Кипа Тау

      Утром того же дня встревоженный Чимин вбегает в их комнату и впопыхах будит Тэхена:       - Тэ, Тэ… Солнышко, вставай, просыпайся. Просыпайся-я-я…       Тэхен мычит недовольно:       - Мммм… Чимин-ши-и-и… Отста-а-а-нь…       - Нет, нет, вставай, это срочно, очень срочно, - говорит Чимин, поднимая того насильно с кровати, чтобы он сел.       - Ма-а-ам, ну еще пять минут…       Тем не менее, нехотя садится и еле разлепляет глаза ото сна:       - Ну что такое?       Чимин выглядит крайне обеспокоенным. Он садится рядом с Тэ и смотрит ему в глаза, кажется, стараясь подобрать слова.       - Выглядишь не очень, Чима, - говорит друг, зевая. – Ты не был в душе?       - Тэ, пожалуйста. Сейчас не до этого.       - Ну че такое-то?       Глубоко вздыхает. Смотрит в глаза Тэхену и говорит, выстреливая разом:                            - Я переспал с Мин Юнги.                            *Тем временем в комнате Юнги и Чонгука*       Юнги врывается в их комнату, пока Чонгук дрыхнет, как убитый.       - ПОДЪЕМ!!! Подъе-е-е-ем, блять!!! Подъе-е-е-ем!!!       Чонгук морщится и не понимает, что происходит, переворачивается на другой бок, даже не открывая глаза.       - Сука. ЧОНГУК!!! Вставай, БЛЯТЬ!!! – он подходит к другу и начинает его трясти.       - Мин Юнги, - говорит Чонгук, открывая глаза.       - Чон Чонгук.       - Мин Юнги. У тебя есть одна секунда, чтобы объяснить, почему я не должен прямо сейчас послать тебя нахуй. Поздно. Иди нахуй… - отвечает Чонгук и подкладывает себе руку под щеку, стараясь обратно погрузиться в сон.       - Чонгук… - говорит Юнги тише, что настораживает того. Все-таки он открывает глаза.       - Ну хули тебе надо в такую рань?       - Мне срочно нужно кое-что тебе рассказать. Это прямо пиздец, как важно.       Чонгук приподнимается на кровати и вздыхает.       - Ну че такое?       - Короче. Чонгук, слушай внимательно. Это сейчас будет проверка на дружбу, ясно? – говорит Юнги и тяжело сглатывает слюну, стараясь перевести дух. – Я пойму, если ты набьешь мне ебало после того, что услышишь, если ты пошлешь меня нахуй навсегда. Я все пойму. Но произошло кое-что, о чем не рассказать тебе я не могу, потому что это ПОЛНЫЙ ПИЗДЕЦ.       - Окей. Я приготовился к худшему. Рассказывай давай.       - Это ХУЖЕ, Чонгук.       - Бля. Я представил сейчас, как ты скажешь мне, что зарезал ребенка. Дальше?       - ЭТО ХУЖЕ В СТО ТЫСЯЧ РАЗ, ЧОНГУК! ЭТО ХУЖЕ! ЭТО ЕБАНЫЙ КОНЕЦ СВЕТА! ГРЕБАНЫЙ ФИНАЛ! АПОКАЛИПСИС! ФИНИШНАЯ ЧЕРТА! ПРОИЗОШЛА КА-ТА-СТРО-ФА!!!       - Юнги, ебанный в рот, хватит вопить. Да что произошло, блять?!                            - Я переспал с Пак Чимином!!!                            *В комнате Тэхена и Чимина*       Тэхен смотрит на друга молча с выпученными глазами, в нем смешивается одновременно и приступ дикого смеха, и непонимание, и недоверие.       - Чимин-ши. Может, я туго соображаю с утра. Но что ты только что сказал?       - Тэ-э-э… Я переспал с Мин Юнги…       - Чимин. Ты точно в этом уверен?       - Тэ, - смотрит на него, закатывая глаза.       - Да вы же нажраться вчера с Джином планировали, может, ты перепутал? Чимин-ни, дорогой, прости, просто это моя последняя надежда…       - Нет, блять, Тэ, я нажрался вчера, но я все охуеть, как хорошо помню!!! И мы проснулись в одной кровати…       - ДА ЛАДНО?!       - Да, блять!!!                            *В комнате Юнги и Чонгука*       Чонгук чуть не поперхнулся воздухом и начал безудержно ржать. Юнги закипал, сидя рядом, – ему нихуя не смешно.       - Ты… Прости, что? Давай проясним, что мы имеем в виду под фразой «Я переспал с Пак Чимином», - произносит Гук вслух и удивленно смотрит куда-то в воздух, стараясь осмыслить, что это может значить. – Может, ты кличку «Пак Чимин» какой-нибудь девчонке дал? За то, что у них с Чимином задницы на ощупь похожи? А, бро? Сорри, это единственное, что я могу предположить.       - Чонгук, бля, несмешно.       - Пак Чимин. Тот самый Пак, сука, Чимин?       - ДА, ЧОНГУК!       - Ебать… - протягивает Чон как-то неожиданно самодовольно и издевательски ржет.       - Да хули ты смеешься, Чонгук?!       - Как это вообще произошло-то, блять, дорогой мой Юнги-хен?!       - Чел, я просто пиздец, как нажрался вчера.       - И..?       - Ну там было темно… И не различить особо, кто там что…       Чонгука прорывает приступ гомерического хохота. Он ржет, затем еле успокаивается, переводит дух и говорит:       - Юнги, я, конечно, знал, что ты пиздец, какой тупой. Но я думал, что мальчика от девочки-то ты способен отличить.       - ЧОНГУК! Ебать тебя в рот!!! Заебал!!!       - Это теперь кого еще…       - Сука!!!                     *В комнате Тэхена и Чимина*       - Окей, - протягивает Тэхен. – Солнышко, а ты в курсе, что мы планировали только проверку. Про-вер-ку? Понимаешь? Достаточно было просто за член его потрогать, как я, Чима, уж настолько-то глубоко не требовалось проверять, – говорит и начинает хихикать.       - Тэ. Да я так и планировал!!! Но все произошло как-то само собой…       - Само собой. Охуеть.       - Тэ… - хныкает Чимин. Тот берет его за руку:       - А теперь, радость моя, мне нужна история. Самая, блять, подробная. Начинай.       - Ну…                            *В комнате Юнги и Чонгука*       - Юнги, у меня только один вопрос, - произносит все еще ржавший от ахуя Чонгук, издеваясь. – Это прямо пиздец, как важно. Ты хотя бы был сверху?       - ЧОНГУК!!!       - Ну я ДОЛЖЕН был спросить!!!       - Ебать, я понимаю, что то, что я сказал, – это ПОЛНЫЙ пиздец, но не настолько же!!! Естественно я был сверху!!!       - Ору-у-у-у пиздец.       - Хули тебе смешно?! Почему ты вообще до сих пор не пиздишь меня ногами, Чонгук, пидрила, блять?!                            *В комнате Тэхена и Чимина*       - Короче. Напились мы вчера с Сокджином знатно. Он – чтобы забыться о том, как проебался. Я – чтобы его поддержать, ну и для храбрости, как никак. Ну вот. И потом, часа в два ночи, я увидел, что Юнги-хен поднимается наверх. Один. И я решил, что сейчас самый подходящий момент…       - Чтобы выебать его.       - Тэхен!!! Чтобы проверить. Чтобы подловить его в одной из комнат.       - Так.       - Ну и короче. Я зашел за ним в одну из комнат. Он стоял там один, я подумал, ну вот, супер, надо действовать. И типа начал его подъебывать с намеками, ну, как мы обсуждали. Пытался вывести на разговор, на чистую воду. Типа, что я ему нравлюсь, и все такое, а он просто скрывает, стал кидать эти фразочки ему в лицо, а он…       - А он???       - Да слушай. Он огрызался, как обычно, в его стиле, стебался, подъебывал и все такое, а потом… Он прижал меня к стене, издеваясь, наглый такой типа, как обычно, мол, и спрашивал: «Ну че, будешь вырываться?» А я испугался, зашипел, посмотрел ему в лицо, сказал что-то вроде: «Отпусти, да, буду вырываться, я закричу, если не отпустишь». Но не закричал, блять!!! А надо было… И короче… Я притих… Он хмыкнул… А потом!!! Поцеловал!!! Меня!!! Ну а дальше, Тэ… Все как в тумане… - шепчет последнюю фразу Чимин и куда-то задумчиво смотрит.                            *В комнате Юнги и Чонгука*       - Чувак. Ну вот скажи, пожалуйста, как тебе эта ебучая идея в голову вообще пришла, - говорит Чонгук, пока Юнги буквально кипел, как чайник, и трещал по швам.       - Я не знаю, Чонгук!!! Мы просто остались вдвоем случайно, я был бухой… И все… Типа… Не знаю.       - И че? Понравилось хоть? – говорит Чонгук, гадко усмехаясь и довольно улыбаясь.       - Бля, Чонгук, я так надеялся, что ты просто меня отпиздишь, когда я тебе это расскажу.       - Он тебе нравится? – спрашивает Чонгук неожиданно и чуть более серьезно.       - Ты охуел??? Я напоминаю, что мы с ним заклятые враги, и КАК МНЕ ВООБЩЕ МОЖЕТ НРАВИТЬСЯ ПАРЕНЬ??! Ты охуел…       - Каком, Юнги. Ты же переспа-а-ал с ним, алло гараж, блять.       - Это ничего не значит! Я был бухой!!!       - И все-таки мне пиздец, как интересно узнать: понравилось?       - Съеби.       - Ладно, педик гребаный, так и быть, - говорит Чонгук, а Юнги даже не сопротивляется своей новой кличке. – Давай тогда обсудим что-то более насущное. Че делать-то теперь собираешься?       - Сука… - Юнги произносит, вздыхая, встает с кровати и начинает расхаживать по комнате. – Вот это, блять, самый пиздец. Потому что хули-то теперь делать?!       - Вы оба были бухие?       - Да. В говно.       - Ну, значит, ты ничего не запомнил. Вот и все.       - Чува-ак! Да я еще не все рассказал! Мы проснулись в одной кровати!!!       Чонгука опять прорывает на дикий ржач:       - В обнимку?       - Блять, я тебе сам сейчас въебу.       - Я тебе помочь пытаюсь, братишка. Ну, давай думать, че с этим делать. Хотя с таким уже хуй знает, че можно сделать. Это провал, что сказать. Поздравляю. Пойдем к ним с белым флагом в руках? Будем сдаваться? Они теперь нас размажут.       - Нихуя.       - А что ты предлагаешь?       - Нам – не знаю, а лично себе я предлагаю просто не ходить в уник. Вот и все.       - Охуенный план, Юнги. Надежный, блять, как швейцарские часы…       - А что, ты видишь вариант лучше?! Если я не буду с ними пересекаться, то они не смогут меня подъебывать. Просто не будет возможности. По-моему, охуенный план. Лучше не придумать.       - Пиздец, конечно, - говорит Чонгук, усмехаясь. – Я много чего от тебя ожидал, Мин Юнги, но такого я от тебя точно не ожидал.       - Я сам от себя такого не ожидал, уебок…       - Да я-то почему уебок??!!! Я вообще-то самый охуенный друг, потому что я тебя не избил и не прогнал, хотя ты проклял и предал всю идею, всю главную изюминку, всю остринку нашего блядского братства. Кстати, Хосоку будешь говорить?       - НЕТ!!! Никому, Чонгук!!! Слышишь??? Больше никто не должен об этом знать!!!       - Понял, понял. Наш с тобой большой секрет.                            *В комнате Тэхена и Чимина*       - Мда, - протягивает Тэхен, дослушав рассказ, и довольно усмехается.       - Мда… - повторяет Чимин, как-то виновато смотря куда-то в пол.       - Я не могу не спросить, Чима, - говорит Тэ и берет его за рукав. – Это самое интересное. Тебе понравилось?       - Тэ…       - Чего?       - Это – самая худшая часть.       - Почему?!       - Потому что это… был лучший секс в моей жизни.       - ДА ЛАДНО?!       - Реально.       - Прям лучший?!       - Да. Это вообще не описать. Ахуенез полнейший. Я даже не понимаю, в чем дело. В алкоголе или еще в чем. Но это пиздец просто какой-то. У меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди.       - Как сидишь, нормально?       - Да Тэхен!!! – вопит и больно щипает друга, а тот смеется.       - Он тебе нравится?       - Не знаю…       - Понятно. Че делать будем?       - Че, че…       - Ну вообще-то это самый охуевший козырь в нашем рукаве, Чима. И это я повторяю твои слова, между прочим.       - НЕТ, НЕТ!!! Никаких козырей, Тэ! Об этом никто не узнает! Я унесу это с собой в могилу и тебя вместе с собой, чтобы ты не пропизделся!       - Ясно. Ну, похуй, потому что я думаю, что это он теперь должен переживать, что ему делать и как себя вести, а не мы. Мы-то че. Это он педиком оказался.       - Вот именно… Но как теперь смотреть ему в глаза?! Это же пиздец!       - Может, поговоришь с ним? Типа один на один?       Чимин давит смешок.       - Тэ. Поговорить один на один с Мин Юнги? Да ты прикалываешься.       - Ну, то есть трахаться с ним один на один – это норм, а поговорить-то сложно невъебенно… - стебет его друг.       - Да нет, Тэ. Я и сам не хочу!!! Это очень жесткий кринж. Я сам себе не могу представить, чтобы я смог с ним говори-и-ить, че-то обсужда-а-а-ать… Это ужас. Нет, нет, я никаких движений в его сторону делать не собираюсь. Это вне моих принципов, - Чимин складывает руки на груди, включая режим «королевы». – Если ему надо, пусть сам со мной разговаривает. Я пальцем не пошевелю.       - Как хочешь… Пиздец! Вот это утренняя побудочка, конечно, Пак Чимин, - хохочут.                            И Юнги, естественно, и впрямь ничего умнее не придумал, чем просто не ходить в университет. Мол, все. Нет меня. Отвалите. Исчез. Уехал. Испарился. Числанулся.       Тэхен с Чимином ухмылялись каждый день, вновь не видя провинившегося перед всем гомофобным сообществом гомофоба, и размышляли: «Че с ним такое? Настолько страшно прийти и заглянуть в глаза?»       Зато приходил Чонгук, как ни в чем не бывало. Тэхен старался сверлить его взглядом. А когда удавалось словить ответку, он кивал в его сторону с вопросом в глазах. Чонгук давил смешок, издевательски улыбался, качал головой и уходил.       Но «Братство Кольца» никогда в истории еще не чувствовало себя таким свободным. Потому что от них по-настоящему отъебались. Больше не нужно было обороняться. Чимин буквально выбил для братьев это спокойствие своей жопой. В буквальном, сука, смысле. Он стал настоящим героем! Легенда Пак Чимин.                            Но Чимина это все равно беспокоило. Он испытывал непонятное чувство стыда – ну потому что, блять, спалился не только Мин Юнги, но и он сам. Он же отдался ему, стонал, просил, блядски жопу выпячивал, и все такое. Все-таки это его выебали. От этого краснели щеки. И еще он понимал, что если увидит Юнги просто так, без подготовки, то они оба сгорят от стыда на месте, вместе провалятся сквозь землю. А ведь когда-то это должно будет произойти. Рано или поздно.              Поэтому Чимин все-таки решается сделать шаг первым.       В один вечер он пишет в мессенджере в личных сообщениях короткое:       «Завтра. Пять вечера. Под трибунами на стадионе, справа от главного входа. Нужно перетереть».       Yoongi is typing…       Обрывается. И молчание.       Вскоре Чимин снова видит:       Yoongi is typing…       И вновь прекращает. Тишина.       - Да Мин Юнги, сука!!! Возьми себя в руки, - шипит Чимин вслух, злясь на него.       Хватит набирать, а потом стирать.       Спустя полминуты Чимин видит на экране вновь:       Yoongi is typing…       Yoongi:       «ок»                     Вечером следующего дня Чимин стоит на месте встречи, скрестив руки. Он надел солнцезащитные очки, потому что кринжило от всего этого жестко.       Сука.       Этот придурок тоже пришел в солнцезащитных очках.       Но нахуя им, собственно, очки, если они и так не могут посмотреть друг другу в глаза?       Юнги встает чуть поодаль, опираясь на стену. Чимин говорит:       - Скажу коротко и по делу. Мы оба знаем, что произошло. Надо это принять и признать. И я понимаю, какой для нас это пиздец. И особенно – для тебя. Так что. Я предлагаю нам обоим сделать вид, что ничего не было. Мы просто охуеть, как нажрались, и ничего не помним. А если не помним, значит, ничего не было. Я так считаю. Мне кажется, норм идея. Я вот лично вообще не ебу, что произошло в ту ночь. У меня память отшибло. Белый фон. Нихуя не помню. А ты?       - Вообще не понимаю, о чем идет речь, принцесса, - хмыкает в ответ и уходит. Возвращение старого-доброго Юнги-хена.       Ну супер. Их обоих устроил этот вариант.                     Правда ведь?                     