***
Как только он выбежал из зала, открыл портал — стало в стократ хреновее — и, зажмурившись от рвущего голову давления, упал животом на перегородку беседки, едва не перевалившись через нее в маленькое озеро. Сын Нидайме опустился на деревянный пол, пытаясь понять, что с ним происходит. Позавчера он обыденно набивал демонов, даже не прибегая к Джогану и Риннегану, не расходовал большие объемы энергии — кулаки чесались. Вроде и настроение было необычно ровным... однако с прибытием на планету днем ранее мутный дискомфорт вернулся. Поначалу юноша списал это на отпечаток в памяти и не придал значения, но, когда переступил порог любимого дворца, боль проломила череп. Он честное слово до последнего держался, дабы не свалить. Впервые выпил больше трех бокалов чего-то легкого, впервые сказал приличный тост, впервые самостоятельно пригласил на танец, чем в первые две минутки был неописуемо доволен, а потом... выносливость треснула, подобно тонкому стеклу, и пришлось висеть на испуганном друге — снова заставляет его теряться в догадках... Совести как не было, так и нет. — Боги, ты чего?! — и вновь этот беспокойный тон с нотками взбешенности. Легок на помине. Товарищ никогда не оставит его. Сквозь натянутую ухмылку Тари тихо съязвил: — Присесть решил. Мне доски милее диванов, — он убрал ладонь с глаз и зарылся пальцами в пышные локоны, прожигающе разглядывая растерянного отпрыска господина Первого. Бозацу перестал морозиться, быстро подошел к нему и сел рядом: — Как себя чувствуешь? Тари был на гране того, чтобы засмеяться, — учтивый тон возвратил в прежние деньки. — Будто кромсают. — И так целый год?! — встрепенулся однорогий парень. — Почему не вернулся? Почему не сказал? — Ты нервничаешь. А я не люблю, когда ты нервничаешь. — Отвечай. Принц не виновато пожал плечами: — Зачем? Ты ж нервничаешь. — Каким образом я не должен нервничать, видя, что ты слабеешь, не понятно из-за чего? Жаль, что друг всегда прав... — Вдох-выдох, Бозацу... Вдох-выдох. — Сам дыши. Мне нужен ответ, — м-м-м, яркая настойчивость. На душе отчего-то посветлело. — И ты обещал рассказать кое-что. — А, точно, — он решил побыстрее отвлечь его. — Не думаю, что отдавать мою чакру существам... хорошая идея. Поэтому и не использовал перенос энергии для общения, — будем надеяться, эти слова не послужили новой волной тревоги... Товарищ удивительно похоже скопировал скептический прищур Тарине — просит продолжать. — Четыре месяца назад мы столкнулись с высшим эшелоном отступников. На нас бросилось пятьсот существ. Пятьсот против десяти довольно мощных Ооцуцки. Все бы ничего, но выжил только я, — юноша выдавил печальный смешок. — Воля случая. — Ты выжил, ибо ты сильнейший, — резонно уверил сын Шодая. — Случай не причем. — Дослушать не хочешь? — на лбу с красной каплей проступило раздражение, и Бозацу кивнул. — После короткого боя пятьсот девять существ лежало на земле. Я искал раненых или хотя бы тех, кто дышит. Одному из коллег повезло: разрезали напополам. Потеря крови, шок, все дела. И я, самоуверенный тупица, решил излечить его. — Ты молодец. — Нет, — твердо отсек длинноволосый. — Я влил в него совсем немного энергии и... — внезапно в ушах зашумел ледяной ветерок. На листьях тонких веток, обвивающих беседку, появился белый, сияющий в вечерней темноте порошок. Тари смахнул мелко дрожащим пальцем по листу: это... снег? — ...