— Это все из-за меня.
Тарине подумал, что убивающийся в объятьях незнакомца родитель — всего лишь видение. Он позабыл увиденное, как только вновь закутался в одеяло. И зря — это непосредственно относилось к тому, что на следующий день обьявили о трагической гибели Ооноитами-химе. Та сцена была перекрыта пеклом последующих шести лет. Он поймал себя на том, что жалел образ разбитого, слабого Митеширо, точно специально нарушающего ночную тишину своими беспрерывными всхлипами. Даже проливая слезы, этот мужчина все равно не мог похвастаться любовью к той, что отпустил спорить с начальством и охотниками в огне ярости. Этот мужчина не мог похвастаться уважением к той, что подарила ему дитя, появление на свет которого ждали все. Этот мужчина не успокоил ее злость, не успокоил советом. Он дал ей умереть, однако понял это слишком поздно, потому что не соизволил заглушить свое уязвленное после «разборок» эго и образумить Ооноитами или помочь в битве. Тари когда-то поклялся себе, что не будет таким, как отец, и не будет таким, как мама. Он будет таким, каким хочет, не вешая на себя ярлыки классического представителя королевской ветки. Конечно, принц уже вобрал в характер множество их черт, но он хотя бы работал над собой, в отличие от идиотских предков. Поэтому он должен делать то, что не делали они: ценой глаз, рассудка, здоровья, жизни хранить дорогое сердцу, чем Дракон Тарине Ооцуцки и займется. Нужно успеть свалить, пока Бозацу не вернулся, иначе ему не уйти — особенно по причине, которую он не может озвучить, ибо это позже навредит Шодаю. Правда, друг будет страдать, что отразится на охотнике... Вытерпит. Всегда терпел.— ...ты можешь перегореть.
Во имя Восьми Богов, только не Хикаринаши: его вдумчиво-теплый голос заставляет думать о себе, о своем состоянии: как физическом, так и ментальном, чего нельзя делать, если хочешь самозабвенно окунуться в защиту. — И какого черта ты делаешь? — бесцветно доснеслось с балкона. Никко, будь она проклята! Как не вовремя! Мало того, что явилась в царский дворец, не предупредив, так еще и без разрешения вторглась в его комнату. Упс, он тоже не раз врывался к ней... Тари-чан перестал выкидывать вещи из белого шкафа на кровать и обернулся к стоящей в приоткрытых стеклянных дверях начальнице: она буравила его с невыносимо строгим видом. — Ищешь какое-то... хаори? Пора писать завещание. А, ладно. Все равно не успеет. Юноша старался не поддаваться панике и попытался говорить обычным полураздраженным тоном: — Да, поможешь? Она глубоко вздохнула и вошла, вопросительно оглядывая не очень аккуратную кучу вещей на кровати: — Дай-ка угадаю: Император ебаный тебе что-то наплел? — его песенка спета. — Рассказывай! Тари, не в силах смотреть ей в глаза, снова залез в шкаф: — Нет, ты опять сольешь все Доку-химе. — И что? Если ты дурак-одиночка, чего не сливать? — Потому что ты не поймешь. — Тебя вечно все не понимают. Кем ты себя возомнил, Тарине? — началось... — Серьзено: ты всегда строишь из себя загадочного, непроницаемого воина-героя, а на деле... сам знаешь. Кого ты пытаешься обмануть? Меня, Кудо, Бозацу? Императора? Принц закатил очи и саркастично промямлил: — Я кристально чист и честен. — Ибо, чтобы не завраться лишний раз, ты предпочитаешь молчать. Жаль, я мысли не читаю, — да нет, не «жаль», а то бы он не дожил до сегодняшнего дня. — Прелестно. Вот тебе новая цель — иди и учись. Принцесса коротко вздохнула, неожиданно взяла его за воротник синего кимоно и развернула к себе, пристально вглядываясь в медовые Бьякуганы: — Я могу просто вскрыть тебе черепушку. Заживет же, — холодный взор сменился на угрожающий: — Нефритовый очень глубоко задел тебя, если ты собираешься бежать, значит... Он опустил взгляд, сжимая кулаки. — Да... — Ты хочешь оставить нас в Столице, дабы оставить вне подозрений? И что же собираешься делать? В страхе собрать самую большую армию во Вселенной и разнести Императора? К кому побежишь за помощью? Неужто к Хикаринаши? — Тоже да, — выдавил охотник. — Ты явно лезешь на рожо— — Мы не сможем переубедить Императора. Он думает, что я планирую долбаный бунт, и уже приплел к этому... тебя и Бозацу. Но я не могу послать кого-либо в бой с Нефритовым... — Почему?.. Ты и Бозацу с легкостью убьете его.— Не страшишься его способности все видеть и слышать?
— Отец говорит, что у Императора нет такой способности. Это фикция для запугивания других народов и Ооцуцки. Если не знал, легенду изначально скостили для Наместников, чтоб те боялись. Члены главной семьи всегда были мощнее Нефритового.
Ладони почему-то легли на худые плечики девушки. Он сбережет ее. Любой ценой. И Тари выбрал промолчать — здесь Никко видит его насквозь. Он уязвим перед ней. Даже слишком. — Я должен делать все тайно. Прокол Бозацу с архивом усугубил наше положение, поэтому я хочу действовать самостоятельно. — Ты. Никуда. Не пойдешь, — приказ. — Солнечники — редкостные подонки. Сколько наших они перебили! — не желая выслушивать эту ерунду, отпрыск Второго-самы обошел Солнцеликую и стал спокойно складывать вещи. Это завело Никко только больше: — Тебя история вообще ничему не учит? Вон у господина Митеширо и Яминаши-самы были прекрасные отношения, но это не побудило их закончить войну! Их очередная хотелка пускать кровь друг другу убила Хаттошики-саму! И миллиарды других! А ты хочешь пойти и сказать им что? «Мы хотим свергнуть нашего Императора. Помогите, пожалуйста»? Политик из тебя хуевый, Тарине. Уже. Потому я и не намереваюсь в ближайшую тысячу лет рекомендовать тебя на пост Наместника! — Мне нахер не нужен титул, — отстраненно буркнул юноша, закидывая узелок с вещами в карманное измерение, и пошел искать расческу в комоде. Он надеялся, чтобы глава охотников отстала, однако ложью ее не заткнешь. — Нужен! И не прикидывайся! — А ты не злись.***
— Я не злюсь! — взъелась Никко, но быстро потухла, закачав головой: — Просто очень... очень-очень беспокоюсь. — Все вы так говорите. Я, по-твоему, не смогу дать отпор? Я ребенок? — Тари... они смотрят на тебя, будто хотят сожрать. — Ха! Чей бы рюгу рычал! Придурь, ничего не понимает! Как можно быть таким тугим?! Принцесса скрипнула зубами, надеясь, что он не заметил, и отвела взгляд в пол, ибо если будет смотреть на внезапно ядовитую усмешку охотника, то он вылетит в сад или лишится зубов, — все равно вырастут новые. Никко не знала, какая муха его укусила, и не могла помочь, потому что этот кретин забылся в своих опасениях и вариантах решения общей проблемы. Дракон даже не объяснил, о чем будет говорить с Хикари! А если он развяжет новую войну ненароком? И на ней снова повисла ответственность за сохранение «секрета». Такую серьезную вещь следует обязательно рассказать Бозацу, но... его и вправду нужно защитить. Ради всех. Однако поразительный ум прозорливого Первого может придумать им план действий на сто тысяч лет вперед, и Тари знает это, изводя себя реальным страхом того, что все пойдет наперекосяк, как тогда с архивом. Плюс, принц видел что-то ужасное: можно прочесть по панически шарящим глазам — за солнцами кроется еще одна причина спешных сборов.— Я свалю из этого ебучего клана.
