата и подавил стон. Мужчина не отзывался, — Глеб! Ты пьян? Скажи что-нибудь! — Самойлов холодными руками тер горячие щеки, потом коснулся лба, отмечая высокую температуру. Он, как мог, старался привести окаменелого брата в чувства, но тот смотрел в упор отрешенным взглядом и не реагировал, — Глеб, блять! Это что? Кровь? Чья кровь, Глеб? — уже сорвавшись на крик, который срезонировал где-то далеко в мозгу младшего, тот сморщился и отмахнулся. — Не ори! Я не глухой, — промямлил музыкант, пытаясь отстраниться, но Вадим не отступал. Он продолжал шарить холодными руками по чужому телу, рассматривать, заглядывать в глаза, что начинало немного раздражать. Глеба, вообще, раздражала наигранная забота старшего. — Слава Богу! — на выдохе вымолвил испуганный Вадим, обнаруживая окровавленную руку. Он судорожно схватил её за запястье, чуть потягивая на себя, и от увиденного охнул. Рваные раны и раздробленные костяшки зияли уже свернувшейся кровью. Старший, щурясь, поднял вопросительный взгляд на безразличного брата и заглянул тому в глаза, — брат, это что? Ты её грыз? — ожидая неутешительного ответа, Вадим замерз. — Я не заметил, как разбил ее. А потом хотел остановить кровь. А она не останавливалась, — мужчина безразлично пожал плечами, отворачиваясь и пытаясь убрать руку, но старший не отпускал. Вадима охватил ужас за невменяемое состояние младшего и его внешний вид. — А ну давай, пошли. Быстро! — он, не разуваясь, потянул вялого брата за собой и силой усадил на диван. Глеб цокнул языком и выглядел более менее привычно. Самойлов знал, где у того находилась аптечка, поэтому он решительно достал чемоданчик и уронил его рядом с раздраженным братом. Тот скривился и отвернулся, когда он, сев рядом, достал перекись и бинт. — Вадик. Я же сказал, мне не больно, — промямлил Глеб, косясь на прозрачную жидкость и огромный кусок ваты. — Заткнись, нужно обработать рану, — процедил сквозь зубы Вадим, обильно поливая перекисью будущий тампон и силой беря руку. Младший с детства не любил, как шипит перекись, и даже сейчас на подсознательном уровне хотел вырвать её, но теперь старший прошипел и одарил его свинцовым взглядом. — Вадик. Ты же знаешь, — простонал Глеб прежде, чем старший дотронулся ваткой до кровавой раны. Процесс моментально запустился, и мелкий задергался. Но это был эффект неожиданности, а потом ничего. Вадим, прикладывая шипящую ватку снова и снова, поднял взгляд на брата, а тот сидел как ни в чём не бывало. Он только часто моргал глазами, удивляясь самому себе, что больше не боится. — Ты что? Ничего не чувствуешь? — нахмурившись спросил Вадим, и Глеб сглотнул. — Нет. А должен ведь. Да? — мужчина посмотрел в испуганные глаза старшего и снова на шипящую ватку, которая уже вся промокнулась в кровь. Вадим, тяжело вздохнув, всё же обработал рану и стер всю кровь, использовав почти всю вату. Оставалось наложить повязку, поэтому он положил горячую ладонь младшего на своё колено и аккуратно перебинтовал руку. — Глеб, что с тобой? — после недолгой паузы, пытаясь осознать увиденное, всё же спросил Вадим. — Со мной? Со мной всё хорошо, — невозмутимо ответил мелкий и даже попытался улыбнуться. Самойлов сощурился и, подавшись вперед, дотронулся ладонью до лба. Тот был горячим и влажным. Это был нехороший знак, поэтому он стал рыться в аптечке в поиске градусника. — Где градусник у тебя? Вечно ничерта невозможно найти, — злясь и разбрасывая коробочки из-под таблеток, продолжал копошиться гость. Глеб пожал плечами и показал пальцем через плечо. — Вон там. Я уже мерил сегодня её. — И сколько она была? — Тридцать девять, — монотонным голосом ответил Глеб, и