— Момо-чан, мы не отправимся за ним. Его больше нет.
Он списал отца, просто потому что мамины аргументы показались «убедительнее» и в письме отцовской же рукой было написано, что он мертв, — Ооцуцки-старший закрыл глаза на тот факт, что папу не могут убить жалкие букашки вроде Фумейо-самы и дядюшки Хикаринаши, — конкуренцию ему составляли только Бозацу-доно и боги, а мама заладила со своей аннигиляцией... Отцу уже не двадцать лет, чтобы бояться использовать Аменотокотачи-но ками. Все постоянно твердят об инциденте с Урашики, после которого папа якобы поставил крест на техниках антиматерии, но немногие знают, что он, черт возьми, продолжил тренироваться, чтобы трагедия не повторилась. Наместники перед уходом единогласно заявили, что сдерживаться не собираются, значит, родитель мог замахнуться и на Аменотокотачи-но ками, судя по количеству разрушенных секторов. Возможно, если бы Момоши не проспал сборы, исход битвы был бы другим... Придурок... Но ничего! Завтра они с Ишшики оправятся в Неизведанные регионы и обязательно найдут ответы — клан оставят в крепких руках Солнцеликой Никко-химе и Кудокутен-самы. Из-под широкого коричневого пояса молочного, насквозь промокшего кимоно он вынул светло-голубой конверт с подписью: «для Его Величества принца Момошики». Ух, как официально. Отец решил потешить его самолюбие? Предварительно сдерживая тяжелые капли дождя над конвертом, Момошики распечатал его и, сделав пару вздохов, принялся читать. «Ну, привет, Момо, ты бы знал, как неловко и печально писать все это... Однако тебе в обязательном порядке нужно собраться и слушать — ой, читать — внимательно, как бы ты не отрицал произошедшее. Если сейчас вообще не можешь, лучше пойди пройдись, съешь чего-нибудь вкусного или поспи — позже прочтешь Я никогда особо не раздумывал над способами донесения какой-либо информации до тебя, ибо ты у меня умный мальчик, но, продумывая сие послание, меня осенило, что я совсем не умею говорить о сложных вещах в сложной ситуации, и поэтому ты можешь не понять содержимое с первого раза. Возможно, на осознание некоторых вещей потребуется немало времени и моральных сил Короче... Для начала я хотел бы извиниться, что ушел так рано, не успев столько всего сказать и сделать. Еще прошу прощения за вероятные обиды и принесенную боль. Ты всегда был предельно открыт ко мне и добр (да, именно добр, сравнивая твое поведение с другими), а меня частенько не было рядом, и я творил кошмарные вещи... в том числе, с нашей семьей. Когда-то я и не мыслил, что наворочу столько всего, но то, что ты, твои брат и сестра выстояли в моей огненной буре, дало понять, что я еще не самый безумный и упертый. Все-таки яблоко от яблони... Не знаю, насколько ты воспримешь это всерьез, однако я хочу в триллионный раз сказать, что я люблю тебя, мама любит тебя, Кагуя-химе любит тебя, Урашики вообще души не чает! Ты дорог им, ты неотъемлемая часть их душ и лучше не отрывайся, ибо это принесет несчастья всем, как я чуть не захлебнулся в страданиях вместе с Шодаем (поверь, ужасный опыт). Между прочим, если твой сенсей будет сильно горевать, то разрешаю созвать всех и задать ему взбучку. Уверен, что после моей гибели вам нужен лидер, а если и Бозацу умер, то... даже не знаю. Я бы не хотел, чтобы твоя мама снова слегла из-за нервов, потому попрошу кого-то из вас занять трон через некоторое время, ибо сейчас назначат именно маму. Честно, не рекомендовал бы тебе становиться Наместником, но не потому что ты слабак или что-то в этом роде, а потому что, ну... не твое это. Думаю, ты и сам понимаешь. Нужен кто-то, кто будет гармонировать с Ишшики в случае, если Бозацу все же... того... В общем, разберетесь! Надеюсь, ты не забыл, что нужно думать лишь своей головой, да? Также помни, что служение Императору не приоритет истинного патриота клана, — ты должен положить душу за народ, а не за нашего правителя. Наверное, он столько наплетет про меня... Страшно представить. Дело в том, что у меня в шкафу спрятано очень много скелетов: что-то покажется шокирующим, о чем-то ты, возможно, догадывался. И да, я правда прятал от тебя воспоминания... но исключительно для твоего же блага и из безграничной любви! Клянусь! Не знаю, уместно ли ругаться в последнем послании к сыну, однако, блять! Это было чуть ли не самым трудным решением в жизни! Я не мог видеть, как ты меняешься из-за того, в чем не повинен! Я больше других знаю, как это — жить в постоянном стрессе, и не желал смотреть, как ты переживаешь то же самое!» Все-таки чутье не врало... Теперь провалам в памяти нашлось долгожданное объяснение: из головы изымали что-то невероятно ужасное, раз отец так извиняется. Что бы это ни было, хотелось иметь этот опыт. Забирать воспоминания без добровольного согласия неправильно — во благо или нет. Момоши опустил лист, отрешенно буравя стену каменного дома в конце площади. Есть один эпизод, который размыт и обрезан особенно заметно... Это случилось несколько лет назад. Он, брат и сестра, Ишшики и Наместники дрались с отступниками. Отец доверил Урашики самостоятельный бой и отправился помогать Бозацу-доно, оставив парня одного, ибо остальные дрались за холмом. Надо было заглушить самоуверенность, послушать Ишшики и держаться вместе… Последнее воспоминание того дня — это задыхающийся братец, из груди которого торчит окровавленная рука главы отступников Фумейо-самы. Дальше все, как в тумане... Тряхнув головой, Моши вновь сконцентрировался на письме, не желая вспоминать тот ужас в бездонных глазах. «Знаешь, а ведь в тот самый момент я понял... что сделала любовь с моим собственным ребенком. В тот самый момент, заглянув тебе в очи, я понял, что боюсь родного сына, и задумался: а ты когда-нибудь боялся меня так, что стыла кровь в жилах? Боялся меня так, что хотелось кричать? Ужаснейшее ощущение: ты видишь, что одно твое дитя бездыханно лежит на земле, второе перестало быть собой» Что папа имеет в виду?.. Что, блять, тогда случилось?.. «третье просто ничего не может сделать, а лучший друг удерживает тебя изо всех сил и закрывает глаза, пытаясь успокоить. Родители не должны видеть, как погибают их дети, правда? Раскрою маленький секретик: мама чуть не убила меня после того боя. К слову, есть множество причин, почему она хотела перерезать мне глотку... И ты ни в чем не виновен! Все исключительно на мне. Не нужно было отпускать вас одних. Пусть вы и сильные воины, однако этого оказалось недостаточно Рано или поздно кто-то поведает тебе о том дне, но это буду не я... Пойми: даже сейчас больно вспоминать, хоть все и обошлось. Спроси как-нибудь у сестры, Бозацу-самы или Ишшики. Не у мамы Твоя голова, вероятно, кишит вопросами, ха-ха. Ты и так запутан и растерян, а тут я со своими загадками докучаю... М-да, херовый из меня родитель. Занимательная штука: я обожаю детей, но ухаживать за ними и защищать их мне не дано, — давно уже понял...***
Стальное небо будто решило повторять за Драконом, потихоньку начиная плакать. Природа всегда вторит ему... Бозацу старался держаться эталонно-спокойно, хоть внутренний голос умолял уйти подальше от этого места и запереться в поместье, лишь бы не стоять здесь в обнимку с крупно дрожащей Кудо, пытаясь не глядеть на лежащий сзади труп старшей дочери, — про себя он молился всем Богам, чтобы они помогли Тари спасти их второго ребенка. Впервые за пятьдесят лет великолепные Ооцуцки по-настоящему проиграли войску Почестного Регента. Армию-то они разбили, но заплатили страшно много... Ха, все же стартовало с безобидного: «Брахмани, Каумари, не хотите ли пойти с нами размяться?». Девочки, конечно, согласились, ибо считали, что если их обожаемый сенсей идет в бой, то должны и они. «Должны», да?.. Брахмани пробили голову — она умерла сразу, Каумари лежала перед не знающим, что делать, принцем и хрипло дышала, с тусклой надеждой ласково смотря на мечущегося от сомнений учителя. Тарине поднял трясущуюся руку над кровавым месивом, что было вместо груди девушки, — как плохо и хорошо одновременно, что он сидит спиной к ним... — Я н-не могу... — выдохнул охотник, прерывая напряженную тишину, и огладил тыльной стороной пальцев острую скулу принцессы. Далее последовал нежеланный всхлип: — ...не могу так поступить с-с вами... Кудокутен с легкостью вырвалась из хватки мужа, упала рядом с Тари-чаном, взяла его за плечи и, стараясь говорить максимально внятно, выдала: — Она и моя, и твоя семья. Ты обязан. Сын Нидайме даже не взглянул на нее, широко раскрытыми Джоганами сверля новую дыру в груди ученицы. Наместник не понимал, как убедить друга воспользоваться своей невероятной силой и вдохнуть в дочь жизнь... Тари сейчас слишком поглощен ужасом и наверняка уже взял на себя всю вину, хотя не должен — девочки совершеннолетние и имеют солидный опыт в боях против мощнейших противников во Вселенной, тем более они выросли под менторским взором прославленного Дракона Тарине Ооцуцки, который от нечего делать взял их к себе в ученицы. Фактически... Брахмани и Каумари — дети с тремя родителями... даже в физическом плане: после слияния Шодая и принца в первом бою с Митеширо-самой в Бозацу осталась энергия товарища и, вероятно, частички генома... Когда-то Тари-чан поведал тревожную историю о том, как его напарник умер от попытки исцеления, — прошло пол века, и отпрыск Второго так и не попробовал снова вылечить кого-то, нарекая свою чакру ядовитой.— Я влил в него совсем немного энергии, и... его вены почернели. Он умер через пару секунд.