и его вены почернели. Он умер через пару секунд. — Спихнул вину на себя? — Он мог остаться в живых. А я убил его. Не по приказу клана. — Ты не хотел, — тише сказал парень. Утешает рассудительностью... — Сто процентов из-за твоей чакры? Почему тогда она не убила меня при исполнении техники Превращения? В груди все сжалось от страшной мысли, что Бозацу тоже мог не выжить после того трюка. Блять, опрометчивость заберет у него все. — Вероятно, с половым созреванием чакра изменила плотность и заряд. Не исключай тот факт, что мы связаны: ты восприимчив к уровню нагрузок, к которым подвергается моя оболочка. — Хм, «оболочка»? Что за неуважение к себе? — Я оболочка, а что? — прицепился к безделице... — Не правда? — Открою тебе тайну, — сын Первого вздохнул и покачал головой. Окинув его теплым, блестящим во тьме мягкой тоской взглядом, он легко ткнул Тари в грудь: — Оболочка наполнена до краев многогранной, увлекательной душой, распространяющей свои силы на других. На меня, например. Принц так хочет... запереть все то постыдное безобразие глубоко в себе и этим защитить товарища, пусть Бозацу и будет злиться и возражать, спорить и убеждать до потери сознания... — Удивлен тому, что ты играл роль иного Тарине, — неожиданно заметил парень. — Я вроде был собой... — Не-а, ты не уклонялся от вопросов и на-а-амного меньше бурчал и припирался. Да ладно?.. — Это... плохо? — Вопрос, сколько ты выпил, до сих пор висит в воздухе. Насмешливый тон автоматически переключил Тари на угрожающе фальшивую вежливость: — Вопрос, чего ты докапываешься, до сих пор висит в воздухе, — достаточно громкий смех друга поставил его в неловкое положение: какова гребаная причина? — Понял. Я смешон. Бозацу утер слезинки и сдавленно выдал: — Остроумие во плоти, ха-ха! Побольше строй из себя статую Аменоминакануши. Он не успел парировать, ибо сенсоры уловили острую чакру в радиусе пяти метров. Реакция запаздывает из-за головной боли... — Бозацу, Тарине, я не помешал?.. Вечно отвлекают. Он повернулся к выходу из беседки: на пороге стоял, заложив руки за спину, худой, низкий мужчина, короткие бледно голубые волосы которого были затянуты в невысокий хвост. На нем идеально сидело длинное, волочащееся по полу кимоно, расшитое серебряными узорами звезд. Вытянутое лицо, не открывающее толком ничего полезного о существе, удивленно смотрело на них узкими тусклыми глазами — они не были почти белыми, как у Доку-химе. Пальцы с различными перстнями легли на козлиную бородку, и последовал новый вопрос непосредственно к оцепеневшему сыну Нидайме: — Я не обознался?.. Друг незаметно дернул его за рукав. В мыслях рядом читалось: «Очнись!». — Нет-нет! — ответил вместо него парень. Тари поджал колени к груди и глухо промямлил соседу: — Что оно от нас хочет уже? Товарищ просигналил, что следует встать. Похоже, персона важная. И откуда он знает его имя? Впервые встретились. Тарине не ожидал, что держаться на ногах будет проблематично, и оперся на перегородку, стараясь выровняться против желания приложиться носом о пол. Однорогий будто тоже научился лезть в мысли и, скрыв прочное переплетение рук в тканях кимоно, помогал справиться с «миссией». — Я бы хотел украсть у тебя нашего Дракона, — любезно улыбнувшись, попросил незнакомец. Почему он с ним на «ты»?.. Тарине ощутил, как спускается ледяной воздух: почему его окутал страх?.. Может быть, его пугает то, что Бозацу уйдет... Тот обратил на юношу мягкий взор, пробуя успокоить. Даже такой эффективный метод сейчас не поможет. Пришлось отпустить. Он легко потрепал его по плечу и удалился. Мужчина незаметно оказался перед ним. Под носом. Граница нарушена. — Вот ты какой... сын Митеширо и Ооноитами. Тари, я наслышан о тебе. Пару лет прошло с момента, как ты заявил о себе, однако мы ни разу не встречались, ибо... — странная усмешка заставила сжать деревянную перегородку, которая вот-вот могла сломаться, — ... волшебные глаза Бозацу-чана оберегают тебя лучше всякой техники. — И-и что с того? Встретились и встретились, — вскинул подбородок отпрыск Нидайме. Главное не уронить достоинство. — Кто Вы? — Всего-то Император величайшей фракции во Вселенной. Вот он какой... ужасный. — Рад за Вас, — легко сгримасничал юноша, абсолютно не имея понятия, что делать дальше и что этот Ооцуцки хочет со своими стремными