— Господин, я совершенно уверен, что этим утром вы получили в свое распоряжение зонт.
Клод шумно задышал и бросил промокшую сумку на пол. Та с противным писком приземлилась на линолеум, после чего проехала еще несколько сантиметров и остановилась, уткнувшись в стойку с прочими оставленными-забытыми-подаренными зонтами на все случаи жизни. Жан-Люк уловил настроение непосредственного начальника и поспешил опустить голову вниз, пряча взор. Больше дворецкий ничего не сказал, и Клод, честно говоря, был этому только рад.
Никакого желания говорить с кем-либо Буржуа не имел. Настроение, ранее достаточно неплохое, упало вниз, пробивая собой все возможные поверхности. Мрачные чувства злобы и неудовлетворенности больно укололо сознание. В этот самый момент Клод ненавидел практически всех на этой планете. Люди, невинные жертвы чужой опасной игры, вызывали у юного героя искреннюю злость просто из-за факта своего существования. Опять.
Молодой человек снял обувь и из нее, прямо как из Ниагарского водопада, полилась дождевая вода, образуя собой еще большие лужи. Супер-пупер натуральная ткань носков противно облепила юношеские стопы, напоминая собой вторую кожу или колбасную кожуру, случайно прилипшую к конечности. Это было отвратительно. Как по ощущениям, так и по зрительным ассоциациям.
— Господин желает что-нибудь теплое для скорейшего согревания? — услужливо поинтересовался дворецкий, подгадав правильный момент.
Поинтересуйся он секундой раньше или позже — Клод бы запустил в него мокрым носком без каких-либо угрызений совести, не взирая на благие намерения. Буржуа откинул носки прочь, и те с тихим шлепком приземлились неподалеку от сумки, расчерчивая собой длинную линию.
— Да. Я не откажусь от чая. С ромашкой и без сахара.
Дворецкий молча кивнул головой и поспешил удалиться, когда Клод, полностью освободив ноги, пошлепал в сторону своих апартаментов. Младшая прислуга, притаившаяся по углам вестибюля, поспешила убрать вещи хозяина лишь после того, как он поднялся на последнюю лестничную ступень. Длинная цепь мокрых стоп обозначала весь маршрут Буржуа от дверей вестибюля до собственной-чужой неприлично огромной комнаты.
Отчего-то Клод чувствовал себя плохо. Очень плохо. Значительно хуже, чем это бывало обычно и причина, как не странно, крылась в этой странной девчонке полуазиатского происхождения, хотя она практически ничего не сделала. Точнее, она буквально ничего не сделала такого, что могло бы восприниматься как оскорбление. Или…
— ДА ЧТО С НЕЙ НЕ ТАК?! — воскликнул Клод, стоило двери за его спиной закрыться. — ПОЧЕМУ ОНА НЕ ВЗЯЛА ЗОНТ? Я, ЧТО, КАЖДЫЙ ДЕНЬ ПРЕДЛАГАЮ ЕЙ ПОМОЩЬ?! КЕМ ОНА ВООБЩЕ СЕБЯ ВОЗОМНИЛА?! ГЛУПАЯ… — ругательство, слишком жесткое по отношению к Маринетт, застряло посреди горла, почти ощутимо царапая собой гортань. Клод шумно задышал. — Тупица.
Наконец, совладав с собой, Клод выдохнул. Тело его, порядком уставшее от длительного контакта с талисманами, ощущалось иссушенным. Буржуа хотелось поскорее дойти до своей кровати, оставив мирские проблемы позади себя. Клод усмехнулся собственным мыслям. Сегодня он исчерпал свой геройский лимит, оттого заслужил полное право на банальный отдых. Юноша скинул с себя мокрый пиджак, избавился от насквозь промокших брюк и бросил под ноги привычную белую футболку, оставаясь только в нижнем белье.
Стало как-то холодно.
По-хорошему счету Клоду нужно было заскочить в ванную и простоять пару минут под горячим душем для профилактики еще не пробудившейся простуды, но сил на это у юноши уже не было. Пчелиный король устал. Вдобавок к физическому утомлению шла и эмоциональная опустошенность, которая не добавляла желания работать далее.
