лунный гамбит

Прошло два месяца с момента «похода» Бозацу. По правде говоря, Тарине до сих пор дулся на него из-за того, что он не рассказал сразу, но понимал, что были веские причины. Предсказание довольно интересное, учитывая то, что в нем идет речь о четырех Ооцуцки. Звезда — Бозацу, небеса — Доку-химе, солнечный свет — Никко, и царь — Тарине. Единственное, чего он не раскусил, деревья. Какие-то три дерева, которые должны расцвести благодаря другу, графине и главе охотников. Только вот при чем тут Никко-сама? Неужели она сыграет настолько важную роль в его судьбе? Вторая часть предсказания вообще ввела в ступор: откуда-то взялось «древо бессмертия», почему он станет «потерянным царем»? «Последняя звезда надежды», которая уже не представляет Первого Наместника, и Тари должен ее зажечь, чтобы спасти мир, близкий к гибели. Однако почему мир окажется на краю пропасти? Юноша не мог на сто процентов поверить в предначертания, ибо не знал, каким способом, кто и когда их сделал. Бозацу упомянул, что бог сказал, что никто в мире не обладает четким провидческим даром, кроме одного существа. Может, оно и оставило им послание? И фреску — тоже? Между прочим, они с Шодаем плавали в тайник. Атмосфера там поистине невероятная. Наскальное изображение отдаленно напоминало ему... себя. Насчет второй фигуры он долго размышлял... и ничего не придумал. Дабы сложить пазл и прояснить грядущее, они решили исследовать храмы на карте Цоокасаншин. И первый на очереди тот, что находится на юге самого большого континента. Видимо, храм относительно новый, ибо Ооцуцки облюбовали эту планету не так давно. В конце седьмого месяца команда из Кудокутен, Никко-самы, Бозацу и Тарине отправилась в экспедицию — компания классная, и он очень соскучился по подруге, но... ...они решили поселиться в поместье отца. Охотник отбивался от этой затеи, как мог, но все посоветовались и заключили, что в доме главного убийцы клана они будут в безопасности. Противоречиво звучит... В других местах за ними наверняка назначат слежку, а к разъяренному воину, которому нечего терять, не сунутся даже лучшие из лучших. Тари-чан не ступал за порог «родной обители» пять лет и до недавнего времени был уверен, что не вернется в дом его кошмаров. Бозацу, конечно, всячески успокаивал, мол они вместе и ничего страшного не произойдет. Ага... «Не произойдет»? В первую ночь Дракону пришлось попросить Шодая надежно запереть окна и двери самой дальней спальни — в свою старую ни ногой. Фактически, принц не давал другу даже нормально устроиться, постоянно залезая в объятья. Не то чтобы Наместнику было очень неудобно, его больше беспокоил не смыкающий глаз отпрыск Нидайме. Однорогий грозился позвать Кудо, дабы она вырубила Тарине, однако тот начинал активно протестовать и не выпускать юношу с кровати. На следующее утро Бозацу проснулся под тяжестью чужого тела и накрывающими почти всю постель волосами: в последние месяцы Тари особо не контролировал рост локонов, потому что они нравились Никко, — было трудно признаться в этом, но Шодайме-сама не стал травить жесткие подколы. Им всем повезло с тем, что Митеширо свалил в какую-то пещеру. Наверное, мужчина наконец-то понял, что может ненавидеть общество наедине с собой и извлекать из этого пользу, ища внутренний покой. Теплым вечером Ооцуцки собрались на открытой террасе и разбирали документы, которые достал Первый. Он так много забрал с собой, что даже по прошествии двух месяцев им предстояло обработать еще сорок процентов сокровищ. Они довольно мало узнали: большинство бумажек оказалось обычными военными указами — ни слова про особые деяния прошлого дуэта Наместников. Зачем прятать простые документы в закрытом архиве? Ценность представляли лишь древнейшие свитки с картами и запечатанными мыслями предков, красная книженция о первых существах и сборники техник антиматерии, когда-то украденные у солнечников. Кстати, Бозацу приступил к изучению Аменотокотачи. Пока коснулся лишь теоретической части, а практики... Тари не хочет, чтобы он тренировался без подстраховки, ибо именно техника этого класса убила Хаттошики-саму. Никто точно не знал, что происходит с телом Ооцуцки, когда антиматерия начинает генерироваться в Тенкецу, — отца и не спросили. Дракона более... пугало отсутствие быстрой регенерации у товарища. Не приведите Боги, однако принц не сможет излечить его... даже если тот попросит. Тари-чан попросту ускорит его смерть.

— Бессмертных нет. Если Бозацу продолжит быть рядом с великой силой, когда-нибудь... его не станет, и ты останешься беззащитен и разбит. Сможешь ли жить дальше и бороться?..

Нет-нет-нет-нет-нет, опя-я-ять! Юноша резко захлопнул папку, рассеяно кинул ее на стеклянный стол и зарылся пальцами в волосы, выпрямляющиеся от ударившей в груди паники. Свежий воздух мало помогал сохранить равновесие: петля громких бесконечных мыслей не спеша затягивалась на жилистой шее. ...бессмертных нет, значит, нужно придумать, как дать Наместнику вечную жизнь, хоть он и не просил. На цену абсолютно похер. Попросят страдать вечность — хорошо, отдать душу — не вопрос. Главное найти способ. — Тарине, ты уже пять минут буравишь стол, — тихий голос Кудокутен пробился сквозь пелену безумных метаний от идеи к идее. — С тобой все нормально? Отвечай, пока Бозацу не заметил. Сын Нидайме перевел на нее туманный, расфокусированный взор и прищурился. И вправду она. — Все прекрасно, — отчужденно метнул Тари и, подхватив другую папку, спрятался за ней от допрашивающих, полупрозрачных Бьякуганов. Не сдержавшись, он устало вздохнул, подвинулся, дав подруге сесть, и быстро начал: — Просто я... точнее, он... Нет, не так. Я хотел, чтобы Бозацу... Ой, нет, блять! — Тихо-тихо-тихо, — замотала головой Доку. — Сложно сказать — напиши. Длинноволосый вновь испустил вздох и застыл взглядом на закатном небе, где мягкие облачка переливались янтарем, отражаясь в мраморе. Последний теплый свет этого дня обнимал смеющихся над чем-то Бозацу и Никко. Они спрятались за горами книг и папок на противоположном конце террасы и выглядели такими... счастливыми и беспечными. На миг ему почудилось, что так было всегда... Появляются воспоминания, которых нет. Он до истерики не хочет, дабы это все заканчивалось. Он хочет быть с ними постоянно, видеть их улыбки, вздрагивать от внезапного смеха. Он хочет, дабы нити никогда не рвались, дабы все жили в мире и безопасности. Он не хочет верить, что всему приходит конец. И вечерам на террасах — тоже. И разговорам, и хохоту, и дружбе, и... даже, на первый взгляд, крепкой любви, и... жизням. Настанет день, когда Тарине будет сидеть на этом диване, на этой террасе, в этом поместье... в полном одиночестве. Это будет другой Тарине. Тарине, который потерялся на пути к свободе. Тарине, который потерял всех и все, что досталось ему просто так, за красивые глазки. Тарине, который уже не узнает, что он такое. Беззащитный пред собственными черными, как ненавистный Джоган, мыслями и разбитый, разрушенный до основания, переживший такое, что сердце больше никогда не ощутит и тусклую эмоцию... — Тарине, — тверже окликнула Доку и несильно ударила его веером по колену. Голова подозрительно опустела, а поле зрения расширилось. Веер хлестнул по щеке. С легким, отрезвляющим шоком охотник посмотрел на совершенно спокойную госпожу. Она показала ему на вздувшиеся вены на висках и устремила взгляд на парочку: — Никко, Бозацу, давайте в покер, — две пары искрящих азартом глаз тут же выглянули из-за стопок. Кудо откуда-то знает, что не так и что нужно делать... — Шодай-чан, доставай карты и фишки. Снова используют способности друга для пустяков — в главной гостевой можно было найти хоть десять колод и кучу интересностей, но нет: Кудокутен лишь бы заставить кого-то напрячься. — Бьякуган и прочее чур не использовать. Чтения мыслей тоже касается, — справедливо огласил господин Первый, расслаблено шагая к ним. В его руках появилась толстая колода, и он начал делать трюки с ними. Вау, так крутить пальцами не каждый умеет... Среди умельцев-охотников было мало фокусников, а товарищ ни разу не упоминал и не показывал, что научился подобному. Видимо, за год наедине с собой Бозацу знатно маялся от скуки. Глава охотников вальяжно села рядом с Шодайме на диван с золотой обивкой напротив. Вообще... с однорогим хотел устроиться Тари, но девушка колким взором дала понять, что не уступит. Ну и пожалуйста. После трех часов ожесточенной игры Тарине сделал больше всех пасов и сорвался, выкинув карты на стол: — Ебаный рот этого покера, блять! Вы кто такие, чтобы обыгрывать меня? — Он пасует, — с игривой ухмылкой расшифровал подругам Бозацу и сгреб себе банк, начав аккуратно раскладывать фишки — у него было больше всех. Везучесть и блеф друга поразительны, поэтому жутко злят даже равнодушную Доку, которая старалась не скрипеть зубами, слыша мягкий победный смех правителя клана, заставляющий всех улыбаться. Никко хотела разложить новый ряд, однако принц остановил ее: — Хватит! Мы поняли, что Бозацу охуенно разводит существ. Да, Первый-сама? — в лазурной темноте спускавшейся ночи бело-сиреневые радужки очаровательно блеснули весельем с долей насмешки — Наместник упивался безоговорочной победой. Тарине решил, что не хочет краснеть от обычного взора-издевки и с отрывистым «Бесишь!» скрестил руки на груди и отвернулся, обиженно задрав подбородок.

***

Ночная прогулка по дому королевской семьи напоминала ему поход в пустую галерею: большие залы, увешанные картинами и гобеленами, стойки с какими-то безделушками, белые статуи и бюсты незнакомых ему Ооцуцки. Тут никогда не ходили толпы существ — синие ковры были чистыми, точно вчера постелили специально для них. От каждый стены дома исходил смурый холод, мрамор не гипнотизировал размытыми рисунками — здесь они напоминали острые шипы, режущие тех, кто обитает в неприветливом поместье. Шодаю казалось, что за каждым поворотом, в каждом зале он вот-вот наткнется на скучающего взаперти мальчишку, думающего, как бы сбежать из неродной обители. Самое интересное, что дом никак не выдавал сумрачные, умопомрачительные личности владельцев: здесь не струилась энергия Джогана и Риннеганов, стены не украшены разводами крови, не слышно эха споров и удары, потому что дом, в некотором смысле, мертв для действующего хозяина. Сейчас комнаты, террасы, сады наполнились чуть-чуть крикливой, непоседливой четверкой молодых воинов, придавших поместью дух оптимизма, которого здесь не было и в помине, — пусть это не очень помогало Дракону. Всего лишь второй день, а Бозацу успел убедиться, что зря одобрил план Кудо и Никко. Они могли найти оптимальное решение, но графиня была чрезмерно уверена, что Тари справится. М-да, он та-а-ак круто справляется, что затащил Наместника в дальнюю спальню и всю ночь не вылезал из объятий, то и дело вздрагивая от любого шороха. И это измотанное от страха полупрозрачное личико, глядящее на него из-под одеяла или золотыми солнышками, или голубеющими под пеленой слез звездами... так нельзя... Они поступили жестоко, избрав дом Нидайме. Друг просил их... однако они все-таки пожертвовали комфортом для всех в угоду шаткого укрытия от всевидящего Императора. Следует как можно быстрее исследовать храм и вернуться в Столицу. И больше не возвращаться сюда. Подходя к высоким открытым дверям на террасу, где они развлекались вечером, воин услышал странные звуки: тяжелые, через силу приглушенные вздохи, странные причмокивания, и кто-то будто скреб диван. Он хотел пройти мимо, решив, что показалось и ему пора спать, но остановился мельком проверить обстановку. Бозацу думал, что провалится под землю, и, на самом деле, хорошо было бы провалиться... Вдоль дивана, стоявшем спинкой к входу примерно восемь метров впереди, лежал Тари: его голова свисала с подлокотника, роскошные, слегка взъерошенные волосы переливались нежно-голубым на мраморном полу, словно готовы вспыхнуть. Жмурясь и сильно сжав зубы, он старался не издавать ни звука, однако шумные выдохи все равно вырывались, переходя в хриплые, сдавленные, непривычно задевающие слух стоны, — кожу начинали покалывать мурашки: слишком... необычно. Левая нога охотника задралась на спинку, и над ним появилась Никко-химе в распахнутом розовом халате из шелка. Наместник впервые видит ее без аккуратной прически. Она по-странному насмешливо растянула губы, с оценивающим, язвительным прищуром рассматривая румяного принца. Девушка накрыла его щеку, и Тарине сразу подстроился под жест, рвано выдохнув. Никко немного наклонилась к нему и с довольной улыбкой что-то прошептала — Шодай не расслышал. Ее пальцы скользнули на шею юноши, и он поднял веки: из одурманенных Джоганов пропали холод и угроза, сменившись на жаркий, молящий продолжать взгляд. Если он заметит Первого, то это будет пиздец. Когда она вновь скрылась за спинкой, Дракон, поджав губы, повернул голову к выходу, где как раз-таки прятался Наместник. ...он попался в ловушку: искристая дерзость, вмиг возникшая в очах, обездвижила его. Все, что происходило с ним, проявлялось меж тонких алмазных жилок на небесных радужках, в которых точно готовился яд для Бозацу. Яд, что применится не сейчас, а через время, — пытка на потом. Тари даст ему понаблюдать, однако, похоже, придется заплатить. И именно сын Нидайме определит способ. Принцесса опять вынырнула из-за спинки, увлеченно целуя шею изгибающегося, скребущего диван Тари. Попутно она будто приговаривала: «Ну же! Давай-давай!», заставляя его зарываться пальцами в светло-фиолетовые локоны. И это Бозацу не видит всей картины... Активирует Бьякуган — сгорит от стыда. Он стоит и просто смотрит... и не может оторваться. Обращенное к нему лицо принца искажалось сладким напряжением, лоб и скулы покрылись градинками пота, мерцающими под особо яркими сегодня лунами. Постепенно тело Бозацу затвердевало слегка пугающим, дико приятным оцепенением. Он стал неподвижной статуей, но то, что творилось внутри, то, что переплеталось, то, что перемешивалось, плескалось в красочном потоке тепла и чувственной, почти болезненной нежности, захватывало мысли стойким, пожирающим взором друга. Он хотел ворваться в голову Тари-чана и попробовать на себе каждую безбашенную идею, утонуть в каждом видении, что наверняка рисовалось в мутном, возбужденном уме, испытать все прикосновения, которых нет, не было и, возможно, не будет. Он хотел приблизиться и слушать, слушать его, приложить руку к наверняка часто вздымающийся груди или осторожно поддерживать голову за мокрый затылок и, наверное, даже раскрыть сжатые губы, сделать так, дабы принц забыл о стеснении и прекратил молчать, опускаясь в пучину жгучего безумия, ведь Бозацу временами ненавидел, когда он молчит. Крики, смех, рыдания, шепот — неважно. Только не молчание. Если Тари подслушивает этот бред, ну и отлично! Пусть уже перестанет строить из себя тихого, несломленного лаской Никко-химе воина. Неистовые эмоции в пристально наблюдающих за ним ярких глазах внезапно растворились в золотом сиянии. Длинноволосый снова отвлекся на неразборчиво говорящую девушку и неровно проскулил: — Прошу, б-быстрее!.. Никко умело воспользовалась моментом и не дала ему опять смолкнуть, захватив раскрасневшиеся тонкие уста своими, энергично переминая их. Она победно улыбалась на низкие стоны и обрывистые просьбы, растягивала поцелуи, дабы партнер не очнулся. Боги, почему Вселенная не разрешает однорогому лицезреть сцену полностью?.. О, нет. Проклятье. Ему нельзя смотреть. Вообще. Это — дело исключительно Никко-химе и Тари. Никого более. Касается и существа, что случайно стало свидетелем красивейшего зрелища. Восхитительно, вашу мать. Горячий вздох обжег горло, вернув ему самообладание, и юноша спрятался за угол, пытаясь не обращать внимания на учащающиеся протяжные стоны — некоторые из них перерастали во вскрики. Этот густой, слегка подрагивающий, бархатисто-сиплый голос... его невозможно создать в самой красочной, смелой фантазии, его невозможно услышать, применив силу... Лишь глава охотников знает, как правильно настроить и заиграть на вшитом в жилистую шею инструменте, лишь она владеет драгоценным секретом, как высечь миллиарды непохожих друг на друга чувств из самых темных, но чудесных глубин многогранной, запутанной души. Она проложила путь в том лабиринте, и добраться до сокровища, спрятанного в центре, не составит ей никакого труда. Потяжелевшее от упоительного волнения тело хотело съехать по стене на пол и остаться тут, но Бозацу едва одолел себя и зашагал прочь. Прохладная трава, которую изредка еле беспокоил ветерок, щекотала щеки. Здесь, у земли, он мог спокойно проанализировать последствия, ибо, паря в таком любимом им небе, утихомирить бешено вертящиеся в черепушке мысли невозможно. Его парализовала ужасная неловкость перед самим собой — подобное случалось крайне редко. Даже полные неопределенности вздохи доставляли дискомфорт. Бозацу смущенно отводил глаза и от черного купола, прятавшего взбудораживающие воспоминания под звездным одеялом летней ночи. Вдали мигали огоньки, как будто упрашивая не закрывать это все в тайной каморке снова. Он долго прятал беспокойство — не хватало прятать исключительную, дорогую сердцу привязанность. Шодайме вынул сережку из левого уха и поставил на фоне неба. В гранях багрового рубина звездный свет преломлялся алыми бликами... Вселенная сквозь яркую призму Ооцуцки Бозацу Мьекена. Темная, но ласковая синева превращалась в кровавые лучики, немного режущие глаза. М-да, его видение такое... пестрое, не как у остальных Ооцуцки, воспринимающих окружающий мир достаточно равнодушно: большинство не удивлялось даже собственным способностям. Вокруг него столько сказочного... Сзади послышалось осторожное покашливание, заставившее резко подняться на ноги. За ним стоял Тари, мило обнимающий себя руками. Ха, вполне ожидаемо... Робко, но кривовато-смешно улыбаясь, он топтался на месте. Худое тело скрывалось лишь под темно-синим халатом с серебристыми узорами змеиных чешуек; неряшливая прическа очень подходила к неопрятному, обаятельному образу. — Ты чего босой и в одном халате? — специально вскинул бровь господин Первый. — Заболеть хочешь? — Значит, будешь выхаживать меня, мамочка, — метая блестящий медовый взгляд из одной точки в другую, съязвил товарищ. Тарине осознанно переводил ситуацию в сторону издевок, но сейчас это не подействует. Бозацу махнул рукой, призывая юношу идти за ним. Ооцуцки шли по приятно холодящей ступни и щиколотки, невысокой траве — она совсем не кололась, послушно отпечатывая следы. В окружении принца воздух пах пряными цветами, которые здесь не росли, — может, он научился имитировать природу без техник Мокутона? Либо его настроение стало регулировать даже наземные явления? Вокруг вроде ничего, кроме травы, однако Шодая не покидало ощущение, что Тари-чан подавляет в себе цветение чувств, оттого и не знает, куда деваться. Пологие холмы напоминали поле с маленькими кратерами или бескрайнее, волнующееся море. Можно было засесть в какой-то низине и снова попасть под чары бледного и красивого, как Тари, звездного света, растворяясь в шелесте пахучей травы. Охотник нехотя нарушил капельку смущенное молчание: — Куда мы? — Куда глаза глядят, — отрешенно хмыкнул однорогий, спускаясь в один из «кратеров». Они устроились рядом — между плечами оставалось десять-двадцать сантиметров. Обычно сын Второго висел на нем и отказывался слезать, а сейчас... сидит камушком и внимательно изучает небо. Боги, словно первый раз видит. Из-за спокойной тишины у него скоро нервный тик начнется... Где режущий и так острые скулы ветер, где раздраженное брюзжание, где надутые губы? Где такие нужные Бозацу... эмоции Тарине? — Как ты себя чувствуешь? — начало наступлению положено. Друг ответил сразу: — Прелестно! Только вот подустал, — он как-то тускло усмехнулся и более оживленно, будто хотел отвести подозрения, затараторил: — Ничего! Это приятная усталость. Мне полезно: лучше спать буду... — Ты за два дня так и не выспался?.. — черт, все херово. — Ты задолбал отмалч— — Не кипятись, все под контролем, — точно... Дракон пообещал делать возможное и невозможное... пересиливая себя ради него. — Я правда не хотел возвращаться сюда, но... я рад, что ты видишь то, что видел я на протяжении четырнадцати лет... — мелодия меланхоличного тона Тари-чана ковырнула достаточно глубоко, дабы легкие Шодая сжались от теплых, однако печальных чувств. Они пугали его. Эта легкость, заключенная в тяжелой груди... странно. Хотелось еще. — Я часто гулял здесь. Наверное, это — единственное место, где я переступал границу одиночества... к свободе. Хм, может, поэтому я не откинулся раньше времени?.. Словно смешную историю рассказывает... Как дитя малое. Следуя ненавязчивому желанию спрятаться от чего-то, что не поддавалось ясному объяснению, Бозацу поджал колени к груди и устроил на них голову, пялясь в траву вместо звезд, — взгляд пытался зацепиться за товарища, хоть он запрещал себе смотреть. Воин с трудом втянул свежий воздух и на удивление уверенно спросил: — Ну, как Никко? Полминуты Тарине неопределенно мычал, забавно хмурился своим мыслям и все же выдал: — Она меня поражает. Ее, м-м-м, великолепие трудно описать. — Ты влюблен? Охотник включил легкую серьезность и повернулся к нему: — Может быть... Скорее всего... Или да? С Никко-самой классно и интересно, когда она не корчит из себя начальницу. Она и бесит, и... — Тари замотал головой, — ...в общем, ты понял. За два месяца те двое успели найти общий язык и даже стали выбираться куда-нибудь вместе... оставляя Наместника одного. Он почти не ревновал, но игнорировать осадок беспокойства было чертовски трудно. Бозацу старался пропускать мимо ушей порой слишком резкие шуточки Никко-химе в сторону Дракона и закрывать глаза на грубую надменность к «подчиненному», которая отчего-то больше не вызывала бурю недовольства у вольного Тари. Если он ей нравится, почему бы не устранить формальные замашки? Девушка сама по себе очень сильная и властная — ее узкие плечи могли бы удержать весь клан. В ней проглядывалась нелюдимость, и до «общего сбора» она частенько теряла грань между общением вне службы и повседневностью, начиная раздавать приказы, что выглядело комично: к примеру, заставила сына Нидайме по каким-то дебильным критериям сортировать то, что любезно одолжил Первый у Императора. Юноши оба посмеялись с указания, однако Тарине потом пошел и сделал, как она сказала, — этого Ооцуцки не склонишь к чему-либо просто так, а охотница будто перевернула его сознание. — Бо-о-зацу, — голова товарища упала набок. Вновь забыл про мысли, будь они прокляты... — Ее шпильки не действуют на меня! Она не умеет налаживать контакты с существами, ровно как и я, потому и шутит, когда нервничает. — Она нервничает? — изумился Шодай. — А ты что думал? Вместо солдафонов с каменными физиономиями рядом появился похожий на нее наглый обалдуй и галантный, замечательный, статный, уверенный— Восторженное перечисление прервало шиканье, в котором Наместник прятал доставучее смущение, все еще не осмеливаясь встретиться взглядами. Бежать некуда. Он сверх возможной меры любил это существо, видел его в разных состояниях, но тот тягучий, вскрывающий взор... что-то сделал с ним. Опять. Пять лет Бозацу то и делал, что пытался разгадать тайну озаряющих мир глаз... а они не давали здраво рассуждать и чувствовать, сковывая их вместе. — Ты чего? — прыснул тоже оробевший принц. — Начал стесняться меня? — Если ты не заметил, я всегда тебя стеснялся, — пробормотал воин. Когда он перестанет пялиться впритык?! — Оу... я знаю... — Зачем тогда спрашивать? — Потому что ты видел, как меня трахают, а между нами подобных ситуаций до сих пор не было. — Вы с Никко-химе впервые попробовали? — вдруг кинул Шодайме-сама, жалея, что вообще умеет говорить. — Не-а, это уже где-то, м-м-м, седьмой раз, — легкость его слов поражала. Хотя Тарине мог описывать кровавые бои в деталях — нечему дивиться. — Она просто хочет расслабиться, поэтому обычно инициатива исходит от нее, а я не против. — Странно, как для того, кто не дает касаться себя незнакомцам... — Она уже далеко-о-о не незнакомка. Я всецело доверяю ей, пусть она и грозилась сожрать меня... Никко объяснила мне множество вещей о клане и даже моей семье — что-то сродни стороннего наблюдателя. Она, как ты и Доку, защищает и отрезвляет меня. Три решительные, твердые личности, оберегающие сильнейшего во Вселенной... И каждый влияет на него по-своему. Похоже, в команде с охотницей будет проще удержать Тари-чана на плаву, что бы не подстерегало их за горизонтом настоящего. — Я... искренне рад, что тебе хорошо рядом с ней... — блекло прошептал Наместник, зная, что сейчас будет допрос. Наконец-то, блин, Тарине отвлекся на небо: он резко хлопнул в ладоши, сложив их в молитвенном жесте, и со слишком громким сарказмом сказал: — Аменоминакануши-сама, снизойдите на нас своей бесконечной мудростью и дайте Бозацу по голове, дабы он перестал впадать в депрессию из-за того, что я сбегаю от его присмотра. Воин сразу оживился: — Эй, я не в депрессии! Депрессия у Нидайме-самы, а я... Когда он запнулся, хмурый Дракон продолжил за него: — А ты ревнуешь и не можешь выкинуть меня из мыслей?.. Да у тебя повышенная тревожность. Бозацу вновь упал лбом на колени и приглушенно простонал: — Бля-я-ять... Какого хрена ты так действуешь на меня? Какое-то... — ...безумие, да?

