Кратосархат

Четыре месяца проходит с момента, как мы победили эгриотов, а точнее: я исполнил заветное желание уставшего от жизни нэкрэса, избавив его от телесной оболочки и отправив его в невероятное путешествие к непознанному. Мне бы гордиться собой: и людей спас, и создателю подарил желанный покой — а на душе все равно скребут птицекошки. Не чувствую я себя ни героем, ни милосердным врагом. Лишь человеком, ненароком столкнувшимся с собственным неизбежным будущим. Не одну ночь я трачу на то, чтобы осмыслить действия потерявшего рассудок нэкрэса. Всё пытаюсь понять, неужели не было иного способа? Параллельно с размышлениями листаю полученную в наследство потрепанную книгу и на каждый возникающий было более гуманный выход из положения получаю от треклятых записей отрицательный ответ. Почему бы нэкрэсу не воспитать ребенка самостоятельно, вложив в него идею о том, что тот должен его убить? «Потому что… — шепчет мне книга, — …у нэкрэсов возникает сильный родительский инстинкт. Они, мучимые одиночеством, слишком сильно привязываются к тем, кто готов оставаться рядом с ними. И если нэкрэс после учета всех нюансов создания дитя оставит его при себе, родительские инстинкты возьмут верх над жаждой смерти. И нэкрэс убьет ребенка до трансформации. Тогда, когда тот еще уязвим и смертен. Причина? Ни один родитель не желает своему чаду мучений длиной в несколько сотен лет». Хорошо, предположим. Тогда почему эти инстинкты вообще позволяют нэкрэсам размножаться? Зачем создавать ребенка, если понимаешь, как несчастен он будет в этом бренном мире? «Потому что… — глупая-глупая книжонка! — …родительские инстинкты возникают лишь в случае, если нэкрэс проводит со своим детищем много времени. Инстинкт же размножения обусловлен инстинктом смерти. Нэкрэсы размножаются, чтобы умереть». А если я найду своего ребенка уже после его трансформации и уже тогда вложу в него мысль о том, что меня надо убить? «…мучимые одиночеством, слишком сильно привязываются к тем, кто…» «Инстинкты детей работают иначе в отношении родителей. Ни один ребенок нэкрэса, познав в создателе семью, никогда не решится обречь себя на полное одиночество. Ни один создатель, привязавшись к чаду, никогда не позволит ему убить себя, потому что его смерть будет обусловлена муками детища». Да чтоб вас! Тогда я заставлю его ненавидеть себя! «Ненависть детища к создателю — залог долгой жизни последнего, потому как ни единый человек никогда не дарует своему врагу то, чего желает сам». Великолепно. Если не хочу закончить, как мой создатель, и не забрать тысячи жизней, чтобы забрали мою, придется подключить всю свою фантазию. Книга в моих руках — кладезь ответов, но тайн в ней кроется и того больше, начиная с того, откуда добыта сокрытая в ней информация, и заканчивая непонятными мне символами, коими пестрят все страницы, что заполненные, что пустые. Руны непонятного мне назначения, невероятного вида чертежи и схемы незнакомого мне звездного неба. Не единожды в книге, впрочем, упоминается некий потерянный храм Нэкстрода, название которому Дэтэкра. Нахождение его описано весьма витиевато, но, покорпев над картами в библиотеке агафэсов и сопоставив с ними описание местности из книги, я прихожу к выводу, что спрятан храм, скорее всего, среди острых шпилей кровавых скал у конца нашего мира, за которыми простираются мертвые воды. В той местности я никогда не бывал, потому что она считается гиблыми землями. А все, что считается гиблым, для меня оказывается скучным, ведь в месте, в котором путника не ждет ничего кроме смерти, мне делать нечего. Меня-то она там не ждет, сколько ни старайся! К тому же те немногие, кому все же посчастливилось вернуться с кровавых скал, кое-что теряют среди каменистых шпилей. Рассудок их остается среди острых природных пиков. И вот это для меня куда опаснее. Сумасшедший нэкрэс — горе в семье. Несмотря на достаточно скудную информацию о скалах и мертвых водах, я умудряюсь отыскать пару старых поверхностных зарисовок сей местности. Увидев их впервые, ловлю себя на странной, даже пугающей мысли. Эти скалы мне кажутся знакомыми. Быть может, мое сознание играет со мной злую шутку, но у меня появляется твердая уверенность, что я уже видел их. И не единожды. В тех самых снах, где мне мерещились в черной воде тысячи вздутых трупов с моим лицом. В тех самых, где я обычно сталкивался со смертью, а четыре месяца назад ее место занял Джаэр. Странно все это… А что, если все это время пусть и столь неэффективным способом, но Дэтэкра взывал к себе? Показывал мне путь? Что, если взывает он таким образом к каждому нэкрэсу? И если так, то зачем? Что он в себе скрывает? Какие тайны погребены под каменными, заросшими мхом валунами? Когда все эти вопросы возникли в моей голове в первый раз, моим начальным порывом было желание собрать вещи и немедленно отправиться в путь. Угроза ушла, в крепости меня больше ничего не держало, кроме, разве что… Блеск золотого браслета на левом запястье охладил мой пыл. Не думаю, что все тайны нэкрэсовского мира не смогут подождать своего раскрытия месяц-другой. Мне все же хотелось бы увидеть Джаэра еще один раз. Один-единственный раз, чтобы попрощаться с ним правильно, а не смазано и второпях, как в тот последний наш день… А уже затем можно будет со спокойной душой погрязнуть в тоске и одиночестве. К тому же еще до порыва прогуляться к концу мира я успел вписаться в авантюру, отказаться от которой мне теперь не позволит совесть. После победы над создателем передо мной и агафэсами встал резонный вопрос: что произошло с расой, большую часть которой вот уже столетие каждые двадцать пять лет умертвляли, чтобы использовать в качестве армии марионеток. И я, и Клысц, и любой другой житель крепости прекрасно понимали, что оставлять