— Спихнул вину на себя?
— Он мог остаться в живых. А я убил его. Не по приказу клана.
И страх... он всегда был главным врагом его любимого, бесценного Тарине: хотелось, чтобы он забыл об этом уничтожающем изнутри чувстве навсегда, однако Бозацу слишком слаб, дабы избавить его от мук... Да что там! Его расслабленность и обманчивая внимательность привели... к этому! — Тарине, я прошу тебя! — беспомощность в новой неровной интонации жены резанула глубже, чем последние тихие вздохи Каумари. Графиня точно готова лечь ему в ноги и умолять... — Не надо, Т-тари-сенсей, — еле вымолвила девушка с мягкой полуулыбкой, и Первый-сама, игнорируя все надрывы в сердце, что появились после ласковых слов, кинулся к ней и поднял голову с копной белых, спутанных волос на колени. Он с опаской посмотрел на Тарине, сначала пообещав себе не заглядываться, но тут же застыл на мертвенно бледном лице, на котором застыли ужас и... принятие. Блять, нет! Это неправильно! Наместник наклонился чуть вперед и, словив пустеющие в черной пустоте глаза, с долей неконтролируемого испуга шепнул: — Пожалуйста! Хотя бы попробуй! — Да... Я попробую, — дрожь в хриплом голосе явно мешала другу, но в нем постепенно возрастала стойкость. Великолепно! Сейчас все будет хорошо! Принц задумчиво и как-то профессионально нахмурился на рану, кратко посмотрел на блекло улыбающуюся Каумари и решительно положил обе ладони на не поврежденный живот — его внезапная сосредоточенность удивила даже совсем сникшую Кудокутен. У него все получится... Должно получиться! О другом и думать не стоит! Все неотрывно наблюдали за сыном Нидайме-самы: тот, до скрипа стиснув зубы, направил чакру в кисти. Светло-голубое пламя позеленело, и Ооцуцки облегченно заулыбались, а Тари не верил, что у него действительно выходит. Во тьме всегда есть луч света, что даст надежду, — остается лишь следовать ему и верить в себя. Бозацу переглянулся с дочкой: из ее узких золотых глаз с черными перекрестными полосами отчего-то медленно пропадал прежний блеск — легкие сразу сдавило тревогой. Может, это просто истощение?.. Все-таки она потеряла много крови и чакры. В расширившихся очах мужчины с Джоганами смешивались непонимание и первые волны паники: он тоже что-то заметил. Дракон вздрогнул — длинные испачканные пальцы Каумари, украшенные золотыми кольцами, коснулись его колена. Грудь Тарине стала часто вздыматься, из звездных глаз брызнули слезы — отравленный ужасом взор был направлен на руку дочери Шодая с сероватыми венами, что темнели с каждый мигом. Конец близок... Почему-то абсолютно все внимание Бозацу сфокусировалось на парных сережках, подарках Аменоминакануши-самы, что мужчины подарили девушке много лет назад... Они болтались на тоненьких цепочках в ушах его ребенка: кристаллик в левом мелькал оранжевым, в правом — небесно-голубым.Четырнадцать лет назад
— Тари-сенсей, а как ты научился летать? — поинтересовалась Каумари, с раскрытым ртом наблюдая за кувыркающимся в воздухе охотником. Он грациозно приземлился на траву в позе журавля с закрытыми глазами и достаточно холодно сказал: — «Тари-сенсей», м-м-м... И от кого же ты услышала такое сокращение? — с вопросом мужчина открыл один глаз, иронично щурясь на маленькую девочку с белыми волосами, заплетенными в косу до пояса, одетую в летнее коралловое кимоно с серебристыми рыбами. Старшая дочь, Мани-чан, обращается к его товарищу исключительно «Тарине-сенсей», малышка же пока... своевольничает. Не стоило подавать детям плохой пример и дома постоянно называть коллегу Тари-чаном, потому что если это произойдет в обществе, то Кудо ему голову открутит. Каумари без зазрения совести показала пальцем на сидящего под единственным у обрыва пышным деревом отца, который мирно листал отчетный журнал и изредка поглядывал на педагогические терзания принца. Придется выкручиваться. — Поубавь строгость, — в него может прилететь что-нибудь тяжелое или острое. Главное пока не смотреть на друга. — Ну я же не даю тебе милые прозвища! — недовольно скрестив руки на груди, вспылил сын Второго. — Это непрофессионально! Тем более такие вещи, как уважение, нужно прививать с детства! — Ха! Чей бы рюгу рычал, Боги, — бархатистый краткий смешок явно распалит длинноволосого еще пуще... — Если хочешь, я вообще перестану использовать особенные обращения, но взамен... ты будешь звать меня только по титулу. — Может, еще повелителем Вас величать? В голове промелькнула самая темная и глубинная из всех мысль, что он разомлеет, хоть разочек услышав новое обращение, сказанное... немного другим тоном и немно-о-ого в другом контексте. Сразу возникло желание рискнуть, однако не позволял кодекс ведения ссоры: Тари будет дуться до конца, значит, и Бозацу не должен уступать. — Мне нравится, — сдерживая азарт, флегматично бросил Шодайме. — Я за. — Может, еще встать на колени и поцеловать полу? — сам идеи подает... — Если готов унижаться, то валяй. — Я не унижаюсь! Ты Первый Наместник, и я ниже тебя по статусу в пять раз точ— — Так будешь кланяться?.. — не отрываясь от текста, перебил однорогий. — Хер тебе, — до смешного раздраженно выплюнул Тари-чан. — А можно не при ребенке?.. — Нельзя. — Тогда лучше ответь на ее вопрос или жди, что она заберется ночью к тебе в постель и начнет допрашивать. Тарине несколько виновато потер затылок — не профессионал здесь именно он. Хоть у друга есть куча опыта с Брахмани, однако рядом с шестилетней Каумари он до сих пор чувствовал себя некомфортно, ибо она якобы глядит так же пронзительно, как и Кудокутен. Трусить от взглядов маленькой девочки... А что, нормально для невротика Тарине!.. Ооцуцки с усталым вздохом потер переносицу и, улыбнувшись слишком мягко, как для того, кто пару секунд назад рычал, сел на корточки, чтобы поравняться с дочерью Первого-самы. — Вы такие интересные, — заметила Каумари, на мгновение окинув отца озадаченным взором. — Мне казалось, что вы друзья. — Твой папа, думаю, ответит яснее, чем я. Он мудрее и справедливее, потому об оценке наших отношений спрашивай у него. Что ему по башке ударило? — Эй, я хочу услышать и твое мнение! Естественно, на него напали сарказмом: — Не при ребенке! Нецензурной брани я научу ее после тринадцати лет! Мужчина не мог понять, почему старшая матерится в стиле Тари... Думал, что просто сказывается привязанность, однако не тут-то было... — Тари-сенсе-е-ей, — вновь обратила на себя внимание девочка — охотник аж засветился от милого обращения. Припирается, лишь бы растормошить окружающих.