Рухнув на кровать, Клод стянул с пальца кольцо и вытянул из ушей серьги. Аксессуары мгновенно потемнели и Буржуа прикрыл глаза, точно зная, что теперь-то его никто не потревожит.
«Ты могла бы принять мой зонт…» — вдруг подумал Клод перед тем, как окончательно прикрыть глаза. Лицо Маринетт, немного смущенное и растерянное, на мгновение сверкнуло в сознании, после чего растворилось в темноте, оставляя Буржуа в полном одиночестве.
Укрывшись благоухающим одеялом, Клод обнял подушку и провалился в неожиданно крепкий сон.
Первый день в безумном старом-новом мире закончился, что значило лишь одно — все это действительно не является продуктом больной юношеской фантазии и было не ясно, трактовалось ли это как что-то хорошее. Настоящее, изрядно исказившееся под натиском неожиданных событий, сбилось с ранее протоптанной канвы.
— Милая, ты совсем не ешь!
Маринетт дернулась на месте и растерянно уставилась на мать, сидящую напротив. Лицо Сабин, и до этого весьма напряженное, исказилось сильнее. Женщина практически мгновенно положила свою руку поверх ладони дочери и чуть сжала длинные исколотые пальцы, проникновенно смотря в глаза девушки. На мгновение на сердце Дюпэн-Чэн образовался камень. Всякий раз, когда мама смотрела на нее такими глазами, все естество переворачивалось с ног на голову. Швея ощутила себя бесстыдной преступницей.
— Ты точно уверена, что все хорошо? — обеспокоенно спросил Том. — Может, нам все же отвести тебя в больницу? Или сводить к психологу?
Наблюдая за тем, как Том, человек-шкаф трясется листиком на ветру, Маринетт невольно улыбнулась. Здоровяки с большими добрыми сердцами были такими милыми в моменты внутренней растерянности, что слабая улыбка просто не могла не проклюнуться на немного бледном, но все же достаточно здоровом девичьем лице. Швея отрицательно качнула головой.
— Нет, все хорошо, — поспешила заверить Маринетт, зачерпнув вилкой немного риса. — Просто аппетит сегодня не моя сильная сторона.
Родители переглянулись между собой. Сабин тоскливо посмотрела на Тома, при этом сильнее сжав руку дочери. Господин Дюпэн потупил взгляд в стол, словно стыдясь смотреть на домочадцев. Шевеление усов косвенно наводило на мысли об активной мозговой деятельности. Маринетт фыркнула. Родители только что, практически не стыдясь ребенка, провели беседу на одном только им ведомом языке. Предатели.
— Если тебе будет нужно с кем-нибудь поговорить, то не стесняйся, — Сабин сжала руку Маринетт еще сильнее, опасно балансируя на грани между искренним проявлением собственных чувств и откровенным вредительством. Пока что чаша весов заваливалась в сторону первого варианта, но даже так швея ощутила легкий дискомфорт. Настолько крепкой оказалась материнская хватка. Еще немного и…
— Да, принцесса, не стесняйся! — Том хлопнул рукой по столу, вызывая дрожь у всей расставленной посуды. Кувшин с соком вовсе подпрыгнул на месте. — Я и мама тебя обязательно выслушаем! Всегда. Вот.
— Все хорошо! — заверила Маринетт, освобождаясь от хватки Сабин. — Я не пострадала. Испугалась чуть-чуть, но на этом все!
Родители переглянулись опять. Дюпэн-Чэн побледнела. Глаза госпожи Чэн влажно поблескивали, когда крупное, от природы смугловатое лицо месье Дюпэна сначала покраснело, потом побелело, а после и вовсе сделалось каким-то странным. Складывалось ощущение, словно семейная пара услышала из уст дочери нечто совсем ужасное.
— Испугалась… — повторила Сабин, приложив руку к сердцу. Голос ее звучал трагически приглушенно.