все как есть — бесчеловечно. Было необходимо собрать отряд и пробраться в эгриотовы чертоги. Наверняка им нужна помощь. Армия трупов в основном состояла из молодых мужчин, значит, где-то там под землей оставались женщины, дети и старики. Агафэсы не смогли бы закрыть на это глаза. Но и одним пробираться через Синий лес к пещерам расы, о которой мы не знаем ровным счётом ничего, самую малость боязно. Потому эту вылазку предложили организовать общими силами с пратусами, модрэсами и кратосами. Письма в каждую из рас разослали с агафэсскими ястребами. Пратусы заявили, что лишних рук у них пока не имеется. Модрэсы, узнав о приглашении в отряд пратусов, так же наотрез отказались помогать даже с учетом того, что пратусы приезжать не собирались. А может именно благодаря этому фактору. Кратосы не ответили вовсе. К моему личному горькому сожалению. Поэтому собираемся мы к эгриотам в гордом пернато-мертвом одиночестве. Отношения с агафэсами после окончания недовойны складываются у меня даже лучше, чем я предполагал. Хотя мне почему-то кажется, что заслуга оного кроется далеко не в моих достижениях. Здесь куда большую роль сыграл мой цветущий, в сравнении с прошлым, внешний вид. А спасение всего живого — приятный бонус. Ощущения от возросшего интереса к моей персоне у меня двойственные. Я вроде бы и рад. А вроде бы и достало уже тактично поддерживать каждый треклятый разговор про вещи, абсолютно мне чуждые. И убиваться в связи с раздражающим вниманием оказывается все сложнее. Пойдешь топиться на озеро, так за тобой обязательно увяжется несколько человек. Решишь вены порезать, так сразу кто-то колотит в дверь комнаты, жаждая рассказать тебе о молодых соколах, отложивших новые яйца в гнездовье. Попробуешь выпить яду, так обязательно кто-нибудь потянется попробовать, что ты там такое интересное употребляешь после завтрака. А уж комплиментами сыплют только так. От похвалы меня уже знатно мутит. Ух, как же заколебали! Одно радует: Парц встал на ноги. Он тоже сыплет комплиментами, но в отличие от других, он ими и без моих великих свершений и миловидного лица сыпал будь здоров. Так что общение с ним не вызывает у меня ощущения бесконечной агонии. Агония наступает, лишь когда Парц предпринимает очередную попытку разведать у меня, каково же это — провести ночь с мужчиной. Мои ёмкие «нормально» и «неплохо» его не устраивают. А вертящейся на языке фразой «это были лучшие ночи в моей жизни» я вырою себе могилу. Четыре месяца прошло, боги! Угомонись уже, глупый младший кэтэрот! — Тебе что, жалко? — канючит Парц, пододвигая ко мне яблочный пирог. Задабривает, прекрасно понимая, что достал меня хуже горькой редьки! — Не понимаю, о чем ты, — бросаю я на друга хмурый взгляд, почесывая шею в месте удушения. Следы от веревки уже исчезли, но приятное тянущее чувство все еще отпечатано на духе и приносит странное удовлетворение. Конечно же, я не прекратил свои походы к смерти после того, как ушла физическая боль. В конце концов, нельзя отказаться от любимого хобби лишь из-за отсутствия главного фактора, который меня к нему толкал. Тем более что интерес к смерти у меня возник раньше, чем начались проблемы со здоровьем. Так что ничего удивительного в продолжении своих смертельных прогулок я не вижу. Уменьшилась лишь частота, с которой я потворствую своим желаниям, так как теперь личность я популярная и остаться наедине с собой мне удается все реже. — Все ты понимаешь! — искренне возмущается Парц. На что ты намекаешь, я действительно понимаю. А вот на черта тебе эта информация — нет! Да, агафэсы порой не в меру любопытны, но это ведь переходит все границы! А утро так хорошо начиналось. Я повесился в Синем лесу и прекрасно провел двадцать минут своей смерти в туго сковывающей шею петле. Мертвый. Абсолютно. На завтрак не шел. Порхал, окрыленный бессовестно хорошим настроением, которое приходит ко мне нечасто! И вот Парц вновь все портит вовсе не своим любопытством, а тем, что его вопросы пробуждают во мне воспоминания о Джаэре, вслед за которыми всегда идет беспросветная тоска… Сегодня вечером надо бы сходить утопиться, иначе мое раздражение достигнет того уровня, когда топить я пойду Парца. — Просто расскажи мне механизм. И ощущения, — бормочет неугомонный агафэс. — Неужели тебе так сложно?! — искренне не понимает он. Да нет, что ты… Очень просто. — Еще слово, и эта петля, — я хватаюсь за веревку, что все еще сковывает мою шею, и вытягиваю ее длинный конец, — окажется на твоей шее, — обещаю я мрачно. — Да ну тебя с твоими шуточками, — отмахивается друг, обиженно надувая губы. — Кто знает, шучу ли я, — фыркаю я в ответ, прекрасно понимая, что не пройдет и дня, прежде чем Парц вновь поднимет этот вопрос. Есть у меня подозрения насчет истинной причины такого поведения друга. По-моему, за мой счет он пытается отвлечься от тех мыслей, что гложут его самого. У этих мыслей, полагаю, даже есть имя. Тэрас. Здесь мы с тобой, друг, в одной лодке. Тоскуем по людям, которых, возможно, больше никогда не увидим. Но если у меня еще есть хоть какая-то надежда, подкрепленная золотым браслетом на запястье, — у Парца такого не имеется. Не зная, как подбодрить друга, я берусь за поглощение пирога, намеренный заедать свое горе до тех пор, пока не смогу передвигаться по крепости посредством перекатывания. Я уже на середине пути к цели, когда дверь в опустевшую после уезда иных рас трапезную распахивается. К Клысцу, что сидит во главе одного из столов, бежит постовой. Уйти с поста его бы подвигло только что-то действительно важное, потому я невольно напрягаю слух, пытаясь узнать, что произошло. — Кратосы, — выдыхает запыхавшийся агафэс, — пятнадцать кратосов прибыли в крепость для того, чтобы присоединиться к нашему походу к эгриотам, — выговаривает