— Как ты научился летать? Даже Наместник не знал — Каумари будет полюбопытнее него... М-да, когда-то Бозацу не поинтересовался, как симпатичный незнакомец, похожий на члена королевской семьи, очутился в саду дворца Шодайме-самы ночью, в наипаршивейшую погоду. Принц гордо задрал подбородок и молвил: — Мне было пять. В очередной раз сбежав из дома, я сорвался с обрыва. Забоялся, что разобьюсь, и чудом нашел в окружающей чакре опору, — черт, вероятно, лучше было бы опустить подробности... И снова Тари-чан говорит об этом с ужасно неправильной беспечностью, словно все, что он пропустил через себя, сущий пустяк. Тогда как вообще затрагивать подобные темы? Не омрачаться же по любому поводу, хоть товарищ и так может? Либо Бозацу придирается?.. — То есть всего-то нужно опираться на чакру?.. Красные точки на лбу сына господина Нидайме задумчиво съехались: — Думаю, это самое простое объяснение. Подпрыгни и попробуй зацепиться за воздух, скажем так. — Будет сделано! — звонко выкрикнула Каумари и поклонилась. Тарине повалился лицом вниз на белый диван посреди большой мраморной террасы и проскулил: — И почему с детьми так трудно, а-а-а?.. — С тобой труднее, — Бозацу опустился на кресло справа и расслабленно вытянул ноги, задрав голову к розовеющему в закате небу с тонкими прожилками облаков. — Ты вроде бы сам дитя — какие проблемы? И ты первый предложил тренировать девочек. — Они прекрасные, но я ждал, что ты утешишь меня, — недовольно промямлил мужчина в подушку. — Чайку не принес?.. — Если хочешь, иди. Тебе полезно поднимать свой тощий зад... Заодно и мне сделай. В одном вздохе уместилась вся вселенская боль и несправедливость, и Дракон холодно сказал: — Через три секунды на тебя свалится что-нибудь тяжелое, — ой, далековато зашел... — Три, две, — Шодай быстро активировал глаза и начал осматривать окружение, — од— — Если ты испортишь мою террасу, то будешь страдать до конца времен, — тихий бесцветный голос Кудокутен заставил Тарине поднять голову. — И, конечно, отстроишь ее камень за камнем. Женщина опустилась в кресло напротив мужа и, вопросительно вскинув брови, указала взором на Тари. — Он симулирует, — игриво шепнул Первый-сама. Графиня все поняла, закинула ногу на ногу и приказала: — Тарине, пойди-ка завари всем чай. Тот опять изнуренно спрятал лицо в подушке: — Умираю! Сил моих нет! — Сказало существо с практически неиссякаемым запасом чакры, — Доку блеснула маленькой ухмылкой и, наклонившись чуть вперед, погладила Тари-чана по макушке, слегка расчесывая пышные светло-голубые пряди. Немного несвойственный для них жест... — Совсем без чужой ласки чахнешь. Тебе следует помириться с Никко, а то такая розочка и завять может... Наместнику стало не по себе от того, с какой интонацией говорит жена, будто друг и вправду умрет... Они с Солнцеликой всего лишь поссорились в очередной раз, однако все, кроме этой пламенной парочки, без понятия, в чем причина разлада, поэтому не могли помочь. Сколько бы Бозацу не спрашивал у обеих сторон — молчат уже четыре месяца. Сами разберутся, или все-таки подтолкнуть?.. — Бозацу, чего не ухаживаешь за своим нежным цветком? Ты же его растил! Почему оставил на произвол судьбы? — значит, нужно подтолкнуть... Госпожа пересела на диван, заставила охотника сесть и крепко обняла, пристально разглядывая ничего не понимающего мужчину. Кудокутен хочет, дабы он решил за них... Прямо после ссоры Тарине чувствовал себя прелестно и постоянно твердил, что с ним все отлично и что они с главой охотников окончательно разошлись. Мнение Никко-химе было иным: она ждала самых изощренных извинений и, когда услышала от Бозацу, что ее подчиненный поставил точку, чуть не расплакалась — нечасто увидишь высокомерную принцессу... такой. Шодая даже связала неловкость тогда — его обычно не смущали чужие слезы, однако подруга проявила новый спектр необычных эмоций, что ввело в ступор и одновременно разозлило на принца, который, вашу мать, пусть и не своими устами, но сделал ей больно. Однорогий решил не заниматься благотворительностью, когда коллега, узнав, что он был у Солнцеликой, едва не сломал ему руки в пылу драки. Было неприятно, однако и Дракона можно понять... По прошествии пары месяцев товарищ начал, мягко говоря, загибаться от одиночества — Бозацу не мог сильно помочь с этим, потому что много работал. Они стали видеться реже еще и потому, что Шодайме-сама и госпожа переселились в особняк на другом конце Столицы, отдав тысячелетиями принадлежавший семье Первых Наместников дворец во владение Тари, — это единственное место в мире, где он обрел дом, и самым правильным решением было подарить его и так хозяйничавшему тут мужчине. Да, Наместник очень скучал по вечерам вместе и по чужому храпу рано утром, но... таково взросление: у Бозацу появилась супруга, затем и дети — это вполне ожидаемо, ведь жизнь не стоит на месте. Шодай несколько устало вздохнул. — Кудо, можешь оставить нас, пожалуйста?.. — Наконец-то, — она с облегчением дернула уголком губ и, осторожно отстранив прилипшего к ней охотника, поднялась. Графиня наклонилась к уху мужа и довольно строго проговорила: — Не натвори бед. Будто он только и делает, что косячит... Доку ушла с террасы, закрыв за собой высокие деревянные двери с вырезанными цветами. Один на поле боя... Великолепно. Как бы расставить все так, чтобы серьезный разговор не превратился в полномасштабную ссору?.. Главное думать и наблюдать — по старой схеме. Вымотанный бессонными ночами Тари-чан хмуро зыркнул на него: — Если собираешься учить меня, как и зачем мириться с существами, то давай лучше посидим в тишине. Надо быстро начинать: — Ты не хочешь признавать того, что тебе плохо без нее. — И без тебя тоже, — парировал он, и тусклые от грусти золотые глаза оробело опустились. — Потому молчи для всеобщего блага. — Не тебе указывать, что мне делать. — Тогда я просто уйду, — безучастно обронил Тари и резко встал с дивана, однако Бозацу, почему-то заранее жалея об этом движении, перехватил его локоть. Кожа ледяная... и ее ничем не согреешь. В Первого тут же вогнали предупредительный взгляд, но отступать некуда. — Отпустишь? Или отрубить руку порталом?.. Игнорируя морозец, пробежавший по спине, Бозацу быстро ответил: — Хоть ноги отрубай, но я не могу просто наблюдать, как ты истязаешь себя! Почему ты не миришься с ней? — охотник попытался вырваться, однако бесполезно, потому он просто таращился на Ооцуцки через плечо. — Никко-химе задела твою гордость, обидела тебя? Я не понимаю, как ты осмеливаешься на протяжении стольких месяцев мучать ее и-и себя! А если бы на месте принцессы был... я? — Ты устраиваешь драму из пустоты, — процедил длинноволосый, уже не стремясь сбежать. Боги, его взор невыносим, но необходимо вытерпеть. — Существа сходятся и расходятся, а ты делаешь из этого трагедию. — Ты не ответил на вопрос, — настойчиво напомнил Бозацу, активно придумывая, как перейти в доминантное положение: Дракон стоит выше, а он старается сохранять безобидный, расслабленный вид. Есть вариант притянуть его к себе, но это рискованно... хоть и желание окунуть Тари в свое тепло будет посильнее... — Когда ты уже отстанешь от меня?.. В голову сразу проскользнули слабые, дрожащие слова:— К-когда ты уже отс-станешь от м-ме... м-меня?..