— Я узнала последнюю часть предсказания, — зажмурившись, отчеканила она в желании остановить охотника. Если он уйдет, то умрет — всего лишь предчувствие, однако оно, словно настоящий пожар, охватывало Никко. Бозацу будет плохо в его отсутствие, а Тарине придется переживать это за него, что может убить. Так хотелось сказать: «Ты слаб! Слаб, понимаешь? Будь со мной, и я снова и снова огражу тебя от любых невзгод. Не устану, не сломаюсь! Будь за моей спиной хоть вечность! Только останься! Хорошо, плюй на мою любовь, однако не разбивай душу Шодая!» Сука, она говорила мыслями, значит, сейчас будет худо. Тари-чан прекратил крутиться по спальне и как-то... пусто посмотрел на нее, будто хотел попросить прощения или кинуть ядовитый комментарий, но не определился. В комнату ворвался режущий кожу ледяной ветер. О, да. Тарине страшно. Невероятно страшно. — Иди на все четыре стороны, — безучастно прошептала принцесса, скрестив руки на груди. Он довольно низко поклонился и запестрил злой иронией: — Спасибо за Ваше согласие, госпожа. Ей не осталось ничего, кроме того, как наблюдать, как юноша скрывается в черном портале.***
Тарине выпрыгнул из портала перед ступенями мраморно-золотого дворца Йорунотайо и, гордо задрав подбородок и выпрямив осанку, уверенно пошел внутрь. Ему не нужно было объяснять страже, кто он: все-таки у Джогана есть преимущества — действует как визитная карточка. За высокими дверями тянулся коридор с красным ковром и большими окнами, на полу стояли расписные вазы с пахучими жасминами — цветы точно символизировали всю изящность и грацию правителя солнечников. М-да, если Хикари однажды влез в голову — уже не спастись: в голове сразу звуки звонкого смеха за ладонью и бесчисленны улыбки. Мысли об этом солнечнике спасали. Правда. Следует устроить с ним поединок, нормально поговорить и... рассмотреть. К нему созрел второй вопрос: почему он запудривает веснушки?.. Они же его главные украшения! Никаких жемчугов и бриллиантов не нужно. И следует поинтересоваться, не обидела ли его Никко... хотя оптимистичный и легкий духом Йорунотайо относился к ней даже с симпатией, будто его веселило надменное поведение девушки. В Тари разрастались вина за то, как он повел себя с принцессой. Зато она все поняла. Наверное. Не исчезала вероятность, что охотница побежит огорчать Бозацу, однако Кудо точно узнает первее — будет ожидать нагоняя. Никко вроде и поддержала его — мысленно, — а вроде и не хотела отпускать: жар этого мучительного желания обдавал даже сына Нидайме. Она слишком привязалась... слишком полюбила и своим разрешением подтвердила это. Она готова быть с ним. Она готова выносить его проделки. Она готова давать ему бороться. Вдобавок девушка в полной мере принимала его связь с Наместником. Бозацу будет искать его... но не найдет. Лишь отец — и то не факт — сможет точно определить местонахождение горе-товарища. Нужно было, что ли, оставить какую-то записку... А то совсем нечестно. Вот пропадет принц на месяц или два, явится домой и как объяснит? Чем-то вроде «Эй, Бозацу, я договорился с Хикаринаши, что солнечники будут решать самые важные клановые дела исключительно с нами, не идя к Императору». Либо вообще промолчать?.. Надо бы еще грамотно обрисовать Йорунотайо проблему... и сказать, почему это важно. Да, это прозвучит, будто Дракон хочет свергнуть Нефритового, однако так и есть, — этот непонятно откуда взявшийся хер загубил столько жизней: в том числе прошлых Наместников, маму, родителей Никко — есть за кого мстить. Ничего, Тарине по воле Небес дано могущество все изменить, но пока без друга: пока он зоне риска, дабы действовать в открытую. И что это была, блять, за техника? Откуда у Императора нити, похожие на приспособления Нуши-самы?.. Почему... грудь разрывало болью, когда правитель натянул нить? Похоже, он хотел буквально перерезать жизнь. То есть и кинжал специальный — на вид обычное золото. Не Шитай, не Хашшодо — что тогда?.. Производная техника? Придумал случайно? Он не мог узнать о принципе божественных техник... кроме как из уст Тоёкумоно. Были бы у них хорошие отношения с богом, спросил бы напрямую. Похоже, придется залезть к нему в память, хоть он и не планировал пересекаться со стремным Йорунотайо. За все время в бренном мире Тари-чан отдыхал всего три года... Потом год в ебенях Вселенной, потом политические гонки, а сейчас назревает война... Прелестно. Что поделаешь: не суждено ему жить в мире и гармонии. Такова реальность. (5) Он вошел в просторный светлый тронный зал. На площадке со ступеньками стоял пустой черный трон, выделяющийся среди белого мрамора, нефритовых колонн и потолка с позолоченными узорами каких-то мифических сюжетов, но... в середине была восьмиконечная звезда, внутри которой точно сиял голубоватый глаз с темной склерой. Даже тут... Заглядевшись на потолок, Тари тихо спросил у себя: — Почему в главном дворце Йорунотайо мой глаз?.. — Не твой, а тот, что принесет Провидец. Юноша не ожидал, что ему ответят, да еще и так строго, и вздрогнул. Он повернулся к трону: на нем вальяжно восседал Хеншу, казалось, совсем не заинтересованный в его присутствии. Тари поклонился, утихомиривая сердцебиение: — Извините за вторжение. Не подскажете, где Его Величество Почестный Регент? — Ты от клана или сам? — вежливо обратиться не удосужился... До сих пор дуется. В этом они похожи, однако длинноволосый считал себя более благородным. — Сам. — Зачем тебе говорить с этим дурачком? Хикари мал для такой ответственной должности. Очевидно же, что дедушка поставил его, чтобы управлять кланом... впервые за миллиарды лет, — что он мелет?.. — Поставили бы меня— Тарине не смог молчать: — Ты, сука, заканчивай! Хватит оправдывать свои провалы чужими успехами. Тем более ты выказываешь неуважение не только к своему правителю, а и к брату. — А ты у нас больно мудрец, да? Как это ты за ручку с Шодаем не пришел? Спокойствие. Хеншу провоцирует его на что-то... или просто выплескивает обиду. — Просто скажи, где найти Хикаринаши, — слегка устало выдохнул Дракон. У него не было какого-либо желания соревноваться в мастерстве плеваться желчью. — Не обязан, — выдал ковыряющийся в белых ногтях царевич, и... ...в затылок заехало что-то тяжелое. Тари резко дернулся и раскрыл глаза, бегая глазами по темному окружению: свет падал лишь сверху над ним. Посмотрев по сторонам, он увидел закованные в цепи, зачарованные на прочность и подавление энергий и присоединенные к кандалам на пережатых запястьях — на них более предпочтительны чьи-то нежные губы, нежели натирающие металлические браслеты. Кто-то очень хочет подраться или умереть, если поместил его сюда. Хеншу напросился на поединок — принцу достаточно использовать два процента своей истинной силы. И да: два на крайняк — может, у Йорунотайо-старшего есть туз в рукаве. В противном случае достаточно пол процента — негоже тратиться на бездарей. Охотник был наполовину раздет — зачем сей «ритуал», он не понял. Солнечники, конечно, не знают, что у него необычные вкусы: тут прохладно и в меру влажно — прям идеальные условия для жизни. Правда висеть над землей было слегка некомфортно: плечевой сустав грозился выскочить. Чтобы уменьшить давление на плечи, отпрыск Второго подлетел совсем чуть-чуть выше. Тарине подождал, пока глухая, пульсирующая боль