лунный гамбит

Ишшики молниеносно закрыл папку, пусто пялясь на черную обложку. — Что там?.. — тоже завороженно смотря на нее, тихо спросил Амадо, поддерживая атмосферу таинственности. Он потянулся к папке, чтобы убрать ладонь инопланетянина, однако тот сурово выдал: — Сначала это все читаю я, — столько лет не применял приказной тон... Почему пробудился старый рефлекс?.. Ситуация не требовала жесткости — уж тем более в отношении ни в чем неповинного изобретателя. Товарищ волшебным образом будто бы понял его маленький шок: — Хорошо. Как скажешь. Золотой человек... Ему три тысячи лет не везло на таких... Джиген не мог вымолвить и слова, потому Амадо просто уступил ему место, а сам, взяв какой-то планшет, пошел в спальню. Он распечатал каждую папку и приступил к чтению. Записи преимущественно были о временах зарождения кланов и Эпохе Воюющих Государств, а это означает... Ооцуцки начал судорожно листать файлы в поисках единственной страницы... про кристалл покойного Шодая. Он шепотом неустанно просил Богов оставить ему ту чудесную удачу, и после долгих, казалось, безнадежных поисков Небеса смиловались и привели к желаемой теме. «Свойства подвески из чакры Хаширамы Сенджу» Он жадно впитывал информацию и уже предвкушал, как снова сможет пользоваться силой на полную катушку. Если заявленная мощность энергии Бога шиноби правдива, то оболочка монаха исцелится практически полностью с учетом того, что с ним творилось в последние тысячелетия. В прошлом его настоящее тело, к сожалению или к счастью, не терпело таких травм, как жалкий Джиген, оттого Ишшики и не познал боли, что заставляла истошно орать его друзей и соклановцев. Вероятно, лучше было бы успевать за ними и прикрывать первым, чтоб потом не винить себя во всех грехах... Как можно было быть таким слабаком?.. Или дело в обстоятельствах? Теперь разгребать еще одну проблему, почему-то отложенную в долгий ящик... Хм, то есть если пришелец и трус, то лишь в плоскости своей расшатанной души. Может, делать долгожданные и очень нужные выводы после тысячелетий забытья будет даже легче; без посторонних знакомых лиц, без напоминаний и укоров, без взглядов на тех, кто вогнал его в это... Наедине с ужасами прошлого в ужасном настоящем. Хотя конкретно сейчас все прекрасно. Победные строки он озвучил слишком громко: — ...кристалл распадается в исходное состояние на энергию под воздействием давления другой, примерно равной энергии для разрушения структур граней. — Три часа ночи! — шикнули на него из комнаты — Джиген рефлекторно пригнулся к столу. — Мы в доме не вдвоем живем! Мужчина откинулся на стуле, держась за стол, дабы не упасть, заглянул в спальню, где горела только лампа на тумбочке, и уже обычным приглушенным тоном отметил: — У нас не картонные стены. — А у людей не картонное терпение, — засчитано. Лежащий на не застеленной кровати Амадо выглянул из-за планшета, со слабым любопытством спросив: — Что-то нашел? Ишшики старался унять распирающую грудь радость, а то не сможет внятно разъяснить. — У нас получится сделать из кристалла сгусток чакры Первого-самы и исцелить меня. — Окей, допустим, мы перегоним энергию из камня, но что потом? Ты владеешь какими-нибудь поглощающими техниками? Или лечебными? Похоже, назревает полноценный разговор о Карме — пока что изобретатель знает лишь о том, что это — генетические данные. Не более. — Владею парой трюков, — лаконично, и ничего лишнего. — Сразу выдвину предположение, что в пару трюков входит разрушение планет. — Сжимать планеты сложно — вряд ли смогу продемонстрировать в ближайшее время, — невзначай выскользнуло из инопланетянина, когда он поднялся со стула и взял папку. Кто его за язык тянет?! — Почему я не удивлен? — хмыкнул мужчина. Хвала Богам, у него нет вопросов. — Устал удивляться? — лучше перевести тему. Джиген остановился на пороге спальни и оперся плечом на дверной косяк: — Эх, теряешь ко мне интерес. Амадо сел на кровати и потер глаза под очками: — Не смешная шутка, к твоему сведению. Его подколы всегда проходят удачно — товарищ не в настроении: видимо, устал. — Просто ты не оценил, — пришелец с довольным видом подошел к кровати и хотел протянуть папку коллеге, но остановился. — Или утром почитаешь? — Только если ты тоже ляжешь спать, а не пойдешь колдовать над уравнениями, — что за условия вдруг? Решил восстановить режим? — С чего бы такое беспокойство? — прищурился Ооцуцки, складывая руки на груди от внезапно повысившегося внутри напряжения. — Ты нечасто смотришься в зеркало, а я-то постоянно вижу тебя со стороны: ты похож на ходячего мертвеца, — Амадо серьезно нахмурил густые брови. — Я и есть ходячий мертвец, — невольно бросил воин и сразу понял, что его в очередной раз загнали в угол. Эти слова зависли в воздухе, доказывая правоту землянина. Джиген не смог долго играть в гляделки и, развернувшись, тихо кинул: — Спокойной ночи. И он снова спустит Амадо проигрыш в недоперепалке: на данный момент Ишшики не в состоянии долго вести бой. Назовем обычной случайностью. На утро пришелец не чувствовал в себе новых сил, вероятно, из-за того, что почти не спал от ожидания и нагрянувших с ним мыслей. Он пролежал шесть часов в кромешной темноте, бесцельно крутя меж пальцев кристаллик, излучающий тусклый бирюзовый свет, который вселял надежду, что жизнь наладится, ведь... это наверняка прописано в судьбе. Нося камень как ожерелье мужчина ставил себя на место непревзойденной Солнцеликой госпожи Никко: она носила похожее украшение — только на тонкой серебряной цепочке висел не камень, а маленький флакончик с яркой светло-голубой чакрой ее мужа. В общем, Ишшики недалеко ушел от дорогой наставницы. Интересно, что бы она сказала, узнав о склоке обожаемой дочери и не менее обожаемого преемника?.. Ей бы определенно не понравилось. Была бы она жива, все бы обернулось по-другому... Воин больше завернулся в одеяло в попытке уснуть, однако негромкий стук в дверь сулил нечто иное. Он оставался неподвижным с минуту, понял, что Амадо не удосужится открыть дверь, и от безысходности вылез из-под теплого одеяла. Нужно сказать, что хозяина нет дома, и все. Джиген быстро завязал белое хаори и, не обращая внимания на бардак на голове, проходя мимо зеркала в прихожей, посмотрел в глазок: за дверью стояла высокая молодая женщина с кукольной внешностью и необыкновенными пышными синими волосами с кислотно-розовыми прядями и шикарными длинными ресницами — она будто была чем-то раздражена. Предрекая неладное, Ооцуцки решил все-таки разбудить товарища. Он, не издавая и шороха, прокрался к спальне и, заглянув в нее, прошептал: — Амадо, извини, что так врываюсь, но, похоже... к тебе гости. Тот нехотя поднял голову с подушки — редко увидишь его без очков, — щурясь на немного встревоженного инопланетянина, и опять полностью спрятался под одеяло. Он загоняет их в неловкое положение. Не желая разбираться с незнакомкой в одиночку, Ишшики тихо продолжил: — Там девушка с синими волосами. Коллега вмиг вскочил с кровати, спешно надел очки, поправил задравшуюся серую майку и вылетел в коридор, чуть не сбив пришельца с ног. Видимо, та женщина — важная персона, раз последовала подобная реакция. Он, не теряя времени, завязал хвост и нормально оделся — Амадо вообще не заморачивался: ему нормально в черных спортивных брюках и майке. Выглядят они максимально контрастно. — Мне спрятаться? — вопрос был задан в шутку, потому Джиген не ожидал, что его смирят крайне серьезным взглядом. Неужели дела плохи? Ооцуцки распрямил плечи от нахлынувшего напряжения и нацепил обыденную флегматичную маску. Изобретатель открыл дверь — перед ними предстала гордая девушка в розовом, как пряди великолепных волос, топе, поверх которого был черный пиджак, джинсах клеш с завышенной талией и на идеально белых туфлях-лодочках с бантиками. В ее ушах висели большие круглые золотые серьги, а пальцы украшены разнообразными кольцами и перстнями, отливающими всевозможными цветами. Она внезапно надула какой-то розовый шарик и лопнула его — пришелец слабо вздрогнул, не понимая, что и зачем жует незнакомка. — Утреца, — ему показалось, или товарищ испытывает... неловкость? Это и вправду может быть из-за него... Все-таки следовало спрятаться. Острый нечитаемый взор девушки неприятно прошелся по Ооцуцки. Будто поставили на гвозди... Она вскинула синюю бровь и, очевидно, хотела съязвить, но всех отвлекли детские крики со стороны лестницы. — Сестрица-а-а-а, подожди! — из-за угла выбежал мальчик восьми-девяти лет в алом спортивном костюме. Судя по его словам, необычному бирюзовому цвету волос и розовым прядям, он маленький брат гостьи. Пацан остановился у двери, согнувшись и тяжело дыша. — Ч-чего ты... — он шумно вдохнул, — ...н-не подождала меня? — Нечего было отвлекаться, — твердый, почти командный, однако приятный голос изумил Джигена: он ожидал высокий, чисто девичий, а не четкую молву. Ее внимание опять сфокусировалось на изобретателе: — Доброе утро. — Амадо-сан! — звонко воскликнул мальчик и протянул названному кулачок — они стукнулись ими в качестве приветствия. Мило. — Как дела? — Превосходно, — непривычно ласково усмехнулся мужчина. Сегодня он решил потешить наблюдательность инопланетянина? — Сам как? Эйда не обижает? То есть Эйда. Та самая. — Обижает! Я скоро к тебе переберусь! Пора бы заявить о своем присутствии, а то стоит, как истукан. Воспользуемся моментом. — Тогда нам придется потесниться. Хоть Ооцуцки и не смотрел на Эйду, но прекрасно ощущал в воздухе ее скепсис вперемешку с любопытством. — Я в любом случае не против! — радостно отметил мальчишка и протянул ладонь для рукопожатия. — Меня зовут Деймон! Ишшики осторожно пожал руку, боясь ненароком сломать ее. Сколько раз такое было... а он все не может выбить в голову, что от одного прикосновения никто не сломается... наверное. — Джиген, — сдержано растянул губы мужчина, отодвигая подальше ненужные воспоминания. — Вы похожи на прибывшего из другого мира, — проницательный малый... Инопланетянин поймал многозначительный взгляд товарища, который однозначно хотел кинуть подкол, — он ответственно подходит к хранению секрета, поэтому тревожиться не о чем. — Не пригласишь? — холодно кинула девушка, и изобретатель сразу отошел, пропуская ее. Не такая уж она и страшная... вроде. Когда Эйда скрылась в гостиной вместе с братом, Ооцуцки сложил руки на груди, наклонился чуть вперед к слегка оторопевшему коллеге и, ехидно сощурившись, шепнул: — Держу пари, она будет презирать меня. Амадо повернул голову в сторону гостиной: — Она начала даже до того, как ты подумал об этом. Естественно, все постоянно на десять шагов впереди... Лучше знают, лучше понимают, лучше чувствуют. — Где ты таких находишь? Или они сами тебя находят? Мужчина в очках цокнул языком и устало вздохнул — парировать не собирается? Через пару секунд он бесцветно обронил: — Ты же меня сам нашел. — Мы встретились. Я никого не искал, — как всегда, учтиво напомнил Джиген. Правда... зачем это говорить?.. Чтобы иллюзорно оставаться главным героем? Центральной фигурой? — Я тоже, между прочим, — дернул уголком губ Амадо и обернулся на громкое: — И что это?! Они зашли в гостиную и увидели шокированную девушку, с раскрытым ртом прожигающую доску. Самый лучший момент заложить фундамент для своего неоспоримого авторитета. Удивление девушки пропало за секунду, сменившись легкой суровостью, и она обернулась к ним: — Мало того, что ты не известил меня о заварушке с лабораторией, — пришельцу захотелось накрыть ладонью ожерелье под одеждой, однако сдержался, — так еще и нашел решения уравнений. Как тебе удалось? Нашел там недостающие данные? И какой ответ изберет товарищ?.. Изобретатель задумчиво почесал затылок и, спрятав руки в карманы, брякнул: — Типа. — А его ты тоже приволок из лаборатории? То из-под земли, то из лаборатории — класс. Невооруженным оком видно, что Эйда и Амадо — птицы одного полета. — Я искусственно выращенный организм, которым управляет этот гений, — в предвкушении перепалки заявил воин, внимательно и одновременно ненавязчиво разглядывая ее. Срочно надо с кем-нибудь сцепиться — бывает. — Джиген, да? — спокойно переспросила Эйда, вновь повернувшись к полностью исписанной доске. — Ты успел раскусить, что этот гений — плохой актер? Этот гений еле заметно побледнел, понимая, что ему не стоило лезть в карманы. — Зато сарказм у него выходит отлично, — тускловато усмехнулся инопланетянин. — Он у него в крови, — кажется... с ностальгией фыркнула новая знакомая и приложила пальцы к доске, хмуро вчитываясь в написанное. — Я думал, ты на моей стороне, — наигранная обида коллеги даже понравилась Ооцуцки. Ишшики невинно пожал плечами и зыркнул на Деймона, который устроился на его диване напротив доски: мальчику, конечно, были незнакомы и скучны все расчеты и формулы. Хотя бы не мешает взрослым — уже прелестно. — Черт, раз за разом ты меня поражаешь... — восхищение Эйды отчего-то согрело душу пришельца: ее слова адресовались товарищу, но нельзя забывать, кто научил его всем этим чудесам. К слову, Амадо схватывал «уроки наивысшей математики» налету — не было необходимости объяснять пятьдесят раз, к чему Ооцуцки был готов. — Моя докторская степень идет лесом... Инопланетянин тихо кашлянул в кулак от внезапной неготовности вести разговор. — У Вас есть степень? По какому предмету? — Если я стою и читаю каракули Амадо, то, вероятно, по физике, — с поддельной неуверенностью ответила она. — Кстати, можно сразу на «ты» Воин кивнул. Внутри зудело какого-то хрена не спадающее напряжение — он не мог позволить себе расслабиться в ее присутствии, в отличие от компании изобретателя. Может, это из-за того, что он подсознательно боится ее? Надменный ледяной взгляд, несильно эмоциональные реакции, ровный тон — мозг еще в детстве выбил в памяти сей типаж, который перенял и сам Ишшики. Хочешь стать царем? Веди себя подобающе. Только... царем чего?.. Здесь он никто. Без денег, без статуса, без семьи... даже без имени. Взрослые часто предупреждали о том, что настанет день и придется жить наедине с собой, с Ишшики Ооцуцки, а на деле судьба ободрала как липку, не оставив и последнего...

***

Амадо поднес чашку уже давно не вызывающего восторг кофе к губам, словно прячась за ней для «скрытного» наблюдения за довольно мило беседующими товарищами. Эйда и Джиген сидели друг напротив друга, изобретатель — во главе стола посреди светлой кухни. Девушка заскочила внезапно, потому появление квартиранта наверняка вызвало у нее кучу вопросов. Она сама виновата, что пришла без предупреждения... хоть и звучит странно. Обычно люди заранее уведомляют, а не заявляются ни свет ни заря. Видимо, единственный, из-за кого сейчас не раздражался мужчина, был Деймон — самый адекватный в квартире. Эйда поначалу постоянно испытывала пришельца, однако быстро бросила эту затею... может быть. В ее нынешних словах не проглядывалась фальшивость, не жег яд, широкий взгляд казался очень мягким и дружелюбным — даже темно-синие глаза перестали испускать холод. Также имели место всплески нечаянной зависти: давняя подруга почти сразу поладила с Джигеном... а Амадо презирала долгие годы. Соперничество есть соперничество... Эти двое вроде особо не совпадают по типу личности... или совпадают?.. Оба скрытные, язвительные и флегматичные. Ладно, не будет встревать — последит, чтоб они не начали грызть друг другу глотки. И, к удивлению, подруга на протяжении всего разговора о политике Страны Огня не пыталась вскрыть собеседника, не устраивала ловушек, не оставляла подводные камни. Вполне может быть, что изобретатель вдруг потерял нюх на ее приколы, однако если инопланетянин не осаждает девушку и не подает сигналов, то все отлично. Неужели Джиген в самом деле заслужил ее одобрение?.. Надо бы попросить, чтоб научил своим приемам, — все-таки у него в квартире поселился представитель иной цивилизации, и не воспользоваться этим источником знаний — преступление. Мужчина пропустил момент, когда Эйда с малым собрались уходить. Что-то время летит слишком быстро... Уже в прихожей он тихо спросил у нее: — Так чего ты пришла?.. — Вообще я соскучилась, однако... — подруга посмотрела в коридор, что вел в гостиную, где остались его товарищ и Деймон, — ...у тебя гости. — Ты серьезно пришла утром чисто на чайок?.. — Мне нельзя? — она взмахнула синими волосами. — Тем более ты в городе, а это редкость, — точно... они же три месяца не виделись. Приятно знать, что хоть кто-то до сих пор дорожит им... — Между прочим... инцидент в лаборатории исполнен безупречно. Она не могла не узнать. Ничего нового. — Этот пункт тоже был у тебя в планах? — Да, но я пришла туда и сразу поняла, кто наворотил дел, — васильковые очи тепло сверкнули в полутьме: — Тебе не откажешь ни в уме, ни в стиле. (1) — Спасибо, что ли, — даже не поинтересовалась, что он там нашел... — Окей, не буду задерживаться, — нехотя промолвила подруга и позвала брата. Они попрощались и ушли. ...и даже не спросила о Джигене... Попахивает подлянкой. Всего-то следует быть внимательнее, и никакой трюк Эйды не пройдет. Или этот трюк уже действует... или Амадо зря волнуется. — А она занятная, — послышалось из гостиной. Кого благодарить, что все прошло гладко? Несколько секунд подряд прокручивая сказанное в голове, мужчина вернулся в гостиную и сел на край стола, задумчиво поглядывая на заполненную доску. Коллега, устроившийся на диване, направил бесстрастный взор туда же: — Но ее брат занятнее, — учитывая то, что малый угадал происхождение пришельца... — Согласен. — Кстати, что она жевала до того, как мы пошли пить чай?.. — привычно ровную интонацию чуть подпортило смущение. Вероятно, он не хочет показаться глупым. — А-а-а, ты про жвачку. Угощу тебя как-нибудь. — И я... это... придумал, как поступить с кристаллом, — пока он спит, Джиген думает. — В папках я нашел координаты... храма. Скорее всего, там мы и сможем найти достаточно мощный источник подходящей энергии. Других вариантов нет. Сплавиться в святилище инопланетян... это что-то новенькое.