репликами. — А ты немногословен, — верно подметил правитель и встал рядом, устроив ладони на перегородке, наблюдая за переливами сияния лун на маленьких волнах. Он смиловался: более не глядел в упор. — Единственный, кто родился сразу с Джоганом, да? — и это знает... Тарине правда родился без Бьякугана — все еще в поисках объяснения. — Забавно. Письмена гласят, что Аменоминакануши заполучил Джоган, вложив в пустые глазницы умирающие звезды, и первым смог узреть настоящие краски мира, а ты родился с ними. Не считаешь, что— — Не считаю, — по инерции перебил длинноволосый. Император не испускал мыслей. Как?! Правитель опять неожиданно повернулся к нему, делая острым взором дыру в виске неподвижного Дракона. — Каков твой путь? Если сейчас его вербуют, то самое время показать клыки. — У меня есть почти что неограниченная свобода, которая регулируется принципами и эмоциями, — думаю, они станут указателями. Пока откровенно... не знаю. — Если ты не знаешь, что делать со свободой, то ты еще не раскусил суть или... она тебе не нужна. «Ужасный», — заниженная характеристика. — Не Ваша забота, что я буду делать дальше, — напросился. Пусть огребает. — Свобода одна для всех, и не Вам решать, кому она нужна, а кому — нет. Взгляд Императора, казалось, заострился до невозможности... а Тари с большим интересом изучал темноту. Игр в гляделки не будет. Мужчина в секунду расслабился: — И кому ты понравишься... таким? — Я не хочу нравиться всем. Достаточно господина Бозацу. — Почему ты настолько формален? Он твой лучший друг. Я правильно понял?.. Спокойствие. Только спокойствие. — Вы допустили во мне слабость к нему. Я правильно понял?.. — оу, на лице Нефритового проявилось недовольство — не ожидал? — Вы даже не имеете права называть его Бозацу-чаном: он Вам не близкий друг, не сын. Впредь употребление этой, м-м-м, клички я буду считать за пренебрежение положением Его Высочества. Правитель сделал шаг назад: — Я старше вас обоих. Опытнее. — Что с того? В законе сказано, что Наместников следует считать почти равными Императору клана. — «Почти», — Тари слегка нахмурил лоб из-за замечания. — И если уж ты взялся за закон, то хочу просветить: отношения Императора и Наместников там не регулируются. — Но это не значит, что Вы вольны делать, что взбредет. Уважайте нас, и мы будем уважать Вас. — Есть вероятность, что я потеряю твое расположение? А потом и Бозацу? — В качестве аргумента Вы выдвинули свой возраст, тем самым дав мне основание полагать, что на более сильный довод Вы неспособны. Ибо... есть много Ооцуцки младше, однако опытнее Вас. Взять хоть Хаттошики-доно. Император засмеялся, сжав губы в полоску. Смеется над ним... Славненько. Мужчина кратко вздохнул и направился к выходу. Сын Второго-самы собирался радоваться, однако... бесцеремонный старик хладно произнес: — Бессмертных нет. Если Бозацу продолжит быть рядом с великой силой, когда-нибудь... его не станет, и ты останешься беззащитен и разбит. Сможешь ли жить дальше и бороться?.. — низкий голос обхватил горло точно сильная рука: нельзя было даже затолкнуть хоть чуть-чуть воздуха. — Не тем Богам ты молился, Тарине, дитя с именем царя. В следующее мгновение... Императора и след простыл — энергия исчезла. Юноша грузно сел и вжался спиной в перегородку. Зачем он это сказал?..***