он сипло. И будто в подтверждение его слов в компании второго постового в трапезную заходит отряд. Сердце мое начинает биться сильнее, и я невольно сжимаю браслет на левом запястье. Впереди остальных кратосов рисуется знакомая фигура в маске из черепа золотой гарпии. Взгляд золотистых глаз блуждает по помещению, останавливается на мне, и на тонких коричневых губах молодого мужчины появляется еле заметная улыбка, но идёт он прямиком к Клысцу. Джаэр, как я понимаю, возглавляет отряд. С нашей последней встречи он почти не изменился. Только на форме прибавилось несколько новых ремней с кинжалами, а на куртке выше локтей появились нашивки, указывающие на более высокий ранг. — Модрэсы и пратусы так же… — продолжает шептать постовой. Он не успевает договорить, когда еще два отряда помимо кратосовского появляются в трапезной. И всё знакомые лица. Воины, что предстают перед нами, сплошь из отрядов, деливших с нами крепость четыре месяца назад. Их главы также подходят к Клысцу. Остальные члены отрядов молча рассаживаются за пустые столы. Среди кратосов я узнаю девушку, что увивалась за Клысцем; парня, что вызывал на бой пратуса, который так же наличествует в отряде своих собратьев; воительницу, что ухлестывала за модрэс… Если подумать, здесь присутствуют члены всех несостоявшихся парочек. Даже самый младший кратос, что бегал за взрослой модрэс. Она тоже здесь — глава нового отряда. У нас тут точно намечается поход к эгриотам? А не кампания по планомерному выстраиванию личной жизни всех одиноких кратосов? Вопрос риторический. Какая же упрямая раса! Клысц с главами отрядов удаляется в переговорную. Меня подмывает отправиться вслед за ними, в конце концов, я тоже своего рода глава отряда своей расы. Ну и что, что в нем один человек — я сам? Глава же! Но я сдерживаю неуместный порыв. Клысц прекрасно разберется со всем сам. Но я ощущаю легкую досаду оттого, что Джаэр первым делом подошел не ко мне. Знаю, досада эта детская. К тому же у меня нет гарантии, что его чувства ко мне за эти четыре месяца не претерпели метаморфозы до полного равнодушия. Если симпатия ушла, я поставлю себя в неловкое положение. Лучше повременить. — Т… Тэрас! — восклицает Парц, вскакивая на ноги и начиная неистово махать девушке, расположившейся в паре столов от нас. Я даже немного завидую. Вот так просто продемонстрировать человеку всю силу своих чувств, не боясь оказаться в дураках. Тэрас в ответ сдержанно улыбается и еле заметно кивает, давая понять, что заметила Парца и тоже рада его видеть. Полагаю, большего от нее сейчас ждать бессмысленно, учитывая, что вся трапезная забита воинами, которым на взаимоотношения строгого кратоса и взбалмошного агафэса глубоко плевать. Мой юный друг, впрочем, этого явно не понимает и уже было порывается побежать к воительнице, чтобы во всеуслышание рассказать ей о том, как он все это время по ней скучал. Благо я успеваю усадить его обратно на лавку до того, как он претворит свои планы в реальность. — Позже, — шепчу я тихо, укладывая руку Парцу на плечо. — Но… — было возмущается друг. — Позже, я говорю, — цежу я сквозь зубы. — Не устраивай мелодраматический спектакль на радость зевакам. Парц сникает, затем, отойдя от волны чувств, осознает свое поведение, и щеки его голубеют. — Если уж решил признаваться в любви, выбери более уединённое место. В лесу есть одно красивое место… — заговариваю я, пытаясь приободрить Парца. Но мои слова делают только хуже. Услышав их, друг давится воздухом и густо синеет. — Да кто тебе такое сказал?! — шепчет он в ужасе. — Какая любовь?! Ксэт, с ума сошел? Мы друзья! — заверяет он меня с таким усердием, что меня пробирает на смех. — Ах, точно. Друзья, — протягиваю я, выразительно закатывая глаза. — Я… Мы… Я… — Парц аж заикается от натуги. — Я ей не пара, — заявляет он тише. — Это почему же? — удивляюсь я. — Почему? — друг смотрит на меня, как на идиота. — Она сильнее меня раз в десять! — Ну и что? Разве это плохо? — Я мужчина! Это я должен быть… сильнее… — бормочет он себе под нос, утыкаясь в тарелку. — Я должен быть защитником. Широкой спиной, за которой она могла бы… чувствовать себя в безопасности. — Скажи об этом Тэрас. Уверен, она будет от твоих рассуждений в восторге, — протягиваю я, от скуки считая количество кинжалов в ремнях девушки. Сорок три. Сорок четыре. Сорок пять. Точно. Эта женщина явно нуждается в защите. Тут и к гадалке не ходи. Этакая юная слабая дева. С мечом. Арбалетом. Ножами под курткой. И… Семьдесят один. Семьдесят два. Семьдесят три. Вот. И с семьюдесятью тремя кинжалами наперевес. Да, именно так и выглядят люди, которым нужна широкая спина. Боги, это уже не мелодрама, а чистая трагикомедия! Парц, поникнув плечами, углубляется в свои мысли, я же, расправившись со всей едой, что имелась на столе передо мной, нервно стучу пальцем по деревянной поверхности. Жду, когда Клысц наконец отпустит глав отрядов, чтобы поймать Джаэра и поговорить. О чем я собираюсь вести с ним беседу, я не имею понятия. Начну с сухого «вечер добрый», а там как получится… Но время идет. Клысц не возвращается. Зато примерно через час к отрядам выходят агафэсы и забирают гостей с собой, желая им показать наспех подготовленное временное жилище. С их уходом трапезная пустеет окончательно. Остаемся в ней только я, Парц, да Пшёнка, что при виде Джаэра успел помельтешить у его ног, а затем вернуться ко мне. Я давно не впускал в него своей энергии, так что шакал, как и раньше, невидим для глаз обычных смертных. — Я принял решение! — неожиданно выдает Парц, чуть не доводя меня этим до остановки сердца. — Я ей признаюсь! — Дельная мысль, — киваю я с улыбкой. Уверен, для Тэрас его чувства новостью не станут. У меня даже есть подозрения, что она уже давно все решила за них обоих. Но