***

За девять часов они пешком добрались до предположительного местонахождения храма — за это время погода кардинально изменилась в худшую сторону на настоящую осеннюю: температура воздуха снизилась и небо постоянно укрывали безжизненные серые тучи. Кагуя выбрала стандартное место для святилища: необъятная степь, посреди которой торчит острая наклонная скала, высотой примерно пятнадцать метров. Мужчины стояли у ее подножья, слушая свист ветра. В легких дрогнула пустота — его ребра будто сжимали в холодных тисках от малейших попыток увидеть что-либо сквозь полированную светло-серую стену с большим рисунком девяти кругов, по три в ряд, в квадрате. (2) — Ты что-нибудь видишь?.. — с мимолетной робостью изрек Амадо, будто неохотно прерывая гудящую у скалы тишину. Это что-нибудь говорило ему развернуться и уйти восвояси. И никогда не возвращаться. Всего лишь превентивный механизм, заложенный в систему храма. Во имя Небес, неужели Кагуя настолько интересовалась устройством святилищ, что сумела воссоздать смесь храмов древних времен и современных разработок?.. Небось за невидимыми дверями их ожидает сама смерть... или злопамятная принцесса собственной персоной. На сей раз она не ждет его. Не хочет ни видеть, ни слышать, ни ощущать. И ему, впрочем, все равно... наверное: голос души смолк, не зная, чего ожидать. Какие потрясения могут обрушиться на откровенно покалеченного пришельца? Все внутри испещрено неправильно заживленными ранами, и, возможно, то, что сдерживает кипящую кровь, порвут видения храма. Если кратко, то Ооцуцки не готов. Плевать. Ради достижения цели он пойдет на все. Чувства и проблемы оставит на потом. В очередной раз.

— Мы оба в какой-то мере не умеем учиться на ошибках. Хотя у тебя с этим лучше, а я совсем... того.

— Ты же Момошики. По-другому не могло быть. Не грузись.

Вдох, выдох... Всего лишь эффект храма. Она постаралась на славу. — Я уверен, — сухо изрек Ишшики, — в исходном коде храма прописано мое уничтожение, так что многие вещи придется делать тебе. — Какая честь, — не очень довольно «согласился» товарищ. — Кажется, гарантий безопасности ноль. — Тебя никто не тронет, а что касается меня... В следующий раз, когда мужчины открыли глаза, они не увидели ничего, кроме бескрайней темноты. Стоят вроде как на твердой поверхности... Но почему так темно? Амадо вытащил зажигалку, и... та не выдала огонек. — Что за приколы?.. — еле устало выдохнул изобретатель, щелкая ею. После он попробовал включить фонарик — тот тоже не работал. Все ясно. Кагуя не могла не сделать особенную среду в храме: наверняка тут стянуты пространственные нити, создающие словно железный занавес, что закрывает доступ к карманным измерениям — Дайкокутен выбывает — и делает невозможным создание порталов без значительного вмешательства в структуру материи. Хашшодо в помощь, но грамотно проделывать эту технику в ужасном состоянии Ишшики просто нельзя. Можно рискнуть и попробовать, однако его, скорее всего, не хватит на полную перекройку окружения... тем более сейчас. Что ж, нужно устранить ограничения методом проб и ошибок, либо встретить хранителя, и он все объяснит. Плюс, есть такой вариант, что не будет происходить что-то сверхъестественное... хотя на него уже давит странное предчувствие. — Началось, да? — вернул мужчину из раздумий коллега и спрятал бесполезную зажигалку. — Мы точно попали в храм, и тут не действуют привычные законы мироздания. Привыкай: каждый наш шаг будет чем-нибудь новым. Амадо порылся в сумке и протянул Ооцуцки металлический колышек длиной с указательный палец — они предвидели подобный поворот событий, потому взяли горстку палок на случай, если в обиходе останется лишь Сукунахикона. Пришелец быстро увеличил палочку до размера обычного шеста и оглянулся: здесь абсолютно пусто... и сенсоры молчат по очевидным причинам. Температура воздуха примерно двадцать четыре на земной лад, давление... нормальное, запахи отсутствуют — и острый сигаретный пропал. — От тебя перестало нести за десять километров, — умело скрывая встревоженность от воспоминаний о «чудесах» храма Камимусби-самы, подметил воин. — Это существенный минус. — Здесь нет источника света и почему-то не зажигается огонь, — ох, каждый о своем. — Как?.. — Сам не знаю... Я не силен в создании отдельных местностей и измерений — могу объяснить только азы, — отчего-то вдруг пробрало стыдом... Отлично. — Не моя специализация. Заметив, что Джигену неудобно, изобретатель будто бы без подоплеки кинул: — Смотрю, природа не обделила Кагую гениальностью и креативностью. — А еще жестокостью. Поэтому мы должны быть максимально осторожны. Чем дольше они будут здесь находиться, тем хуже будет обстановка... и настроение инопланетянина. Он, несомненно, постарается продержаться, но впервые в жизни не ручается за свою психику. Все-таки... принцесса сделает все, дабы уничтожить его, и сыграет на том, что Ишшики при входе начал бояться... ...самого себя. Она слишком хорошо исследовала его за годы дружбы. Следовало держаться в стороне... В секунду на полу перед Ооцуцки появился неоновый, светло-голубой мелкий текст на древнем языке. — Воу, это ты сделал? — со слабым восхищением спросил Амадо. — И что тут написано? Неужели на вашем? Храм читает его мысли... Только что воин подумал, что нужно было не водиться с Кагуей, и святилище ответило коротко и ясно: «Твоя святая обязанность — оберегать членов королевской семьи». Кредо рода Первых Наместников. Удачное напоминание, ведь он не последовал той судьбе, что заложена в сотни тысяч поколений... — Неважно, — сухо буркнул пришелец, взглянув на товарища, который сел на корточки, чтобы рассмотреть буквы поближе. — Мы теперь хотя бы видим друг друга. Кстати, твоя Карма, случаем, не может помочь нам? — Я даже активировать ее не смогу: нет сил. Вдобавок она не светится, не считая оранжевых огоньков при распространении Печати. — Понял. А что насчет кристалла? — мужчина тронул яркую надпись — хвала Восьми Богам, ничего не случилось. Джиген вытащил ожерелье из-под одежды и сосредоточенно сощурился. Этот камень был создан не техникой, не физическими манипуляциями — Хаширама Сенджу каким-то образом прошел испытания храма и обрел величайшую реликвию прошлого. Вероятно, ему было легче, ибо сила Бога Шиноби проистекает из жил космических царевичей. Текст на полу исчез, вновь погрузив их в полную темноту. — Так ты не объяснишь? Инопланетянин оглянулся и ответил: — Святилище слышит происходящее в моей голове и переодически реагирует. Изобретатель выпрямился с предложением: — Значит, тебе всего лишь надо подумать о чем-то, что раздражит храм. Иначе мы простоим здесь вечность. Он с детства ненавидит храмы, а сейчас нужно без существенной поддержки разбираться с этой изменчивой херней. В святилищах интересно было с родителями: они любили разгадывать секреты лабиринтов... в отличие от их сына, который опасался даже приближения к старинным стенам. Ооцуцки не в ту степь пошел. — Ну что? — надо поумерить нетерпеливость товарища: спешка может стоить им жизни. — Помнишь мои предостережения? — Да. — Тогда дай мне минуту, — интересно, насколько угрожающе он прозвучал?.. Вдруг Амадо, чертыхаясь, резко отошел, судя по шагам: — Что это было?! — эм... — А что произошло? — Меня облило водой! — чего?.. — Прям на голову! Ишшики ничего не понял и переспросил: — Точно вода? — Сто процентов. Пришелец прошел чуть вперед и тоже врезался лицом во что-то мокрое. Был бы у них свет... Горизонт тут же озарился очень тусклым синим светом, что едва-едва добивал сюда. Джиген увидел перед собой застывшую струю воды, берущую начало где-то в зловещем темном куполе: она была неровной, точно ее течение остановили во времени, а капельки разных размеров заключали в себе небесные поблескивания, пойманные в далеком горизонте. И таких струек было множество — они свисали везде, как лианы в джунглях или кисти глициний. Коллега присвистнул, обходя водяные ветви. — Храм заработал?.. — Вроде того... — только бы это не было плохим знаком... — И о чем ты подумал?.. — Ни о чем конкретном, — и это правда, между прочим. — Сам удивлен... Плюс, эти... образования из воды незнакомы мне. Я был бы не удивлен дереву или пещере, но... — Ишшики задумчиво поднял голову вверх, дав словам повиснуть в воздухе. Он заметил, что из струй воды начали прорастать бутоны, что постепенно превращались в цветы, а точнее... в пышные винные розы, распускающие насыщенное сладковатое благоухание из бордово-вельветовых лепестков. Цветы, как будто налитые кровью. Цветы, что могли воткнуться своими шипами либо позволить достойным их губам упасть на мягкие лепестки. Цветы истинной любви... здесь, в храме женщины, которая за секунду перечеркнула прошлое. Что они означают? Что она познала настоящие чувства и без него? Или храм хочет встревожить особенно болезненные воспоминания? Втоптать в землю виной? Виной, вызванной чем? Где Ишшики оступился в общении с принцессой? — Жизнь все расставляет на свои места. Такова реальность. Джиген резко развернулся, взмахнув шестом, и направил его в сторону размеренного мужского голоса во тьме. Сенсоры молчали. Этот тон был до ужаса знакомым, однако он не мог припомнить, когда в последний раз слышал рассудительный в каждом звуке баритон. — Ты всегда приходил с оружием, — кто же это?.. — Всегда приходил с несчастьями, войной. — Это Вы не мне, надеюсь?.. — ничуть не робко вклинился Амадо. Он сделал так специально. Тактик, каких поискать. — Я тому, кто привел тебя сюда, человек. Товарищ методично поправил очки и шагнул вперед — шест Ооцуцки сразу перегородил ему дорогу. — Ты забываешься, — бесцветно напомнил мужчине инопланетянин и, накопив уверенности, сказал: — Извиняюсь за свой выпад — привычка. — Не привычка, а паранойя, — почему от его слов сердце стучит быстрее?.. Ладно, не будет пререкаться. — Мы пришли растворить ранее сотворенный тут кристалл обратно в энергию, — уповаем на мудрость хранителя... — Мне уже второй раз попалась пара: в прошлый раз — Мадара Учиха и Хаширама Сенджу, в этот раз — вы, — он вообще слушал Ишшики? — Они тоже когда-то стояли здесь... — с ярким восторгом пробубнил изобретатель. Пришелец был уверен, что изумление коллеги останется в разумных пределах: у него сильнейшая тяга к новому, но к ней прилагается искусное управление порывами души. В присутствии Джигена Амадо пока ни разу не выходил из себя. И не надо. Воин все еще не осмеливался зайти во мглу к хранителю — вдруг убьют? Вдруг их разделят? Спасибо — подобные «приключения» им не нужны. Святилища — места, исполненные кошмаров и ледяных тайн мертвецов. От них можно ожидать чего угодно. — Достопочтенный хранитель, — он отчего-то на секунду отвлекся на проклятые розы, — как нам добраться до зала реликвий? — Я давал тебе слово? — внезапно осадили инопланетянина. С чего бы такая грубость? Фу. Похоже, храм не горделивее самого господина Митеширо, пропади он пропадом. — Желательнее, дабы ты помалкивал постоянно, Ишшики Ооцуцки. ...снова имя. Настроение изобретателя тут же сменилось... наконец-то — осознал, что воину неприятно... Недружелюбный голос пренебрежительно продолжил: — Однажды Богиня Мао заставила тебя утонуть в тишине на тысячи лет, — верно. И что с того? — Потому, чтобы ты смог достичь цели и не душил мнение своего спутника... и чтобы заодно исполнить волю принцессы Кагуи... — нагнетающие паузы не нравились обоим мужчинам, — ...в храме ты будешь молчать. Джиген цыкнул от вздымающегося внутри негодования. Чего конкретно от него хотят? К сожалению, молчать в святилище будет затруднительно: предстоит объяснить Амадо столько вещей — он просто не сможет удержаться от рассказа. — А может, сделаете исключение? — опять вежливо встрял товарищ. Огроменное спасибо ему. — Я не разбираюсь в штучках Ооцуцки и все-таки был бы рад выйти отсюда целым. — Не хочешь ли выйти сейчас? — на всякий случай поинтересовались из темноты. — Не-а. — Тебя уведомили обо всех ужасах, что возможны в храмах? — Я имею, эм-м-м, некоторое представление, поэтому прошу, если Ваша милость, оставить моего попутчика с языком. Они подсознательно понимали, что получат отказ: Амадо сам выбрал эту дорогу, а Ишшики сам привел его. Они должны принять условия. Путь назад отрезан. — Последние слова? — и на что они уповали?.. Последние слова, да?.. Мужчина повернулся к коллеге, задумчиво комкая бледные губы, — из-за темно-оранжевых линз голубоватыми бликами просвечивалось неодобрение. Явное неодобрение, что заставляло нервничать лишь больше. Следует говорить правду... как всегда. И, как всегда, не всю. Ооцуцки прочистил горло и, надежно зацепившись с осуждающим взором, специально тихо промолвил: — Я ужасное существо. Настроенный на что-то более информативное Амадо резко вскинул брови: — Чего? Все решилось, когда они вошли сюда, и мужчина должен принять это и плыть по течению. Изобретатель хотел возразить, однако из тьмы выплыла фигура, и... пришельца настиг ступор. Кагуя — редкостная сука. Убеждается в тысячный раз. Храм подобрал самый удачный образ хранителя, ненавистный ему настолько, что хотелось вцепиться в горло высокой краснокожей фигуре с пышными телесными волосами, немного выпученными кошачьими глазами, светящими тусклой гранатовой радужкой, — перед ними стоял Хааторесу Они, глава демонической фракции. Высокий широкоплечий мужчина в идеально сидящем на стройном, атлетичном теле черном кимоно с вышитыми золотом магатма стоял на расстоянии вытянутой руки, спокойно рассматривая черные очи Джигена. Прямоугольное сухое лицо, украшенное черным тату восьмиконечной звезды на большом лбу и тремя вертикально расположенными точками под каждым глазом, расслабилось в полном умиротворении, а инопланетянин будто напряг каждую мышцу, чувствуя, как запертый наглухо — вовсе нет — гнев получает желаемую свободу, обжигая душу безжалостным огнем. Образ Хааторесу преследует его и после смерти... — Что тебя удивило? — эта размеренность... нервирует. — Виновно твое подсознание... Ну, и система храма. Хватка на шесте усилилась так, что на металле образовались вмятины. Всего-то шалости святилища... Просто не обращаем внимания... Амадо переводил глаза, анализирующие малейшие движения мускулов на лицах, то на хранителя, то на воина: при исключительной прозорливости ему была не ясна перемена настроения Ооцуцки, обычно ходящего с каменной физиономией. Придется рассказывать историю?.. Ишшики, скорее, вскроется, чем это произойдет, — неизвестно, какой отпечаток наложили события с Они... В прошлой жизни все потерялось в череде битв и стремительно сменяющих друг друга событий: в подобном ритме некогда заниматься самокопанием... не говоря уже про детальный разбор собственных действий и эмоций. Храм попытается сыграть на его недомолвках с самим собой. «Будь осторожен со своими желаниями. Внимательно следи за мыслями и не подпускай лишние... Успокойся и оставайся начеку», — из историй отца и деда не вынес ни одного урока. Чудесно. — Ты пришел за исцелением, — хранитель в обличии короля демонов размышлял над чем-то... Нужно ожидать буквально чего угодно. — Не боишься, что храм заберет остатки здоровья? Не забывай, что ты не разулся перед входом в дом врага. Джиген без колебаний снял обувь, нагнулся за ней и, протянув руку, хотел сострить, но... ...не услышал собственного голоса. После пары тщетных попыток издать хоть звук до него дошло, что святилище правда обрубило базовую потребность в общении, которого не доставало три тысячи лет. — Джиген?.. — до товарища только-только начало доходить, что происходит и куда он попал. Пришелец равнодушно развел руками и специально уронил обувь на зеркальную поверхность в знак «протеста». Амадо вновь взъелся: — Должен быть какой-то способ договориться! Диктуйте любые услови— — Единственное условие пребывания в храме — молчание Ишшики Ооцуцки. Но твое рвение к исправлению положения похвально, человек. — Я Амадо, — его стальная строгость уколола пришельца: Джиген не знал об этом тоне. — Мы пришли не портить Вашу халабуду, а ради конкретной цели — растворить кристалл в изначальное агрегатное состояние. Не больше, не меньше, — сразу к сути... — С тобой мы отдельно пообщаемся, как выпадет момент. — Он не выпадет, если не вернете моему спутнику голос, — Боги, лишь бы феноменальная настойчивость не была напрасна... Хааторесу расплылся в до жути довольной, едкой усмешке. Изобретатель забавляет его сверх меры. Амадо не сдавался, упорно смотря на Они, — откуда в нем столько смелости перед всевластным бестелесным творением из другого мира? Одно знание психологии не поможет — он использует что-то еще... что-то, придающее непоколебимую смелость и уверенность. Хранителю надоела игра в гляделки, и он решил не тянуть: — Ты уже никуда не денешься. — Знаю, — не унимается... Он может спорить вечно — следует потушить его пестрое желание занять лидирующую позицию. Ишшики повернулся к изобретателю и, на миг вспыхнув сожалением, кратко тронул того за плечо — к нему сразу обратились блестящие угрюмостью глаза, уловившие негласную просьбу обессиленного Ооцуцки. Чужой взгляд тут же смягчился — просить дважды не придется. — Восхитительно, — просиял хранитель заточенными зубами, что приобрели электрически-синий оттенок в темно-лазурной темноте. Ха, «восхитительно» ...отец обожал конкретно это слово. Розы исчезли — вместо них в высоком сапфировом куполе, озаренном янтарным сиянием на горизонте, возникла знакомая звездная карта. Вверху в самом центре выделялась одна звезда — небо в положении восьмого месяца (3). Лучше бы принцесса избрала более символичное время, нежели месяц своего рождения. Запредельное самолюбие... Встала вровень с ним. — Полярная звезда, — Ишшики рефлекторно вздрогнул, — приведет вас к двери — за ней прячется то, что вы хотите и не хотите найти. Амадо не растерялся: — А как долго туда двигаться? — Узнаешь. Все узнаешь. Противная фигура демона превратилась в воду и упала в пол. Крайне тяжелый вздох товарища смутил пришельца — будет отчитывать?.. И защищаться нечем... — Ручки и бумажки у меня нет, — на удивление, безэмоционально отметил мужчина, устремив ничего не выражающий взор в звездные небеса. — Земную версию дактиля (4) ты не знаешь, — он повел русой бровью с вопросом: — Что будем делать? Воин посмотрел по сторонам. Гигантское внутреннее пространство храма и две букашки, которые будут идти в лабиринте без стен. Вероятность выжить равна примерно пяти процентам, если уже и голос забрали, и Хааторесу встретился... Их ждет бегство от кошмаров и настолько странные явления, что мозги в попытке переварить вытекут из ушей. Это святилище потенциально может стать могилой Ишшики... или местом, где он отыщет нового себя, либо восстановит старого. Все-таки правильнее постараться не сдохнуть, иначе Амадо проклянет: он не может позволить себе бросаться в черный омут ужасов храма, ибо изобретатель... не оценит... или оценит, судя по выдающейся смелости перед Они?.. Джиген быстро нашел Полярную звезду, наверняка ведущую в первую ловушку, и кивнул в ее сторону. — Ты прям ничего не можешь сказать? — надежда умирает последней, да?.. Он попробовал ответить — слышались лишь характерные тихие выдохи. Ооцуцки обреченно развел руками в стороны. — У меня столько вопросов, а храм лишил источника информации. Охренеть просто, — следовало поменьше раскрывать рот... — И какая муха тебя укусила? — даже с голосом не ответил бы. Неловко промолчав, пришелец пошел вперед. В ближайшем будущем их настигнет потребность в разговоре. В ближайшем будущем, однако не сегодня.