— Ты безумие, и ты мой покой...

Ха, эти слова действуют в обе стороны... Принц положил ладонь на траву и сосредоточено опустил веки — вокруг прорастали и распускались сиреневые, аметистовые, серо-фиолетовые колокольчики. Воздух наполнился горьковато-сладким, мягким ароматом, который гасил все огоньки темного беспокойства, зажигая новые: радостные и восхищенные. Оглядываясь, Бозацу пытался понять, где конец цветочного поля, однако... его не было. Это все лишь для него... Не веря своим глазам, он все-таки повернулся к другу, обратив к нему сверкающий взор. Тарине смотрел с пониманием и лаской — эти оттенки редко встречались в двух золотых туманностях, растекающихся по солнечным дискам. На лице охотника проступила смущенная улыбка, и он отвел взгляд в сторону. — Где твоя сережка?.. — едва слышно спросил сын Второго, видимо, боясь сбить настрой Шодая. Ооцуцки вспомнил, что так и не надел ее обратно, и быстро вернул украшение, ставшее повседневным аксессуаром, как и у длинноволосого юноши. Бозацу заметил, что между ними появилась... красная роза? Всего одна? Они обычно кустом растут, а тут... Это явно не дело рук товарища — роза распустилась сама, не по желанию. Тари-чан слегка печально усмехнулся цветку: — На исполнение каждой техники влияют эмоции. Ха, похоже, ты опять беспощадно управляешь ими... Вон, заставил пробиться одну единственную розочку. «Беспощадно», да... Завороженный Наместник осторожно сорвал розу, пристально наблюдая за Тарине. Казалось, это действие должно было причинить ему боль, но он внимательно наблюдал в ответ, не понимая, что хочет сделать однорогий. По правде говоря, Бозацу тоже не знал что... Все из-за исключительно нежных порывов, вливающих в разгоряченный разум какой-то дурман, устраняющий все мысли, кроме тех, что заранее рождались в неизведанных глубинах сердца. Под немного удивленным, пытливым взглядом юноша поднес цветок к губам, пока что не дотрагиваясь. От лепестков веяло приятным холодком, в нос ударил чуть-чуть острый и землистый, тонкий, медовый запах, в котором он был бы рад задохнуться. В следующий миг атлас прильнул к устам. Тело покрылось мурашками, сердце будто прекратило свой быстрый стук, и вновь магические глаза словно одарили его касанием к точеной скуле. Бозацу поднял вполне ясный взор на Тари, упоенно целуя чертов цветок. Принц не отрывался, часто сжимая пальцами синюю ткань своего халата. Он со странным интересом и наслаждением улавливал каждое движение, каждый прерывистый вздох. Его щеки покрывались едва различимым в ночи румянцем, блеск в глазах усиливался. Не проронив ни слова, Тарине придвинулся к нему и накрыл теплыми ладонями держащие цветок кисти юноши. Шодайме не отвлекался от розы, оставляя аккуратные касания на крайних лепестках. Он старался не задевать пальцы охотника, но это выходило случайно, отчего тот опускал голову, прячась в пышных локонах. Сложилось впечатление, словно они и вправду в одном теле, их мысли сплетаются друг с другом, невероятные чувства смешиваются в соединительном звене — цветке. Одна Вселенная на двоих. Одна сила на двоих. Одна душа на двоих. С тихим вздохом Бозацу отпрянул. В голове парил вязкий сладкий туман, в груди постоянно что-то то стискивалось, то распиралось — он не имел понятия, что делать с этим чудесным недоразумением. Вот и действие того самого яда. Наместник думал, что Тари-чан будет сидеть, застыв, однако сын Второго-самы неуверенно коснулся губами другой стороны розы. Сейчас застывать начал Шодай: длинные пальцы переместились на его скулы, медленно и осторожно оглаживая их, будто по тонким лепесткам. Принц целовал розу неспешно, умиротворенно закрыв глаза и почти не дыша. Боги, он такой красивый... Закончив через минуту, Тарине снова посмотрел на него мягко и... счастливо. Бозацу млел от того, насколько глубоко он проваливался в безумно прекрасные очи. Юноша склонил голову влево, чтобы ладонь принца полностью накрыла щеку, и взял ее своей рукой, прося друга оставить руки. Свободной рукой Тари снял свою сережку, что немного спустило Первого-саму на землю. Не обращая внимания на его шаткое изумление, охотник надел звезду воину в правое ухо и нехотя отпустил Бозацу — все тепло, отпечатанное на коже, вмиг сдуло ветерком — почему оно не осталось с ним?..

— Ну и что! Мне не нужен клан... Мне нужен ты! Тари-чан, я люблю тебя больше, че—

— И я тебя!

— Вероятно, я тебя сильнее.

Тот самый момент одновременно пересек их мысли. Бозацу щелкнул пальцами, и тонкие плечи принца накрыл белый плащ с красной подкладкой и высоким воротником. Тари-чан вздохнул сквозь пасмурную полуулыбку, опустив острый подбородок, и с неясной досадой проговорил: — Ха... Я тебя все-таки... сильнее, хотя любовь мерить глупо... — Просто ты глупый... Они оба глупые... Ужасно глупые.

***

Четверка шла по сухой степи в абсолютной тишине. Жаркое солнце давно спалило это безжизненное место. Тари уже который день накрывали воспоминания: то он отдыхает на террасе и видит читающего свиток, вальяжно развалившись на диване, отца вместо Никко, то он сидит в любимом поле, только уже не поливает напрасными слезами цветы из-за гребаной тоски, вслушиваясь в мысли Бозацу, наполненные лишь им. Охотник хотел оказаться в том поле, когда принимал мучения отца, и опасался, что новая ассоциация с другом сведет его с ума, если что-нибудь подобное повторится... Спокойный бескрайний пейзаж выделялся только острой серой скалой на фоне серо-голубого, туманного вдали неба. Она торчала из пожелтевшей травы через три километра. А ведь он тысячи раз обхаживал окрестности в пределах сорока километров от поместья. Даже мама не замечала ничего подозрительного, не то что владелец Джогана. Похоже, храм очень хорошо скрыт. На удивление, сегодня Дракон был в отличном настроении, что находил подозрительным. На сердце не скреблось ничего, кроме слабой обиды на то, что поутру Шодайме вернул сережку, — он правильно сделал, ибо все-таки это подарок Нуши-самы, хотя товарищ обломал выражение любви. Пусть и неуклюжее. — Боги, да это нормально! Пойми уже! — синхронно вздохнули идущие впереди девушки, чем напугали его. Он забыл, что краснеет как рак, вспоминая это... Оглянувшись назад, — Наместник был во главе группы — Бозацу издал краткий бархатный смешок. Ни от кого не утаишь! Подруги читают, как открытую книгу, Первый-сама насмехается! Ноль понимания. — Я покраснел, потому что загораю, — нахмурившись и сгорбив покатые плечи, обиженно «оправдался» сын Нидайме. — А волосы чего вьются?.. — с холодной издевкой спросила Кудокутен. — Напомни-ка, Никко-химе! Та была рада поддержать графиню: — Когда он балдеет от чего-то или кого-то. Они невыносимые. И неисправимые. Ладно еще, если бы они были по отдельности, однако вместе заклюют любого. — Хватит цепляться к Тари-чану! — продолжая смеяться, попросил однорогий воин. — Лучше бы присоединился, — искривила бровь Доку и четким движением раскрыла белый веер. — Ты поболе нас шутишь над ним, а другим запрещаешь. Я считаю, это нечестно. Бозацу почему-то... промолчал. Тари не услышал ни единой мысли. Снова закрыл канал, паршивец. Лица тоже не видно, поэтому сложно предугадать эмоции господина Первого. Кудо права: друг любит острить, но все слова сказаны без злого умысла. Неужто Шодай всерьез задумался о негативном влиянии подколов?.. Блять, надо, что ли, напомнить ему, что это всего лишь шутки и они не задевают? Дракон быстро обошел подруг и допрашивающе вперился в товарища, шагая рядом. Пару секунд задуманный Наместник делал вид, что не замечает его, и, набравшись привычного энтузиазма, выдал: — Что? В хрипловатом голосе просквозила твердость: — Я не обижаюсь. Бозацу опустил взгляд, словно очень провинился. — Я знаю... — Нихера ты не знаешь, деревенщина, — просиял Тарине и, получив застенчивую улыбку в ответ, вновь занял позицию замыкающего. Под хихиканье девушек Ооцуцки подошли к широкой косой скале, возвышающейся на пятнадцать метров вверх. У подножия дул ветерок, заставивший Тари пожалеть, что он не собрал волосы с утра: они постоянно закрывали глаза и лезли в нос и рот. Еще и запутаются. Юноша слегка опешил, ибо Никко просто собрала пышные локоны в кулак и держала их. Она взялась так, что ему было совсем не больно. — Нам нужно твое зрение, — сурово разглядывая четкие вертикальные линии на камне, пояснила охотница (8). — Я ничего не видел в детстве, — Тари-чан с ностальгией коснулся кончиками пальцев холодной скалы. — Надеюсь, хотя бы сейчас увижу. — Я тоже попробую, — уверенно кивнул Первый-сама. Принцесса тоже вызвалась: — И я. — Ой, одна я здесь без особых глаз, — равнодушно фыркнула Доку-химе. — Сказала та, которая вправила мне мозг и додумалась активировать фреску, — саркастично поддержал ее принц. Кудо должна понимать, что не менее важна. Глава охотников резко обернулась к графине: — Стоп, что? Хвала Богам, Бозацу перебил их: — Долго объяснять. Давайте лучше искать вход. Правильно — слезливые истории Никко не нужны, а то начнет жалеть его... Смутное ощущение родного взгляда на себе заставило Тари, вопросительно склонив голову к плечу, повернуться к Шодаю, чьи выразительные узорчатые очи беспрепятственно проникали в перемешанные мысли: — Она не из тех, кто будет жалеть. Реплика ответу не подлежит... Задумчивое сверление скалы прекратила госпожа, успевшая обойти ее уже несколько раз. — Вход с другой стороны! — принес жаркий ветерок. Бозацу явно насторожился, пока они шли к подруге. Беспокойство кололо и принца: никаких дыр раньше не было — он не мог пропустить обычный вход в пещеру. Скорее всего, храм захотел, чтобы они вошли, либо сочетание чакр юношей сработало в качестве пропуска. Компания спустилась вниз по узкому тоннелю и вошла в темный зал. Сталактиты, растущие на высоченном потолке, грозились упасть и проткнуть их, стены рассечены четкими линиями, посредине пола... узор, в точности копирующий форму внутри активированных глаз Наместника. Если они в храме кого-то из Цоокасаншин, то это — святилище Такамимусби, однако юноша был не уверен в догадке, ибо нет волнующейся энергии, ощущение которой он запомнил от фона Нуши-самы. Или нужно поколдовать, чтобы храм пропустил их дальше, потому что здесь точно не одна комната. — Судя по всему, храм следует включить, — констатировала Кудокутен, обхаживая узор. — Бозацу, похоже, нам понадобятся твои умения. — Снова используют, — тихо рассмеялся друг, и тревога искривила губы Тари. Храмы — опасные места, особенно для первопроходцев. Очи Шодайме зазвенели, повторив рисунок на полу. Ничего не произошло. Он задумчиво хмыкнул и предложил: — Наверное, нужно использовать взаимообратные глаза. Все взгляды устремились на него. Естественно, как же без Джогана! Никко спрыгнула откуда-то с потолка: — Тарине, делай магию, — ой, будто это так легко... — Слушайте, я не увидел долбаный вход — Джоган бесполезен. Я рассматриваю помещение и нихера не вижу, — он развел руки в стороны. — Боюсь— — Ты хоть попробуй, — перебила принцесса, сверля его приказывающим взором. Он постоял пару секунд, недовольно зыркая на каждого, и, закатив глаза, подошел к узору. Прямо под ногами принц заметил какие-то символы под слоем пыли. Тари-чан сел на корточки и смахнул ее. — Вот и подсказка, — восхищение Бозацу слегка расслабило его. — Кровь бамбукового существа, носящего в сердце звезды, окрасит Дхарму в черный, и духи откроют храм. (9) — С древнего «бамбуковые существа» — это Ооцуцки, так что по первому пункту мы уже подходим. Дхарма — это рисунок твоих глаз, но при чем тут черный?.. Что у нас есть черное с собой? — Твоя склера, Тарине, — напомнила глава охотников, все еще исследуя стены. — И звезды тоже про тебя, ибо Чистый глаз вроде как озаряет душу или что-то типа того. Не «озаряет», а путает и наводит страх. — То, что мы тут с какими-то духами вас не смутило?.. — Доку явно готовилась отбивать чей-то разум от древних приведений. Сын Нидайме точно знал, что те твари прицепятся именно к нему. — Скорее всего, это охранники храма. Обычно они безобидные ребята, — однорогий хотел успокоить его фактами, однако святилища Цоокасаншин наверняка напичканы сюрпризами... — Тем более мы Ооцуцки с особыми глазами. Они должны узнать нас. Все равно что-то здесь нечисто... И Кудо разделяет его опасения. Была не была. — Я проведу ритуал... в одиночку. — Что за ритуал? — взгляд товарища мгновенно заострялся у его затылка. Нельзя оборачиваться. Бесцельно проведя пальцами по надписи, Дракон тихо ответил: — Я дам Джогану свободу, и тогда... у меня появится черная кровь. — Какую свободу?.. — ох, прицепился... Первый-сама слишком хорошо знает, что его затеи крайне рискованны. Придется объяснять максимально осторожно, чего он не умеет: — Я хочу войти в состояние глубокой медитации и дать энергии, генерируемой Джоганом, почти полностью заместить мою чакру, по принципу перевеса Хоста над Сосудом (10). Вследствие меня накроет Божественное Провидение (11). Надеюсь, когда я буду не в своем уме, догадаюсь порезать себя. Никко-химе спрыгнула со стены и подошла к ним: — Как это связано с черной кровью? — Дело в том, что у меня в голове циркулирует исключительно черная кровь. Видимо, это как-то связано с Аменоминакануши, ибо вместо глаз у него сначала были космические пустоты, поэтому склера, глазные нервы и кровь черные. — У тебя есть дополнительный круг кровообращения, не соединенный с сердцем? — И да, и нет. Кровь из головы фильтруется в нормальную из-за реакции иммунитета, принимающего ее за отравленную, однако организм не всегда справляется, потому у меня часто болит башка и не деактивируется Джоган. Охотница опустила взгляд, словно пожалела, что спросила. Когда они уже поймут, что ему жить с этим до самого конца?.. — Нет, Тарине, — внезапно высказался воин, погруженный в свои мысли. — Мы не знаем, как безопасно вывести тебя из Божественного Провидения. Даже мой отец не знал, как справиться с этим... бешенством. Отец не умел бороться против перевеса Джогана, а страдал Хаттошики-доно, испробовавший миллионы методов, дабы быстро привести коллегу в себя, но все заканчивалось жестокими битвами. В итоге, родитель «возвращался» лишь после потери сознания... среди гор трупов, лежа под запыхавшимися покойным Шодайме. Бозацу прав... однако охотник старается для великого дела. Однорогий юноша мысленно чуть ли не приказал отойти с ним на выяснение отношений. — Ты ведь говорил, что доверяешь мне, — сразу надавил Тари, скрестив руки на груди. Иногда ему некомфортно под этим пронизывающим насквозь взором... — А ты говорил, что будешь осторожнее, — ничто не парирует столь удачно, как сконцентрированная серьезность тона Наместника. Нужно отбиваться, или не видать им храма: — Обещал, но и сейчас я осторожничаю, потому хочу провести ритуал без вашего участия! — Есть другой выход! — Какой?! — рассерженно вспылил Тари-чан, подойдя к нему в упор. Зная, что ответа нет и не будет, он с приглушенной угрозой повторил: — Какой?.. Это — древнее святилище. Тут нет «другого выхода». Бозацу отпустил потускневшие каким-то стыдом глаза и все-таки тихо выдавил: — Делай, как хочешь. Он... не стоит на своем?.. Шодай развернулся, собираясь идти к девушкам, однако Тарине не смог задавить горькую издевку: — Хочу, чтобы ты включил мозг, — непонятный быстрый взгляд друга пробрал обидой, но все-все эмоции вмиг... испарились, оставив закрытый, непроницаемый взор. В слегка светящихся, золото-черных бусинах исчезло тепло, погас азарт — перед ним господин Первый, внутри которого нет ни капли истинной души Бозацу, словно в нем за секунду вырос хладнокровный от одиночества и жестокости воин. Принц тоже охладел: — Я свободен, Шодайме-сама? — он не извинится, иначе Наместник пристанет во время ритуала. Через полминуты острая сталь в низком голосе рассекла наэлектризованный воздух: — Не убейся, — товарищ чуть опустил подбородок. Ха, указывает на то, что он выше. — Вот возьму и убьюсь... — флегматично промямлил Тари, ибо говорить внятно внезапно стало... больно. — Тебе назло... Пухлые губы однорогого юноши сжались в тонкую полоску, словно он не хотел выпускать слова. Бозацу молча развернулся и пошел к девушкам. Так будет лучше. Сын Нидайме тоже вернулся к компании. В круге с восемью остриями, диаметром примерно десять метров, они нарисовали герб клана таким образом, чтобы все кончики звезды совпадали с зубцами Дхармы. Выходит, что, сложив символику клана и особых глаз, получится звезда в короне... Все вышли из узора, Дракон сел на колени в небольшом круге внутри герба. Долой страх. — Помните: в любой момент через меня могут начать действовать духи-охранники или активируется Божественное Провидение. Я буду делать все, дабы противостоять им, но полагаюсь на вас. Предупредительная речь озвучена — можно начинать.