— Чуть-чуть… — дополнил Том в тон жене.
— Нет! Все действительно хорошо! — поспешила заявить швея. — Если бы не этот монстр, то день можно было бы назвать просто отличным! Я была просто на высоте!
Лица родителей стали чуть проще, но беспокойство, ярко горевшее в глазах, выдавало ложность этой реакции. Было видно, что они совсем не верили словам собственной дочери. Даже более, весьма оптимистичное заявление породило еще больше идиотских догадок касательно прошедшего учебного дня. Маринетт почти видела все те ужасные мысли, которые генерировались в головах семьи с завидной скоростью.
С этим нужно было срочно что-то делать!
— Правда! — швея неловко улыбнулась. — У нас в этом году целых два переведенных ученика, а не один, как обещали ранее. Девушка и парень, представляете?! Они оказались такими милыми! Кстати, па, они оценили твои макаруны.
Приманка, брошенная наобум, оказалась действенной. Обостренное родительское внимание перетекло на совершенно иную стезю и это было прекрасно. Атмосфера за обеденным столом стала легче. Поникший Том буквально просиял.
— Правда?!
— Угу, — Маринетт постаралась вести себя уверенно, но вышло как вышло. Облокотившись спиной о спинку стула, швея едва заметно сглотнула вязкую слюну, всем своим естеством ощущая себя мерзкой предательницей. Еще никогда ранее Маринетт не лгала родителям так нагло в глаза. — Им очень понравилось.
— Ой, а хочешь я завтра круассанов тебе напеку?! — вдруг спросил Том. — Возьмёшь с собой в школу и поделишься с друзьями!
— НЕТ! — ответ, в теории спокойный и уверенный, выдался излишне истеричным. Сабин от неожиданности едва не уронила свою вилку. — Нет-нет-нет, папа — это уже лишнее.
— Ой, да я и заморачиваться не буду, просто поставлю тесто, сделаю начинку из остатков, разогрею печь и…
— Нет! — повторила Маринетт и для убедительности стукнула кулаком. Посуда не вздрогнула и кувшин не подпрыгнул, что значительно убавило в весе жеста. — Не нужно.
— Ой, а может, я еще их имена на круассанах напишу? — все еще горя от внутреннего энтузиазма, Том посмотрел на Сабин, разыскивая в супруге необходимую поддержку. — Ну, помадкой там или соленой карамелью. Молодежь же любит соленую карамель?
— Папа, — уже умоляющим тоном попросила швея. — Не нужно этого делать. Мам, скажи ему!
— Хм, а сверху можно добавить немного сахарной пудры, а в качестве начинки использовать топленый шоколад или джем, — мадам Чэн неожиданно вклинилась в беседу. — Думаю, что так будет лучше. Карамель, например, неплохо будет сочетаться с шоколадом и вкус не будет ощущаться приторно.
Маринетт обхватила голову руками. Ее родители временами были слишком щедрыми, что уж никак не вязалось с образом людей, активно вовлеченных в торговлю. Стереотипные торгаши были жадными до денег и своей продукции, когда мама и папа делали то, что они, собственно, делали. Интересно, как с таким подходом они еще не прогорели?
В какой-то момент беседа зашла слишком далеко и Маринетт, подавленная до невозможности, тихо покинула свое место у стола. Родители этого не заметили и это, как не странно, было к лучшему. Увлеченные круассанами, Том и Сабин казались невероятно счастливыми людьми со стороны. Было видно, как пекари едва ли не растворялись друг в друге, обсуждая потенциальную новинку, которая имела все шансы стать неким хитом осеннего сезона.
Именные круассаны! Кто ж мог подумать!
Швея тяжело вздохнула. Чувство собственной чужеродности, ранее дающее о себе знать, сегодня впилось в сознание девушки с новой, доселе невиданной силой. Отчего-то Дюпэн-Чэн ощущала себя страшно обворованной. У Дюпэн-Чэн складывалось ощущение, словно сегодня она что-то упустила из-под своего носа, невольно дав преимущество постороннему человеку.