признание в любви никогда не помешает. Я подробно расписываю Парцу расположение красивого места, на которое как-то наткнулся по пути к горячему озеру, и желаю ему удачи в свершении великих дел на любовном фронте. Судя по шальному блеску в глазах решительно удаляющегося от меня агафэса, Парц не намерен тянуть резину и планирует пригласить Тэрас на прогулку этим же вечером. Что ж… Совет вам да любовь. Меня волнует только одно: где мои собственные совет и любовь?! Что они так долго обсуждают с Клысцем? Да нет… Не обсуждают. Просто старый агафэс на радостях наверняка вытащил из закромов агафэсскую медовуху. И теперь не выпустит глав из своего кабинета, пока бутылка не опустеет. Учитывая, что медовуху разливают по трехлитровым стеклянным сосудам… Раньше утра Джаэра мне увидеть не удастся. Что ж… Нехотя поднимаюсь из-за стола и плетусь в свою комнату, надеясь, что кратос не решит заглянуть в мое подвальное убежище на ночь глядя, так как меня он там не обнаружит. После отъезда Джаэра я невыносимо затосковал. И эта тоска оказалась куда мучительней той физической боли, что терзала мое тело прошлые несколько лет. Чего уж скрывать, от агонии я разве что не лез на стены. Со временем я с этим, конечно же, справился. Свыкся. Но не смог отказать себе в желании очутиться как можно ближе к воспоминаниям тех нескольких самых счастливых дней в моей жизни. Потому я перебрался в комнату Джаэра. Запираю дверь, падаю лицом в подушку и пытаюсь угомонить рой сомнений, одолевающих меня с момента, как я увидел кратоса. Давай без драматизма, Ксэт. Без излишних пафосных самобичеваний и пространных рассуждений на фоне величия бренного мира. Не надумывай глупостей и не сочиняй историй, не имеющих под собой оснований. Лучше поспи. А завтра утром найдешь Джаэра и вот тогда-то всё и узнаешь. Не раньше! Как же сложно заставить себя не страдать! Настоящий труд! У меня на это дело уходит непозволительно много времени, но, в конце концов, я насильно привношу в свою душу мир и покой и уже даже почти засыпаю, когда в дверь мою тихо стучат. Наверное, Парц признался Тэрас и теперь желает поделиться со мной всей гаммой разрывающих его чувств. Боги, ну почему это нельзя отложить до утра?! Чужое счастье сейчас будет как ножом по сердцу. Не поймите меня неправильно. Я очень рад за друга. Но я хочу быть рад и за себя! Со стоном поднимаюсь с кровати и плетусь к двери. Бессовестно долго справляюсь с заедающим замком. Распахиваю дверь и сонно пялюсь на человека перед собой. На пороге стоит Джаэр с походным мешком на плече. — Это моя комната, — произносит он и на губах его появляется ухмылка. Вы только посмотрите, сколько в этом заявлении самодовольства! — Кратос встал — место потерял, — бубню я мрачно. — Теперь она моя. — Хорошо, — кивает Джаэр и мягко толкает меня обратно в комнату, а сам проникает внутрь и захлопывает за собой дверь. Ощущаю стойкую потребность повредничать. Хочу повести себя как ребенок или же наоборот старый дед, заведя долгую нудную тираду про то, что не сильно-то он ко мне торопился. Упомянуть и про исходящее от Джаэра стойкое амбре агафэсской медовухи. Но кратос не даёт мне времени на детские капризы. Бросив походный мешок на пол, он хватает меня за руку, прижимает к себе и целует меня в губы. Я сперва теряюсь. Всего на мгновение. Реакция моя заторможена сонливостью. Но благодаря терпкому привкусу меда во рту она быстро сходит на нет, и я, решив отложить вредность на потом, нагло срываю с Джаэра маску золотой гарпии, клюв которой царапает мне щеку, и с неистовым рвением отвечаю на поцелуй. Ощущаю сильные руки на своей спине. Ладони спускаются ниже. Джаэр подхватывает меня за бедра и усаживает на стол прямо поверх книг, которые я читал на досуге. Поддавшись порыву, я цепляюсь за ремни на груди кратоса и начинаю лихорадочно их расстегивать. — Я скучал, — прервав поцелуй, шепчет мне Джаэр на ухо, развязывая шнуровку на моей сорочке. — Я тоже, — с готовностью признаюсь я и тянусь к кратосу для нового поцелуя, но он избегает моих губ, утыкается в мою шею и шумно вдыхает воздух, щекоча кончиком носа серую кожу. — Запах костра, — выдает он удовлетворённо. — Из-за тебя вечерние посиделки у кострища превратились для меня в пытку. Ощущаю холодные пальцы кратоса под моей рубашкой. Джаэр прощупывает мой торс с такой тщательностью, будто проверяет, все ли на месте. Я от него не отстаю, расстегивая и стаскивая с него куртку и задирая водолазку. Я и не знал, что пока еще невинные прикосновения к объекту своего вожделения могут так возбуждать. Не знал, как начинает плыть сознание, когда то, чего ты желал столь длительное время, воплощается в реальность так просто и естественно, будто иначе и быть не могло. Не ведал я и о нетерпении, которое при всем при этом становится почти оглушительным. Я спускаю руки ниже, хватаясь за ремни, туго стягивающие бедра Джаэра. Тяну на себя тяжелую пряжку, силясь расстегнуть ее, но она не поддается. — Я рад, что ты расшифровал мое послание, — продолжает Джаэр, вытягивая из моей сорочки шнурок, отчего она, став свободнее, сползает с моих плеч к животу и сгибам локтей. — Кто сказал, что я расшифровал? — смеюсь я, все еще сражаясь с пряжкой. Черт, руки дрожат. Спокойно, Ксэт, возьми себя в руки. Ведёшь себя как зеленый юнец! А в вашей паре юный далеко не ты! — Но ты ведь остался, — шепчет Джаэр, покрывая мою шею поцелуями. — Кто сказал, что ради тебя? — зачем-то продолжаю я играть в провокации. — Он, — стучит кратос пальцем по золотому браслету, при этом не прекращая покрывать мое тело поцелуями. — Во мне проснулась неожиданная страсть к украшениям, — вредничаю я, наконец, справляясь с пряжкой на поясе и отбрасывая тяжелые, нашпигованные кинжалами ремни в сторону. Знаю, что мои слова абсолютно не вяжутся