Сын Первого Наместника покинул беседку с уверенностью в Тари-чане, тепло ладони которого он забрал с собой, — откуда в вечно холодном, словно труп, горячая кровь? Либо Бозацу на него реально волшебно влияет? Предстоит проверять остаток жизни. Задумчивый парень ступал по белой плитке, отдаленно надеясь, что мысли, окутавшие голову густым облаком, не заведут по колено в озеро и не впечатают носом в дерево. Он мог бы подслушать разговор и, в случае чего, вступиться за товарища, однако тот потом выест мозг ложечкой напоминаниями, что Бозацу считает его несамостоятельным маленьким ребенком. Отчасти это так — желание защитить не отнимешь. Дракону уже восемнадцать. При мизерном опыте он один из успешнейших охотников, гений и индивид, каких не сыщешь во всей Вселенной. С правителем Ооцуцки справится и подавно... может быть. Озеро кое-где покрылось едва заметными пятнами матового льда. Перемены погоды в зависимости от настроения. — Морозец означает, что он злится или боится? — Когда злится, воздух греется, — механически ответил юноша, остановившись, и только после понял, что не опознал собеседника. Он обернулся и увидел Митеширо-саму. С их битвы они редко общались, и то... о делах. По правде говоря, парень не горел желанием устанавливать с ним какие-либо отношения, кроме рабочих. — Значит, Тарине боится чего-то... может быть, кого-то. Интересно. И ты оставил его. Бозацу фыркнул и начал вглядываться в беседку за озером, борясь с бурлящим в груди беспокойством. Он старался сдерживаться и не использовать глаза, а то сдаст позиции перед Нидайме. Воин встал чуть поодаль и кашлянул в кулак: — У тебя вены на висках напряглись. Вашу мать, нельзя нынче в собственном доме отыскать тишину... — Вы специально увязались за мной, — преспокойно резюмировал отпрыск Шодая, высматривая блеск светло-голубых волос. — Тебя бесполезно обманывать. Хотя у Тарине получилось... — не задело. — Заслуживаешь лучшего. Вроде же знаешь себе цену. Почему ты рядом с ним и он рядом с тобой? Как нес бред, так и продолжает. — Вас это не должно интересовать... — Ответь. Мой сын — эксцентричное существо, привыкшее отталкивать и бояться других. Он думает, что принял себя, но скоро ты убедишься: это неправда. Тарине проведет жизнь в страхе пред самим собой и тем, что останется один в мире из-за силы. Его огромная ненависть к себе и бредовый комплекс бога— Надоел. — У Тарине нет комплекса бога. И никогда не было. — В самом деле... — язвительный взор сверху вниз немного сбил размеренный ритм однорогого. — Будто ты его отец. Возникло желание стряхнуть с себя этот взгляд. Осязаемые взгляды — главное оружие этой семьи. — Правильнее, друг и наставник, — поправил юноша. Пора уходить. — Есть довольно точная поговорка о демонах: как бы ты глубоко не вогнал клинок с очищающей техникой, тот все равно им останется. — И Вы свой вогнали? — вскинул бровь напрягшийся Бозацу. Митеширо умело скрыл что-то, проигнорировав вопрос: — Грядущее явит собой его облик. И твои чудные очи распахнутся на истину. Парень сжал кулак так, что кости пальцев затрещали. Будем следовать заданному курсу. — О-о-о, я-то изо дня в день наблюдал, как из незримой раны в его груди льется кровь, — язык стал неповоротливым: воспоминания скопили в горле непомерную обиду на Наместника. — Он умирал изо дня в день и молчал, самостоятельно вставая после ударов. Судьбы и Ваших. — Трясина затягивает всех. Затянет и тебя. Ты решил, что наделен даром удерживать в руках мощнейшее орудие во Вселенных, — это обманчивое суждение— — Я уверен в себе и своих навыках, — незаинтересованно прервал он Второго-саму. — Спасибо за заботу. — Твой отец ни разу не смог. Бозацу сначала не поверил ушам. Обязательно приплетать отца? — Что, простите? Митеширо был где-то на своей волне, шепча неразбериху, словно рылся в памяти, перебирая разговоры, и неожиданно сказал: — Сила моего товарища ни разу не спасла меня от... — Нидайме вновь переключился на немой диалог с призраком. Такой же странный... — От чего?.. — ...