у Вадима полезли брови вверх. — Сколько? Тридцать девять? А ну-ка давай еще раз, — он схватил со стола градусник и дал его брату. — Зачем? Я же сказал сколько, — не унимался мужчина, и старший начинал снова раздражаться. Тот всегда вёл себя, как ребенок, поэтому он силой засунул градусник тому в подмышку. — Делай, что говорю, — злобно скомандовав, он быстро скрылся в ванной, оставляя младшего наедине с градусником. Тот снова цокнул языком в спину и продолжил сидеть на том же месте, разглядывая повязку на руке. Голод снова напомнил о себе, и рана так манила расковырять ее вновь. Через минуту Вадим вернулся мрачнее тучи с каким-то полотенцем в руках и сел на корточки перед Глебом, — ты, вообще, убираешься в квартире? Посмотри в какой срач превратил, ничего найти не могу, — он потянул руку с полотенцем к лицу младшего и заметил, как злобно блеснули того глаза. Музыкант перехватил руку гостя и остановил в сантиметрах от своего лица. Хватка была ощутимой, и Вадим выпучил глаза. — Это моя квартира. Моя жизнь. И я тебя не звал сюда, — слова монотонно прозвучали из уст Самойлова и были пропитаны обидой и злостью, от чего старший даже замер, — катись к чёрту со своей заботой, — последнее было словно выплюнуто изо рта в лицо Вадима, и тот зажмурился, а потом выхватил руку и, ухмыляясь, схватил мелкого за скулы и резко дернул ближе к себе. — Я делаю это не ради тебя! Поэтому заткнись и сиди ровно, — глотая очередную обиду и душа в себе желание встать и уйти, Самойлов терпеливо и небрежно начал вытирать грязное и небритое лицо брата от засохшей крови. Нужно было привести его в божеский вид и вызвать врача. Глеб скривился и всем своим видом давал понять, что ему было неприятно, но не сопротивлялся. Когда все с лица было стерто, Вадик выпрямился на затекших ногах и швырнул влажное полотенце тому в грудь, — вытирайся дальше сам, — его быстрые действия были настолько стремительны, что мелкий даже не возвидел, как брат уже стоял и смотрел на градусник, хмуря брови снова. Возмущение Глеба нарастало. — Вадим, иди к чёрту! Я тебя не звал. Убирайся откуда приехал, — этот истеричный выпад не произвел на мужчину должного впечатления, но Вадим всё же внимательно посмотрел на мелкого. — Приведи себя в порядок, а я вызову врача. У тебя повышенная температура, — он дернулся в сторону коридора, и Глеб вскочил изо всех сил. — Нет! Брат! Только не врача. — Как это нет?! Ты болен, Глеб. Посмотри на себя. — Нет. Я не хочу врача. Я здоров, — снова вскрикнул младший, задыхаясь от очередной истерики. Вадим не знал, что делать, его пугало состояние брата. — У тебя температура. Ты с ней уже должен лежать и бредить. Как ты стоишь вообще? — Я нормально себя чувствую. Не надо врача, — голос сменился на низкий, и Самойлов покачал головой. — Нет-нет. Я должен вызвать его, — мужчина достал телефон и хотел набрать номер, но мелкий выбил его из рук, и тот предательски звякнул о пол. Вадим выпучил глаза на разъярённого брата, который был готов в ту же секунду наброситься на него. — Я сказал нет. — Глеб, ты рехнулся? У тебя кукушка поехала, — не обращая внимания, не унимался Вадим и наклонился, чтобы поднять телефон, но Глеб его опередил и с силой толкнул в стену, а потом быстро прижал растерянного гостя своим телом, преграждая путь руками, которыми упёрся по обеим сторонам от головы. Музыкант успел только охнуть от столкновения с твердой поверхностью и вовремя отвернуться от клацанья зубов около своего лица. Младший тяжело дышал и скалился, готовый словно вгрызться ему в глотку. Мужчина вспомнил того незнакомца, который напал на их машину, и с таким удовольствием облизывал стекло. Вадим решил больше не провоцировать брата на подвиги и согласиться на его условия. — Я же сказал, никаких врачей, братик! — Хорошо. Я понял. Никаких врачей, — быстро ответил старший, поднимая свои ладони вверх, давая понять, что он не желает тому зла. Глеб снова подался вперед, хрипя от злости угрожая. Смотря на испуганного брата, он резко отошел от него и как ни в чем не бывало произнес. — Я жрать хочу. Очень, — Вадим медленно посмотрел на мелкого и не узнал в нём его Глеба. Перед ним стоял совершенно другой человек.Зов крови