в голове исчезнет, и активировал Бьякуган, пытаясь выяснить, куда его уволокли. Видимо, он висит в бывшем колодце на пятнадцатом уровне дворцового подвала. «Отличное» место, дабы спрятать претендента в сильнейшие... который по невнимательности не заметил, что кто-то подошел сзади. Юноша ощутил прилив сил и хотел оборвать цепи или разрубить их порталами, но решил не усугублять положение и в кои-то веки цивилизованно дождаться хозяев, которые, между прочим, вежливостью не блещут. За милостивым Шодайме-самой должно стоять укрепляющее его статус существо, и разнос столичного дворца сделает все только хуже. Во тьме впереди с эхом щелкнул замок и отворилась скрипучая дверь. — Вы бы хоть петли смазали, — не удержался от комментария Дракон. На свет вышла высокая девушка в белом кимоно с золотыми солнцами — Тайонаши-химе. — Какого хрена ты сюда заявился? — У Вас потрясные кудри. Они от природы, или Вы их завиваете по утрам? Спите, намотав локоны на палочки для еды? Вот мне завивать ничего не нужно: эти волосы даже надоедают временами, особенно когда выдают эмоци— — Что ты тут делаешь? — строже повторила вопрос принцесса. Ладно... Он честно пытался наладить связь. Охотник выпрямил спину и слегка приподнял острый подбородок: — Я буду говорить лишь с Его Величеством. Никаких заместителей, братьев и сестер. — Много на себя берешь. Со стороны входа быстро приближался стук деревянных гета о камень: это Хикари. Несомненно. Он буквально влетел в зал — слегка детское личико раздражилось ярким удивлением: — Тари! Что ты здесь делаешь?! Ооцуцки дернул уголками губ, сдерживая радость от того, что он просто увидел юношу. — И тебе привет, Хикари. — «Хикари»? Что за невежество? — неожиданно вспыхнула Тайо, угрожающе медленно шагая к нему, но ее остановил брат. Она сочла приемлемым отчитать Регента при представителе другого клана: — Этот Ооцуцки не имеет никакого права даже смотреть в твою сторону! Ты Почестный Регент, а он— — Всего-то правая рука и бессменный советник Первого Наместника. Я понял, — с учтивым кивком отсек Хикаринаши и, повернувшись к принцу, чересчур мягко молвил: — Здравствуй, Тарине, — интонация такая, будто извиняется... — Прости за— Тари-чан, вообще не прилагая усилий, вырвал цепи из потолка и с любопытством уставился на раскрывшего рот друга: — Чего ты? Язык проглотил?.. Первой отошла от шока принцесса: — Т-ты мог сразу вырваться?! — Безусловно! Просто не хотел обидеть Вас, освободившись раньше прихода Хикари, — невинно пожал плечами длинноволосый. Обожает удивлять. — Цепи же зачарованные... — Правда?.. А я и не заметил! — он не любил обесценивать чей-то труд, однако сама напросилась: послужит уроком. Тайонаши скривилась: — Что ты такое? Он не удержался и закатил глаза. Почему все проявляют к этому нездоровый интерес? Других вопросов нет? Глава Йорунотайо вдруг опасно зыркнул на сестру через плечо: — Извинись, — от твердости в тоне солнечника внутри все сжалось. Боги, у него бывают подобные приливы серьезности?.. Невероятно. Сын Нидайме попробовал смягчить ситуацию: — Хикари, не нуж— — Я знаю, что это неприятно, — ясно, отказа не примет... Девушка отчего-то поникла и, искренне виновато опустив взгляд, процедила: — Простите за мою грубость. Даже на «Вы». Вау, влияние товарища действительно весомое. Юноша вернулся в обычное взволнованное состояние и подошел к Тари, бегая взглядом по откровенно неприятно впивающимся в запястья, надоедливым кандалам. — Черт, как их снять? — суетливо спросил правитель клана, под всевозможными углами смешно разглядывая металлические браслеты, поднятые на уровень груди. Ехидный смешок Дракона привлек его взор, в котором неожиданно зажегся азарт: — Знаешь... они тебе идут. Естественно, не в смысле, что тебе идет быть рабом, а— Тихой шпильки хватило, дабы задеть сестру: — Ты опять за свое?! Тарине-сан пришел сюда не твои фантазии слушать! Ооцуцки инстинктивно подкинул дров в костер: — Да будет Вам! Я бы послушал. — Вы оба... — прошипела принцесса. — Что? — искренне изумился Хикари. — Но ему очень идет! — он отошел, показывая на руки охотника: — Глянь! — Никко-химе недаром тебя отделала! Ты мерзкий пошляк, Хикаринаши Йорунотайо, — скрестила руки Тайо и, угрожающе сощурившись, наклонилась чуть вперед: — Мерзкий пошляк. Она презрительно фыркнула, крутанулась на пятках и гордо ушла. Простояв в легкой тишине несколько секунд, царевичи разразились смехом.***
Никко и Кудокутен вместе пробрались сквозь зеленые деревья с густыми кронами: жемчуг отцвел еще в конце лета, так что дорога к озеру стала не такой тернистой. Они выбрались из чащи и встали на прозрачную гладь сверкающего в нежно-голубом сиянии лун озера. Спутники в космических небесах напоминали два Джогана, преследующих их даже в отсутствие их главного недоразумения. Будто наблюдает за ними... — А Тари и вправду вездесущая тварь, — вздернула уголок губ графиня. В ее узких перламутровых очах просквозила печаль, едва уловимая и нежелательная: Доку не хотела волноваться за «спасателя», считая, что нужно верить, что Тарине знает, как правильно. Принцесса без понятия, что это значит, но если подруга сказала, то так и есть... хоть и верить в сие высказывание слишком сложно, слишком вдумываясь в содержание фразы. Пустит на самотек. Охотница не знала, каким застанет Бозацу. Пока они шли, Доку постоянно повторяла, что с ним все хорошо, однако Никко все равно боялась. Взрослые существа, называется... На невысокой длинной скале, откуда стекал шумный водопад, свесив ноги и запрокинув голову к усеянному звездами небу, восседал их великий Шодай, накрытый любимым пальто с высоким воротником, бордовой подкладкой и магатма на рукавах и спине — своим умиротворенным видом он казался одним целым с безмолвным вечером. Был бы тут Тари, гонял бы воду в качестве тренировки и достаточно громко рассуждал о каких-то вещах, развеивая скуку. Девушки подошли к скале и запрыгнули на нее, встав возле юноши. — Если вы пришли говорить о Тари-чане, то постарайтесь понять, что он вправе свободно передвигаться по измерениям, и я его не держу, — абсолютно спокойно молвил однорогий. То есть глава охотников действительно преувеличила и сделала принцу беременную голову перед уходом... Ой. — Хотя я не знаю, зачем он ушел, но, видимо, появилось какое-то дело, не касающееся меня. Не касающееся него... Да, конечно, ведь у Тарине та-а-ак много причин свалить. — Несильно переживаешь? — вполне серьезно спросила Кудокутен, подразумевая эффект проклятья. Первому ни в коем случае нельзя испытывать негативные эмоции, пока Тари решает проблемы: может не выдержать. Бозацу бархатно рассмеялся: — Я даже не буду беспокоится, если придет известие, что он в плену у Они. Вы разве сомневаетесь в нем?.. Попали. Будут и дальше вести себя странно — проницательный Наместник начнет что-то подозревать, поэтому девушки синхронно отчеканили: — Нет, ни в коем случае! — Вот и славно!***