***

Никко от слова совсем не нравилось настроение Первого Наместника после «милого» разговора. Она пыталась не подслушивать, но, черт, как же интересно наблюдать за ними... Девушку тоже тревожили намерения ее подчиненного: долбанное Божественное Провидение, духи, и они не знают, как правильно поступить, если что-то из вышеперечисленно случиться. Допустим, чтобы вывести Тарине из божественного режима, наверное, следует просто врезать ему либо попросить Кудокутен прервать выработку чакры Джогана хотя бы на пару секунд. С древними духами посложнее: некоторые могут иметь сильное сознание, то есть желательно применить тот же способ, что и при Божественном Провидении. Пока что ничего, переходящего границу странности, присущей принцу, не происходило: он просто медитировал... только с открытыми глазами. Юноша старался держаться равнодушно, но он переодически хмурился и морщился от внезапно проступающих наружу эмоций, — в голове воюют мысли о ссоре и о ритуале: в нем точно бушевала ненависть к себе за сказанное... Тари-чан тяжело и громко выдохнул, понурив голову, — лицо спряталось в пышных локонах... которые начали парить, как в невесомости. Волосы завораживающе плыли вокруг, все-таки показав им обрамленные плохо скрываемой печалью очи, — Бозацу-сама свел глаза в пол. Тот взгляд режет его, и он позволяет резать себя. — Что это?.. — промямлила графиня, активированным Бьякуганом следя за охотником. — Ребята... Никко подошла к границе круга и сощурилась на Тарине: вены у него на лбу, висках, шее и руках окрасились в темно-серый. Юношу словно отравили чем-то... — Это то, о чем он предупреждал, — вынесла вердикт принцесса. — Видишь: вены чернеют от Джоганов, — кратко взглянув на стоящего позади у стены несчастного Первого, она решила приободрить его: — Все идет по плану. Ноль реакции. Может, лучше вообще не трогать?.. И, поймав укоряющий взор подруги, охотница поняла, что нужно оставить его. Из опустевших глаз Тари, глядящих вниз, лился уже бездушный свет — казалось, только он озарял зал вместе с едва переливающимися волосами. Правая рука юноши, изрисованная черными жилами, поднялась, и из портала в ладонь выпал стальной кинжал. За спиной сильно напряглась аура Наместника, который еле держался, чтобы не прервать действо. Охотник склонил голову на бок, что пока что похоже на него, и с непонятным любопытством посмотрел на почерневшее запястье левой руки. Словно впервые видит... Лезвие с легкостью рассекло тонкую кожу — на устрашающе спокойном лице ни малейшего оттенка боли. Капли черной крови упали на рисунок, вспыхнувший ярко-золотым. Запылала звезда, затем узор глаза Бозацу, а потом и линии на стенах, — пещера наполнилась теплым светом, в котором особо выделялось ледяное сияние двух белых звездочек и плавно развивающихся волос Тари-чана. Охотник зачем-то чуть наклонился вперед и медленным движением провел кинжалом вверх по скуле, к правому глазу. Он не говорил, что будет выкалывать себе очи. — Это уже не Тарине! — громко объявила Кудокутен и побежала к нему — Никко не успела остановить ее, на всякий случай, включив бирюзовый чакра-режим. Госпожа затормозила возле принца и забрала орудие, выкинув подальше. Ожидаемо, она съездила ему по лицу с чуть взволнованным: — Ты с нами? Дезориентированный сын господина Второго схватился на левую щеку и, согнувшись к земле, со слабым раздражением пробубнил: — Нельзя было понежнее?.. — Он с нами, — облегченно вздохнул Шодай. Как бы он не гневался, все равно не сможет убить в себе беспокойство за Дракона. Глава охотников тоже ощутила приятный спад напряжения и потушила кулаки. — Ну, как тебе Божественное Провидение? — Доку включила профессиональный интерес, рассматривая длинноволосого со всех сторон. Тот выпрямился, утирая кровь с зажившей щеки: — Я бы не сказал, что перестал узнавать энергии вокруг. Сознание просто помутнело, и моими движениями что-то управляло. Посторонних голосов не слышал. Может быть, это и не Провидение вовсе...— темнота в его глазах внезапно пропала, уступив место янтарным Бьякуганам. Тарине непонимающе нахмурился: — Я не вырубал Джоган... — В смысле? — оживился Бозацу и подошел к Никко. — Он сам пропал, и я-я не могу вернуть его! — блять, он начинает паниковать. — Такого раньше не случалось! — Тарине, уймись! — Кудо сильно тряхнула охотника за плечи. — Не забывай, что ты находишься в храме, где, скорее всего, основным ключом являются глаза Бозацу! Ты сам рассказывал мне, что Ринне Шаринган и Джоган способны глушить остальные глаза, а значит, это работает и с тобой. — Но я ничего не делал, — Наместник вопросительно вскинул бровь. Графиня повернула к нему голову, не отпуская раскрывшего рот Тари: — Уверен? Ты мог неумышленно. Девушка тоже решила вынести предположение: — Я не исключаю, что духи святилища могли заблокировать Джоган по неизвестной причине, однако чакра Шодайме-самы фонит сразу в куче плоскостей. Возможно, дело в попадании этой чакры в смежное измерение Джогана, потому переключатель в голове замкнуло. — Мальчики, ваши глаза начали конфликтовать явнее, нежели обычно... — Кудо не знала, что делать. Во лбу Дракона открылось третье око, которое начало смотреть по сторонам. Выдержав минуту тишины, он заключил: — Конфликтует Бозацу, и это абсолютно нормально, и что-то еще... — его рука указала на откуда-то взявшийся темный проход дальше. — Оно затаилось за стеной. Через новый проход, незаметно появившийся после выполнения ритуала, Ооцуцки оказались в другом зале — этот уже напоминал традиционные храмы, где главным объектом была огромная статуя. Над десятиметровой скульптурой неизвестного существа располагался источник довольно тусклого желтого света, похожий на тонкую пластину, прикрепленную к ровному потолку. Существо со статуи не напоминало соклановцев: выбритые виски, густая прядь посередине заплетена в косу, на круглом лице вырезаны толстые полосы: ото лба к подбородку и по три поперечные разной длины на щеках; одежда — обычное кимоно; два коротких рога росли вверх тонкими заборчиками рядом с ушами. Почему-то Первый-сама перешел на сдавленный шепот: — Главный хранитель?.. Тари-чан направился к статуе, осматривая окружение Риннеганом и Ринне Шаринганом. Фух, похоже, ему полегчало. Оттолкнувшись от земли, принц грациозно подлетел к голове неизвестного: — М-м-м, наверняка кто-то из Цоокасаншин: я видел похожее существо в воспоминаниях Нуши-самы. Случайно. Молодец. «Случайно»<i> прошерстил память Правителя Неба. Доку обернулась назад и дернула Никко за рукав <i>— проход исчез. Отлично, они в ловушке. — Мы найдем выход, — кивнул им воин. Ему тоже было не по себе, но он держался оптимистично ради всех. Они подлетели к отпрыску Нидайме, изучая статую, которая, очевидно, главная подсказка. Никко старалась не думать о том, что будет, если они застрянут здесь, ведь из портальных техник в этом проклятом зале не работала даже Емоцу Хирасака. Ооцуцки на протяжении нескольких часов выясняли, отчего материя не искажается даже козырными глазами Наместника: объекты не сжимались. Зато Стихии и поглощение техник работали. Вероятно, что-то, замеченное Тарине, имеет настолько большую власть над пространством. Например, Тари и Бозацу могли ограничивать действия с материей лишь в созданных ими измерениях, и то, для этого требовались титанические усилия. Они, как любопытные парни, тренировались в ограничении растяжимости пространства и в родном мире — получалось хреново, и искривления, сделанные теми недотехниками били им по глазам из-за злосчастной связи очей. Девушкам надоело крутиться вокруг статуи, поэтому они сели у нее на голове, ожидая, когда гениальные головы юношей додумаются сломать что-нибудь, что откроет ход дальше. Из полусонного состояния охотницу вытянул взрослый женский голос с хрипотцой, прозвучавший снизу: — Неужели живые души?.. Все почему-то спрятались именно за висящим в воздухе, не менее растерянным Первым-самой — Тари вообще обвил его руками и ногами, шокировано расширенными глазами ища владелицу голоса. — Тари-чан, отцепись, прошу, — четко попросил Бозацу. — Размечтался! Мне не послышалось, следовательно, мы в жопе. Однорогий юноша взглянул вниз и, никого не увидев, вынес вердикт: — Тебе послышалось. Охотник повернулся к девушкам: — Скажите ему, что тоже слышали! Обменявшись советующимися взглядами, они согласились. Шодай задумано поджал губы, в недоумении кинув взор на упершегося лбом ему в спину Дракона — грудь Никко протаранило неясное ощущение при виде этой картины. Чего он так боится? Почему просит защиты?.. Либо он хочет, однако словесно не может извиниться за перепалку в прошлом зале? Боги, отчего принц вечно такой чувствительный?.. С глубоким, дрожащим вдохом он все же отпрянул от широкой спины, на мгновение задержав руку меж лопаток едва заметно сникшего друга.

— Не убейся.

— Вот возьму и убьюсь... Тебе назло...

Ужас, как можно говорить подобное друг другу, прекрасно зная, что обида разорвет обоих?.. Ладно Тарине, однако господин Бозацу зачем сморозил эту херню? Он осведомлен о влиянии его слов, жестов и даже взглядов на товарища — неужели бил специально? В принципе, Первый мог сорваться вследствие ранних подвигов сына Нидайме-самы — она не в курсе полной картины, но Бозацу способен вытерпеть, так что он тупо не захотел прикрутить огонь тревоги. Как маленькие дети... Ладонь Тари прижалась к глазам, голова опустилась, зубы стиснулись. — Что уже?.. — обратилась к нему Кудокутен и приблизилась, на всякий случай, подхватив его под локоть. — Глаза... они... — пальцы раздвинулись — за ними жутковато горели Джоганы. — Они не переключаются... опять. — Ебучий Джоган, мать вашу, — яростно нахмурилась принцесса и получила до мурашек строгий, порицающий взгляд Бозацу. Она быстро исправилась: — Не в обиду Аменоминакануши-саме. Сколько еще проблем доставит Чистый глаз? Сколько еще Тарине будет страдать? — Голова снова раскалывается... — еле прошипел юноша, зарывшись пальцами в волосы. Почему Шодай не смотрит на него? Думает, что это из-за него?.. Было бы все в норме, он бы первым кинулся к Тари. Кудо и охотник устроились на голове статуи. Графиня проверяла, не взломала ли юноше мозг какая-нибудь гнида, а она охраняла их с меланхолично-печальным Бозацу. Они парили чуть поодаль, так что шептать не пришлось: — Бозацу-сама, перестань. Сглупили — бывает. Помиритесь обязательно. Его губы искривились в горькой ухмылке, закрытый взгляд потупился вниз. Охотница мало чем помогла, но Шодайме в срочном порядке нужно вернуть уверенность в себе. Откуда-то сбоку вновь прозвучал тот голос: — Почему проклятые глаза убийцы, омытые кровью истинного бога, снова пылают здесь? Ооцуцки тут же приняли боевые стойки. — Выходи, кем бы ты ни была! — крикнула Никко, зажигая кулаки чакрой. От шалящих нервов ее терпение трескалось. Ответа не последовало, и они с Бозацу хотели повернуться к друзьям, однако их настороженные взгляды почему-то сцепились, — сенсоры начали до звона в голове предупреждать о неладном. — Что-то происходит... Он открыл рот, хотя что-то ответить, но его внезапно утянуло в тень. Девушка кинулась за ним и чуть не врезалась в стену. Она, оторопело оглядываясь, проорала: — Бозацу-сама, где ты?! — Что?! Где Бозацу? — крикнул принц, потихоньку приходящий в себя. — Почему я не чувствую его?! — Не ты один, — не выдавая паники, согласилась Доку. — Его утащило в тень, и прямо перед этим сенсоры начали зашкаливать, как никогда прежде! Всполошенный Тарине посмотрел по сторонам, резко встал, достал кинжал из-под кимоно и порезал ладонь, капая черной кровью на статую. Жидкость медленно растекалась по каменной голове под слова на древнем языке. С его лица не сходила холодящая все внутри, ехидная улыбка. Вот и поехала башня. Девушки понятия не имели, что он там говорит, но... по его телу от Джогана начали расходиться темно-серые символы, как во Второй форме, однако они не оставались на месте, а постоянно менялись. Вдруг из тени к ним выплыло высокое — под два метра — существо, полностью завернутое в испачканную белую ткань, выделяющуюся только бордовым пятном посередине груди и в области шеи. Правая рука неизвестного держала за рог бессознательного Бозацу, по коже которого тоже гуляли рисунки Второй формы, — на его сережке горел рубин. — Кровопролитие в моем храме, божественное создание? Я могу заставить тебя умыться ею или... — из-под ткани выглянула белая худая рука с тонкими пальцами. Существо странно обняло Бозацу со спины, и длинные острые когти чуть впились в кожу шеи Ооцуцки, выпуская бордовую кровь, — ...утопить в ней, — оно сильнее прижало к себе Наместника. Госпожа достала клинок из-под белого кимоно: — Отдайте его по-хорошему! — Вы зашли сюда по-плохому. Я не намерена выпускать вас просто так. Тем более... — ее рука опустилась к сердцу Шодая, — ...такие экземпляры. Дракон оттолкнулся от статуи и молниеносно оказался почти нос к носу с существом, но его не пропускал невидимый барьер, — они нашли того, кто контролировал гравитацию. Юноша зашипел фальшивым спокойствием: — Я сломаю не только этот барьер, но и твою шею, если не отпустишь его. Она сильнее обвила руками Наместника и положила окровавленный подбородок на его плечо. Глава охотников удивилась, что ее Бьякуган не видит сквозь ткань... Выглядит, как обычный старый мешок. — У меня нечего сворачивать, дорогой, а вот Полярной звезде можно и... — пальцы прошли сквозь грудную клетку юноши и с трудом вырвали оттуда маленький золотой шарик из энергии. Тари-чан ударил кулаком по барьеру, часто дыша сквозь зубы, — ...душу покалечить. — Что ты сделала? — Кудо понимала, что браниться нет смысла, хоть в мерном тоне звенело беспокойство. Существо поставило шарик напротив скорченного в ярости лица принца, неустанно делающего попытки пробить прозрачную стену. — Это — душа Полярной, — из-за прозвища охотницу переклинивало... слишком непривычно. — Предлагаю вам выбороть честь быть проведенными ее светом. — Может, Вы просто отдадите его, и мы больше никогда не вернемся сюда? — в Никко теплилась надежда, что после сумасбродства и грубости отпрыска Второго эта дамочка все-таки отстанет. Главное, чтобы Тари успел остыть за эти несколько секунд, а то он на взводе: видимо, чувствует душу и не может дотронуться... — Могу отдать тело, и идите с миром, — она играет с ними... сучка. Новый удар в конец разъяренного юноши сделал трещину в барьере — существо будто бы испугалось, немного отпрянув. Черные узоры на Тарине снова заползли в глаза, исчезнув и у Бозацу, — скорее всего, это явление связано со смешением их чакр во внушительных количествах, из-за чего они были близки к переходу во Вторую форму без поедания Плодов, а гипотетическое духовное вместилище смогло скомпенсировать совершенно новую энергию между их телами. У этих Ооцуцки поистине удивительная природа... Время от времени она слышала о намерениях Шодая исследовать носителя Джогана. В принципе, он делает это с момента их знакомства, но ему явно было мало... А вот Никко подвесила бы эту парочку друг напротив друга на цепях в каком-нибудь подземелье... — Отдай Бозацу. Целиком, — отчеканил охотник. — Попробуй забери, — с азартом сказала она и, когда шарик света растворился в воздухе, щелкнула пальцами. На секунду зал погрузился во тьму — с потолка падал нежно-голубой свет, у юноши наконец-то активировался Джоган, а неизвестное существо исчезло вместе с Наместником. Никко буквально наблюдала, как отчаяние окутывает Тари черным коконом, как вина превращается в гнев, заостряя резные черты, как мелкая дрожь не давала сжать кулаки и разбить что-нибудь. Она без понятия, что сделать, что сказать... Все варианты казались неуместным. Внизу в стене появился проход. Незнакомка любезно приглашала их в ловушку, значит, нужно пустить того, кто точно сможет спасти воина. Так как древние твари любят трюки с душами и загадками, то придется отправить невротика одного, ибо у Кудо и Никко больше шансов где-нибудь оступиться, а Дракон знает чуть ли не все — если не вообще все — о господине Первом. В крайнем случае, девушки придут на помощь, но сей путь принц пройдет сам. Они приземлились у небольшого тоннеля, и принцесса озвучила свою идею: — Ты любишь его сильнее, поэтому пойдешь ты, — она опустилась на камень, наблюдая за тем, как Тарине приходит в равновесие, возведя взор к статуе. Он тяжко вздохнул и сказал: — Однажды я подошел к отцу и сказал, что он любит меня меньше всего на свете... — блин, начинается спор... — Он рассмеялся и ответил, что измерять любовь — тупое и бесполезное занятие. Наверное, это единственный его урок, который я действительно взял на вооружение, — принц, сосредоточенно прикрыв глаза, прислонил пальцы к стене, словно прислушиваясь. Ищет его. — Каждый из нас в каком-то смысле любит Бозацу, поэтому пойдут все. Один я слечу с катушек. Маленькая улыбка графини выдала гордость за друга: — Полностью поддерживаю Тарине. Психи. Они все психи.

