Аджай Мин

Аджай не может похвастаться огромным опытом в полетах с костюмом-крылом, однако прежде управлять им было легко и проблем не возникало даже в трудных местах. В единственный раз, когда он позволяет себе спуститься ниже, чтобы не раскрывать парашют при приземлении, костюм цепляется за ветки стоящего рядом дерева и, как по закону подлости, оно оказывается не на равнине, а на приличном холме с крутым склоном. Не удержавшись, парень сваливается с верхушки, приземляется на ногу и катится вниз, под конец натыкаясь спиной на ствол еще одного дерева и сползая на теплую землю. Тело пронзает молнией при попытке встать, а в голове только одна смешная и глупая мысль, что он убил столько человек, много раз уворачивался от пули в последний момент, постоянно балансировал на грани жизни и смерти, а умрет в итоге от собственной неуклюжести и глупого падения с дерева. Солнце сегодня ослепительное и греет так, что без шляпы недолго и грохнуться посреди дороги от жары. Для Кирата такая погода несвойственна, здесь скорее прохладно, пусть и всегда солнечно, оттого Аджай в сомнительных попытках встать не сразу замечает неладное вокруг и поначалу тянется к рюкзаку за оружием, но тело вновь пронзает болью и начинает кружиться голова. Ему кажется, что шумит в ушах и он начинает мерзнуть, но на деле это лишь порывы ветра от садящегося рядом вертолета. Яркие лучи ослепляют, заставляют жмуриться и не дают увидеть, что происходит, но постепенно нарастают звуки шагов, благо, никакие хищники сюда не забрались бы, а значит, это люди. Только когда темнеет в глазах, парень чувствует теплые пальцы в районе сонной артерии и позволяет себе отключиться. Аджай просыпается медленно и поначалу никак не может открыть глаза, хоть уже ничего не слепит. В памяти еще мелькают остатки сна, очень долгого и будто волшебного, оставившего после себя чувство счастья и ускоренное сердцебиение, но вот что было точно — уже не вспомнить. Да и мысли путаются после пробуждения. Делая глубокий вдох, парень опять чувствует боль в груди и резко выдыхает, чем провоцирует непонятное шуршание слева. Наконец он едва разлепляет глаза и видит перед собой просторную комнату с огромной двуспальной кроватью, набитую всякими шкафами, столами, на которых горят маленькие свечи, и всякими украшениями. В помещении тускло, нет окон и только одна дверь, что Аджая очень радует — в таких замкнутых пространствах чувствуешь себя уютнее и безопаснее. Первая мысль — опять крепость Де Плера, но ведь в Кирате все дома и комнаты сделаны примерно в одном стиле, только какие-то поскромнее, а какие-то побогаче, как этот. Да и сам Пол сейчас в плену у Золотого пути. Ответ приходит сам собой, когда вновь два пальца касаются шеи, а после ладонь ложится на лоб. С трудом повернув шею чуть в бок, Аджай замечает розовый рукав и понимает, кто перед ним сидит, но вопросов меньше не становится. — Проснулся наконец, мальчик мой, — голос Пэйгана звучит непривычно громко посреди тишины, отчего Аджай дергается и начинает часто моргать, прогоняя остатки сна. — А ты крепкий орешек — упасть с такой высоты и выжить… Врачи уж боялись, что потеряют тебя, — ухмыляется король и тихо добавляет: — а заодно и свою семью. Но ты не волнуйся, я нашел самых лучших, не останется ни шрама, когда поправишься. Признаться, я как никто лучше тебя понимаю сейчас. И ты знаешь, почему. Как ты вообще, Аджай? Двигаться можешь? Говорить? Мм? — он обеспокоенно наклоняется чуть ближе и складывает руки в замок, внимательно следя за движениями парня. Аджай пытается что-то ответить, но сначала вырывается лишь хрип. Прочистив горло, он выдает тихое «Угу» и приподнимается не без боли на локтях, пытаясь лечь выше. Пэйган наклоняется над ним и опирается ладонью о кровать, чтобы забрать с