Тарине взял глубокую стеклянную миску с кумкватовым вареньем и вылил почти все на обычное мороженое. — Это тебе не жареная рыба, — прыснул Хикари и чуть не подавился креветкой. Откашлявшись, он начал слегка задушено извиняться, ибо не пристало воспитанному Йорунотайо разговаривать с набитым ртом, хоть принц не обращал внимания, потому что ему было действительно хорошо в присутствии царя. Они сидели на подушках за низким деревянным столиком огромной уютной гостиной у высокой стеклянной двери на террасу. Тари не терпелось выйти на улицу и прогуляться по окрестностям. Вдобавок ночь обещает быть теплой, что значило можно шататься Боги знают где до утра. — Зачем ты так? — спросил юноша. Парочка его локонов потянулась к середине стола и взяла сахарную пудру и тарелку с рисовыми сухарями. Конечно, друг не понял: — Что? — Ты постоянно извиняешься! — максимально задавливая неловкость в себе, охотник показал на него серебряной ложкой. — Когда мы познакомились, я только и слышал, как ты просишь прощения. Даже надоедало иногда! Потому я тебя встряхнул... тогда, — иронично, ведь он сам хотел сейчас извиниться за это... Опустевший взор лавандовых глаз устремился в тарелку, и Регент немного стеснительно объяснил: — Однажды мне сказали, что я рожден ошибкой и моя судьба — извиняться за это всю жизнь. Оу... Бля, зря спросил. Сует свой нос, куда не надо... — Очень надеюсь, тот, из чьего рта это вылилось, долгое время проходил с многочисленными переломами. Тусклая усмешка на сероватых губах заставила внутренности сжаться — во имя Восьми Богов, там серьезный случай, если от солнечника перестало исходить яркое сияние. — Я не посмею поднять руку на брата. Большой палец в неосознанной ярости согнул ложку. На самого главного еблана семьи похож Хеншу — может, рассказать Хикаринаши, что он плел во время «встречи»? Хотя если товарищ говорит таким невыносимо обессиленным тоном, то прекрасно все знает... — Нет-нет-нет! Тари, я давно прос— — Ты прощаешь эти унижения? Готов терпеть, только потому что вы родственники? Ты сдурел? — пиздец, он завелся: — Я, блять, из дома сбежал, лишь бы харю отца не видеть! — У вас с Митеширо-самой плохие отношения? — искривил бровь правитель. — Мы обсуждаем не меня, а тебя, — сурово напомнил Тари-чан. — Хеншу много о себе возомнил, смотрю! Как Нару-сан и Тайонаши-химе позволили это? Хорошо, допустим, в детстве ты не мог постоять за себя. Между прочим, какая у вас разница?.. Пялясь в тарелку, Хикари выдавил: — С сестрой четыре года, с близнецами пять лет... — юноша поднял прищуренные глаза: — И как ты узнал, что это Хеншу? — Только его тупой мозг мог сгенерировать подобное, — он выжидающе промолчал и продолжил: — Вы семья и должны быть горой друг за друга. Тем более ты взвалил на себя клан, и они все обязаны помогать тебе. И быть готовыми отдать жизнь. Тихий усталый вздох заткнул Ооцуцки: — К сожалению, я не могу полностью отвергать слова Хеншу. — Можешь! — громко настоял сын Нидайме. — Никто во Вселенной не имеет права называть тебя... — он остановился из-за противной горечи на языке, — ошибкой. И за что Хеншу хочет, дабы ты извинялся? За то, что родился?! Он настолько не уважает ваших совместных родителей? — Мы сводные, — твою мать... Это меняет положение. Все встает на места: от визуальной несхожести детей Яминаши-самы до характеров и идей. — Думаю, ты давно заметил мой Бьякуган, цвет кожи и чакру, — и тату. Тари кивнул, мысленно ликуя оттого, что юноша уже не такой потухший. — Моя матушка из Ооцуцки. Нихера себе! — Стоп, как ты выжил?.. Дети от смешанных браков умирают еще в утробе от столкновения разных типов материй, а если и рождаются, то живут не более трех-четырех месяцев. Да ты не ошибка... ты чудо! Настоящее чудо! Ура, вновь его лицо украсила лучезарная, слегка робкая улыбка. — Папа умолял маму не терзать себя беременностью, так как не хотел, чтобы она умерла, но... она проявила поразительную силу воли и выносила ему здоровое дитя — меня. — Яминаши-сама был сильно против?.. — Он не был против ребенка, но был против того, что угрожало жизни его любимой женщины. Отец всегда заботился о ней и очень любил — я могу понять его тревогу. Плюс, беременность матушки протекала крайне тяжело — фактически, я даже чуть не убил ее несколько раз, — фальшиво хохотнул Йорунотайо. — Маму кучу раз призывали отказаться от губительной затеи — даже дедушка просил, зная, что будет страдать и она, и папа, и ребенок. Однако... любовь победила, и я сижу перед тобой. Удивленно расширив золотые глаза, Тари-чан пораженно опустил щеку на ладонь правой руки, упирающейся локтем в стол. — И ты, и твоя мама выжили... У-у меня нет слов! — Одни эмоции, да? — просиял Регент. — Ты первый в мире гибрид двух рас! Наверное, твоя физиология кардинально отличается и от Ооцуцки, и от Йорунотайо! Как ты живешь с чакрой в теле? Как разделяешь энергии? Ты часто пользуешься антиматерией? А как проходило взросление? — Воу, сколько вопросов! Попробую ответить, — тихо засмеялся Хикари. — Дедушка Тоё — единственный в семье, кто знал все об особенностях обоих народов, потому я рос под его чутким надзором, чтобы не сделать с собой что-то ужасное. В детстве я часто пытался использовать две энергии сразу в разных руках, однако происходило смешение и, как следствие, аннигиляция, из-за чего у меня мно-о-ого раз серьезно повреждались Тенкецу и ткани организма. Все-таки во мне больше от Йорунотайо, и дедушка стал учить меня практикам Аменотокотачи-но ками, но и эти техники были ужасно трудными. Я частенько валился от усталости после тренировок и даже мог потерять сознание на два-три дня, а еще у меня все ныло, и отключались некоторые конечности. С годами навыки контроля улучшались — я даже научился управлять Стихиями! В Тарине тут же зажглось любопытство: — Покажешь? — С тобой я не сравн— — Пошли! — энергично вскочил отпрыск Наместника, раздвинул стеклянные двери и с разбега спрыгнул с террасы в сад. В распущенные волосы сразу вплелся теплый нежный ветерок: на главной планете солнечников сейчас летний период — дома же разгар осени. Сезон — еще одна причина «экспедиции» сюда. Почему-то охотнику впервые не хотелось, дабы лето заканчивалось... Но у зимы тоже много восхитительных преимуществ. Легкие с полна налились острым и одновременно пряным благоуханием тысяч и тысяч окружающих его белых жасминов, выпускающих сухой, резковато-сладкий аромат в мягкий воздух, втирающий его в кожу. Надо бы сплести веночек для Хикари... Пока охотник усердно копался цветах, Йорунотайо тоже спустился в ночной сад. — У вас не водятся цикады? — развеял тишь занятой юноша. — Когда-то они были, однако многим жителям планеты они надоели, и их просто съели. Всех. — Ха! Ооцуцки не едят букашек. — Зато вы едите своих, — подкол был кинут совершенно без намерения задеть, но все равно неприятно... Все-таки работа миллиардов предков и труд Никко не должны подвергаться неуважению. — Иногда я хочу закрыть тебе рот, но больно люблю, как щебечешь, — Тари скопировал его интонацию, все еще занимаясь венком. По саду прокатился звонкий смех... снова через ладонь. С этим срочно нужно что-то делать — он скоро начнет беситься. Как раз подходящий момент попробовать поднять сию деликатную тему. Принц закончил украшение из жасминов и, ужасно довольный собой, пошел к Регенту, который стоял, прислонившись спиной к стене из больших светлых кирпичей. Хикари буравил его насмешливым исподлобным взглядом, не зная, что ответить на последнюю реплику. Ооцуцки спрятал подарок за спиной и, любопытно щурясь, склонил голову к плечу: — Скажи, зачем ты прикрываешь рот, когда смеешься? У тебя восхитительный смех — чего стыдиться? Голова солнечника чуть