***

Пятый день хождений по храму выдался сложным: Кудокутен чуть не раздавило валуном, Никко-химе знатно подкосил позавчерашний срыв из-за нежданного приступа клаустрофобии, и после этого она зачем-то начала носить черные перчатки... Может, девушке просто холодно в сырых залах?.. Тари-чану наоборот комфортнее в прохладе, правда здесь она пробирала до костей. Поначалу он радовался обожаемой температуре, но в первую же ночь не выспался из-за кимоно, впитавшего влагу из воздуха. Принц пытался сушить помещения для подруг, однако через пару часов приходилось прерывать беспокойный сон и делать все заново. Теперь он по-настоящему чувствовал себя ледышкой... особенно, когда не получалось зажечь костер: чакра не могла вспыхнуть в хладной крови. Ооцуцки без проблем переходили из зала в зал, открывая мудреные замки, ломая толстенные стены и спускаясь в колодцы ниже и ниже. И ему, и Доку-химе казалось, что существо ждет их на первом уровне храма. Сколько всего этажей, они не знали, потому что Джоган и Ринне Шаринган, черт побери, сбоили и не могли показать им полную картину, что внушало сыну Наместника горькое чувство беспомощности. В этом есть плюсы: он вкусил жизнь без шалящего Чистого глаза и давящего на окружение Ринне Шарингана, без выматывающих головных болей и ломок тела, хоть он и принял специфику своего организма. Прям... свобода какая-то. И какого хера использование Тенсегана и глаз Бозацу даже приносит удовольствие, а ему достались инструменты пыток? Почему очи, созданные из безмерной любви, изо дня в день наполняют его болью на протяжении девятнадцати лет?.. Да, любовь наносит раны, но она не зацикливается на мучениях... Блять, Тарине будто что-то неправильно делает. Похоже, Нуши-сама тоже ошибался... Прелестно, опять выходить за грань ради побега из этого гребаного омута... Окей, освободят друга, а потом— ...он даже его во снах не встречает... не ощущает ни рядышком, ни за километры под землей, ни в других измерениях... он не слышит ласкового полушепота с искоркой издевки, когда закрывает глаза... не чувствует опоры... Из болота мыслей его спасло эхо от капелек, падающих с потолка на камень и в озерцо. Тари-чан запутывался в пессимистичной паутине, в основном, оставаясь в одиночестве. Условными вечерами он уходил медитировать в надежде найти хотя бы малейшую зацепку, а на самом деле... спускал размышления с поводка и давал им стискивать горло до потемнения в глазах. Ебаная хранительница храма. Скучно видите ли стало. — Зря ты так, — знакомый женский голос наполнил пещеру. Естественно, она не появилась. — Я всего-то хочу удостовериться, что вы сможете дойти до конца, — шутливая интонация... как же тошно. — В смысле, до Полярной. Обладатель Чистого глаза— — Тарине, — быстро представился он, ожидая, что и она назовет имя, но этого не произошло. — Хорошо, Тарине, я заведомо знаю, что тебя не хватит, дабы спасти друга... если ты не откажешься от того, что приносит тебе более всего страданий. Что?.. Отпрыск Нидайме взглянул на свое отражение в синем из-за темноты озере: отчего-то Джоганы смотрелись... неправильно, точно эта деталь лишняя в произведении искусства. — Согласись, глаза-то красивые, и твой друг любит их, однако другие боятся. И будут боятся. Вдобавок... сколько еще ты сможешь протянуть без обезболивающих?.. Месяц? Год? Сто лет? С развитием Джоган станет досаждать больше и больше, отравляя твою жизнь... как отравила твоего отца, который прожил с божественным даром много тысяч лет, так и не сумев обуздать его. Шок замораживал кровь в жилах. Где она взяла информацию?.. — У меня иной подход к использованию Джогана, — принц пытался отыскать спокойствие, давая себе обещания: — И я найду лекарство. — Не найдешь. Им миллиарды лет, и вряд ли какой-то... упертый выскочка сможет изменить результат вековой эволюции силы внутри Джогана. Эти голубые глаза, в конце концов, лишат тебя всего. (12) О, нет... Хранительница права... Джоган едва не отнял у него жизнь, едва не отнял друзей... и не один раз, и не два, и не три. Если так пойдет дальше, то охотник обезумеет и начнет творить ужасные вещи... Нуши-сама твердил, что судьбы не цикличны, и сам убил живое существо... Поэтому на входе в храм существо упомянуло проклятые глаза убийцы, омытые кровью истинного бога. — Почему Вы назвали меня... богом? — язык начал подводить: эмоции разрывались в груди, дрожью отдавая в горло. — И-и почему говорите все это? — Я хочу сохранить жизнь Полярной звезды... и ты — тоже. — Вы не имеете никакого отношения к Бозацу. Я не верю вам. — С чего ты взял, что я не связана с ним? Впрочем... это не твое дело, — она серьезно, блять? Затирает про Джоган, давит на него и потом выдает: «не твое дело»? — Главное, что в будущем твои проблемы могут помешать Полярной и привести... к его скоропостижной кончине. — Заткнись! — рявкнул Тари и, увидев отражение отца, ударил по водной глади. — Заткнись-заткнись-заткнись!

— Понимаешь, что Джоган убьет твоего друга?! Да ты законченный эгоист!

— Заткнись! — слишком... много... голосов...

— Бессмертных нет. Если Бозацу продолжит быть рядом с великой силой, когда-нибудь... его не станет.

— Заткнитесь! Все заткнитесь! Не хочу ничего слышать! Заткнитесь-заткнитесь! Приступ бешеной паники остановила хранительница. Одним, сука, единственным словом: — Молчу. С трудом втягивая воздух, он признал поражение всей своей жизни. Тарине может исправить грядущее... все в его трясущихся, но удивительно сильных руках... Пусть Бозацу, Доку и Никко будут ругаться, однако они поймут и простят... обязательно... Его выжигало изнутри, выворачивало лишь от того, что пальцы медленно движутся к лицу. Отдаленно здравые мысли все еще кричали одуматься... ну и похер — юноша калечит себя ради блага. Дракон опустил голову и задержал ладонь — на нее упали непонятные слезы. И откуда они? Зачем текут? Бессмысленно. Сейчас ни одно чувство, кроме любви, не должно иметь вес. Он смелый и самоотверженный. Жертва в виде глаз — песчинка по сравнению с сохраненным будущим. Останется Ринне Шаринган, и на том спасибо. Отец избавился от подарка Небес из-за позорной трусости и вины, а Тари-чан совершает подвиг, — родитель ему не ровня. Изумление от собственной решимости скрашивало боль: большой палец проталкивался между глазным яблоком и глазницей, по дрожащей кисти текла черная кровь... Глаз выскользнул в руку — с хриплым вскриком длинноволосый молниеносным движением оборвал мышцу. Через минуту мучений на правой ладони лежало две звезды, два бессменных спутника, два наказания. Во имя Восьми Богов, ему будто ножи туда вогнали — откуда столько кровищи? Принц рефлекторно зажал пустые отверстия другой ладонью, ощущая привычно холодноватую жидкость и на ней. Он подавился внезапно нахлынувшим гневом, и сердце словно проткнули, заставляя его жалобно захныкать. Вот незадача: подступившие слезы уже не омоют очи, а просто будут течь по черным окровавленным щекам. Тарине спас всех. Да-да, определенно. Минус одна — две — угрозы. Прелестно. Он молодец... ...что скажут подруги, когда увидят его таким? Что скажет Бозацу?.. Что он, блять, скажет?! Пытаясь отстраниться от безрассудной ярости, забившейся в легкие, он кинул Джоганы в озеро, как обычные камни, и, согнувшись пополам и закрывая руками несуществующие глаза, истошно закричал, не веря в то, что натворил. И так осипший голос постоянно срывался, в сжимающемся горле саднило, внутри черепа все ныло, мозг плавился, пальцы судорожно пробовали нащупать глаза. Тари ломала ненависть к себе настолько, что он хотел утопиться специально для хранителя храма, дабы она сама оправдывалась перед друзьями, а потом Бозацу стер бы ее в порошок. — Хвалю, Тарине, — вновь этот премерзкий, саркастичный тон. Слетели последние здравые установки, дав ему возможность выпрямиться и внятно проорать: — Отдала Бозацу!!! Мигом! Она задумчиво смолкла — юноша начал задыхаться от страха, ибо не слышал чужих мыслей. А вдруг не отдаст? Вдруг с ним что-то случилось? Либо она убила его? Нет-нет-нет! — Мы не договаривались, что я верну его, — довольно напомнило существо. — Я всего лишь посоветовала тебе метод облегчения похода за ним... И все. Удачи вам. Только не это... Его развели, как маленького ребенка. Чем он руководствовался?! Тем, что духи «безобидные»?! Хера с два! — Стой! — частое дыхание отзывалось тупой болью за ребрами. Паника снова взяла верх над раскаленным разумом: — Ради Небес, пом-милуй его! Возьми меня! — осознав, что его уже никто не слушал, Дракон опять согнулся, собираясь впасть в ждущую уже пару минут истерику, но... ...увидел свое отражение. ...выпрямленные, растрепанные волосы спадали в воду, мимические мышцы вокруг рта сводило судорогами... его сверлили две белые радужки с голубоватыми огоньками, ограненные абсолютной тьмой. Иллюзия. Ебучая иллюзия.

***

Никко жалела, что захотела поговорить с ним, стоя у входа в пещеру. Она шла к нему с намерением как-то поднять дух и себе, и ему, а услышала... то, что не должна была. Боги, какая бездушная тварь свалила на сына Наместника все эти испытания?.. Принцесса уже бы скинулась со скалы. Простояв в ступоре полчаса, она осторожно вошла в небольшую низкую пещеру с озерцом. В темноте проглядывалась сгорбленная над водой фигура. Долго он сидел в этом положении... Совсем расклеился. Охотница сдержанно кашлянула. — Тарине-е-е, — расслабившись, протянула она и опустилась рядом, сразу накрыв ладонями в перчатках подрагивающие плечики принца: лица не было видно из-за свисающих по бокам прядей. Шикарные локоны отчего-то перестали пушиться... Следуя неясному порыву дурачества, Никко взъерошила волосы на его макушке, сопротивляясь ругающемуся юноше. Он пытался всячески убрать ее руки, однако не мог схватить их, хрипя ругательства. Нормально говорить охотник не будет следующие десять часов точно, если регенерация не подсобит. — Ник-кко! Кха, о-ой, хватит! — он начал издавать звуки, похожие на смех. Работает! Она перестала и почему-то зависла взглядом на его потрясающих глазах — они лучше родного светила. Да, уставшие, да, полупустые, но в них своя мистическая жизнь, в них точно спрятана суть... — Что?.. — блеклая улыбка сразу была накрыта ее губами. Тари явно замерз, и Никко сочла правильным заключить его в объятия. — Знал, что ты недотепа? — тихонько спросила охотница, давая ему устроить лоб в изгибе шеи. — Уведомь, когда захочешь сказать что-нибудь новое, — ого, пробудился мастер сарказма. С неровным вздохом вырвались смущенные слова: — Расскажи что-то, а?.. Так умиляет... — Конкретнее, — она посмотрела на принца, склонив голову чуть в сторону: сын Второго-самы мило насупился в раздумьях. — Почему тебя зовут Солнцеликой? Воу, принцесса ожидала любой другой вопрос, однако он опять умудрился удивить. — Мне было пятнадцать. Совет приказал вернуть пленных из демонического измерения, и на задание послали шестерку охотников. В том числе... меня. Прозвище возникло из-за того, что, когда я разрушила стену пещеры, где держали наших, во тьме с их стороны создался эффект, будто я стою на фоне звездного диска. В действительности, я была в чакра-режиме Тенсейгана, а те Ооцуцки отвыкли от яркого света, — она слегка грустно фыркнула. — Ничего особенного. — Они посчитали тебя ангелом, как и я... — слабое шептание принца заставило Никко прижать его ближе. Вот и та самая потребность в защите, в тепле. — Лесть не пройдет. — Я же от чистого сердца! — наигранная обида откровенно веселила. — Вечно меня ставят на место... Девушка сделала вид, что не услышала: — Твоя очередь рассказывать. — Не-а... — Рассказывай! — Не хочу! — ишь какой вредный. Настоящее дитя — его невозможно не обожать...

***

На следующий день они встретились непосредственно с хранительницей в очередном плохо освещенном зале, в центре которого был лишь невысокий камень идеальной кубической формы. Тарине еле приструнил поглощающее остальные мысли желание разорвать ее. Эта жестокая сволочь решила поговорить с ними... опять от скуки. От существа не исходила чакра, оно не создавало искривлений хоть и должно, потому что контролирует пространство. Есть вероятность, что хранительница снова глушит сенсоры и особые глаза... — Тарине, — она приземлилась на куб, — активируй Риннеган. К нему прицепился допрашивающий взор Кудо: — Что за?.. Никко зажгла кулаки бирюзовым огнем, с угрозой буравя хранительницу. Начинается... Все резко решили вступиться за него. — Это безопасно, — существо зачем-то взмахнуло рукой. Похоже на то, как делал Нуши-сама. — Клянусь. Максимально прислушиваясь к окружению, юноша, на удивление, беспрепятственно включил Риннеган, и... все вокруг начало искажаться. Он никогда прежде не наблюдал настолько сильных искривлений, что даже пол под ним то исчезал, то появлялся снова. Камень, на котором восседала хранительница тоже глючил. Сама материя не трескалась, что редко бывает. Наверное, к Риннегану подступило слишком много эмоций, и он начал коверкать пространство. — Семьдесят, нет, — считала слегка потрясенная глава охотников, — семьдесят четыре единицы... из-за обычной активации Риннегана? Ох, если бы он понимал... На мгновение за грудиной все онемело — в голове зашуршали незнакомые голоса: охотник разглядел тени, снующие туда-сюда за незнакомкой. — Девочки, вы тоже это видите?.. — с опаской поинтересовался он. Дракон не мог разобрать, о чем так рьяно спорят голоса... будто ругаются. Хотелось сбежать от явно чужих ощущений: в него словно поместили что-то инородное. — О-о-о, да ты молодец, — принца уколола странная улыбка существа, спрятанная под тканью. Ладонь Доку-химе легла на его плечо: она пробовала отрубить восприятие посторонних чувств, однако не получалось: неведомые эмоции вцепились намертво. — Солнцеликая госпожа, — резко обратилась хранительница — принцесса напрягалась. — Вчера Тарине не рассказал тебе историю, верно? — глаза Никко изумленно выпучились и, вернув строгость, метнули в него суровый взгляд. Пиздец, чтобы он еще когда-нибудь поперся в храм с кем-то... — Так как вы в храме Цоокасаншин и идете уже довольно долго, будет вам история. Заслужили. Ни в одной книге, ни в одном свитке, ни в одной летописи вы не найдете истину о тех славных временах. Тари опостылели эти голоса, и он прервал существо: — Во-первых, вырубите звуковое сопровождение — мешает, а во-вторых, исправьте искривления сами, если не даете включить Джоган для стабилизации. — Он всегда так капризно командует?.. — ясно, ей похер. — Нет, он просто капризный. Не обращайте внимания, — Кудокутен... предательница. Охотница иронично прыснула. Две предательницы. — Тарине, ты до сих пор не раскусил? Или прикидываешься? — сейчас рассмеется. Заебала со своими загадками... Когда его оставят в покое?.. — Я буквально показываю тебе, как пользоваться Риннеганом. — Ха! Каким образом? — Помнишь, как ты умирал в гостиной дворца? Тебя тревожили голоса и чуждые ауры, — откуда она знает?.. — А когда в детстве стоял у ворот города и не понимал, почему внутри так пусто? И сейчас ты тоже слышишь кого-то. Моя догадка подтвердилась.

— Ты рассказывал, что в некоторых местах при активации Риннегана ты слышишь эха голосов, видишь тени и различаешь их эмоции.

— Ты выяснил свою особенность Риннегана?