***

Они забрели в какую-то пустыню с рыжим песком. Ходить по невысоким барханам, да еще и в почти полной темноте, было сложновато для заядлого курильщика, но Амадо неплохо справлялся. Если он правильно понял, то пустыню нарисовало именно воображение Джигена, который брел сам не свой: отсутствовал привычно уверенный в своем равновесии взгляд — узкие черные очи не поднимались вообще; инопланетянин время от времени щурился, будто ему не нравились приходящие мысли, шел он быстро, думая поскорее добраться хоть до чего-нибудь. Если храм пугает товарища, то, по идее, должен вселять страх и изобретателю, но он не чувствовал ничего, кроме негодования. Еще не произошло что-то по-настоящему шокирующее — их запутали, и все. На изменение законов науки и манипуляции с живыми организмами можно пока не обращать внимания — мужчина родился и вырос в мире шиноби, где вариации способностей и не сосчитать. Все вернется в норму. Обязательно. Нет безвыходных положений. Он догнал воина, пытаясь незаметно определить, что с ним не так. Джигена явно не порадовал образ, что принял хранитель, не понравились некоторые слова и ощутимо задела общая обстановка. Также, скорее всего, попытка перетянуть одеяло не улучшила положение. Хотя бы попробовал. Пока им ничего не мешает, самое время пристать с вопросами. Только вот... как получить ответы? По губам не прочтет. — Что ты имел в виду, когда назвал себя ужасным существом? — начал неправильно, но так даже интереснее. — Это как-то связано с тем, что хранитель устранил подавление моего мнения? Или этими словами ты хотел занизить мои ожидания? Ты же знал, что я быстро раскушу прием. Мог учудить что-то более прикольное. Джиген на секунду остановился на нем непроницаемым хладнокровным взором и вновь направил черные глаза, ловящие издалека оранжевые переливы, вперед. Не прокатило. Щупаем почву далее. Желательно... задолбать мужчину. — А что за краснокожий хрен? Какой-то влиятельный мужик из твоего прошлого? Твой враг? Тот не отреагировал. Зато в голове, наверное, штормит не по-детски. Храм будет проявлять все новые и новые образы, и если Джиген продолжит впадать в ступоры, то у них имеется значительный шанс погибнуть. Надо было забросить генную инженерию и идти на психотерапевта — в послевоенное время пригодилось бы... Благо он немного разбирается, однако человеческие знания могут не подойти к инопланетному менталитету. Ориентируясь по движению звезд, они прошли около семи километров за два часа — электронные часы не сбились, показывая десять вечера. Хорошо, что не надел механические, а то пришлось бы втыкать палку в песок, надеясь, что здесь есть рассветы и закаты. Они уселись у подножья одного из барханов. Изобретатель порылся в сумке и достал зажигалку — может, условия святилища уже изменились? Зачем-то задержав дыхание, он щелкнул ею под тяжелым, как будто с намеком, взглядом товарища, — не сработало. — И как теперь расслабиться, особенно когда ты не в настроении? Знаешь ли, очень напрягает. Саркастично дернув уголком губ, пришелец взял свой шест и встал: он начал чертить канджи на песке. Гениально. — Может, ты еще придумаешь, как обмануть местные законы? — усмехнулся мужчина и поднялся на ноги, наблюдая за отрешенно пишущим Ооцуцки. «Первое: мое поведение придет в норму. Второе: я могу изменить систему храма, но при этом, вероятнее всего, умру» М-да, они в жопе. — Будет не очень, поэтому обойдусь без сигарет, — впервые в жизни он откажется от курения на неизвестный срок... Джиген вопросительно сощурился и написал: «Уверен?» — Я не поклонник таких шуток, — смертей Амадо не потерпит. С него хватило прошлого года. Инопланетянин кивнул и снова принялся чертить: «Нам категорически нельзя одновременно ложиться спать: кто-то обязан остаться в разведке» Разумное предложение. — Я готов. Джиген отрицательно покачал головой, написав: «Кто-то — это я. Если ты не понял, то я не задавал вопрос» — Почему Ооцуцки не любят давать выбор? Или хотя бы альтернативу? Воин сделался равнодушнее, точно опять погружаясь то ли в душные мысли, то ли в пугающую пучину воспоминаний. На песке аккуратно вывели: «Чтоб ты спросил» — О-о-очень остроумно, — мужчина тоже включил безразличие. На Джигена прелестно действуют его же методы — он не выдержит долгой обеспокоенной тишины. Видимо, после трех тысяч лет вынужденного молчания быстро привык ко вниманию Амадо... Дав пришельцу слишком много общения сразу, он поступил неправильно. Грамотнее было бы постепенно восполнять потребность в коммуникации, а не проводить дни и ночи за нескончаемыми обсуждениями и диспутами, — у товарища могло возникнуть... привыкание. Да и самому изобретателю не по себе от того факта, что Джиген не говорит и даже не расплывается в мягких, полунасмешливых улыбках. Его, наверное, ломит от тоски... Свет на горизонте полностью пропал — звезды еле-еле озаряли пустыню. Песок отчего-то остался теплым, как и воздух, — если ориентироваться на настроение товарища, то они должны были замерзнуть... хотя смятение у всех проявляется по-разному. Это граничащее с прохладой тепло — недобрый знак, но... исправить положение сейчас нельзя. Инопланетянину нужно время отойти от чего бы то ни было — не стоит вмешиваться, однако лучше убедить его доверить вахту Амадо, ведь при нервном напряжении следует давать организму отдых. Всего лишь надо справиться с отговорками... и порой комичной упертостью, а то Джиген любит строить из себя принципиального, стойкого бойца. Как бы не натворить бед?.. — Если произойдет какая-то неведомая хренотень — разбужу, окей? — ожидаемо, лицо Ооцуцки исказило возмущение. Кроем той же картой. — Давай-давай! Ложись. Тот окончательно опешил и даже хотел что-то выговорить с непривычной ему экспрессией, но бестолку, — невероятно усердные попытки только развеселили мужчину. Осознав, что его обставили, пришелец плюхнулся на песок, прижав согнутые в коленях ноги к груди, и вперил нечитаемый, скрытный взор в товарища, просигналив, что просьба — указание — не будет выполнена. — Слушай, в моих словах больше резона, — изобретатель опустился напротив. — Мы весь день шли, и ты явно не в духе, потому я не имею права оставить тебя на самогрызение. И ты сам сказал, что храму я неинтересен, — после краткой паузы он слабо рассердился: — Почему я вообще должен тебя упрашивать? Недолго сомневаясь, пришелец все-таки кивнул. Пронесло, однако черные жемчужины говорили: «Не думай, что я тебе уступил» Не уступил, так не уступил — похрен. Важнее его состояние... еще и в этом странном месте. Внезапно в груди давящим беспокойством к горлу взмыло предчувствие... что Ооцуцки хочет умереть здесь. Словно он не пришел за излечением, как желал раньше... А может, разыгралась фантазия Амадо — ничего критичного. Обыденный скачок активности мыслительных процессов... или нет?.. Или лучше спросить?.. Вздор! Мужчина не останется один в храме, а пришелец выйдет целехоньким и излеченным. Возникает вопрос: что будет, когда товарищ полностью восстановится? — но задавать его бес-по-лез-но. Джиген несильно ткнул удлиненным шестом в плечо изобретателю, застывшему в раздумьях. — Что? — он протер глаза под очками, фокусируясь на инопланетянине: тот указывал орудием назад. Амадо повернулся — почти на половину небосвода, ближе к горизонту кровавыми звездами блистало... созвездие Дракона, что будто пролетал над пустыней. Боже, какая Кагуя-химе, должно быть, умопомрачительная... Продумать столько деталей — и все, дабы загнать полумертвого соклановца в угол и задушить сплетенной из воспоминаний веревкой. Не хотел бы он иметь таких врагов... а хотя... что мешает выстроить классную стратегию и побороть Ишшики, к примеру? Угнетенный судьбой мужчина очутился вдали от дома без связи и поддержки, раненный, потом лишенный тела, власти... прошлого, асоциально существует на чуждой земле три тысячи лет, а в комплекте идет — предстоит проверить — ПТСР, приправленное одиночеством и осознанием собственной жалкости. Сложно представить, настолько трудно удерживать кусочки рассудка вместе при подобном... букете, и именно поэтому победить пришельца — все равно что сломать тоненькую сухую соломинку. Правда... существует пугающее «но» — замкнутость Ооцуцки. Временами его язык тела слишком скуп, тона приглушенного голоса притворно бесцветны — потребуются годы, чтобы восполнить пробелы в познании таинственной личности, запертой в старинном теле. Одновременно настоящий и фальшивый с ног до головы — как тут не отказаться от своего «я»? — Дракон — тоже символ, верно? — от красных звезд аж морозец по спине. Не отрываясь от неба, товарищ сделал слабый утвердительный кивок. — Ты думал о ком-нибудь?.. Снова кивок. Джиген начертил предложение — мужчина еле разглядел надпись в темноте. «я боюсь этого существа» Черт... Спасибо за честный ответ. Кого бы не вспомнил пришелец, это может неизвестным образом повлиять на храм... точнее, уже повлияло. Как заставить его прекратить думать и лечь спать? Вырубить, что ли? Вряд ли выйдет — добровольно не согласится. Перед ним написали: «заметишь высокого мужчину с черно-голубыми глазами и очень длинными волосами — буди меня, а если храм к тому времени разделит нас... сохраняй спокойствие. и мы обязательно встретимся» К этому реально надо подготовиться... Святилище выкидывает фокусы, которые неподготовленный мозг не в силах переварить. Ему могут показать столько всего... Вот бы не потерять голову на пути к неизведанному... Вдруг Ооцуцки, позволив себе рваный вздох, провел шестом по песку, зачем-то портя послание. Расклеивается. Чем раньше они выберутся, тем лучше. Амадо не сумел достойно выстоять вахту и, в конце концов, уснул, потому, молниеносно осознав свою оплошность, вскочил, напряжено оглядываясь, — перед глазами сразу потемнело, на миг заложило уши. Надо было поужинать... Полминуты спустя просящий питание организм смиловался и дал осмотреться: в пустыне как будто потихоньку наставало утро. От до сих пор иссиня-черного верха купол окрашивался в полупрозрачный нежно-фиолетовый. Горизонт горел неширокой золотой полосой — видимо, поднималось местное светило, созданное загадочной натурой пропавшего воина. Может, он давно проснулся и пошел на разведку или погулять? — С ним все будет нормально, — ответил его мыслям знакомый мужской голос сзади: конечно же, там стоял хранитель в образе Хааторесу Они. И как действовать? Поздороваться — всегда хорошая идея. — Утра, — преодолевая маленький ступор, выдавил он и быстро очнулся: — Помнится, я говорил, что пообщаюсь с Вами при условии, что Вы вернете голос моему коллеге. Надеюсь, вернули. — Надейся, — существо, что было выше него на две-три головы, подозрительно усмехнулось одними кошачьими глазами. Захотелось сделать шаг назад, однако нельзя. — Так-с... где Джиген? — Не Джиген, а Ишшики Ооцуцки. Джиген — несчастный, что попал под руку самолюбивого и расчетливого тирана из другого мира. Ха... «тирана»? — А чем отличается Богиня Мао? Ее тоже можно назвать тираном. Почему-то и без знания полной истории я уверен, что они стоили друг друга, — да начнется резня. Он лезет на плохо изученную территорию — нужно осторожничать. — Ты такой... доверчивый. Он цокнул языком, закатив глаза, и едва ли не прошипел: — Все инопланетяне пытаются меня унизить. Неожиданно возле голой красной ступни Хааторесу воткнулся знакомый шест — наверху бархана, величественно задрав подбородок, стоял Джиген. Фух, жив. Кинув на пришельца краткий взор, Они откланялся: — До скорой встречи, — его фигура развеялась песком. — Удрал, — буркнул мужчина, якобы не удивившись, и достаточно громко обратился к товарищу: — Видишь, какой ты страшный, — вот бы услышать ответ... Пришелец сжал губы в полоску — и это максимум. Надежды бесполезны, пока Амадо продолжит язвить. Складывалось некомфортное ощущение, что храм чего-то хочет именно от него, а не от Джигена. Тот махнул рукой, призывая подниматься на горку, — зарядка, блять. Изобретатель взял шест с сумкой и пошел взбираться на бархан, просчитывая, каким путем правильнее выяснить нынешнее состояние Ооцуцки. Он встал рядом с инопланетянином и протянул орудие — Джиген взял его не так изящно, как всегда, и даже не кивнул в качестве благодарности. Неяркое небо просвечивало алебастровую кожу, выделяя паутинки зеленоватых вен на висках и лбу. Черные очи переливались матовым блеском от изнуренности... эмоциональной изнуренности. Ох, если сейчас пришелец ляпнет, что не спал всю ночь, то нужно менять планы. Они херово подготовились. Когда Амадо хотел задать первый вопрос, его отвлекло то, что товарищ показывал указательным пальцем вниз — прямиком на серебряную дверь с узорами, просто торчащую из песка. Посреди пустыни. — Ты загадал дверь?.. Оставив его без ответа, Ооцуцки съехал вниз. Окей, сделает вид, что понял. Мужчина тоже спустился и принялся рассматривать зеркальную дверную поверхность, украшенную хризантемами, что, насколько он помнит, являются символом царевичей. Полярная звезда все-таки привела их к чему-то... Интересно, подсказка с драконом уже в игре?.. Джиген встал перед дверью, с максимально сконцентрированным видом направив на нее шест, а Амадо отошел в сторону. Неизвестно, что оттуда выскочит. Воин осторожно толкнул дверь кончиком палки — та со скрипом отворилась. Мужчины переглянулись, убедившись, что опасности нет, и одновременно засунули головы внутрь: за порогом царила кромешная тьма. Товарищ поставил руку перед ним, советуя стоять на месте, а сам проверил ногой, есть ли там пол — Ооцуцки без проблем переступил порог и через несколько секунд пригласил изобретателя. Амадо вошел в темноту, и дверь закрылась, исчезнув. Чего и следовало ожидать. Небось, сейчас сгенерируется новый ландшафт. Ему не понравилась минута молчания: — С добрым утром, кстати, — жаль, что лицо Джигена скрывает чернота... Его легко пихнули в плечо. — Боги, если ты видишь в темноте, то я— Он не договорил — заметил впереди высокую арку: из нее исходил бордовый свет. Красный. Везде красный. Похоже, этот цвет более знаковый, чем кажется на первый взгляд. Они не спеша шли к свету. Амадо не понимал, что происходит, пытаясь положиться на фантазию Джигена, которая и должна привести их в зал реликвий. Он нихрена не знает о нем. Храмы, розы, пустыни и необыкновенные созвездия не подходят к образу старого монаха-инопланетянина — быть может, к самому инопланетянину и подходят, однако не к прячущемуся за апатией существу. Мужчины зашли в огромный мраморный зал с высоченными колоннами и инкрустированным различными драгоценными камнями потолком — тишина здесь источала роскошь и таинственность. Из больших окон рубиновыми лучами прорывался свет, падающий на широкую лестницу слева, застеленную синим ковром. Напряженность заставила товарища непривычно выпрямить спину — тот встал как вкопанный, сощурено рыская глазами глазами по помещению. Что-то постепенно выводит его из равновесия. Было бы классно, конечно, если бы растолковали ситуацию, но не повезло... Пришелец большими быстрыми шагами дошел до середины зала и исподлобья глянул на стену меж окон, обзор на которую Амадо закрывали колонны, — этот окаменелый взгляд он наблюдает впервые: отчего-то неуверенный и сверкающий... горькой злобой? Секундное проявление явно разъедающих инопланетянина эмоций закончилось, и Джиген, почти устранив последствия всплеска удушающих чувств, показал указательным пальцем вниз, как бы говоря оставаться тут. — С тобой все будет в порядке? — вырвалось из изобретателя. Блять, надо было промолчать, а то, судя по лукавой недоухмылке, воин не рад, что и в этот раз его раскусили... Сам нарвался на наблюдательного человека — пусть привыкает Джиген скрылся в коридоре напротив, на другом конце зала: когда он пропал из поля зрения, внутри Амадо сразу забилась тревога — на миг даже воздух показался ужасно душным. Все из-за той гребаной ухмылки. По идее, она не должна была настолько сильно ударить по нервам. Неужели и его размеренность иссекает с каждым пройденным тут метром?.. Они в действительно опасном месте и в действительно опасном положении — от понимания сего факта к горлу внезапно подступил ком. Все далеко не так легко и просто — на одном энтузиазме не выберешься, в частности, когда перед тобой из-за призрачных образов омрачаются даже такие, как Джиген, спокойные и расчетливые, — качества характера не страхуют от потрясений, поэтому тела, наделенные душами, самые уязвимые во Вселенной — от своих демонов не убежишь, можно лишь... подчинить их. Кожу по всему телу начали щипать беспорядочные мурашки — внутренний голос советовал валить отсюда, однако нельзя. Вдобавок идти некуда: вверх по лестнице не вариант, пойти за товарищем — тоже. Амадо обнял себя руками, медленным шагом направляясь к центру зала. На стене, что вызвала у Джигена ураган эмоций... ничего не было. Она пустая... Зажглось предчувствие, что там должна висеть большая картина. Отстраненный гул тишины сменился на красивую оркестровую музыку, зал наполнился теплым светом — на потолке замерцали бриллиантовые фрески. Его одежда каким-то образом поменялась на черное шелковое праздничное кимоно с двумя золотыми восьмиконечными звездами, вышитыми на груди, и серую хакаму (5) — на ногах остались ботинки. С чего бы эта смена обстановки? Откуда звучат, очевидно, струнные инструменты? Где угрожающе кровавое освещение? Или у инопланетянина поднялся боевой дух? Он обернулся и увидел посреди зала длинный стол со всевозможными блюдами: от супов с удоном до любых видов суши. (6) Это... завтрак? Неплохо... Оправившись от изумления, мужчина подошел к столу, немного не веря своим глазам. Боги, какой богатый ассортимент... Миллион лет на банкетах не бывал... Из коридора послышались шаги — Джигена тоже переодели в белое кимоно, подвязанное желтым поясом, и светло-серую хакаму; на тонких плечах висело малиновое хаори, украшенное золотыми магатма на рукавах. Его изможденное худое лицо не поменялось при пасмурном взгляде на стол. И он что-то держит за спиной. — Похоже, зря я бутерброды готовил, — почесал русую бородку Амадо, думая, чего бы взять. Поставив сумку на мрамор, он взял тарелку и наложил себе стеклянной лапши с креветками. — У вас на планете примерно тот же животный мир? Ооцуцки не мог утихомириться, то и дело оглядываясь на пустую стену: в понуром взоре на нее теперь проскальзывало практически заглушенное... сожаление. Изобретателя немного разъедала вина оттого, что сейчас он не имеет права ковырять те раны. Здесь нужен тихий вечер, пару бокалов отменного вина и острая внимательность — пролетают по каждому пункту. На самом деле он подсознательно опасается этого разговора... Джиген сложный, сотканный из многогранных иллюзий и пародий на самого себя, не поддающийся объяснению — не получится сразу вытащить его суть: чтобы пробраться к нутру надо хрен знает что выслушать и выдержать... И зачем Амадо этим заниматься?.. Его не устраивал ответ «ради интереса», ибо муторное желание помочь уже не похоже на профессиональную любознательность. Вечно мужчину тянет к неизведанному... и сомнительному... и рискованному... М-да... Понадеется на целебный эффект еды. Инопланетянин, выбитый из колеи, покривил губы и, в секунду вернув бесстрастность, достал из-за спины длинный меч, на серебряном лезвии которого красовалось шесть выгравированных восьмиконечных белых звездочек. Он с демонстративной неосторожностью уронил, видимо, очень грозное оружие на стол — наверное, Джиген дал знак вездесущему хранителю. Знать бы еще, что он затеял... Не одарив Амадо и коротким взглядом, пришелец, как ни в чем не бывало, взял глубокую тарелку и пошел к позолоченной кастрюльке с том ямом. (7) Амадо, по неясной причине, пристально наблюдал за каждым движением товарища: от направления глаз до постукиваний по столу худыми пальцами — в нем накалялось все больше и больше напряжения, точно ждет чего-нибудь. — Ты можешь просто сесть и поесть? — будничным тоном поинтересовался он, подвигая один из стульев к месту Ооцуцки посредине стола. Тот замер с поднятой над тарелкой ложкой, угрюмо фыркнул и подул на ароматный суп. И вновь игнорирование. Пошарив другой рукой в кармане, он достал карандаш и листок, отхлебнул супа и небрежно вывел: «Приятного аппетита» Мужчина еле сдержал хохот. Это все?! Серьезно? Над ним стебутся самым жестоким образом. Ладно. Хорошо. Допустим. Не следовало ожидать трехкилометрового объяснения. — И тебе, — выдавил изобретатель, отрешенно ковыряясь в лапше. После пяти минут мирной трапезы под классически музыку внимание Амадо снова обратилось к бумажке — он пропустил момент, когда Джиген написал: «Я предупреждал, что ужасен» — Такой противный. Аж зубы сводит, — машинально кинул он, не глядя на соседа. В апатии воина блеснул азарт, и на бумаге появилось размашистое: «Обожаю нервировать» — Если ты хотел напугать меня во-о-от той здоровенной елдой, — он указал в сторону интересного меча, — то у тебя не вышло, — или ему привиделось с голодухи, или Джиген пропустил тусклую улыбку?.. Ага, то есть для счастья ему не хватало еды. А вина, как назло, нет. «Кстати, думаю, мы почти прошли испытание» — Ты видишь больше... знаешь больше. Положусь на твою интуицию, — все-таки... доверие пригодилось. С некоторой задержкой инопланетянин, неопределенно щурясь, вывел: «Спасибо» Его вмиг согрела гордость, прорастающая из глубочайших просторов души. Приятно иметь дело с людьми... ой! существами подобной сложности. Амадо все ждал, когда чутье забьет тревогу, однако в мыслях витала идиллия, сложившаяся от обстановки. Он ни разу не завтракал на пару с пришельцем в зале с самой дорогой отделкой, что мужчина когда-либо видел, — это... чудной опыт. Зато очень бодрит. Вытеревшись полотенцем он заметил, что возле тарелки откуда-то появилась темно-серебряная сережка, похожая на герб родного клана воина, с алым камнем в центре. Ее тут не было. В непонятном порыве изобретатель взял украшение в ладонь — оно излучало столько тепла... — Эй, Джиген, — Амадо намертво застыл взором на серьге, — что это?.. Инопланетянин без промедлений отобрал драгоценность, написал «идем» и сорвался с места к коридору, захватив меч. Вообще-то бегать на полный желудок нежелательно... но, если к Ооцуцки прилила энергия, грех не посодействовать. Мужчина захватил четыре онигири в сумку и торопливо последовал за товарищем. Как только он переступил порог зала, праздничная одежда исчезла — вернулась прежняя, и зал снова заполонил рубиновый мрак. Совершенно неудивительно. Они довольно долго ходили по длинным темным коридорам с высоченными потолками и гигантскими окнами, пока не завернули за угол и не оказались на маленьком балкончике: его мраморная перегородка была сломана давным-давно — видно по степени потертости камня. Перед ними зияла бездна, издающая замораживающий кровь гул. Из бесконечной мглы им в лицо бил ветерок, не предвещающий ничего хорошего. Амадо перевел взгляд на медно-желтое небо и обреченно выговорил: — Нам надо прыгать? — если честно, то он не готов к такому подвигу, и инопланетянин должен это понимать. Товарищ отрицательно покачал головой, и неземные очи сверкнули прозрачной решимостью — к чему она? — Тогда командуй. Джиген просто бросил казавшуюся важной сережку в яму, зачем-то осмотрелся, показал указательным пальцем вниз оставаться тут и, встав спиной к пропасти и раскинув руки в стороны... ...прыгнул вниз. Изобретатель успел лишь протянуть руку, однако до воротника кимоно дотянуться не получилось... Он стоял в немом шоке. С вытянутой вперед рукой. На ребра резко надавил мощный порыв страха, сбивший и так учащенное дыхание, тело полностью онемело на мгновение. Что за?.. Подобный расклад можно было предугадать, но Амадо сглупил и отвлекся. Вероятно, пришелец знает, что происходит, но предупредить не додумался?! И что прикажете делать? Стоять и ждать? При встрече обязательно получит в вечно ровную физиономию. Они выйдут отсюда вместе. Несомненно. — И снова здравствуй. Приглушенное приветствие хранителя вернуло его обратно в реальность: — Где я? — настойчивость отчего-то... пошатнулась. — Ты стоишь на балкончике, выходящем на прелестнейший сад во Вселенной, — а сада-то нет... — А эта бездна — проход в измерение демонов. У товарища плохие ассоциации с демонами — святилище хочет сыграть на его слабости. Нужно срочно спасать положение. Идея не прям сто процентов сработает, но попробовать стоит. Сделав отрывистый выдох, он резко развернулся и тоже хотел прыгнуть, но пропасть исчезла, и мужчина приземлился лицом в землю. Чудесно. Сейчас он на месте Ооцуцки: жует землю и жмурится от прилива отчаяния. Он букашка по сравнению со всем здесь. Ничтожный человечишка. Блоха. В нос ударил запах дыма, и мужчина спешно поднял голову, увидев горящую... деревню?.. Вокруг полыхали невысокие здания, трещали деревянные конструкции, отбрасывая искры в, вашу мать, темно-бордовое небо. Продолжаем успешно нихрена не понимать. Рядом, по устланной плиткой дорожке, медленно прошла незнакомая босая фигура, волоча за собой шест: от мерного звона металла о камень волосы на затылке почему-то вставали дыбом. — Встань и смотри внимательно, — посоветовал сзади хранитель. Амадо суетливо поднялся, поправляя очки и попутно приглядываясь к незнакомцу: он был не очень крупного телосложения, но с приличной линией плечей, длинными руками, скрытыми под испачканным в крови белом кимоно, мощной шеей; из особых черт — фарфоровая кожа, на голове нарост в виде рога, похожего на корону, и узорчатая стрижка на затылке. Кого-то эта чересчур расслабленная походка напоминает... — Я хочу, дабы ты узрел представшего пред тобой. Слегка дезориентированный мужчина повернул голову к хранителю, который с ничего не выражающим лицом наблюдал за сценой. Незнакомый юноша, кажется, дошел до разрушенного фонтана на площади через десять метров — в его руке в мгновение ока появился меч сродни тому, что принес Джиген, однако на этом было всего три звезды. Амадо не мог заставить себя двинуться: инстинкты принуждали держаться подальше. Ничуть не странно, что в нем бушевало непотопляемое желание взглянуть на лицо того парня, будто от него зависит судьба целого мира. Перед незнакомцем лежало очень покалеченное существо с разбитой головой: на красной коже живого места нет, кошачьи глаза таращатся на юношу, стреляя паникой и болью, на лбу — тату-герб клана Ооцуцки... значит, это — Хааторесу Они. Вдруг в плечи и ноги демона воткнулось по два штыря — он сдавленно взвыл, выгибая спину. Незнакомец наступил голой стопой на горло и так замученного Они и направил на него острие меча. Сквозь скрежет шестеренок в голове Амадо услышал преувеличенно уставшее, тихо мямлящее: — В следующую нашу встречу этот меч принесет тебе смерть. Запомнил, Хааторесу? — блять, нужно-посмотреть-на-лицо-нужно-посмотреть-на-лицо— Король демонов тяжко и часто дышал, пытаясь справиться с явно запредельно сумасшедшей болью и нехваткой воздуха. Пересилив себя, он проскрежетал: — Я был бы... — Они кашлянул кровью, — ...рад узнать твое имя, амацубито, — ответа не прозвучало, и он выдавил из себя шуршащую насмешку: — Ты не можешь его произнести, да? Но мы в любом случае встретимся. Сцена словно зависла. Амадо резко обернулся к слишком спокойному хранителю: — Кто это? — Ты понял с первой секунды...

