лунный гамбит

vows are spoken to be broken feelings are intense words are trivial pleasures remain so does the pain words are meaningless and forgettable all I ever wanted all I ever needed is here in my arms, — Enjoy the Silence - Depeche Mode

— Как же быстро пролетели эти годы, не находишь? — Ишшики сощурился на полупустой бокал с бордовым, почти фиолетовым вином и перевел слегка угрюмый взгляд на сидящего напротив Амадо, который безучастно пялился на нетронутую бутылку пива. Его дорогой друг заметно постарел за одиннадцать лет, что они вместе: вокруг металлически-зеленых глаз появилось много морщинок, русые волосы окончательно поседели, взор стал... еще спокойнее и проницательнее, чем был при первой встрече. Коллега всегда очень напоминал кого-то... и никого одновременно. Призраки старых образов часто накладывались на слегка равнодушный силуэт, что поначалу пугало измотанного одиночеством и безысходностью Ооцуцки — к присутствию мужчины пришлось привыкать не один месяц. Амадо был его неизменным спутником, единственным, кому можно доверить практически все. Даже свои мысли. Главное, что эта дружба взаимна... хоть иногда казалось, что товарищ устает от него, от преемника великой Солнцеликой Никко-химе на пост главы охотников за Плодами, от грозы Óни и Йорунотайо, от проигравшего и оставленного на гниение в дыре, которая стала домом, от искусного воина в ничтожном теле ничтожного монаха... ...иногда инопланетянин забывал собственное имя и в то же самое время ненавидел, когда Ишшики зовут того, кто всего лишь... Джиген. Мужчина утратил суть самого себя, но почти никогда не терял веру вернуться домой и рассказать маме все-все, что произошло за миг в три тысячи лет, встретиться с соклановцами — с двумя придурками — и поведать им о проделках сестрицы, достойной казни. По прошествии тысячелетий он понял, что поступок принцессы неудивителен: сия опала у нее в крови от множества поколений царевичей — потом Громовержец Индра с взрывным нравом господина Второго, а потом много-много жестоких личностей, а потом удивительные Учиха Мадара и Учиха Саске... Кто следующий понесет раздор души давно погибшего Тарине-но Микото? Возможно, одна сторона его семьи обречена нести не выплеснутый гнев израненной души в мир, что принес ему столько несметной боли... Как Нидайме-сама выжил вообще?.. Ишшики бы уже удар хватил, судя по тому, как он жил до встречи с Амадо. Друг, очевидно, думал над тостом... Все-таки сегодня годовщина их поворотного знакомства. Ладненько, они никуда не спешат. Ооцуцки переключился на странно красивый пейзаж: большую часть оранжево-золотистого небосвода с тонкими розоватыми облаками закрывала полупрозрачная Луна, внизу ветерок гонял вековую пыль по заброшенным улочкам, полуразрушенные каменные постройки дышали стариной, заключенной в обмотанных паутинами статуях, немного похожих на божеств его клана. Ранее здесь жили потомки Хамуры, да все повыздыхали — Ишшики не успел и глазом моргнуть (1). Он много раз гостил здесь, пытаясь найти путь домой, оставив мысли о миссии в пользу выживания, но собрался с духом и решил продолжить гнаться за Плодом, обещанным клану. Годы и отсутствие жизни только украсили это мирное местечко. Даже в тишине тут не царило сплошное одиночество, так как эти широкие виды напоминали дом — не родную Столицу, конечно, однако большинство старых городов. Интересно, настолько сильно преобразилась родная планета?.. Только бы у него хватило сил на создание достаточно сложного портала, чтобы преодолеть миллиарды световых лет и участок с более плотным наложением пространственных нитей, сооруженный покойными Наместниками, но мешает отсутсвие второго глаза и... заключение в Сосуде, будь он проклят. Отчасти мужчина сам виноват, что оказался в таком неутешительном положении: невнимательность, самоуверенность — не похоже на качества правителя клана... — Не лучшие годы моей жизни, и все же... — вскинул брови Амадо. — Я очень благодарен тебе. Было весело, — поживее кинул он и отпил пива. — Разве веселье — это про нас? — тихо прыснул Джиген. — Мы вроде как серьезные мужчины, готовые на многое ради достижения своих целей. — Говорит тот, кто заливал вино в пакеты для льда, чтобы добавлять в воду. — Мне нужно было поэкспериментировать, — попытка оправдаться вызвала лишь равнодушно-скептический взгляд. — Ну, извините! Я не владею Природными Трансформациями. — Мог бы давно уже научиться, а не морозить алкоголь. Упрек, мол он ничего не делает... Старая тема. Инопланетянин едва опечаленно вздохнул: — Ты же знаешь, что я не могу... сейчас. — Ты нашел способ проецировать Сукунахикону и Дайкокутен через внутреннее измерение и твердишь, что не в силах освоить такую безделицу, как Стихии? (2) — Я пытался — не хватает сил, — не хватает от слова совсем... — Тем более проявить тот малый процент Кеккей Генкая, что сокрыт во мне... практически неосуществимо. Друг потер переносицу под большими черными очками и промолвил: — Было бы у нас твое настоящее тело, я бы даже вырастил тебе второй глаз, а вытащить рецессивные гены — сущий пустяк. Могу еще сделать Ринне Шаринган и Джоган для чистоты дела. — Они не приживутся, к сожалению, — если бы все было настолько просто, то каждый Ооцуцки имел бы королевские очи. — Окей, тогда всего лишь надо сделать оболочку, которая выдержит подобные нагрузки, — «всего лишь»?.. Он, естественно, обожает энтузиазм товарища, но тот далеко не все понимает... потому что Ишшики далеко не все рассказывает. — Для меня будет огромной честью сделать тело лучше, чем ваши Боги дали господину Тарине. Второе тело Царя-дракона поначалу было очень слабым, и все думали, что он больше не сможет воевать в рядах армии и совмещать использование своих потрясающих глаз, — как любил выражаться отец, их несравненный Тарине и вправду стал статуэткой из тончайшего хрусталя, хрупкой и неприкасаемой. Прошло несколько месяцев, и выяснилось, что тело, сотканное Богами, даже лучше предыдущего. Его воскрешение стало настоящим чудом. Ооцуцки даже учредили ежегодный праздник в честь этого знаменательного события. Правда... кто поспособствовал возвращению души Нидайме, не знал никто, кроме папы, однако он отказался раскрывать тайну, поэтому мама постоянно шутила — или нет, — что Бозацу Мьекен голыми руками победил всех Богов, дабы они согласились вернуть сильнейшего из сильнейших... который, между прочим, сам захотел умереть. — Мне нравится твой настрой, но это невозможно. Тело Дельты еле выдерживает всего одну способность Риннегана, у Эйды и Деймона были нюансы, а ты хочешь... — Ооцуцки задумчиво нахмурился и вздохнул. — ...