15 ноября 2020 г. в 16:40
Вадим был не в духе. Вся эта ситуация с вирусом и эпидемией выходила за рамки безумия. Он уже не знал, чем платить своей большой команде, но не отчаивался и соглашался на любые мероприятия, где они еще были не под запретом. Не успев вернуться с ежегодного концерта в Дубаи, весть о том, что пропал Глеб, ошарашила его как обухом по голове. Он с неделю отмахивался и говорил, что ему это неинтересно и что его не волнует то, что происходило с мелким. Мужчина считал, что тот опять сорвался, ушел в очередной запой и спит, не просыхая. Но неугомонный Снейк так подсел на мозг Вадиму, что ему пришлось бросить подготовку альбома и полететь в Москву. За пару дней до поездки музыкант мониторил последние новости про вирус и обратил внимание, что появились некоторые сводки о том, что тот мутировал. Подумав сначала, что это очередная утка и фейк, он, закатив глаза, даже не стал заострять внимание на этой проблеме. В Екатеринбурге было не так много заражённых, учитывая, что город немаленький, но у них уже начали выделять помещение под новых пациентов с мутированным вирусом.
Сидя в аэропорту и ожидая вылета, его глаза бросились на монитор телевизора, там шли новости. Мужчина снова опустил глаза, смотря в чашку, и краем уха услышал голос ведущего: «Вирус продолжает мутировать. Число пострадавших растет. Агрессия, неутолимый голод...». Замирая, Вадим поднял снова глаза на монитор и увидел видеоролик с местным жителем, который бился головой об машину, а потом и вовсе налетел с громким ором на оператора, который всё это снимал. Всё это насторожило мужчину. Всё происходящее не укладывалось в голове и напоминало зомби-апокалипсис.
— Этого еще не хватало, — пробубнил он себе под нос, листая список звонков в телефоне и смотря на номер брата. Где-то в глубине души у него закрался страх. Страх за то, что мелкий мог превратиться в безмозглое существо, коим являлся и сейчас, куда уж хуже. Колеблясь с зависшим пальцем над нужным номером, он раздумывал, позвонить или нет, ответит ли тот, ведь в те разы не ответил. От верного решения его отвлекло объявление о скорой посадке на нужный рейс. Вадим тяжело выдохнул и, убирая телефон в карман, заторопился на посадку.
Проспав всю дорогу, его мучил кошмарный сон, где мелкий с кровоподтёками на лице, стеклянными глазами и без зубов шел к нему навстречу и жаждал его сожрать. Вадим очнулся с криком, когда стюардесса испуганно смотрела на него и быстро хлопала глазами, пытаясь разбудить. Оглядевшись и смутившись за столь неуместное поведение, музыкант криво улыбнулся и, поблагодарив за хорошую дорогу, выскочил из самолета. Сердце его бешено стучало и было не на месте. Нужно было как можно скорее добраться до Глеба и убедиться, что с ним всё хорошо. Он мог бы ему всё простить, если с ним действительно не всё в порядке, но если это очередной запой, то мужчина за себя не ручался. Руки его непроизвольно сжимались в кулаки от второго варианта событий, и он знал, что не удержится и точно врежет этой наглой физиономии, которая постоянно рушит его планы и отвлекает от своих дел.