Бессилие вновь хотело заявить о себе, но он уверенно задавил премерзкое ощущение в заполняющейся пустотой груди. Прошло столько лет, а его не отпускает... — Размечтался. Отстану я от него, — фыркнул мужчина, все еще удерживая товарища, на всякий случай. Тарине посмотрел вперед и раздраженно чертыхнулся. Наместник забрал руку, недвусмысленно проявляя доверие. — Наконец-то утихомирился. — Я сейчас истерику тебе закачу, — грубо изрек охотник, подошел к перилам из белого камня и оперся на них локтями, пряча лицо в ладонях. Достаточно лишь одного взгляда на понурый тонкий силуэт, и за грудиной что-то медленно рвалось. — И ты считаешь, что ты в порядке?.. — Да. Абсолютно. Без преувеличений, — неисправим... Шодай, задвигая все колкости подальше, подошел к принцу сзади, пока что не касаясь. А так хотелось... Из-за государственных дел они уже давненько не оставались наедине друг с другом — можно сказать, однорогий изнемогал от недостатка... его чуда. Тари-чана слишком мало — на встречах Совета и, пересекаясь в коридорах, он не получал этого волшебного эффекта наполненности. Не хватало плавных, иногда неуклюжих движений, пестрых смешений эмоций за прозрачной радужкой, ехидных ухмылочек и утопающей в долгих объятьях фигуры. М-да, стоило хотя бы заходить на чай... Дочери и то чаще виделись с учителем... — Тебя совесть еще не замучила?.. — У меня ее нет, — нехотя кинул коллега, не оборачиваясь. — Не знаю, перед кем ты тут выделываешься? — Первый-сама рассмеялся бы в другой обстановке... — Перед Шодайме Бозацу Мьекеном, — ядовито выплюнул Тари. Нихрена себе выпад. Как неожиданно и приятно. Значит, можно переходить к делу: — Так чего вы поссорились, голубки? — Я попросил ее написать рекомендацию в Наместники, ибо решил наконец-то поговорить с отцом... Время пришло... — он был готов к спору с неприступным Митеширо-самой?.. Даже дар убеждения Бозацу не помог. — Она подумала, что это шутка, начала юлить. Я, конечно, не остался в стороне и стал отвечать тем же. Вскоре мы перешли к тому, что стали перечислять недостатки друг друга и... — охотник досадно цокнул языком, подбирая слова. — Короче, наговорили лишнего... Буквально все, что мы любим в своих личностях, превратилось в темы для стеба... Даже моя привычка носить большую одежду. Ха! Мы чуть не подрались на почве этого. Ясно... Рядовая ссора с приправкой ужасной мощи упертости сторон. Они не зарывают топор войны из принципа. — Вы оба не умеете вовремя замолкнуть... — Ну я же молчу насчет тебя. — Со мной молчать не нужно, потому что... я не боюсь тебя. Ни чуточку. Дракон повернулся к нему, но не силился встретиться взглядами, обняв себя руками. — Я не хочу портить Никко жизнь, если она так ненавидит меня... Я же просто... очередной охотник за Плодами, которого можно съесть и забыть. Чтобы не поддаваться соблазну, Бозацу заложил руки за спину и, пытаясь поймать померкший взор, мягко сказал: — Вы оба понимаете, что это случилось не со зла. Просто... вы импульсивные, конфликтные личности — это в порядке вещей. Вам лучше помириться, или потом станет хуже. — Поздно... Эх, он до сих пор ребенок... — Никогда не поздно, особенно если любишь... Ты же любишь ее?.. Принц нахмурился и более живо ответил: — Тупой вопрос! — а сам на протяжении четырех месяцев твердил обратное... Хорошая работа, блин. — Вдруг она уже отпустила меня?.. — загоняется... Ну да, ну да... — Скажи, в моих чувствах ты тоже сомневаешься? — воин спросил с такой интонацией, будто может обидеться при какой-то «неверной» реплике — золотые солнышка сразу изумленно вперились в него. Уже лучше. — Б-бозацу, ты и Никко немно-о-ого разные. Между прочим, ты ставишь меня в затруднительное поло— Мужчину прервал хохот Шодайме: Тари-чан забавно кривит губы, когда волнуется, и громкость низкого голоса начинает меняться — вот-вот пойдут первые сердитые вздохи. — Спасибо за урок, мастер, — сквозь зубы бросил охотник. Бинго. Наместник утер несуществующие слезинки и успокоился, не переставая сиять широкой улыбкой. Этот сладкий вкус победы... — Завтра же пойдешь исправлять все, ладно? — вскинул бровь господин Первый. — Ладно, — Тари отвернулся с максимально обиженным видом. И что дальше?.. Надо сделать лишь шаг, лишь избрать способ прикосновения, лишь притянуть его к себе и потом цепляться за несбыточное желание всегда держаться рядом. Боги, как душа изголодалась за эти месяца... Она просила достать ей те самые, блестящие только для одного звезды, однако как представит, сколько неловкости подойдет к горлу в попытке попросить тронуть живыми глазами... Ох, Бозацу странный. Краткий смешок заставил его вздрогнуть. Мысли. Снова прокол на очевидной вещи. Однорогий медленно вдохнул, возвратив шаткую уверенность, и сократил расстояние с другом: распущенные локоны отливали розоватым блеском в последних лучах дня — вдобавок они тянулись к нему; покатые плечи были опущены, так что ничего не стоит умостить на одном свой подбородок и попробовать высказаться... по какому поводу, еще не определился. Правая рука сама легла на талию охотника — белое кимоно не мешало ощущать изгибы ребер. Это тело с годами все краше и краше... Мужчина словно вообще не обратил на него внимания... Тогда действуем дальше. Бозацу придвинулся почти вплотную и чуть не обомлел, вдохнув едва уловимый цветочный аромат волос, — ему остро этого не хватало. Как можно было довести себя до такого состояния, а?.. Что даже запах вводит в какой-то неясный экстаз... Он раздвинул носом роскошные волосы и уткнулся в затылок, думая, как бы не начать мурчать от удовольствия. Шодая с головы до пят за один миг обдало родное тепло — ужасно то, насколько жадно душа впитала его. У воина уже затруднялось дыхание от бушующих эмоций, однако... Дракон оставался безразличным. — Ты собираешься дуться до конца своих дней?.. — с выразительной игривостью высек Наместник, и ладонь второй руки устроилась на широкой груди, чуть сжимая ткань. Вдруг Тари сам придвинулся к нему — хрупкое тело размякло, и внутри Бозацу что-то щелкнуло, заставив сильно прижать товарища, точно он останется внутри... Ну, энергия сто процентов сможет. — Боги, ты... — он зажмурился, стараясь не задушить коллегу. Принц повернулся к нему лицом и пронзил растерянного Первого острым взглядом. — Эм, что случилось?.. Солнечные глаза блеснули медной печалью — они опустились с толикой вины, что особенно напрягла второго Ооцуцки, который сразу ослабил хватку. — Я... — еле слышно начал Тарине, скрестив запястья за затылком взволнованного Шодайме. — Мне так тебя не хватает... — вот, кому по-настоящему нужно выговориться. — Я умираю от тишины дома... Иногда лягу на лестнице в бальном зале и все жду, когда явишься ты, представляешь?.. — Ты спятил... — чуть саркастично шепнул Бозацу и прислонился лбом ко лбу друга, опуская веки в надежде, что хоть чуть-чуть облегчит чужие мысли. — Это не новость, конечно. — Ты не навещаешь меня, — явно через силу продолжал он. — Хоть бы переночевать после работы приходил... Я все равно один... — а не поссорились бы с Никко-самой, ситуация была бы получше... Тари-чан и до этого ныл, что коллега редко — несколько раз в день — заглядывает, однако одиночество не разбивало