сделать что-то на века, — очевидно, уже рисуя чертежи в голове, закончил изобретатель. — И нет ничего невозможного. Бессменное кредо друга разнилось со мнением воина, но в этом он находил силу: Амадо от киборга к киборгу превосходил самого себя, а Джиген ставил цели, которых можно достичь в реальности, а не шел к бреду по типу... установления мира меж всеми народами Вселенной. Вероятно, если бы Наместники ставили себе выполнимые задачи, выжили бы... Ладно, что было, то было. В прошлом кроется много-много опыта, и тем, кто остался после величайших соклановцев, осталось только извлекать уроки и не повторять ошибок. — Нет ничего невозможного... — ухмыльнувшись, отрешенно повторил Ишшики. — Я прекрасно знаю, что в твоей жизни были существа, которые доказывали это, и ты стараешься абстрагироваться от воспоминаний о них, думая, что тебе не хватит сил. Может, ты не самый сильный и не напичкан лучшими способностями, но сколько раз ты выбирался только из-за этого, — мужчина стукнул указательным пальцем по виску. Товарищ прав, но Ооцуцки слишком много раз показывали его истинное место, пусть он долгое время и не обращал на это внимания, и заходил все дальше и дальше... И, в итоге, оказался здесь. — Не забывай, что я и не самый умный. — Каждый умен по-своему. — Даже Боро?.. Амадо кивнул с блеклой улыбкой: — Даже Боро. Глядишь, сейчас икать начнет. — И обязательно скажет, что ты во всем виноват, — привычка у него такая. — Фактически, в этом есть доля правды: если бы не я, то и ты бы не сидел тут. — А давненько бы гнил в земле, ха-ха, — учитывая, что при любых нагрузках на оболочку, он в прямом смысле начинает трещать, воин мог умереть еще триста-триста пятьдесят лет назад, но кое-как дожил до знакомства с Амадо, кое-как они вместе придумали, как укрепить и залатать сие недоразумение, и... кое-как ждут, пока созреет Сосуд. Главное, чтобы с Каваки все получилось... Иначе Ишшики официально конец. Так случилось, что ему не дано повторить подвиг Митеширо-самы, что возродился не в каком-то Ооцуцки, а в чертовом солнечнике, господине Яминаши, и не потерял прежние способности. Может быть, в том случае большую роль сыграли эмоции, навеянные гибелью дедушки, но тайна останется тайной. Если бы не молчаливость и обиды царевичей, то их раса продвинулась бы дальше конкурентов. — Между прочим, как самочувствие? — подобные вопросы должны были стать обыденностью много лет назад, однако до сих пор после них окутывает приятная теплота. — Иногда с утра думаю, что развалюсь, — зато искренне. Амадо посерьезнел и сделал глоток пива. Дырку в нем просверлит... Джиген быстро добавил: — Сейчас все хорошо. Не утруждайся, прошу. — Ты говоришь мне не выполнять свою работу? И на том спасибо, — тихий голос друга запестрил иронией. Мужчина встал из-за стола и подошел к каменной перегородке, любуясь безлюдным видом города, что простирался внизу. — А прикинь: твоя Столица превратилась в такое за те три тысячи лет, что ты за ней не приглядывал. Злой и ни чуточки не смешной подкол. Если «предсказание» Амадо действительно, то Ишшики можно вспарывать себе живот, — не выполнил долг. — Я уверен, дома все отлично, — там мама, друзья и коллеги — беспокоиться почти что не о чем. — Не тешься напрасными надеждами — потом будет хуже. Ожидания... зачастую оказываются неоправданными. Иногда простые истины выслушивать полезно... особенно от товарища. — Порой я не знаю, как тебя отблагодарить... — промямлил мужчина, как-то ласково смотря в бокал, дабы не отвлекать изобретателя излишней... эмоциональностью. Амадо снял очки и сощурился, привыкая к янтарному свету: — «Спасибо» будет предостаточно. Ну-у-у, можно добавить исполнение моей мечты. По желанию. Не «по желанию», а за Ишшики огромный должок. Этот мир обречен на уничтожение ради благородной цели, то есть все живое должно сгинуть, но с годами он пришел ко мнению, что Амадо нужно забрать отсюда в более продвинутый мир: его потрясающе умный мозг и хладнокровная личность пригодятся клану, пусть он и не Ооцуцки от рождения, — как был особенным, так и останется особенным. — Давно хотел сказать, что ты сделался сентиментальнее, — опять не дает скрыться в мыслях... Это даже хорошо. — Неужели мое влияние? — Я всегда таким был. — Да? — фыркнул друг, бросив на него пронизывающий секундный взор. — Напомнить, кто проходил в апатичном состоянии целых три месяца в страхе умереть? М-да, лучше не вспоминать... Тем более Джиген не осмеливался признаться Амадо в том, что он впадал в то непонятное, доставучее состояние несколько раз за три тысячи лет, — это были самые ужасные и самые неопределенные периоды жизни, когда ему ничего не хотелось... Поначалу он даже не понимал, почему резко становился равнодушен к самому себе, а после резко вспоминал, кем является, и от этого становилось намного паршивее, потому что его «я» было полностью истерзано и... позабыто. Хм, а ведь на фоне него Амадо практически не изменился... Просто раскрылся, вылез из своей раковины.

