лунный гамбит

            Регулярное присутствие Урашики на Земле помогло его младшему братику наконец-то ухватиться за реальный мир. Чем больше Момошики цеплялся за чакру Ооцуцки-старшего, тем сильнее налаживалась связь с потусторонним измерением.             Осторожно притягивая энергию разведчика, чтобы не поменять их чакрами как в старые добрые времена, Моши словно протаптывал себе тропинки через постепенно слабеющий барьер в Сосуде. Его позиции в новом теле укреплялись, и постепенно появились способы следить за окружением. Послушная чакра братца смогла восполнить запасы инопланетянина и запустить Риннеганы.             И он снова в строю. Относительно, конечно, но теперь Момоши видит, иногда и слышит, может превращать свою чакру в Стихии, а также поглощать их, — он опять занялся тренировками в надежде, что это поможет в развитии Печати, порой устраивая тут такие фейерверки и катаклизмы, что с трудом возвращал обычный ландшафт. Манипуляции с материей и временем Ооцуцки делать и не пытался: при кривизне пространства больше десяти единиц любой маленький портал может стать причиной чуть ли не вселенского раскола, особенно во внутреннем измерении. Аномалии — штука серьезная. Он будет терпеливо ждать нормализации состояния пространства, потом надеется выяснить корень отклонений и устранить.             Принц все еще не мог проникнуть в сегмент памяти человеческого ребенка, однако он смирился: потребуется время для вскрытия разума. К слову, Момошики перестали донимать воспоминания, будто нервная система стабилизировалась, или на него так действовала энергия Урашики... Скорее, второе. Проверено тысячелетиями. Когда-то он уверил старшего, что больше никогда не попросит его помощи и не воспользуется ей. Хотя... если этот гений не понял, чей Сосуд оторвал ему рог, то можно не заморачиваться: брат не помнит этих слов.             Моши не любил лезть в чьи-либо личные дела, поэтому редко наблюдал за Боруто Узумаки. Пару недель бытовой жизни, легких, скучных миссий ему хватило, дабы понять, что по-настоящему включаться следует только в действительно опасных ситуациях, — вдруг убьют? Такого счастья ему не надо. Наверное, он не хотел подолгу наблюдать за голубоглазым парнем из-за параллелей с прошлым, которые проводились неумышленно. Это было ужасно: сначала инопланетянин смотрит, как Сосуд с командой разделывается с очередным преступником, а потом, отведя взгляд, он видел похожую сцену из своей жестокой жизни.             Много лет Момоши не испытывал зависть, однако... изучая мирок своего Сосуда, он все-таки неосознанно наслаждался интересной жизнью парня и тем, как она медленно начинает трещать, грозясь рассыпаться горкой стекла. Принц как будто опять проживал детство в более светлой альтернативной версии.             Две личности из разных народов с разными менталитетами и отдаленно похожими существами вокруг дали противоположные вектора развития.             Человеческое дитя пока что в начале тернистого пути. Момошики же пробежал тысячи лет кошмарной войны за секунды и оказался в том, кому грозит преодолеть дорогу в чем-то чуть хуже. Столько же битв, столько же бед, столько же потерь и скорби... Пусть Моши знал будущее, но отчетливо вспомнить пророчество не мог, — остались отрывки, о которых он предпочитал не думать.             Лучше сконцентрироваться на настоящем.             Что тешило Ооцуцки в заточении больше всего? У Сосуда есть сестра-малышка. Милый, солнечный цветочек, освещающий жизнь каждого, кто с ней встречается или хотя бы просто видит волшебную маленькую улыбку. Находясь глубоко внутри Узумаки, он с легкостью мог дотянуться до счастливого света крошки Химавари, хранящегося повсеместно в душе мальчика. Этот свет точно оберег от невзгод и иногда нападающей печали. Как хорошо, что у мальчика такой имеется, ведь психологом у детишек он не устраивался.             Еще со временем Момоши понял, что просчитался, выбрав неопытное дитя, и попал в яблочко с прочным телом, выдерживающим большие нагрузки, и несгибаемой волей. Силу Узумаки Боруто развивал правильно и быстро — здесь следует отдать ему должное. Проблема была в воли: Моши слишком хорошо знал этот тип упорства и нескончаемой природной удачи, ибо у него был живой пример. Даже несколько.             Когда целеустремленные существа собираются вместе, происходит что-то либо очень хорошое, либо очень плохое, — главный, давненько усвоенный урок.             