соседнего места подушку и подложить под голову. Странно, что в комнате только они, нет даже стражи, которую никто уже и не замечает. Нет ни врачей, ни слуг, Аджаю казалось, над ним будут кружить десятки непонятных людей и опекать, как малое дитя, а король будет только стоять и следить за выполнением, как делает, наверное, всегда. Нельзя сказать точно — он встречался с ним лично только два раза, а этого мало, чтобы судить. — Вот же… — Аджай вновь прокашливается после долгого молчания. Пэйган с невозмутимым лицом подносит к губам стакан воды и говорить становится легче. — Даже представить не мог, что в этот раз я встречу тебя по такой идиотской причине — запутаться в ветках чертового дерева, упасть и чуть не остаться инвалидом — такое и в голову не приходило. — Ох, и… Много раз ты представлял нашу следующую встречу? — с искренним интересом спрашивает король. Его брови удивленно подняты, но глаза недоверчиво прищурены. Тем не менее, он все еще следит за каждым движением пасынка на случай, если вновь понадобится помощь. — С тех пор, как ты сказал про суровую любовь в Дургеше — много, — с легкой улыбкой отвечает парень, намеренно не уточняя, сколько именно. Не от того, что не помнит, просто от такого количества у короля был бы шок. — И какой она могла бы быть, по твоему мнению? — Мин закидывает ногу на ногу и подпирает щеку кулаком, внимательно слушая. «Мы бы встретились у Лакшманы, когда я бы пришел сдаваться, понимая, что ни один, ни с Золотым путем не справляюсь» — думает Аджай. — Думаю, в следующий раз наказание было бы еще страшнее, чем тюрьма, из которой, по слухам, никто не выбирался, — произносит вслух он. — Мальчик мой, неужели ты думаешь, я способен убить тебя? — Пэйган закрывает рукой лицо и качает головой. — Ты плохо меня знаешь, но, — он поднимает указательный палец, — мы это еще исправим, так? Ты ведь до сих пор ищешь Лакшману по просьбе Ишвари, Аджай, но поиски никак не продвинулись, даже твои друзья-террористы, увы, не смогли тебе помочь, — он наигранно поджимает губы и глубоко вздыхает, а в воздухе застывает несказанное: «Ты ведь знаешь, что могу помочь я», что явно не в его стиле. — Мама была умной, она не просто так отправила меня в Кират, уж точно не из-за традиций. Мне лишь хотелось узнать, что она скрывала и почему, — парень сглатывает ком в горле после неожиданного откровения перед человеком, которого еще несколько дней назад считал лицемерным ублюдком. — И как, получилось узнать правду? Мм? Смею предположить, она оказалась не такая радужная, какую тебе мог рассказать Сабал. Хмуря от боли брови, Аджай заползает еще выше на подушку, кладет голову так, чтобы без труда смотреть на потолок, и сонно прикрывает глаза. В таком положении он тихо отвечает: — Наоборот. Мои предположения насчет тебя не подтвердились. По отношению ко мне уж точно. — Ох, ну надо же, этот фанатик может говорить не только о своем кумире. Я польщен, — в голосе слышится безразличие с нотками раздражения. — Не притворяйся, что не знал об этом, — хмыкает Аджай. — Ты следишь за каждым моим шагом, уж истории Сабала явно слышал. Пэйган ничего не отвечает и перестает вообще издавать какие-либо звуки. Примерно минута проходит в тишине, Аджай открывает глаза и поворачивает голову влево, но, убедившись, что король не испарился, возвращается в прежнее положение. Сегодня все идет не так, нелогично и совсем неожиданно — он непривычно разговорчив, а Пэйган странно молчалив, хотя ни в одну из встреч он не замолкал, жестикулировал и выглядел бодрым. Сейчас же он скорее задумчив и спокоен, а вот Аджаю хочется выговорить все, что накопилось в мыслях за эти дни в Кирате. Или поохотиться на всевидящих нахуров, но никак не лежать, прикованным к кровати, боясь лишний раз пошевелиться. Спустя еще минуту