Но Юнги все эти дни просто разрывало внутри, естественно. Чонгуку он этого не показывал. Хотя тот подъебывал его бесконечно, но Юнги терпел все это молча. Потому что Гук – реально лучший. Он его оборжал с ног до головы, но тайну держит под замком. Он не выдаст его большой секрет. Он настоящий друг.       Но только вот от этого ему нихуя не легче.                     В один вечер Юнги принимал душ.       Стоит под напором воды.       Нехотя воспоминания о той ночи лезут к нему.       Яркими картинками в голове, от которых не избавиться.              Юнги прижимает Чимина к стене, держа его руки заведенными над головой.       - Ну что? Будешь вырываться? – шипит ему в лицо и нагло заглядывает в пьяные, почти что не соображающие глаза, которые только что выбесили его своими подъебами и попытками задеть. Но Чимин шипит в ответ:       - Да! Буду! Отпусти меня немедленно!       - А то что, малыш?       - Я буду кричать!       - Правда? – хмыкает.       - Я буду кричать… - произносит Чимин в ответ, сжимая зубы и смотря ему прямо в глаза. А Юнги, не выдерживая натянувшегося в тот момент так резко, невыносимого сексуального возбуждения впился тому в губы. В его пухлые, мягкие губы. Чимин замычал в поцелуе, стараясь отпихнуться:       - Ммммм!!! - недовольное и несогласное.       Кажется, старался что-то гадкое и злое сказать, но вырваться у того не получалось, пока Юнги прижимал его губы к своим все сильнее, крепче, ядовитее. Вжимал Чимина телом в стену, не выпускал. А потом протолкнул язык ему в рот, проникая в его влажное и теплое. Почувствовал, как Чимин вдруг поддался и расслабился. Резко, неожиданно. Юнги ослабил хватку. Выпустил руки, которые мгновенно упали ему на плечи и начали тянуть к себе ближе; он старался вновь быть притиснутым так плотно к стене, как только возможно. Чимин начал водить языком в ответ. Сладко. Очень. И вообще нахуй непонятно, где они, что они, что вокруг, где они находятся, что они делают. Что они, блять, делают? Похуй. Только эти губы, тепло, языки, влажность, накатывающее с головой желание.              Юнги стоит под напором горячей воды, вспоминая все это.       Он чувствует, как от этих мыслей у него встает член.              Чимин обвивает его своими мягкими руками, приподнимаясь на цыпочках, чтобы еще глубже толкнуться в рот языком. Юнги водит по его телу, сбрасывая с него кардиган, оглаживает, прижимает. От Чимина пахнет чем-то приторно сладким. Такой же он и на вкус. Приторный. Сладкий. Вкусный. Юнги раздвигает своей ногой его ноги, упираясь в его пах, от чего Чимин прижимается к стене, поддаваясь этим движениям, запрокидывает голову, а Юнги накрывает своими жадными, какими-то абсолютно дикими поцелуями его шею, отчего тот покрывается мурашками и выдает хриплый стон, смешанный с таким распутным: «Ах…»              Юнги начинает задыхаться, чувствует, что сердце колотится, как сумасшедшее.       Он обхватывает свой стояк руками и начинает водить, пока горячие струи воды нихуя не расслабляют, не помогают унять сердцебиение.              Юнги подхватит его за ноги и усадит на рядом стоявший письменный стол, а Чимин будет вздыхать и выдыхать в ответ шумно; быстро, как будто спеша куда-то, начнет расстегивать Юнги рубашку. А тот также нетерпеливо трясущимися от возбуждения руками стянет с него футболку, начнет оглаживать пресс, отчего младший опустится на спину, обвивая бедра старшего своими ногами. А Юнги, абсолютно не соображающий уже вообще ни черта, не отдающий себе отчет в своем охуеть, каком чрезмерном и диком возбуждении, начнет покрывать поцелуями его живот, грудь, шею, пока Чимин от этого стонет, как ненормальный, и зарывается своими мягкими руками в его волосы. Старший быстро стягивает с Чимина брюки. А он так пошло пододвигается, в ответ накрывая своей рукой пах Юнги, начинает сильно сжимать руками его стояк, гладить, а этого Юнги выдержать уже абсолютно не может; просто потому, что от этого блудливо стонущего и такого красивого личика и его пальцах на своем члене он готов кончить вот в эту же секунду.       