Бывало, упертость заносила юношу в настолько хреновое положение, что Момоши не выдерживал и начинал делать все, что умеет, лишь бы остановить скорое приближение смерти. Пусть используемые методы, которые ни разу не сработали, причиняли неудобства и ему, и новой оболочке, однако они хотя бы оставались в живых, — докричаться до Узумаки не-воз-мож-но.             У всех Сосуды как Сосуды, а у него... фигня какая-то.             Почему у остальных Ооцуцки получалось разговаривать со своими, а он опять выделился?! Бесит.             Спустя месяцы принц так и не смог избавиться от липкого ощущения иного присутствия. Знакомая чакра в коротких волнах час от часу переливалась полярным сиянием в сером небе, реагируя на чакру Урашики и него самого, — втроем они резонировали, следовательно, энергия принадлежит кому-то из их клана... К мальчику словно протянули незримую ниточку от неизвестного источника массивной тяжелой энергии, и с каждым днем она утолщалась. Мутный страх тихо разрастался в Момошики: он мысленно готовился ко всему, ждал знак.             Их послали сюда за Плодом, а инопланетянин и Урашики решили заодно нагрянуть за сестрой. Неужели это ее чакра стала такой давящей?.. У них с братом она довольно похожа, но что могло вызвать эти колоссальные изменения? При варианте, что это не она, осложнений будет море.             Каким Богам молиться, чтобы это оказалась она? Пусть даже мертвое тело...             Стоп. Что они скажут друг другу, если она жива?             Извиняться?             Тогда за что? Он же ничего не сделал. Или сделал?.. Скорее, просить прощения должен Урашики за то, что разбил ему рожу без согласия сестрицы. Хотя те двое имели привычку молча договариваться о чем-либо с их запредельным уровнем взаимопонимания: хватало одного секундного взгляда, дабы указать, куда бежать или что говорить. Ооцуцки-младший не входил в «узел связи», потому что имел обыкновение срывать их планы. И хорошо, что срывал, или Кагуя и Урашики полегли бы в бою еще в детстве. Ха, они часто пытались, будто вели счет. В таком случае следует огорчить старшую — она проиграла почти в сухую.             Хорошо, может, при встрече лучше просто поздороваться и пошутить, что прошло сто тысяч лет и Момошики — глава клана? Конечно, у него будут чесаться кулаки, ибо ради своих жалких, мирных прихотей и из-за усталости от войны она предпочла сбежать, убрав из маленькой семьи главное звено в цепи — себя, оставив «любимых маленьких братиков» одних среди обозленного на весь мир клана.             Не сказать, что им было страшно без нее... было просто плохо.             То паршивое время Момоши принял как очередную плату за свой эгоизм, равнодушие, вздорный цинизм, неблагодарность и кучу других неприятных пунктов. Правда, он так и не понял, за что пришлось страдать брату. Ведь Урашики... реально не заслужил. Он был последним, кого должна настигнуть беда.             Моши до сих пор считал, что поступил правильно, не отпустив его за Кагуей. Урашики по природе не мог вдолбить себе в голову, что его Момо-чану не нужны защита, доблесть, через которую просвечивалась паника, ебаное самопожертвование и прочие губительные проявления любви. Он просто хотел, чтобы они были вместе.             Они должны были защищаться вместе, бояться, но тоже вместе, и ни в коем случае не погибать.             Однако на единство принцу долгие годы было похер. Даже из самых скверных и трагичных эпизодов он выносил лишь неукротимое желание мести, что потом переливалось в беспредельную печаль, а после «раскола»... все, понятое им слишком поздно, потеряло смысл. И вот... Кагуя исключена из уравнения. Началось свободное падение — страховать друг друга братья отказались. Мифическое понятие «главная семья» испарилось только для наследников. Остальные все еще причисляли юношей к королевской крови, но царевичи забили на факт родства с создателями клана и начали делать себе новые имена, — им стало противно иметь что-либо общее. Либо один Момошики воротил нос?..             Более не преемники.             Более не сыновья господина Второго Тарине.             Более не братья.             Инопланетянин рефлекторно опустил угрюмый взгляд на лежащие на коленях ладони с красными Риннеганами и затем продолжил тоскливо сверлить привычный пейзаж перед собой. Он отлично вписывался в мрачную картину.             Его каким-то образом занесло к месту, похожему на то, где он впервые перекинулся парой фраз с Боруто Узумаки и наградил меткой. Видимо, смешение подсознаний мальчика и Ооцуцки сами нарисовали руины Древа.