с действиями, но это не смущает ни меня, ни, тем более, Джаэра. — Только к ним? — подначивает меня кратос, укладывая меня на спину. Простите, книги, творить подобное на вас — кощунство, но у меня нет моральных сил на то, чтобы остановить ни Джаэра, ни себя самого. — А это уже зависит от тебя, — выдыхаю я и вздрагиваю от ощущения языка на шраме, оставшемся у меня на груди. Запускаю пальцы в черные волосы Джаэра. В свете восходящей луны, что пробивается сквозь распахнутое окно, они отливают белым золотом и кажутся металлическими. — Как посмотрю, за эти четыре месяца у тебя прибавилось уверенности в себе, — замечает Джаэр, стягивая с меня брюки. — Зато ты остался таким же… бессовестным! — рычу я, ощущая, как поцелуи спускаются к моему паху и как внизу живота начинают расцветать одна за другой темно-серые отметины. — Что есть, то есть, — слышу я тихий смешок, прежде чем меня сковывает волна удовольствия и я, еле подавляя стон, тем не менее, не справляюсь с собой, и из переполненного энергией тела вырываются розовые и лавандовые молнии. Они разбегаются от меня по столу и перепрыгивают на стены, пол и… Джаэра. — Интересно, — отстранившись от меня, комментирует увиденное кратос. Одна из молний замирает у него на ладони. Вторая потрескивает у его рта. Он вульгарно слизывает молнию с губ, будто пробуя ее на вкус. Дрожащий энергетический разряд оказывается на кончике его языка и исчезать не торопится. В ответ на мой ошалелый взгляд Джаэр дарит мне самодовольную ухмылку, а затем наклоняется и проводит языком по моему стояку. И это провоцирует мое тело на второй энергетический залп. Комнату заполняет электрический треск. Джаэр не обращает на него внимания, явно сконцентрированный на моем ублажении. А я, распластанный на столе, пытаюсь прорваться сквозь пелену дурманящего удовольствия и усмирить свою силу, дабы она не притянула в мою комнату целую армию духов. Только мертвых зрителей мне для полноты картины и не хватало. — Д… Джаэр, стой, — выдыхаю я судорожно, чувствуя, что вновь терплю крах в отношении контроля силы и она вот-вот покроет комнату третьей волной раздражающих молний. Но то ли кратос плохо меня слышит, то ли измывается специально, потому как в ответ на мои возгласы мало того, что не останавливается, но напротив увеличивает давление губ. Я обеими руками хватаюсь за его волосы, пытаясь приостановить Джаэра, но у меня ничего не выходит. Мое тело меня предает, откликаясь на действия кратоса слишком ярко и лишая меня права выбора. — Джаэр! — восклицаю я в отчаянии, но к мольбам моим остаются безучастны. Контроль потерян. Изголодавшееся по прикосновениям тело разрывает от быстро набирающих мощь ощущений. В ушах стоит непрекращающийся треск. Чувствуя неминуемое приближение апогея, я в последний момент с силой отталкиваю Джаэра от себя. Всего за мгновение до того, как оглушительное удовольствие сперва скручивает мои мышцы, заставляя с протяжным стоном невольно выгнуться на столе, а затем придавливает к нагретой телом поверхности сладкой истомой. — Это было совсем не обязательно, — слегка хмурится Джаэр. Он касается черной влаги на моем животе и размазывает ее по серой коже, рисуя с ее помощью незамысловатые вензеля. — Я не считаю это чем-то постыдным. Да кто бы сомневался! — При чем здесь стыд? — бормочу я смущенно. — Ты не знаешь, что произойдет, попади эта дрянь… — Это не дрянь, — реагирует кратос резко, а затем наклоняется к моему животу и неожиданно проводит по нему языком, слизывая черную влагу. — Сдурел?! — выдыхаю я, неуклюже трепыхаясь на столе. — Выплюнь! Немедленно! Нет, я знаю, что из такого незначительного количества семени нэкрэс развиться не сможет. Тем более что для этого необходимо мертвое тело. В живом, как говорит книга, зародыш развиваться просто не способен. Но я не могу гарантировать, что мое семя не окажется токсичным для иного живого существа. Мои беспокойства, как мне кажется, весьма разумны. Но Джаэру на это почему-то наплевать. — А ты отними! — предлагает он провокационно, при этом упираясь в меня стояком. И я в ответ хватаю его за шею, с силой притягиваю к себе и впиваюсь в его губы ради глубокого поцелуя. Необходимо все вылизать до того, как он поимеет глупость проглотить это. Но почти тут же я отстраняюсь от кратоса, пораженный новым открытием: — Сладко, — не скрываю я удивления. — Да, сладко, — кивает Джаэр, собирая остатки черной влаги с моего живота двумя пальцами, а затем опуская их ниже. — Любопытно, не правда ли? — Но все равно… мх-х-х… больше так не делай, — выдавливаю я из себя, чувствуя проникновение горячих влажных пальцев кратоса ниже пояса. — Я подумаю над твоим предложением, — обещает Джаэр, но слова его мне не кажутся убедительными. Я бы может и вступил в спор, вот только вновь начинаю заводиться, вследствие чего мои мысли сливаются в сплошную кашу, которую невозможно сформулировать вслух. Джаэр, заметив, что я опять плыву, бессовестно пользуется моим состоянием и усугубляет его. Не сводя с меня взгляда полыхающих золотом глаз, он надкусывает язык и высовывает его. Мне поначалу кажется, что он меня дразнит. Но на кончике языка формируется золотистая капля крови, которая, набухнув, срывается вниз прямо к пока еще осторожно проникающим в мое тело пальцам. — Всё… и так в порядке, — протестую было я. Ощущения на самом деле смешанные, но я уверен, что смогу пережить любые болевые очаги. Джаэр со мной на сей счет не согласен. Вместо того чтобы перейти к более активным действиям, он надкусывает язык еще в нескольких местах, собирает кровь во рту, а затем пускает ее вниз. Вязкая нитка смеси слюны и кратосовского золота тянется от его языка к самым пальцам. — Вот же бесстыжий ребенок, — шиплю я, сгорая от смущения. Почему-то действия Джаэра кажутся мне немыслимо