он не выдерживает тишины и говорит первым: — Чт… — он запинается и прочищает горло. — Что бы ни говорил Сабал, я рад, что ты не сделал ничего плохого моей матери, как я думал, и она правда любила тебя. Кстати, почему здесь нет никого? Я слышал во сне голоса, людей было много. — Сейчас ночь, я отпустил всех домой, кроме нескольких надежных врачей и пары слуг, иначе пользы от них не будет, — будничным тоном отвечает Пэйган, хотя еще полминуты назад Аджаю казалось, что тот уснул, закрыв лицо рукой. — Если тебе плохо — я позову помощь. — Не надо, все нормально. Если не двигаться, — добавляет он тихо и с легким хрипом, после которого король молча начинает наливать воду из кувшина. Парню хочется ущипнуть себя, в голове проносится мысль, что перед ним вовсе и не Пэйган, а очередной двойник, но волосы не слетают, когда он помогает держать стакан и придерживает голову, да и черты лица вроде те же, что при первой встрече. Это наоборот озадачивает Аджая, ведь будь это двойник, все встало бы на свои места — слуга выполняет приказ заботиться о больном, и просто слегка переигрывает. Но это истинный король, он понимает это по чему-то странному и необъяснимому во взгляде — в них то ли обеспокоенность из-под хмурых бровей, то ли печаль, смешанная с надеждой, то ли плохое освещение и фантазия Аджая. В любом случае, так двойник смотреть не будет. Двойнику было бы все равно, глаза не бегали бы по израненному телу сына некогда любимой женщины и не реагировали бы на малейшее движение. В комнате вновь повисает тишина, еще более долгая и напряженная. Аджай даже с закрытыми глазами чувствует на себе пристальный взгляд и от него хочется спрятаться с головой под одеяло. Непривычно быть таким слабым, неспособным не только на защиту, но и на движения в принципе. Он никогда не позволял себе становиться ношей кому-то, даже матери — до самой ее смерти Аджай ей помогал в любых трудностях, выполняя обязанности погибшего отца. И сейчас лежать беззащитным перед королем целой страны, да еще из-за падения с дерева… Он готов сгореть от стыда в эти минуты тишины. Но пылающие щеки сменяются на мурашки по коже, когда Пэйган неожиданно встает со стула. В голову приходит только одна мысль — он уходит. Сам же говорил, что сейчас ночь, должно быть, он и сам хочет спать, оттуда и такая молчаливость. Аджай резко поднимает голову и опирается ладонями о кровать, пока не чувствует боль в правом локте. На движение оборачивается Пэйган, который, как оказалось, встал просто размяться, и их взгляды пересекаются. Он смотрит спокойно, а вот у Аджая колотится сердце. — Мальчик мой, все хорошо? — интересуется Пэйган и прислоняется к колонне перед кроватью, вновь пробегая взглядом по парню. Аджай отвечает коротким «угу» и ложится обратно, но глаза не закрывает, проснувшись окончательно. — Я помню, был только полдень, когда я… когда ты меня нашел, — начинает он спустя пару минут и после задумчиво спрашивает: — получается, все это время я спал? — Первые шесть часов ты был у врачей в отключке. Потом, конечно, ты просыпался несколько раз, но всего на пару минут, не больше, — слышатся вновь привычные растягивания окончаний, хотя в один момент Пэйган не сдерживается и зевает, сонно подпирая голову рукой. — Хотя нет, знаешь, утром у тебя была температура, ты что-то бормотал и тогда вот ты долго не мог заснуть. — Утром? — удивленно переспрашивает парень. — То, что ты помнишь, Аджай, было более суток назад. Небольшая потеря памяти, но жить будешь, — он также радостно улыбается, как в их первую встречу, когда с зажатой в руках окровавленной ручкой впервые увидел живого и невредимого Аджая, как по чуду, одного из двух выживших человек в автобусе. — Ну, это уже радует, — тяжело вздыхает парень, отказываясь верить, что он правда мог