его настолько. Ничего... Завтра все наладится. — Надо бы отбить тебя у Доку-химе и жить спокойно, — отшучивается, почуяв тревогу... — Дурачок, она задавит тебя одним словом. — Ты недооцениваешь меня, — хитро усмехнулся Тари-чан. — Это взаимно, между прочим. — Так вы друзья? — прозвучал детский голосок за спиной. Проклятье, Каумари... — Я правда не понимаю. Охотник еще более ехидно растянул тонкие губы, в мыслях поинтересовавшись: — Так мы друзья?.. Паршивец, настроение меняет на раз-два... Дочка не должна заметить легкий румянец, поэтому Бозацу не побоялся сразу обернуться. — Что тут делаешь, малышка?.. — В данный момент... наблюдаю за вами, — спокойно отчиталась девочка, скрестив руки на груди. — И жду ответа на вопрос. Тари хрипло рассмеялся, подошел к ученице и опустился на колени — что он собирается делать?.. — Душа правителя всей Вселенной и моя находятся в сцепке, созданной Богами в начале времен, — длинноволосый мужчина взялся за сережку в правом ухе. Поучительная история?.. — И эти украшения — свидетельства нашей уникальной связи, потому... — задумчивая пауза отчего-то подняла только больше смущения, — ...да, можно сказать, друзья. Или что-то наподобие. — Связка душ? Это техника? — М-м-м, нет, так пожелали Аменоминакануши-сама и Такамимусби-сама. Сложно поверить, но серьги подарили нам именно они. — Вы встречались с ними? — восторженно воскликнула Каумари. — Я тоже хочу! — Тогда тебе нужен пропуск, — Дракон обернулся к наслаждающемуся сценой Бозацу и протянул раскрытую ладонь. — Что?.. — очнулся Первый. Почему-то очи Тари переключились на Джоган: он смотрел одновременно и строго, и... тепло. Понятно... Шодай снял свою сережку и послушно отдал, получив одобрительный кивок, — охотник тоже вынул свою из уха. — Эти божественные дары отныне твои. Как ученица претендента в сильнейшие в мире и моя подопечная, — ни секунды без самолюбования, — ты обязана помнить, что рождена под счастливой звездой. И, безусловно, не забывай о второй половинке этого. Каумари спешно сняла свои гвоздики с бриллиантами и нацепила пока что большие ей восьмиконечные звезды, сияя счастливой улыбкой.Отец и учитель всегда с ней.
***
Тарине шел, будто в тумане, парком и липучем, не дающем нормально вдохнуть. Тремор в кистях усиливался от желания пойти и перерезать глотки всем, кто попадется под руку, лишь бы искоренить боль, что никак не могла убить его... А ведь пытается, сука! Он едва переступал с ноги на ногу, острые щепки, оставшиеся от сердца, рвали все внутри; в голове только белый шум, где плескался нескончаемый океан гнева, испепеляющего посторонние мысли. Принц точно не знал, из-за чего или из-за кого в нем пылают пожары ярости, однако склонялся к варианту, что во всем виноват именно он и его дурная башка, которую нужно было позволить отсечь отцу: если бы не случай, то сейчас, возможно, все жили бы другой жизнью, не ведая ходячего сборника несчастий с ядом вместо крови. И теперь это недоразумение с неконтролируемой силой в кулаках готово сорваться и сделать что-нибудь ужасающее а-ля заявиться к солнечникам и спалить их столицу, может, даже убить бога и подвесить труп в идеально белом бальном зале. Мужчина запнулся о порванное хаори и чуть не зарылся носом в землю, кое-как устояв на ногах. Плеча бережно коснулась чужая рука — охотника словно ударило током, и он резко обернулся, звеняще проорав: — Не трогайте меня!!! Перед ним стоял чертов Бозацу с нечитаемым выражением лица. Пару часов назад умерли его дочери, а он, блять, равнодушен. Да, скорее всего, внутри друга все обрушилось, однако большие мертвенно спокойные светло-фиолетовые глаза вводили чуть ли не в истерику: так не должно быть! Длинноволосый в душе не ебал, какую реакцию хотел бы видеть: будь-то полная подавленность, досада или слезы — не равнодушие. — Ты чего?.. — «Чего»?! — остервенело вырвалось из Тари-чана. — Если ты тронешь меня — умрешь! Как умерли девочки!!! — из уст рвались и другие бьющие сердце слова, но голос пропал, поэтому принц, взбешено зыркнув на Наместника, отвернулся и пошел дальше. Хвала Небесам, он не видел взгляд Доку-химе... Через пару часов все разошлись по домам. Тари-чан опять был один в гигантском дворце, темнице его любви и страданий. Он опять был один, потому что Император послал Никко на край галактики усмирять отступников — с каких пор охотники за Плодами занимаются подобным? Почему не армия?.. Бред! Плюс, принцесса ненавидит драться. У него не осталось сил даже на то, чтобы пойти отмыть кровь и грязь, — мужчина на автомате добрел до полутемной пустой спальни, зачем-то запер дверь на замок и пододвинул комод, подошел к кровати и... Во имя Восьми Богов, он позволил умереть двум своим ученицам, что стали для него дочерьми. Охотник ощущал себя их третьим полноправным родителем: любимый друг и подруга вверили ему чудесных детей, позволив стать частью несправедливо коротких жизней. Брахмани и Каумари всецело доверяли своему эксцентричному, порой непоседливому сенсею, который учил их всему, что знал сам, — естественно, кроме техник королевских глаз. Девочки вобрали в себя все наилучшее, и им пророчили великое будущее, однако... призрачная судьба раздавила молодые мечты. Смогут ли Кудокутен и Бозацу пересилить страхи и вновь завести детей? Если новых отпрысков настигнет та же участь?.. — Черт-черт-черт! Надо было использовать воскрешение! — по непонятной причине сдерживая гневные слезы, зажмурился Тарине. — Какой я идиот!!! Сначала он усердно боролся с желанием выплеснуть наружу все горе, но легкие будто забились, и пришлось сделать несколько частых вдохов. Мужчина сдался и упал рядом с кроватью в болезненных рыданиях, уронив словно потяжелевшую от слез голову на белую простынь, что комкали произвольно сжимающиеся кулаки. Он и не пытался быть тихим, ибо сколько бы не давил возгласы, те все равно продирались наружу. Дракон не помнил, как оказался на балконе... и очнулся как-то слишком внезапно. Грозовое небо приветствовано свое дитя острыми росчерками ярких молний и раскатистыми, неразборчивыми словами — оно старается утешить? Сказать, что беды пройдут, и скоро все наладится?.. Небеса точно не бранили и не корили, так как они не посмеют обидеть или ударить собственного ребенка. То далекий, то близкий грохот напоминал ему умиротворенный родной голос, в чьи звуки со временем вплелись красивые грубые нотки, — возможно, Бозацу просто выучил Стихию Молнии, а возможно, сознание ищет покой в мягком темно-сером куполе. Мелкие капли смывали слезы, до сих пор льющиеся из покрасневших глаз, одежда тоже пропиталась водой, охлаждая кожу. Ха, природа решила искупать его сама, если уж непослушный сын пренебрегает собой... Хорошо было бы отблагодарить, однако небо и так прекрасно знает, как Тари ценит его... Когда-то все, что имел принц, было лишь небо, что приносило обнадеживающий свет звезд: оно плакало вместе с ним, радовалось и злилось тоже вместе с ним, оно всегда присматривало и показывало чудеса. И когда-то... оно уступило место тому, кто заменил кислород, еду и другие потребности, тому, без кого не хочется видеть ни солнышко, ни обожаемую россыпь блесток на темно-лазурном куполе, тому, кто гармонично