Одиннадцать лет назад

Ишшики лежал лицом в землю. Он не видел смысла подниматься — буквально, — ибо его могут легко прибить. Тот, кто перебил штат охраны, явно не промах, однако он точно не шиноби и не применял техник. Интересный случай, потому что незнакомец вытянул из него практически все запасы чакры, — некоторым повезло меньше: они умерли. Так, нужно вставать, а то хрен знает, что творится в голове у этого мужика: вдруг захочет добить для чистоты дела? Джиген еле поднял голову и попытался разглядеть, что впереди: дымящееся здание в острой скале, вокруг трупы, а через пятнадцать метров впереди спиной к нему стоял невысокий мужчина в черной одежде, держащий за ручку продолговатую металлическую тубу со светящимся бирюзовым кристаллом внутри, за которым пришел Ооцуцки, однако ему помешали. Незнакомец откуда-то прознал о втором осколке камня из спрессованной чакры Шодайме Хокаге Хаширамы (3) — вероятно, он знает и о его чудесных свойствах: этот кристаллик может исцелить, продлив жизнь, если правильно использовать чакру, заключенную в блестящих гранях, — управление Хвостатыми инопланетянина не интересует. И зачем ему это сокровище?.. Пусть поделится — вряд ли незнакомцу нужнее. Но то, что мужчина смог одолеть столько охраны не на кулаках и вырубить существо из другого мира, говорит о необычности загадочной личности. Следует потолковать с ним. Мужчина в черном достал из кармана сверкнувшую серебристым переливом зажигалку. Пришелец не угадал следующее действие — незнакомец зажег огонек, без усилий кинул предмет вперед, и земля перед зданием вспыхнула стеной желтого огня. Беловатые языки постепенно захватывали этажи, лезли на скалу, яркий запах горелого мяса и каких-то веществ смешался в отвратительную комбинацию — пришлось закрыть нос перепачканными в грязи и крови пальцами. Незнакомец развернулся: Ишшики отчего-то кольнул необъяснимый страх, когда ярко-оранжевые линзы больших черных очков блеснули прямо на него. Нужно сматываться. Инопланетянин пытался встать, но конечности не слушались: слишком мало чакры — из него правда все вытянули?! Даже Карма не активировалась: сколько Джиген не пробовал — тщетно. Его сейчас добьют, и прощай любимая жизнь. Он не оставлял попыток подняться — тот мужчина приближался все ближе и ближе неспешным расслабленным шагом, словно никуда не спешит или дает шанс. Ооцуцки не мог оторваться от эффектного поджигателя, стараясь хотя бы встать на колени: у него были выбритые виски, укладка набок, аккуратная русая бородка, прямоугольное смуглое лицо с едва заметными мимическими морщинами; на плечах висела кожаная куртка; фигура вроде обычная, не атлетично сложенная; какой-то сверхъестественной чакры не чувствовалось. Крупная дрожь прошлась судорогами по выжатому телу, и Ишшики снова упал на землю. Значит, подключим дипломатию... если он, конечно, останется в сознании, и этот маньяк его не утащит. Достаточно было одного глубокого размеренного вздоха, чтобы усмирить ненужную тревогу, — проблема разве что с голосом. В поле зрения появились чужие ноги: незнакомец стоял совсем близко, на расстоянии длины локтя. Понеслась. Был бы Джиген в нормальном состоянии, забрал бы кристалл и сбежал в другое измерение. Воспользоваться глазами — тоже вариант, однако нет чертовых сил. Хотя после такой встряски он долго не сможет применить ни пространственные техники, ни свои очей. — Ты живой, что ли?.. — едва различимое удивление в приятном низком капельку грубом голосе вызвало маленькую улыбку. Инопланетянин ответил на выдохе, не поднимая головы: — Похоже на то, — он старался звучать как можно беспечнее и расслабленнее, но казалось, что получалось не очень... — А чего боишься-то? — равнодушная насмешка будто воткнулась в спину. Как он... узнал? — Убил множество людей, забрал кристалл, смог повалить меня наземь, — уже стабильно ровным тоном перечислил мужчина. — Еще и мысли читаешь? — Я так не умею: ты просто... будто раскрытая книга. Докатился... Какой-то мужик глядит сквозь него, и не взглянув в глаза. — И что... еще ты видишь?.. — усмехаясь собственной жалкости, поинтересовался Ооцуцки. Незнакомец цокнул языком и пошел дальше. Джиген не ожидал такого поворота событий и, резко отодвинув всю усталость на второй план, повернул голову в его направлении: — Я серьезно! — Я знаю, — послышалось на фоне треска горящего дерева. Это негласное предложение следовать за ним? Или что? Он перестал распознавать невербальные сигналы и намеки — слишком мало общался за три тысячи лет. На следующий день, под вечер, они сидели за столиком у большого окна в городской пельменной и с подозрениями рассматривали друг друга. Мужчины «случайно» встретились на площади и в тяжелой тишине дошли до довольно уютного ресторанчика, где вкусно пахло отменной едой и бамбуком — из-за отделки светлых стен. Везде висели красные фонарики с черными канджи*, дымились благовония, тепло приятно окутывало немного замерзшее тело. Главное, что здесь людно: сольются с толпой, и никто не заметит напряжения между ними. Ишшики решил начать: он закрыл меню, облокотился локтем на прямоугольный деревянный стол, упершись кулаком в правую щеку, и прервал надоедливое молчание: — Как ты узнал, что я приду? Таинственный — прям как отец — незнакомец слабо вздрогнул и опустил меню: не ожидал столь прямого вопроса. — Серьезные люди обычно собираются в самое удобное время: либо утром за чашкой кофе, либо встречаются в популярном месте, а потом идут куда-нибудь, чтобы засесть где-то, — раньше инопланетянин тоже звал соклановцев на встречи или в начале дня, или, если важный повод, вечерком в добротном заведении. — Учитывая полученные вчера травмы, ты не смог бы прийти утром, потому вечер — оптимальный вариант. Так четко... Ооцуцки еле растянул губы и с иронией промямлил себе под нос: — Все благодаря тебе... — У тебя, должно быть, огроменный объем чакры, раз ты не умер. — Тут, — он постучал по груди указательным пальцем, — пять сотен с лишним пунктов не на пике, если тебе это о чем-либо говорит. — Это по какой системе измерения? Что за пункты? — незнакомец недоверчиво искривил русые брови с проседью. — Никогда не слышал. Оу... В кои-то веки общаясь с умным существом, он забыл, что не все во Вселенной в курсе норм Ооцуцки. Наверное, можно и упомянуть... одну особенность. Ишшики не верил, что впервые за столько лет произнесет это. — Просто я не из этих краев, — слегка смущенная усмешка Джигена даже заставила мужчину чуть спустить очки, на миг показав невероятно спокойные металлические радужки. — Что?.. — Ты не из Огня? Инопланетянин кивнул — его не поняли. — Я вообще не отсюда. — С другого континента?.. — ладно, поиграем. — Бери круче. — Под землей жил, судя по цвету кожи? — ого, остроумный. — Можешь говорить прямо — сомневаюсь, что удивишь. ...