так глупо и сильно упасть. Следующие полчаса он не прекращает задавать вопросы, лишь бы не оставаться в напряженной тишине и поменьше копаться в ситуации. Пэйган терпеливо на все отвечает, но с каждым разом ответы становятся более односложными, а Пэйган более сонным, однако спать не уходит. Почему — парень не понимает, ведь король свободно может найти сиделку даже среди ночи. Тем более, угрозы жизни нет, да и Аджай давно уже не маленький мальчик, чтобы постоянно кто-то был рядом. Но он не рискует спрашивать, решая, что Пэйгану виднее, что делать. Через какое-то время вопросы утомляют и его самого. Он закрывает глаза, притворяясь спящим, чтобы дать Пэйгану возможность уйти, однако не замечает, как засыпает по-настоящему даже после стольких бессознательных часов. В следующий раз он пробуждается от громкого стука — пожилая женщина пытается протиснуть в комнату большую и тяжелую корзину, в которой разбросаны обычные аптечные препараты в целых и красивых упаковках. Порой непривычно видеть в Кирате что-то совершенно нормальное в развитых странах, ведь тут другая атмосфера, культура и, судя по местным жителям, только король Мин умеет здесь пользоваться телефоном, если не брать в счет Золотой путь. А уж видеть новые упаковки для капсул в стране, где правитель доверяет только традиционной медицине — вообще на грани абсурда. Но корзина есть, и она реальна. Также, как реальны новые часы на стене, что показывают девять утра. Сразу за ней входят еще несколько человек. На них нет ни халатов, ни какой-то особенной формы, но когда одна начинает разбирать лекарства, а второй что-то искать в своем рюкзаке, становится понятно, что они врачи. Женщина лет тридцати пяти на вид первым делом измеряет температуру и спрашивает о самочувствии, которое никак с ночи не поменялось — двигаться все еще больно, ровно как и шевелить правой ногой, но в остальном самочувствие хорошее. Врач проводит опрос и записывает всю информацию об Аджае в обычную тетрадь, потом кивает самой себе, желает хорошего дня и уходит, так и не дав никаких комментариев по поводу его состояния, хоть он и пытался спросить. Светловолосый и совсем молодой парень, что копался в рюкзаке, смотрит вслед закрывшейся двери и шепчет что-то стоящей рядом девушке с лекарствами. Секунд десять они спорят, но после он что-то ей передает, и девушка, недовольно цокнув, идет в сторону Аджая. Сначала его это настораживает, пока он не видит, что за предмет и не задается вопросом, зачем он нужен. — Корсет, — видя удивленный взгляд, поясняет девушка. — Чтобы облегчить боль и ты мог передвигаться. Вообще это необязательно — никакие кости не пострадали, смещения позвонков тоже нет, но так приказал король Мин. — Это потому что ты тупая, и наш король тебе не доверяет, — с ухмылкой подначивает парень, крутя в руках упаковку с препаратами. — Да заткнись ты. Если б ты знал, сколько здесь уже побывало врачей до нас, то сейчас не выпендривался бы, — с довольной улыбкой парирует она и помогает Аджаю сесть, чтобы надеть корсет. — Вторые сутки уже от дверей не отходят, скоро самих так лечить придется. Думаешь, чего это они нам с тобой сюда вообще зайти разрешили. Впервые за все время, проведенное в стенах этой комнаты, Аджай замечает множество синяков и царапин на теле, которые прежде не давали о себе знать, а сейчас, как по приказу, заныли. Помогая снять верх темно-синей пижамы, девушка и сама беззвучно ахает от вида больших фиолетовых отметин. Как ни странно, корсет если уж не убирает боль от падения, то помогает чувствовать себя увереннее, когда стягивает спину и живот, будто бы броней. Под одеждой он и вовсе становится незаметен, полностью сливаясь с телом, несмотря на облегающую рубашку. В комнате нет окон, а свет только от свечей, потому здесь темно