Но что именно было упущено и о каком преимуществе шла речь? Девушка не могла ответить точно. Она просто чувствовала, что у нее забрали нечто важное и забрали это вероломно, едва ли не открыто. Сознание чего-то терпеливо ждало, а вместе с ним ждала и Маринетт, уставшая от назойливого чувства неопределенности.
В родной комнате стоял полумрак. На мгновение Маринетт захотела сказать приветствие или что-то в этом роде, но тут же это желание прошло. Здесь не было никого, кто мог бы отозваться в случае восклицания. В помещении царила такая привычная, но меж тем странная пустота. Дюпэн-Чэн мельком взглянула на вещи на сушилке. Верная одежда медленно теряла лишнюю влагу, расположившись на прутьях нехитрого приспособления для сушки. Отчего-то это зрелище также показалось Маринетт неправильным.
Что-то внутри говорило, что она могла и должна была вернуться домой сухой.
— Я ни за что не возьму вещь у Буржуа! Бьюсь об заклад, он решил пошутить и предложить бракованный зонт! — неожиданно произнесла Маринетт, но тут же замолчала. Кому она вообще адресовала это высказывание?
Никому. В комнате было пусто, но не так пусто, как это бывает обычно, а именно
слишком пусто.
— Словно пустоты много не бывает… — прокряхтела девушка, включая компьютер и свет в комнате.
Машина тихо загудела, экран привычно замерцал, и швея расположилась на своем месте, тоскливо смотря в окно. Вечерело, а в ее жизни так ничего серьезного и не произошло. Нападение каменного чудовища в счет не шло, и появление странного парня в экстравагантном трико тем более не добавляло красок в привычную серую картину, но меж тем гнетущее чувство неправильности всего происходящего все еще давало о себе знать, превращая девушку в заложницу мрачных мыслей.
Как Маринетт и ожидала — интернет гудел. Гудел, словно разворошенный пчелиный рой. Стартовая страница браузера была наполнена всевозможными ссылками на различные информационные ресурсы, чьей основной темой был инцидент в школе Француа-Дюпон. От скуки девушка кликнула на первую попавшуюся ссылку, чье название при желании можно было трактовать как оскорбление и под этим предлогом подать в суд на составителя заголовка.
Б Е З У М Н Ы Й Ф Р И К В Л А Т Е К С Е П РО Т И В О Ж И В Ш Е Й К А М Е Н Ю Г И. СМОТРЕТЬ ВСЕМ!
И она посмотрела, так как немного, но все же относилась к вышеупомянутым «всем». Статья одного не особо крупного новостного портала не представляла из себя что-то удивительное. Три абзаца недоумения журналиста, пару скупых строк полицейских комментариев и целая подборка фотографий неизвестного фрика, да только не в латексе, а в спандексе. Не сказать, что это как-то влияло на дело коренным образом, просто Маринетт увлекалась шитьем, оттого чувствовала себя неловко, называя материал костюма «латексом». Кстати, о костюме…
Дюпэн-Чэн кликнула на несколько смазанные фотографии. Герой, совсем недавно представший перед девушкой воочию, был запечатлен на нескольких десятках снимков. В момент встречи школьница не рассматривала костюм юноши детально о чем, собственно, сейчас и пожалела. Сочетание мягких точек и прямых вызывающе острых ромбов выглядело дико, но меж так притягательно. Никогда ранее Маринетт не приходилось встречать такого необычного и гармоничного сочетания. Все казалось в меру.
Рука швеи сама потянулась к скетч-буку.
Ей срочно нужно было нарисовать скетч!
Клод проснулся ближе к вечеру, такому же серому и унылому, прямо как ушедший день. Несколько пугающая стабильность Буржуа не удивила. За окном виднелась плотная стена дождя и пыльно-серое небо, нависшее над столицей особенно низко. Верхушка главной достопримечательности Франции уходила куда-то вверх, скрываясь за плотным покровом грязных облаков. Клод зевнул. Усталость, пронзившая тело, никуда не делась полностью. Она ослабла, не более. Вдобавок ко всему дрянная погода действовала на голову удручающе. Всякая мысль рушилась не успев толком сформироваться.