распутными, иначе как объяснить то, насколько блудливо это выглядит со стороны. Ощущаю знакомое покалывание, появляющееся из-за действия обезболивающего. Но даже это не успокаивает распаляющегося жара внутри. Я хочу, чтобы кратос поторопился, но могу лишь тихо скулить от нетерпения. — Джаэр, — зову я его тихо, невольно насаживаясь на его пальцы. — Поцелуй меня ещё, — прошу я в ответ на вопросительный взгляд кратоса. И Джаэр, удовлетворённо улыбнувшись, нависает надо мной и дарит желанный поцелуй. Я же скрещиваю ноги у него за спиной и впиваюсь пальцами в его скулы. Вжимаю его в себя насколько это возможно и неистово кусаю его губы, показывая, как всего этого мне мало. Хочу ещё. Хочу большего. Быстрее. — Не думал, что ты можешь быть таким «голодным», — произносит Джаэр, умудрившись избавиться от плена моих губ. Он хочет сказать ещё что-то, но я вновь глушу его поцелуем, при этом опуская руки к его паху и слегка царапая стояк. Хватит пальцев. — Не спеши. Иначе я могу сделать тебе больно, — предупреждает меня Джаэр с таким видом, будто сам еще не на пределе. — Хватит обо мне беспокоиться! Поторопись! — раздраженно требую я. — Какой неожиданно озабоченный нэкрэс, — подтрунивает надо мной Джаэр, медленно вытягивая из меня пальцы. Он хватает меня за ноги выше колена, приподнимает их и забрасывает себе на плечи. Так как Джаэр высокий, а стол низкий, я оказываюсь в полуподвешенном состоянии. Мои опоры — лопатки и сгибы колен, а таз оказывается на весу. Положение мое спорное по удобству, потому я пытаюсь перекинуть вес тела с лопаток на локти. Идея оказывается нерабочей. Понимаю я это, когда Джаэр толкается в меня, и я от резких ощущений невольно съезжаю с локтей обратно на спину. Странное почти забытое чувство наполненности кружит голову. Но Джаэр осторожен, он не спешит. Его медлительность становится невыносимой, потому я дотягиваюсь до белой портупеи, от которой кратос не успел избавиться, цепляюсь за ее ремешки и тяну, укладывая Джаэра на себя. — Мы никуда не торопимся, — напоминает он, толкаясь в меня с новой силой. — Я бы поспорил, — качаю я головой, спуская ноги с плеч Джаэра и скрещивая их у него на бедрах. — К Эгриотам мы выходим завтра. У нас всего одна ночь, чтобы восполнить четыре месяца, — шепчу я с надрывом. — У нас впереди целая жизнь, — уверяет меня Джаэр, а затем обнимает меня за торс, поднимает со стола и аккуратно переносит на кровать. Вся жизнь? Как же. После вылазки к эгриотам тебя отзовут обратно на родину. Это случится, хотим мы того или нет. Но портить момент спором мне не хочется, потому я предпочитаю промолчать. Кратос, держа томительно медленный ритм, целует мои губы и скулы, мою шею и плечи, мои ключицы и грудь. Его действия приятны, но они лишь сильнее распаляют во мне и без того мучительное пламя возбуждения. И когда терпение мое заканчивается, я хватаю Джаэра за плечи и силой переворачиваю его, укладывая на кровать, а сам оказываясь сверху. — Вот же нетерпеливый, — рычит он, намеренный вновь поменяться со мной местами, но я ловлю Джаэра за запястья и прижимаю их к подушке над его головой. — Ты ведь знаешь, что я физически намного сильнее тебя, — усмехается кратос, пытаясь избавиться от моей хватки, но к его удивлению, у него ничего не выходит. — Нет, — улыбаюсь я, наклоняясь к Джаэру настолько близко, что наши губы едва касаются. — Ты Был сильнее меня. На самом деле разница в физической силе остается той же, что и раньше, но за время нашей разлуки я научился паре нэкрэсовских приемов, вычитанных из книги. Я не просто держу руки кратоса, я сжимаю запястья его духа. А в духовном плане нэкрэсы сильны, как никто иной. — Не знаю, как ты это делаешь, — произносит Джаэр, разглядывая мой захват, — но это… Ловко. Ловко не то слово. И пользуюсь я своим преимуществом по полной программе. С силой насаживаюсь на Джаэра и быстро набираю темп. Тону в ощущениях, которыми грезил последние четыре месяца, смотря на человека, о котором все это время думал. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что все происходящее — лишь очередной слишком сладкий сон. Может, потому я и кажусь себе ненасытным и желаю еще и еще? Пытаюсь впитать в себя как можно больше фальшивых впечатлений до того, как наступит пробуждение? Но время идёт. Дыхание мое тяжелеет. Мышцы ног начинают тихо ныть. Сон не заканчивается. — Отпусти мои руки, — просит Джаэр. Его дыхание тоже тяжелеет. На лбу появляется испарина, хотя он просто лежит на постели. Я разжимаю пальцы и тут же оказываюсь подмятым под Джаэра. Он хватает мою левую ногу и прижимает ее к моей груди. Угол проникновения меняется. И Джаэр наконец перестает меня жалеть. Его резкие движения доставляют сводящее с ума удовольствие, которое перемежается с редкими, сопровождающимися хрустом ломающихся костей вспышками боли. Болевые ощущения длятся не больше секунды. Их наличие мне даже нравится. Они меня слегка отрезвляют. И удовольствие на контрасте с ними оглушительно острое. Мои сдавленные стоны становятся всё громче, и я, чтобы их заглушить, переворачиваюсь на правый бок и утыкаюсь лицом в подушку. — Нет, не прячь лицо, — слышу я тихую просьбу сквозь тяжелое дыхание, а затем ощущаю легкое касание к скуле. — Хочу его видеть, — шепчет он, вбиваясь в меня с бешенным ритмом. — Хочу слышать твой голос, — продолжает он, целуя меня в губы. Ну так смотри. И слушай. Черные клевера зрачков устремлены только на меня. И я отвечаю Джаэру тем же, отдавая ему всего себя без остатка и физически, и духовно. **** Глубокая ночь. Я, лежа на животе, пытаюсь восстановить дыхание, но у меня все никак не выходит. Джаэр расположился поперек кровати, положив голову мне на поясницу, и с задумчивым видом водит указательным пальцем по моему золотому браслету. Правда вскоре его