Прекрасный герцог

1458 год.

Сидя на кровати, в своей камере крепости Эг-Морт, Жан в отчаянии обхватил голову руками. Неужели это конец? Нет, он не боялся смерти, не страшился обезглавливания, к которому его приговорили… приговорил его некогда любимый кузен — король Карл VII, которому он когда-то помог надеть на голову корону. Жану было уж почти пятьдесят, он довольно пожил на этом свете, и кажется успел испытать в этой жизни все — любовь и ненависть, счастье и разочарование. И радость отцовства, которая была, увы совсем недолгой. Его бесценному Рене было всего четыре года, а его маленькой принцессе — шесть. Шесть лет… ровно столько же, сколько было и самому Жану, когда он потерял отца, погибшего в знаменитой битве при Азенкуре. И его чудесным детям суждено было потерять отца в столь же раннем возрасте. Запомнят ли они его, как запомнил Жан своего отца, или воспоминания покроются неясной, туманной дымкой? Его отец погиб, как герой, сражаясь с ненавистными захватчиками и Жан по праву мог им гордиться. Но Рене и Катрин никогда не смогут гордиться им, ведь герцога Алансонского обезглавят, как изменника и предателя, он был приговорен к смерти за оскорбление Его Величества, короля Карла VII Валуа. А Мари? Его милая, добрая Мари, которая столько лет была ему опорой и поддержкой. Она предупреждала, умоляла найти способ примириться с королем, вновь стать ему верным слугой, вернуть его милость и расположение, хотя бы ради будущего их детей. Нынче она, скорее всего, уже знала обо всем, что он натворил, о том, за что был приговорен к смерти. Мари и раньше было известно о переписке Жана с англичанами, но она не ведала обо всех ее подробностях. Что ж, быть может, в эту самую минуту она его ненавидит, проклинает и жалеет, что их судьбы когда-то были навеки связаны, что отдала ему свою любовь, молодость, красоту, свою жизнь. Можно лишь благодарить Господа за то, что ни родители Мари, ни его матушка с отцом не дожили до этого страшного часа, когда ему суждено было взойти на эшафот. Жан лишь мог радоваться, что успел поучаствовать в реабилитационном процессе по делу Жанны Девы. Он рассказал обо всем, что знал о ней, о том, какой прекрасной и чистой была эта девушка. После многочисленных допросов свидетелей — членов семьи Жанны, односельчан, соратников, членов трибунала, осудивших ее, был наконец-то вынесен оправдательный вердикт. Отныне ее имя было навсегда очищено от грязных и лживых обвинений. Но что станет с Мари и детьми? Это единственное, о чем Жан был способен непрестанно думать в эти мучительно долго тянущиеся часы заключения. Больше его не занимало ни что, он не раскаивался. Раз уж так случилось, значит так суждено было судьбой. Нет, он не раскаивался… ни в чем не раскаивался. — Я понимаю, что не имею права просить Вас о снисхождении, Ваше Величество, — Мари Д’Арманьяк, герцогиня Алансонская стояла перед королем, опустив глаза, по щеке невольно стекла слеза. Сердце Карла дрогнуло, в глубинах памяти шевельнулось давнее воспоминание. Он вспомнил, как когда-то, точно так же перед ним стояла другая герцогиня Д’Алансон — Мари Бретонская, мать Жана Алансонского. Она просила его о помощи в выкупе Жана из плена, из плена герцога Бедфорда, бывшего в то время регентом Франции. Как же давно это было! Они оба были еще так молоды… С тех пор много воды утекло, Карл стал законным королем и его кузен помог ему в этом, но все же, это не оправдывало предательства. Герцог Алансонский должен ответить по закону, если не жизнью, так свободой. «Ему не впервой» — усмехнулся про себя король. — Я понимаю Ваши чувства, мадам, но и Вы поймите меня, — вздохнул Карл, — Ваш муж злоумышлял против меня, своего законного короля. Предательство короны должно быть наказано. Известно ли вам, мадам Д’Алансон, что Жан переписывался с герцогом Йоркским? — Карл вопросительно приподнял бровь. — Мне известно о переписке мужа с англичанами, Ваше Величество… — Мари почувствовала нарастающую тревогу. — Знаете ли обо всем, что он писал герцогу? Взамен на его поддержку, мой кузен обещал отдать дочь в жены его сыну. Вашу дочь, мадам, — Карл усмехнулся. — Катрин?! — у Мари потемнело в глазах. Неужели Жан был способен на такой подлый поступок?! Этого просто не могло быть. Быть может, это ошибка? Жан так любил их маленькую принцессу. Как мог он обещать ее в жены англичанину? Неужто он обезумел? Ведь он сам был в плену у англичанина, и прекрасно знал какова подобная участь. Как же мог Жан желать зла их маленькой Катрин, их прелестной девочке! Он называл ее Китти… на английский манер. Когда же он задумал это ужасное деяние, почему скрыл от нее! Мари казалось, что она проваливается в бездну, кровь прилила к вискам, она