Вирус нас рассудит

      Луна холодным фонарем освещала одиноко стоящую машину на трассе по середине леса. Пассажиры спали, уставшие от потрясений, ссор и разборок. Сон был единственным лекарством в это непростое для них время. Один Бог видит, что двум братьям суждено еще испытать, но, чтобы ни преподнесла им судьба, никто из них не знал, как отреагирует на данном этапе времени. Глеб открыл глаза, ощущая себя еще более уставшим. Голова его покоилась на плече брата, и он не сразу вспомнил, что произошло. Вадим спал, отвернувшись к двери, а его рука лежала на талии мужчины. Он обнял того так заботливо, от чего музыкант подавил стон. Он аккуратно приподнялся, чтобы оглядеться. Машина остыла, и в салоне ощущалась прохлада. Глеб отметил, что находился со спущенными штанами и чувствовал сквозняк на голом теле. Но это его заботило слабо, он пристально посмотрел на брата, который чуть поерзал под ним и был таким умиротворенным, от чего музыкант сглотнул и дотронулся холодным носом до щеки, пытаясь распознать любимый запах старшего, проводя кончиком по небритой скуле и глубоко вздохнув. Вадим очнулся и как ошпаренный отпрянул, с ужасом смотря в глаза того. Немая сцена застала обоих врасплох, и то, что произошло накануне, вызвало неловкость.       — Ты что делаешь? — прошептал старший, тяжело дыша, предчувствуя опасность и всем свои видом давая понять, что не знал, что ожидать от брата.       — Ничего, — Глеб понимал, что тот боится его. И страх был оправдан. Мужчина не знал, как объяснить всё то, что случилось. Смутившись, он отвел взгляд в сторону и принялся подниматься, чтобы слезть с Вадима и одеться. Старший закряхтел от боли во всём теле из-за неудобного положения. Шея жутко болела, спина затекла. Он, наконец-то, смог вздохнуть свободно, когда брат перелез на заднее сиденье, застегивая свои штаны. Подняться и сесть было слишком тяжело, но мужчина нашел в себе силы чтобы сделать это. Голова гудела, а тело прошиб озноб из-за того, что они долго пролежали в остывшей машине. Ни слова не говоря, Самойлов размял лицо руками и вернул спинку сиденья в вертикальное положение, сразу же зажигая машину. Взглянув в окно он понял, что там и не пахло рассветом, поэтому Вадим взглянул на часы.       — Половина четвертого, твою мать! — с досадой пробубнив под нос, отмечая, что они выпали из жизни так надолго, он кое-как привел себя в порядок, выруливая на трассу. Глеб продолжал молча сидеть, пытаясь подобрать слова, как-то объясниться, но, всякий раз смотря на серьезного брата, не знал с чего начать. Ему не было стыдно за себя, за своё поведение, ведь это случилось не по его вине. Если бы он не был болен, то и не позволил бы себе такого. Ему было стыдно только за то, что он без памяти любил брата. Видимо, вирус знал это и спровоцировал этот инцидент. Вадим не смотрел на него и всячески давал понять, что не желает вести разговор.       — Брат, — чуть откашлявшись, произнес Глеб. Нужно было поговорить, неважно о чём.       — Заткнись! — быстро огрызнулся Вадим, и это очень расстроило младшего. Подавив в себе обиду, он решил не сдаваться.       — Вадик, мне нужно...       — Я сказал, заткнись! Я не хочу с тобой разговаривать! — не дав тому сказать и чуть повысив тон, ответил Самойлов. Глеб кусал губы и сжимал кулаки. Его всегда раздражал тот факт, когда брат не хотел его слушать, а он был нужен ему.       — Ты теперь всю дорогу со мной не будешь разговаривать? — пропищал обиженный младший, поджимая губы.       — Да. Будь добр, избавь мои уши от своего голоса! — наигранно улыбнувшись, кивнул Вадим. Глеб вспыхнул, как свечка.       — Да что с тобой такое? Чем ты вечно недоволен? Тебе всегда всё плохо! — сорвался на крик младший, и Самойлов набрал в легкие больше воздуха. Брат не выглядел больше больным и сейчас злил его с пущей силой. Он попытался промолчать, надеясь, что тот проорётся и успокоится, но не тут то было, — я не просил тебя ехать и спасать меня. Ты сам приехал за мной. Ты сам посадил меня в эту машину. Ты сам... — не выдержав, Вадим опять притормозил и резко обернулся, сверля возмущенного брата глазами.       — Что я сам? Сам тебя заразил! Сам достал свой член и сам тебя выеб, да? И после этого я должен сказать тебе спасибо? Ах, какой у меня заботливый брат. Вечная давалка, — от последнего оскорбления у Глеба участилось дыхание, он подался навстречу и схватил Вадима за грудки, рывком дернув опешившего мужчину на себя.       — Не смей меня оскорблять. Я тебе не шлюха какая-то, — прошипел младший, раздувая ноздри, но музыкант уже не боялся его и только рассмеялся прямо в лицо.       — То есть ты меня оскорблять можешь, а я тебя — нет? Глебка, у тебя температура. Выпей аспирин, а то опять ебаться полезешь, а я уже не смогу тебя удовлетворить, — закончив смеяться, Вадим с силой отцепил от себя пальцы брата и, играя желваками, вернулся к рулю, чтобы завести машину.       — Ах вот ты какого мнения обо мне? То есть ты думаешь, что я так сильно тебя хочу, что не могу себя контролировать?       — Да ты и минуты без моего внимания прожить не можешь, — Вадим не стал молчать, ибо уже устал скрывать правду.       — Вот не надо. Жил без тебя всё это время и столько же проживу, — злобно прошипел Глеб, и старший снова наигранно расхохотался.       — Серьезно? То-то я смотрю ты мне всё послания шлешь в качестве песен, отдельных фраз. Посты пишешь в соцсетях: «Братик, вернись, смени мне штанишки, я описался», — если несколько минут назад младший готов был признаться брату в любви, то сейчас он готов был перегрызть ему шею. Его раздражала надменность старшего и то, как тот больно бил своей правдой по его достоинству.       — Ненавижу тебя! Ты мои песни отобрал! — кипя от злости, начал кричать Глеб, на что Вадим кивал, молча соглашаясь, и продолжал улыбаться, ибо всё это слышал не раз.       — Давай. Еще!       — Ты всегда меня унижал! Не воспринимал моё творчество всерьез.       — Ага. Еще что я делал? Давай, выплесни очередную агрессию, я хоть проснусь. И погромче кричи, а то я не слышу.       — Сука! — не выдерживая больше этих издёвок, Глеб накинулся на брата сзади, хватая того за шею и принимаясь душить, но тот успел дать по газам и резко ударил локтем тому между глаз. Мужчина потерял сознание и упал на заднее сиденье. Самойлова всего трясло от страха, он оглянулся, потирая шею и тяжело дыша. Страх от того, что он мог не рассчитать силу, эхом пронесся в голове, и музыкант подался вперед, дотрагиваясь до запястья, нащупывая пульс. Выдохнув с облегчением, он отвернулся, молча смотря в лобовое стекло, и злился. Всё внутри кипело, словно лава, обжигающая его тело. Мужчина проклинал себя за то, что ввязался в эту авантюру. Брат даже под страхом смерти не исправится. Отчасти он сам был в этом виноват, но позволять себя унижать он не мог. Ситуация выходила из-под контроля и нужно было срочно довезти младшего до Екатеринбурга, сдать врачам и дело с концом. Всё равно в его глазах он никогда не был хорошим для него. Выслушивать эти постоянные упреки уже не было сил. Заводя снова машину, уставший музыкант прибавил газа и помчался навстречу решениям проблемы.       Удар был настолько сильным, что Глеб очнулся только у въезда в город. Уже вовсю был день, и он не сразу сфокусировался на пейзаже вокруг. Садясь на сиденье, голова у него пошла кругом, и он снова чуть не упал. Его тошнило, а во рту пересохло. Вадим оглянулся, но, ничего не сказав, снова вернул своё внимание дорогу. Мужчине было настолько плохо, что ему не было дела до очередных разборок. Температура снова гасила, а боль в мышцах была нестерпимой.       — Включи печку, мне холодно, — тихо пробубнив, попросил Глеб, обнимая себя и сгибаясь пополам, пытаясь задержать рвотные рефлексы. Вадим снова обернулся, отмечая, что тот неважно выглядел, и включил обогреватель, хоть в салоне и было тепло.       — Что с тобой? — всё же выдавил из себя Самойлов.       — Плохо. Тошнит, — прошептал младший и зашелся очередным кашлем.       — Ну уж нет. Только не здесь! — Вадим испуганно быстро притормозил, чтобы помочь мужчине не сделать еще больше проблем в салоне чужого авто. Он быстро выскочил на прохладу и открыл дверь, Глеб вынырнул из машины, продолжая кашлять, но вместо рвоты из него пошла кровь. Они оба испугались не на шутку, а музыкант продолжал жутко кашлять, словно был болен туберкулезом. Самойлов метнулся на пассажирское сиденье, доставая бутылку с остатками воды, чтобы подать брату, ладони которого были в своей крови. От испуга его затрясло, и он чуть не впал в истерику. Вадик быстро поднял того голову и начал растирать горячие щеки своими прохладными ладонями, — эй, Глеб. Смотри на меня. Всё хорошо! Дыши. Дыши насколько позволяют легкие, — Глеб смотрел на брата стеклянными глазами и словно не слышал, но старался раздышаться. Хрипы усилились, он задыхался, и Вадима охватила паника. Музыкант, сидя на корточках у двери перед скрюченным мужчиной, быстро открыл бутылку, поливая на окровавленные руки, смывая кровь. Младший чуть ли не плакал.       — Брат. Я умираю, да? — простонал тот, и у Самойлова сжалось сердце. Музыкант не знал ответа на вопрос, но вирус убивал тело брата без должного лечения.       — Нет. Послушай меня! Я не дам тебе умереть. Вот, попей воды, — голос Вадима дрожал от страха, его самого трясло от неизвестности, но он не мог потерять самообладание. Поэтому, скрывая панику, он помог младшему сделать несколько мелких глотков, и Глебу вроде полегчало. Аккуратно помогая тому сесть снова, он закрыл дверь и быстро вернулся в машину.       — Вадик, я точно умираю, — прошептал младший трясущимися губами, — послушай меня, пожалуйста, — старший почти не слышал слова брата, он активно рылся в пакете, ища жаропонижающие.       — Сейчас, Глебка, подожди. Сейчас таблетки найду.       — Вадик. Прости меня. Прости, — Глебу необходимо было сказать всё то, что он хотел так давно. Он начал бредить. Ему казалось, что он сейчас находится рядом с братом, и тот больше не злился на него. Он видел его глаза и счастливую улыбку, которая была подарена только ему. Музыкант тяжело и редко дышал и слабо улыбался, — брат, прости меня. Я не могу жить без тебя.       — Глеб. Глеб! — Вадим, доставая таблетку, еле протиснулся между сиденьями, чтобы отдать ее брату, но тот откинул голову на спинку заднего и по всем признакам отключался. Самойлов растерянно оглянулся. Времени не оставалось, и мужчина сделал большое усилие, чтобы пролезть к тому, присаживаясь рядом, и ,подкладывая ладонь под голову мелкого, чуть приподнял ее. Глеб сипел и закатывал глаза, уже не различая реальности. Трясущими пальцами Самойлов еле-еле положил тому таблетку в рот и налил воды, чтобы тот смог её проглотить. Младший закашлялся и задергался, что вызвало очередной ужас в душе Вадима, но вскоре таблетка всё же была проглочена, и мужчина посмотрел на встревоженного брата.       — Брат, — еле слышно прошептал Глеб, потягивая руку к его лицу.       — Тише-тише, — давя ком в горле, прошептал Вадим, перехватывая ладонь и отмечая, что та была ледяная. Дотрагиваясь до лба брата, он ощутил сильный жар, — сейчас полегчает. Я отвезу тебя в больницу, и там тебе помогут. Ты выкарабкаешься, Глебка. Слышишь? — давя слезы, пытался успокоить Вадим то ли себя, то ли младшего.       — Я люблю тебя. Я так хотел, чтобы ты позвонил. Чтобы попросил вернуться, — Глеб был очень слаб, а из горла доносились хрипы, которые мешали ему свободно дышать. Самойлов не знал, что ему делать. Оставлять мелкого в таком состоянии было нельзя, но надо было везти его срочно дальше. Мужчина шмыгал носом, молясь, чтобы таблетка принесла облегчение.       — Я знаю, брат. Знаю. Давай сейчас будем думать только о том, чтобы ты выздоровел.       — Я умираю, Вадик. Меня ебет температура, почти так же, как ты когда-то, — даже находясь в таком состоянии, у того нашлось сил на шутки.       — Дурак, — фыркнул без злобы Самойлов, и Глеб широко улыбнулся прежде, чем потерять сознание, — эй. Брат. Брат, — выкрикнул ошеломленный музыкант, слегка тряся брата, но тот был без чувств. Пульс был слабым, а дыхание редким. Вскрикнув от ужаса, Самойлов быстро пересел на водительское сиденье, накрывая мелкого своей курткой, и рванул с места.       По пути он звонил в скорую, объясняя ситуацию, а его тщательно опрашивали. Задавали кучу вопросов, ответы на которых он не знал. Его раздражала девушка оператор и в какую-то минуту, мужчина просто сорвался и наорал прямо в трубку. После этого она стала спрашивать адрес, куда подъехать бригаде врачей, и музыкант назвал первый пришедший на ум адрес. Положив трубку, он мчался прямиком на студию. Город не вызывал подозрений, но на глаза мужчины бросались одиноко стоящие машины посреди дороги. Вадим, хмуря брови, объезжал их медленно и оглядывался в поисках хозяев. Но поблизости никого не было. На одной из главных улиц царил такой хаос, что на мгновение мужчина подумал, что попал в другой мир. Всё было разрушено. Стекла продуктовых магазинов были выбиты, полки с товарами пустые. Мусор валялся на дороге. Мужчину охватила очередная паника, и он не понимал, что произошло. Не сбавляя скорости, он ехал дальше и, включив радиоволну Екатеринбурга, чтобы прослушать последние новости, что же произошли за сутки, не верил своим ушам.       «...сейчас это вынужденная мера. Вирус начал распространяться еще быстрее и мутировать. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и без прямой нужды не выходите на улицу. Если кто-то из ваших близких заболел, просьба срочно вызывать медиков. Большая часть предприятий сокращена и работает в запасном режиме. Берегите своё здоровье. Не контактируйте с инфицированными, так как вирус передается через воздух. Вы и сами не заметите, как инфицированный передал вам вирус...». Вадим резко остановился, и сердце его бешено стучало. Он с ужасом посмотрел на себя в зеркало и начал щупать кожу, проверять белки глаз и осматривать язык. Он больше суток находился в компании с заразившимся и даже не подумал о мерах защиты. Не говоря уже о половом контакте, который произошел между ними прошлой ночью, музыкант машинально сжал свой пах и проскулил. Не то чтобы он боялся стать таким же, как брат, он боялся стать опасным для остальных. Снова оглядываясь на полупустой родной город, его охватил ужас, что эпидемия слишком быстро распространилась, если так пойдет дальше, то его семья и мама в большой опасности.       Музыкант быстро взял телефон, чтобы набрать коллеге Радченко, спросив, как обстоят дела на студии, и попросил того освободить ее в срочном порядке, не давая конкретных объяснений. Тот ничего не понял, но утвердительно дал знать, что сделает всё в лучшем виде, чему Вадиму верилось с трудом. Он не знал, как ему быть и как не заразить остальных, если он первый и главный контактный рядом с Глебом.       — Алло, девушка. Я звонил вам несколько минут назад и сделал вызов на студию для своего брата. Так вот я хочу сказать, что скорее всего я тоже заражен. Я имел непосредственный контакт с братом, — положив телефон и заводя машину снова, его охватил кашель. Легкие сжались, а горло пересохло, перехватывая дыхание, и Вадим никак не мог откашляться. Казалось, что он сейчас выплюнет свои легкие и так и не довезет больного брата до помощи врачей. Еле отдышавшись, он откинулся на сиденья, с ужасом смотря на своё бледное лицо, чувствуя, что голова начинает пылать от жара. Какая-то усталость охватила его тело, и он не мог найти силы, чтобы взяться за руль. Из ниоткуда на капот машины налетела незнакомка, заставляя Самойлова напрячься и выпрямиться. Он с ужасом смотрел, как она бьётся о машину и шипит, но не от боли. Она была в агонии и буквально каталась по капоту, и терлась об него, стоня и извиваясь. Глаза её были выпучены, ей словно не хватало воздуха. Вадим не сводил глаза с этой картины, пока та не упала на землю. Осознавая всю серьезность ситуации, он, недолго думая, тронулся с места, сворачивая на нужную дорогу прямиком в студию и с ужасом оглядываясь назад на лежащую на земле девушку, которая билась в конвульсиях.