Прекрасный герцог

Крепость Ла Герш, 1454 год. — Милорд! Ее светлость, госпожа герцогиня родила мальчика! Здорового, сильного мальчика. А какой он красивый — весь в отца и матушку! — О Боже… Хвала тебе, Господи! Спасибо за добрые вести, Мадлон. Возьми, это тебе, — отставив в сторону фужер с вином, Жан протянул служанке увесистый кошель с монетами. — Благодарю Вас, милорд. Да хранит Вас Господь. Вас и Вашего сыночка. Ее светлость желает назвать его Рене. — Это прекрасное имя, — улыбнулся Жан, — Рене, герцог Алансонский. Теперь нашей Китти будет с кем играть, уверен, она обрадуется появлению братика. — Ох, Ваша Светлость, непременно обрадуется! Наша маленькая герцогиня сейчас в детской, спит. Все хорошо, милорд. Не сердитесь на меня, но уж как забавно Вы называете нашу девочку — Китти, — улыбнулась Мадлон, няня Катрин Д’Алансон, двухлетней дочери Жана. — Китти — по английски котик, англичане звали бы нашу Катрин — Кэтрин. А кэт на их языке - кошка. Я знаю некоторые английские слова, — Жан вновь улыбнулся, но уже грустно. — Боже упаси, милорд, нашу девочку от англичан! Боже сохрани! — Мадлон торопливо перекрестилась, — Хвала Всевышнему, они уж более здесь не хозяева! — Ты права. Битва при Кастийоне* поставила точку в этой войне. Надеюсь навсегда… — Жан задумчиво посмотрел на огонь в камине, — Что ж, Мадлон, уже поздно. Ступай спать, думаю сегодня все очень устали. — Слушаюсь, Ваша светлость. Пусть Господь благословит Ваш сон, — поклонившись, Мадлон покинула покои своего господина. Жан неторопливо подошел к резной детской кроватке. В ней лежал его сын. Его наследник, его сокровище — маленький Рене Алансонский. Такой хрупкий и беззащитный, прекрасный словно ангел. Как же долго они с Мари его ждали! В течение многих лет после свадьбы герцогиня Алансонская не могла выносить и родить здоровое дитя — было несколько выкидышей и один мертворожденный мальчик. Жан уже смирился с тем, что Господь лишил его потомства и детей у них уж никогда не будет, ведь он не молодел. Он знал, что способен зачать, так как всегда пользовался вниманием дам и девиц, и еще до свадьбы с Мари прижил нескольких бастардов. К своему стыду, он не всегда был верным мужем и после венчания, но его любовь принадлежала лишь жене, к Мари Жан испытывал безграничную нежность и страстно желал иметь детей от нее, законных наследников своего титула. Надежда на это таяла с каждым годом, но Господь все-таки смилостивился и наконец даровал им бесценное сокровище. Мари родила чудесную здоровую девочку. Счастью супругов не было предела, Жана вовсе не расстроило, что родилась дочь, а не сын. Со слезами на глазах он прижал малышку к себе и поцеловал в лоб, она была подарком судьбы, Божьим благословением, — Как мы назовем ее, любовь моя? — спросила тогда Мари. Жан решил назвать дочь Катрин, в честь святой Екатерины. Именно она когда-то являлась в видениях его лучшему другу, его боевому соратнику — прекрасной девушке, чья жизнь была жестоко оборвана его врагом и возлюбленным, за чью жизнь не заступился его некогда любимый кузен, тот, кого она сделала королем. И теперь, вглядываясь в белое личико своего новорожденного сыночка, Жан ощущал себя самым счастливым человеком на всём белом свете. У него была прекрасная дочь, а теперь еще и наследник — маленький Рене, будущий отважный воин, храбрый рыцарь. Но на нем не лежала та ответственность, какая лежала на Жане, когда он только появился на свет. Жан был вторым ребенком, рожденным в браке своих родителей. Первенец Пьер умер, едва ему исполнилось лишь восемь месяцев от роду. Матушка рассказывала, что в те черные дни чуть не сошла с ума от горя, она была очень юной и ей было тяжело справиться с подобным ударом судьбы. Но муж - отец Жана поддерживал ее, хотя и ему было нелегко. Через год судьба все же улыбнулась чете герцогов Алансонских и родился Жан — прелестный, крепкий мальчик, утешение и радость. Отец возлагал на сына большие надежды, даже когда мальчик был еще совсем маленьким, отец твердил о чести и долге, о том, что Жан должен стать отважным воином и до последней капли крови сражаться с врагами и захватчиками своей Родины. Что ж, он выполнил свой долг в полной мере. Его сыну не придется изгонять врагов со своей земли с мечом в руках, это уж было сделано до него, ему не придется выбирать между долгом и… Жан закусил