(Не)Спаси меня.

Первое сентября наступило как-то слишком незаметно. По правде говоря, Маринетт даже толком не ложилась. Большую часть ночи девушка провела за скетчбуком. Августовская ночь выдалась удивительно плодовитой! Идеи неиссякаемым потоком хлестали из головы и Дюпэн-Чэн, не ощущавшая такой воодушевленности с самого июня, с благодарностью принимала такие капризы вдохновения. А ведь как иначе? Когда еще Маринетт сумеет ощутить такой мощный творческий прилив? Разрисовывая лист за листом, девушка даже не замечала розовеющего неба за стеклом. Ночь отошла, уступая место раннему утру. — Как уже сентябрь?! — взвизгнула швея, шокировано смотря на экран своего телефона. Мелкие белые цифры в углу экрана хладнокровно сообщали крайне неприятную новость. — Но… Как же так? Дюпэн-Чэн покосилась на скетчбук и сглотнула. Эскизы, право, были хороши, но после такого ночного марафона сил для нормальной повседневной деятельности не хватило бы. В голове образовалась пренеприятная каша. — Интересно, если я сейчас лягу спать, то будет ли от этого смысл? — пробормотала Маринетт, закусив ноготь. Вопрос в некотором роде был философским, где-то на уровне «быть или не быть», но тем не менее в душе девушка понимала, что все решено. Если и идти, то до самого конца, не взирая на последствия! Тяжело вздохнув, Маринетт захлопнула скетчбук и забралась на кровать. Чего-чего, а решимости ей все же не хватало. До первого учебного дня оставалось ничтожно мало времени, а предстать перед Бюстье в виде сонной мухи не особо хотелось, не говоря уже о том, что сегодня в класс переведется новая ученица. «Первое впечатление — самое важное!» — угрюмо подумала Маринетт, кутаясь в розовое одеяло. Не сказать, что она ждала чего-то особенного от нового школьного года. Хоть состав класса частично и поменялся, однако большинство прошлогодних проблем остались на своем законном месте. — «Ладно, мне нужно просто пережить этот день». Едва Дюпэн-Чэн прикрыла неожиданно отяжелевшие глаза, как трель будильника больно резанула по ушам. Маринетт растерянно заморгала, совершенно не веря своим глазам. Небо за окном, ранее с трудом тянувшее на предрассветное, полностью просветлело. «А спала ли я вообще?». Умывание холодной водой не избавило девушку от накатившей сонливости. Противная усталость плотно сковала молодое тело, а кипящая голова требовала лишь одного — возвращения в удобную мягкую кровать, но, увы, Маринетт не могла себе позволить начать прогуливать занятия с самого первого дня. Родители ее совсем не поймут. Одевшись с горем пополам, девушка медленно побрела в сторону кухни, отчаянно клюя носом. Вкусный запах завтрака, к сожалению, не подействовал ободряюще. — Хох, она даже сама спустилась! Чудеса, не иначе, — Том широко улыбнулся. — Ну, какие ожидания от нового учебного дня, моя принцесса? «Самые худшие…» — подумала Маринетт, но вслух не произнесла. Ей не хотелось нагружать родителей своими проблемами еще до официального начала этого самого года. — Какие ожидания могут быть? — лениво поинтересовалась девушка, занимая свое место за столом. — Состав нашего класса практически не поменялся. Думаю, что этот год пройдет также, как и предыдущий. Ответ Тома вполне удовлетворил. Пекарь довольно улыбнулся, после чего ускользнул на ту часть кухни, где располагалась многочисленная кухонная техника. Оттуда и исходил приятный запах выпечки. Маринетт тухло улыбнулась. До открытия родительского магазина оставалось меньше часа, а товар все еще не был полностью готов. Дюпэн-Чэн взглянула на свою миску с замоченными хлопьями. Временами девушке казалось смешным то, что она, дочь кондитеров, утром поедала сухие завтраки вместо свежевыпеченного круассана. «Впрочем, все не так уж и плохо?» — неуверенно подумала Маринетт, смотря на кукурузные хлопья, плавающие в молоке. — «Если бы я ела только круассаны, то быстро набрала бы в весе…». — Не стоит хмуриться, — посоветовала Сабин, которая в этот момент занималась мытьем посуды. Как и ожидалось, женщина встала значительно раньше дочери, успела привести себя в порядок и отзавтракать в компании мужа. — Сегодня особенный день. «Ага, настолько особенный, что я его уже проживала раз девять…» — подумала Дюпэн-Чэн, отправляя себе в рот ложку с хлопьями. Своим размышлением, естественно, девушка не поделилась. — Уверена, что этот год принесет тебе много радости, — заметила мадам Чэн. — Он бы принес мне много радости, но в этом году я опять в одном классе с Клодом! — мрачно отозвалась Маринетт. — Четвертый. Год. Подряд. Даже не знаю, это я проклята или с моей удачей что-то не то? — Глупости, — оттряхнув руки от пены, заявила Сабин. — Уверена, что с твоей удачей все хорошо. Ты себя накручиваешь. Маринетт сникла окончательно. Ей не стоило и начинать этого разговора. Дюпэн-Чэн тоскливо вздохнула. Эти три месяца, лишенные общества Клода Буржуа, были похожи на рай. Никто не раздражал швею, никто не говорил ей гадостей и никто не одаривал снисходительным взглядом. Иными