надо срочно приструнить его уверенность. Ооцуцки отвел взгляд в сторону, откинувшись на стуле, скрестил руки на груди и сдержанно выдал: — Я не с Земли. — Не врешь? — фальшивое изумление незнакомца неприятно резануло слух. — Тогда я с Венеры. — Но я правда— — Фантастика, — тихо рассмеялся мужчина. — С другой планеты? Сродни сказочки о Богине Мао (4). Жестокая, деспотичная, надменная Богиня Мао... Она пользовалась популярностью в этом захолустье, пока собственные дети не ввергли ее в небытие. Получила, что заслужила. — Она, кстати, тоже оттуда, — подметил воин, думая, чем крыть. — В истории говорится, что она была обычной земной девушкой, но, ха, это не так. Мягкий хохот стал громче — Джиген не сдержался и картинно закатил глаза: он не учел, что даже такие продвинутые люди могут оказаться приземленными, хотя существ с другой планеты здесь нет и почти не было, потому этот довольно приятный смех простительный. Нужно не показаться сумасшедшим и доказать, что он правда пришелец. Инопланетянин подался немного вперед и, добавив чуть азарта, спросил: — Хорошо, допустим, как я могу подтвердить свои слова и завоевать твое доверие? Мужчина прекратил смеяться и, отдышавшись, промолвил: — А зачем тебе мое доверие? — отличный вопрос. Следует попробовать одну забавную штуку, похожую на флирт, однако он постарается прикрыть ненужную подоплеку. — Хочешь отыскать ответ? Незнакомец, спасибо Цоокасаншин, воспринял эту реплику правильно: — Инопланетяне должны быть продвинутыми, да? Реши мне одно уравнение. Традиционная арифметика Вселенной не совпадает со здешней... Сколько бы Ишшики не старался перевести все числа и выражения на земной лад, не хватало терпения, и теперь... придется закончить начатое. Он принимает вызов. — Что за уравнение? — Уравнение, доказывающее существование частицы гравитации. Без него не сходятся расчеты в других моих работах. Скорее всего, незнакомец имеет ввиду то, что у них называется бунши — частица, составляющая нити пространства и все сущее (5). Математически доказать можно, однако нужно вспомнить вывод формулы. Ничего — справится. — Легко, — тут же запредельно уверенно кинул Джиген. — Дай ручку, бумажку и пять-десять минут. Как только этот мужчина растягивает губы, кожа сразу покрывается мурашками: в нем есть что-то... враждебное, пугающее, но что конкретно?.. Ооцуцки не привык испытывать дискомфорт от чьей-нибудь ауры, ведь сам часто подавлял собеседников, — здесь противоположный случай. Не то чтобы незнакомец выглядит отталкивающе... Как раз наоборот! Он ухоженный и воспитанный, поразительно внимателен и удивляет своей исключительной проницательностью, точно заранее знает, что будет дальше, идеально читает людей... и даже не людей, еще и занимается наукой. Почти никто и никогда не был будто постоянно впереди, а тут... какой-то мужик чуть не убил его и сам решился на встречу. — Как раз успеют еду принести, — облегчение? С чего бы? — Ты сильно голоден? — вскользь спросил Ишшики, махнув милой официантке в белом кимоно и с собранными в пучок черными волосами. Обычно он общается с незнакомцами на «Вы», однако этот неумышленно вынудил сделать маленькое исключение. — С утра ничего не ел, — натянутые плечи расслабленно опустились, и мужчина потер глаза под очками со смешными толстыми ярко-оранжевыми линзами — любит выделяться? — Я вообще иногда не ем, — и это плохо... — По тебе видно. Инопланетянин хотел сделать выпад, однако подошла официантка: они быстро заказали по порции пельменей с бульоном, и им принесли бумажку с ручкой. Джиген не без усилий достал из карманного измерения заполненный на четверть, как и полагается, бокал с красным вином, сощурился на пустой лист бумаги, но его концентрацию нарушили: — Бокал... с вином? Ответ «я просто выпендриваюсь» не подойдет. — Тебе налить?.. — чуть нахмурился пришелец, прекрасно зная, что он не про вино. — Как ты— — Секрет, — перебил Ооцуцки и, взяв ручку, начал сосредоточенно писать все связанные с темой формулы и данные, которые только мог припомнить. Сидящий напротив мужчина постепенно наклонялся ближе, бегая расширяющимися глазами по непонятным ему закорючкам. Ишшики даже понравился этот постепенный прилив изумления... Незнакомец не похож на того, кто регулярно пестрит яркими эмоциями, потому ошарашивать его приносит необъяснимое удовольствие. Поступает, как господин Тарине с отцом... и Урашики с ним... Он зачем-то приготовился и поднял взор: — Что такое? — в очах за оранжевыми стеклами промелькнуло что-то вроде испуга, и мужчина отстранился под выжидающим взглядом. То, что вселяют безликие черные глаза Сосуда, будет покруче влияния обычного Бьякугана. Джиген подавил желание злорадно усмехнуться и придвинул листок с формулами незнакомцу: — Теперь напиши уравнение. Мужчина скептически глянул сначала на лист, потом опять на него. — А это?.. — Уравнение, пожалуйста, — мягче обычного попросил Джиген. — Я же дал обещание... и обязательно выполню его, — незнакомец никак не отреагировал, что странно, и, взяв протянутую ручку, начал мелко писать на обратной стороне размашистые цифры и знаки. — С твоей стороны было очень, эм-м-м, любезно не добивать меня, — размеренно сказал Ооцуцки. Хорошая компания пробудила чувство голода... Вау. — Между прочим, как ты расправился с охраной и всеми остальными? Незнакомец неопределенно промычал, увлеченно расписывая выражения, и отстраненно бросил: — Секрет. Вот гад... Они хотя бы играют по одним и тем же правилам... наверное. — Ты уже понял, что меня не так просто убить: я проявляю банальный интерес. — Откуда в тебе столько чакры? — не обращая на него внимания, поинтересовался мужчина. — Родился таким. — Прикольно. — Просто «прикольно»?.. — усмехнулся воин. — И это все? — Сначала надо убедиться, что ты не разводишь меня, а потом поговорим, — верно... — Надеюсь, не попаду в передрягу... — Ты в одиночку разнес одну из самых охраняемых лабораторий ради кристалла, который якобы был утерян, и все еще считаешь, что не попал в передрягу? — Кстати, откуда ты знаешь о кристалле? — конечно, вопросы тут задает он... И снова будем удивлять. — Я жил с Первым-самой в одно время, так что мне довелось даже увидеть способы применения этого украшения. — Охренеть, да ты дряхлый старикан, — скорее, просто для поддержания беседы отметил мужчина. — Дряхлый не то слово, — с легким налетом иронии хохотнул Джиген. Незнакомец резко остановился, исписав пол листа, кинул ручку на стол и задумчиво поджал губы. — Я не помню, — выдал он, и густые брови съехались на переносице. — Что? — Не помню продолжение. Давно не занимался именно этим уравнением, а решать заново лень. — Думал, ты хочешь покрасоваться пуще меня... — поддельное