— Я ужасное существо.

— ...тебе ведь... не нужно повторять дважды? Изобретатель поморщился и взялся за переносицу, стараясь адекватно перенести происходящее. Вроде ничего сверхъестественного не показали, чтобы его нещадно драло тревожное... предчувствие? Что не нравится подсознанию? И почему он не понимает знаков самому же себе? Что-то новенькое... — Так как ты пришел в храм великой Богини Мао, то должен понимать, во что ввязался, — не убавляя снисходительности, отметил Хааторесу. — Обычный человек, которого судьба сводит с не менее великим Ишшики Ооцуцки — подлецом и убийцей. Разве не удивительно? Предсказуемо. — Я знал, что Вы попытаетесь изменить мое мнение. — Программа, заложенная в храм, включает в себя защитный механизм от Ишшики, ибо он является главной угрозой для существования мира, созданного Кагуей-химе, однако... эта программа запрещает мне менять чье-либо мнение. Я могу лишь показать факты и направить, но не более, потому что принцесса верила, что все должно идти своим чередом... — ...заложенным на небесах, да? — приглушенно продолжил Амадо. — В этот мир нас всех привели Боги, и она безропотно подчинялась их воли... поэтому сейчас у тебя есть выбор, — почему нельзя не ходить вокруг да около? — А что выбирать? — Сторону. У него от запутанности происходящего начнет болеть голова... Отчего каждый инопланетянин пытается строить из себя пафосного петуха? Они будто специально распушают свои хвосты перед ним, словно от его решения зависят триллионы жизней. Сердце упало в пятки. Вдруг и вправду зависят? Вдруг его выбор вынесет приговор целым цивилизациям или спасет Вселенную? Твою мать, почему в этом храме скорость мышления снизилась? Либо дело в эмоциях, что расцветают при виде чего-то... высшего? То сердце переполнялось тяжелым от тревоги восторгом из-за сменяющих друг друга явлений, то мысли метались от одного предмета изумления к другому — и так до бесконечности. Пора. Взять. Себя. В руки. Ведет себя, как молодой юнец в погоне за новизной. — Все живые создания по-любому имеют душу со множеством потайных закутков. Инопланетяне не исключение, но ты, мне кажется, забываешься, когда яростно защищаешь того, кого ни капельки не знаешь. — Вообще-то я в процессе. Нельзя узнать человека за один день, — вроде бы достойное замечание. — «Человека»? — придирки излишни: не будет же он постоянно говорить «Ооцуцки» или «амацубито». — В этом-то и проблема — ты не различаешь человека и существо с диаметрально противоположным менталитетом. Может быть, Ишшики не успел явить своей настоящей сути, но придет день... и ты заглянешь за ненавистную ему людскую оболочку. — И тогда сделаю выводы, — поспешил закончить изобретатель и скрестил руки на груди, приготовившись к жаркой перепалке: — Господин хранитель, а разве плохо относиться к окружающим с равным почтением? — Эм, нет, — сбитый с толку Хааторесу поднял густые белые брови. Сейчас уделает его. — Я кое-что понимаю в программировании и хочу сделать замечание: в системе храма есть прокол, — голос мужчины зловеще понизился на тон: — Она прописана пришельцем, который ни черта не смыслит в земной психологии, — естественно, Они нахмурился от непонимания. Победа близка. — Кагуя-химе упустила, что люди человечные — именно это качество помогает мне мерить остальных, понимаете? Им я меряю и Джигена... или Ишшики, если желаете, — это имя... так непривычно щекочет нёбо. — В глубине души ты прекрасно осознаешь, что Ишшики другой: он вырос в других условиях, среди других существ — как можно мерять его людскими качествами, если он не человек и никогда им не был? Иногда Амадо чувствует их отличия, однако те некритично влияют на общение. Попавшийся ему пришелец в общении довольно легкий и располагающий — наверное, иного человека бы спугнул странными ухмылками и хладно глумливыми взглядами, но не изобретателя, ибо они схожи по повадкам и... способу мышления?.. Оба рациональны и расчетливы, не любят проигрывать, из-за чего часто упираются окружающим, при этом грамотно распределяя на противников свои силы и время. Совершенно другой компот, когда сталкиваются две уже состоявшиеся личности с подобным набором качеств: они не жалеют подколов и отрываются друг на друге по полной, потому что обоим хватает эмоциональной стабильности и смекалки на то, чтобы выдержать «испытания», придуманные друг другом. — Я не собираюсь распинаться — пусть каждый останется при своем, — звучит, будто он сдает позиции, но все же лучше заведомо тупиковой перепалки. Хотел поспорить, и не срослось... — Как Вы не в праве убеждать меня, так я не буду убеждать Вас. Договорились? — Как скажешь, но я обязан предупредить: Ишшики обожает недоговаривать, — это Амадо и без него понял. — Когда в следующий раз заметишь недостаток контекста, вспоминай две вещи: первая — принцесса Кагуя хотела защитить Землю не просто так; второе... он не посмотрит на то, что ты был милосерден с ним. Ты мошка, низшее создание. — Сам знаю, спасибо, — губы свело кислой ухмылкой. — Сделай выбор, Амадо. Не сегодня, не завтра, не через месяц, но сделай, когда все карты лягут рубашками вниз. Да какого хрена возникает так много вопросов?! Амадо не успел вымолвить и слова — горящая деревня поменялась на большой темный зал с высоким купольным потолком и вырезанными в каменных стенах вертикальными линиями, что перетекали в различные узоры-звезды и изображения неизвестных ему змей. Пришлось подождать долгую напряженную минуту, чтобы глаза привыкли к голубоватому мраку: почти под потолком проявились очертания статуй в безразмерных кимоно — видимо, Боги Ооцуцки. Чуть дальше в полу выделялась восьмиконечная звезда из стекла, присыпанная древней пылью: в кругу внутри нее прослеживались очертания... бирюзово-сапфирового глаза, смотрящего на позолоченное солнце в центре купола. Похоже, это и есть зал реликвий, в который они направлялись изначаль— Стоять, а где Джиген? Он попросил остаться на балконе, а мужчина уже не сможет оказаться там! И что делать? Искать его? Или смирно сидеть тут, раз сам хранитель поместил сюда? Вероятно, второй вариант более целесообразный. Вероятно... Простояв в прострации несколько минут, он спешно направился в черный коридор, а то в присутствии чужих очей... чутка неуютно. Изобретатель по привычке вытащил зажигалку, начав бесполезно щелкать ею: внутри зудело инстинктивное предупреждение готовиться к чему-то смертельному — казалось, что может быть хуже нахождения в святилище внеземной цивилизации? Сквозь эхо собственных шагов и щелканье до него донесся грохот и скрежет — он тотчас перешел на бег. Интуиция, конечно же, твердила о неладном. Амадо на всякий случай достал обычный огнестрельный пистолет из сумки и запихнул под ремень джинсов. Не врезаться бы в стену какую-нибудь... Не успел мужчина обрадоваться едва заметному свету впереди, как до него дошло, что там разыгрывается самый настоящий бой. Правда... кто против кого? Сука, Джиген вроде бы упоминал, что все еще не готов драться на полную катушку... Если он там, а он там, то прогнозы крайне негативные: изобретатель до сих пор точно не знал, что с ним и почему его явно улучшенное тело так и не восстановилось после инцидента возле лаборатории, однако и дураку ясно, что стоит воздержаться от больших физических нагрузок. Но... судя по шуму, ограничения забыты. Уже по приближении к арочному выходу в Амадо спутались мерзкое понимание своего бессилия и граничащее с безумием желание пристрелить кого-то или что-то. Они выйдут только вдвоем. И он сделает для этого все. Оу... неужто заиграло желание побыть рыцарем? Ужасно непривычно. Он не инопланетянин. Он не боец. Он не герой. Он простой человек. Окей, чего принижаться? Почему «простой»? Гений с прожженной жизнью, голодный к новому. Его любит фортуна и ненавидит судьба — в ком найти подобное сочетание, как не в воине из далекого мира? Храм сказал не равнять себя с... Ишшики, так что он обойдет систему и сравняется с Джигеном. Жена всегда напоминала, что однажды он очутится в такой воронке событий, что оптимальным вариантом будет поумерить любознательность с оптимизмом и опустить руки, мол это будет лучше для всех и для него самого, но она не учла одну важную особенность: Амадо — самый умный упертый баран из однообразной массы тупо идущих напролом. Для него нет ни непреодолимых препятствий, ни не решаемых проблем — ни-че-го... разве что кроме внезапной смерти... которую он тоже хочет остановить. Личные счеты. Изобретатель затормозил у входа в другой зал. Отчего-то при взгляде на открывшуюся сцену его заставил застыть ступор от смешений совершенно противоположных эмоций, ударявших в голову: истинный восторг против чистого страха. Он снова лицезрел пришельца в бою: тот со сверх меры сосредоточенным выражением лица размахивал шестом, по какой-то причине не пользуясь крутым мечом, что болтался сзади под крепко завязанным поясом. Товарищ, разумеется, испытывал нервирующие неудобства, потому что не мог пользоваться всеми фишками. Увидеть бы Карму... Тварей, которых нещадно и бесполезно крошил Джиген, мужчина узнал мгновенно: в лабораторию таких привозили, и дочь рассказывала — это были Белые Зецу. Только другие — не совсем гуманоидные, а больше похожие на пятиметровых громил, извергающих Стихии. Надо было прихватить новые поглощающие нинджеты... пусть пока они и не закончены. Инопланетянин носился по привычно скудно освещенному залу с более высоким потолком, чем в прошлом, и протяженностью плюс-минус полкилометра. Светло-серые стены были идеально отполированными — белые узоры на них напоминали застывший дым, а пол был украшен непонятными золотыми цветами, что перетекали в огромный символ... шести колец внутри друг друга — на каждом втором по три томоэ. Эти узоры он определенно видел в бумагах из лаборатории и где-то еще... От разглядывания Зецу изобретателя отвлек рассерженный, уставший взгляд Джигена, всего на секунду зацепившийся за него, но этого мига хватило, чтобы прочитать: «И какого, блять, ты тут?» — предположительно, сей вопрос означает, что нужно держаться в стороне, однако мнимая проволока «приказа» впивалась в кожу шипами всякий раз, когда в товарища плевали огнем, или он уже не знал, куда бить, обескураженно смотря по сторонам. Все же... рано или поздно размеренность истекает, каким бы невозмутимым ты не был, сколько бы спокойствия в себе не держал... — Эй, а может, пойдем в другой зал?! — надеясь хоть на что-нибудь, выкрикнул Амадо. — Тебя зашибут к херам! — и не обратил внимания... Прекрасно! Внезапно все Зецу застыли — снова приколы с остановкой времени? Веселуха. Если сейчас явится хранитель, то будет вообще шикарно. Наплевав на безопасность и прочее, изобретатель побежал вниз по широкому мраморному лестничному пролету, игнорируя пылающие недовольством очи Ооцуцки, — храму не нужен какой-то там человек, поэтому можно смело, если что, бросаться «под поезд». Немножко раскрутит болты в психике богов. Он подбежал к Джигену и, остановился, переводя дух. — Я... — слова сорвал шумный вдох, — миллиард лет так не бегал... Все из-за тебя! — скрывающий белеющую на щеках злость инопланетянин в комичном недоумении показал пальцем на себя. — Да-да!.. Именно! — прокряхтел согнувшийся пополам мужчина. — Ты должен мне вино, понял?.. Мне не... кх, не двадцать, чт-тоб так бегать! Тот пренебрежительно прикрыл глаза и, сложив руки на груди, повернул голову в сторону, мол: «Тебя никто не просил». Вновь он в скверном настроении... Хотя какое тут настроение, когда тебе постоянно напоминают о чем-то чертовски болезненном и бросают в бой, в котором приходится крутить никудышным телом? ...вашу мать, ему бы такое тело. Холодное упрямство пришельца быстро улетучилось — снова вернулось сумрачное, клеящееся к каждой пролетающей мысли беспокойство, что теперь разделилось на двоих: остолбенелые Зецу, что точно готовы были ожить, лишь обостряли тяжелую бдительность, однако... хозяин святилища все не приходил. Амадо обвел товарища поверхностным взглядом, примечая, что его белое кимоно немного прожглось на рукавах, и не примечая ранений, что радует. — Может, все-таки проверим зал, откуда нагрянул я? Там прикольно, однако у тебя пороскошнее. Хмурый Джиген не отрывался от Зецу — что-то не так... совсем не так. — Вновь тебя догнал сей святой символ, — искристый баритон Хааторесу сложно не узнать... Скорее всего, под символом имелся в виду золотой знак из колец и томоэ. С этими словами коллега равнодушно опустил веки: был бы голос — ругнулся бы. М-да, конечно, максимально занятный объект для наблюдения: то непроницаемый и апатичный, то запирает в себе досаду и растерянность... Прям рай для ученого. Изобретатель обернулся к хранителю, сияющему большой улыбкой, что натягивала багровые губы жуткостью в сочетании с играющими в полумраке розоватыми кошачьими зрачками. И чего лыбу давить? — Пожмем руки и разойдемся? — в груди уже образовывалось облегчение: только бы оно не было напрасным... Они задумался — грядет какой-то пиздец. ...