ощутила жар во всем теле. Ее любимый супруг, ее Жан предал не только короля, но и ее, детей, их семью, — Ваше Величество… я не знала об этом, — у Мари пересохло в горле, она не знала, что ответить Карлу, что обо всем этом думать. — Что ж, теперь Вы понимаете, на что способен Ваш супруг. Мне очень жаль, мадам, ведь когда-то то Жан был мне предан… мы были близки с детства. Увы, то время ушло безвозвратно. — Ваше Величество… Ваше Величество! Прошу Вас! Не казните Жана! Не казните моего мужа! Во имя Господа нашего, будьте милосердны! — Мари упала на колени и разрыдалась. Она чувствовала, что пучина отчаяния засасывает ее, словно трясина. Да, Жан поступил ужасно, но еще страшнее было потерять его, потерять навсегда. Мари казалось, что она не вынесет такого страшного удара судьбы. Неужто детям суждено потерять отца, как и ему самому было суждено потерять своего отца в раннем детстве? Она будет умолять короля столько, сколько потребуется. Мари была готова на все. — Не плачьте, мадам, — Карл встал с трона и осторожно поднял на ноги рыдающую Мари, обнял, нежно провел рукой по щеке, — Ваша кожа все еще нежна, словно шелк, не стоит портить ее солеными слезами… Мари. И Вы прекрасны, жизнь с Жаном не изменила Вас, — он пристально взглянул в блестящие от слез, большие красивые глаза Мари. — Благодарю Вас, Ваше Величество. Но думаю, Вы ошибаетесь… я уже немолода, — Мари попыталась улыбнуться. — И я давно немолод, Мари. Мы все уж немолоды, но разве мы не имеем право на счастье? — Карл отер слезы Мари своим платком, затем взял ее руку и прикоснулся губами к тыльной стороне ее ладони. Ей стало неприятно от подобных действий короля, но она готова была стерпеть, и стерпеть гораздо большее, если на то будет воля Его Величества. Ради Жана. Пусть он и не был достоин этих жертв, ее Жан всегда был и будет ее Прекрасным герцогом, данным ей Господом супругом. — Ты подчинишься мне? — в голосе Карла больше не было нежности, в нем прозвучали жесткие повелительные нотки. — Да, Ваше Величество, — Мари опустила глаза. — Тогда продолжим нашу беседу вечером, в моих покоях. Знаю, я грешен, но ты напоминаешь мне Агнессу*, Мари. Господь знает, как я любил ее. — Вы льстите мне, Ваше Величество… Демуазель Сорель была прекраснейшей из женщин. Мне не сравнится с ней. Я слышала, что она тоже очень любила Вас… «В отличие от меня, она желала Вашего тела, Ваше Величество», — горько подумала Мари про себя. — Ты права, Мари, с ней никто не сможет сравнится, — грустно улыбнулся Карл, — Но этой ночью я желаю быть с тобой. Ты исполнишь все мои желания, сделаешь, все что я тебе велю, — Карл слегка прикоснулся губами к ее губам. Мари поклонилась и поцеловала его руку. Она сделает, все что пожелает король, у нее не было иного выхода. Впервые, за долгие годы брака, ей придется изменить своему любимому супругу. Мари не знала объятий других мужчин, никогда не желала знать, и менее всего ей хотелось близости с Карлом. Но она сделает это. Ради своего Жана. Смертный приговор был заменен на тюремное заключение. Когда Жану объявили об этом, он не знал радоваться ли ему, быть ли благодарным своему кузену-королю? Карл помиловал его. Он не забрал его жизнь, отнял лишь свободу. Ему предстояло отбывать заключение в замке Лош. Что ж, однажды Жан уже был лишен свободы, очень давно, в юности. В то время он был пятнадцатилетним юношей, а нынче ему исполнилось пятьдесят. Тогда у него была вся жизнь впереди и была надежда на освобождение, а в скором времени и сам его плен перестал быть тягость… Но нынче все было по другому. Вряд ли ему осталось так уж много лет. И оставшиеся годы придется провести в неволе, не видеть жену, не знать как растут его дети — Рене, Катрин. Мари вероятно уже знала, как он собирался поступить с их дочерью. Жан был бы не удивлен, если б она возненавидела его за это. Он предлагал руку маленькой Катрин старшему сыну герцога Йоркского, желал поддержки англичан, хотел породниться с цветом английского дворянства. Но как же можно было использовать для этого свою единственную дочь, свою малышку? Нет, Жан вовсе не желал ей зла, он любил свою Китти и желал ей счастья. Разве оно невозможно с англичанином? Он знал, что возможно. Он сам когда-то познал это счастье. Увы, Мари никогда бы не поняла его поступка. Жан узнал, что она просила за него короля, быть может умоляла о снисхождении к нему. Его добрая, благородная Мари! Возможно, именно она добилась смягчения приговора. Он не достоин ее. Ни ее, ни их чудесных детей. Он предал их. Подумав о том, как пришлось унижаться из-за него его милой жене, Жан в бессильном гневе сжал кулаки. Он не ведал лишь, на что именно пришлось пойти Мари, для того, чтобы смягчить его приговор.