разочарование сменило настроение мужчины: он внезапно посерьезнел и вновь принялся писать. Сработа— — Если думаешь, что взял меня на слабо, то ты не прав: я не хочу отставать, — и вправду читает, как открытую книгу... И это, черт возьми, ужасно. — Со мной сейчас сидит, возможно, умнейший человек, или кто ты там, который отчего-то готов устранить мою проблему, а я... сдаюсь. Упертый? Несомненно. Вдобавок у него отличное чутье... Из этого может что-нибудь получиться. Все великие встречаются «невзначай»... Мужчина не перестал писать, даже когда им принесли тарелки с пельменями. Инопланетянин не предполагал, что настолько проголодается, поэтому еле сдержался, дабы не накинуться на еду, — не ел дней пять. Зря пренебрегает собой... Вылезет боком. Он взял деревянные палочки и ложку и с наслаждением вдохнул запах горячего бульона: готовят на Земле превосходно — отчасти жаль, что этой зеленой тюрьме суждено исчезнуть. А незнакомец до сих пор корпел над расчетами. Нужно остановить его. — Ты сам позвал меня на ужин — будь добр, ужинай, а то я буду чувствовать себя виноватым. Мужчина пристально глянул на него и нехотя отложил ручку, придвигая глубокую белую тарелку: — Ты прав. Я поступаю некрасиво. Они одновременно зажали палочки между ладоней в молитвенном жесте и принялись трапезничать. Вероятно, это — именно то, чего остро не хватало Ооцуцки: занятной компании, вечерних посиделок, вкусной еды и... позабытых теплых ощущений, что опять накаливали сердце... с бульоном на пару. Если есть возможность поговорить, то... грех не воспользоваться случаем: — Чем ты занимаешься, кроме как устраиваешь рейды на секретные объекты? Мужчина едва нахмурился и, глотнув еду, изрек: — Чиню холодильники, — допустим, смешно. — А ты? — Путешествую, — отработанный ответ... и самый точный. — Пытаюсь тратить жизнь с пользой. — И как? Получается? — Честно... не очень. — Вот и у меня, — сочувствие в приглушенной интонации казалось... необходимым. — К сожалению, далеко не всегда выходит жить, как хочешь, и заниматься тем, чем хочешь. — Обстоятельства и окружающий мир все-таки чуть сильнее нашей натуры, — Джиген отхлебнул вина. — При этом нам нужно самим что-то менять, чтобы не раздавил груз обязательств и прочей повседневной бурды. А когда вносишь изменения, то— — Создается иллюзия, будто ты сам управляешь своей судьбой. Вдруг Ишшики оцепенел. Что он, вашу мать, прямо сейчас сказал?.. Боги... этот мужчина невообразимый — неужели они единомышленники?.. Ущипните его. Не может быть... Никто и никогда не думал в том же ключе — даже те, кого он считал связанными с ним. Слишком не похоже на реальность, но и мало похоже на сон, — такую мощную бурю противоречий Ооцуцки испытывал лишь пару раз в жизни... Пришелец дважды медленно моргнул, пялясь в тарелку, и, вдруг выбравшись из поглощающих мыслей, выдал: — Как тебя зовут? — Амадо. — Немного не подходит такому, как ты, — все еще заторможенно изрек мужчина. Что он мелет? Красивое имя. — «Такому» — это какому? — не понял уже не незнакомец. Джиген с выражением описал его: — Загадочная персона в черном, что стоит на фоне высокой стены яркого огня и не ясно, о чем думает! А в итоге, имя у него лаконичное и... не дерзкое. — Я не дерзкий, — учтиво поправил Амадо и громко сёрбнул бульон. — А тебя как величать, существо из другого мира? По сути, никак. Ни одно прежнее имя или прозвище не может подойти ему, однако если он промолчит, то покажется слишком мутным типом. Тогда остановимся на... — Джиген, — не Ишшики Ооцуцки, глава организации охотников за Плодами при клане восьмиконечной звезды... несостоявшийся Первый Наместник. — Приятно, — новый знакомый расплылся в довольной улыбке — жаль, он не может в равной степени отзеркалить ее... — Взаимно, — кивнул инопланетянин, отводя наверняка сникающий взор в широкое окно: уже совсем стемнело, но это не мешало людям гулять. Везде одно и то же. Во всех мирах. Возникло мучительное желание оказаться возле озера неподалеку от дворца господина Тарине... или дойти до побережья и остаться там до рассвета. Хм, а ведь пока это все возможно лишь погрузившись в глубины памяти. После ужина мужчины пошли в ближайший парк и устроились в самой отдаленной роще возле небольшого пруда: здесь было тихо, никто не шастал, и укрытый ясным мраком вид радовал глаз, однако Ишшики все равно не мог отстраниться от внезапных откровений в собственных мыслях. Он словно неосознанно готовился к чему-то... Нужно поменьше думать. Каждый взял ручку и лист — они взяли дополнительные — и сел по разные стороны невысокого старого персикового — Небеса издеваются — дерева с толстой кроной и низко опущенными пышными ветвями. Резкий запах дыма перекрыл благоухание ночной прохлады, что шло от воды по траве, и инопланетянин обернулся к Амадо: — Может, не надо? Все-таки общественное место. — А ты сильно следуешь правилам? Тут никого, кроме нас. Или ты не переносишь сигаретный дым? Ха, коктейли ароматов, которые отец пихал в трубку, — еще цветочки... Ладно, пусть курит. — Тебе так лучше думается? — спросил Ооцуцки, одновременно переводя традиционную математику на земную. Муторное и долгое занятие — ему уже не нравится, как никогда не нравилось возиться с бумажками. — Угадал. Они снова погрузились в тишину: она все больше и больше давила на Джигена. Ужасно, однако ему хотелось разговаривать. Постоянно. Он может показаться грубым и навязчивым... и, в итоге, отпугнуть нового знакомого. Хотя с чего Ишшики взял, что эта встреча к чему-то да приведет? Они оба гнались за кристаллом, и оба не отступят. Скорее всего, его просто используют... и даже толком не верят. Не следует тешиться напрасными надеждами... — Почему ты не можешь решить уравнение?.. — машинально выскользнуло из инопланетянина. Ловко убежал от своих мыслей... — Нет нужных данных: я не могу их достать. — То есть тебе не хватает переменных... — подытожил Джиген, закончив переводить нужные величины. — Готов? — Секунду, — Амадо дописал и придвинулся к нему, посмотрев на листок со странными символами и земными — рядом. — Боже, что— — Молчи и наблюдай, — мужчина внимательно прочел расчеты нового знакомого и начал смело исправлять ошибки — тот вздрогнул, когда первое выражение было перечеркнуто. — Ничего, я могу научить тебя считать, а то у вас тут я-я-явно туго с математикой. — А у вас как?.. — прозвучало как-то... пристыжено. — Мой отец давным-давно решил последнюю проблему в науке. — В науке?.. — Да, она заключалась в повторении циклов существования корневой Вселенной. — И каково было решение? Оно забавное... — Решение в том, что эта задачка не решаема. — Но почему? — Там присутствовал фактор живых существ, соответсвенно, ответ нужно искать не в циферках, а в истории.