одинаково как днем, так и ночью. Сначала Аджай радуется висящим перед ним часам, но вскоре от скуки начинает слушать тиканье секундной стрелки и громко вздыхать каждые полминуты, подобно маленькому ребенку. Постоянно с ним находится кто-то еще в комнате — сначала эти двое, что оказались братом и сестрой, потом старушка, которая принесла корзину и испарилась. Но у нее занятие, в отличие от Аджая, было — несколько часов подряд она страницу за страницей решает кроссворды и никак не реагирует на больного за исключением раза, когда он пытается встать, но она сразу вскакивает, заставляя его лежать и ждать, пока на смену ей придет врач, под присмотром которого можно будет размяться. Аджай чувствует себя словно в тюрьме и уже перестает понимать, зачем вообще Пэйган его спас и теперь так пристально опекает, если падение оказалось не таким уж и серьезным, как боялся парень, даже с учетом потери сознания. С другой стороны, на лице появляется едва заметная улыбка при мысли, что совершенно чужой ему человек проявляет такую заботу после всего, что Аджай успел натворить в Кирате, пока не понял, что просто пляшет под две дудки с разной фальшивой мелодией. Пэйган манерный и самолюбивый, его плакатами увешана вся страна, а люди в один голос восхваляют его, называя никак иначе, как королем. Аджай более чем уверен, что пороков в этом короле гораздо больше, чем он сможет вспомнить, и его вряд ли можно назвать хорошим или добрым, но, очевидно, и светлое в нем есть. Когда секундная стрелка завершает очередной круг и становится скучно считать, Аджай вспоминает фигуру в розовом костюме и впервые задумывается, почему Пэйган не убил его, сына его главного противника, лидера Золотого пути Мохана Гейла? Только ли из-за любви матери или было что-то еще? Аджай вспоминает про папку, данную Уиллисом перед тем, как тот столкнул его и фактически передал в руки Юмы. В ней, если верить агенту, все о его родителях, что только можно было узнать. Скромная плата за такую подлость. Файлы лежат в рюкзаке, который, к счастью, оказывается у кровати, но дотягивается до него Аджай только тогда, когда старушка приводит врача, а сама с радостью уходит. Очередная незнакомая девушка, прежде чем позволить встать, просит перевернуться на живот и делает массаж спины, разминая мышцы и лишний раз убеждаясь, что кости не сломаны и синяки все еще болят, если со всей силы надавить. Далее следуют икры, бедра, руки. После всех процедур и правда становится легче, проходит ощущение несмазанных петель вместо конечностей и становится проще дышать. Все это время Аджай думает о папке и бросается к ней сразу же, как только встает и перестает качаться. Внутри много листов, которые никак не подписаны, но разделены на группы и скреплены степлером. В каждой группе рассказывается о чем-то одном, истории несвязные и располагаются вразброс, что и логично, учитывая, что эта информация нужна только Аджаю и никому больше дела нет. Он радуется и этому, сразу погружается в чтение так, что не замечает даже вернувшуюся старушку с недовольным лицом, которая в этот раз молчит, видя сидящего пациента, однако время от времени поднимает глаза и проверяет, все ли в порядке с Аджаем. Он никогда не пылал любовью к книгам, но сегодня читает до самой ночи, пока не начинают слипаться глаза. Самым первым ему попадаются дневники отца, где он описывает знакомство с матерью, дружбу и вражду с Пэйганом и ход их войны. У Аджая округляются глаза, когда Мохан пишет, что отправил жену прямо в самое сердце короля, да еще и с их ребенком, с ним, Аджаем. Как странно, что он сам ничего не помнит, хотя про его возраст тут не говорится, может, он был слишком мал. Следующая стопка бумаг рассказывает об Ишвари до переезда в Америку: в какой семье родилась, как стала местным