губу и отогнал совершенно ненужные нынче мысли. Он желал, чтобы его сын был счастливее его самого, чтобы удача никогда не отворачивалась от него и сердце не сжималось от тоски, чтобы он жил в мире и спокойствии. Возможно ли это? Неужели войны навсегда остались в прошлом? Жану хотелось в это верить. — Он прекрасен, правда дорогой? — погрузившись в свои мысли, он не заметил как Мари подошла к колыбели и встала рядом, — Прекрасный герцог, как и ты. — Он само совершенство, любовь моя. Спасибо тебе, родная, — Жан обнял Мари и поцеловал в губы, — Только я уже не Прекрасный герцог, скоро совсем старым стану! — рассмеялся Жан. — Не говори глупостей, Жан. Ты не старый, у тебя даже нет седых волос, а у многих в твоем возрасте они уже есть, — Мари нежно провела рукой по волосам мужа. — Как Вам не стыдно напоминать мне о моем возрасте, мадам! — притворно возмутился Жан. — Не стыдно, монсеньор! Я ведь тоже давно не девица! Но для меня ты всегда будешь моим Прекрасным герцогом, — выражение лица Мари вдруг стало печальным, — Как жаль, что ни мои, ни твои родители не дожили до этого дня. Он не видели Катрин, не увидят и Рене. — Они видят, sweetheart. Они все видят оттуда, счастливы за нас и благословляют наших детей, — Жан приобнял жену за плечи. — Мне нравится, когда ты зовешь меня sweetheart, хоть это слово и английское. Ты научился в плену. Я не удивлюсь, если кто-то называл тебя так, может быть какая-нибудь англичанка? Признавайся, дорогой. Была в тебя влюблена англичанка? Не устояла перед твоей красотой? Ты никогда мне ничего о тех временах не рассказывал, но теперь открывай свои секреты. Я же родила тебе наследника. За это я хочу знать все! — Мари вновь игриво улыбалась. — Нет, англичанка не была в меня влюблена, я бы рассказал тебе, — усмехнулся Жан. Он и впрямь не обманывал жену. Англичанка не была в него влюблена. Был влюблен англичанин, как и он в него. Но он не скажет об этом своей Мари. Он не может ей в этом признаться. Тайну Жана Алансонского знали лишь два человека. И оба уже не могли никому о ней поведать, да и никогда бы этого не сделали. Только им он мог ее доверить, и никому больше. Двум своим соратникам и друзьям. Жиль де Ре был казнен по обвинению в колдовстве, совращении детей и их последующих жестоких убийствах. Что ж, обвинение вполне могло быть справедливым. Жан вспомнил его черные глаза, горящие страстью, горячие губы, прикосновения сильных рук к его телу... Жанны давным давно уж не было на этом свете, она была в раю, среди ангелов. Радуется ли она за него там? Ведь она знает, что у ее верного соратника родился наследник, есть очаровательная дочка и любящая жена. Но одобрила бы она другие его поступки? Такие как восстание против своего короля?* Жан участвовал в восстании против своего кузена, короля Франции Карла VII. Восстанием руководил подросший и не в меру амбициозный сын короля — дофин Людовик. Скорее всего, Жанна бы осудила его за подобные действия, она боготворила Карла. Но сам Жан более уже не мог испытывать к кузену тех чувств, что питал когда-то. Было время, он любил Карла как старшего брата. Давным-давно, когда они с матушкой прибыли к его двору, спасаясь от кровавого Генриха V и его брата Джона Бедфорда, которому Генрих даровал Алансонское герцогство, кузен тепло встретил их и был очень добр. Но те времена давно прошли, детство кануло в прошлое, а юность была отдана на откуп врагу, которого Жан полюбил. Когда он освободился из плена, будучи уже не мальчиком, а молодым человеком, готовым на все, ради выполнения своего долга перед Францией и законным королем, Жан мечтал о победе, мечтал о коронации дофина Карла. И он сделал для этого все, что мог! Они с Жанной сделали. Прежде всего, то была ее заслуга. Увы, Карл не оценил сотворенного для него чуда и не защитил ее от врагов. А был ли он благодарен Жану? На словах да, но он не желал помочь ему вернуть отнятые врагами земли, не ценил его военных заслуг. Во всяком случае, Жану так казалось. Быть может, он ошибался? Жанна вероятно, сказала бы ему именно это. Что он ошибается, что король ценит и любит всех своих подданных, но не в состоянии оказать всем помощь, ведь он и сам нуждается. Быть может, она смогла бы его убедить… Но увы, Жанны не было рядом, и некому было направить его на путь истинный. Она бы указала ему путь к свету, от Орлеанской