и Амадо не ошибся: Джиген крутанулся на сандалях, в секунду оказался за спиной хранителя и, взмахнув великолепным мечом, хотел снести тому голову, но его остановила... прозрачная стена. Отвратительное спокойствие демона усилило оцепенение мужчин: — На что ты надеешься? — хранитель пялился куда-то мимо изобретателя, что сгущало страх в груди. Товарища, черт возьми, развели. — Да, правильно соединив знаки, ты разгадал то, что нужно сделать, однако на задворках сознания понимаешь: его трюк неповторим, — и вновь завелись на незнакомые для единственного человека темы... Чувствует себя лишним. Насколько же надо было обидеть Кагую, чтобы его так беспощадно унижали... Выходит, инопланетянам не чуждо людское. Феноменально. Написать, что ли, диссертацию по этому поводу на досуге? Еще одна халявная степень никогда не помешает. Джиген как-то... безлико пялился в затылок хранителя... будто готов сорвать замок со скопленного за годы гнева и растерзать высокого Они. Только бы не натворил херни... Амадо хотел бы посоветовать ему не петушиться, но не стоит выдавать позиции обоих притом, что хозяин храма наверняка улавливает их тщательно замаскированную тревогу. Они в ахуеннейшем положении. Лучше не бывает. Продолжаем в том же духе. Изобретатель пытался прочитать мысли Ооцуцки — получалось откровенно на двойку с минусом, ибо черные радужки неспешно затмевала глянцевая ярость. — Хм-м-м, интересно, каков твой план на этот раз? — плюнул сарказмом Хааторесу, до сих пор наблюдая за «занимательным» пейзажем позади мужчины. Может, отойти?.. — Испытание дóлжно пройти до конца, а у тебя ни сил, ни Кармы. Как собираешься изворачиваться? Зная любовь воина к упертости, стоит предположить, что ему следует покориться чему-то или кому-то, а он боится уронить гордость и все в подобном ключе. Жаль, нет возможности обсудить... Когда напряжение достигло пиковой точки, пришелец сделал неприметный жест пальцами — нужно отойти. В следующий миг товарищ вновь ожесточенно напал на хранителя, который запросто отбивал довольно хитрые атаки и реагировал на переброски звездного меча из руки в руку, — пришелец постоянно пробовал атаковать, однако не выгорало ничего сносного: только зря пропускал рукопашные удары. Он физически не вывозит бой. Плюс, мешает эмоциональный накал. Обмануть бы систему храма и надрать задницу демону, а то видеть избитого в неравной битве товарища... приносит мало «радости» Он даже вскрикнуть не может, дабы хоть как-нибудь облегчить силу тяжелых ударов, что обрушивались на него снова и снова, и выплеснуть гоняющую по изнуренному телу боль... Ни сил, ни Кармы. Так не может продолжаться — Ооцуцки просто помрет, каким бы искусным бойцом он не был. Храм не тронет, да?.. ...как насчет полного использования своих привилегий?.. Забыв обо всех соображениях безопасности, любом резоне и с концами отдавшись чистому порыву авантюризма, он ринулся к дерущимся мужчинам. Каково это по-настоящему равнять себя с ними? Сейчас и выясним. Думал, все будет казаться замедленным, как в кино, однако нихрена: он даже не мог предугадать, попадут ли по нему мечом, шестом или конечностью. Сложновато без Шарингана... Когда изобретатель хотел нырнуть Хааторесу под руку, выбежав из-за спины, чтобы пресечь очередную атаку на Джигена, что-то заставило его в прямом смысле замереть в полупадающем, неудобном положении. Это не было похоже на прозрачную стену, на которую ранее наткнулся воин, — скорее, ощущения были такие, как при... связывании. С ним застыла и широкоплечая фигура хранителя, что, прикладывая титанические усилия, пытаясь двинуть руками, удерживаемыми в моменте нанесения удара невидимыми барьерами. Опешивший Амадо без труда нашел причину: ответ крылся в Джигене, который остановился в прыжке — метр над узорчатым полом — перед Они: дрожащие от скрытой нагрузки руки раскинуты в стороны, пальцы растопырены, спина выгибается от будто бы ломающего кости напряжения, что заставляло сжимать зубы и жмуриться. — Что?.. — с долей паники высек хранитель. Вот бы увидеть его красную морду. Ооцуцки до мурашек озлобленно вперился в Хааторесу, словно специально не хотел смотреть на мужчину, и что-то процедил сквозь зубы — снова получились лишь отрывистые выдохи. Все не могли и шевельнуться. Если Амадо попросту не въезжал в происходящее, то хранитель откровенно бесился, что не в состоянии противостоять незримой хватке. Небось баланс сил сместился. Всего на мгновение он заметил на себе чужой взгляд, отчего-то... пропитанный сумасбродной виной. Блять, что творится?! Пришелец обязан отпустить. Точно уловив намерения изобретателя, Джиген больше подтянул руки к корпусу, усиливая хватку пут, что начинали поблескивать солнечными переливами у трясущихся пальцев. — С одним глазом в слабом Сосуде?.. — изрек Хааторесу. — Даже если у тебя хватило мощи, то через две минуты это тело все равно сломается, — перегруз. Самый натуральный. Похоже, товарищ желает сдохнуть. — И ты не сможешь сместить пространственные нити до разрушения ограничений храма, — теория струн правдива... Рядом с инопланетянами как-то не удивительно. — Хм, когда ты успел научиться подобному контролю? — каждое слово делало явно терпящего дикую боль Ооцуцки хмурее и хмурее. — Будь предо мной молодой Митеширо или его преемник, а также твой отец, милостивый Шодай, — кажется, речь о господах Наместниках, — все бы пошло трещинами. А у тебя пространство не трескается из-за отсутствия резонансного элемента? (8) Слабый шепот Джигена сразил обоих: — Не на того напал, — далее он с надрывным, режущим слух криком скрестил руки, неудачно приземлившись на колени. Амадо упал на пол, суматошливо встал на ноги и, обойдя разгневанного хранителя, сел на колени рядом с паршиво выглядящим коллегой: под мертвенно блендой кожей просвечивались сеточки вздутых зеленых и фиолетовых вен, со лба и выразительных висков стекали чуть ли не ручьи пота, что перемешивались с винной кровью на разбитой правой брови и дрожащей нижней губе. — Б-бери меч... — хрипнул он, — отруби этой твари г-голову. — Но ты— — Немедленно, — в убитом мямлящем тоне едва проклюнулась строгость. Изобретатель еле сдерживался от сиюминутного исполнения привлекательной идеи насильно опустить его скрещенные кисти, однако делать это следует после того, как они уйдут с линии атаки. — На счет три мы отпрыгиваем в стороны, понял? — снизу наблюдая за недоумевающим Они, протараторил мужчина, анализируя окружение. М-да, они уже не бойцы, ибо кое-кто натворил кое-что. Джиген немного повернул голову в его сторону: — Ты... мой последний шанс, — уже бредить начал — надо сматываться. — Я не смогу д-долго держать... — искренняя мольба что-то переключила в Амадо. — Доверься мне! Всего-то требуется убить хранителя храма. Ничего сложного. — Ты никогда не приносил себя в жертву, — ха, сказал тот, кто не может вырваться из пут, — и вот решил погеройствовать? Ты поумнел или поглупел? Пропуская чужие сдавленные слова мимо ушей, изобретатель взял лежащий рядом с товарищем меч и, не зная, как подступиться, ходил около Они, который испепеляюще косился на него. Постоянно подгоняла мысль, что нужно быстрее, ибо Ооцуцки был в шаге от потери сознания. И не представляет, как сейчас страдает это непрочное тело... Почему он держится?.. Что за упорство пылает в нем высокими красными кострами?.. Джиген, корчась от сталкивающихся усилий и боли, встал на одно колено, оттягивая скрещенные руки к груди, чем наклонил Хааторесу, потянув видимые лишь у кончиков пальцев нити, чтоб облегчить задачу Амадо. Забив на недовольные пыхтения демона, мужчина без труда разрубил мощную шею. Зецу пропали. Зал изменился на тот, куда мужчина попал после разговора с хранителем. Секунды ликований успеху закончились тем, что он пялился на штырь, торчащий из груди с левой стороны. Ни жжения, ни паники, ни посторонних ощущений. Сквозное ранение и, вероятно, шест прилетел сзади, потому что товарищ не выдержал и в последний момент отпустил нити. Сейчас закончится действие адреналина и, похоже, придется умирать. Классно они погуляли, что сказать... До него наконец-то дошли звуки тяжелого дыхания коллеги — жив, уже хорошо. Озадаченный Амадо положил ладонь на окровавленную палку и смутно прищурился — вынимать ее или сразу сделать сюрприз и без того прибитому стрессом Ооцуцки?.. Наверное, лучше сразу. Он обернулся к Джигену: тот сидел на корточках, облокачиваясь корпусом на колени и пряча лицо в ладонях, — еще может стоять. Утерев красную жидкость с щетины — уже и изо рта пошла — мужчина несмело вмешался в тишину: — У меня образовалась... м-маленькая проблемка, — он перестал контролировать свой голос, что тут же заметил Джиген, резко подняв голову. Сначала инопланетянин не догнал сути — краткий вздох отрезвления раздался, как только блестящие остатками боли черные глаза опустились ему на грудь. Отчего-то было в высшей степени интересно наблюдать за преображающимся от выброса шока лицом: за появлением складок меж отсутствующих бровей, за обостряющимися на скулах синими тенями, за тем, как сильно сжимались раненные губы, точно держа что-то внутри. Товарищ, шатаясь и путаясь в кимоно, неуклюже встал и, иногда неправильно ставя ноги, подбежал к севшему на пыльную плитку мужчине. — Насколько я помню, ты дуб в лечебных практиках, — пока говорит нормально. Когда Амадо хотел продолжить сглаживать обстановку, на него сурово цыкнули — неужто усталость ушла на второй план? — Царапина и царапина. Забей, — принимать свою скорую кончину легче, чем ожидалось. Примерно пять минут назад он хотел расквитаться со смертью, а сейчас эта дамочка нагнула его конкретно. — Прогулочка выдалась... познавательной. Главное в приятной компании, — он с иронией посмотрел на штырь и пожал плечами. Пришелец отрешенно глянул в сторону и, словно собрав сосредоточенность по кусочкам, начал неумело расстегивать испорченную черную рубашку — как бы уже пофиг, однако все же интересно, что он предпримет. Может быть, сейчас в горле воина друг о друга точатся тысячи слов, да вот им нет выхода... Ужасно жаль, ведь ему хотелось бы поговорить с умной личностью и попробовать... обесценить грядущую потерю, дабы снять груз с запрятанной за толстенной стеной души. Так будет лучше обоим. Притупленная острота во взоре напротив не могла настроиться на что-то одно: видимо, есть варианты. — Вынешь палку — я умру быстрее. Хотя характер ране... — фразу пресек просящий о молчании Джиген. Ладно-ладно, не бесить, так не бесить... Инопланетянин зачем-то указал пальцем на статуи Богов вверху. Уже поплывший изобретатель поднял голову: — Это я к ним отправл— Не дождавшись окончания вопроса, второй мужчина уверенным резким движением достал шест из груди, вырвав короткий вскрик из Амадо. — Сука-а-а! — интуитивно закатывая рану руками, проорал он. Боль пришла, когда не ждали. — Добил бы меня уже! Через силу усмехнувшись — казалось, такое простое действие, но оно явно отбирало непомерно много сил, — Джиген, придерживая его за спину и положив ладонь на левое плечо, дал знак лечь. В груди горела боль: он отчасти чувствовал, как кровь заполняет легкое и что-то надрывается, но все никак не мог отвлечься от до смешного серьезного товарища — тот, будто сомневаясь, достал из-под кимоно ярко светящий бирюзовым кристаллик, недоверчиво хмурясь на него. — Передать кому-нибудь «привет»?.. — не хотелось задавать сей вопрос, однако грех не поерничать напоследок. После удрученного усталого вздоха Ооцуцки накрыл пальцами свой подбородок — в мгновение грациозная фигура полностью напряглась, и затем тонкие плечи необычно расслаблено опустились, спина чуть сгорбилась. Он с легкостью сорвал ниточку с украшением и опустил на грудь тускло удивленного мужчины. ...ожерелье великого Шодайме Хаширамы обладает исцеляющими свойствами. Блять! Они же пришли лечить не его! В Амадо внезапно прилила новая сила, которой хватило на то, чтобы крепко схватить запястье товарища: — Придурь самоотверженная! Мы тут не в героев играть пришли! — ответом послужил смятый выдох, что возмутило не на шутку: — Я отдал тебе кристалл и забирать обратно не собираюсь! Пришелец сверлил темноту из-под полуприкрытых век, то и дело задумчиво сжимая и разжимая кулак с кристаллом — изобретателю не приходило на ум, что он собирается делать, ибо не представлял механизмы использования силы камня. Лишь бы не испортил все. Перед глазами растекались синие и темно-зеленые круги, разделяясь и вновь соединяясь друг с другом, — они заслоняли вид на то, из-за чего даже в обморочном состоянии волосы вставали дыбом: по коже Ооцуцки от подбородка с оранжевым свечением побежали острые на лице и плавные на руках и, вероятно, остальном теле символы Печати с максимально двусмысленным названием — хоть мужчина и не имел развитой сенсорики или иных навыков распознавания чакры, но витание совершенно новой властной энергии нельзя было не заметить. Ладонь, что обхватывала чужое запястье, будто ударило током, и он отдернул ее, хотя попросить о чем-то Джигена, однако язык занемел, а в ушах помехами поднялся звон. Амадо замер взглядом на воине, следя за движениями едва заметно подрагивающих губ — точно периодически забывал немые слова. Минуту спустя смерть так и не пришла. В принципе, слал он ее далеко и надолго, но подозрительное мутное чувство не давало покоя. Вдобавок состояние казалось более чем... отличным. — Джиген, поясни, я умер или нет. Почему все такое странное, а? — с закрытыми глазами жалобно спросил изобретатель. Его несильно потрясли за плечо, и пришлось закончить спектакль. Сначала мужчина сел вполоборота к коллеге и тронул пальцами место, где раньше зияла дыра: рана чудом затянулась — о ней напоминала только кровь на животе. Не веря увиденному, Амадо поражено поправил очки и вперился в коллегу, который опустил голову. Он сразу начал допрос: — Что ты сделал? Где кристалл? Почему Карма активировалась? Что-то пошло не по плану?.. — тишина, не прерываемая даже чуть слышным дыханием, заменила пустоту в груди на окаменелую тревогу. — Дай хоть знак! Изобретатель просил знак и получил его: узоры Печати снова стеклись в ромб на подбородке. Пугающий своей изнуренностью вздох вылетел из инопланетянина — тот еще больше сгорбился и повалился вперед, уткнувшись лбом ему в плечо. Джигена пробирала мелкая дрожь, словно только что пришел с мороза, плюс, создавалось впечатление, что он не может полноценно втягивать воздух, довольствуясь минимальным количеством кислорода. Нет смысла пытать его — внятных ответов ждать не следует. Ооцуцки или настиг шок после бесспорно красивого приема с нитями, или его сила израсходована до последней капельки. Когда остолбеневший мужчина моргнул, перед ним оказался серый пейзаж степи, где и торчала храмовая скала. Они выбрались. Вместе. Испытание пройдено. ...а в сердце коллеги стучится студёное дыхание смерти. Он опять проигрывает ей.