от самого себя, — закончил мужчина и, медленно вздохнув, опустил веки. — Хаттошики... делает все, казалось бы. Ха!.. Однако он... Любопытство победило: — Боги, да что с Вами? Наместник повернулся в сторону беседки, и вокруг стало еще холоднее. — Я остановлю его, — хриплый властный голос обездвижил отпрыска господина Первого. — Меня не переубедит ни Император, ни Хаттошики... ни ты, глупый ребенок. На миг ему привиделось, что кожа воина изрисована черными узорами, вместо белой повязки ледяным огнем горят звездные глаза; из каждой клетки тела сочилась чакра, отравляющая живое, — это величественное существо... не смог остановить отец. — Вы... — В нас лишь хаос. — Я Вам запрещаю... — противостоять. Нужно только противостоять. — Запрещаю приближаться к нему. Нидайме-сама не слушал: — Я искренне считаю, что тебе повезло тогда. Кооперация ваших чакр совершенно случайна. Мне шесть тысяч лет! За это время я и Шодай чуть не поубивали друг друга в стремлении разгадать секрет мнимого единства. Мы диаметрально разные. Все наши эксперименты имеют итог, и он таков: с Джоганом пора заканчивать. Ожидаемо. — Вы не старались понять свою природу. Натянутая дьявольская усмешка сожгла его стойкость: — В следующий раз... спроси у отца, кем я являюсь. — Много пафоса, господин Митеширо. Надменный упрек задел Наместника: — Много гонора, юный Шодай, — яркое презрение в обращении сигналило о конце «разговора». Мужчина, спасибо Небесам, ослабил хватку цепкого взора и ушел восвояси. Бозацу подождал, пока тот скроется из виду, и быстро сделал портал рядом с беседкой. Он чуть не столкнулся с Императором. — Передай своему другу: пусть не рубит ветки, на которой сидит. Падение... — глаза мужчины странно зависли на лице Бозацу, — может оказаться смертельным. Сегодня каждый стремится припугнуть его. Не дождутся. Видимо, Тари-чан «очень» понравился правителю. Он зашел в беседку. Принц сидел, закинув голову назад: вроде живой и здоровый, но рядом с ним морозный воздух замораживал кровь страхом.***
Долгожданная тишина. Звонкий стук металла о мрамор. Тари сидел на последней широкой ступеньке на второй этаж в темном бальном зале и пытался вникнуть в безмолвие, каждые три секунды разрывая ее эхом удара металлического шеста. Почему тишина не может быть постоянной? Она такая... хрупкая. Убрать бы воздух отсюда — при должной сноровке Ооцуцки дышать не нужно. — Этот зал пустовал целый год до сегодняшнего дня. Я часто застревал тут. Юноша посмотрел на правый вход. Там, опершись плечом о стену, стоял полуголый Бозацу: руки в карманах, во рту трубка, дым от которой красиво серебрился на лунном свету, падающем из огромных окон. Его умиротворенность ярко влияла на поток чакры в помещении. — Лучше бы занялся чем-то полезным, — максимально тихо изрек длинноволосый и распластался вдоль ступеньки, все еще постукивая по мрамору. После шумного банкета этот покой то, что нужно. Наконец-то во дворце осталось всего две энергии, тянущиеся друг к другу. Тарине специально не убрал свою чакру в другое измерение, отпуская ее на смешение с другом, — похоже на подзарядку. Нельзя было не заметить, что аура Бозацу в его присутствии стала мощнее, пощипывая кожу. Лишь сейчас в груди начало волноваться осознание того, что он сильно соскучился, встречая то же чувство со стороны товарища. Тари приподнялся на локтях и впал в ступор, неподвижно рассматривая золотые глаза с черными узорами, которые с выразительным любопытством смотрели в ответ. Бозацу вытащил трубку с единственным ярким огоньком в помещении, завораживающе крутя ее меж пальцев, и неспешно, размеренным шагом пошел к нему. Прямая осанка, бьющая изнутри царственность показывали, кто тут хозяин. Не то чтобы между ними была подобная условность, однако... сия мысль приятно ослабляла его. Господин Шодайме, мать вашу. Юноша рефлекторно встал и, следуя той мысли, поклонился. — Ты чего? — приглушенно удивился бархатный голос. Он не понял, и ладно. Лучше ему не знать, что творится в голове Дракона. Тари распрямился, задом поднялся на пару ступенек вверх и оперся спиной на перила. Отпрыск Первого-самы поднялся за ним и просто встал напротив, снова затянувшись. Оу, он отлично различал этот наслаждающийся