сочетался с безумием, происходящим внутри и около охотника, — он стал Сосудом для чувств этого существа: эта «Карма» не дает силу обремененному ею, но дает новую энергию хозяину. Ну, таково служение Наместнику и... своей жалкой любви — лучше глушить ее, дабы не привязываться все сильнее и сильнее... — Придурок, что ты тут делаешь?! — сердце упало в пятки от на этот раз эмоционального вопроса. Твою мать, зачем он пришел?.. Принц думал побыть в одиночестве дней пять-десять, ожидая вероятную смерть, ведь, по идее, техника пришибленной Камимусби развеется только с гибелью одной из сторон — это могло бы стать началом искупления... хотя если хорошенько подумать, то он в неоплатном долгу, и ничто не исправит того, что натворили его страх и некомпетентность. Бозацу без церемоний развернул мужчину к себе, и прикосновение к опущенным плечами вновь будто оставило ожог. Тари-чан убрал его руки и отступил назад, пытаясь вглядеться в худое лицо сквозь пелену горячих слез. — Зачем ты пришел?.. — сипло выдавил он, обняв себя в попытке закрыться. — Как т-ты... Как ты посмел заявиться сюда после всего?.. — Мне нужно приглашение? — бархатный голос наполнился убийственной строгостью. — И какого хрена ты стоишь под ливнем?! — выходит из себя... Любые яркие чувства украшают Шодая. — Ты, блять, совсем рехнулся?! — Давай-давай... Ругай меня, кричи... — принц опустил подбородок, закрыв веки: не хочет наблюдать реакцию на эти отчаянные слова. — Делай все, чт-то твоей душе угодно. Я с честью понесу заслуженное наказание. — Прекрати, — прозвучало совсем близко. — Мы уже прошли через это. Здесь нет твоей ви— — Нет моей вины, да?.. — его шепот почти слился с частым стуком капель. — Родители не должны видеть, как умирают их дети... — внутри опять что-то треснуло, и новая боль вышла с криком: — А я тебя заставил! Тебя и-и Кудо! Я не прикрыл Брахмани! Я убил соклановца, убил свою ученицу и вашу дочь! Я забрал у тебя ребенка, понимаешь?! Ты должен стереть меня в порошок за этот чудовищный проступок!!! — Тарине, хватит, — тихо попросил товарищ — у него не было желания спорить. Охотник открыл глаза и, не смотря на однорогого, оперся поясницей о мраморные перила. С воином бесполезно разговаривать и просить о чем-либо... Как горохом об стену. Первый-сама снова попытался дотронуться, однако Тари постоянно уворачивался — это было похоже на неуклюжую игру в догонялки. Конечно, он не смог долго изворачиваться: мышцы ныли, веки нарочно закрывались, не хватало воздуха, холод начинал леденить кожу, и Бозацу все-таки заключил его в крепкое кольцо рук. У него теперь ни шанса. Охотник продолжал сопротивляться, слабовато стараясь оттолкнуться руками от перевязанной бинтами груди. — Я уже говорил, что ты умрешь, если будешь трогать меня! — безысходно взвыл принц, на что другу было абсолютно похер. — Тари-чан, я не могу потерять и тебя! — наконец-то сорвался мужчина. — Ты опять за свое?! Ты уже натерпелся, так что хватит! Трагедии случаются, и я, черт побери, был готов! Каждый день с рождения девочек я был готов потерять их! — Родители должны становиться воспоминаниями своих детей, понимаешь?! Для этого они здесь, с ними! Именно они должны уходить первыми, как ушли Хаттошики-доно, Хоши-химе и моя мама! — Так возжелала судьба! — Нет никакой судьбы!!! — из последних сил заорал Тари, упав лбом на широкую грудь, и в кратком порыве беспамятства коснулся губами мокрого хаори, стараясь зацепиться за последние крупицы здравого рассудка. — Боги, зачем?.. З-зачем ты пришел?.. Глупый-глупый Бозацу! Ненавижу тебя!.. Шодайме отвел его в освещенную тусклым бежевым светом комнату и закрыл стеклянную дверь. Он вынул что-то из кармана, крепко сжав в кулаке, и еле слышно сказал: — Она хотела вернуть их, ибо мы... кхм... в одной связке, а она не ее часть... Тарине зажал рот ладонью, зажмурившись и не обращая внимания на прилипающие к лицу волосы, и начал медленно съезжать по стеклу на пол. Блять, она... Она все понимала. Крепкая рука остановила его и продолжила удерживать на одном уровне. Охотник хотел врезать другу за то, что не дает ему поломаться уже наконец и сдохнуть. Чувствуя, что задыхается, он схватился за натянутые плечи и повис у Наместника на шее. — Все закончилось, Тари... — теплый шепот в ухо заставил его застыть. — Я с тобой. Первый немного отстранил его и разжал кулак: там были две сережки-звездочки. При взгляде на украшения из принца снова вырвалось пару всхлипов. Все правда закончилось. Нужно идти дальше — жизнь-то бежит... Длинноволосый мужчина аккуратно взял ту, что отливала оранжевым. Бозацу чуть наклонил голову, уткнувшись носом под нижнюю челюсть, и устроил ладонь на талии — сразу захотелось вжаться в него, запереться внутри и больше никогда не вылезать. Лишь за стенами его души безопасно: никто, кроме самого владельца, не тронет, не кинет обидное словечко. Кулак сжал сережку от неистовой злости, что вдруг забурлила в порванной бесчисленными криками груди. — П-просто убей меня, — хрипло выпалил Дракон. — Нет, — смело отказал он, начертив носом линию к дрожащим губам. — Проси хоть миллиарды раз, — несколько сантиметров, и они соприкоснутся... — Я могу, — шатко предупредил Тари-чан, и Ооцуцки синхронно нацепили друг другу украшения. — Не заткнешь... Не требовалось даже отводить взор от стены напротив, чтобы заметить самодовольную ухмылку. — Удачный ты выбрал момент говорить... подобное, — они оба кретины, как твердила Никко... — Я подкатываю лучше принцессы и Хикари, что ты... вот так?.. Охотник и не заметил, как поддался усталости: контроль исчез, и он был готов впиться в Наместника без промедлений. Весь томный настрой спал, освободив место чувству глубокого оскорбления: — Иди нахуй, — ядовито буркнул Тарине и обиженно надул губки. — Я все равно не собирался что-либо делать, пока от тебя так пахнет. Ты не мылся после битвы?.. Или дождя хватило? Подонок... Невыносимый, бессовестный, жестокий подонок. — Иди нахуй, — выразительнее повторил он. Вообще-то, друг абсолютно прав... — Может... пойдем примем душ?.. — подняв бровь, тихо спросил Бозацу. Сука, этот почти бесцветный тон с налетом озорства... заставляет все внутри стиснуться от ожидания. — Или пошлешь третий раз?.. Один голос советовал послать, а другой... предпочитал простоять часик или два часа под прохладной водой в желанных объятьях. Ладно, надо дать другу шанс исправиться. Тари упал спиной на кровать, повернулся на бок и укрылся толстым одеялом, заворачиваясь в него. Он выглянул из укрытия — Бозацу стоял возле кровати, выжидающие положив руки на талию. — Что?.. — лучше спросить, чем лежать под этим вскрывающим взглядом. — Ты, наверное, забыл, но на улице не лето. — Потому ты стоишь в одном лишь тонком халатике, — кстати, темно-синий шелк очень шел ему... — И что ты там говорил, милый?.. — Что мне тоже нужно одеяло. Он все-таки заслужил, так что можно и поделиться. Со страдальческим вздохом охотник вылез из кокона и, попутно поправляя светло-фиолетовое пижамное кимоно со звездочками, неуклюжим движением расстелил покрывало на всю кровать. Шодай подождал, пока мужчина устроится на правой стороне, и погасил свечу на тумбочке, погружая комнату в почти