Поэтому он переворачивает Чимина на живот, срывая с него довольный смешок и проследовавший за этим глубокий стон, потому что Юнги прижимается своим стояком к его заднице, обтянутой нижним бельем, совершая поступательные движения; вплетает свои пальцы в его волосы, оттягивает за голову. А этот чертовски сексуальный и так хорошо знающий себе цену обольститель начинает двигать бедрами и чертовски распутно шепчет: «А-ах…»       Юнги рычит от такого, растегивает свои брюки, выпуская член наружу, стягивает боксеры младшего, размазывает слюну по всей длине и приставляет, но слышит:       - Тише, тише, Юнги-хен… не девочку трахаешь…       От этого блядского возбужденного голоса с ума сойти можно. А от того, что он делает дальше, крышу сносит к чертям собачьим. Потому что Чимин сначала облизывает себе пальцы, нагло поворачивая голову, все еще лежащий на животе, смотрит прямо в глаза со своими пальцами во рту – как же это пиздецки заводит. Вынимает их изо рта, и за ними тянется длинная дорожка слюны. Охуеть… Приставляет мокрые пальцы к себе и проталкивает внутрь. А Юнги зарычать от этого готов, наблюдая за подобным зрелищем, сжимает его ягодицы так сильно, как может, и смотрит за этим, как голодный зверь. Он быстро учится. Соображает на ходу. Облизывает собственные пальцы и заменяет ими пальцы Чимина, проталкивая внутрь сначала один, потом два, отчего гребаный Пак Чимин начинает блядски выпячивать бедра и стонать, как последняя шлюха, а от этого звука кончить можно, даже не притрагиваясь к себе. Юнги разводит свои пальцы внутри него, растягивая, ощущая тесноту; а собственный член дергается от одного лишь предвкушения того, как эта теснота будет ощущаться на нем. Юнги вводит фаланги внутрь и что-то задевает, отчего Чимин срывается немедленно на какой-то исступленный крик и царапает ногтями по столу, шипя от удовольствия, все также блядски поддаваясь навстречу.       - Юнги-и-и… Хочу… Да…        Он воспринимает это, как призыв в действию, и аккуратно, собирая последние остатки трезвого рассудка и адекватности в своим воспаленном, опьяненном и возбужденном мозгу, толкается внутрь. Начинает всовывать туда и сюда. Охуеть. Это пиздец, это не описывать словами. Это очень тесно, это жарко. Такого он никогда не испытывал. Чимин, все еще пребывая в состоянии последней конченой бляди, начинает двигаться бедрами навстречу, стонет, ахает и шепчет:       - Да-а-а… еще…       Юнги шипит и глубоко вздыхает. Чимин заводит. Это несмешно. Пытку его вздохов, стонов и просьб вытерпеть невозможно, поэтому Юнги начинает толкаться быстрее. Быстрее. Еще. Одной рукой хватает Чимина за волосы, оттягивая за голову, второй сжимает его крепкую, гладкую ягодицу. И входит настойчивее, быстрее. Глубже.       Глубокий толчок и неосмысленная смена угла движения опять задевает что-то внутри, и Чимин вскрикивает исступленно. Начинает стонать так несдержанно и громко, что шею себе хочется свернуть.       - Да-а, да-а-а-а, Юнги-хе-е-ен, прошу-у-у-у… Еще-е-е… еще…       Юнги начинает вколачивать это тело в стол настойчивыми, дикими толчками, даже не пытаясь сдерживаться, срываясь на какой-то совершенно бешеный ритм, не поддававшийся контролю; он хочет ощущать эту тесноту на своем члене постоянно и слышать эти блядские стоны и просьбы постоянно.       - А-ах, А-а-Ах, Юнги-и-я, да-а-а!              