вжалась в острые плечи, сверкающие робостью глаза забегали по серьезному лицу неотрывно смотрящего Тари-чана, тонкие пальцы с золотыми кольцами начали перебирать шелковую ткань бирюзового халата с бордовыми цветами. Осознавая свое преимущество, он понял, как же круто быть выше другого существа, — полностью разделяет необыкновенное удовольствие Бозацу. Внимание отчего-то сконцентрировалось на черных точках под очами. У Ооцуцки есть поверье, что рожденные с отметинами под глазами пришли в этот мир проливать слезы... Неужто все королевские солнечники обречены?.. Возьмем в пример Хикари: разве он способен быть несчастным со своим вечно поднесенным настроением?.. Либо весь этот образ — прикрытие, а юмор и смех — защитная реакция, как у Тарине — желание всех отшить. Внезапно проснувшийся стыд едва не разорвал грудь. Что он только что спросил?.. Зачем ворвался в личное пространство? Да кто его за язык тянул?! — Черт! Прости, я умопомрачительно тупой! — он ударил себя ладонью по лбу, аккуратно держа венок за спиной другой рукой. — Извини, я не имею права спрашивать о таком! ...он впервые извиняется перед кем-то за неуместные слова. И даже не перед «кем-то», а перед Хикаринаши... Принц и так вытянул из него информацию, которую явно не нужно обговаривать за ужином, но наглость и бестактность в его глупой голове превысили «допустимую» норму. Напряжение Регента спало, превратившись в милый румянец, подчеркивающий веснушки, что, по замечанию Никко, были запудрены на собрании. — Теперь и ты извиняешься, — приглушенно подметил Йорунотайо, опустив чарующе сверкающие в синей темноте глаза. Вот паразит... Прав же. — Потому что я веду себя, как инфантильный идиот, — Дракон тоже зачем-то перешел на шепот. — Я так и не научился общаться с живыми... Да и с мертвыми не клеится, чего уж таить. Солнечник подался чуть вперед и словил опущенный взгляд принца: сейчас он мог полностью разглядеть каждую темно-серую точку на ровном носу и щеках, россыпь мелких блесток под радужкой из тонкого хрусталя, старый беловатый шрам на правой брови — в этом вся неземная красота Хикари. Охотник вздохнул и, немного отстранившись, показал Регенту венок, негласно спрашивая, можно ли надеть его. Хикаринаши прикрыл глаза и расставил руки в стороны. Разрешение получено. Пальцы отказались исполнять затеи а-ля «заправлю-ка я ему волосы за ухо» или «очерчу скулу тыльной стороной ладони» — и так словами напортачил, потому он просто положил пышный венок на голову и смущенно заложил руки за спину, перекатываясь с пятки на носок. Юноша взглянул на него из-под пышных ресниц и белых лепестков — душа словно тоже зацвела цветами... дабы потом умереть из-за них. Йорунотайо в мгновение повеселел, улыбаясь завороженному принцу. — Хочу узнать, как я выгляжу, — переливы задора в тоне Регента разбудили его. — Пошли к озеру. Тут недалеко. По пути Хикари показывал свое владение Стихиями — очень даже сносное, к слову. Тарине опасался, что другу станет плохо, однако солнечник поведал, что с возрастом его регенерация ускоряется и эффект от аннигиляции пропадает, — универсальный боец... Смотря под ноги на песчаную дорожку, ведущую через лес, сын Нидайме поинтересовался: — Почему тебя зовут Почестным Регентом? Разве высшая должность клана не должна называться более, м-м-м, круто? — Изначально народом правили дедушка Тоё и бабушка Токотачи. Прошло несколько миллиардов лет: Такамимусби-сама погиб в битве с Аменотокотачи-химе, перед этим ранив ее. После скоропостижной смерти жены дедушка решил передать бразды правления их дочери Кунинотокотачи. Та, чтобы все помнили, кто является настоящим правителем, назвала себя Почестным Регентом, указывая на то, что за ней стоит великий бог. Шли годы, Йорунотайо развивались, и имена первых существ во Вселенной покрывались пылью, становясь мифами. Когда все боги ушли в прошлое, с ними решил уйти и дедушка, окончательно скрывшись в тени спин своих потомков. — Но Тоёкумоно-сама продолжил влиять на клан, да? — Безусловно. Он как наш старейшина. — И он управляет тобой?.. — Нет, что ты! — отмахнулся правитель солнечников. — Дедушка дает советы и то, только если они действительно нужны. Регенты, в основном, правят независимо. Однако я все равно считаюсь с мнением деда: все-таки его опыт не должен пропадать. Повезло... Время пришло. — Хикари... — кашлянул охотник. Как сложно о таком просить!.. — У меня есть проблема, которую можешь решить лишь ты, — Йорунотайо схмурил бровки и кивнул: готов выслушать больше, чем Тари готов озвучить. — Господин Тоёкумоно молодец, что не связывает твои прекра... Ой, руки, руки! — что он, блять, только что чуть не сморозил? — Но... руки безжалостно затянуты у другого очень дорогого мне существа. Я поклялся, что защищу и освобожу его хоть ценой жизни. — Ты уже отдал душу... — схватывает на лету... — Я хочу, дабы ты помог мне развязать руки Бозацу. Все мои друзья должны быть свободны. На лице Хикаринаши выступила серьезность. Интересный контраст: цветочная корона в серебристых, слегка вьющихся волосах и сосредоточенность внезапно проснувшегося политика. — И кто посмел сдерживать силу Шодайме-самы? — Наш Император. Он лично пригрозил мне, что убьет всех вокруг, если мы не будем подчиняться. — Я не знаком с ним, но уже испытываю отвращение, — поморщился товарищ. По-другому и не могло быть. — Ты хочешь избавиться от него? Как я-то помогу? — Императора оставь на нас, а тебя прошу решать все межклановые дела исключительно через Наместников. — Я согласен, — тут же выдал Йорунотайо, и Тари уронил челюсть. Так быстро?! — По-другому и не собирался. Однако я боюсь за вас: как провернете аферу подобного масштаба?.. — Просто наблюдай и получай удовольствие. Они вышли к огромному озеру, в котором вода, черт возьми, светилась неоново-голубым. Тарине изумленно вздохнул, с детским восторгом оглядывая бесконечную светящуюся водную гладь. Он скинул сандалии, неуклюже спрыгнул на прохладный песок с небольшого уступа, и вокруг появились ярко сияющие точки. — Ты волнуешь не только меня, а и планктон, — кратко рассмеялся Хикари, уже не закрывая рот. Отпрыск Второго сделал пару шагов, наблюдая, как сзади остаются мерцающие аквамариновые следы. — Я читал про фосфоренцию планктона и нередко воображал ее, но, встретив сие явление, я просто... — слова застряли в горле, и он энергично взмахнул руками, показывая на озеро. — Это выше моих ожиданий! Хикаринаши тоже оказался на песке, спрятав ладони в глубокие карманы золотого халата, и ностальгически промолвил: — Потому я больше любил жить с отцом. — А, ну да... Твоей маме нельзя здесь быть... — если сейчас опять включит дебилизм, то утопится. — Все домашние были не против, чтобы она поселилась у нас, но матушка сама пожелала остаться на родной планете. — Понимаю... Юноши пару минут умиротворенно глядели на сказочно сверкающие, мерные волны. На горизонте озеро сливалось с черным небом, которое отражалось в почти идеальной глади. Ветра здесь практически не было, потому тепло в бархатном воздухе не давало ежится от холода, что обычно спускается у больших водоемов. Тут спокойнее, чем дома. Вот бы с ним была вся компания... — Эй, Тари, — несмело выскользнуло из Регента. — Ваш Император причастен к смерти Хаттошики-самы?..— Хотел убить его?! У тебя получилось, мразота!