полную темноту: даже из стеклянных дверей не лился свет — на улице царила смоляная мгла, падающая с иногда сверкающего неба черными каплями. Тари-чан прикрыл веки, давая волю мимолетным воспоминаниям о невесомых прикосновениях к мокрой коже, что тут же покрывалась мурашками, об усмиряющем шепоте в натянутую назад шею, о том, как они ржали с какой-то вообще не смешной фигни, о том, как успокаивались, и их пальцы начинали изучать друг друга заново. Вот бы каждый день так... Хотя Никко прибьет его, если ее подчиненный выдаст что-то вроде: «Ты отдыхай, а я с Бозацу пойду искупаюсь». Эх, это ведь одноразовое предложение... Столько ласки с его стороны охотник получит нескоро... Судя по прекратившимся шорохам, Шодай уже лежал на кровати. Они снова будут засыпать вместе... после очень долгого времени... Проспали в одной постели больше десяти лет, затем был перерыв в четыре десятилетия, и сегодня... прям сбылось новогоднее желание. На замену чему-то потерянному приходит новое... Тишина отчего-то дышала неловкостью. Между ними обычно нет каких-либо недомолвок, но молчание слегка удручало. Может, это с непривычки?.. — Тари-чан, — громко шепнул товарищ, призывая повернуться к нему, что охотник и сделал. Наместник смотрел куда-то в сторону, явно испытывая то же стеснение, что и принц. — Я нуждаюсь в тебе... И всей душой надеюсь, что и я нужен тебе, пусть даже капельку... Надеюсь, что хотя бы мои никудышные слова удерживают тебя в земном мире...***
«Собственно... мой тернистый путь в этом мире продолжается через тебя, сестру, брата, моих друзей и соклановцев Самое время для отцовского напутствия: ты инь и ян, свет и тень — все соединяется в одном и пытается прийти в равновесие, которого ты пока не ощущаешь, однако когда-нибудь... гармония наполнит тебя, и ты станешь главным законом силы во Вселенных Повернись к солнцу, когда наберешься сил, и его свет испепелит тени вокруг. Помни, кто ты и кем рожден. Отыщи суть и спаси этот клан от беды, что поджидает в космической пустоте — ты поймешь, когда нужно будет бить полной мощью Все, уже нет сил писать... Закончу на этой ноте, ибо начал бы извиняться Удачи, Момо. Возможно, еще увидимся Крепко обнимаю и целую, твой папа» Принц опустил лист, вслушиваясь в мелодию дождя. Эмоции, пропитавшие каждую букву в письме, не вызывали скорби, сожаления либо чего-то негативного — отец настолько искренний, что это лишь восхищало. Наверное, юный принц уже просто истратил все слезы за сегодня... Лучше бы они ушли на папу, чем на ссору с Урашики. Неподалеку справа раздалось неловкое покашливание. Момоши слегка заторможенно повернул голову, поправляя тяжелые мокрые волосы, и увидел высокую фигуру тоже в полностью мокром светло-сером кимоно и широких черных штанах. А отпрыск Нидайме как раз собирался заявиться в поместье покойного учителя. — Ты вечно меня находишь... — вместо приветствия кинул парень. — Оно само получается, — слегка мямлящий тон Ишшики чудом был слышен сквозь ливень. — И что ты здесь делаешь? Думал, уже собираешься в поход, как и договорились, — на эти слова тот почему-то отвел блеклый взгляд — что-то произошло. Моши решил продолжить: — Урашики с нами не пойдет — Кагуя и мама надоумили его. Ничего, справимся вдвоем. — Нет. Не справимся... — яркая досада в обычно равнодушном голосе напрягла побольше смысла фразы. Юноша непонимающе нахмурился: — Что ты несешь?.. Сын Шодая пристально посмотрел на него и быстро проговорил: — Император издал указ о закрытии секторов, где произошла битва, на неопределенный срок, а твоих и моих умений в пространственно-временных техниках не хватит, чтобы разбить барьер. Нам бы помог Джоган, однако... ...этого он и боялся. Ебучий Нефритовый! Постоянно все портит! Нужно было отправляться на поиски сразу после того, как парни вышли из зала утром! И теперь отцы действительно могут умереть — у папы может не хватить сил на использование Чистого глаза, дабы разбить ловушку; у Бозацу-доно есть шансы скончаться от собственных ран, если Второй побоится вылечить его. Момо закрыл лицо руками, подавляя желание заорать. — Это конец... — с тихой печалью констатировал Ишшики и подсел рядом. Ему пофиг на дождь? Удивительно. — И в таком горьком опыте есть плюсы, — флегматично фыркнул он. — Иронично, ведь в послании ко мне отец написал: «все, что не убивает нас, делает сильнее» — Все, что не убивает нас, не хочет этого, — гневно вставил юноша. — Захочет — обязательно убьет. — Вынужден согласиться с тобой. — Ух, какая честь! — фальшиво обрадовался принц, хлестко ударив ладонью по колену. Отпрыск Первого-самы взглянул на него, как на сумасшедшего — ему не привыкать, — и после недолгого молчания молвил: — Когда ты родился, Митеширо-сама сказал, что судьбы всех детей Наместников — искупление грехов, сказал, что наша жизнь будет сущим адом, и все это из-за деяний родителей... Дедушка заколебал со своими предсказаниями и стремными речами... — В какой-то мере он прав... — Момо не хотел поникать, но грусть и безысходность сильнее расшатанной психики. Совсем разучился контролировать эмоции... Может, пришел час спросить об инциденте, описанном в письме, или хватит с них?.. Просто они с Ишшики редко могут спокойно поговорить, не сыпля остротами и не буравя друг друга до тошноты высокомерными взорами. Да пошло оно все! Анализировать новый поток наверняка трагической информации в исполнении равнодушной интонации коллеги будет невыносимо тяжело. — Что случилось с Урашики?.. — о, да-а-а, снова спрашивает типа невзначай. Момошики показательно поковырял в ухе мизинцем: — Уточни, а то не расслышал из-за розовой фигни. Однорогий парень проигнорировал шпильку: — Мы встретились у озера буквально перед закатом, и он вызвал меня на поединок за пост Первого Наместника. Урашики сделал что?! В соревновании по безумию определенно выиграл Ооцуцки-старший... Он решил вернуть то, что принадлежит семье с древних времен, или захотел самоутвердиться за счет победы над более зрелым соклановцем?.. В любом случае, братец вряд ли готов к поединку с Ишшики: пусть у него и есть преимущество в очах, однако тело не может поспеть за увиденным, то есть парень не способен реализовать задуманное в избранном промежутке времени, потому что сын Шодайме слишком быстрый. Везение нечасто сопутствует старшему, потому надеяться на победу глупо. Не осталось ничего, кроме оправданий: — Он погорячился. Не воспринимай всерьез, — Ишшики недоверчиво вскинул бровь. Неужто Момоши звучит неубедительно?.. — Уверен, завтра он забудет об этом. — Я был бы рад побороться за титул... тем более с ним, — так, значит?.. — А я был бы рад, если бы ты не втягивал его в какую-то передрягу в очередной раз. — Ты никогда не простишь меня, да?.. — ага, помечтай. — Ибо именно из-за тебя я до сих пор чувствую себя... виноватым. Юноша несказанно рад, что вселяет коллеге самое ненавистное ощущение, годами преследующее его закрытое ледяное, казалось, иногда будто бы отсутствующее сердце, — он заслужил. И Момо не собирается отставать, регулярно напоминая Ишшики о том, что он не стоит и волоса Урашики. Позволить ему остаться в демоническом измерении... В одиночестве. Без поддержки и гарантий. Все равно на