внимание переключается на мои обнаженные бедра, на которых он начинает что-то самозабвенно выцарапывать. Прямая линия, круг по левую сторону и пересекающая их дуга. Руна привязки. Пятиконечная звезда, вписанная в треугольник, объединяющий три из пяти ее лучей. А рядом символ, похожий на олений рог — составляющие руны любви. — Ты ведь знаешь, что в кратосах почти нет магии, потому рисовать действующие руны у вас способны единицы? — спрашиваю я, улыбаясь. — И ты явно в эти единицы не входишь. — Ты ведь знаешь, что мне эти руны ни к чему, — смеется в ответ Джаэр. Оставив в покое бедра, он переключается на мою спину, покрывая ее поцелуями уже раз в десятый за эту ночь. — Не боишься заработать мозоли на губах? — шучу я, чувствуя, как сперва лёгкие и ненавязчивые ощущения перерастают в страстные и болезненные, так как в ход идут зубы. Мне всегда казалось, что боль делится на три типа: слабая, терпимая и нестерпимая. Но сегодня я в полной мере изучил ее четвертый тип. Возбуждающая. Боль, которая простреливает все тело, но не лишает сил, а будто бы приводит тебя в чувства, взбудораживает желание и распаляет его в тебе с новой силой. — Просто меня раздражает, что я больше не могу оставлять на тебе следов, — признается Джаэр, наблюдая, как очередной засос на моем плече растворяется, будто его и не было. — Можешь, — не соглашаюсь я. — Просто надо что-то посерьёзнее твоих губ, — замечаю я, выуживая из лежащего на полу ремня один из кратосовских кинжалов и вертя его в руках. — Не думаю, что мои глупые желания стоят твоей боли, — со странной задумчивостью отвечает кратос, поглаживая мою спину. — А я думаю, — произношу я, ловя одну его руку и целуя запястье кратоса, — что любое твое желание стоит моей боли, — притягиваю я Джаэра к себе ради поцелуя. — Надеюсь, наш поход к эгриотам будет очень долгим, — произношу я, слегка касаясь его губ. — Почему? — удивляется он. — В походе мы вряд ли сможем остаться наедине. — А после похода тем более. Тебе ведь придется вернуться на родину, — напоминаю я. — Не придется, — качает Джаэр головой. — Я останусь с тобой. Я вздрагиваю и всматриваюсь в его глаза. Жду, когда он сообщит, что это лишь жестокая шуточка. — Ты дезертируешь? — осознав, что кратос не шутит, выдыхаю я в ужасе. Я рад. Правда, очень рад. Рад невероятно! Но я не хочу, чтобы ради меня он разрушал свою жизнь. — Нет, конечно, — смеётся Джаэр. — Я уйду по законным причинам. — Не знал, что кратосам такое разрешено, — замечаю я, стараясь не показывать, насколько счастлив от этой новости. — Только если у кратоса присутствует веская причина, — улыбается Джаэр. — Прошу, только не говори, что из строгой армии кратосов можно уйти лишь потому, что у тебя остался любовник на стороне, — смеюсь я. — Нет, конечно. Любовник не может стать веской причиной. А вот более серьезные взаимоотношения — неоспоримо важны, — протягивает он осторожно. — Более серьезные? — продолжаю я веселиться. — И они тебе поверили? Как они собираются проверять серьезность наших взаимоотношений? Будут стоять у кровати со свечой? — Вот это… — Джаэр поднимает левую руку и стучит по браслету, — …показатель серьезности отношений. — Браслеты? — удивляюсь я. — Не просто браслеты. Узы, — оповещает Джаэр, заставляя меня бледнеть. Стоп. Стоп-стоп-стоп! — Ты ведь не хочешь сказать, что… — выдыхаю я нервно. — Это брачные браслеты, — заканчивает за меня Джаэр. — Но не беспокойся. Наш брак пока односторонний. У меня не было времени тебе обо всем рассказать. К тому же я не спросил, хочешь ли ты этого. Но я нуждался в гарантии, что смогу к тебе вернуться. Не думал, что благодаря эгриотам появится и иной способ. Впрочем… Я бы отдал тебе браслет в любом случае. — Погоди-ка, — выдыхаю я, резко переворачиваясь и садясь на кровати, отчего голова Джаэра сползает к моему паху. — Мы что же… Женаты?! — этой новости еще только предстоит уложиться у меня в голове. — Говорю же, не совсем, — терпеливо объясняет Джаэр. — В браке состою только я, потому что я отдал тебе браслет со своей кровью. Но у меня браслета с твоей нет. Ты свободен, — поясняет он, окончательно меня запутывая. Заметив мое недоумение, кратос продолжает. — После инициации каждому кратосу выдается по два браслета. Через шипы с внутренней их стороны они напитываются нашей кровью. Когда кратос вступает в брак, он отдает один браслет супругу, а второй хранит на случай, если появится необходимость в расширении семьи. Наличие двух браслетов на обеих руках указывает на то, что кратос свободен. Если же он в браке, то носит браслет супруга только на одной. Обычно мужчины — на левой, а женщины — на правой. Но это не обязательно. — А если на одной руке несколько браслетов? — вспоминаю я вопрос, ответ на который меня и раньше весьма интересовал, а теперь тем более. — Значит, семью расширили. Количество браслетов указывает на количество супругов. — Не думал, что и среди кратосов есть любители гаремов, — поражаюсь я. — Нет, — качает Джаэр головой. — Это не гарем. Все супруги имеют одинаковые права. Кратос, решивший стать третьим в супружеской паре, вызывает на бой обоих. И добивается расположения обоих. Заинтересованность к кратосу лишь одного из супругов никогда не позволит ему стать частью семьи. Треть кратосов заключают брак с двумя и более партнерами. Потому и носим мы по два браслета, годами напитывая их своей кровью. А в случае, если хотим заключить третий брак, за пару месяцев до предложения все члены семьи носят браслеты на щиколотке левой ноги — если это мужчина, правой — если женщина. Но опять же… Условие не обязательное. Скорее традиция. Или привычка. — То есть ты можешь жениться на ком-то помимо меня? — хмурюсь я. Меня воспитали агафэсы. У них не принято делить пару с кем-то еще. И к счастью ли, к горю ли, но