Отец все знал... Они с Хаттошики-доно понимали с самого начала... Вспомнить хоть, что привил покойный Шодай своему сыну. Император — фальшивка для запугивания величайшей силы во Вселенной. Во имя Восьми Богов, что происходит?! Ооцуцки прочистил горло и сдавленно ответил: — Отец верит, что вся та бойня была подстроена для убийства Наместников, но он один выжил... Над Хикари словно нависла темная туча: он сильно напрягся, ранее нежный взор стал задумчивым и отчужденным. Мысли. Тари-чан не может прочесть его мысли — почему они скрыты?.. — Значит, этот мудак отправил на тот свет и моего отца... — Что?! — встрепенулся охотник. — О чем ты?! Солнечник безучастно буравил даль, не обращая внимания на разбушевавшегося Тарине. — Господин Нидайме рассказывал о произошедшем? — Нет, он отказался, вероятно, из-за шока, ибо Хаттошики-доно — единственный, ради кого он жил. Вдобавок он пожелал клану сгореть в аду. Однако при чем тут Яминаши-сама? — Митеширо-сама смолчал, ибо переродился в моем отце, — зажмурив серые веки, протараторил Хикаринаши. После реплики его дыхание стало ужасно тяжелым, точно душили. Среди Ооцуцки говаривали, что родитель захватил тело обычного солнечника — никак не Почестного Регента. Вообще удивительно, как тело существа другой расы подошло для Ооцуцкификации, — наверное, стараниями отца... Он тоже смекалистый мужик. Блять, ему это не нравится... — Н-но кто послал его туда?.. — принц нихера не понимал... Хикари едва подавлял дрожь: — Я не знаю... Я уже ничего не знаю... — вашу мать, должно быть, друг сгорает от желания мести, но из последних сил держит его в себе... Подбирая слова, Тари осторожно накрыл ладонью острое плечо — юноша и не шевельнулся. — Хикари, наши отцы не воевали. Они не могли убить друг друга: им просто незачем! Максимум избивали друг друга до полусмерти... о-от скуки! — и заставляли кланы воевать... — Я не хочу убивать Нидайме-саму, — отсек он. — Ненавидь грех, а не грешника... — какой этот Йорунотайо... золотой. Хикаринаши поднял сверкающие опасностью глаза к кобальтовому небу. — Император хотел убить их всех одним махом... — А нахера ему сдался Яминаши-сама? — не понимал охотник, ведь он не знал его. — Ладно еще Наместники — занозы в заднице, но твой отец ему зачем? — Я не знаю. — Спроси у Тоёкумоно-самы. Только осторожно — не напрямую! — Обязательно, — устало и одновременно равнодушно хмыкнул Хикаринаши. Регент подошел к спокойной воде и постепенно зашел в светящуюся воду по щиколотки. Он развязал пояс, скинул халат — хвала Небесам, нижнее белье есть — и бросил на песок рядом с застрявшим в ступоре Тари-чаном: и снова накаченная спина с выступающими позвонками и ребрами, и снова узкие плечи, и снова татуировка. Пока Йорунотайо отсутствующе наблюдал за плывущим под гладью светом, охотник подошел сзади на расстояние чуть ближе вытянутой руки, не заходя в воду, и... вновь потянулся к символу звезды. Пальцы остановились в паре миллиметров: светло-серая кожа с подвижными аквамариновыми узорами от воды излучала тепло, которое так и хотелось впитать... Опять мурашки? Что за влияние он оказывает на это существо? — Я же не дубовый — чувствую... — тихо и более ласково напомнил Хикари. Вероятно, ему уже лучше. — Можно я?.. — Да, — не оборачиваясь, бросил солнечник. Тари на мгновение предательски задубел. Взгляд почему-то приклеился не к гербу, а к голове юноши: хотелось видеть, какие ощущения смягчат его личико, хотелось знать каждую новую эмоцию и оттенок вздоха от неспешных движений длинных пальцев, хотелось удерживать его настолько близко, насколько он позволит. Принц еще пару секунд сомневался и, пытливо наблюдая за головой, бережно провел средним и указательным пальцами линию от острия верхней грани до нижней, останавливаясь на позвонках. — Откуда она у тебя?.. — едва слышно спросил Дракон, думая, как бы не раздвинуть носом белые волосы напротив и не упасть на чужую шею просящими во всю губами. Слишком прекрасен... — В детстве я встретил девочку из Ооцуцки. Так же случайно, как и тебя. Мы быстро подружились и проводили практически все время вместе, но радикалы убили ее и всю ее семью... Я набил восьмиконечную звезду в память о ней и как обещание установления мира. Внутри снова заколотилось омерзительное чувство, что не нужно было спрашивать... А чего он ожидал? Что только его жизнь затоплена болью и кровью? — Ты так легко говоришь об этом, — осмелился на реплику сын Наместника, не отрывая подушечек от гладкой кожи. — Я просто отпустил... — кажется, сквозь тусклую усмешку ответил Хикари и зашел дальше в воду — охотник застыл с протянутой рукой. Портит всю обстановку своими оцепенениями... Наклонившись к ярко-голубой воде, Йорунотайо уже более оживленно спросил: — Как насчет твоих магатма вдоль ключиц и на верхней части спины? Тоже татуировки? — Нет, они что-то вроде родимых пятен. В королевской семье это не редкость: например, у отца девять магатма в три ряда на спине. — А почему девять? — Регент принялся что-то искать на дне. — Максимальный ранг клана, символизирующий число томоэ в Ринне Шарингане. Вот у Бозацу на пальто всего восемь магатма и на рукавах, и на спине — число никогда не увеличится, ибо он не состоит в царской ветке. — Отчего? — Хикаринаши зашел по пояс: светло-серую кожу окрасил небесный, слегка зеленоватый свет, а серебрящиеся волосы словно засияли. — Его семья — потомки Аменомихоко-самы, который, между прочим, старший сын Аменоминакануши. — Когда-то носители Джогана, Ринне Шаринганов и его производных защитили молодой клан от гнева демонов и смуты, и дети Аменомихоко передали титул главных им, как более сильным. — И при этом не твои предки были Первыми Наместниками, — верно... Внимательно всматриваясь в подсвеченные черты Хикаринаши, Ооцуцки сложил руки на груди: — Непонятная до сих пор смена системы правления пнула моих предков из-за их... нестабильности, однако мы все равно оставались и по сей день остаемся сильнейшими. Не забывай, что по законодательству клана каждый может сесть на трон Наместника, если победит нынешнего правителя в честном поединке. — То есть ты можешь вызвать Бозацу-саму, победить его и стать господином Первым? — Ну, я не смогу победить Бозацу даже сейчас. Даже с Джоганом. У него о-о-очень большая скорость и физическая сила: от одного удара в голову я могу отключиться на долгое время. А пропустить его атаку легко... — Поменьше заглядывайся на него, и выиграешь время, — ехидный совет заставил предательски покраснеть. Хорошо, что Хикари занят... — А ты на что заглядываешься? — спешно высек Тари в попытке предотвратить дальнейшие шуточки. — Ищу крабов. Присоединяйся, — солнечник упал в воду спиной — холодные брызги полетели в охотника, но он закрылся тонкой стеной из жидкости. — Ты еще должен научить меня ловить рыбу. Или во время боя собираешься рассказывать?.. Немного хмурый Йорунотайо поплыл на спине вдоль берега, Тари-чан пошел за ним, стараясь привыкнуть к холодящему пятки песку, на котором отпечатывались бирюзовые следы. — Я в бою и я здесь — разные личности. — Но ты можешь обьединить их! Ибо, в худшем случае, рискуешь попасть впросак своей логики. Допустим, я твой друг и советник Первого Наместника клана Ооцуцки, а ты взял и, скажем, сильно покалечил меня в битве: что будешь делать? Останешься ледяным Регентом или пойдешь помогать? Хикари задумчиво сдвинул брови: — Отличный вопрос.***