Молодой человек повернул голову вбок. На прикроватном столике стояла чашка с уже остывшим чаем. Вовремя. После дремоты хотелось немного промочить чуть саднящее горло. На вкус чай был ужасен. Холодная размокшая ромашка оставляла после себя крайне неприятный привкус, но сейчас это не воспринималось как что-то ужасное. Вода и в Африке вода. Не самый лучший вкус можно было смело проигнорировать в угоду комфорту собственного тела.
Выпив все, Клод отложил чашку назад и потянулся, разминая немного затекшее во время сна тело. В комнате стоял уютный мрак, радующий еще слишком чувствительные глаза. Буржуа довольно улыбнулся. Несколько часов отдыха плодотворно сыграли на внутреннем настрое. Буянить и злиться попросту не особо хотелось.
Юноша перевел взгляд на зачарованные украшения. Гвоздики и кольцо лежали на своих местах, терпеливо дожидаясь новой активации. Буржуа щелкнул языком. Если обитательница сережек оказалась весьма милой сущностью, то жилец кольца бесил Клода неимоверно. Помесь крысы и черного кота накануне первой битвы отказалась работать с героем, мотивируя свое решение не отсутствием сил для грядущего боя (что было правдой. Активировать кольцо Клод так и не смог), а собственным желанием! Буржуа, видите ли, не тот человек. Хотя какая разница, когда на кону стояли жизни других, невиновных людей?
Из короткого, но неприятного диалога Клод выяснил две вещи, а именно:
а) Адриану дико не повезло с квами;
б) Этот самый квами сохранил память касательно прошлого-будущего, что давало повод для основания, что прочие представители странного народца также сохранили воспоминания.
Ничего из вышеперечисленного на руку не играло. Если даже так, зная об угрозе, мелкая летающая крыса сопротивлялась, то чего можно ждать от остальных? Не ясно.
— А что если память сохранили не только квами? — дикая мысль пришла в голову внезапно. Клод дернулся. Гребень, запутавшийся в волосах, больно кольнул голову.
— Мой Король, это практически невозможно, — ответила Поллен. — Людям нечего вспоминать. Они были уничтожены, и здесь делать что-либо бесполезно.
— Но ты-то и старик в гавайке помните об этом, — заметил Буржуа, сощурившись. — И я, что главное, тоже помню.
— Нет, это не так. Вы этого не помните. Не можете помнить. На момент происходящего вы были мертвы. Та информация, полученная вами от Мастера Фу — это знание, — поспешила объяснить квами. Клод побледнел. Свыкнуться с тем, что он мертв было куда сложнее, нежели осознать себя вновь шестнадцатилетним подростком. — И Вас никто не воскрешал. Просто был совершен перенос сознания на более ранний период времени до момента кончины. Мы, квами, действуем по похожему принципу. Наши оболочки не были разрушены, но это не помешало переносу сознания.
— А смысл? — Клода вдруг осенило. — Зачем вам вообще это нужно?
— Мой король, мы не можем существовать без людей, — поспешила объяснить Поллен. — Вы даруете нам силы для нормального существования, когда мы покровительствуем вам и миру вокруг вас. Это взаимовыгодная сделка, ставшая основой всего окружающего мира. Именно в наши обязанности входит стража и поддержка баланса, порой очень неприятными, но действенными способами.
Пчела покосилась на кольцо, и Клод, сам того не желая, поступил точно также. Юноша сглотнул. Только сейчас он ощутил некую темную ауру, исходящую от деактивированного украшения. А ведь этой штукой придется управлять доброму и наивному Адриану!
— Мне даже страшно интересоваться касательно характера этих способов… — пробормотал Клод. — И все же, быть может…?
— Нет, об этом помнят лишь квами, Мастер Фу и Вы, Ваше Величество. Остальные же, быть может, испытывают чувство внутренней неправильности, но это ненадолго.
Еще никогда Поллен так сильно не ошибалась в своих доводах.