Везде, где светился фиолетовый Риннеган, возникали живые тени и шептали духи... Неужто это... — Ты видишь и ощущаешь прошлое и будущее, Тарине. Надо было больше практиковаться — понял бы быстрее. В данный момент, ты слышишь голоса прошлого. Он не верил своим ушам... Столько всего можно найти этими глазами! Однако есть проблемка, остановившая его еще в кабинете отца: банальный страх. — Но к-как Вы выяснили это?.. — Спасибо за Джоганы. Теперь понятно, зачем хранительница попросила вырвать глаза: она использовала их в качестве зеркала души, заодно узрев все его чувства, воспоминания и детали физиологии. У нее есть рычаги давления... и материалы для шантажа — нужно быть начеку. — И не беспокойся об искривлениях: Полярная звезда выполняет обещание. Бозацу, блять... — Объясни, — приглушенно потребовала графиня, сильнее сжав его плечо. Хранительница храма знает и об этом... — Потом, — буркнул он, стараясь сохранить ровное дыхание. Бозацу где-то там... один... в заточении... рвется к ним. — Хорошо, — хлопнуло в ладоши существо. — Можете присесть! Не стесняйтесь, — они не сели... — Надеюсь, эта история послужит вам уроком. Особенно для Тарине, как носителю очей виновного. Именно его силуэт тревожит тебя. То создание не знало предела в своей мощи и... сказочной глупости. Что поделаешь? Все мы были молоды. Аменоминакануши, первый из Цоокасаншин, родился слепым в то время, как Такамимусби и Камимусби вышли в новую Вселенную с даром видеть. Они познакомились и, конечно, подружились. Будущий Правитель Неба часто просил их описать цвета, предметы и даже внешность и вовсе не завидовал друзьям, ибо считал сие чувство противным. Шли годы, укреплялись связи, и на десятитысячный день рождения Аменоминакануши случилось чудо. Дело в том, что Такамимусби много лет печалился от того, что его товарищ не видит красоты мира: в трех глазницах первого бога плескалась вселенская бесконечность. И премудрый Таками придумал оригинальный подарок, который, по идее, должен был заменить глаза. Обвернув своей чакрой две угасающие звезды (14), он уменьшил их до крошечных размеров и отдал Аменоминакануши — тот вставил подарок в глазницы и внезапно... впервые увидел Такамимусби. Поразительная сила Правителя Неба сотворила то, что позже назовут Джоган.

— Джоган — проявление величайшей любви и сострадания.

— Ха, странно выражающий чувства, однако по-милому сентиментальный Аменоминакануши расплакался от счастья. Эта парочка сидела в обнимку лбом к лбу, наверное, целую ночь, наблюдая за звездопадом. История умалчивает, что они еще делали, потому что Такамимусби был довольно... изобретательным. — Фу, чего так ванильно? — скривилась Никко, и в нее вперились осуждающие взгляды Ооцуцки. — Продолжайте! — Просим прощения! — одновременно закивали Дракон и госпожа. После краткой паузы существо молвило, как ни в чем не бывало: — Из-за сильных эмоций в ту ночь у Аменоминакануши расцвело третье око, являющейся главным достоянием царской ветки вашего клана, — хранительница указала костлявым пальцем на Тари-чана. — Ринне Шаринган. Но... ничто не длится вечно. Такамимусби влюбился в Камимусби, у них родились дети: Омойкане, Сукунахикона и Такухататиджи, а Правитель Неба... остался позади. Без былой заботы друга его жизнь померкла, дни уже не приносили радости, и постепенно в нем выросла ненависть к подарку. Аменоминакануши считал, что Такамимусби якобы предал его... предал их любовь. Он долго вынашивал горе, однако никому не показывал терзающую тьму, даже когда был на грани истерики при товарище, ведь бог не хотел расстраивать ни Таками, ни Камимусби, — из хранительницы выскользнул тусклый смешок. — Не поверите, но дети Правителя Неба родились именно из этих слез. Говорят, он сидел в пустом поле на какой-то планетке и плакал. Слезы упали в землю, и она дала ему двух малышей, Аменомихоко и Аменомороками, черты которых напоминали причину его разбитого состояния. Все-таки любовь перевешивала в нем... принося боль. Кстати, Такамимусби полностью принял детей, ибо они правда от него. — Прям образец, — снова прокомментировала охотница. Ей что, скучно? — Не то слово. Он дружил со всеми богами и считал их своей семьей, но в этой семье были и те, кто обожал повздорить. Например... Камимусби. Она имела горячий нрав и язвила больше Тарине, — спасибо за сравнение. — Естественно, от ее издевательств не укрылся и бедный Аменоминакануши. Ками не хотела подпускать Правителя Неба к Такамимусби и пыталась всячески поссорить их, однако не получалось. Она игнорировала депрессивное состояние Аменоминакануши и продолжала подкалывать... жестоко подкалывать, а иногда и глубоко оскорблять. Настал момент, когда терпение Аменоминакануши лопнуло. В пылу отчаянной ярости он убил подругу. Вот, что натолкнуло Нуши-саму на такой кошмарный поступок... Бог перевалил вину исключительно на себя — на самом же деле, виноваты и Камимусби с Такамимусби. Первой следовало прикусить язык, а второму... периодически устраивать серьезные разговоры обоим и принять тот факт, что за него идет война. Прошлого не изменить, и Правитель Неба понял это и значительно вырос над собой после той поры. — Аменоминакануши не сразу понял, что сделал... а когда его накрыло ужасное осознание, он вырвал свой Ринне Шаринган в знак того, что более не хотел сгорать в разрушительной привязанности. Но космическую пустоту во лбу заместил третий Джоган, появившийся на основе энергий, излучаемых двумя другими. Обстановка вокруг плавно изменилась: стало еще темнее, открылось серое, заволоченное тучами небо, точно вот-вот хлынет ливень. Тари оглянулся и не увидел подруг. Скорее всего, рассказ привел к новому испытанию, где он опять один... Прелестно. Все на том же кубе сидела хранительница и задумчиво смотрела позади него — там на голой земле сидело существо... Нуши-сама. Перед ним стоял высокий — тоже под два с половиной метра — статный мужчина в белом кимоно с тонкими вертикальными желтыми линиями; оно было подвязано широким черным поясом, расшитым золотыми гвоздиками. Вытянутое скуластое лицо обрамлялось черными линиями: одна шла от уха до уха по челюсти, другая была начерчена от середины подбородка до верхней губы. На широком лбу красовались знакомые отметины: две черные точки на месте бровей. Мужчина имел признак, присущий королевской ветке Ооцуцки, — ребристый древовидный рог, растущий вверх сплошной плоской короной на макушке, за которой почти до пят свисал хвост белых волос. Принца особенно привлекли его украшения: в ушах висело по звезде. С рубином и сапфиром. Сын Наместника рефлекторно взялся за сережку в правом ухе. Аменоминакануши хранил их миллиарды лет, дабы отдать достойным... Узкие перламутровые глаза незнакомца рассматривали дрожащего Нуши-саму: в них сквозил едва различимый шок и безмерное сожаление.

***

— Я... не могу загладить свою вину... никак... — Что сделано, то сделано... — вздохнул Таками. Он сел на корточки и уверенно накрыл шершавыми ладонями сгорбленные плечи, заставив друга поднять растерянный взгляд. — Нуши, я— — Ты должен злиться на меня... должен презирать, — в конце его тихий голос предательски дрогнул. — Почему ты этого не делаешь?.. Мусби отвел задумчивые глаза и нахмурился. — С чего ты решил, что я должен... возненавидеть тебя? — Да потому что я убил ее! — он ударил себя кулаками в грудь. — Я!!! Ты любил Ками, а я... — ...поддался ревности? Пальцы Аменоминакануши зарылись в волосы на затылке. Он, зажмурившись, потянул их и высек: — Не знаю! Я не знаю, что чувствую! Всегда не знал! Внутри будто что-то переломилось и-и... — он изумленно затих, когда щека оказалась возле чего-то теплого, а его руки осторожно убрали с волос, крепко удерживая. Губы задрожали только чаще — Нуши не мог вырваться. Он обязан понести наказание, однако Такамимусби обнимает его... ни за что. Зачем он это делает? Что хочет выразить? Что с ним не так? — Скажи хоть ч-что-нибудь... — сдавленно попросил Правитель Неба. — Таками, прошу... Тот устало вздохнул и прижал его сильнее. Изнутри грудь словно начали царапать осколочки, когда спокойное сердцебиение Таками билось в ушах. Бури противоречий наполнили легкие Аменоминакануши, выдавив из него тихий стон боли. Он... будто бездушный, пусть сердце и есть... — Ты любил ее, как никого... Почему же сейчас со мной?.. — Это была случайность, — прошептал ему в ухо Мусби. — Ты был не в себе. Это не оправдание... Не оправдание... Такамимусби будет скорбеть, грустить из-за того, что Нуши был, ха, «не в себе». — Я-я так и тебя м-могу... случайно. Опять короткий вздох. — Не волнуйся, Нуши. Я не допущу этого... Эта фраза взбесила Правителя Неба, и он попытался вырваться, однако железная хватка друга не сдавалась под отчаянным напором. Стиснув зубы, Аменоминакануши встрепенулся и гневно вонзил взор в узорчатые радужки. Наверное, он выглядел смешно: слезы, сбитое яростью дыхание, красное лицо, потрепанный вид. — Не допустишь чего?! — рявкнул бог. В Таками промелькнул испуг. — Как ты остановишь меня?! Где найдешь силу?!

***

Тарине отвел взгляд: почему-то на это невозможно смотреть... Перед ним чертовы боги: и Ооцуцки, и демоны, и Йорунотайо поклоняются им на протяжении тринадцати миллиардов лет. Еще при знакомстве с первым из Цоокасаншин принц уяснил, что у него непростая судьба и за приветливостью скрывается уйма страданий, однако убедиться воочию... совершенно иной опыт. Как сказал великий Такамимусби, что сделано, то сделано... В голове раздался щелчок, сменивший Риннеган на Джоган, — значит, блокировка снята. С переключением он вернулся в зал. Где чакра деву— — Они не страдали. Умерли за секунду, — легко отметила хранительница. Сначала юноша не понял, но, обернувшись назад... увидел трупы подруг. Очередная иллюзия. Она знает, на чем играть, но второй раз не прокатит. — Развеивай, или я сорву с тебя этот мешок и расквашу рожу. Существо вообще не испугалось ледяной угрозы: — До конца своих дней ты будешь заточен в этом лабиринте, отмывая грехи Правителя Неба. В одиночку. Я предупреждала, на что ты подписываешься, когда оставляешь Джоган. Она понятия не имеет, с кем связалась, тупая сука. И отлично — огребет по полной. Шесть дней не разминал кулаки. Похер уже. Не хочет по-хорошему — будет по-плохому. В ладонях охотника вмиг появились черные шесты, заряженные светло-голубой энергией, и он с разворота бросил их в нее, надеясь на попадание в грудь. Сразу создав еще два орудия, длинноволосый оказался возле куба... и остановил замах: перед ним стоял Бозацу... ...проткнутый первой парой шестов. И смотря в родные золотые глаза с черными узорами, пустеющие с каждой секундой, Дракон осознал, что это, блять, настоящий Шодай. Тари-чан переводил дезориентированный взгляд то на свои дрожащие руки, уронившие шесты, то на большие очи еле держащегося друга: он неустанно пытается что-то сказать, однако выходят лишь редкие громкие вздохи; пытается податься вперед, но хранительница храма держит за плечи. Бозацу, руки, Бозацу, руки, Бозацу и снова руки, а потом... ...гром загулял по черным тучам, душный ветерок, бегающий по бескрайней степи, принялся расчесывать пушащиеся локоны, грудь болела от бешеного стука сердца, легкие жгло, однако усталость не чувствовалась. Тарине заторможенно взялся за подол синего плаща, под которым скрывалась старая отцовская охотничья роба. Он на воле. Он свободен. Он принадлежит самому себе. — Это всего-лишь-сон-всего-лишь-сон-всего-лишь-сон, дебильный сон, — отрешенно затараторил он и... ...вскочил с постели... у себя в комнате... в поместье отца. Правда сон?.. Тари, как всегда, забыл задернуть шторы, ибо засмотрелся на темное небо и уснул. Он подошел к большому зеркалу, висящему напротив кровати: в звездном сиянии на него изможденными Джоганами пялился четырнадцатилетний парень. На него напала паника, резко перекрывшая дыхание. Что происходит? Почему он дома? Как, вашу мать?! Юноша последовал первой мысли и, сломя голову, побежал в спальню родителя, набросился на него, взял за воротник серебристого шелкового халата и взбешено высек: — Где, блять, Бозацу, Никко и Доку-химе?! — мужчина аж рот раскрыл. Не дождавшись ответа, Ооцуцки-младший сильно встряхнул его: — Где они?! — Откуда ты знаешь эти имена?.. — с искренним непониманием спросил Митеширо, осторожно убирая от себя руки сына. — Вы вроде никогда не встречались... Или я не в курсе? Принца будто поразило молнией: ему действительно вновь четырнадцать... у отца еще не было в планах убить его... Нет, во имя Восьми Богов, нет! Нет-нет-нет! Он жил в каком-то Вечном Цукуеми! И был прав, когда думал, что застрял в чудесном видении, но Тари обожает списывать все предчувствия на дереализацию! И к чему это привело?! К ебучему сну, длительностью в пять лет! В бессильном гневе и разочаровании парень грубо вырвался из рук не на шутку встревоженного Нидайме и, не обращая на него внимания, разрыдался. Митеширо неловко почесал затылок, даже не зная, что и думать. — Тарине, ты чего?.. Что за слезы из ниоткуда? — Хочу и плачу, понял?! — сипло дыша сквозь слезы, проорал Тари и закрыл лицо толстым одеялом, стараясь задавить стоны от адски жгущей под кожей боли. — Нахера ты меня мучаешь?! Зачем наслал это видение?! — По-твоему, мне нечего делать поздней ночью, кроме как придумывать тебе кошмары? Приготовившись спорить, не жалея себя, а может, и подраться с этим убогим подонком, он поднял голову, и перед ним снова сидела хранительница. — Ты правда после всего пройденного поверил, что это сон? Нет, правда, что ли?.. На протяжении этих лет ты мечтал проснуться? Серьезно? Во имя Небес, какой же ты... обманщик, — Тари-чан резко отшатнулся, обескуражено сверля ее выпученными от глубокого шока очами. — Ты обвел вокруг пальца самого себя пустой ложью. И теперь... ты оказался на распутье реальности и собственного вранья, не в силах понять, куда свернуть. Что это было?.. Где отец? Что она несет? Хранительница легко толкнула его в грудь, и юноша упал с кровати в воду. Тарине тонет. По-настоящему. Толща воды затягивает его, тусклый свет отдаляется и постепенно тухнет. А его поглощает холодная пучина. Давление давит на тело, разрывая голову, откуда-то взявшиеся раны больше не затягиваются, ибо он не хочет... просто не хочет, безразлично наблюдая за струйками бордовой, как любимое — противное — вино Бозацу, крови, оставляющими над ним тропу вверх. Похоже, никудышный конец — его удел. Ему суждено так подохнуть: в круглом одиночестве, держась во вполне здравом уме, в жалкой ситуации. Хотя почему «жалкой»? Он спасает друга, но соль в том, что Тари не справился... Никко и Доку достанут Бозацу и без его помощи: они бойкие и находчивые...

— Не покидай меня.

Ха, а ведь юноша тогда не ответил... и правильно сделал. Бозацу отлично знает, что, к сожалению, Тари всегда будет рядом... будет тенью, будет хранителем, будет болью, стачивающей его чудесную, открытую душу. Они часть друг друга на веки вечные... что крайне плохо... Ему остается положиться на подруг. Со временем они освободят сердце товарища от непомерного груза — Тарине Ооцуцки. Это — тот самый момент, когда нужно перевернуть страницу...

***

Бозацу наконец-то очнулся: он стоял на твердой, отполированной поверхности, которая зеркалила светло-серое небо, темнеющее ближе к верхушке небесного купола. Его словно проткнули не иллюзорно — острая боль гуляла по целой, хвала Небесам, груди. Память вернула на передний план образ шокированного Тари. Что с ним приключилось?.. — Величайшая воля Аменоминакануши и сила Такамимусби в одной оболочке, — торжественно молвил знакомый женский голос. — Ха-ха, ты будто их ребенок, — перед ним из пустоты выплыла двухметровая женщина... та самая, что была изображена на статуе во втором зале. Все приметы сходились: два плоских прямых рога от ушей, выбритые виски и белая прядь посередине, заплетенная в косу, симпатичное круглое лицо с «божественными» полосами: ото лба к подбородку и по три поперечные разной длины на щеках. Только... глаза какие-то мутные и неяркие. Балахон хранительницы не сменился: та же грязная, перепачканная на шее и груди ткань. — Я Камимусби, третья из Цоокасаншин. Добро пожаловать в мой храм. Нихера себе... Шодайме тут же поклонился: — Рад знакомству. Я Ооцуцки Бозацу Мьекен. — Выпрямись, Полярная звезда, — эх, опять... Первые боги — чудные ребята. — А Вы откуда знаете это прозвище?.. — Нуши нашел описание тебя на какой-то дощечке, случайно найденной в озере. Он сказал мне, что это — послание из будущего. Неужто от тех самых, что попросили вызвать его с Драконом на разговор?.. Позже разузнает — сначала нужно обрисовать ситуацию. — Зачем Вы отделили меня от компании? С ними все в порядке? И что с Тарине? Богиня закатила померкшие глаза, словно он задал бессмысленные вопросы, однако нехотя ответила: — Все хорошо. Не волнуйся. Тарине просто увидел тебя и удивился. Он же... впечатлительная натура, — вероятно, отпрыск господина Нидайме распсиховался после его исчезновения... Надо поскорее вернуться: подсознание подсказывает что-то неладное. — Ты не с ними, ибо я хочу потолковать. Все-таки... у тебя глазки Таками. — Честно, поначалу думал, что мы попали в его святилище. — Я просто люблю ссылаться на супруга, поэтому ты сбился с толку. — Но при этом сигнатура моих глаз не подошла как ключ для входа, — Бозацу скрестил руки на груди. — Потому что я так захотела. Храм подчиняется мне. Ладно... — Прошу, подскажите, где искать святилище Такамимусби-самы? Я хочу найти новую силу для своих глаз — только знания Вашего мужа помогут мне. Она язвительно сощурилась: — Зачем тебе иная сила, кроме как оружие внутри тебя?

— С этой секунды, по моей воле ты светило всех народов Вселенной, а в твоем сердце самое могущественное оружие.