взгляд. Тарине всегда не понимал, что такого особенного в нем высекает в парне столько симпатии. Они несколько минут просто глядели друг другу в глаза. Принц постоянно кусал губы, иногда смотрел то выше, то ниже, то вообще сдавался и отводил взор в сторону, комкал золотой халат. И когда же добрый, спокойный Бозацу успел стать таким? В острых узорах теперь пряталось в стократ больше безумных загадок, утягивающих вперед, внутрь, в неизвестное — не важно. Важно только то, что к нему. Бозацу выглядел так, будто делал все назло: назло стоял близко, хвала Богам, оставляя личное пространство, назло склонил голову набок в излюбленной манере Тари, только расслабленнее, назло выпускал в него ароматный дым, выполняя ритуал «одомашнивания», чтобы длинноволосый влился в мистическую атмосферу дворца. Хорошо бы было поругать его за курение, однако право говорить ему не давали. Абсолютное превосходство.***
Темнота выделяла дезориентированные перламутровые очи — они стали говорить больше и порой забирали воздух вокруг из-за слов, что молвят, и Бозацу терял от этого голову. — Знаешь, ты... — хрипловато вышло из Дракона, — ...ты достал уже курить, — равнодушный тон — лишь невзрачная маскировка чего-то. — Хм, тебе нравится. Я же вижу, — подколол сын Шодая. — Плохо видишь сквозь дым, — неохотно съязвил он, повернулся и поднялся на следующую ступень. Тари пялился в красный ковер, словно усердно вспоминал что-то. Так он останавливался на каждой. Парень старался сдерживать комментарии, дабы не мешать. Другу нужна эта тишина. Почему? Ему еще не понятно — наблюдения покажут. Примерно после десятой ступеньки из тридцати семи однорогий взял его за — неудивительно — холодную руку. Они шли вместе. Потом, поднявшись, юноши завернули в длинный коридор: рассматривали картины, заходили на балконы и террасы, пока не добрели до спальни Бозацу. Тари-чан на пару секунд завис у двери и отворил ее: вновь обычная просторная комната в светлых тонах с расписанными золотыми звездными картами стенами, высокий потолок и такая же высокая, забитая книгами полка справа, слева была огромная кровать и письменный стол. Стеклянные двери на террасу распахнулись от нежного ветерка, заигравшего в длинных локонах друга. Тарине вдохнул мглу полной грудью. Бозацу отпустил его, оставшись у двери. Тот сел на кровать. Его широкий взгляд бежал вверх по книжной полке, словно в голову заново вшивалось все забытое. Чем выше, тем больше принц опускался спиной на постель. На него будто накатила слабость — до сына Первого доносилось только тяжелое дыхание. Тогда по старинке. Бозацу закинул трубку в карманное измерение и подошел к полке: — Что почитаем? Дракону с трудом давались слова, но он старался, как мог: — Может, появилось что-нибудь интересное за время моего отсутствия? Коллекция должна пополняться. — И то верно, — ободрительно поддержал он и оторвал взор от книги о Джогане, их первой книге. — Есть кое-что на примете, — Тари принял сидячее положение и предвкушающие промычал. — Читаешь ты. — Лады, — его раздраженность вызвала у Бозацу маленькую улыбку. С восьмой полки он подхватил тонкую красную книжечку, развернувшись, протянул ее товарищу и лег рядом, заложив ладони под затылок. Парень одним глазом следил за реакцией Тарине: — Не бей меня, договорились? — Ничего не обещаю, — буркнул принц, открыв книгу. — Это что?.. «Мемуары Хоши-химе». Кто это? — Вообще-то моя мама. Плечи друга расправились, и он резко повернулся к нему. Похоже, силы вернулись. — Ты... уверен? — А ты почему не уверен? Хочу услышать все это из твоих уст. Он сам не читал, ибо хотел отложить до особого момента. И такой настал. Бозацу встретился с теплым, излучающим благодарность взором и, пребывая в полнейшем блаженстве, закрыл глаза. Слушая тихий шепот низкого тембра, приобретшего взрослость, он пришел к выводу, что счастье не покидало его на год, а юноша просто... потерял это согревающее ощущение под толщей воображаемого одиночества. Да что там? Они никогда не разлучались... ...и никто их не разлучит.there's a room where the light won't find you holding hands while the walls come tumbling down when they do I'll be right behind you