оправдания, что Урашики обхитрил парня, сохранив тому жизнь: проблема в последствиях. — Чувствуй и дальше, — холодно метнул сын Дракона, щурясь на брусчатку. — Тебе полезно. Ты обязан ему до самого конца — не забывай, пожалуйста. И почему ты думаешь, что от моего прощения груз чудом спадет с твоей душонки?.. — Я не знаю, — твердо кинул однорогий. Боги, Ишшики периодически становится невозможно тупым... Причина его противоречивых эмоций кроется не в том, что все должны простить, а в самом Урашики, и отчего-то Моши это прекрасно понимает.... Вероятно, он просто осознает нежелание соклановца разложить все по полочкам в страхе, что внутри сделается только хуже. Они оба черствые, слепые даже по отношению к себе дураки... Одна лишь идея о попытках разобраться со своими демонами навеивает на них ужас. Плюс, Ишшики вроде относится к товариществу намного легче, однако привязанность калечит его, и он без понятия, что с этим делать, — Момошики же довольно нелюдим: ему хватает родственников, но и с ними есть проблемы... Хвала Небесам, он не влюблялся в отличие от сына Первого. — Ишшики Ооцуцки чего-то не знает, вау! Да я сегодня в ударе! Тебя завел в тупик, потерял родителя и учителя, разосрался со всеми! Блестяще! — Понимаешь, я просто не могу отделаться от мысли, что со мной в паре Наместников будет твой брат, а не Кагуя... И я хочу закрыть все дыры до вступления на престол. — Ха! Кем ты себя возомнил, что выбираешь господина Второго? — юноша и не заметил, как завелся, наступая на беднягу Ишшики. Есть вероятность сболтнуть лишнего, однако ему похер. На самом деле, Момоши однажды пришел к любопытному заключению: лучшим раскладом для единственного выжившего ребенка сенсея будет... Ооцуцки-старший. Они с детства по-особому ладят, слаженно работают, немного раздражают друг друга, их тандем всегда выглядит эффектно: как во время выходов в свет, так и в бою — если верить рассказам деда Митеширо, то их энергетика примерно схожа с хаосом, что создавали они с покойным Хаттошики-самой, учитывая, что Урашики едва напоминает дедушку, а Ишшики — прошлого Шодайме-саму. Наверное, сказания о цикличности судьбы отчасти правдивы, ибо каждое поколение двое из правящих семей объединяются на благо клана, — трудности возникли лишь в этот раз, ибо кандидатур намного больше, чем в прошлые поколения. Хаттошики и Митеширо были единственными наследниками, Тарине и Бозацу — тоже, но в новом поколении трое со стороны Второго и один со стороны Первого, так что Ишшики может иногда менять партнера. С Кагуей у них наверняка возникнут неувязки из-за общей принципиальности — они не будут выдавать гибких подходов к проблемам, так как порой ведут себя, как близнецы. Если сопоставить сына Шодая и Урашики, то выйдет совершенно иная картина, — Вселенная должна приготовиться к неожиданностям: эти за ночь устроят переворот в Йорунотайо либо устроят показательную битву для Они, чтобы покрасоваться, — желание продемонстрировать себя, конечно, возникнет у обоих, однако Ишшики в этом не признается и с удовольствием пойдет вместе с принцем, якобы выполняя его «каприз». Короче, видимо, именно Ишшики и Урашики суждено занять посты предков, и память оживляла тысячи воспоминаний в качестве аргументов. Взять хотя бы случайно подсмотренную сцену, что случилась через пару дней после возвращения с боя в демоническом измерении, который Момо почти не помнит... Почему-то братец был в самом ужасном состоянии: еле живой, в незаживающих ожогах и с огромной дырой в груди. И опять же: принцу никто не удосужился рассказать, что произошло, потому оставалось только приглядывать за раненым, молиться и ждать, когда он очнется. В холодный дождливый вечер Момошики возвращался с одиночной прогулки, запрыгнув на балкон спальни Урашики, но его остановила чакра отпрыска Шодайме-самы, находящаяся в комнате. Парень спрятался за углом, рассматривая силуэт Ишшики, сидящий на коленях рядом с кроватью Ооцуцки-старшего. Поначалу он хотел войти и отогнать юношу, но... любопытство приклеило его к мраморному полу, — можно и постоять под стеной воды. Самым занимательным был вид Ишшики, что до сих пор казался невозможным для такой непроницаемой, расчетливой личности: на сгорбленных широких плечах лежала ранее никогда не проступающая усталость, мягкий темно-серый свет едва касался синими линиями самых острых черт подавленного лица. Парень шевелил губами, что-то говоря, — Момо не мог распознать, потому что если поднимет ладонь со светящимся ярко-красным Риннеганом, то выдаст себя. С каждым движением белых губ блеск в узких глазах становился все ярче и ярче — это переливались чертовы слезы. Не такой уж он и стойкий. Не такой уж он и прочный. Не такой уж он и невозмутимый. Не такой уж он и безразличный. Его ломает и жжет изнутри. Он более не может держаться в мнимом равновесии. Он пошел трещинами. Он смиловался над собой, дав волю совершенно другому Ишшики... Момоши думал влететь в комнату и хорошенечко прописать ему по роже от нежелания терпеть слабость со стороны «образцового воина» В опущенном взгляде отпрыска господина Первого истлели остатки спокойствия, и юноша, словно его толкнули в спину, упал лбом на живот бессознательного Урашики, слабо вздрагивая; его правая рука сжимала белую простынь, левую не было видно из-за брата. Он не удержался на плаву... Ишшики всю жизнь думал, что в полной мере перенял самообладание и прагматичность Кудокутен-самы, но... все-таки не хотел принимать живой нрав отца, что советовал ему не прятать эмоции вне боя. Парень не слушал наставления родителя и загнал себя в клетку — результатом стала сия картина. Та парочка правда достойна божественных сережек... Принц наконец-то вынырнул из воспоминаний и неосознанно спросил: — Скажи... те слезы были настоящими?.. — он определенно пожалеет, что сует свой нос, однако против интереса не попрешь. — Какие?.. — а, точно! Забыл контекст! — Когда ты рыдал над раненым Урашики, будто он единственный, кому ты можешь вверить свои горести и печали... Это необычно искренне для тебя... Ишшики задумчиво фыркнул и даже не ушел от ответа: — В тот момент я понял, что все еще являюсь ребенком, — сука, словно говорит о последних новостях... — Я утонул в бессилии, отчаянии и уверенности, что Урашики вскоре умрет... вновь из-за моей неосторожности. Так что да. Они были настоящими. — Мне почему-то не верится. — Хочешь — верь, хочешь — не верь, но сам факт того, что ты подглядывал— — Заткнись: ты был в моем доме, между прочим. Проливал бы слезы в своем — проблем бы не было, — давить на чужие слабости плохо в подобных ситуациях, но отрешенное выражение лица соклановца так и напрашивалось на колкое замечание. Однорогий парень, кажется, смутился, зачем-то стер воду с лица и встал. — Сваливаешь, как всегда? Ишшики сделал пару шагов вперед и блекло бросил через плечо: — Спасибо за разговор, — фу, какой вежливый... — И тебе не хворать, — брякнул Момошики, опершись руками о бортики фонтана и сверля уставшим взором широкую спину, с налипающим на нее кимоно. — Ты знаешь, что будет завтра?.. — с какой-то неясной надеждой задал вопрос сын Шодая. Ах, он про бесполезный дар видеть будущее... — Нет... И не хочу знать...