(Не)Спаси меня.

Не смотря на то, что утро это началось с традиционного просыпания будильника, Маринетт все еще не могла отделаться от мысли о неправильности всего происходящего. Тоска, зародившаяся еще вчера, сегодня ощущалась куда ярче. Ощущение, словно ее нагло обокрали, преследовало Дюпэн-Чэн практически всю подготовку к школе. Чистя зубы, умывая лицо, неуклюже просовывая ногу в штанину, копаясь в полудохлом телефоне (она забыла вчера поставить его на зарядку! Черт!) — Маринетт все еще не могла отбиться от мрачного ощущения внутренней недостачи. Утренняя спешка, казалось, должна была помочь немного отвлечься, но Дюпэн-Чэн просто физически не могла отделаться от гнетущего чувства странной неполноценности. По сути в ней вчера ничего не изменилось, но вот душа говорила иначе. Маринетт чего-то или кого-то отчаянно не хватало рядом с собой, хотя ранее швея не чувствовала за собой каких-либо острых потребностей в чем-либо. Это было странно. Наспех поправив высохшую одежду, Маринетт мельком заглянула в зеркало и убралась прочь с комнаты, сильнее обхватив болтающийся рюкзак за спиной. Время неимоверно поджимало, заставляя Дюпэн-Чэн идти на рискованные трюки в виде перепрыгивания ступенек. Швея, рожденная с двумя левыми ногами, самозабвенно рисковала своей шеей, нагло перепрыгивая несколько ступеней подряд. Неслыханная ранее дерзость для той, кто и на ходу не решалась выделывать такие трюки. Отчего-то внутренне швее казалось, что это лишь капля в целом море ее скрытых способностей. «А ведь я могу прыгнуть выше!» Не могла. На последней ступеньке девушка едва не поскользнулась, но что-то наверху, обычно отвечающее за удачу, решило смиловаться над несчастной, оттого Маринетт просто пошатнулась на месте, не падая на пол. Швея мертвой хваткой вцепилась в перила. Беспричинная храбрость, до этого переполняющая тело, мгновенно иссякла и Маринетт вновь стала слишком опасливой собой. — Ты еще здесь?! Дюпэн-Чэн вздрогнула, стоило грудному голосу отца прокатиться громовым раскатом по комнате. Сердце девушки едва не выпрыгнуло от неожиданности. Отчего-то Дюпэн-Чэн казалось, что в такое время оба ее родителя находятся на стороне пекарни, активно обслуживая редких утренних клиентов. Отчасти ее домыслы были верны. На дородном теле Тома виднелся фирменный тканевый фартук уже частично испачканный в муке, а руки его были скрыты за плотными красными перчатками-прихватками в жизнерадостный черный горошек. Сердце Маринетт странно кольнуло, но тут же наваждение это прошло. Родитель предупреждающе кашлянул, тем самым выводя ненаглядную дочурку из состояния дичайшего ступора. — Я думал, что ты должна была выйти еще пятнадцать минут назад! Дюпэн-Чэн неловко улыбнулась. Рука ее значительно ослабла и перила медленно исчезли из-под исколотых пальцев. — Ну… Пятнадцать минут назад я только проснулась… Хах… Том несколько помрачнел. Опоздание его принцессы часто становилось предметом длительных нудных разговоров с мадам Бюстье. Молодая женщина из раза в раз заводила исцарапанную пластинку о том, школа — это важно, и беспечное отношение Маринетт к учебе может вылиться в не особо приятную характеристику. Смеху ситуации доставлял тот факт, что дом семьи Дюпэн и Чэн находился буквально в нескольких метрах от школы дочери. — Маринетт, дорогая, мы с мамой тебя безумно любим, но… — Я не виновата! — швея поспешила чмокнуть папу в щеку. — Это все мой сбитый режим! Я всю ночь не могла уснуть и… — И опять рисовала эскизы до потери сознания? — дежурно поинтересовался мужчина, устало потирая широкий лоб. Он прекрасно знал ответ, но все же хотел услышать подтверждение из уст дочери. Зря, очень зря. На этот вопрос швея предпочла не отвечать. У Маринетт вообще не было времени на такую мелочь, как утренняя перебранка на тему ее увлечений. Со временем родители становились все менее и менее лояльными к хобби Дюпэн-Чэн, считая, что все эти неконтролируемые творческие выбросы дурно влияют на успеваемость дочери. Отчасти так оно и было, но Маринетт совершенно не могла ничего с собой поделать. Конструировать одежду и шить по собственным эскизам ей нравилось значительно больше, чем