Хикаринаши опустил боевые алые вееры и грузно упал на колени, затягивая в себя пыльный, обжигающий воздух. Он никогда не истощал себя в драке настолько сильно, что ноги и руки немели, но против Дракона Тарине Ооцуцки нужно выкладываться на полную. Повезло, что Бозацу занят Хеншу и Тайо... Юноша не мог понять, что случилось со всей антиматерией, что была вложена в технику. Применив Аменотокотачи-но ками, он надеялся, что принц сможет или уклониться, или перенаправить ее обратно, — не зря же учился долгие четыре месяца, однако... что-то пошло не по плану. Густое облако надоедливой пыли чуть осело, и Регент, игнорируя сдавливающую череп боль, активировал Бьякуган, пытаясь засечь массивную энергию друга, но видел только обрывистые облачка и частицы, витающие в пределах трех километров, — источник точно испарился. В ржаво-оранжевом небе тоже никого... Он собрался с мыслями, постоянно убегающими от теряющего рассудок разума, и едва поднялся на ноги, слабо позвав: — Тари?.. Тари, ты где? Та-а-ак, не паникуем: он не тупой и не поглотил антиматерию — просто прыгнул в другое измерение и, издевательски посмеиваясь, наблюдает за ним из смежного пространства — вот-вот напрыгнет сзади. Оглядываясь в тревожном ожидании где-то полминуты, солнечник еле держался, дабы не свалиться без сил: он должен удостовериться, что охотник в порядке. — Тари, это уже не смешно! — и опять в пустоту. Пыль окончательно развеялась и через тридцать метров Йорунотайо увидел сидящего на коленях, согнувшись до земли, длинноволосого. Почему-то облегчения он не ощутил — за ребрами давило еще большее беспокойство. Хикари не понял, как у него получилось встать и добежать до молчаливого товарища. — Тари, что такое? — он легко потряс его за сильно напряженные плечи. Блять, почему его раны так медленно затягиваются? И где гребаная чакра? И антиматерия? Рядом с ними из портала выпрыгнул довольный Шодай, очевидно, разобравшийся со всеми, кто лез под руку. При виде раненого сына Нидайме Бозацу тут же изменился в лице и опустился напротив подозрительно тихого Тари-чана. — Я... ослеп, — еле расслышали парни. Из Наместника неверяще вырвалось: — Что?.. — Бозацу, я ослеп! — в отчаянии проорал Тарине, наконец-то подняв голову. — Я ни-никого не вижу! Белые, померкшие радужки прожигали Первого-саму пустым, мертвым взглядом. — Ты поглотил... антиматерию?.. — шокировано прошептал Хикаринаши. — Я-я отвлекся на Бозацу и подумал, что ты использовал Стихию Инферно (6), а не... — Ты сделал что? — хоть Бозацу и не смотрел на солнечника, однако его пока что приглушенный, готовый обрушиться на Регента гнев уже пробежался морозом по коже. Да, Хикари прекрасно знал, что нарушил главное правило потасовок Ооцуцки и Йорунотайо: не использовать противоположные техники — какими бы врагами либо друзьями не были оппоненты. Но юноша вошел во вкус, решив, что если уж они коллективно поддержали насильственное разрешение спора за планету с храмом, то можно бить со всей силы, зная, что и Тари не уступит. Плюс, долг перед своим народом обязывал не давать поблажек даже тем, к кому он привязался, — обещание не руководствоваться личными интересами юноша дал перед главами обоих кланов. Через мгновение Хикаринаши чувствительно впечатали в землю. И, лежа под кончиком шеста Шодая, сильно упирающегося в грудь, будто хотя пробить ее, он не понимал, кем является сейчас: другом или Почестным Регентом. — Как ты мог?! — непривычно взбешено проорал по-настоящему страшный Бозацу. Боги, он ни разу не видел его таким... — Что за бессовестная сука живет в тебе?! Это же Тарине! Зачем ты так поступил с ним, а?! Шест еще больше надавил меж ребер, и солнечник прогнул спину вперед, стараясь не закричать, но стало только хуже. Чуть не плача, он сипло выдавил: — Бозацу, п-пусти! Пусти-пусти-пусти! Желтые глаза с черными узорами убийственно сверкнули, и... по щекам Йорунотайо побежали слезы. — Нет!!! — возопил Наместник. — Отвечай, Ваше Высочество! Или кто ты там сейчас?! Неужто пробудился сам царевич Хикаринаши? По идее, ты в бою и должен быть Регентом! — ватные руки отчаянно пытались убрать шест. Хикари в панике хватал воздух, не в силах ответить. Блять, да тут нечего отвечать! Ярость Шодая увеличивалась, как цунами: с каждым мигом все больше и больше: — Чего молчишь?! Глава солнечников уже задыхался от слез: ему было очень-очень страшно. Никогда раньше его не пожирал ужас так, как сейчас. Настигало ощущение, что сначала будет проткнута грудь, далее его просто разорвут на части, потом соберут заново, и Наместник будет мучать Йорунотайо, пока не надоест. А ему не надоест — по глазам видно. Даже просьбы Тари и семьи не смягчат сердце без преувеличения самого грозного воина клана восьмиконечной звезды. Он давно хотел сорвать с Бозацу эту таинственную маску... и пожалел. Эти горящие очи, гневно сжатые зубы, напряженные руки будут мелькать во снах — его больше всего на свете хочет убить сильнейший во Вселенной. Отныне сильнейший... Тарине когда-то говорил, что их господин Первый сможет поставить на колени каждого... и мягким словом... и более грубыми методами. Правда. Все о нем правда. Наместника следует бояться больше смерти, чтобы никогда не распалять в нем чистый огонь ярости, что способен испепелить мир. — Язык проглотил?! — из-за стального крика Хикари зажмурился и повернул голову в сторону, тяжело и часто дыша. Как у него получается ударять словами?.. — Что ты сделал?! Что ты натворил, Хикаринаши?! — Бозацу на секунду остановился и еще больше нажал на шест: — Хикаринаши, блять! Не молчи! Чужая вспотевшая ладонь врезалась в шею, сильнее вжав его в землю, — Йорунотайо рефлекторно вновь встретился со взглядом, что был хуже самых красочных кошмаров. Ооцуцки будто подгадал, когда он начнет, хвала Богам, терять сознание, и отпустил. Нет-нет-нет!!! Лучше бы задушил! Точно по волшебству с испачканного разозленного лица исчезло абсолютно все напряжение, превратив товарища в надменного до мурашек Шодайме-саму, — Регенту привиделся Хаттошики-доно... Однорогий юноша занес над ним орудие: ни сожаления, ни желания поговорить, ни сочувствия — только холод, медленно проникающий внутрь Хикари, убивая не хуже, чем чертова палка через пару мгновений. Либо Бозацу все-таки оставит ему жизнь... и несомненно искалечит ее, с упоением выжидая, когда он кинется ему в ноги, моля о смерти. Пару секунд и все реши— — Бозацу! — откуда-то сзади прохрипел горячо обожаемый ими обоими голос, в котором еле теплилась сила. Тарине набросился на друга со спины, опуская его руки, без труда забрал шест и выкинул подальше. Он развернул слегка дезориентированного Ооцуцки к себе, накрыв его щеки руками и бегло осматривая Джоганами. — Бозацу, все-все-все-все-все! Не надо! — Тари-чан, ты... — на грани слышимости выдавил Наместник, стараясь сдержать дрожь и в теле, и в словах. Это прозвище действительно особенное... На пухлых устах Бозацу оно такое сокровенное, созданное специально для исполнения бархатным голоском Шодая, оно призвано звучать только между ними или уже на мертвенно белой коже принца. Одни Небеса знают, как он любит Тари... Одни Небеса знают силу этих невообразимых чувств... — Все хорошо! Все нормально! — протараторил сын Нидайме и прижал Наместника к себе, заставляя уткнуться лбом в изгиб шеи. Матовая завеса упала, и силуэты стали более четкими: обнимая неподвижного воина, Тарине смотрел прямо на Йорунотайо. Эмоции в груди свернулись от внезапного прилива боли — Хикари вновь начал задыхаться, словно его поместили в вакуум, — две беловатые звездочки в темных океанах будто вытолкнули юношу в космос. Они вернулись к тому же: Йорунаши отнял у Дракона зрение, оставив лишь самостоятельный и капризный, как его несчастный обладатель, Джоган. — Меня... не нужно жалеть.И он не пожалел.