***

i'm stronger than all my men ...except for you — Pretty When You Cry - Lana Del Rey

Они едва-едва доползли до дома. Утомленные до предела. Удушенные собственным унынием. Мрачные и помятые. Ключ повернулся в замочной скважине слишком громко для ночного коридора — мужчины встали на пороге как вкопанные, бесцельно поедая глазами тьму прихожей. Острый запах сигарет и аромат кофе, которым нельзя было надышаться, никуда не выветрились, однако они оба искали что-нибудь, не выписывающееся в обстановку. Незнакомое, чужое. ...может быть... это — они... Ха, а ведь правда. После подобного крышесносного путешествия сложно удержать растормошенные мысли в клетке адекватности и остаться прежними. На сей раз Ишшики не мог распознать ход раздумий коллеги, дабы понять, о чем думать ему самому. В то же время казалось, будто бы Амадо намерено держит рот на замке: ради ма-а-аленькой мести воину, что не удосужился потратить на него и словечка, либо упорядочить информацию, полученную в непостижимом узкому земному уму месте. Джиген был почти на все сто уверен, что его умный товарищ сможет свести вопросы к минимуму, но не к настолько низкому... Еще и надо выведать, что с ним происходило, когда они расстались на балкончике Наместников... ...Боги, зачем он вспомнил?.. Эти залы, по которым бродили зыбкие образы, эти... невероятно любимые сердцем звучания голосов, эти цветы, цвета, стены, расписные потолки, колонны, картины, ковры, вазы, орудия, еда... Он вновь побывал в дорогом аду, где распускалась его личность в огне жестокой жизни, не ведающем пощады. И он гребаный мазохист, раз больше всего на свете хочет вернуться туда. Это — единственное желание, кричащее в голове, когда в ночи звезда рассекает необъятный небосклон. Ишшики Ооцуцки рожден не пресмыкаться и ползать по земле — Ишшики Ооцуцки наделен даром сокрушать сильнейших среди сильных. Он не какой-то там среднестатистический пришелец с жалкой планетки на окраине Боги знают, какого сектора, не ребенок селян или купцов из неизвестного рода, а последний наследник глаз второго вселенского божества. Нужно добраться домой. Любыми средствами, и не важно, что или кто встанет на пути. С нежданным порывом решительности он первым смело шагнул за порог... и тут же подкосило ноги. Инопланетянин упал бы на комод, если бы коллега не подхватил под руку. Они так и замерли: Джиген пытался найти равновесие и отстраниться, однако второму, скорее всего, не суждено сбыться из-за дрожащих в самый неподходящий момент коленей и нестабильных потемнений в очах; Амадо тактично прикусил язык — и на том спасибо, мол держись, сколько влезет, я потерплю. Следует полагаться только на себя... Только на себя... ...а точно ли только на себя?.. Он и забыл, каково это... работать в команде, быть заодно и все-таки... довериться. Он все равно беспомощен. Он все равно ранен и избит. Он все равно не знает, что делать. Он все равно хочет разлечься в прихожей и в лучшем случае умереть на рассвете. Но... в этом мире, пусть не очень надежно, однако его держат. И на кой хрен какой-то землянин делает это?.. На виски вдруг надавила боль, выталкивая мглу омерзительных размышлений, и он нехотя зашипел, немного нагнувшись вперед. Проклятый храм... Не надо, не держись! Отпусти-отпусти-отпусти! ...к скольким ножам в спине он готов?.. Совершаешь фатальную ошибку! Опять, опять, опять! ...сколько сможет продержаться против подобного ума?.. Ничто не учит! Снова повелся! Снова слабак! Боги, какое же это все... дурацкое и пустяковое... Почему не получается, как раньше?.. Почему сердце ненавидит эти прикосновения?.. Почему сразу выворачивает наизнанку от того, что хочется побыть с кем-то, кроме убитого себя?.. ...вот бы услышать ответы от нее... Точно гниет где-нибудь в одном из своих измерений. Поделом. Она нехило поплатилась за свой поступок. И по какой-то причине Ишшики считал, что принцессе достаточно наказаний, — будь-то отец, он бы заставил обидчика страдать день за днем, из года в год... Иногда правда хотелось перенять все его великолепные черты — особенно исключительное спокойствие, что могло превратиться в самое грозное и беспощадное орудие взвинченного Шодайме-самы. Но не повезло... Хм, и, видимо, обожание к Кагуе до сих пор чрезмерно... и стремится к нулю одновременно. Вновь упирается в муторную математику эмоций... Вообще пора бы снять обувь и пройтись хотя бы до гостиной, а то стоят, прислушиваются к темноте — идиоты. Потихоньку они шаг за шагом двигались по ожившей в их присутствии квартирке — мерещилось, что здесь ни разу не проливался свет, как будто темнота — единственная нужная сейчас поддержка, скрывающая все, что проявится на лице. И одновременно... он не находил в себе душевных сил прятаться — все уже выдернули наружу. Осталось испробовать на себе коктейли из страданий, обреченности и прочего травмирующего дерьма... Сказочный отдых после выматывающих похождений. Хорошо бы поблагодарить Амадо и можно немно-о-ого погрязнуть в агонии: отлежится на диване и завтра подумает, что делать дальше. Главное не отправился на тот свет... зато чуть не отправил туда товарища. Интересно, какое мнение у коллеги по поводу поступка Ишшики? По идее, обид возникнуть не должно, либо... ...он получит таких звездюлей, что и не снились в последние тысячи лет. Инопланетянин проморгал момент, когда они оказались не у дивана, а в спальне. Если его привели сюда, значит... А что это значит? Предстоит узнать: вдруг мужчину разъедает гнев или смятение, или ощущение, что все сделано неправильно... Оу, да-а-а. Образовался океан недомолвок. Расхлебывать и расхлебывать... Обожает. Со зрелыми личностями «веселее»... И что отвечать? «Я спас тебя, ибо нам обоим это выгодно», — прекрасный и скверный вариант, в котором струятся расчет и желание поставить стену. Определенно нет. «Я спас тебя просто так», — совсем фигово: словно Ооцуцки маялся бездельем. Преисполненный отваги голос молнией пересек хриплой теплотой заторможенные размышления:

— Ишшики, попробуй как-нибудь кого-то спасти. Мысли не всегда быстрее действий. Тело движимо рефлексами.