я придерживаюсь этой же позиции. — Гипотетически могу. Но лишь при условии, что и ты будешь желать этого и напитаешь общий брачный браслет своей кровью, — отвечает кратос без энтузиазма. — Но я бы этого не хотел… — произносит он тише. Укладываюсь обратно на спину. Размышляю. — А зачем напитывать браслет кровью? Тоже традиция? — спрашиваю я невпопад. — Для создания уз. Как только я надел свой браслет на твое запястье и моя кровь попала в твои вены, я начал чувствовать тебя. Все эти четыре месяца я всегда знал, какое у тебя настроение и что ты испытываешь. Ты тосковал по мне, я знаю. Я тоже тосковал, — вздыхает он и целует мою руку выше браслета. — А что бы было, приедь ты в крепость, а меня нет? — интересуюсь я. — Развелся бы со мной? — Думаешь, это так просто? — смеётся Джаэр. — Если один из супругов хочет разорвать связь, он вызывает второго на бой. Кто бы сомневался. — Брак можно разорвать только смертью одного из партнёров. — Что-то мне подсказывает, что разводитесь вы редко, — замечаю я с нервным смешком. На что же ты себя обрек, глупый ребенок?! — В исключительных случаях, — улыбается кратос. — Обычно мы очень тщательно выбираем партнёра, потому разводы нам ни к чему. — Ты не ответил, что бы было, если бы я ушел. Или нашел себе другую пару? Развестись ты со мной не можешь, так как я бессмертный, и жениться/выйти замуж за другого кратоса без моего согласия, получается, тоже. И какие варианты? — развожу я руками. Джаэр некоторое время молча смотрит на меня. — Вариантов нет. Жил бы один, — пожимает он плечами. — Всю жизнь? — не верю я своим ушам. — Всю жизнь, — подтверждает Джаэр. — Это же большие риски! Мы провели вместе ночь, но… Не так уж и много друг о друге знаем, — заявляю я напуганно. К такой ответственности я не подготовился. — Все, что мне знать о тебе было необходимо, я знаю. Остальное неважно, — парирует Джаэр. И его непробиваемая уверенность в правильности своих действий гасит мои страхи. — Что нужно сделать, чтобы наш брак стал двусторонним? — интересуюсь я тихо. — Сперва, полагаю, узнать об одном важном нюансе, — тяжело вздыхает он. — Отпустили меня не навсегда. Только на пять лет, по истечении которых мне будет необходимо вернуться домой. В случае если ты согласишься пойти со мной, ты должен будешь пройти испытание. Пройдешь — мы сможем строить быт вместе на территории кратосов. Нет — вместе нам не быть, если я не дезертирую. — И мне придется вступить в вашу армию, — хмуро выдыхаю я. — Безусловно, — кивает Джаэр. — И идти против своих… — я не договариваю, шумно сглатывая подкатывающий к горлу ком. Я очень хочу согласиться. Прямо сейчас. Но не могу. — Нет, — поняв, к чему я веду, отрицательно качает Джаэр головой. — Межрасовые браки для нас обычное дело. Но мы никогда не натравливаем Своих на Своих. Это бесчестно. У тебя будет иммунитет. У меня, как у твоего супруга, тоже. Нас никогда не отправят на поле боя с агафэсами. Главное оговорить этот момент загодя. — Но и защитить я их не смогу. — Ксэт… — неожиданно зовет меня Джаэр по имени и касается моего подбородка. — Ты чертов нэкрэс. Назови хотя бы одну расу, которая сможет противостоять тебе в случае, если тебе не угодят ее действия? — выдыхает он неожиданно дерзко. Я пару секунд растерянно луплю на него глаза, а потом разражаюсь диким хохотом. Боги, и почему я не подумал об этом раньше?! Он прав. Он, черт его побери, абсолютно прав! — Так что же мне сделать, чтобы стать твоим супругом? — интересуюсь я сквозь смех. — Погоди, есть еще один нюанс, который тебе понравится меньше всего, — выдыхает Джаэр замогильным голосом. — И какой же? — напрягаюсь было я. — Даже если пройдешь все испытания, тебя не примут, если ты не будешь знать нашего языка. — О нет… — наигранно возмущаюсь я. — О да! — смеется Джаэр. — Я тебя не тороплю. Знаю, для тебя это все слишком неожиданно. Не страшно. У меня пять лет, чтобы убедить тебя в том, что ты не сможешь без меня жить, — улыбается мне кратос. Тебе эти пять лет ни к чему. — Ты правда заставишь меня спросить об этом в третий раз? — вздыхаю я. — Как? — Поменяться со мной браслетами, чтобы твоя кровь начала течь по моим венам, и ты бы чувствовал меня так же, как я чувствую тебя, — сообщает Джаэр. — Постой… — вздрагиваю я от неожиданной мысли. — Это из-за него в постели ты предугадывал каждое мое желание?! — догадываюсь я. — Эй! — шутливо хмурится Джаэр. — Я, знаешь ли, и без браслета отличный любовник! — смеётся он, но поймав мой хмурый взгляд, добавляет: — Но он мне немного помог, верно. — Зря все это… — после недолгого молчания выговариваю я тихо. Моя радость перемежается с чувством жуткой безнадеги. — Не зря. Я смогу сделать тебя сч… — Ты-то сможешь, — прерываю я Джаэра. — Но как насчет меня? Я, думаешь, смогу ответить тебе тем же?! Будет невыносимо, — признаюсь я. — Пусть будет. — Я… Я же… — слова застревают в горле. — Я же постоянно хочу умереть, понимаешь? Насколько бы сильные чувства я к тебе ни испытывал, я все равно… Буду хотеть, — как бы обидно ни было признавать, но это чистая правда. — Ну и что? — спокойно отвечает Джаэр, приподнимаясь на руках. — Благодаря браслету я знаю о твоих терзаниях. Но кроме того, — он несильно сжимает мое горло. — Я знаю и о том, что твою участь облегчает. И… — хватка Джаэра становится сильнее. — Я буду убивать тебя столько раз, сколько потребуется. — Но ты умрешь намного раньше меня, — вяло парирую я железные доводы. — Ну и что? Я останусь с тобой. Как остается твой шакал. Дождусь тебя. И мы уйдем вместе. — Этого ты гарантировать не мож… — Я гарантирую. Вместе, — выдыхает Джаэр, а затем сжимает мое горло с такой силой, что в глазах моих темнеет и я отключаюсь раньше, чем успеваю сказать еще хоть слово. ...Смерть от рук любимого человека: десять из десяти.