божеством — Тарун Матарой, как попала в дворец Пэйгана, влюбилась и убила своего мужа. Одна страница пропущена, и Аджая это удивляет, но он надеется, что просто перепутали и вбили в другие стопки. Начинает болеть голова от сонливости и долгого напряженного чтения в практически абсолютной темноте, где даже свечи и то дают лишь тусклый свет. Поднимая глаза, Аджай замечает лишь пустой стул в углу комнаты и погасшую керосиновую лампу. На часах без десяти полночь, и это первый раз, когда он остается один или, правильнее сказать, король позволяет слугам оставить его без присмотра, что странно, учитывая услышанное днем от врачей. Наконец он не чувствует пристального наблюдения и думает даже пройтись по всей небольшой комнате, может, открыть дверь и посмотреть, что за ней, а может и просто отдохнуть от постоянного и такого непривычного внимания. Но голова будто пульсирует и болью отдает в виски, что отбивает всякое желание вставать и что-то делать. Аджай обещает себе полежать, пока боль не пройдет, и потом дочитать спокойно и в одиночестве, но в итоге засыпает с раскрытой папкой на груди. *** Аджая будит странный кошмар, похожий на последнее видение с Шангри-Ла — огромный темный остров, окруженный горами, которые невозможно пересечь, длинная лестница вверх и голос маленькой девочки, грустно говорящий что-то о конце пути. В небе летают камни, куски лестниц, домов, колоколен. Все, что ниже лестницы, погружено во тьму и видны только силуэты на фоне красно-розового неба. В конце вырисовывается силуэт огромного храма, и девочка говорит, что это место изменит все. Остров начинает трястись, будто стеклянный шар, что вот-вот разобьется, и Аджай дергается, мгновенно открывая глаза и чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди. Комната встречает его холодом, а ветер бушует с такой силой, что слышно даже в здании. По телу одновременно пробегают мурашки от спавшего до пояса одеяла и накрывает жар из-за жуткого чувства внутри после кошмара. Он не показался страшным или пугающим, но сама атмосфера давила и создавала странное ощущение ужаса. Даже после всех частей Тханки Аджай не верит в магию, считая видения лишь чем-то сродни глюкам от травы, но после слов девочки кажется, что скоро и впрямь что-то произойдет. Парень закрывает глаза и пытается проснуться, понять, где находится и что происходит. Лишь спустя минуту после прихода в себя наступает осознание, что доносящийся до Аджая свист не от порывов ветра, да и это вовсе не свист, а тихое сопение. Он трет глаза, смотрит вправо и трет их еще раз, думая, что все еще во сне — на второй половине кровати полусидя спит Пэйган, повернув голову так, что челка закрывает глаз и щекочет нос, заставляя инстинктивно хмуриться. Одеяло сдвинуто с его стороны к Аджаю и скомкано под ногами, только подушка подложена под спину. Розовый пиджак аккуратно висит на спинке стула, а поверх него темно-бордовое пальто. На короле только помятая белая рубашка и бордовые, под цвет пальто, брюки. Аджай медленно приподнимается на локтях и разминает шею перед тем, как взобраться по своей подушке до сидячего положения. Часы сменились с белых на серые и показывают три часа ночи, а секундная стрелка уже не издает звуков. Парень оглядывает комнату, думая, чем заняться, но взгляд невольно возвращается к лежащему в полуметре Пэйгану Мину. Непривычно видеть его таким… Аджай не может подобрать в голове слова для описания. Спокойным? Он спокоен не только когда спит. Беззащитным? Нет, даже во сне у него невозмутимое лицо, будто только тронь — и в ту же секунду окажешься с ножом в горле. Слабым? Тоже нет. В конце концов, он так и не может объяснить себе одним словом, что же так его удивило. Просто непривычно, когда Пэйган молчит, когда ничего не рассказывает, не