монотонная зубрежка тех предметов, которые в будущем ей точно не пригодятся. Входная дверь приглушенно хлопнула за спиной. Утренний воздух, уже переполненный машинными выхлопами, защекотал нос. Запах улицы после изысканных ароматов свежего хлеба воспринимался достаточно тяжело. Маринетт сморщилась. Сейчас ей как никогда хотелось вернуться домой и закрыться в комнате, скрываясь от всего окружающего мира. Жаль только, что эта прихоть не могла воплотиться в жизнь. Глубоко вздохнув, Маринетт решительно двинулась вперед, вдоль аккуратно выложенного тротуара. Швея привычно уставилась под ноги. Нежно-розовые балетки забавно мелькали на фоне светло-серого тротуарного покрытия. Сочетание цветов показались швее весьма интересным и вновь напоминающим о чем-то таком знакомом, но безвозвратно утерянным против собственной воли. «Да и не все так плохо!» — уныло подумала Дюпэн-Чэн, на ходу завязывая хвосты. Мысли ее сбились. Серо-розовая мешанина уступила место воспоминанию о разговоре перед выходом. Перед глазами школьницы замаячило рассерженное лицо Тома. — «У меня есть минут пятнадцать. Если я поспешу, то успею на занятия. Нужно только поднажать и…» — НАСЕКОМОЕ! Толком осознать что-либо Маринетт не успела. Просто почти-знакомая рука легла на ворот пиджака, а после последовал почти-знакомый рывок и такой же почти-знакомый треск ниток. В затылок подуло что-то очень холодное, когда перед носом девушки на полной скорости пролетело авто насыщенного малинового цвета. Дюпэн-Чэн удивленно заморгала. В некотором роде швея испытала дежавю. Едва успел. Опять. Клод чувствовал, как его разгоряченное сердце выбивает удары, заставляя кровь в теле циркулировать на недостижимой ранее скорости. Перед глазами Буржуа летали искры, во рту царила Сахара, а капризная мышца-насос едва ли не подпрыгивало до самой глотки. Мир вокруг Буржуа сломался, распался на осколки и собрался в совершенно неправильном виде. Юноша сильнее вцепился за ворот мягкого на вид пиджака. Вторая машина насыщенного красного цвета проехала перед школьницей секундой позже. Как раз в тот момент, когда Маринетт убрала ногу с асфальтированного покрытия. Проезжая часть перед глазами активно жила своей жизнью и красная лампочка на светофоре служила этому отличным доказательством. — Идиотка! — воскликнул Клод, сильнее потянув девушку на себя. — Ты куда прешь?! Совсем слепая?! Маринетт ойкнула, но подалась назад. Между носками ее балеток и асфальтом стремительно возникло расстояние в десяток, а быть может и в целых пятнадцать, сантиметров. Швея растерянно посмотрела по сторонам. Черт, а она ведь даже не заметила, как оказалась здесь, возле перехода. До школы оставалось всего каких-то несколько метров! — Эй, ты вообще меня слышишь?! — Буржуа с силой тряхнул одноклассницу, окончательно возвращая ту в реальный мир. — Маринетт! Дюпэн-Чэн удивленно уставилась на старосту класса. Клод, красный от переполняющего гнева, смотрел на нее в упор. Бледно-голубые глаза особо зловеще выделялись на фоне слишком красного лица. Тонкие губы, обычно сжатые в плотную линию, упрямо дрожали. Было видно, что Клод находится в одном шаге от натуральной истерики. Впрочем, это не казалось чем-то важным. Швею зацепило другое. — Как ты меня назвал? Безобидный вопрос подействовал лучше всякой оплеухи. Клод, не выспавшийся и злой, тряхнул девчонку снова. Опилки или то, что находилось в ее симпатичной, но полупустой голове, должны были хорошенько перевернуться от такого. — Идиотка, — процедил Буржуа, отпуская ворот. — Пользуйся глазами по их прямому назначению, а не в качестве декора. Маринетт растерянно моргнула, а Клод пошел вперед, стоило на светофоре зажечься зеленой лампе. Внутренне Буржуа колотило от бушующего гнева. Малое количество часов сна, игнорирование завтрака, второй пеший поход в сторону одной небезызвестной пекарни, осознание собственной беспомощности в рамках вселенной — все это накладывало очень тяжелый отпечаток на общий настрой. День толком не успел начаться, но Клод уже ненавидел его всем своим естеством. Маринетт и Бражника особенно сильно. Буржуа метнул быстрый взгляд назад, туда, где по идее