словами — все было просто прекрасно. За это лето Маринетт практически полностью отвыкла от своей роли девочки для битья, но теперь наступила осень, и Клод, будь он неладен, вновь вернется в жизнь швеи, чтобы полностью ее отравить. От безысходности сердце сдавило и Маринетт сгорбилась, ощущая на своих плечах почти физический груз грядущих унижений. Интересно, какие новые насмешки придумает Клод в этом году? Будет ли он более творческим или ограничится прошлыми дразнилками? Заметив понурое настроение дочери, Сабин закусила губу. Мадам Чэн понимала, как сильно нуждается ее ребенок в поддержке, но при этом сделать чего-то конкретного женщина, увы, не могла. В свое время ей посчастливилось вырасти в совершенно другом коллективе, где царило уважение и взаимопонимание, оттого тревоги Маринетт казались Сабин отдаленными и не совсем понятными. Материнское сердце потяжелело. — Милая, не стоит накручивать себя лишний раз, — женщина подошла к дочери и уложила свои ладони ей на плечи. — Быть может, этот год будет совершенно другим? Как же… Маринетт закатила глаза. Это мать твердила далеко не первый год. Дюпэн-Чэн давно перестала верить в эти наивные сказки. Земля скорее остановится, нежели Буржуа прекратит демонстрировать свой дурной характер. Да и с чего бы переменам вообще случаться, когда для них практически нет повода? — Слабо верится, мам. Может, мне вообще перевестись? — Маринетт, солнышко, нельзя терять веру в лучшее. Как говорил твой дед: «Если ты споткнулся и упал, это ещё не значит, что ты идёшь не туда». Наверное, твое время еще не пришло. Китайские пословицы… Это означало лишь одно — о переводе в другой колледж можно было и не мечтать. Девушка уныло вздохнула. Временами Маринетт казалось, что в этом мире нет места для нее. В школе она не ощущала себя комфортно, семья тоже временами давила со всех сторон. Дюпэн-Чэн не единожды ловила себя на мысли, что ей не повезло родиться не в то время, не у тех людей. По натуре девушка не была жаворонком, не особо любила готовить и внутренне совершенно не походила на своих родителей. В ней совершенно отсутствовала удивительная коммуникабельность Тома и превосходная выдержка Сабин. — Я не думаю, что Клод докучает тебе просто так, — заявила мадам Чэн, погладив дочь по голове. — Быть может, ты ему небезразлична, и он так показывает тебе знаки внимания? От одной этой мысли съеденные хлопья полезли назад. Маринетт даже не знала, стоит ли ей смеяться, удивляться, вопить в ужасе или делать все это сразу? Швея закашляла. Часть молока попала не туда, куда следовало бы. — Мам, даже не шути так, — прокряхтела Дюпэн-Чэн. — Это совершенно не смешно! — А я не шучу, — Сабин улыбнулась. — Просто такое бывает. Юноши, особенно молодые, могут облекать в агрессию… — Все! Хватит! И слышать не хочу! — Дюпэн-Чэн закрыла руками уши. — Пре-кра-ти! Женщина убрала свои руки и послушно отошла в сторону. Едва Маринетт убрала руки от ушей, как на горизонте объявился Том. Дородный мисье Дюпэн нес в своих огромных руках красиво украшенную коробку средних размеров. На красивом картоне виднелся логотип пекарни, созданный Маринетт совершенно недавно. — Чтобы моя принцесса не кисла, я решил кое-что приготовить, — заявил мужчина, широко улыбнувшись. Оказавшись совсем рядом с девушкой, Том приоткрыл крышку картонной упаковки. — Ну-с, дочь, что скажешь своему старику? У нее не было слов. Маринетт удивленно уставилась на красивые макаруны, покрытые тонким слоем мятной глазури. Пирожные выглядели просто потрясающе! Ни единой трещинки, ни малейшей выпуклости, в них не было ничего, что могло бы указать на какой-либо брак. Круглая форма казалась верхом совершенства. — Папа, это… Когда ты успел?! — потрясенно спросила Дюпэн-Чэн, удивленно взирая на кондитерские изделия. — Ну… — загорелые щеки Тома покраснели. — Я встал на пару часиков раньше. Хотел сделать тебе приятно. Так сказать, дать толчок для лучших перемен, принцесса. — Папа… Не стоило… — промямлила Маринетт. Ей стало совестно от осознания того, что ее отец встал на несколько часов раньше, лишь бы приготовить это мятное великолепие. — Глупости! — улыбка пропала с крупного лица. — Бери, давай! Возьми в школу и угости друзей! «Мне на себя не хватает времени, а он говорит о друзьях!» — Маринетт тяжело вздохнула. Завтрак закончился, родители ушли к прилавку и она, новоиспеченная старшеклассница, осталась совсем одна с громоздкой коробкой на руках. Посыл отца был предельно ясным: «просто возьми и раздай эти макаруны своим одноклассникам и хоть в этом году заведи себе наконец пресловутых друзей!» Она вздохнула вновь. Она не смогла завести себе постоянную компанию в течение девяти лет, так много ли изменится за один день? Маринетт нахмурилась и приоткрыла картонную крышку короба. Пирожные выглядели слишком хорошо, чтобы безрадостно пропасть в желудках одноклассников. «Эх, быть может, съесть все это самой?» — тоскливо подумала Дюпэн-Чэн, даже не замечая подозрительного человека у порога пекарни.