Иронично, ведь в тот раз он не услышал околонасмешливого «Ишшики-сан»... что намекало на несвойственную ему серьезность: получить «Ишшики» вместо обыденного «Ишшики-сан» равнялось твердому, предрекающему опасность «Момошики» заместо ехидного «Момо-чан» Сколько можно преследовать его?.. Надоели... До предела опустошенный Джиген сам опустился на кровать. Хотелось взглянуть на Амадо — мешал непомерный страх, не имеющий начала ни в одной мысли... Это, скорее... простой, мешающийся меж ребер ураган, когда просто не знаешь, что с тобой происходит, когда не можешь прислушаться к внутреннему «я». Ты просто наедине ни с чем. Полый и бесполезный. Товарищ наконец-то осмелился сесть рядом, слева, хоть и не должен что-либо делать... Естественно, начнется эпопея «зачем ты меня спас?», правда драма подобного типа не присуща благоразумному состоявшемуся мужчине. Настолько благоразумному, что бросился на опаснейшего демона. Невзрачные попытки гнева разыграться и придать настроение отчитать изобретателя не привели к чему-то сносному: молчание против воли сжимало губы. Ему более ничто не повинуется. Амадо потянулся к выключателю лампы на тумбочке, но Джиген осторожно дернул его за рукав кожанки. Пф, света не хватало... Зачем, спрашивается, портить спокойную, дурманящую темноту?.. Наверное, у мужчины масса вопросов... Непонятки разгребут, все нормально, все нормально... Трухлявое тело вдруг обмякло, и он машинально упал лбом на плечо, покрытое прохладной, немного потертой кожей, — на кровать падать страшновато. Может, ситуация не так уж и плоха... Может, есть возможность встать на ноги... ...может, он не одиночный игрок... Последнюю энергию он потратил на едва цепляющую слух фразу: — Хвала Богам, они послали мне тебя... Ооцуцки очнулся довольно поздно: «15:45» на электронных часах на тумбочке вроде бы провозглашали, что скоро обед. Не сказать, что он выспался и хоть чуть-чуть восполнил запас сил: месиво в гудящей голове и неспособность долго держать глаза открытыми явно не признаки приемлемого состояния. Тестовая попытка согнуть руки, чтобы упереться ими в матрас и привстать, увенчалась неудачей: тянущая боль в мышцах прокатилась по плечам и шее, заставив прекратить «издевательства». Следовало засыпать на спине... Он зарылся лицом в подушки, больше заползая под одеяло — в тепло и уют. Нужно встать, принять душ, переодеться, проверить тело, переговорить с Амадо, а пришелец мало того, что пробыл в отключке часов одиннадцать, так еще и отказывается выбираться из чужой постели. Между прочим, пусть он безмерно уважает хозяина квартиры, однако нельзя не предложить побороться за спальню, — здесь лучше, нежели на диване. Звучит, как тотальный наглеж, но Ишшики всегда готов посоревноваться за что-то достойное. Нарывается на щедрую порцию мерной приструняющей язвительности... Кстати, и после вчерашнего милости товарища ожидать не стоит. Был бы с ним кто-нибудь другой — пропустил бы мимо ушей все претензии, но... с бестолково смелым — глупым — человеком случай иной пробы. Он скомкал мягкое толстое одеяло, зачем-то сильно-сильно прижимая его к себе. А может, и вовсе не вставать?.. Отлежится, отдохнет от битвы и нервотрепки, как было заведено в старые добрые. И пришелец, демоны его раздери, готов бить поклоны тому, кто выбрал шторы в эту комнату, ибо те идеально защищают обитель гения от доставучего солнечного света, что потенциально может сжечь усталые черные глаза Сосуда... Черные глаза, что словно заплыли отравленной антиматерией, иссушающей все внутри, останавливающей сердце... Резко всплывшее воспоминание распалило мигрень так, что на секунду сперло дыхание. Все же надо встать и заняться чем-то. Отвлечься. Не погружаться в темные воды памяти. Сначала, не скидывая с себя одеяла, так как в квартире было холодно, Джиген сел, преодолевая ощущения рвущихся тканей и хрустящих суставов, и уставился в бежевую стену, тут же покрывшуюся кляксами всех цветов радуги. Поест и придет в норму... а лучше выпить: пока лучше воздержаться от использования любых техник, поэтому придется вскрыть заначки товарища. Скорее всего, Амадо и сам будет не против залить экстремальные события последних дней чем-то крепким. Или подождать до вечера?.. Выждав прояснение «на горизонте», он, завернутый в одеяло, медленно встал с кровати, прислушиваясь к бьющемуся о череп давлению. Штормит на восьмерку. Почувствовав себя плюс-минус стабильно — ох, вырубится при малейшей нагрузке, — инопланетянин сделал три больших шага к дверному проему и оперся на него, внимательно щурясь на гостиную, где коллеги, конечно же, не было. Испытание продолжается: нужно шаркать на кухню. Едва печально опустив взгляд в пол, он пошел направо по коридору и, придушив внезапное желание запереться в ванной, когда проходил мимо нее, свернул еще раз направо. Небольшая кухня встретила нежеланным солнечным светом прямо в глаза. Мирно потягивающий чайочек Амадо и не обратил на него внимания, быстро записывая что-то в блокноте, — и снова он горбатится. Вдобавок странно ногу на ногу закидывает. На столе стояли сковородка с половиной омлета, пиала с водорослями (9) и креветки в кляре, однако слюна даже не выделилась. Ну да, зачем организму пробуждать голод, если еда не исправит жуткое физическое состояние?.. Умереть легче, чем залатать все трещины. — Вообще-то трудно не заметить ходячее приведение, — справедливо... — Особенно когда оно шуршит и сопит, — почему он не отрывается от заметок? Зол? Рассержен? Готовится порицать? Все варианты одинаково хреновы. Отбиваться нечем. И нет смысла, впрочем. Ишшики пробовал вымолвить хоть словечко, но голосовые связки, привыкшие к молчанию и потом потерпевшие такую колоссальную нагрузку, как редкий для него крик, отказались нормально работать, из-за чего пришлось обойтись шепотом с перебоями: — А ты забавный, — почти неслышно... Класс. — К твоему сведению, я хотел заехать тебе по лицу еще вчера, однако сжалился. Обычно у меня не возникает подобных идей, но ты... Ха-ха! Ты смог довести, — не то чтобы воин пуглив... звучит угрожающе. — Как самочувствие? — порка продолжается — и фразу не вставишь. — Поспать бы недельку, и буду, как новенький, — его улыбку можно было назвать расслабленной лишь с натяжкой. — Скажи, как можно завраться и недоговаривать одновременно? — ...ему конец. — Это... — брови занятого товарища сдвинулись на переносице. — Боги, это — фантастика. Ты думаешь, я напрочь тупой, что ли? — Я такого не говорил, — с трудом промямлил Джиген. — Точно! Ты вообще ничего не говорил, — мощный аргумент... — И не подумай, что я жалуюсь. Наоборот: я доверился тебе и вынес испытания храма... вместе с тобой. — И чуть не погиб. — А теперь погибнешь ты. Сказанная явно не специально реплика повисла между ними. Да, погибнет. Его песенка спета. — Но, — неожиданно начал коллега, — если ты считаешь, что я твой последний шанс... так тому и быть. О, нет... Нет-нет-нет-нет-нет! Зачем он ляпнул это вчера?! Сука, привязал к себе человека... Окончательно и бесповоротно! Спасение изобретателя задумывалось как плата за то, что он оставил Ооцуцки жизнь при первой встрече, плюс, благодарность за ангельское терпение. Не хватало задолжать кому-то! В его положении не хочется обязательств и взаимностей. Никаких возвратов и обменов. — Забудь. — Иди нахуй. Эх, может, сделать себе харакири?.. Это будет перспективнее спора с ним. У длинноволосого мужчины закружилась голова — пришлось облокотиться на стену правым плечом. Зато наконец-то заслужил равнодушно-презрительный взор Амадо. Хоть что-нибудь. — Что— Грядущий вопрос был прерван на выдохе: — Дай мне секунду!.. — за несколько мгновений стало чуть полегче, и Ишшики сел за стол напротив погрязшего в размышлениях Амадо — тот сразу встал, закрыв блокнот, будто и видеть его не хотел, взял чистую тарелку рядом с раковиной, пластмассовые палочки и поставил перед кислым пришельцем, который не мог и «спасибо» сказать... в какой-то мере из гордости и досадной обиды. Товарищ убрал свою тарелку и, с минуту провозившись возле раковины, бесцветно тихо поинтересовался: — Чего ты в одеяле ходишь? Он, не углядев «ловушек», дожевал водоросли и ответил: — У тебя холодно. — У меня отлично: под двадцать два градуса — для середины осени самый сок. — Во имя Восьми Богов, не ври, — выдерживая ровные тона, прохрипел мужчина. — Я с утра продрог так, точно в снегу спал. Если тебе все равно на низкие температуры, не значит, что и мое тело одарено этим бонусом. — Ишь как сразу раскудахтался, — напускной сарказм получился тускловатым. — Слушай, а ночью тебе не казалось, что холодно?.. Память отказалась доставать информацию, потому пришлось бросить отрывистое: — Не помню. — А чувствуешь что-либо помимо холода?.. — поглядим, куда приведет опорос. — Притупленную головную боль, тяжесть в конечностях, ломит шею и плечи, першит в горле, грудь будто чем-то залита, отчего иногда покашливаю, — отчеканил Ооцуцки, ковыряя омлет в тарелке. — Нет аппетита. — Зашибись... — непонятый вздох коллеги напряг его. — Умираю?.. — шутливо поинтересовался Ишшики. Только бы не запустили посудой или чем-то острым — не хотелось выворачиваться ради Сукунахиконы. Амадо, ругаясь себе под нос, вышел из кухни. Похоже, реально умирает. Мужчина быстро вернулся и положил на стол какую-то продолговатую стеклянную штуку, заостренную на конце, в прозрачном футлярчике — внутри нее была шкала с тонкими черными полосками и цифрами. Инопланетянин хмыкнул, не поддаваясь серьезности товарища: — И что это? — Оружие убийства, — наверное, смешно издеваться над умирающим. Мужчина понял, что его выпад не оценили и продолжил: — Обычный земной ртутный градусник или термометр — оба варианта верны. — У нас ртуть служила лишь в качестве отравы, — зря он это вспомнил во время трапезы... — Пей на здоровье, — снова кинул шпильку изобретатель. Срывает злость, как может. Объективно... воин заслужил. — Термометр уже сбит, потому тебе нужно лишь вынуть его из футляра и засунуть в подмышку металлическим кончиком минут на десять. — А зачем мне мерять температуру? Его осенило. Собирая симптомы и факт вчерашней «прогулки» по морозу и слякоти в кучу, можно прийти к выводу, что... он заболел. — Объяснения излишни? — на всякий случай полюбопытствовал Амадо. В высшей степени неприятное смешение недовольства и изумления заставило скрипнуть зубами. Умудриться заболеть? Неизвестной болячкой? Впервые за три тысячи лет? Лучшее. Товарищ взял блокнот с тайнами и покинул его. Одного-одинешеньку. — Не забудь помыть за собой тарелку, — донеслось с икрой ехидства из гостиной — пришелец еле удержался, дабы не сломать палочки от внезапной вспышки агрессии. Надо бы выпить чаю... После завтрака-обеда Ишшики пошел в ванную — тарелку он помыл, к слову, и даже убрал со стола, — кое-как умылся, переоделся в любимый бордовый халат, не убранный, хвала Небесам, в карманное измерение еще до похода в храм, и хотел устроиться на диване, однако его безапелляционно выгнали в спальню. Им нужна квартирка попросторнее, а то доброта коллеги, по правде говоря, смущает. Инопланетянин лежал в полутемной комнате с градусником за пазухой, со скукой буравя белый потолок — фреску бы сюда... — под аккомпанемент стука мела о доску. В нем ныло желание забить на болезнь и поучаствовать в том, что делает мужчина: словно отныне он обязан ассистировать во всех его делах. Джиген вроде прекрасно осознавал, что Амадо просто поступает не как последний мудак и просто проявляет обыкновенную заботу, но о душу скреблась неуклюжая вина. Давненько он не испытывал себя чувствами — сдуреть можно, ибо его эмоциональное равновесие было против. Вспомнить бы вчерашний день полностью — впечатлений хватит на пятьсот лет вперед... — Амадо-о-о-о-о, — жалостливое обращение с мягким сипением слетело с губ, — что требует так громко писать по доске?.. Ответ поступил не сразу: — Отдыхай и не думай об этом. — Мне скучно. — И что я сделаю? Заболел — болей, — за что ему сие наказание, а?.. — Лучше скажи, как самочувствие? — А что ты чиркал в блокноте?.. — не унимался воин, уже готовый сорваться из-под одеяла в гостиную. Сейчас продолжительное угрюмое молчание порядком припугнуло, потому что на больную голову читать чужие мысли не удавалось, и пришлось повиноваться: — Очень клонит в сон... Мутит, как перед потерей сознания. — Ибо следовало не глупить с кристаллом. — Мой кристалл: что хочу, то и делаю. Все-таки он решил, что не потерпит любой критики своего решения. Предстоит вернуться к этому разговору, однако пока... пусть все уляжется. И, о, чудо! Товарищ не стал отбивать выпад! Через пять немых минут изобретатель пришел за термометром. Не поднимая на него размытого взгляда, пришелец смиренно отдал прибор и, быстро закутавшись в одеяло, развернулся на бок к окну, от мужчины. Абсолютно детский порыв, но лучше уж так, чем в его-то положении выказывать недовольство словесно. — Тридцать семь и девять. Поздравляю. — Можно без подарков, — отстраненно пробубнил Ооцуцки, уже зная, что норма — тридцать шесть и шесть. Примерно до шести вечера Амадо творил у доски, а инопланетянин безвольно валялся в кровати и лакал чаи с вареньями, — он хотел бы уснуть, но надоедливая головная боль вставляла палки в колеса: даже малейшая потуга обдумать что-нибудь стягивала стальной обруч на голове. Джиген не сразу заметил то, что за ним наблюдают из дверной щелки. — Жив? — шепнул в сонную мглу мужчина, сверкая двумя ярко-оранжевыми стеклышками. — Вроде... — Я тут это... Пойду в город — скуплюсь. Ты отдыхай, — весь день, черт возьми, «проотдыхал». — Скоро вернусь. Ишшики без тревоги обнял вторую, ранее не использованную подушку: — Угу, только режимные объекты по пути не взрывай. — Ничего не обещаю, — тепло ухмылки ясно отбилось во фразе. На секунду нагрянувшее облегчение исчезло с закрытием двери. Вновь в одиночестве... Ничего. Он вернется, а пока хорошо было бы прикрыть глаза на полчасика. Полчасика превратились в полные четыре. Воин отрубился на четыре гребаных часа. Естественно, все неземные силы решили поглумиться над ним, придав сну обратный эффект: гул пустоты в тяжелой башке начал раздражать сразу, чтоб его, температура, вероятно, потихоньку собиралась расти. Вроде бы не слышно, чтоб коллега вернулся, но стоит проверить. Джиген, на удивление, без усилий встал на ноги — отсюда и нагрянули проблемы: при повышениях температуры сердце испытывает недюжинные нагрузки, плюс, земное тело впервые за много лет подкосило, а возможности активировать Карму, чтоб та восстановила иммунитет, нет. Для получения антител придется по-настоящему переболеть. Пройти бортиком не удастся. Сделав глубокий вдох, он закашлялся — да-да, дышать полной грудью отныне запрещено. Ворча проклятья, аки покойный господин Тарине, мужчина выглянул в тихую гостиную, где в желтом свете лампы, стоящей у дивана, завис дух загадки. Так-с, Амадо уже долго пропадает... Лишь бы не понадобилось вытаскивать его откуда-то. Пришелец подошел к изрисованной вдоль и поперек доске — зрение, как назло, внезапно пропало... Не очень-то и хотелось! Ладно... ...хотелось. Он, уже еле-еле передвигая ноги и усиленно борясь с головокружением, направлялся к стеклянной дверце на балкон, нервно кутаясь в бордовый халат. Когда Джиген остановился «на передышку» возле рабочего стола товарища, размытый взор заметил пачку сигарет. Отец частенько курил в свои последние годы... Дым и пряные запахи придавали ему больше... магии, обвивая таинственностью. Конечно, вонючие земные сигареты не сравнятся с букетами папы, но... в такой уж его сын заднице — будет наслаждаться тем, что есть. Не стесняясь медленно распускающихся в голове желаний, Ооцуцки засунул пачку в карман и под одной из тетрадей нашел зажигалку. Хм, того блокнота нет... Замерзшие, встревоженные мелкой дрожью пальцы вертели диковинный приборчик, который чуть не выскользнул несколько раз, так как хватка была до противного ослаблена. Кстати о слабости. Ишшики злоупотребляет ею, выставляя напоказ как нечто сокровенное. Это когда-нибудь, черт побери, убьет его. Слабости никому не нужны вне дома. Боги, всего лишь слабость, а столько шума и запутанных мыслей... Он слишком много себе позволяет из-за... соблазнительной тяги к пониманию? Но зачем? Амадо вроде и так с ним на одной волне. Тогда причина в другом. Может, душевные раны требуют залить себя сожалениями?.. Жалостью?.. Не-а, как-то по-идиотски, хотя вполне вероятно, ведь он идиот. Переходим к самым ужасным вариантам. Номер один: ему яро хочется изливать эмоции и принимать чужие, ибо скоро накатит рецидив депрессии. Номер два: он оживает... Даже не знает, что лучше. А... умереть лучше. Ооцуцки отодвигал дверь так, будто она весила под сотню тонн: мышцы грозились вот-вот порваться, вид за стеклом время от времени сковывала тьма, в ушах назойливо звенело. Кое-как он выбрался наружу, быстро закрыв дверь, и облокотился на нее спиной. Через мгновение кожи коснулся первый легкий морозец — почти как у них. Не хватает снега... Да, воин определенно соскучился по снегу — пусть грузные красно-фиолетовые тучи, оттененные розовато-винным и темно-серым, исполнят хотя бы одну просьбу... еще и такую мелкую. Ооцуцки бы драматично съехал вниз, однако не охота пачкать халат и напрашиваться на усугубление простуды. Хотя он и так вышел на холод... Самое время брать от жизни все — один хрен подыхать скоро. Сверху начали спускаться маленькие снежинки. Мужчина оттолкнулся от дверцы ладонью и облокотился на металлические перила, фокусируясь на том, что находилось внизу: людишки шныряли туда-сюда, с равным восторгом реагируя на снег, фонарики в магазинчиках и ресторанах на первых этажах дома товарища и того, что напротив, освещали длинную улицу согревающим светом, что практически не доставал до последних этажей, оставляя им лишь безрадостное монотонное небо, что высвобождало лениво падающие снежинки, которые отлично выделялись на багровой ткани халата. Закончив залипать на пейзаж, Ишшики с особым вниманием посмотрел на обычную черную зажигалку и, нажав на кнопку сверху, «добыл» яркий, казалось, живой огонек — жаль, тот говорить не умеет... М-да, а ведь он терпеть не может огонь... но сам множество раз с удовольствием горел. Глядишь, месяц-другой и станет горсткой пепла... Смешно, что именно после трюка с Хашшодо пришелец наконец перестал бояться смерти: от нее не нужно бежать в панике... а просто на глаз определять расстояние — время — между вами и отходить. Он не то чтобы смирился... скорее, усталость сделала свое черное дело. Воин чувствует движение вперед — и это лучшее, что могло приключиться в последние месяцы. И зря он терзал себя словами старого еблана Митеширо, что Ишшики бездарность: идеально проделать сложнейшую технику для его вида доджуцу... которое еще и в одном экземпляре... сквозь старый измотанный Сосуд... без источника резонанса... чего-то это да стоит. Хотя у него с рождения есть немно-о-о-о-ожечко нечестное преимущество, что досталось благодаря тому же Митеширо, — оно и помогает при использовании Хашшодо. В чем заключается преимущество? По рассказу папы, когда они с Тарине-самой были подростками, будущему Второму пришлось побывать в шкуре Шодая. Буквально. Из-за этого в отце остались гены и крупицы силы царевича, что в будущем помогли лучше осваивать Унисон, Хашшодо и все, что касается фантастической связи Наместников. И, кончено, случайно полученные данные передавались каждому ребенку Бозацу Мьекена... что не обошло стороной и его сына. «Бонус» помог Ишшики легче и быстрее учить технику Такамимусби-самы, более тонко понимать расположение нитей пространства и поразительно точно находить баланс в резонансе с противоположными глазами, потому... он мог вполне свободно вертеть струнами в том в возрасте, в котором папе они еще и не снились — не без трудностей в окружении трех авантюристов-любителей перегрузок и наисильнейшего существа среди когда-либо живших. К сожалению, юному отпрыску Шодайме не судилось раскрыть полный потенциал техники... ибо сначала он потерял глаза... потом не стало и тех, ради кого училась Хашшодо: отец готовил новое поколение к величайшим в истории бедствиям, и Хашшодо нужна была для того, чтобы вовремя остановить Второго-саму, если потребуется, ведь только сией техникой — ну, и Шитаем — возможно заблокировать или на время отключить божественные очи. А что по поводу несчастных глаз сына Первого... Ооцуцки считает их потерю боевой травмой — один навсегда останется Бьякуганом, зато второй, совершенный, был подарен ему отцом. Фактически... папа наблюдает за миром даже сейчас... через своего единственного ребенка... с того света. Скривившись от колючего старого страха, он спешно вытащил пачку из кармана, достал одну сигарету и, покрутив ее меж оледеневших пальцев, зажал в губах. По идее, курение притупляет скачки в нервной системе... Опробуем. Мужчина зажег сигарету и сделал первую тягу.

это. было. ужасно.