Сразу видно родственников: говорят одно и то же... — Ты посланник Нуши в этом мире. Он никогда не назначал себе приемников — ты выделился: значит, твой потенциал столь же бесконечен, что и Вселенная. — Однако я хочу угнаться за Тари, потому что беспокоюсь за него! Когда-нибудь у меня не получится помочь ему! — Что тебе мешает искать свитки с Джоганом? Не думал поговорить с Нуши о Чистом глазе? — Во всех землях нашлась лишь одна тоненькая книжечка про Джоган, а к Аменоминакануши-саме очень трудно попасть. Вдобавок у него плохая связь с основным измерением. Я, конечно, попробую попросить помощи, когда найду его храм, но ответ вряд ли будет. — Ты только что недооценил Правителя Неба. — Я излагаю факты и не исключаю возможность того, что все получится. Ками немного подумала и пробубнила себе под нос: — Таками хотел бы, дабы я направила тебя... вместо него, — помолчав пару секунд, она сказала: — Если ты правда виделся с Нуши, то он наверняка кичился и пугал вас своими способностями. — Ничего пространного не было, однако фишку с нитями я так и не понял. Богиня ностальгически усмехнулась: — Это, на первый взгляд, безобидный прием, однако на вас демонстрировалась техника Шитай (14). Знаешь ее? — Никогда не слышал... Слишком короткое название, как для техник Ооцуцки. Какой это класс? Умашиашикабихикоджи-но ками? — Если относить к какому-либо типу, то частично. Но Шитай появилась задолго до общей классификации. Хм, думаю, Коджи был бы против, чтобы техника самого Нуши-самы была спрятана за его «невзрачным» именем (15). — Зачем вы спросили о технике? — Потому что в мире появилось еще два ее владельца, и один из них — за пару сотен тысяч лет до рождения второго. Стоп, если речь идет о нитях, то... — Тарине второй, — заключил Бозацу. — Я не удивлена, что носитель мощного Джогана обрел навыки для исполнения Шитая, даже не зная о существовании техники, которая не упомянута ни в одном свитке, однако личность первого владельца сокрыта от меня. Если бы это был обладатель особых глаз, я бы вычислила его. Поверь, с помощью Шитая можно творить кошмарные вещи: измучать либо убить, ухватившись за нить жизни, и даже разрушить Вселенную с помощью нитей пространства. То, что случайно устроил Митеширо пятнадцать лет назад, еще цветочки. — Нидайме-сама применил технику... бога?.. — Как и Тарине в бою с ним, когда хотел защитить тебя или когда расколол меч. Хм, или когда чинил портальную систему. Однако они применяли только управление струнами материи. Повторюсь: все это — чистая случайность. Плюс, им помогают мощнейшие пространственные очи. Но... рано или поздно Тарине наткнется на неизвестного практика техники, еще и в самой опасной ее форме, и они начнут конфликтовать, поэтому... — она загадочно сузила мертвые глаза, — я хочу, чтобы ты выучил технику, равную Шитаю. — А я не могу научиться непосредственно Шитаю? — Ты можешь, и у тебя есть все необходимые для этого данные, однако я не знаю, как правильно исполнять Шитай, но зато досконально знаю механизм исполнения одной из лучших техник Такамимусби — Хашшодо. Таками придумал ее на случай, если способности Нуши начнут уничтожать Вселенную. В пространственном аспекте она имеет тот же принцип, что и Шитай: управление нитями и материей, и может запросто противостоять владельцу Шитая. Хашшодо удобна тем, что сделана под глаза Таками, которыми обладаешь ты (16). Юноша преисполнился горячей решимости: — Что нужно делать? — У тебя уже получилось видеть нити? — Раз пять, но я не смог дотронуться до них. Я просто продавливал пространство. — А в какие моменты это случалось? Долго вспоминать не пришлось: — Когда я входил в состояние наподобие медитации или был очень спокоен. Правда... это другое спокойствие... будто во мне нет тяжких мыслей и бурных эмоций. Я — это просто я. Не Бозацу, не живое существо, а частичка... одного целого. Камимусби начала разглядывать его, словно редкого зверька. Неловко выходит... — Научись поддерживать сие состояние — тогда сможешь видеть нити чаще. Начни более усиленно тренироваться в паре с Джоганом, чтобы понять суть взаимообратности ваших очей. Когда ты начнешь правильно разграничивать отличия, станешь ощущать, чего хотят твои глаза. Ты сможешь выделить их настоящие возможности. Научись создавать стабильные искривления, непохожие на портальные или на те, что создаются Сукунахиконой и Дайкокутеном, — таким образом ты выйдешь из зоны комфорта. Далее совмещай то, что видишь и чувствуешь, и знания об искривлениях. Со временем ты научишься влиять на нити и брать их в руки — и так потихонечку учись. Помни о стабильности душевного состояния и не перенапрягай глаза: нерв может не выдержать, и ты благополучно ослепнешь. А будешь нервничать... — Ками неровно вздохнула, опустив взгляд, — совершишь ошибку Митеширо, однако в более разрушительном масштабе. И никакой Джоган не залатает дыры, — Нуши-сама уже исправлял его оплошность... Не хотелось вешать что-то подобное на Тари. — Ты очень мощный: стерегись этой силы, но не бойся ее. С контролем придет уверенность. Тренировки, тренировки и еще раз тренировки. Бозацу низко поклонился и отчеканил: — Спасибо Вам! — Не за что, юный Такаминуши. Такаминуши... Он и вправду настолько похож на них?.. Слегка смущенный Наместник выпрямился и задал вопрос: — Если техника Аменоминакануши-самы не упомянута ни в одном свитке, откуда неизвестный обладатель узнал о ней? И как овладел? — Из нашей... семьи, — последнее слово она выговорила с большими сложностями, — в корневом мире остался лишь один бог — Тоёкумоно. Он сильно дружил с Нуши, и тот, видимо, посвятил его в тайну Шитая миллиарды лет назад. Как техника попала в руки неизвестного существа без особых глаз и как оно овладело ей, понятия не имею, но стоит проверить Тоё, если отыщете его, конечно. Значит, один из великих обитает в их измерении... Тогда почему они его не чувствуют?.. — Мы постараемся разобраться, — твердо пообещал Шодайме. — Будь осторожен: выдернут жизнь Шитаем — ничего не успеешь сделать в отсутствие знаний о нитях, а воскрешение... может не сработать, ибо порванную или вырванную нить жизни не восстановишь стандартной техникой Внешнего Пути Ринне Шарингана и его производных. В истории нет примеров возвращения к жизни после повреждения нити, но теоретически это возможно с помощью техник класса Умашиашикабихикоджи-но ками. Какой ценой, не знаю. — Надеюсь, и нам не придется узнать... — печально искривил губы однорогий. — Могу ли я хоть чем-то помочь Тарине в изучении Шитая? Будет полезно. — Джоган, особенно такой, должен развиваться без подсказок. У твоего Дракона уже есть опыт в использовании похожих техник — сам дойдет до величия Нуши, а может, и переплюнет его. Тарине будет изучать технику параллельно с тобой и начнет выдавать новую интерпретацию Шитая — это даже лучше. Но... — ее взгляд вновь потемнел серьезностью, — не рассказывай ему о вариации Шитая со струной жизни. — Почему? Он должен знать! Вы сами сказали, что неизвестный владеет самой опасной частью техники! У Тари может получиться найти способ защиты! — Когда-нибудь Тари может свихнуться и порвать твою жизнь! Я не хочу, чтобы техника сумасшедшего попала к еще более сумасшедшему! А если он начнет убивать всех подряд? А если ты не успеешь освоить Хашшодо до того, как Тари-чан в совершенстве овладеет смертоносной стороной Шитая?! Блять, сколько можно?! — Моя воля и... любовь сильнее ваших божественных техник, а Тарине не сумасшедший! И он лучше других понимает ценность чужой жизни! — в сердцах воскликнул Бозацу. Под веками почему-то... появилось жжение. Он изнуренно выдохнул и закрыл глаза ладонями: — Жаль, что не своей... Ох, пора бы переосмыслить тот момент и отпустить... а то до конца жизни будет впадать в ступор... — Ты не знаешь, с чем и с кем столкнешься. Самоуверенность — губительная штука. — Это — вера в себя и тех, кто рядом, — все еще не убирая рук от лица, отрезал Первый-сама. Спорит с существом, которому миллиарды лет... Гениально. — Речи Таками с отчаянно-горьким тоном Нуши... М-да, преемник из тебя выйдет отличный. — Я это я. Не Ваши друзья, — кипящие эмоции постепенно оседали в груди, словно немного обдирая ее внутри. Чутье подсказывало: вне поля зрения творится что-то ужасное. Камимусби грустно ухмыльнулась: — А ты прав... — ее настроение резко изменилось: вместо задумчивости в голосе проявился сарказм, испугавший юношу: — В обоих случаях. Ах она сука... — Что Вы сделали? — А что ты чувствуешь? — она играет с ними даже после всего сказанного... За что и зачем? — Просто выпустите нас. Всех, — он без понятия, что устроила им богиня, но явно не задушевные посиделки, судя по долбящим по сенсорам ощущениям. Наместник не мог различить того, кто неумышленно сигналит ему будто из последних сил: остывающее желание оказаться в другом месте, сильно давящее одиночество, холод, сожаления... их так много... и они самые разные: хотелось попросить прощения у кого-нибудь или проклинать рождение на свет, проклинать, что вообще связал себя с живыми существами, а теперь разочаровываешь их, покидая из-за неспособности идти дальше и недостатка силы. Он опустил руки и уперся настойчивым, пока что вежливым взором в хранительницу храма: — Выпустите нас. Немедленно. — Боюсь-боюсь, Мьекен, — фальшивый испуг Ками сделался настоящим в нем. — Его страх приносит дисбаланс вашего, — женщина показала кавычки, — духовного вместилища. Следовательно, против меня ты не выстоишь. На его губах возникла широкая, довольная улыбка. Она упрекала однорогого юношу в самоуверенности, однако сама оступилась. Скорее всего, воина хватит на секунду, но этого будет достаточно, дабы спасти кого-то из Ооцуцки. Настолько быстрой активации Бьякугана у него не было никогда — казалось, от внезапного прилива чакры в голове лопнут все сосуды. Пробившись сквозь мертвую матовую радужку богини и стену неизвестной, отбирающей дыхание боли, он будто завис над... ...блять. Тарине лежит, распластавшись на мокром камне, — сам он тоже весь мокрый, бледная, полупрозрачная кожа украшена царапинками и ссадинами, лоб разбит с правой стороны, волосы выпачканы в крови. Мутные, еле светящиеся глаза пусто глядели вверх из-под тяжелых век, словно... внутри них правда темное ничто — нет даже захлестывающих полчищ страданий, о которых рассказывала Кудо. Вот он — нужно лишь руку протянуть, однако дух Бозацу не мог сделать и этого. Ему хотелось поймать его взгляд и поделиться силой. Ему хотелось дотронуться до неисчезающих ран на щеках в надежде, что хотя бы секундное прикосновение затянет их. Ему хотелось рвать горло, только бы он услышал. Бозацу задыхался бессилием в попытках вымолвить хоть словечко, двинуть будто бы прилипшей к туловищу рукой. Необходимо преодолеть всего полметра. Жалких полметра. Камимусби сковывает Наместника, не дает помочь, однако заставляет смотреть. Слух раздражали хриплые, неровные вдохи, с каждым разом становящиеся все тише и тише. Джоганы гасли, взор становился мутным и невидящим. Юноша не желал держаться — само собой выходило. Он считал, что подруги справятся без него. Он извинялся перед всеми... Шодай пытался подать знак, попасть в мысли, — его так пугал тлеющий белый огонек за очами... Боги, не надо! Не надо, не надо! Пусть заберут его, но не Тари!

***

sorry, can't save me now sorry, i don't know how sorry, there's no way out, but down taste me, the salty tears on my cheek that's what a year-long headache does to you i’m not okay, i feel so scattered don't say i'm all that matters leave me — listen before i go - billie eilish

Удивительно, но Тарине не чувствовал конца, — он просто хотел сдохнуть, однако пережитого недостаточно, чтобы остановить протестующее сердце. Принц даже не может взять какой-нибудь кинжал и вогнать посередине груди, остановив осточертевший стук. Такой громкий и мерзкий... Поле зрения было засвечено каким-то ужасно ярким светом вверху. Наверное, на потолке зала или пещеры, в которой он валяется, тоже есть искусственный источник света. Впрочем, абсолютно похуй. Веки приоткрылись немного больше, глаза обожгли откуда-то взявшиеся слезы, стекающие по мокрым вискам. Хм, вроде ничего не ощущает, а слезы потекли. Может, его только сейчас догоняет?.. Вероятно. Тело наконец-то подключилось к мозгу — кулаки сжались так, что мышцы на кистях и предплечьях свело судорогами. Опять больно... И хорошо — быстрее очнется. Однако не тут-то было... За ребрами неожиданно сжались легкие, выдрав из него громкий всхлип, раздавшийся эхом по пещере. Затем второй, третий, четвертый, пятый... Уже грудь онемела, а он все задыхался и давился слезами. Юноша лежал в необъяснимом страхе перед собой: не знал, о чем будет думать во время приближающейся истерики.

— Что бы не случилось... Даже если в меня вселится что-то, у меня хватит воли быть с тобой... Перестань бояться.

Во имя Восьми Богов, только не о нем... Перед глазами проносились миллиарды прекрасных деталей, которые он находил в друге: от ярких переливов в удивленном, обволакивающем голосе до выемок и царапин на роге-короне; от обхвата шеста до по-доброму хитрой улыбки; от бережного прикосновения к плечу до наблюдающего, исподлобного взгляда. Нужно прогнать видение, иначе ему точно конец. С минуту он делал попытки зацепиться за что-нибудь другое, но Бозацу с легкостью перевешивал даже неприятные события из детства, и Тари-чан ненавидел это. Он желал освободиться и, наверное, взвесил все, однако оставить господина Первого на Доку-химе и Никко ему не давала орущая о неправильности совесть. Вашу мать, зачем он уклонился от меча отца в темной спальне?.. Где все, когда они так нужны?.. Куда их занесло? Живы ли они? Или Тарине остался один... снова. Круговорот получается... Сердце словно сдавили вручную. Сын Нидайме зажмурился и стиснул зубы до скрипа, втягивая носом ледяной воздух — острая боль растаяла и смешалась с кровью. Борясь с ноющими конечностями, юноша еле перевернулся на бок, поджал колени к груди и обхватил себя руками, как мог. Горло перекрыл ком — на мгновение он забыл о дыхании. По телу прошла мелкая дрожь, ознаменовавшая переход за границу неизвестного. В некоторой мере он был рад расслабиться в собственных страданиях... Тари зашелся в рыданиях. Он впал в какое-то туманное сумасшествие и, не помня себя, нес старый добрый бред. Все образы мало-помалу отступали — оставался только один...

***

— К-когда ты уже отс-станешь от м-ме... — последнее слово сорвалось громким всхлипом, — м-меня?.. Взгляд Бозацу словно прикрепили к нему... Он хотел бы зашить себе веки и заткнуть уши, дабы не видеть и не слышать, но невнятные просьбы и хриплые стоны оставались в нем, заполоняя мысли. Шодай никогда-никогда не чувствовал себя настолько ужасно и беспомощно, даже в моменты, когда происходящее с Тари доводило его до предела. Сейчас он вновь не может исправить положение. Он призрак. Он тень. Он ничто. Однако Тари-чан, казалось, знал, что Бозацу тут, и его надломленный шепот не горестная чушь... Что с ним?.. Откуда эти раны и разрушенный рассудок?.. Внезапно юноша ударился носом об отзеркаливающую серое небо поверхность измерения богини: действие приема, которому он научился у Кудо, закончилось. — Ты-ы-ы... — гневно протянула Ками, согнувшись напополам и закрывая глаза ладонями. — Как ты посмел?! — выкрикнула она и, резко оказавшись рядом, подняла Наместника за высокий воротник небесно-голубой накидки на уровень глаз. Шодай пришел в себя и, все еще не способный пошевелиться, угрожающе равнодушно прошипел: — Что Вы с ним сделали? Ярость бесновалась в стеклянных, мутных глазах, но Ооцуцки было все равно на это: внутри черным огнем запылала злость на женщину — хотелось сразу выплеснуть ее. Камимусби уронила обмякшего воина наземь и сухо кинула: — Ничего такого. В обычной ситуации он бы рассмеялся такому ответу, но легкие выдали лишь еле слышный стон боли. Бозацу стоял на коленях, наклонившись вперед и опустив голову, и опирался на локти. Попытки глубоко и мерно дышать срывались резкими выдохами из-за эмоций, давящих на согнутую спину. Восхитительно. Неужели так и теряется... контроль? Из горла вылетел крик: — Что Вы с ним сделали?! — хранительница почти незаметно вздрогнула. Не ожидала, что уравновешенный и расчетливый «Такаминуши» будет орать? Да вот сам «Такаминуши» тоже не ожидал. — Отвечайте! — настойчивее крикнул он и выпрямился. В голове, не по его воле, зазвенела чакра, которая зажгла глаза сразу в активированную форму, что бывало нечасто. — Вы не смеете мучать его только из-за Джогана. — Вопрос в том, кто меня остановит, — приторная усмешка окончательно вывела Бозацу. Он с наслаждением отпечатывал в памяти то, как медленно лицо Камимусби искажается ужасом и удивлением, точно Шодай превращался в тысячеглазого демона или... в Аменоминакануши. Пару секунд спустя ноющая боль обернулась в тяжелую энергию, как у Тарине, когда тот захлебывался гневом. — И после всего, что Вы рассказали... — приглушенно фыркнул юноша. — Да как Вы додумались до этого? Что мы Вам сделали? Через пелену ебаных слез он все-таки понял причину шока женщины: темно-серые, почти черные узоры обвивали руки... и ноги. Однорогий быстро опустил взгляд на зеркальную поверхность: на лице были знаки точь-в-точь... ...Вторая форма. Знаменитая временная трансформация... без дополнительного источника чакры по типу Плода... без поглощения энергии из окружения... без любых посторонних действий. Вертикальные узоры будто бы отходили от светящихся солнечных очей, даже склера почернела, сливаясь с восемью черными остриями, направленными к зрачку. И рог больше стал... И рубин в серьге блестит... Ему определенно идет... (17) Хладнокровие Камимусби отступило: — Откуда ты знаешь, как пользоваться этим режимом? Наверное, эта «установка» включилась самостоятельно при смешении двух огромных объемов чакры (18). Тари, даже лежа в полумертвом состоянии, в очередной раз смог защитить его: принц ощутил сильный стресс Шодайме-самы и дал свою силу через общее духовное вместилище. В одном, но разные. Однако это лучше не озвучивать, — нужно спасти товарищей и выбраться отсюда. Хрен знает, что эта поехавшая сотворила с девушками... — Выпустите нас! — Сначала носитель Джогана отплатит сполна, — нехотя бросила Ками. — Какое, блять, «сполна»? Что он Вам сделал?! — его не остановить: — Один только Джоган не делает его Аменоминакануши! Поймите: они, вашу мать, две отдельные личности! Независимые друг от друга! Из различных эпох, с разными характерами и мыслями! — Мне все равно. Пусть отве— — Ответит за что?! За то, чего не делал?! С каких пор мы должны нести наказание за грехи предков? — богиня хотела что-то сказать, но разъяренный Наместник вошел во вкус: — Идиотизм! Да по Вашей логике, я должен страдать за каждого убитого моими почтенными родителями! Вообще все должны страдать, да?! Ведь святых нет и в прошлом, и в будущем! — он сделал паузу, пытаясь отдышаться, и выплюнул: — И Вы тоже не святая! Вдруг все вокруг снова померкло. Холод. Скорбь. Невесомость, окружающая грузным мраком. Ничего нового. Бешено колотящееся сердце разрывало опустевшую, но дико тяжелую грудь, требуя кислорода: ему опять не хватает воздуха, а во тьме создавалась иллюзия, словно тут почти нет, чем дышать. Ками убьет их... ...убьет Тари-чана. Не будет больше звездочек, что укажут ему путь либо успокоят своим светом. Не будет подколов, прозвищ. Не будет и прежнего Бозацу — он сгинет вместе со своей ходячей бедой. Она заберет у него самое дорогое... и Первый вновь жалок и слаб. Даже правильно не воспользовался подарком друга... Он не видит выхода и ненавидит себя за это. Проклятье-проклятье-проклятье! Тари утверждал, что нельзя корить себя за подобное... а еще говорил, что будет стараться ради него... И все даром! Все это — пустые слова, чтобы обнадежить и отвлечь. Дракон прекра-а-асно понимал, что не сможет выполнить ни одного блядского обещания, ибо, дабы по-настоящему защитить кого-то, необходимо отдать жизнь.