— А еще... ты должен помнить: сразивший бога не может оставаться простым смертным.

— Да что, вообще, ты несешь?!

— Откликнись на зов своей судьбы, когда вернешься к жизни, человеческое дитя...*

            Последние пафосные слова про судьбу обычно передавались от отца к сыну, однако его Сосуд достоин был услышать это кредо, — пусть теперь думает, что оно значит. Умственная работа пацану не помешает — если уж зарекомендовал себя как смекалистого, то ему полезно. Кстати, Момошики до сих пор гадал, когда желанный «зов судьбы» дойдет до него. Довольно хреново видеть чужие пути жизни и никак не свой. Даже посмотрев в отражение, он оставался слеп.             «Четыре глаза с заявкой на пятый, а складывается впечатление, что у тебя их вовсе нет», — любимое шутливое замечание мамы по поводу его черствости. Моши часто вспоминал эту фразу, когда не мог что-то сделать... Она имела ввиду совершенно иное, а младший сын воспринял близко к сердцу, мол он слабак. Самое ужасное то, что мама была полностью права. Во всем и всегда.             Привык бы слушать взрослых в юношестве, может, и не очутился бы тут...             Принц почувствовал резкую смену обстановки вокруг, отдавшуюся сильным ударом по стенкам черепа, как будто что-то лопнуло, и сквозь виски прошла игла. Он схватился за голову, пытаясь собрать мысли в кучу. Вашу мать, чего так больно? Момоши отполз от края, дабы не скатиться вниз, если отключится. После пары глубоких вдохов ему полегчало.             Что-то не так.             Закрыв глаза, он сел по-турецки и прислонил ладони к каменной поверхности. После завершения «обряда подключения» Ооцуцки стал анализировать картину перед собой: лес, полутьма из-за пасмурного неба, какой-то незнакомый мужчина средних лет, от которого веяло редкой природной чакрой, голубоглазый мальчик примерно возраста Боруто, воин с Року-томоэ. Скорее всего, вспышка боли была вызвана прицельной затрещиной Сосуду. Только вот... чьей?             Ответ вновь парил в воздухе... как-то странно свесив руки. Конечно, Урашики не любит делать все по-тихому: на нем красовалось множество ссадин. В общем, брат выглядел херово. Вляпался он по уши, раз сольно полез против землян.             Момошики вскочил на ноги, наблюдая, как меняется выражение лица старшего: от несколько отчаянного, до появления дикой, сумасшедшей улыбочки, и, не сдержавшись, проорал во все горло:             — Вали оттуда!!!             Естественно, инопланетянин остался не услышанным. Почему-то его медленно затапливал старый страх чей-то приближающейся смерти — это неистовое ощущение било волной в груди, заставляя задыхаться, словно он взаправду тонет. Взгляд приковало к жуткой картине, но Моши не хотел смотреть.             Черт-черт-черт, только не снова! Не надо!             Он быстро отвернулся.             Еще раз не выдержит...             Момоши не оставалось ничего, кроме как сесть и, будто в бреду, читать бесконечные молитвы — он делал это, наверное, дважды в пол тысячи лет. Принц хотел успокоиться, однако постоянные переливы чакры, ее скачки и спады натягивали нервы до предела, Узумаки постоянно били мощной энергией, что заставляло юношу выжимать из себя все соки, — это влияло и на того, кто в нем: разделять и удерживать силу стало запредельно трудно, нагрузка на сенсоры грозила вырубить окончательно — новое тело не готово к подобному и после восстановления. К тому же эмоции препятствовали здравому мышлению — убивают часть него, как бы не хотелось этого признавать. Где хладнокровие и равнодушие, когда он так нуждается в них?             Одно сплошное наказание.             Инопланетянин уже хотел заткнуть уши, чтобы не слышать криков, ругани и высокомерных угроз брата, но одна фраза заставила его опять поражено обернуться к полю боя:             — Мне похер, Сосуд ты, или нет!             «Похер», значит?..             Все внутри Ооцуцки-младшего заледенело. Традиционно, пошел-ка ты, милый братец, нахер.             За ходом битвы Момошики наблюдал уже неотрывно и с глухой отрешенностью... и непонятно откуда взявшейся обидой.             Ха, как он и ожидал: Урашики погиб из-за той же техники.             Один соклановец любил повторять, что у всех генов и у всех существ есть предначертанная судьба. На протяжении жизни Моши делал попытки доказать ему и себе, что это не так. Судьба ведет нас, да. Но у каждого она своя, исключительная и неповторимая, она не переходит от родственников.             Не воспользоваться сильнейшими глазами? Это каким пустоголовым кретином нужно быть?! Ну, минимум таким, как Ооцуцки Момошики... Да пофиг на Вторую форму! Она ничего не дала ни брату, ни ему.             Мир вокруг вмиг стал черным: он видел лишь себя. Принц не испугался, потому что знал, что сейчас будет.             От его ступней начал вырисовываться новый мир: зеленая трава, всякие чудные бабочки разных цветов, большие белые камни, как часть композиции образовавшегося сада, деревья, увешанные гроздями перламутровых жемчужин, блестящих в свете яркого солнца на светло-голубом небосводе с кучерявыми облачками. В нос резко ударил терпкий аромат цветов — инопланетянин долго не чувствовал запахов и из-за этого тут же закрыл его с непривычки. Он посмотрел назад: за ним возвышался огромный мраморный дворец, отбрасывая на сад гигантскую тень своими шпилями, золотые звезды на витражах приветственно слепили. Разглядывая высоченные шпили, на которые он любил взбираться раньше, у него закружилась голова, поэтому Момоши пошел искать создавшего это прекрасное видение.             — Почему именно дом?.. — невозмутимый вопрос младшего Ооцуцки улетел в никуда.             Он босиком шагал по нагретой дорожке из плитки песочного цвета с гербами клана к озерцу с небольшим водопадом, надеясь найти там брата. Кое-как пробравшись через острые ветки, Моши оступился и чуть не упал в прозрачную воду, распугав всех блестящих серебряных рыбок.             — Эй, можешь упасть еще раз? А то улов на другом конце озера — не могу их чего-то приманить! — ироничная просьба перемешалась с шумом воды.             Принц, стоя по щиколотки в прохладном озере, сердито уставился на возвышенность на другой стороне: на ней обыденно восседал старший с самодельной бамбуковой удочкой.             Момошики раздраженно потер переносицу.             — Здесь нельзя ловить рыбу! Они же священные!             — Мне отец разрешил, между прочим! — перекричал водопад Урашики.             Ах он!..             Второй воин задохнулся возмущением и почапал к братцу по глади. Он запрыгнул на скалу, безо всякого труда отобрал у того удочку, с самым негодующим лицом показательно разломал ее на две части и выкинул палки в воду:             — Никакой рыбалки, идиот!             — От идиота слышу, — ничуть не оскорбившись, парировал он, казалось, даже не заметив его злости. — М-м-м, сочувствую твоим сломанным рогам. А где прическа? За месяцы заточения забыл про уход?..             Вспыхнув гневом, Ооцуцки-младший схватил капельку испугавшегося Урашики за грудки и опустил на уровень глаз, встряхнувши:             — Как ты мог?! Почему вдруг захотел убить меня?!             — Остынь! Я всего-то собирался вытащить тебя на разговор. Знаю же, что ты бы ни в жизни вылез просто так, — размеренно объяснил разведчик.             — Я тут! Доволен?! — рявкнул Момоши.             — Буду доволен, если отпустишь, — старший ехидно усмехнулся. Эта усмешка немного потушила воина, и он разжал болящие кулаки. Урашики благодарно кивнул и отряхнулся.             Старший уже хотел было что-то сказать, но получил неожиданный удар в челюсть.             — За что?.. — промямлил он, держась за пострадавшее место.             — За то, что сдох! — Моши ощутил, как вены вокруг глаз вздуваются сами по себе, а поле зрения расширяется, — такое часто бывало от накатившей ярости или в рассерженном состоянии.             — Тогда и я тебе должен по башке дать, — невинно пожал плечами брат и в шутку занес кулак. — Не один я не умею пользоваться Второй формой.             — Ты был похож на взъерошенную курицу больше, чем всегда, — язвительно кинул младший, ожидая встречного выпада.             — Оу, к сожалению, я пришел на битву уже после твоей минуты позора и приколов над внешним видом не припас, — разведчик активировал Бьякуган, пристально вглядываясь в глаза Момошики. Тот ощутил, как копаются в воспоминаниях. Пусть посмотрит, каким он красавчиком был. — Да ты прям вылитый отец... — инопланетянин преисполнился важности, однако его опустили: — Только бесишься хуже меня в два года.             Ооцуцки-младший гордо хмыкнул и сложил руки на груди, вскинув подбородок и опустив веки. Пару секунд спустя из него выскочил тихий вопрос:             — Не хочешь переродиться?             — Может быть, и да, а может быть, и нет, — буднично ответил Урашики. — Ты обычно подобное не спрашиваешь. Волнуешься, что ли?             Ага. Очень.             Момошики поспешил защититься:             — Не-а. Тебя что только не пыталось убить — все без толку.             — Ладно... свидимся, — с шаткой уверенностью заявил он и отвернулся, не желая смотреть Момоши в глаза.             Урашики хотел уже исчезать, как брат ухватил его за рукав белого кимоно. Он снова обернулся, но слова, застрявшие на губах Момошики так и не были озвучены, и во взгляде... было абсолютно пусто. Разведчик просто коронно улыбнулся, потрепал его по плечу и оставил ладонь там, за секунду очень посерьезнев:             — У меня мало времени, так что ближе к делу: сейчас я на черте между миром живых и мертвых и могу сказать... ты был прав.             Сердце упало в пятки, и Моши только сильнее сжал пальцами ткань рукава, тупо бегая глазами по строгому белому лицу напротив.             — Слушай меня внимательно, Момошики, — старший стал говорить быстрее: — Они живы. Все четверо. Не знаю, кто где находится. Тебя ждут неприятности, и я, скорее всего, ничем не помогу. Завалю свой братский долг, — тревога значительно понизила его хриплый голос. — Прошу, береги себя. Ты выбрал правильный Сосуд. И не отрекайся от Джогана!             Принц внезапно перебил брата:             — Он опасен, и я боюсь, что—             — Не бойся! Я запрещаю!             — Хорошо...             Урашики еще раз хлопнул по плечу и кивнул. Он, блять, надеется на него. Разведчик продолжил:             — Дальше: ты должен вернуться туда, откуда все началось.             — «Туда»? И, может, ты имел ввиду, что мы должны вернуться туда, откуда все и началось?             — Нет. Я имел ввиду именно это. Вскоре ты поймешь. Забери Карасуки домой, найди Тонери-сана, найди сестрицу и передай ей это.             Второй Ооцуцки резко прильнул к нему и заключил в крепкие объятия — у того аж дыхание сперло. Моши почему-то начал мелко дрожать, мысли перемешались, втянуть хоть чуть-чуть воздуха было невозможно.             — Сияй ярче любой звезды, Момо-чан... — грусть в приглушенном ласковом тоне заставила Момошики очнуться и обнять в ответ. — Прости, если я чем-то обидел тебя.             — Не извиняйся! — грубовато отсек младший, удерживая внутри жалкие просьбы остаться с ним, и уткнулся лбом в пока что теплую грудь, в которой пока что билось сердце.             — Мы так и не поговорили нормально... — на выдохе пожаловался Урашики и...             ...пропал.             Момоши вновь открыл глаза в безжизненном мире.             — Да... не поговорили...

don't worry baby, don't you cry as long as we keep getting high keep burning like we're never gonna die — High - Zella Day