А Юнги в душе продолжает дрочить, представляя вместо своей руки на члене ту самую тесноту. Бесполезно. Это даже близко не то же самое. То ощущение не похоже ни на что из того, что он испытывал раньше. Тем не менее, он одной рукой опирается о стенку душевой кабинки, второй трогает себя и смотрит куда-то вниз, представляя возле своего члена тело Чимина, то самое. Такое блядское, такое чертовски сладкое.              Юнги, захотевший заглянуть в это вопившее от наслаждения лицо, переворачивает Чимина на спину, а тот так шустро обхватывает его ногами и прижимает к себе, водит своей рукой по его груди, заглядывает остервеневшими, заплывшими от опьянения, от вожделения глазами прямо внутрь, не стесняясь. Он такой горячий. Он сексуальный. И он знает об этом. От этой самоуверенности еще больше сходишь с ума. Юнги толкается в него снова в новой позе, без промедления и нетерпеливо наращивая сумасшедший неистовый темп. Чимин закатывает глаза от наслаждения и сходит с ума. Дикие, глубокие стоны начинают смешиваться с вскриками; он почти что плачет, мямлит, вопит, он просит еще, он хнычет с закрытыми глазами, хватаясь за его руку:       - Да… да… да… так… так… - Чимин шепчет сквозь стоны и шипенье, сквозь оборванные вздохи, поддаваясь телом каждому очередному глубокому и бесконтрольно быстрому толчку. От этого голоса мозги расплываются, крыша едет набекрень. Чимин такой блядский. И это пиздец, как заводит.       Юнги, продолжая вколачиваться в него, опустится губами к его шее, покрывая поцелуями, отчего Чимин начнет протягивать возбужденное «ммм-м-мм-мм», смешанное с непрекращающимися стонами и неконтролируемыми от похоти всхлипами, зароется Юнги в волосы, будет подставлять шею, выгибаясь.       Старший поднимет его за бедра, отчего Чимин громко ахнет; тот поднесет его к кровати, где развернет обратно на живот. А Чимин заноет от того, что ощутил пустоту внутри себя, захочет вернуть обратно начатое поскорее, начнет вилять бедрами, прося еще, еще. А Юнги войдет также быстро и также голодно вновь, облокачиваясь на него сверху, прижимая его к постели, начнет втрахивать это распущенное, сучье тело в кровать, не контролируя себя. А младший будет мычать, хныкать, просить, умолять, шипеть, стонать так громко, как может, погружая свои вымученные, ненормальные стоны в подушку, начнет исступленно сжимать простыни руками и только просить, просить не останавливаться.       Юнги, стараясь слиться с ним воедино и вытрахать из него все живое, будет вдалбливаться еще быстрее, обвивая тело Чимина руками и прижимая к себе ближе. Как только он обнимает его, чтобы прижать его бедра к себе, чтобы войти как можно глубже, то его рука оказывается на члене Чимина. Тот вздрогнет и охнет от неожиданности, от удовольствия. Безумие царит в воздухе, и это не смущает, член парня в руке не смущает; и Юнги, зарываясь губами в его дрожащую от трепета шею, начинает трогать его своей ладонью. И вскоре Чимин выкрикнет самое громкое и самое слетевшее с катушек, самое блядское: «А-а-а-а!», кончив прямо под себя на одеяло, задрожав всем телом. А Юнги, обезумев от такого окончательно, еще раз толкается как можно глубже, стараясь задеть все внутри, вынимает и кончает следом.              И Юнги в душе тоже начинает стонать, не в силах сдерживать это возбуждение, мычит себе под нос, стискивает брови, опирается рукой, и изливается.              Охуеть.       Юнги опускается на пол душевой кабины, абсолютно обессилевший, пока вода продолжает хлестать по его телу. Ноги дрожат. Внутри – опустошение.       И непринятие. Отторжение. И все-таки…              Он никогда не дрочил так. Никогда так не возбуждался от одной мысли.       Он никогда не дрочил на одно лишь воспоминание о собственном сексе.       Это пиздец.                     Это пиздец.       Хорошо, Чимин, ты победил.       Ты мне пиздец, как нравишься, Пак Чимин.