отчитывает Аджая за его подвиги, не хлопает по плечу во время монолога. Непривычно, когда он спит. Это непривычно и странно — видеть его таким, но парень застывает, боясь пошевелиться, и по-детски начинает дышать с ним в одном ритме, но не выдерживает и делает глубокий вздох. А после сползает вновь вниз и опирается на локоть, когда тянется к лицу короля, чтобы убрать мешающие волосы с глаз, но рука предательски дрожит и застывает на полпути. Аджай по привычке закусывает губу, как делает всегда, когда боится, и увереннее тянется вперед. Пальцы касаются лба, смахивают челку вбок и застывают. Видя, что реакции нет, Аджай поддается искушению и проводит кончиками пальцев по щеке короля, отмечая и правда потрясные скулы. В голове проносится неожиданная и глупая мысль, что он впервые касается его первым и даже почти осознанно. Губы невольно расплываются в довольной улыбке, но не успевает он среагировать, как Пэйган в ту же секунду резким движением укладывает его на спину, а сам нависает сверху с не менее довольной и хищной улыбкой. Держа тело на весу, он одной рукой хватает Аджая за запястье, заводит руку за голову и впивается в губы пасынка с такой уверенностью, будто делал так уже тысячи раз. Поцелуй длится так долго, что руки короля начинают дрожать, и он плавно ложится сверху, отпуская запястье. Почти сразу же он чувствует, как дергается под ним Аджай, и слышит стон, но не наслаждения, а боли, и сразу же отстраняется. — Что такое? — обеспокоенно спрашивает Пэйган. — Нога… — Ах, да, — хмыкает он и отпускает запястье, поднимаясь на обеих руках над Аджаем. — Совсем забыл. Прости, что так получилось. Он делает такое же виноватое лицо, как и в их первую встречу, когда помогал Аджаю встать, злясь на обезьян вокруг, что чуть не провалили данное им задание, и возвращается в то же положение справа от парня, в котором до этого спал. Кажется, только в этот момент Аджай приходит в себя и начинает часто моргать. С глубоким вдохом приходит и осознание случившегося. Он резко поднимает голову и осматривается, будто проверяя, была это реальность или он еще спит. Согнутое в сторону колено все еще ноет, доказывая, что мир настоящий. Легче не становится. Хочется просто провалиться сквозь землю или мгновенно заснуть, лишь бы не слышать того, что может сказать лежащий рядом человек. Он все неправильно понял, просто неправильно, Аджай не хотел… — Смелее, мальчик мой, — прерывает его мысли Пэйган с закрытыми глазами. — Вот уж не думал, что ты, убивший стольких моих людей в одиночку, так испугаешься. Теряешь хватку, мм, Аджай? Небольшой перерыв убил в тебе охотника? Парень чувствует, как краснеет и становится жарко даже со сброшенным в сторону шелковым одеялом. Он смотрит в потолок и боится перевести взгляд. Все же усилием воли он поворачивает голову, и сердце начинает колотиться с новой силой, когда их взгляды — любопытный и испуганный — пересекаются. — Я… А… Я н-не… — пытается ответить он, пряча лицо за воротником пижамы, но получаются лишь невнятные звуки. — Не хотел? — с ухмылкой спрашивает Пэйган, явно веселясь от такой реакции. — Ты никогда не умел врать, мм, даже в детстве. Тц, ну что за страх в глазах, Аджа-ай, — цокает он и уверенным движением проводит ладонью по его щеке, большим пальцем касаясь нижней губы. — Не убью же я тебя. Он вновь целует Аджая, на этот раз не так жадно, а медленно и спокойно, давая возможность подумать и отстраниться, хотя знает, что парень ею не воспользуется. Аджай почти без сомнений отвечает, снова заливается краской и чувствует жар по телу, однако когда оно начинает желать большего, несмотря на болезненность движений, Пэйган отстраняется и указывает на часы, намекая, что трех часов сна недостаточно. Под конец он накрывает Аджая одеялом и ложится рядом.