***

Никко стремглав бежала по бесконечному темному туннелю, который, мать твою, не заканчивался. Она бежала уже очень долго из-за долбаного первобытного ощущения, что если остановится, то погибнет. Девушка хотела отдохнуть: ледяной воздух будто ставил ожоги внутри, ноги немели, но продолжали вести непонятно куда, глаза щипал текущий чуть ли не рекой пот. Что было страшнее всего, она не чувствовала ни Кудо, ни Тарине — их словно и нет на свете. Если они умерли, то она разорвет хозяйку храма голыми руками, пусть и не любит пачкаться. Лучше не думать о плохом и опираться на благоразумие друзей. Особенно отпрыска Второго-самы... Хер тому, кто заточил их, — они обязательно выберутся и найдут что-то полезное. Все выйдут живыми, а здоровье более менее поправимо. Размышления пронзил тот крик. Ладно... Охотница приукрасила — это, может быть, непоправимо. Вмиг под ней пропала твердая поверхность — Ооцуцки приложилась лицом о гладкую каменную скалу и отскочила назад, зажав нос ладонью. Вроде не сломала, однако все равно неприятно. Очередное незнакомое место: похоже на обычную полутемную пещеру, по которым они бродили. Из-за специфики храма энергетических следов не оставалось, поэтому она не могла вспомнить, были ли они здесь. Все камни идентичны друг другу, стены отполированы. Глава охотников не стала звать товарищей, ибо боялась привлечь внимание местных мудаков, если таковые имеются. Она быстро оглянулась и справа нашла выход, из которого лился свет. Смутное предчувствие оледенило внутренности, и Никко кинулась туда. Глаза долго были в темноте, потому на привыкание понадобилось больше времени, чем обычно. Она стояла на пороге огромной пещеры с двадцатиметровым потолком. Здесь не было гладких стен, фресок и статуй — настоящая, природная пещера. С острых сталактитов, висящих под потолком, стекала вода — тут было довольно влажно. Вверху парил бесформенный источник света: и не звезда, и не огонь — какая-то искусственная плазма. Пустота гигантского зала не давала расслабиться — тревога неизвестного происхождения заставляла ее судорожно искать что-то. ...не «что-то»... — Боги, Тарине! — охотница, забыв про усталость, помчалась к центру пещеры. Куда делся огонек в нем?! Почему он не двигается и не отзывается?! Преодолев метров сто, Никко затормозила, упала на колени и обхватила светло-серое лицо ладонями. В груди забурлил страх: дыхание юноши было сбивчивым — ему будто что-то мешало, глаза красные и опухшие, кожа под ними протерта и раздражена, на лбу красовалось пятно крови, кимоно вряд ли отстирается. Золотые Бьякуганы до сих пор переливались на белом свету, но пугающая пустота за стеклянной оболочкой накрывала и ее, если глава охотников задерживалась на очах дольше трех секунд. Из Дракона точно выпотрошили душу — поэтому там, внутри, ужасающее ничего. Ни тьмы, ни солнца. Там не хранилось солнечное тепло, не горело желание двигаться дальше. Тари даже не цеплялся за воспоминания, все больше затягивая себя в трясину. Ему... все равно. Она как можно осторожнее заставила его сесть напротив и, придерживая вытянутой левой рукой слабое тело, начала быстро осматривать. — Тебе и вправду только с Бозацу под ручку ходить... — язвительность проявилась машинально, пока она развязывала пояс и пыталась проверить существо с совершенной регенерацией на предмет повреждений. — Все зажило? — не отвлекаясь от испачканного живота, кратко бросила Никко. Если он промолчит, то она зарядит ему по роже. Принц резко дернулся, глаза превратились в Джоган, сразу ударивший по сенсорам. Он отполз от нее и уставился так, будто не узнал. — Зна-а-ачит... зажило? — Ни-ико?.. — шокировано хрипнул Тарине и, сжав в кулаке ткань одежды, отвел округленные глаза. Напряжение в нем исчезало с глубокими вдохами, пока он опять не зажмурился и закрыл глаза руками, беспорядочно тараторя: — Прости-прости-прости, что напугал тебя. — Ты чего?.. — лучше не бранить его. — Все нормально. Он жив хоть и выглядит максимально херово... хуже, чем всегда. Девушка хотела подползти к нему, но сын Наместника выставил руку. — Да, Никко-сама, — эмоции мешали юноше выровнять тон. Нет смысла спрашивать, что произошло... — Куда тебя занесло? — уже получше. — И где Доку-химе? — Я думала, Кудо с тобой... Он закинул голову назад, изможденно опустив веки. — Че-е-ерт, еще и Кудо... — его досада передалась и охотнице, но та быстро заглушила неправильные сейчас чувства. Их чуду нужна опора. Пусть Никко не заменитель Шодая... — Кудо, наверное, нашла эту паскуду и бьется с ней без нас, — принцесса встала и со всей уверенностью протянула Тарине руку, стараясь разжечь в нем всепоглощающее пламя. — Мы же не оставим ей самое сладкое? Она немного смутилась от мысли, что охотник заплачет, однако он, будто делая что-нибудь опасное, обхватил ладонь длинными холодными пальцами, хмуро оценивая «захват». — Ты вдруг полюбила драться? — За Шодайме жизнь положу. Тем более мы имеем дело с чем-то неизвестным — интересно, что в конце этого спектакля. — Тарине, хватит глазеть на нее, — бесцветно послышалось с другого конца зала. Акустика позволяла графине не кричать. Когда она подошла к ним, глава охотников с облегчением выдохнула и забрала руку. Сука, неужели госпоже досталось меньше всех?.. Хоть кто-то здесь не устал и не хочет откинуться. — Кудо, ты в порядке? — охотница принялась методично осматривать излучающую спокойствие Кудокутен. — Где тебя носило? — Не поверите, но я просто шла по тоннелю и оказалось в этом зале, — подруга наклонилась к Тари-чану, прищурено прожигая янтарные радужки. В душу залезает. — Выглядишь препаршиво. — Спасибо, — через силу ухмыльнулся Дракон. — Всегда рад твоим комплиментам. — Боги, Кудо, можно сломать ему нос?.. — простонала охотница. С ним произошло фиг пойми что, а серьезностью и не пахнет. — Нельзя, — маленькая насмешка с элементами защиты... Недурственно. — Там и так все... Графиня продолжила по привычке и с желанием ободрить Никко, но даже своевременная пауза не указала Тари на то, что тему развивать не следует: — Там и так все сломано, — скребущая в груди горечь застыла в легкомыслии. Тарине рывком встал на ноги и, игнорируя по-разному убийственные взоры Ооцуцки, размял шею. — Я тебя воспитывать не собираюсь, — предельно строгий тихий голос Доку вновь нагнал темные тучи над принцем. — Расскажу Бозацу, и он устроит тебе лекцию. Сын Нидайме-самы, скорее всего, мысленно поправил на «вряд ли устроит»... Придурок. Каким-то образом Кудо удостоверилась, что Тари все-таки пришел в себя, и оглянулась: — Вам ключи не попадались? — Меня кинуло в прошлое. Ха, испорченное детство испортилось второй раз. Думал, больше некуда... Снова преувеличено беспечная интонация... Он ни разу не рассказывал ей о том, что было до знакомства с Бозацу, объясняя это тем, что там ничего выдающегося: всего лишь жизнь в заточении с самой опасной и загадочной персоной клана... Кудокутен непривычно напряглась — белые бровки сурово съехались. Жесткий упрек в ее полупрозрачных очах стрелял точно в ужасно спокойного юношу. Никко явно не в теме... Что-то в реплике принца очень задело графиню, и она с равнодушным видом сжала кулаки: — Я убью его, Тарине, — Боги, что с ней?.. — Хватит, — отстраненно буркнул охотник и, не выдержав хладный взгляд, опустил глаза. Госпожа будто захотела вцепиться ему в горло, однако быстро подавила сей порыв. Она зачем-то поправила и без того аккуратный пучок белых волос и повернулась к главе охотников — перепалки как и не было. Поразительный самоконтроль. — А ты, Никко, замечала что-нибудь странное? Не раздумывая, она кинула: — Вас с Тарине, — Доку не понравился этот выпад, и девушка решила не трогать их разговор: — Мне каким-то образом внушили неистовое чувство страха... хотя на темноту мне обычно все равно, — и, конечно, у подруги на висках вздулись вены. Нет-нет-нет, никаких препарирований мозга и чтения мыслей! Слишком личное. — Э-э-эй, давай без вскрытия! Кудокутен вопросительно вскинула бровь: — Хранительница могла оставить кусочек пазла у тебя в голове. Мы не можем потерять такой шанс. — Тогда Тарине инспектируй первым. — У него в голове свистит ветер, — мерно отрезала она. — Доку-химе, прекрати! — тут же беспомощно оскорбился стоящий в сторонке юноша. Госпожа поджала бледные губы, словно ее раздражает голос друга, однако продолжила настаивать: — Я осторожно. — Никко-сама, готовься оставить нехилый такой отпечаток на стене! — крикнул Тари, обхаживая зал. Кудо резко повернулась в его сторону: — Хочешь поссориться со мной?.. — попахивает угрозой... Лучше прервать их: — Кудо-о-о, — мягко протянула охотница, заставив подругу обернуться, — ты и так понимаешь, что мы в сложной ситуации. Девушка колебалась пару секунд, но кивнула. Потом надо будет попросить рассказать в подробностях... — Впустишь меня? — Не-а, — с ухмылкой хлопнула ее по плечу Никко и тоже принялась исследовать зал. Госпожа была не в восторге от отказа, однако не стала настаивать... даже сейчас, даже ради общей цели. — Поверь, был бы ключ — я бы почувствовала. Примерно полчаса они бродили по пещере, ходили по гладким стенам и потолку. Два входа, из которых вышли девушки, закрылись. И они не смогли выяснить, как сын Митеширо попал сюда. Может, дело в портале? Ни единой лазейки, рисунка-указателя. Их точно собрали здесь с какой-то целью. Неужто очередное конченное испытание? Хозяйка храма достала. Говорит загадками, заманивает в ловушки и не желает перейти к делу. Они ничем ей не насолили, кроме как тем, что потревожили после дохерищи лет спокойствия. Вроде как существа прошлого не отличались кровожадностью, однако эта мразь — особый случай. — Солнцеликая, не стоит судить всех, не углубившись в суть, — громко прозвучало из неоткуда. Супер, отозвалась хотя бы на мысли. Кудокутен и Дракон вмиг оказались рядом, пытаясь засечь хранителя святилища. — А Вы поясните суть — мы уж дальше сами! — крикнула принцесса в потолок. — Как ты призвала ее?.. — поинтересовался сосредоточенный на окружении принц. — Мой Джоган не подействовал, а— — Достаточно было подумать о ней, — в ней с новой силой развивалось плохое предчувствие. — Ну что ж... — начало не показывающееся существо и с толикой неловкости спросило: — Напомните, как вас по фамилии?.. — Ооцуцки! — почти хором ответили они. Самое то для поднятия духа. — Ух, хромает моя память, ха-ха! Они, Йорунотайо, Ооцуцки — понапридумывали! — Вас как величать, можно узнать? — Тари вернулся в строй точно не лежал полумертвым полчаса назад. Образцовый воин, на которого можно положиться, — прям характеристика из его досье. Все равно чудной. — Не столь важно! Главное, что вы добрались до Шодайме Полярной звезды. Поздравляю! — искренность насторожила их. В стене справа появилась арка, ведущая во тьму. — Осталось размять кости, и, думаю, можно отпустить вас. Размять... кости?.. — Чую, добром не кончится, — поделилась Кудо. Обычно она рада набить кому-то морду, а тут... — Мое настоящее тело не подойдет для драки, так что воспользуюсь оболочкой Бозацу Мьекена,— лицо Тарине исказил ужас: губы задрожали и резко сжались в полоску, до сих пор красные глаза широко раскрылись, целиком выдавая дикий страх перед тем, что придется совершить. Графиня отреагировала достаточно спокойно: видимо, искала выход из положения. — Не знаю, насколько смогу пользоваться очами вашего друга, но лучше выдвигайте универсального бойца. Почему в единственном числе?.. Неужели— — Это дуэль, — шепнул сын Второго-самы, понурив голову. Она, блять, уже не может смотреть на его подавленность. Нужно вернуть Бозацу или... Что «или»?.. ...трудно представить, что будет с Тари-чаном. Никко выступила вперед: — Я пойду драться. Тари сразу запротестовал: — Ты же была согласна на кооперацию! Мы должны держаться вместе — наплевать на условие! — Мое мнение изменилось, — она отвела взор, не желая сталкиваться с его жгучим разочарованием. — Почему?! Потому, приставучий, тугой кретин! — Ты не сможешь, понял? Ты не способен побороть Бозацу. Даже ударить его, сделать подсечку, — губы Дракона начали дрожать чаще, в глазах появился яркий блеск. О, да-а-а. — Ты слабак, ибо не знаешь, как подавлять эмоции, а с Шодаем нужно бороться его главным методом — отстранением от своей личности, — девушка обратилась к непривычно оторопевшей графине: — Присмотри за ним. — Однако я тоже хотела пойти! — Нет. Я приказываю вам остаться. — Ты не можешь так поступить! — повысил тон загнанный Тарине и закрыл лицо руками. Чертова королева драмы... — Серьезно, блять? Слезы? Ими горю не поможешь. Поэтому ты и не идешь. Он вновь вперил в главу охотников воспаленные глаза-звезды. Девушка сделала шаг назад — сердце екнуло. — Ты подслушивала тогда, да?.. В голове прозвучал его надрывающийся в исступлении и нескончаемой боли крик. Эти воспоминания кромсали сердце, даже если в голове мелькала всего секунда. Боги, на его слезы и вправду невыносимо смотреть... Так и не ответив, она сухо повторила: — Ты не сможешь. Злобно зыркнув, Тарине провернулся ко входу на «арену». Очевидно, он пропустил реплику мимо ушей. — Доку-химе, — низкий, слегка хриплый голос не дрожал... почему? Слезы все еще текут, юношу еле заметно потряхивает... — Сторожи выход и будь на связи. — Я запрещаю, — уперлась Никко и без церемоний оттолкнула его к Кудо. — Напоминаю: я выше вас званием. — Ты махаешь своим ебучим, никому не нужным званием именно сейчас? Мне похер! Будь ты хоть богом! Там Бозацу, и если я ничего не предприму, то сам сдохну! И виной этому будешь ты! Ей словно вогнали катану в грудь. Вот так он, значит, защебетал... — Нужно беречь Джоган, придурь! — Завалились!!! — по-настоящему взбешено воскликнула Кудо. На нее устремились глубоко удивленные взгляды Ооцуцки. — Никко, одна ты не сладишь! Тарине, перестань истерить! Мы вместе сюда зашли — вместе и выйдем! Неохотно послушавшись Кудокутен, они оба вошли в почти такой же зал, только здесь было более темно. Снова заперли... Как и в первый раз, хранительница выплыла из мглы впереди. Ооцуцки ожидали встретить Бозацу, но над землей парило знакомое, обмотанное старыми тряпками существо. Двухметровое нечто подходит для нового кошмара — старые надоели. — Удивлена, что твой разум не раскрошился после той... пытки, — обратился к принцу женский голос. Сколько можно трепаться?! — Мы готовы к битве, — пора поставить точку. — Знаете, я передумала... — они с юношей тут же напряглись. — Умрет Дракон Тарине — выйдете с Мьекеном. Эти слова вогнали охотницу в состояние аффекта. Ей что... придется убить соклановца?.. Она инстинктивно повернулась к сыну Нидайме, чтобы убедиться, что он тоже растерялся, однако... в его руке лежал кинжал. К горлу поднялась паника, не давая ей вымолвить ни слова. — Не пойдет, — подняло худую кисть существо. — Это должен совершить кто-то. Не ты. — Звать Доку?.. — немного печальная полуулыбка разозлила принцессу, и она взяла его за грудки: — Ополоумел? Это ловушка! Кажется, я поняла, в чем подвох. — Никакой ловушки, Солнцеликая госпожа, — сука... — Я просто хочу заполучить божественную душу и Джоган вкупе с королевскими глазами. — А душа тебе на кой? — а, стоп, ловушка в другом? Нужно понять, в чем конкретно, до того, как ей придется исполнить просьбу. — И глаза? — Это мертвое существо, — неожиданно прозвучало в мыслях девушки. — Тш, не подавай виду, что мы разговариваем! Отличный ход. Повезло, что она пошла не одна. — Подожди, нас разводит ходячий труп? Как? — Еще не знаю, но полагаю, что в момент смерти ее одолевали сильнейшие эмоции, которые и послужили искрой для сохранения жизни. — Бредятина. Воскрешение работает по-другому, если это не... — она шокировано остановилась, хмурым взором требуя немедленных объяснений. — Это Камимусби. Она увидела в Бозацу Аменоминакануши, поэтому забрала его, а потом решила уничтожить Джоган и воскреснуть при помощи силы моей души — тогда она сможет жить вечно. У нее закипали мысли. — Но почему она не взяла душу Бозацу? — У него очи ее любимого. — То есть... легенда о первом убийстве — правда? — Теперь ты поняла, какую ошибку мы допустили? Храм следовало открывать не кровью, особенно моей, а просто подобрать энергетический ключ. — Не твое дело, — меланхолично сказало существо. Пофиг. Они все равно уже выяснили. — Тарине, что делать? — Убей меня, верни Бозацу, и валите отсюда. Я отдам тебе сережку: с помощью нее и Бозацу вы сможете засечь мою чакру. Далее найдите безопасный способ извлечения моей души из Камимусби: она не сможет полностью подавить меня. Предупреждаю: разбудить мое сознание будет той еще задачкой, однако здесь я постараюсь. — Рискованно и долго. И Бозацу прибьет меня. — Он поймет. Или ты... — Тари наклонил голову набок, задумчиво вглядываясь в ее глаза, — ...не хочешь убивать меня?.. — Никко медленно опустила веки. Все, ее раскрыли. — Так звать Кудокутен? Она сильно зажмурилась и легко оттолкнула принца. Решительно настроенная охотница подошла к Камимусби. — Вы бы не отдали Бозацу, даже если бы я убила Тарине, я права? Вы сами сказали, что кровопролитие запрещено, а мы только и делали, что лили тут кровищу вперемешку со слезами! Существо почти беззвучно засмеялось. — Молодец. Дошло. — Отдавайте Бозацу — мы прошли испытание, — еще серьезнее потребовала глава охотников. — Вы все равно играете по моим правилам, так что... за Полярную я все-таки попрошу главного грубияна понести наказание. — Я готов, — мгновенно согласился юноша. Вот гад, и не посоветовался. — Вчера у озера ты вырвал себе очи, но в иллюзии... — воспоминание резануло сердце принцессы. — И, когда они упали в воду, я просмотрела твои воспоминания о Бозацу. Не думала, что все так сложно, однако я приятно удивилась— Не желая прокручивать в голове один и тот же отрывок, Никко перебила: — Что за наказание? — Я вложила эти глаза в прекраснейшую душу Бозацу. Тарине, готовься видеть и ощущать в полной мере те страдания, что он молчаливо пропускает сквозь себя... Твои бессонные ночи вернутся, но Бозацу будет легче. Что за херня? Почему принц помрачнел?.. — Понял, — твердо выпалил он и выступил вперед. — Верните его. — На что ты сейчас подписался?! — явно на что-то ужасное... — На то, что заслужил. Никко, это должно остаться между нами, хорошо? Она кивнула, однако это точно выйдет за пределы храма. Ооцуцки возвращались в поместье в полной тишине. Кудокутен шла, приобняв Бозацу, как будто он не мог нормально идти, Никко — за ними, а Тари... казалось, откололся от компании, идя далеко сзади темной тучей. По идее, он должен светиться от счастья либо скакать вокруг Первого-самы, но точно не досаждать обострением своей тьмы. Вероятно, Кудо тоже заметила подозрительное поведение юноши, а Шодай не отошел от возвращения в тело, поэтому не беспокоился. Тарине — совершенно конченный, невыносимый, больной на тупую голову дебил. — Все ради него, понимаешь? Однако я вполне согласен с тобой. Девушка остановилась. Принц не подошел. — Ты дал что-то сделать с собой. Теперь будешь ходить с кислой рожей? — На самом деле, я чувствую себя и хорошо, и фигово одновременно, — естественно, мать вашу! — И каковы последствия? — спросила она через зубы. — Что с тобой будет? — Не умру. Остынь. Охотница встала вполоборота — взгляд не отрывался от робкой, неповторимой улыбки. Он доверил ей свою настоящую эмоцию, нежную и откровенную. В небе прогремело. Собирается ливень... Надо наслаждаться слегка душным, приятным теплом, пока не грянула буря. В сине-серой темноте неба Тари смотрелся особенно хрупко и... прекрасно. Высокая, тонкая фигура в ободранном кимоно ежится от смущения, горбя покатые плечики, — он гордился своим поступком и не видел в нем чего-либо сверхъестественного. — Я в ответе за тебя. — Знаю... но это решение только за мной и касается только меня. — Неправда. Это повлияет и на меня, и на Кудо... и на Бозацу. Они узнают... Обязательно узнают. — М-м-м, полагаю, к тому моменту мне уже поставят огромный памятник в заливе у порта Столицы. Представь: я стою и защищаю горо— — Тарине, ты подписал себе приговор. — Я уже взрослый. Это — мой осознанный выбор. — Пошел ты со своим выбором, — о, нет, она опять начинает злиться. Почему Тари уперся? Они могли все переиграть. — Я сказал это Бозацу в ссоре, скажу и тебе: иного выхода не было. Храм не выпустил бы нас без выполнения условия... даже при устном согласии Камимусби. Древние святилища работают на воле, а в глубине сердца богиня не хотела отпускать нас, поэтому единственный способ выбраться — по договору. — А кто говорил, что боги ему не указ? — Я про систему храма. — Но ты же у нас настолько крут. — Но ты же была не готова убить меня. Урыл, сволочь. Любого переспорит. Если бы девушка убила Дракона, то умерла бы следом. Уничтожить шанс клана на освобождение равносильно предательству, за которое положена смертная казнь. Стоит упомянуть, что пару месяцев назад она была уверена, что господин Первый переживет отсутствие безбашенного хама... однако сейчас охотница не может отнять у него счастье. Все-таки они коллеги и... товарищи. — Извиняюсь. — М-м-м, за что? — За всю ахинею, сказанную в зале. — Извинения приняты, — опять эта беспечность... Он меняет настроение каждые три секунды — как Бозацу-сама жил с ним в одном дворце на протяжении стольких лет?.. — Ему... нравится быть рядом... Бозацу довольно сложный... — с тусклой мягкостью усмехнулся принц, опустив голову. — Иногда мне кажется, что я недостоин его... Снова залез в мысли... Пора привыкнуть. — Мы все недостойны его. Я отлично вижу, что такого особенного ты находишь в нем. Бозацу-сама правда не похож на предыдущих Наместников и упырей из Совета... Ранее я верила, что такие чистые души долго не держатся, но... я готова положить все, дабы Полярная звезда продолжала сиять. Бо-о-оже, Тари вновь плакать собирается?.. Она растрогала его?.. — Все будет хорошо, Никко, — понуро кивнул юноша, едва заметно подрагивая. — Эй, Тарине, — вышло резковато, однако повышенное внимание сына Нидайме лишним не будет. — Не взваливай все на себя. Положись на нас. Мы твои друзья. (19) — Ха, постараюсь... Посмотрим на его старания... — Он что?! — Я даже не успела возразить! Это случилось так быстро... Изумлению Никко не было предела: Кудокутен хотела разорвать кого-то. Она поведала подруге о «подвиге» Тари-чана, как и задумывала.... и не ожидала настолько бурной реакции обычно умиротворенной графини: перламутровые глаза подсвечивал гнев, на висках слегка проявились вены. Доку вскочила с дивана и взялась за голову: — Мы опять вернулись к началу! — чего?.. Девушка оглянулась, ища объект их разговора в доме, развернулась и быстро вышла из комнаты, оставив Солнцеликую на диване большой белой гостевой. Уже из коридора послышалось яростное: — Суицидальный долбоеб, я ему башку вскрою!