Жжение во рту и по всей трахее, непривычный горьковатый вкус дыма, секундное помутнение сознания тут же вызвали горловой кашель — на мгновение показалось, что он умрет к чертям. Полминуты реабилитации зимним свежим воздухом, и вот — пришелец снова, вдумчивее и осторожнее, прислушиваясь к ощущениям, вдохнул гадкий дым. С каждым разом он привыкал и уже через несколько минут чуть ли не упивался ярким сочетанием смены морозного дыхания и жара сигареты — сводило зубы, однако это второстепенное. Быть никем в какой-то мере потрясно... Стоишь себе почти голый на балконе обычного дома захолустного городка захолустной планетки, куришь, ни о чем толком не думаешь, ничего не колышет сердце... Не гадаешь о будущем, полностью наслаждаясь обстановкой. Давно подобного не случалось... В последние недели мужчина до одури боялся остаться наедине с собой, а здесь сюрприз... приятная компания. И сантименты не накрыли... Да он в ударе. Веки самопроизвольно опустились от гуляющего по телу удовольствия, точно нет температуры, головной боли и других «прелестей»... Нужно почаще следовать велению чувств и превращать их в такие насыщающие истинным спокойствием моменты. Его однозначно пришибут за курение на холоде при постельном режиме, однако можно оправдаться тем, что в комнате было душно, и упрекнуть, что нечего класть сигареты на самом видном месте. — Он тебя уже и курить научил, — очень знакомый негромкий женский голосок совсем не напугал Ишшики. Он кинул на подругу товарища узкий взгляд через плечо: на удивление, она разоделась не чопорно и пестро — приталенное серое шерстяное пальто до колен с золотой брошью-звездой на правом плече, подвязанное пояском, синий платок поверх малиновой кепки вместо шапки, высокие черные лаковые сапожки на маленьком тонком каблуке не вписывались в запомненный образ ослепительной Эйды. Как он соскучился по элегантным одеждам... а в карманном измерении лишь старый плащ. Перед очередной затяжкой мужчина с порядочной твердостью спросил: — Откуда у тебя ключи от его квартиры?.. — Оттуда, откуда у тебя его сигареты. — Мне не нравится твой ответ, — выдохнув дым, слабо ухмыльнулся Джиген. — Не мои проблемы. Между прочим, где Амадо? — она ведет себя запредельно уверенно, как для того, кто вломился в скромный дом гения без спроса. Похоже, привыкла ко вседозволенности — это необходимо исправлять. — Думала, вы засиделись за расчетами. Попробует спровадить ее. — Амадо что-то передать?.. — голос в конце фразы снова скатился в хрип, что, бесспорно, не обделили вниманием. — Захворал? — девушка встала рядом, скопировав его позу. Вопросом на вопрос... — Да, и я заразный. — Не пытайся: все равно не уйду, — черт... у проницательного человека не может быть не проницательных друзей. — Тем более мне выпала шикарная возможность узнать тебя получше. Были бы у него брови — искривились бы с таким скепсисом, что не смог бы выразить даже господин Второй во времена повышенной эмоциональности. Он три тысячи лет назад усвоил урок, что свои карты нельзя раскрывать и тому, в ком уверен. Разве что Амадо не попал под это суждение из-за чутья и... покалеченной души, с радостью поддавшейся новой... потехе. И притом Джиген не исключал, что он жестко поплатится за проявление слабостей. Будет, что будет, однако... ...пусть последний шанс останется при нем, пусть хоть раз на него сойдет небесная милость... он не хочет терять свое лекарство... не хочет снова и снова закипать в страданиях... хватит уже... Из провала в размышления его вернуло жжение у пальцев — догорела первая в жизни сигарета... с беспокойно вертящимся ощущением неготовности к новым испытаниям. Как же плохо, что он совсем не бесчувственная тварь в подобные моменты. Не хватало потерпеть поражение из-за привязанности к земному существу — по отношению к изобретателю сей термин не пропитан унижением... Инопланетянин попытался скрыть уныние в глубоком вздохе, но получилось так себе. Он кинул остаток сигареты в чистую стеклянную пепельницу на подоконнике сзади. Да уж... превратился неизвестно во что. А реабилитироваться хрен знает как... Понадеемся, что буря стихнет к утру... — Чего ты хочешь от меня? — флегматично промямлил мужчина, вновь опираясь на перила. — Я же сказа— — Конкретнее. — Ты не в духе, я поняла, — о, ее не приструнила угрюмость пришельца... Изумительно. — Но если я позову тебя пообщаться при Амадо, то у него возникнут вопросы, чего и мне, и тебе не надо. Ты, судя по всему, запредельно умный мужик, поэтому должен улавливать, что я хочу донести. — Много стрекочешь. На будущее: я понимаю... — он сделал паузу, ибо хотел по привычке сказать «существ», однако при ней нельзя вести себя подозрительно, — ...людей с полуслова. А иногда и без них. — Тогда, будь добр, просвети: почему я так интересуюсь твоей персоной?.. — действует в обратную сторону и заодно тестирует... Весьма предсказуемо, но забавно. Можно ответить... и загнать в ловушку. — Первое: тянуться ко всему таинственному в человеческой природе. А я таинственный, — угу, и жутко горд этим. — Второе: я возник ни с того, ни с сего: весь из себя пугающе мозговитый и обладающий доныне невиданным багажом знаний. С поразительной легкостью решаю математические задачи, над которыми ученые бились тысячелетиями, описываю невероятные явления, часто пишу на незнакомом вам языке... — ...машешь огромным эго, — добродушно добавила Эйда. Это огро-о-омное эго хотя бы оправдано. — В общем, я не могу не привлекать, — со смягченным удовольствием от ее примечания завершил тезис Ишшики. Переходим к сладкому — здесь для пущего эффекта придется поддерживать зрительный контакт с собеседницей. — Третье... Амадо, — он специально остановился, ожидая выпад. Девушка поджала губы и еле нахмурилась: — Что «Амадо»?.. — Основной причиной, почему я тебя напрягаю, — да, именно это, — является наш общий знакомый. Логика проста: взрослый, видавший виды мужчина связывается с другим загадочным мужчиной, который вдруг оказывается равным ему: без многолетних склок, доказательств и соперничества. Амадо сразу принял меня... что, как я понял, совсем не свойственно ему. Я экстерном попал в ранг особенных... — прищурившись, Ооцуцки шепотом выделил: — ...куда долгое время не возводили тебя. Да вот только... дело в том, что я все равно стою куда выше, и ты с первой секунды нашей встречи ощутила низость своего положения в моем присутствии. Большие синие глаза, что казались пустыми на протяжении монолога, пронзила скрывающая яд насмешка: — Ты чертовски хорош в анализе... и в недооценивании. Воин надменно фыркнул — защитная реакция? С чего бы? — Что еще объяснить тебе на пальцах? — Спасибо, обойдусь: у тебя лак ободрался, — сучка... — У Амадо есть черный, если что. Джиген пропустил мимо ее слова: — Так ты довольна моим ответом? — Предельно. Ты быстро установил границы, что похвально, — спокойно кивнула она. — Только не думай, что разобрался в Амадо, если он подпустил тебя настолько близко. Вы не одного поля ягоды, — действительно?.. Это предстоит выяснить. — Мы знакомы всего пару недель — о чем речь? — По тебе видно, что ты возлагаешь на него какие-то... надежды, — липкое напряжение в секунду облило наблюдающего за осенним небосводом пришельца. Точно следует идти на попятную. — Отрицай, если тебе так легче, но-о-о я останусь при своем, — смена планов: лучшим выходом будет промолчать. — Как бы умело ты не запирал в себе это обожание, оно все равно струится наружу: окей, глаза не говорят, а тело... — Эйда задумчиво фыркнула, — тоже не слишком экспрессивное, однако ты делаешь выдающие с потрохами жесты. Редко, но метко. Неужели за годы он позабыл о том, что за невербальным языком обязательно следить целиком: от положения пальцев до угла поворота к другому существу?.. При знакомстве с девушкой он вроде держался нормально. Если она имеет в виду «промахи», то мужчина не видел смысла сильно зажиматься при ней... тем более в неформальной обстановке. — Ха! Утрируешь. Отчего я должен был закрываться от тебя? — Ты похож на того, кто закрывается, — в яблочко: характеристика прошлого Ишшики... но не нынешнего. — По этому пункту... вы с Амадо совпадаете. Правда... очкарик-старикашка сдержаннее и уравновешеннее, — а воин тогда психованный неадекват! — «Очкарик-старикашка»... так и передам. — Не волнуйся: он отлично знает все свои прозвища. Кстати, ты ему случайно не придумал чего-нибудь забавненького?.. Он оперся виском на прямые пальцы правой руки, упирающейся в перила: — Я не фанат кличек. Вдобавок наделять ими солидного мужчину... неэтично. — А ты очень этичный? — запредельно. — Считаю, что, называя, кхм, человека по имени, я выказываю положенное уважение и признательность. И повторюсь: я знаю его не так долго, дабы позволить себе... кидаться прозвищами, а ты... знакома с ним много-много лет. — Сам признаешь мое преимущество, — перетягивание каната уже поднадоедает. Ей пора идти, учитывая, что температура Ооцуцки опять решила пошалить. — Я констатировал факт — ничего больше. — Боги, где ты такой упертый взялся? — игриво полюбопытствовала Эйда. Взор снова поднялся в небо. Оттуда. Прерываемая ветерком тишина наполнилась тревожной суровостью, будто девушке стало трудно говорить: — У тебя есть мечта? — оу... откуда у нее взялось желание это спросить?.. — Есть... — блять, слова вышли сами... — Он сказал, что исполнит ее. Не знаю, что подразумевается, но ты дал ему цель. Впервые за полгода он чем-то загорелся... — то есть Амадо и Эйда обсуждали это... и намерения коллеги серьезны. — Я рада за него, — налет грусти в ее приглушенных интонациях указывал на прошлое, о котором инопланетянин почти ничего не знает... — Надеюсь, исполнится и моя мечта. Вашу мать, почему и на Земле обожают не придавать речам контекст? Воспользоваться этой внезапной слабиной, что ли?.. — Что за мечта, если не секрет? — Чтоб все было... как раньше. Самая ужасная мечта из тех, что можно себе выдумать. Никогда и ничего уже не будет «как раньше» — уж Ооцуцки знает наверняка, однако... об этом не подозревают люди. Резко появилась... перспективная идейка — точно звезды сошлись, сложился пазл. Неужто мужчина оказался в правильном месте в правильное время среди правильных особ?.. Он ведь реально сможет вернуться домой... и не с пустыми руками. Опаленные морозным воздухом легкие стиснул настоящий восторг от собственной гениальности и находчивости — вмиг в нем вспыхнуло столько радости, что широченную улыбку пришлось закрыть ладонью и параллельно пытаться наладить участившееся дыхание. Хотелось что-то проорать, но, пожалуй, не следует... Поздновато уже. Ишшики правда снова будет сидеть на широкой мраморной террасе семейного поместья?.. Дома?.. Распивать вино и наблюдать за движением двух лун по ночам?.. Ходить на работу, потом на пирушки?.. Разминать кулаки о серые хари солнечников?.. Невероятно! Всего лишь нужно взять своего товарища инженера, дать ему все необходимые знания, чтоб он состряпал нормальный Сосуд, восстановить это тело хотя бы до состояния, позволяющего открывать порталы, достать запасного Десятихвостого, скормить ему одно из тел, и дело в шляпе. Проблема во временных рамках: человеческий геном и близко не приближен к Ооцуцки, потому новый Сосуд будет зреть крайне долго, если не найдется способов ускорения сего процесса... Также пригодный Сосуд нужно для начала найти, и это далеко не пустяковая задачка — люди слабые и вряд ли без искусственных модификаций выдержат его силу... как нынешнее тело. Паршиво то, что два счастливчика с войны заведомо не сгодятся в Сосуды: они наделены мощью королевской ветви клана, а следовательно... несовместимы с ним — не поможет и частичка богов внутри. Поговаривают, у одного из звездной парочки есть Риннеган, потому можно сразу ставить крест; второй вообще пользуется минимумом базовой силы царевичей... Чакра, протекающая в юношах, просто напросто будет конфликтовать с генами пришельца, и Карма не вызреет, ибо будет подавлена, учитывая то, что его очи иногда даже переставали работать, когда Тарине-сама или его дети входили во вкус. Вдобавок при взаимодействии противоположных энергий существует риск создания искривлений, а повторной беседы с Аменомикануши-самой как-то не хочется. Ничего. Со всем разберется и... победит время и смерть. Тогда... пора переманить людей на свою сторону. И нет, за грядущую ложь ему не совестно — желание попасть домой сильнее в сотни триллионов раз. Однако... Что насчет Амадо, человека, что первым искренне и добровольно вызвался вытащить его еще до того, как Джиген плюс-минус поверил в самого себя?.. Как поступить с ним в гибнущем мире? Забыть внезапные... связи, ибо в случае их сохранения в будущем не отстанут кошмары или... ...проклятье, нет! Стоп! Не надо сейчас углубляться в этот вопрос, иначе и так больной голове будет худо. Но вина... Воин ненавидит вину, что постепенно снимает с него скальп год за годом... Не хватало второй такой... От нее невозможно спрятаться, избавиться... Ее нельзя залить крепчайшим алкоголем, выпустить с кровью из вен, излить слезами, перекрыть более сильными страданиями... и забыть. Либо пора научиться игнорировать это чувство, подобно остальным?.. — Э-э-эй! — ладонь Эйды замахала перед широко распахнутыми, застывшими глазами. — Что за ступор? Он спешно ответил: — Все хорошо. Одна мысль в голову ударила — вот и замкнуло. Девушка облегченно растянула розовые губы и резко нахмурилась: — Не замерз? — Почему тебя вдруг это заинтересовало?.. — прыснул инопланетянин. — Мы стоим тут уже минут десять, я — дольше, а ты только додумалась спросить? — Хотела отвлечь тебя, и все, — кокетливо сощурилась она и пошла к двери. До дурного счастливый мужчина бросил ей вслед ехидное: — Если что, теперь Амадо сможет узнать, куда мистическим образом пропадают его тетрадки, — это реальная проблема, между прочим... и кража интеллектуальной собственности. Эйда не подала признаков испуга: — Круто! А когда узнает, куда деваются его сигареты... — не закончив, она закрыла стеклянную дверцу и помахала в качестве прощания. Ооцуцки провел ее взором и, когда послышался хлопок входной двери, повернулся к улице, задыхаясь от бьющего ключом счастья. Все казалось очень живым, как для того, кому Вселенная на данный момент отсчитывает последние месяцы. Он застыл от досадного осознания, что этот всплеск ненадолго... Вскоре его закует в себя усталость и повалит на кровать на ближайшие пять дней. Следует поторопиться и брать от жизни все. После второй сигареты хотелось прилечь здесь и наблюдать за снегом. С третьей сигаретой, само собой. Некритичное головокружение и тяжелеющая голова сообщали о том, что пора бы в постель измерять температуру, однако оставить этот восхитительный вид... разрушить атмосферу... преступление. Когда еще выпадет возможность побыть собой?.. Кстати, как избавиться от запаха дыма?.. Выпить кофе? Он так и не научился кипятить чайник, потому лучше воздержаться. В принципе, можно положиться на стойкий сигаретный запах в квартире — это и прикроет. А вообще... Джиген — самостоятельный Ооцуцки, который сможет ответить за свои действия. И нужно куда-нибудь вытряхнуть пепельницу, однако лень заставила просто поставить ее на бетонный пол, в уголочке. Теперь лотерея: захочется ли товарищу выйти на балкон или нет. С тлеющей грустью и... благодарностью он блекло улыбнулся грузному небу и, глубоко вдохнув, вошел в теплую гостиную. Пришелец решил преодолеть любопытство и не читать содержимое доски — оставит объяснение этой прелести Амадо. К слову, ему тоже следует кое-что разложить по полочкам... Воин положил зажигалку и сигареты на место и поковылял в ванную, где от мнимого страха быть отчитанным трижды почистил зубы. Выключив лампу в гостиной, он вернулся в темную спальню, самостоятельно сбил градусник и, борясь с подкрадывающимся сном, померил температуру. Тридцать восемь и два. Ожидаемо. Болеем на полную. Он, будто обиженный сам на себя, завернулся в одеяло, обнял полюбившуюся вторую подушку и стал уповать на скорое погружение в сон и на то, что изобретатель вернется с минуты на минуту. И... издевательства Небес продолжились: показалось, что в абсолютном черном безмолвии пролетела вечность, которую, спасибо Богам, не нарушали даже мысли, — да и думать сил не было... Глаза открылись сами... снова почти в полной темноте — лишь матовый серо-лазурный свет падал на левый край кровати из-за штор. На часах было два часа. Назрел вопрос: его разбудила температура или окончательно сбитый режим сна?.. Ни один из ответов не является удовлетворительным, но лучше узнать. А если и то, и другое?.. С минуту прицениваясь к вариантам, он понял, что подходят оба... Надо ж было довести себя до такого... Так реально сдохнуть можно... и в очень короткие сроки. Хм, Амадо уже должен был вернуться. По идее. Скорее всего, он тоже лег спать. ...скорее всего. Лучше проверить, дабы не доставали лишние тревоги. Игнорируя скользящую по груди боль от дыхания, мужчина медленно сел, выпутываясь из одеяла, и возникла идея никуда не идти, ибо, когда при малейших нагрузках начинает кружиться голова, это явно сигнал не бегать и прыгать. Вдруг дверь приоткрылась и оттуда выглянул, черты его раздери, сонный Амадо: — Собрался на пробежку? — смешно-смешно... После укоряющего молчания он добавил: — Я прям учуял, что ты пойдешь искать меня. Ишшики протер глаза на всякий случай — у него не галлюцинации. — Хоть вернулся, — его шепот едва слышен... Отчего голос пропадает? — Я встретился с Эйдой, и мы заговорились, — вот блять... она могла сдать его. — Кстати, что ты, простуженный, делал на балконе в почти минусовую температуру? Воспаление легких хочешь? — и сдала... Спасибо на том, что про курение не сказала! — В комнате было душно, — лениво оправдался Ооцуцки и упал спиной на матрас, опуская тяжеленные веки. — Как себя чувствуешь? — Чуть живее мертвеца, — фу, и привычное монотонное мямление испорчено... — Примерно в одиннадцать было тридцать восемь с чем-то... не помню — чудом уснул... А теперь вряд ли отрублюсь. Да здравствует бессонная ночь... Изобретатель вернулся к нему через пару минут с большой белой чашкой чего-то горячего. Запахло цитрусами. Сгорбленно сидящий Джиген задумчиво покосился на мужчину — тот спокойно отметил: — Травить тебя пока не собираюсь, — ха, «пока»? Инопланетянин, не сводя уставших очей с оранжевых стекол, осторожно взял чашку, грея о нее руки. В нос ударил резкий лимоновый аромат — лекарство?.. Похоже, современная земная медицина тоже базируется на всяких отварах, а не только на таблетках и сиропах. — Ты собираешься тут стоять?.. — пялясь на содержимое чашки, просипел воин, на что мужчина обошел кровать и сел на нее со свободной левой стороны, закинув ноги на матрас и скрестив руки на груди. Просто гений. Все равно обоим не спится. — Я подлатаю тебя при любом раскладе, — тихо проговорил товарищ, буравя из-под очков стену напротив. Ишшики отпил кислого напитка — комментарии не нужны.

— У тебя есть мечта?

— Есть...

— Он сказал, что исполнит ее. Не знаю, что подразумевается, но ты дал ему цель.

Выходит, Амадо собирается помогать ему в том, в чем не разбирается... Это — слепая, упертая вера в успех, и не важно, какие сумасшедшие знания свалятся на него впоследствие, так как он голоден к новому. Изобретатель вытащил хорошо знакомую зажигалку и начал щелкать ею, притуплено наблюдая за исчезающим и появляющимся маленьким огоньком. — Слушай... как ты все-таки растворил кристалл? — а-а-а, зажигалка нужна для того, чтобы успокоиться: ему неловко поднимать сию тему. Ооцуцки тоже не особо представлял, как объяснить происходящее в храме. Повезло, что первый вопрос легкий. — Я смог активировать Карму, что дала мне требующийся объем энергии для расщепления камня. Тогда я не знал, получится у меня или ты умрешь, однако я плюнул на все и сделал это. — Но... до похода ты же упоминал, что Печать неактивна из-за ослабления, — сейчас он сам все поймет. — Ты... переступил через себя, верно?.. — Люблю твою догадливость, — он удачно прикрыл смятение сарказмом. — И я не имел права дать тебе умереть. Вместе вошли в храм... — ...вместе и выйдем... — ух ты! Неужто меж ними образовалось что-то а-ля связи Наместников? Настоящее чудо. — Я тоже чуть ли не ежеминутно прокручивал в голове эту фразу... И ты очень напугал меня... и забыл, что я немного несовместим с боевыми действиями. — Отсек голову демону? Отсек! Значит, в вояки сгодишься, — на нервах начал заливать все сарказмом — нехорошо... — Я больше по тактико-дипломатической части. — Я тоже, но размять кулаки всегда не прочь. — Отпадно дерешься, кстати. — Отрадно слышать, — самолюбие ликует. — Это ты меня во всей красе не видел. Амадо не отлипал от огонька: — Спасибо, не хочется: прикола с нитями хватило. Стоит спрашивать, кого ты боялся на протяжении всего путешествия? — Ты уже спросил, — мужчина сербнул из чашки. Он про одну из фраз на песке... Угораздило же написать подобное. — Дракон из красных звезд означал существо, о котором я неоднократно рассказывал, а именно о Нидайме Тарине-саме, чья кличка Дракон еще с подросткового возраста. Ну, или Царь-дракон — как угодно. И самым ужасным исходом была бы встреча с ним в качестве финального испытания. — Ты так говоришь, будто с Хааторесу, или как там его, было проще простого. — Если честно, то да. Лучшее, что могло произойти в святилище, — и при этом он хотел откинуться на протяжении всего похода. — Боги, что заставляет вас строить настолько кошмарные храмы?.. — ох, здесь слишком много рассказывать. — Это все вопросы? — и про «я ужасное существо» не упомянет?.. — Наверное... Может, потом что-нибудь придет на ум, но грузить тебя этим нет смысла: твое прошлое не касается меня, и травмы, оставленные там... тоже. Мне интересны только настоящее и будущее, — слов благодарности не хватит... — И впредь давай тщательнее готовиться к рубиловам в храмах, а то мне без подготовки было не очень. — Я тоже не ожидал, что навалится столько всего... — язык не поворачивается назвать поход весельем. — Хотя ходил в храмы и похуже: принесение обязательной жертвы — вот это тянет на сложный уровень. — Инопланетяне жестоки. Ооцуцки поднес чашку к губам: — О-о-очень, — вероятно, это и есть их главная проблема... Пустой взгляд зацепился за извивающийся огонек: потухает и зажигается вновь, потухает и зажигается... и так, пока не испортится зажигалка, потому ее нужно менять. Аналогично с Кармой и непрочным Сосудом: Печать будет работать до полного разрушения тела... которое можно и даже нужно сменить... как зажигалку. В мыслях все встало на места. — С исполнением моей мечты поможешь только ты, ведь так?..