***
«В общем, ты поняла — смышленая же девушка Крепко-крепко обнимаю и целую С любовью, папа» Вот и все. Ко-о-онец. Кагуя прошлась подушечками пальцев по черным буквам, надеясь хотя бы в последний почувствовать связь. Связь с чертовыми буквами. ...с буквами. Бредовые сантименты. Она встала, с угрозой взглянув в чернеющее, гремящее вдали небо, — оно более не подчиняется одному единственному Ооцуцки, оно и будет скорбеть и мстить, а они... пойдут дальше сами. Принцесса сожгла письмо в ладони, навсегда запомнив содержание, и, вынырнув из портала на гравийную дорожку, уверенной походкой двинулась вдоль озера. До заката осталось совсем немного — следует вернуться домой до того, как произойдет какое-нибудь происшествие. Хвала Богам, Урашики и Момо вроде решили все еще утром. — Здравствуй. Блеск. Когда этот паршивый день уже закончится... Девушка остановилась, с усталым вздохом развернувшись к коллеге: — Не ожидала увидеть тебя тут, — они поклонились друг другу, и Кагуя бесцветно продолжила: — Я... соболезную. Ишшики едва удивленно вскинул бровь: — Зачем? — В плане? — это «зачем?» прозвучало с какой-то подозрительной решимостью. — Зачем соболезнуешь, если мы ничего не выяснили? Она повторно вздохнула. — И ты туда же. — Да. Как хорошо, что сын Шодайме-самы понятливый. — Я запрещаю тебе втягивать Момо, — охладела девушка. — Он это и задумал, — Ишшики не защищает его, а... снова щеголяет принципиальностью. Он собрался искать Наместников — он обязательно добьется своего. — Момошики убедит Урашики. Не сомневайся. Осталась ты. Похоже, юноша не подозревает, что Урашики давно на ее стороне. Его ждет разочарование. — На меня даже не надейся. Я не буду тратить время впустую. Аж за городом, словно вместо ответа, грянул гром. Соклановец отвел пустой взор в озеро и спокойно изрек: — Я очень рад, что ты стремишься уберечь их. Достойный поступок. Кагуя сразу закрепила собственную правоту: — Одного лишь проблеска боли в их глазах хватит, чтобы я кому-нибудь да проломила череп. — Ты заговорила словами Нидайме-самы... — Это плохо? — Это отлично, — уголок его губ слегка приподнялся. Сейчас что-то метнет. И принцесса не прогадала: — Но... ты забываешь о свободе выбора, что предоставлял он. Ишшики, как всегда, знает, о чем говорит: в перепалку с ним вступит только идиот или кто-нибудь из ее братьев. В итоге, споры длятся годами, то затухая, то возобновляясь. Между ними спора нет. Вероятно, есть негласные знаки противостояния, однако они склонны к понимаю друг друга и мирному содействию...***
...мирному содействию. Да. Именно к нему. Лучшим выходом будет закончить бой одним ходом. Ишшики ничего не успеет сделать. Она наконец-то выбрала. После столетий мучительных сомнений и метаний из стороны в сторону она знает, что хочет делать дальше, развеяв красные облака главной битвы ее жизни, в которой она одержит победу. Разрушать этот молодой мир нет смысла, особенно ради «праведной» миссии, ради тех, кому она ничего не обязана. — Ты... обезумела, — на выдохе сипло произнес Ишшики, стоящий перед ней на коленях. Из его — не его — правого глаза сочилась кровь. Он точно не ожидал таких нагрузок, а уж тем более того, что проиграет. Кагуя подняла кончиками черных когтей его подбородок, чуть наклонилась и кратко ответила: — Я прозрела.«Наверное, желаю найти путь. Все равно, связан он с кланом или нет»
so glad we've almost made it so sad they had to fade it everybody wants to rule the world — Everybody Wants To Rule The World - Tears for Fears/Lorde