— Аменоминакануши-сама когда-то сказал, что осталась одна попытка... Мы до сих пор не знаем, что он имел ввиду. И чую: это связано с задачей.

В тот момент он убедился, что папа — гений над всеми гениями.

— Ответ лежит за пределами нашего мира и за пределами всех существующих измерений. Если у нас будет достойный и достаточно мощный Ринне Шаринган или Риннеган со сложными временными свойствами, то его носитель сможет найти гипотетическое начало времени.

— Ишшики-сан, ты слегка не понимаешь: для меня время может быть физической величиной. Хм-м-м, как овраг, в который можно спуститься по веревке и попасть в прошлый день, либо взобраться на гору и оказаться в завтра.

Ему подвластно время... в любом обличии и представлении. Он и есть само время, и вся его сила — время. Всего-то нужно было реализовать свой жуткий потенциал... — Я ничего не понял, честно... — пробурчал Амадо. Он и сам не особо вник... Может, когда-нибудь предстоит найти ответ, но точно не в ближайшее время. Джиген решал уравнение в полной тишине, заодно расписывая другие выражения: вдруг новый знакомый не поймет... хотя вроде умный, раз ломает голову над такими проблемами. И зачем ему понадобилось решать подобное? Ооцуцки поставил триумфальную точку и протянул лист сидящему справа, немного шокированному мужчине, который даже опустил очки, вчитываясь в решение. — Какой же я придурок... Из воина вырвался короткий смешок: — О, брось! — Эйда правильно меня исправляла... — Ты про кого? — имя вроде бы женское. — У тебя есть жена? Не отвлекаясь от уравнения, Амадо сухо кинул: — С женой мы давно разошлись, а Эйда — моя коллега. Джигена тут же взяла неловкость: он правда не ожидал... Наверное, сейчас извинения неуместны, потому что вдруг станет лишь хуже. — И не беспокойся: все нормально, — добавил новый знакомый — в груди что-то сжалось от ужасно ровного тона. Опять застал врасплох. Через несколько минут он сказал: — Здесь все сходится, — еще бы! — Ты либо гений, либо действительно хрен из более продвинутой цивилизации, однако, думаю, второе, так как достать данные, что входят в уравнение, на Земле почти нереально. Хвала Богам, подействовало. — Ты упоминал какие-то другие расчеты. Давай и с ними помогу? — предложение должно быть принято. — Имеется парочка неотложных уравнений. Буду рад, если ты научишь меня всем системам, что написал. А с меня кристалл. Кстати, зачем он тебе? — Долго объяснять, — неужто победа?.. Ему начало везти впервые за три тысячи лет? — Как-нибудь в другой раз, ладно? — Договорились, — кивнул Амадо, до сих пор рассматривая исписанный лист. — Просто мне кристалл не очень-то и нужен: брал его так... на всякий случай. Интересная безделушка, — какое... беспечное отношение к величайшим реликвиям этого мира. — Может, пошли ко мне? Выпьем, поговорим, порешаем задачки? Похоже, они на одной волне. — Я не против, если конечно ты не огреешь меня по голове чем-то тяжелым и не пустишь на эксперименты. — Я могу, но не буду, — прыснул мужчина и поднялся на ноги.