девы он всегда исходил, взгляд ее лучистых глаз вселял в сердца надежду. Что сделано, того не вернешь. Жан не жалел, он не чувствовал себя виноватым. Их отношения с Карлом уж более никогда не станут прежними. Того юноши, который учил Жанно ездить верхом и обращаться с мечом больше не было. Не было и того мальчика, который весело смеялся, когда они с кузеном мчались верхом наперегонки. Поздравит ли его Карл с рождением сына и наследника? Ведь для Жана это было Божьим благословением, и в глубине души он надеялся на то, что данное событие, столь важное в его жизни, найдет отклик в сердце короля. Но если же нет, так тому и быть. Благо, он смог вернуть себе родовое герцогство и некоторые земли, принадлежавшие ему по праву. Катрин и Рене не будут бедствовать, герцогу Алансонскому есть, что им оставить. — Жан, милый. Я хотела бы поговорить с тобой, — Мари подошла к сидящему за письменным столом мужу.  — О чем, дорогая? О таинственной англичанке, которая была в меня влюблена? — улыбнулся Жан. — Нет, мой дорогой супруг. Увы, речь пойдет о более важных вещах, — вздохнула Мари. — Неужели все настолько серьезно? — Жан приподнял бровь. — Дорогой, я не шучу. Я хотела бы поговорить о твоих отношениях с королем. Мы в немилости, Жан. Ты злоумышлял против него, вел переписку с англичанами, и король затаил обиду. Я боюсь. Мне страшно за наших детей — Катрин, Рене. Я боюсь за их будущее. Я старалась не думать обо всем этом, но теперь, когда родился Рене, мне стало страшно. Что с ними будет? Что будет с нами? — Мари взяла руку Жана в свою и крепко сжала. — Господи, Мари! — он поднес руку жены к губам и поцеловал, — прошу, не переживай об этом. Родная, Карл не причинит нам вреда. Ему похоже, вообще нет до нас никакого дела. — Нынче он забыл о нас, но что будет дальше? Я не могу не думать об этом. Я всей душой желаю, чтобы у вас с Его Величеством были добрые отношения. Вы же кузены. Вы когда-то были дружны. — Когда-то. Это было очень давно, Мари…очень давно. Тогда я был молод, наивен и полон надежд, — Жан нахмурился, налил вина и подошел к камину, — Он обвиняет меня дьявол знает в чем! В пьянстве, разврате и даже в колдовстве! — Я очень надеюсь, что обвинения в разврате лживы, — Мари покраснела, — Но ведь ты и впрямь можешь изрядно выпить, а затем ведешь неосторожные речи. А твои книги и опыты… — Что за вздор, Мари! — Жан не дал жене договорить, — Я не занимаюсь магией. Колдовство и наука — разные вещи. Алхимия — это наука, милая. И в моих книгах нет ереси. — Тебе не стоит убеждать в этом меня, Жан. Я верю тебе. Но поверят ли другие? Разве ты не помнишь за что казнили твоего соратника — барона де Ре? Ты же от него научился этим премудростям, не так ли? — Жиля обвинили в совращении и убийствах мальчиков и юношей, ну а заодно и в колдовстве конечно, — горько усмехнулся Жан, — обвинение в колдовстве и ереси — самый простой способ избавления от неугодных. Когда-то, в том же враги обвинили и Жанну. — Но ведь тебе известно, что Его Величество приказал начать подготовку к процессу по оправданию Орлеанской Девы. Он желает признать приговор Руанского суда неправедным и несправедливым, — ответила Мари. — Как мило с его стороны! Они признают приговор несправедливым и обвинение снимут! А разве они смогут вернуть Жанну к жизни, смогут унять всю боль, которую она перенесла? Этот процесс нужен прежде всего Карлу. Его враги могут использовать то обстоятельство, что на трон его возвела еретичка. — Ты можешь не верить в искренность короля, Жан. Но, я думаю, что ты должен принять участие в этом процессе. Ты был одним из самых близких соратников Жанны Девы, и мог бы многое сказать в ее оправдание, — Мари подошла к Жану и приобняла, — возможно и отношение Карла к тебе изменится. — Я сделаю это, но не ради Шарло, а ради Жанны. Ради ее честного имени, ее памяти. Быть может…в том, что с ней произошло отчасти виновен и я… — Жан в грустной задумчивости глядел на языки пламени, лижущие поленья в камине. — Ты? — Мари удивленно взглянула на мужа. — Это не важно, милая. Я устал и говорю всякий вздор, — улыбнулся ей Жан, — Пойдем спать, дорогая. Не тревожься ни о чем, у нас все будет хорошо. Господь благословил нас, остальное не имеет значения, — он искренне желал в это верить и думать о возможных лишениях, подстерегающих их в будущем вовсе не хотелось.