Больше никогда не жалел, не зная, идет ли это из расчетливого Регента или из раненой души весельчака Хикари. Мужчина не помнил, что творилось в голове, когда на предложение об убийстве великолепного дуэта он сказал «да» «Да» лидера народа либо «да» друга? Он попросту не мог выделить, кто говорил через него во время прихода треклятого предводителя отступников Фумейо Ооцуцки, которого он ранее ненавидел и теперь будет ненавидеть в бесконечной степени сильнее... ...себя тоже надо ненавидеть, ведь Хикаринаши так и не определился, кто он: убийца близких или государственный деятель? Хотя... он, скорее, беспринципный подонок, нежели все остальные характеристики. В нем мгновенно вскипел гнев — предводитель солнечников взялся за голову в бесполезной попытке закрыться от собственных мыслей и возопил: — А-а-а, Боги, да что со мной не так?! — он, не жалея кулаков, зарядил по деревянному полу беседки-алтаря возле дворца. Заплаканные лавандовые глаза поднялись, отразившись в черной плите с именами предков... словно эти буквы из прошлого хотели успокоить, внушая чувство долга. Какой нахуй долг, если ему пришлось вырыть яму и столкнуть туда друзей?! Набрав воздуха, Хикари возвел взор в потолок: — Тари, Бозацу! Простите меня! Если слышите, ради Хиторигами, простите! — ха, он не ожидал, что остались слезы... думал, за ночь выплакал... Сюрприз так сюрприз. Вчера вечером, уже после ухода Фумейо, Йорунотайо превратился в печальную тень — ни жена, ни дети не понимали, что с ним. Вечером на него в полной мере накатило осознание содеянного: таких истерик у него не было с начала затяжной депрессии. Не то чтобы он часто срывался, однако после того, как он то ли намеренно, то ли случайно ослепил Царя-дракона три тысячи лет назад, ментальное здоровье нехило подкосило, из-за чего личность Почестного Регента в нем совершила череду ужасных поступков с точки зрения дружбы: его подчиненные помогли убить двух старших дочерей Бозацу, по прошествии нескольких тысяч лет Хикари Регент приказал убрать Урашики-чана, а потом едва не казнил Ишшики и пару раз чуть не убил Никко... и все это, потому что разбилось сердце... поэтому ему было так просто ошибаться... И эти ошибки делали его несчастнее и несчастнее, ибо приходилось приходить и в ногах просить прощения за жестокие деяния другого Хикаринаши. Все обещания, данные его дорогому Тарине, стерлись в пыль о мутные интересы дедушки Тоёкумоно и неспособность объединить в себе враждующих демонов. Какой же он... слизняк. Эгоистичный, бесхребетный, циничный, отвратный, подлый, жалкий. Двойное солнце клана Йорунотайо Хикаринаши Почестный Регент. Ужасно красивые имя и титул у ужасного существа. Отныне он ненавидит и имя, что подарили любимые родители, — недостоин. Все утро мужчина молился в беседке. Молился двум единственным богам, которые умерли из-за него... Как Хикари будет смотреть в глаза Никко-химе, Кудокутен, их детей? Как посмеет заявляться во дворцы Ооцуцки? Как будет заглаживать вину перед ними? А нужно ли? Не-е-ет, это невозможно. — Невозможно... — еле слышно повторил мысль он и опять закрыл лицо руками. Короткое покашливание кого-то из слуг заставило мужчину выпрямить спину и наспех вытереть слезы. — Ваше Величество, — не вовремя, мать вашу... Оставьте его! — Вам послание. Замученный стонами голос, на удивление, не подвел: — Да? От кого? — От Солнцеликой госпожи Ооцуцки Никко-химе. Не оборачиваясь, Йорунотайо протянул ладонь — в нее тут же вложили серебряный свиток с узорами хризантем. Когда гонец ушел, Хикаринаши, сгорая от любопытства, вытащил лист, где острыми буквами было написано: «Через час у меня» ...приплыли. Принцесса испепелит его. Точно.***
Никко стояла на балконе гостиной второго этажа, откуда открывался вид на сад с жемчужными деревьями и поблескивающим перед закатом озером. Безжалостная память накладывала на реальность картинку радостного прошлого: Момо стоит на прозрачной глади и в кое-то веки тренируется в использовании Стихий, Кагуя сидит в теньке под деревьями и изредка исправляет его, чем вызывает довольно грубые просьбы не мешать, Урашики мирно, проваливаясь в сон, рыбачит с невысокой скалы и потом все-таки падает в воду. Хоть что-то сегодня заставляет ее улыбаться... Со стороны Столицы сюда шла почти черная, гремящая туча — мир собирается оплакивать их... Ощутив жжение за грудиной, женщина крепко зажала в кулаке бессменный кулон-флакончик с светло-голубой чакрой мужа. А ведь когда он узнал, что глава охотников регулярно тянула из него энергию для излечения, то чуть не получил сердечный приступ. Этот дурачок и вправду считал, что его чудодейственная чакра может убить... хотя доказано, что она действительно может в определенных пропорциях. Принцесса хотела бы верить, что Тарине все еще тут, с ней, прижимается к груди, но... это не так, это — самообман, трусливая ложь. Она заметила, как из дворцовых ворот выходит старший сын. Видимо, прочитал письмо и пошел проветриться... Боги, бедные дети... Никко с «нетерпением» ждет, когда каждый из них предъявит вопросы и насчет отцовской персоны, и насчет клана, и насчет будущего... Сзади послышался гул портала. Явился, не запылился. Поправив молочную накидку Нидайме с золотыми перьями, Солнцеликая повернулась к Хикаринаши: на нем, сука, тоже была вещь ее любимого — то самое роскошное белое хаори, расшитое серебряными жасминами. — Как ты посмел? — сквозь зубы спросила женщина, до боли в костяшках сжав кулаки. Взгляд солнечника был каким-то медленным и расфокусированным, в перламутрово-фиолетовых, немного опухших очах пряталась усталость и тлело желание остаться в одиночестве. Может, даже хорошо, что она позвала его?.. А то бы там совсем загнулся... — Привет, Никко-химе... — ниже, чем обычно, поклонился он и, шатнувшись, тяжело опустился на кушетку с изумрудной бархатной подушкой. — Прости, я слегка не в форме, — она поджала губы, вдруг передумав ругаться из-за его плачевного состояния. Мелодичный голос явно много перенапрягался за последние пару дней... — Зачем ты позвала меня?.. — Как ты себя чувствуешь? — внезапно даже для себя обронила женщина. Потухший взор сверкнул удивлением: — Что?.. — Как ты? Опустив усталые глаза в желтоватый в закате мрамор, он пробубнил: — Почему ты заставила меня прийти?.. — значит, хреново. — Мне физически больно находиться здесь... Йорунотайо хочет ближе к делу — она только за. — Есть ли твоя вина в смерти Тарине и Бозацу? — кого же он сейчас включит? Почестного Регента, или оставит разбитого себя? Тихий ответ вообще не вызвал изумления: — Да. Частично. Я выблядок... — Молодец. А теперь скажи, кто не частично замахнулся на них. — Ты сама все знаешь, — прошептал Хикари. — Фумейо, дедушка... Никко подошла к мужчине, пальцами подняла его подбородок и с холодным равнодушием сказала: — Я не понимаю, за что Тари полюбил эту глупую мордашку, — помутневшие глаза мужчины закрылись, и Солнцеликая как-то по-особенному нежно, задевая подушечками правую скулу, заправила его белые локоны за ухо, на несколько секунд задерживаясь на коже там. Так делал муж... — Ты подарил Тарине столько страданий, что я безгранично удивлена его великодушию, которое оказалось больше, чем у нашего Шодая. Он спускал тебе с рук абсолютно все, в отличие от меня, Бозацу, Кудо, Ишшики и других. Он простил тебе каждый проступок, каждую ужасную вещь, что ты сотворил, и верил, что настанет день, и ты откажешься от личности Регента в пользу общего счастья. Но... уже слишком поздно. Ты все-таки столкнул его со скалы. — Прости меня... Прости-прости-прости, — жмурясь, повторял он, будто сейчас снова заплачет. Солнечник отлично знал, что она никогда не простит. Ни при каких обстоятельствах. Отчего-то именно в этот момент в голове ожили воспоминания о кровавой и безжалостной мести Первого Наместника: Бозацу долгие месяцы аж до прозрения Тари-чана не унимался и доставал Хикари в боях, раз за разом ломая тому чуть ли не все кости.— Пойми, я даже руку на него не смогу поднять, а ты лишил зрения, из-за чего ему каждый день приходится смотреть на себя в зеркало глазами, которые он ненавидит! И неизвестно вылечится ли он вообще! И я, блять, допустил, чтобы такое случилось после всего, что мы пережили плечом к плечу! Хикари, ты убил его! Обрек на мучения! Я, как существо, которое глубоко уважает и любит—
— Подавись своей любовью! Подавись! Сдохни, если угодно!
Картинка резко оборвалась — она не хотела вновь прокручивать бьющегося в истерике Регента. — Все кончено, Хикаринаши. Завтра взойдет солнце новой империи. Не открывая очей, солнечник слабо проговорил: — Солнцу одиноко, но оно все равно продолжает сиять... Продолжишь и ты, Никко-химе. Ты — новое лицо Ооцуцки. Закончи их дела. — С восходом моей звезды сгорит и пост Наместника. Это его шокировало, и Хикари резко встал: — Что? А кто же будет управлять кланом? Ты хочешь повесить дела на детей? И на кого пал выбор? На Кагую-химе и Ишшики-куна? Она заговорчески ухмыльнулась. Ишь как забеспокоился. — Не твоего ума дела. Все узнаешь.***
«милый мой бозацу, я желаю тебе всего самого-самого наилучшего, ибо ты того достоин. неси в мир свою доброту и справедливость, не жалей и капли своего согревающего света на эту темную вселенную живи счастливо и продолжай цвести, словно глицинии в заброшенном саду: обещаю, что они будут распускаться каждый год и без моей поддержки. для тебя, для детей и, возможно, даже для внуков и правнуков я люблю тебя. неумело и жестоко, но люблю, и отрываться от твоего сердцапрощай на веки вечные,
твой раб, твой должник, твое чудо, твой тари-чан»