***

Амадо очень давно не пил. Лет шесть никаких масштабных попоек. Одному было скучно — не то чтобы он не жаловал компанию себя любимого... Хотелось прекрасно провести время с кем-нибудь вменяемым и интересным, и, похоже, тот, кого изобретатель подцепил вчера, подходит под описание. Джиген превосходно сочетал в себе флегматичность и неуловимую эмоциональность: пусть его приглушенная, мямлящая интонация всегда оставалась почти что равнодушной, в самих словах сквозили сильнейшие чувства, точно этот... пришелец был проклят на флегматичную речь. Он определенно существо с тонкой душевной организацией, огромным опытом и... ужасающей историей, что будто бы запрятана за черными глянцевыми мертвыми бусинами. Мужчина иногда залипал на то, как новый знакомый двигался: нерезко и грациозно. Ему довелось увидеть, как Джиген дерется, — ни один шиноби не владел собой настолько четко; сложные приемы давались тонкой фигуре удивительно легко, а удары ошарашивали силой, да и запасы чакры — тоже. Откуда он такой взялся? Странный и целиком нормальный одновременно, привлекающий внимание и незаметный... и с отличным вкусом в алкоголе. — ...а десертные вина лучше всего подходят к сладкому и всякой выпечке, однако их можно пить и с блюдами из мяса или овощей, — с максимально важным видом сказал предположительный инопланетянин, сидящий на краю деревянного рабочего стола, осушил бокал и поставил на угол — единственное место, не заставленное папками с проектами и чертежами. Амадо немного злился на себя за то, что у него в квартире такой беспорядок, особенно когда сюда нагрянул гость, перед которым стыдно выставляться в плохом свете. — Понял? Он все прослушал, разглядывая Джигена в неярком теплом свете лампы на высокой ножке возле дивана слева... Слишком занятный тип. Изобретателю не оставалось ничего, кроме как утвердительно качнуть головой. Ничего, они, скорее всего, не один раз вернутся к этой теме. — Та-а-ак, расскажешь, откуда ты?.. — мужчина сощурился на уже третий, наверное, бокал с багровой жидкостью. — Все-таки хочешь послушать? — Естественно. Пришелец задумчиво вздохнул и, спрыгнув со стола, подошел к широкой темно-зеленой доске на всю стену напротив — хоть сейчас адекватно вымыта. Он взял мел, начертил большой круг, начал вписывать туда точки и, вероятно, рисовать границы. Минуту спустя мужчина отошел в сторону и поставил жирную точку в нижней правой части круга: — Это — Земля. Она находится в юго-восточной части свободного сектора Вселенной. Номера говорить не буду, ибо запоминать его не нужно, если ты не разведчик или специалист в топографии. — Вселенная круглая, что ли?.. — Нет, однако это — самая приближенная форма. Между прочим, есть уравнение, определяющее точную форму космоса и даже предсказывающее дальнейшие расширения, — для него такие вещи кажутся обычными... а Амадо с каждым словом перестает различать реальность и фантазию теоретической физики. — Ваша Солнечная система расположена недалеко от границы южной половины империи клана Ооцуцки, к которому принадлежу я. Империи... клана?.. Настоящего сборища инопланетян?.. То есть жизнь за пределами Земли существует? Пиздец, ну и денек... — Погоди, — поднял ладонь изобретатель. — Ты правда с другой планеты, и тебе больше сотни лет? Какого хрена ты здесь забыл? Чудак из цивилизации, давно разгадавшей тайны мира, оказался тут, на задворках, — у него на секунду пропала способность внятно говорить, — великой империи! Джиген неопределенно кивнул словно своим мыслям, отведя пустой взгляд в сторону: — Что случилось, то случилось, — отсутствие эмоций в подобных фразах пугает. Он вновь повернулся к доске: — В общем, я родом отсюда, — он указал на жирную точку чуть выше центра круга, сдвинутую правее. — Мой дом примерно в семи-восьми миллиардах световых лет. Это два с половиной парсека, если тебе удобнее в них. Плюс-минус. — И сколько ты провел на Земле? — Три тысячи лет, — просто выдал пришелец. Твою мать, его точно не разводят... От Джигена отчего-то веет искренностью, словно он не умеет лгать. Неужели Амадо смотрит на настоящего представителя иной расы?.. Только ему могло так повезти. — В то время на планете произошел большой скачок в прогрессе, — отметил изобретатель. — Это как-то связано с тобой? Инопланетянин скрестил руки на груди, все еще не оборачиваясь: — Можно сказать, что да. Но мое участие не настолько важно, а вот Богиня Мао постаралась на славу, — точно, он говорил за ужином, что она далеко не обычная девушка и тоже оттуда. — Ее звали Кагуя, и она была моим соклановцем и коллегой. «Была»... Быстро докопались до несладкого прошлого. Амадо старался выдержать сдержанный тон и не оступиться: — Почему вы... не вместе? — К этому мы перейдем позже, — тихий голос необычайно красиво смягчился в опечаленные ноты. — Нужно объяснить устройство Вселенной и моего клана, дабы ты понял, что, как и почему случилось. — Я готов, — быстро бросил мужчина и сделал большой глоток вина. Если слушать, то не на трезвую голову. Джиген подошел к соседней доске, нарисовал восьмиконечную звезду в кругу, рядом четырехконечную звезду с ромбом внутри и узор, напоминающий полную Луну и месяц: — Вселенную делят между собой три великие фракции: амацубито (6), поделенные на истинный клан Ооцуцки и Ооцуцки-отступников, — пришелец указал на восьмиконечную звезду и Луну и месяц, — солнечников, зовущих себя Йорунотайо, и... — он зачем-то остановился, поджав губы. Неприятные воспоминания? — ...и демоны, Они. Их герб почему-то не нарисовал... Амадо решил чутка отвести его внимание: — У нас есть сказка про мальчика Момотаро, рожденного из персика, и там демонов тоже звали Они. Мои знакомые ученые-филологи так и не смогли выяснить, откуда пришло это слово. — Твои товарищи бы в жизни не догадались: «они» — термин из первого стандартного языка Вселенной. — Тогда откуда оно в сказке? — Видимо, Богиня Мао рассказывала эту историю своим детям, а та уже разошлась по миру. Между прочим, сказка о Момотаро правдива за исключением парочки вещей (7), — легенда из детства оказывается явью... Вау. — Момотаро звали по-другому, родился он не из персика, и его животные были способами визуализации техник (8). Конечно, из реальной ситуации убрано множество деталей. — Ха, и какие еще сказки принесла твоя дорогая коллега? — вопросительно вскинул брови Амадо, облокотившись на спинку стула. — Сказку про Иссуна Боши, мальчика величиной с мизинец, сказку о Кинтаро, сказку об Урашиме-таро и... сказание о принцессе Кагуе (9), — внезапно... — И бесчисле— — Понял, вы постулаты нашей культуры. — Совсем капельку, — в спокойных словах заискрилась гордость. Джиген положил мел и, подойдя к телесному дивану, устало опустился на него, скрестив ноги и закинув голову на спинку. Он слегка тускло продолжил рассказ: — Как ты понял, я принадлежу к Ооцуцки: самой мощной, боевой и величественной нации во всех измерениях. Ни один народ ни разу не сравнился с нами за миллиарды лет существования — мы всегда были... впереди. — И при этом клан раскололся?.. — Не все были готовы жертвовать собой в кровопролитных войнах, потому и отделились, — ответ наверняка максимально упрощен. — Эти олухи постоянно грозились изничтожить нас ради «очищения Вселенной». Они помешаны на идее создания нового мира, где будут лишь Ооцуцки «с высокой моралью», — инопланетянин показал кавычки. — Для этого, конечно, требовалось убить всех из основного клана: в том числе и тех, кто был недоволен законами империи; далее съесть их глаза и с помощью приобретенной силы победить остальные великие нации. — Фанатики-геноцидники... — несколько разочарованно подитожил изобретатель. — Не думал, что более развитые существа будут воевать из-за таких глупых затей. — Война — это универсальный язык. Если стороны не понимают друг друга словесно, пора переключиться на кулаки, — в чем-то он прав... — Да, пусть будут жертвы, но тупик в переговорах хуже. — И сколько длится ваш конфликт?.. — Миллиарды лет, — ну и числа... Амадо отважился на вопрос: — А сколько тебе?.. — Скоро будет около трех с половиной тысяч. Я особо не считаю, — и три тысячи из них Джиген провел здесь... — Кристалл нужен, чтоб вернуться домой, да?.. — почему-то смотря в бокал, поинтересовался мужчина. — Не угадал, — тихий смешок задел что-то внутри. — Я хочу попробовать оттянуть свою кончину на пару месяцев... или даже лет. Изобретатель резко встрепенулся — аж вскочил со стула: — Что? Ты о чем? Какой «пару месяцев»?! Ты тянешь на тридцать-тридцать пять! — он, поставив полупустой бокал на стол, ударил себя по лбу: — Прости! Я имел ввиду, что ты выглядишь довольно молодо, а не как ребенок! — откуда ему знать, какая у них возрастная градация? Приглушенный хохот пришельца ввел его в ступор: ничего смешного здесь нет. Вдруг он ненароком оскорбил нового знакомого? Джиген выпрямил спину, закинул ноги на диван, сложив их в позе лотоса, и слишком снисходительно глянул на Амадо: — Ооцуцки вырастают к двадцати годам, как люди, однако могут не меняться на протяжении тысяч и тысяч лет. — Не переводи тему, — строго отрезал мужчина, скрестив руки на груди. — В смысле, ты можешь умереть?.. — Да, я тоже смертен, — Джиген склонил голову чуть набок. — К сожалению. Ему ничего не объяснят. Значит, поступим так. Изобретатель пошел в спальню, отыскал в сумке под кроватью перепрятанный туда бирюзовый кристаллик и, запнувшись о красный коврик, вновь ввалился в просторную гостиную. — Может, тебе следует включать больше света? — Боже, у него есть силы прикалываться? Амадо встал впереди него и протянул кристалл: — Он твой, — отказов не примет. Пришелец непонятливо прищурился, по очереди смотря то на кристалл, то на мужчину, и изобретатель настоял: — Бери и рассказывай, что с тобой! — он вынуждает, но это во благо. Почти что белое лицо приобрело суровое выражение — неужто сомневается? Словно камень с души упал, когда длинные пальцы с черными ногтями взяли артефакт. Смоляные глаза с туманным любопытством опять вперились в него, словно пытаясь проникнуть в мысли. Этому чудиле придется смириться, что Амадо не отстанет, пока не решит проблему.