Нацепив капюшон и устраиваясь на заднем сиденье такси, музыкант всем своим видом дал понять, что не желает общаться и чтобы водитель даже не заикался говорить с ним о жизни. Москва встретила неприветливой промозглой погодой, а с собой у него не было никаких вещей. Только сумка. Вадим ловил себя на мысли, что его снова клонит в сон, поэтому в полудрёме он пробыл половину пути, пока его неожиданно не разбудил громкий стук в окно. Самойлов толком ничего и не сообразил, медленно открывая глаза и видя, как снаружи около его двери стоит мужчина, руки которого лежали на стекле. Музыкант, напрягаясь, медленно выпрямился и оглянулся. Они стояли в пробке, а этот человек, видимо, был одним из водителей, но вёл себя странно.
— Не открывайте окно. Сидите спокойно, — оповестил его водитель, который бросал быстрые взгляды в зеркало заднего вида. Вадим встретился с ним глазами и усмехнулся.
— По-вашему, я совсем псих? — он раздраженно перевел взгляд снова на странного незнакомца и чуть наклонился, чтобы увидеть его лицо. Мужчина стоял и тяжело дышал. Казалось, что нос его совершенно был забит, поэтому он вдыхал воздух полуоткрытым ртом и выделял из него струи слюны. Зрелище было не слишком приятным, и Вадим решил отсесть подальше, словно это грозило его здоровью, — что у вас здесь происходит?
— А Вы не местный? — голос водителя был напряжен, и ему тоже не нравилась вся эта ситуация.
— Нет, — покачал головой Самойлов, бросая быстрый взгляд на чужие руки на стекле.
— Странно, что Вас пропустили. У нас здесь, вообще, дурдом. Вирус мутировал и вызывает теперь необъяснимую агрессию. Люди начинают неадекватно себя вести, теряют координацию, кто-то слепнет, кто-то лишается слуха. А кто-то начинает есть всё подряд, — Вадим выпучил глаза, смотря в затылок водителю, и первый, о ком он подумал, — это был брат.
— Глеб, — прошептал он.
— А? — переспросил мужчина. — Вы что-то сказали? — этот вопрос заставил Самойлова вернуться в реальность из забвения.
— Нет. Ничего. Давно это тут началось? — с ужасом переспросил попутчик.
— Говорят, две недели назад. Ученые в шоке. Никто не ожидал этого. А Вы сами откуда приехали? И к кому направляетесь?
— Из Екатеринбурга. У меня здесь брат две недели на связь не выходит, — осведомил Вадим, и водитель обернулся, смотря на того через плечо.
— Брат? Пропал? Тогда я Вам не завидую, — после этих слов у музыканта всё сжалось внутри. Машина тронулась, и незнакомец зашипел. По всей видимости, ему это очень не понравилось, и он начал с силой стучать ладонями по стеклу и рычать, идя за ними. Вадим с ужасом смотрел на это зрелище и буквально вжался спиной в противоположную дверь. Машина ехала медленно из-за потока впереди, и водитель косился в боковое зеркало, мысленно молясь о том, чтобы этот мужик не разбил ему окно. Но тому было всё равно, о чём думал хозяин автомобиля, он опустился и оказался лицом на уровне глаз Вадима, облизывая языком поверхность стекла, оставляя смачные следы слизи. Это вызвала тошнотворный позыв, и Самойлов сморщился, пытаясь отвернуться и не смотреть. Вскоре кто-то сзади засигналил, и незнакомец резко дернулся, зарычал. Не заставляя себя долго ждать, он буквально бросился на капот задней машины, от чего та резко притормозила. Проезд освободился, и водитель дал по газам. Вадим долго смотрел в заднее окно и поражался, что трое выбежавших водителей не могли справиться с неугомонным человеком. Отдаляясь всё дальше и думая о Глебе, у музыканта перехватило дыхание. Его сковало ужасом, и он даже подумать боялся о том, что брат мог заразиться и стать таким. Что ждало его в конце пути? Неизвестность.