***

Наверное, это будет первая ночь за долгое время, когда он останется один. В компании себя любимого. Неужели соскучился по себе? Не хватило нервотрепки в храме? Конечно, лучше зажать Бозацу в объятиях и слушать его, вместо поехавшего внутреннего голоса, но нужно вынести то, что вынес он, — таков уговор. Прятать от друга его же эмоции однозначно не выйдет — тот проникнет вглубь внимательным взором, и пиши пропало. М-да... Наместника насторожила странная просьба принца, однако Тари пообещал поговорить с ним завтра под предлогом усталости. Он явно хотел поделиться чем-то очень важным, судя по каше из мыслей меж ними... Ха, сейчас Дракон все равно не способен воспринимать важную и сложную информацию. Надо как-нибудь сделать так, дабы любые последствия выстраданных во тьме часов исчезли с восходом солнца. Кстати о солнце... Никко вынашивает желание проболтаться. Так как она ответственно походит к сохранению охотника, стоит готовиться к худшему. Он не винил девушку, ведь вполне нормально волноваться за кого-то, но, если принцесса промолчит... позовет в жены?.. Ой, блин, она пошлет его далеко и надолго.... Мраморные коридоры, к удивлению, не обременяли воспоминаниями из детства. В более зрелом взгляде все казалось новым. Полутьма будто помогала ему идти по синему ковру, поддерживая ослабленное усталостью тело. Тарине медленно направлялся в свою комнату, предвкушая то, что будет мило терзать его и доводить до бреда. Отчего-то он опьянен чувствами, неспешно смешивающимися друг с другом. Отчасти было похер, что произойдет с ним ночью... Сродни отдаваться незнакомцу с завязанными глазами и связанными руками, без голоса и запасного плана, голый, с одной лишь красной лентой на белой шейке. Хотя почему «незнакомцу»? Фактически, эмоции принадлежат Бозацу. Он не оценит подобные проявления любви... зато жив и снова с ними. Тари-чан остановился. Сам не понял зачем. Ему сделали подножку, и правая щека впечаталась в ковер. На поясницу надавил довольно легкий вес, руки скрутили за спиной, грудь наполнилась быстрым сердцебиением. Фу, непривычно. Слуха коснулось громкое: — Ты имбецил, чего сделал с собой?! Почему не позвал меня?! Прелестно. Никко и Доку — лучшие подружки, и он, наивный, надеялся на сохранение тайны... — Все бы закончилось именно так во всех вариантах... — невнятное оправдание добавило свирепости в более не слегка мямлящий тон графини: — Ты даже не пробовал договориться!!! Права по всем пунктам. — Все бы закончилась этим, — с расстановкой повторил он. — И мне больно вообще-то. Ты тяжелая. — Я сыта твоими шуточками! — до крика осталось совсем ничего.... он так не хочет услышать его... — Нас было трое! Три сильных и находчивых Ооцуцки, а ты опять решил поиграть в мученика! Тебе нравится лезть на стену от боли?! Нравится?! — девушка наклонилась ближе к его уху и чуть-чуть приподняла сына Нидайме за воротник светло-фиолетового кимоно. — Знаешь, как Никко волнуется? Она вообще-то не понимает наших взглядов и реплик! Как я объясню, почему ушла с криками искать тебя, ударенный недоумок?! Колено госпожи сильнее надавило на середину позвоночника — мышцы живота неприятно натянулись. — Так и объяснишь... — нет-нет-нет! Ему не должно быть стыдно! Он услышал треск чужих вен — госпожа скоро сорвется, если Дракон ничего не предпримет. А что он может сделать в этом безвыходном положении?.. Нет, реально? Что подействует на существо, которое провело его через огонь, а он кинулся туда опять? Тари свел ее старания на нет... в угоду спасения того, кто сцепил их в связку. На секунду ему почудилось, что руки подруги затряслись, поэтому она, грубо пихнув сына Второго, слезла с него и села, опершись спиной на холодную стену. С ее губ сыпались тысячи беззвучных проклятий в сторону юноши, который уселся у той же стены за метр. — Я не попрошу прощения, — тихий голос вернул равнодушную гордость не до конца. — И не надо... — она всегда справедливо калечит его. — Кудокутен... — неуверенность нахлынула в самый неудачный момент, — я избав— — Избавишься от чего? — хмыкнув, флегматично перебила госпожа. — От божьего клейма? — Кудо так нервничает лишь потому, что природа неизвестной техники Камимусби не входит в ее компетенцию. К сожалению, отец делал нечто другое... — Я не смогу порвать твою связь с Бозацу... даже перекрыть мысленный канал, не то что эмоциональный. Боюсь, временное глушение дастся мне с огромными трудностями... есть риск повредить что-то важное в ячейке памяти, системе Тенкецу или глазных нервах. В худшем случае... — заканчивать фразу нет смысла. В определенные моменты Тарине понимал, что очень зависим от друга: сбой в одном может вызвать сбой в другом... — Однородные, как вода, а в воде — течения... — Что?.. — Ничего, — ладно, пусть не объясняет. Кудокутен повернулась к нему. Взгляд до мурашек... — Как ощущения? Тарине пожал плечами. Почему не может оторвать взор? Новый прием выучила?.. — Ноет шея и слегка болит голова. Хочу поскорее лечь в кровать и попробовать уснуть. Был тяжелый денек... Не деактивируя Бьякуган, она сощурилась, явно шерстя утренние воспоминания. Что уж скрывать... — Я не могу проникнуть в отдел нервной системы, отвечающий за эмоции... — во имя Восьми Богов, не хватало еще, чтобы Доку терзала себя от бессилия. — На нем словно... блок. — Камимусби-сама постаралась, — горький смешок был неуместен в почти темном коридоре, что охотник понял позже. Он чувствовал скачки эмоций, будто море волнуется: девушка пыталась отключить восприятие боли, скорее всего. Откуда-то появилась сила отвести очи в противоположную стену. — Не надо... Тари заслужил миллиарды упреков и лавины ярости, спрятанные за маской надменности: — Только попробуй умереть... И, если Бозацу узнает об этом, я тебя демонам скормлю.

— Зачем ты врал Бозацу? Если ты так сильно уважаешь его, почему не объяснил?

— А как же обет не врать?.. Это поставило ее в тупик. Вроде юноша и сам напоролся, а вроде... лучше Шодай узнает сразу, чем когда его любимый оболтус опять будет при смерти по непонятной причине. — Ненавижу тебя, — обронила подруга и ушла, стараясь спрятать отчаяние...

Он безнадежен...

***

Никко не на шутку растревожило поведение Кудокутен. Остаток вечера они не обмолвились и словом: принцесса поддалась ощущению, что нужно оставить госпожу в покое. Она давала сто процентов тому, что причиной необычного поведения графини является полоумный Тарине. Вероятно, помимо инцидента с Камимусби было что-то, о чем вслух не говорят. Хм, самый честный, объективный и справедливый тут господин Наместник — у него и попробует выведать. Заодно узнает, что происходило с ним во время их «увлекательнейшего» вояжа по храму. Глава охотников встретила Полярную звезду, сидящего, свесив ноги, в ветвях огромного дерева — вишни, наверное — в отдаленном уголке местного сада. Он, умиротворенно прикрыв веки, курил трубку и, казалось, совсем не заметил, что в окружении появилась беспокойная фигура. — Вечер, Никко-химе, — едва слышно изрек Бозацу, будто бы не желая портить ночную тишину. Она сочла это за приглашение, запрыгнула на толстую горизонтальную ветку и поклонилась: — Как раз искала Вас, Бозацу-сама. — После всего можно было уже и на «ты» перейти, — как всегда, дружелюбно просиял Шодайме. — Но я не осуждаю Вас — говорите, как удобно. Если бы ей что-то не нравилось, сказала бы сразу. Никко устроилась, опершись спиной на толстый ствол, дабы постоянно наблюдать за юношей, ведь разговор планируется тот еще... От воина веяло легкой усталостью и чем-то непонятным: широкие плечи, укрытые только белым хаори, опустились то ли из-за отсутствия сна, то ли в нем варились сложные мысли — никто, кроме одного индивида, точно не знает, как устроен разум Наместника. Бесцветный взор вдаль немного смущал, ибо его голос оставался обманчиво теплым и спокойным, а голубоватые, в цвет льда, Бьякуганы — наоборот... — Вы как? — Я? Чуть-чуть не дотягиваю до «отлично», а Вы? — охотница просто кивнула, и он продолжил: — Зачем искали? Поздновато для походов, — завершающая улыбочка усилила дискомфорт. Бозацу явно не в порядке. Есть выбор: или рассказать о сделке с Камимусби, или для начала взглянуть на полную картину и уже потом палить принца. Однако Первый не в том состоянии, чтобы выслушивать, как его друг кинул всех, и сможет ли он поведать историю, если там что-то ужасное?.. Хотя Бозацу не Тарине, чтобы впадать в ступор и ловить жуткие воспоминания. — Я хотела спросить, почему Кудокутен настолько обозлилась на Митеширо-саму за Тарине, что пошла на поединок? На нее не похоже... Он точно не ожидал этой темы: — Она не рассказывала?.. — Нет. Кудо-химе всегда отвечала, что господин Нидайме заслужил... — принцесса пыталась привлечь его взор, но Ооцуцки не отлипал от бескрайней степи через невысокий заборчик. Сделав затяжку, Наместник с приглушенной мрачностью изрек: — Кудокутен не стерпела тех вещей, что Митеширо-сама делал с Тарине... Да помилуют ее Боги за то, что открывает старые раны... Сама ненавидит, когда нужно так поступать... — А что конкретно он делал, что заставило Кудо войти в... «режим защиты»? — фу, как сложно стало искать выражения. С напряженным вздохом юноша убрал трубку в карманное измерение и потер лоб ладонью, оставшись в таком положении. После минуты молчания он сосредоточенно начал: — Грубо говоря... Второй-сама ломал сознание и тело Тари-чана на протяжении нескольких месяцев... — сорвался на ласковое обращение?.. Что за приколы? — С каждым днем он увядал все больше и однажды чуть не умер у меня на руках... Я не знал, что с ним, и не мог помочь, однако приехала Кудо и раскрыла все тайны первее меня, — прерывистый вдох пылал сожалением. — Она спасла его от кошмарной смерти... — под конец бархатный голос почти потух. Ему до сих пор больно... ...не лечит. Бозацу ничего не лечит. Ладонь сжала пузырек с голубоватой чакрой, что был под одеждой. ...и даже это не лечит его.

***

«Будь свободна во всем я люблю тебя, мое солнце, навеки твой странный дурачок» Она поняла. В конце концов Бозацу истек кровью. И вправду ничего не спасало его. А почему? Потому что Тарине только и делал, что доводил всех вокруг до безумия. Так что... их несломленный Шодайме был смертельно болен на протяжении шести с половиной тысяч лет. Если Никко срывалась, временами ненавидела мужа, не хотела видеть его и запрещала детям упоминать Второго-саму в ее присутствии, то Бозацу со своей ебучей любовью умудрялся возвращать Тари назад, в семью. Семья. Они были одной большой семьей, а сейчас... из нее выпало два главных, скрепляющих звена. — Они же с Тарине любили друг друга дольше, чем были знакомы?.. — Да... Бозацу все детство гонялся за каким-то духом, — Доку задумчиво сощурилась на картину. — Он даже научился глубокой медитации в пять лет, дабы побывать в разуме этого духа. Оказалось, что он хватался за массивную энергию Тарине. Та самая связь, которая и слабость, и сила. — На что он только не шел ради этого упертого придурка... — с досадой выдала Солнцеликая. — Как и мы... — Бозацу пожертвовал больше всех и любил его больше всех: больше меня, тебя, клана. — С Тарине то же самое... — Комичная ситуация: наших мужей влекло друг к другу несравнимо сильнее, чем к нам. Хоть мне было фиолетово. Я не боялась отпускать его с Бозацу. — А я боялась отпускать Бозацу с Тарине... — Кудо хмыкнула от печальной ирониии. — И не зря... — Бозацу не страдал, я уверена. Тари не допустил бы... — ага, «не допустил бы»... Тиран хренов... устраивал Шодаю такие нервотрепки, которые никому из них и не снились. Перед очами сразу предстал висящий в воздухе на ярко-оранжевых нитях, побитый Царь-дракон. Он рыдает. Просит отпустить. Молит Бозацу оставить его в покое. Бозацу держит те нити в руках, стараясь не кричать от боли, ибо струны грозились порваться. Он так и не отпустил, однако не выиграл ту битву из-за нагрянувших на их «вечеринку» солнечников. Боги, период без Тарине наихудший в их жизнях, наихудший в истории клана... — Зачастую сила портит личность, делая ее эгоистичной и мерзкой, но с Тари этого не случилось, — озвучила внезапную мысль глава охотников. — У нас были правильные боги... И я безмерно благодарна им, хоть они никогда не узнают об этой благодарности. — Отчего же? Мы продолжим дело наших мальчиков, а они будут глядеть с небес. Сначала прочтем письмо к Бозацу, потом... — а что потом?.. — В общем, читаем. Графиня остановила женщину, когда та распечатывала конверт. — Что мы будем делать? — оу, она хочет услышать уверенность в грядущем? Значит, получит ее: — Я откажусь от поста Наместника. Советую тебе сделать так же. Подруге понадобилось всего мгновение на размышления, и она одобрила затею кивком. Тарине и Бозацу должны стать последними Наместниками. На закате их прекрасных жизней начинается ночь неизвестного, а через время расцветет новое утро. Они хотели перевернуть клан Ооцуцки, но не успели... Потому Солнцеликой Никко-химе и графине Кудокутен придется попотеть, чтобы претворить их грандиозные планы в реальность, и сделать все, чтобы наступающая ночь поскорее закончилась.