***

После той ночи Ишшики прожигала неловкость по причине собственной откровенности, которую разбудили крепкие напитки, чужая готовность выслушать и необыкновенно располагающая обстановка полутемной уютной квартирки. Он не должен был болтать столько лишнего... и теперь у Амадо есть тактическое преимущество, следовательно, его могут легко осадить за что-нибудь — мало того, что этот видит насквозь, так еще и теперь располагает информацией. Шикарно. — Слушай, а если я возьму данные твоей Печати... Кармы, да?.. То смогу вырастить новое тело, идентичное оригиналу? Кстати, как ты выглядишь на самом деле? — м-да, стоило бы уже привыкнуть к вопросам... но не с утра же!.. Намеренно проигнорировав вопрос, Ооцуцки перевернулся к спинке дивана и больше закутался в одеяло. Как изобретатель вообще понял, что он проснулся? После короткой тишины мужчина спокойно выдал: — Уже двенадцать часов дня — хватит спать. Он вчера до рассвета мудохался с математикой — так уже две недели, — и ему не дают заслуженный сон. Хотя инопланетянин мог не ложиться неделю или две, однако хотелось подстроиться под нормальный режим. Получается не очень. Послышалось шуршание — Амадо куда-то собирается. Воин тут же повернулся к нему: коллега действительно одевался. — Ты куда? — сон как рукой сняло. Товарищ накинул кожанку, и уже из коридора прилетело: — Если хочешь увидеть нечто прикольное, поднимайся. Пять минут на сборы. Джиген мигом вскочил с дивана, заворачиваясь в бордовый махровый халат, захватил вещи со стула и, попутно завязывая волосы в тугой хвост, направился в ванную. Он быстренько навел марафет и забежал в коридор. Увидев его, изобретатель насмешливо растянул губы: — Осталось замазать синяки под глазами. Ой... Ишшики повернул замок и открыл дверь, саркастично бросив: — А у тебя есть чем? — Может, и да, но фарфорового оттенка точно нет, — у него были и дочь, и жена — естественно, разбирается. Он мастак во всем... Мужчины вышли за город, опять к разрушенной лаборатории. Ооцуцки поднял голову вверх, разглядывая черные следы пожара на скале и поврежденные постройки. За две недели здесь почти ничего не изменилось: разве что тела начали разлагаться. — И зачем мы здесь?.. Амадо пошел вперед, ко входу в сожженную лабораторию: — Увидишь. В груди леденело плохое предчувствие — мурашки начали покалывать кожу на спине и руках. Вновь приняв невозмутимый вид, он последовал за изобретателем. Темный узкий коридор привел его в зал в скале с высоченным потолком, где источником света служил лишь фонарик коллеги. — В тот раз я не успел вынести кое-какие вещички и даже плюнул на них, однако... — мужчина начал разгребать обломки в углу полупустого зала с аппаратурой, пока не добрался до металлического ящика, — после нашего знакомства, — прям переломный момент, — решил вернуться. Надеюсь, находка обрадует тебя... Ну, и меня, конечно. Ишшики подошел к нему, постоянно оглядываясь. — Боишься, что ли? — снова подал голос Амадо, одновременно копаясь в слегка расплавленном по краям ящике. — Тебе не кажется, что конструкция здания немного... пострадала после твоего фейерверка?.. Плюс, две недели лаборатория оставалась нетронутой: в любой момент могут нагрянуть нежеланные гости. У меня превосходные навыки ближнего боя — разделался бы с ними в два счета, но я сейчас... — он запнулся, подбирая слова, — не в лучшей форме. Сам знаешь. — Во-первых, я постараюсь по-быстрому, а во-вторых, это место слишком секретно и свидетелей, кроме нас, точно нет, потому о ситуации никто не успел доложить. Не беспокойся: в столице не узнают, что я натворил, — тайны рано или поздно становятся явью — наверное, и на этот случай у изобретателя есть блестящий план. Мужчина в очках вытащил стопку черных запечатанных папок: — Ну, я зако— Их вдруг ошарашенные взгляды вонзились в трещинку на противоположной стене. — Уходим, — буркнул Ооцуцки и чуть ли не за шкирку потащил товарища вон из этого навеивающего ужас места. В случае чего, он не смог бы сделать портал или применить Сукунахикону, поэтому единственным гарантом их целости и сохранности являлись здравый смысл, осторожность и его физические данные. Нужно срочно придумать, что делать с силой кристалла, иначе его ждет мучительная смерть... в ближайшем будущем. Сука, даже Карма уже не активируется полностью из-за недостаточной прочности тела! Они поскорее вернулись в квартиру: Амадо сел искать ключ для Печатей на папках, а пришелец взялся переводить календарь Ооцуцки на местный лад. Сложность в том, что дома сутки длятся примерно двадцать шесть часов, а скорость движения планеты слегка медленнее, потому сезоны сменяются с немного другим интервалом, чем на Земле, — следовательно, перевести даты в точности не выйдет. Придя к неутешительному заключению, Ишшики небрежно кинул мел на длинную тумбочку, расположенную под стеной рядом с доской и, пытаясь не давать ярости сломать настрой, стер все рисунки и расчеты. — Психуешь? — вопрос с ехидной подоплекой почти довел пришельца, но с утихомиривающим вздохом он вернулся в прежнее, каплю расстроенное состояние. — А теперь представь меня, когда я заходил в тупик в решении сразу десятка уравнений на протяжении, эм-м-м... примерно двадцати лет. — Сравнение не лучший способ, чтобы заглушить чье-то негодование. Мы не проблемами меряемся, — только после того, как он произнес это, понял, что повел себя, словно капризное дитя. Молиться, дабы этот всплеск эмоций не прокомментировали, было бесполезно: — Ха, я почему-то думал, что за твоей невозмутимостью и вправду океаны терпения и спокойствия. — А у тебя есть довольно нетактичная привычка расписывать чужое поведение и состояние в самые неподходящие моменты, — отчеканил Ишшики, отряхивая руки от мела, и, подойдя к дивану, со вздохом упал на него. — Прости, вспылил. Я просто... очень долго не делал ничего нового. — Уже хорош тот факт, что ты принялся за новое, — отчего-то эта фраза вызвала маленькую тусклую ухмылку... — Твои родственники — гении, значит, ты тоже гений, — Амадо отлично понимал, что это не так работает, но все равно произнес сию ободряющую реплику. Сжалился. — Между прочим, они тоже были уравновешенным меланхоликами по нраву? Ооцуцки прыснул от неожиданно всплывших воспоминаний. — И да, и нет. Знаю, что дед обожал азартные игры и умудрился со своим лучшим другом проиграть армию врагам, — хотел бы он хоть пару лет пожить с дедушкой... Им довелось встретиться, но ненадолго и во время, когда прошлый господин Первый был подростком. Изобретатель выглянул из-за папок, скептически спустив очки: — Вы очень ответственные, — что есть, то есть... — Мой отец творил вещи похуже, — воин успел рассказать парочку историй о необычном дуэте сильнейших, но там не было ничего экстраординарного. Пришло время настоящих баек для застолий. — Не представляю, как Бозацу-доно проигрывает войско в шоги, — мужчина опять спрятался в горах папок. — Как-то Хикаринаши-сама собрал пышнейший банкет. Тарине-саме и отцу стало скучно, и они решили развлечь присутствующих. И себя. Наместники начали недвусмысленно флиртовать друг с другом. Очень громко и очень пошло, — хорошо, что мама и Никко-химе тогда ушли пить в сад... — А они были смелыми ребятами... Однако сомневаюсь, что в рамках межклановой политики и общей ситуации во Вселенной, это сыграло им на руку. — Они постоянно оставались безнаказанными. Император мог отчитывать их сколько угодно, но им было абсолютно фиолетово. — И что случилось потом? — К ним присоединился Хикаринаши-сама, и... они с отцом начали словесную перепалку из-за Тарине-самы. Дело в том, что ранее Нидайме и глава Йорунотайо состояли в очень тесных отношениях, что... — Джиген задумчиво поджал губы. — ...что не нравилось Бозацу-доно? «Не нравилось», — мягко сказано. — Отцу не просто не нравилось: если, не приведите Боги, Хикаринаши-сама как-то криво зыркнет на Второго-саму, он начинал чуть ли не скрипеть зубами. Никто так не выводил его, как предводитель солнечников: при нем отец становился... другим: полностью холодным и до мурашек надменным, а причудливые мягкие тона в голосе сменялись... острой иронией или чем-нибудь похуже. — Разве господин Хикаринаши представлял угрозу? Он, я так понял, умный и веселый мужчина. — Ты прав, но даже после «расставания» Второй и Хикаринаши-сама все еще были дороги друг другу, что логично, и отец никак не мог изменить чувства Нидайме. — Мне кажется, или твой отец был... несчастен?.. Его, судя по всему, на протяжении жизни грызли противоречия и мучали чувства, а он... выстоял. — Выстоял, но ценой каких страданий, — немного кисло ухмыльнувшись, отметил пришелец. Папа действительно был выкован из иного металла. — Отец всегда откровенничал со мной, поэтому могу уверенно заявить, что он все-таки... прожил свою короткую жизнь счастливо и с шиком. — Надеюсь, его душа нашла покой по ту сторону... — Угу, — мрачно поддакнул Ооцуцки, зачем-то пряча потухший взгляд за ладонью. — Я до сих пор никому не излагал эти истории, если что... И, рассказывая их, я будто возвращаюсь назад и одновременно анализирую чужие ощущения... реакции... поступки. Правда... зачем это говорить?.. — Видимо, столько накопилось за годы. — Да, это... крайне тяжело. Я намерено отдалился от прошлой жизни, а сейчас начинаю осознавать, что сделал только хуже: надо было не пытаться забыть, а... вновь и вновь проходить свой путь в поисках смирения. Я не хотел принимать ситуацию, в которой оказался... и дал трещину. — Через трещины в нас проникает свет, — с расстановкой сказал Амадо и подозвал его рукой. Ишшики не хотелось вставать, однако пришлось. Он облокотился ладонью на стол, разглядывая мудреный узор синей Печати на обложке черной папки: — Что-то сложное? — Вряд ли для тебя на Земле имеется что-то сложное. Тут довольно запутанный энергетический ключ, однако, думаю, ты легко сам подберешь нужную сигнатуру. Что-то товарищ чрезмерно уверен в нем... По идее, задача действительно не сложна. Инопланетянин приложил подушечки пальцев к рисунку — не успел толком ничего сделать, а Печать сложилась в белую точку посередине. Он почувствовал, как Амадо затаил дыхание. Ишшики открыл папку: внутри были упорядочены документы и ламинированные, пожелтевшие странички из старинных летописей. Фотографии фресок, неизвестные координаты, описания боев тысячелетней давности и... ...взор сфокусировался на одном из разворотов с надписью: «Великое генджицу мира грез» Блять, даже здесь она его достала и напомнила о себе. Горло тут же пересохло, в груди рассыпалась пустота, а память подняла до боли гордые и унижающие слова Митеширо-самы:

— Да по сравнению с королевской семьей вы все ничтожества! Хватит взгляда, чтобы стереть тебя и остальных в порошок. На нашем фоне ты никто, и ты всегда должен помнить об этом. Не пытайся быть впереди, ведь твоя суть — плестись сзади в виде блеклой тени нашего величия. В тебе нет и крупицы от деда или отца.

Яд старика с манией величия содержит долю правды, но Ооцуцки в нее не верил. Практически всегда. На следующей странице был аккуратно вычерчен символ истинного ока Богов.

Ринне Шаринган — глаз, которым наделены величайшие из величайших, и он снова смотрит на него.