должна была быть сейчас одноклассница. Растерянная швея семенила в нескольких метрах от сына мэра, сгорбившись и опять смотря себе под ноги. Клода передернуло. Вопросы из разряда «что не так с этой девицей?» и «как она дожила до своих лет?» вновь стали открыты. «Она не может быть ЛедиБаг!» — снова подумал Буржуа, поворачивая голову вперед. — «Не может! Во всяком случае сейчас…». Юноша тяжело вздохнул, чисто машинально поправляя свой рюкзак. Шкатулки с талисманами звучно стукнулись друг о друга. Клод оглянулся опять. Маринетт, идущая по большому счету на ощупь и по привычке, врезалась в кого-то плечом. Пострадавшая сторона шумно возмутилась, на что швея проблеяла скомканные извинения и ускорила шаг, несясь прямо на встречу к новому случайному человеку, такими темпами обреченного быть сбитым с пути. Рыкнув, Клод развернулся полностью и поспешил предотвратить столкновение. Швея ойкнула, когда староста схватил ее прямо под локоть. В том, что рука принадлежала именно Клоду Буржуа и никому более — Маринетт не сомневалась. Во всей школе только сын мэра носил экстравагантный желтый пиджак, чей насыщенный цвет часто становился причиной воспаления глаз особенно впечатлительных ребят. — Докатились… — проворчал юноша, уводя Маринетт в сторону. — Чтобы я, Клод Буржуа, исполнял роль собаки поводыря для здоровой девицы?! Интуитивно Дюпэн-Чэн попыталась отстраниться, но чужие руки сильнее обвили тощий девичий локоть. Естество Маринетт рухнуло под пятки. Она искренне не понимала, что именно Клоду от нее нужно. Она ведь толком сегодня даже ничего не сделала! — Тебе родители не говорили, что нужно смотреть по сторонам во время того, как ты идешь? — проворчал молодой человек. — А, Насекомое? Швея сглотнула. Хватка старосты не ослабла, но Клод немного успокоился. Краснота практически полностью сошла с миловидного лица, и голос, до этого пропитанный всеми признаками надвигающейся истерики, стал совершенно нормальным. Внешне Буржуа вернул себе спокойствие. — Язык проглотила? Маринетт отрицательно кивнула и стиснула зубы. Практика показывала, что рядом с Клодом лучше молчать в тряпочку. Дюпэн-Чэн совершенно не умела вести словесные баталии. Особенно с Буржуа, который никогда не лез за словом в карман и отлично знал все болевые точки непутевой одноклассницы. — Если ты думаешь, что такая тактика беседы — универсальна на все случаи жизни, тогда мне тебя жаль. Ты ошибаешься. Отчего-то такое замечание очень больно укололо Маринетт. Девушка решительно дернулась, намереваясь вытянуть руку, но Клод не позволил этому совершиться. Наоборот, он дернул одноклассницу к себе, вынуждая ту едва ли не прижиматься к себе. Как раз вовремя. В нескольких миллиметрах от макушки швеи просвистел новый дверной проем. — Отпусти меня! — не то просьба, не то писк. Клод сморщился. Она действительно походила на маленькое насекомое, обреченное на скорую гибель под чьим-нибудь не особо аккуратным ногтем. — Ты смотришься жалко даже тогда, когда пытаешься повышать голос! Но Буржуа ее отпустил и даже немного отпихнул в сторону, стоило перед ними возникнуть все еще оживленному школьному коридору. Маринетт на автомате потерла то место, где ее пару секунд назад держал Клод, а сам юноша пошел вперед, уже не намереваясь оборачиваться. «Уж до класса она сама дойдет!». Наверное… — Клод-Клод-Клод! Сын мэра ошеломленно заморгал. На мгновение ему почудилось, что Сабин не говорил, а тявкал. Прямо как маленькая голодная собачка, подкормленная тобой достаточно хорошо, чтобы уже зваться «твоей». Рыжеволосый мальчишка изо всех сил вцепился в свой цветастый ежедневник. По довольному лицу Ренкомпри было видно, что что-то произошло, и юнец прямо-таки сгорал от внутреннего желания поделиться этим с Клодом. — И тебе привет, — проворчал Буржуа, вытащив из рюкзака бумажный пакет. Там как раз лежало четыре купленных круассана из одной небезызвестной булочной-кондитерской. Приятный запах выпечки немного перетянул внимание Сабин на себя. Мальчишка принюхался и уставился на пакет, словно пытаясь увидеть его содержимое сквозь бумагу. Вышло неважно. — Ты видел вчерашние новости? — спросил Сабин, пялясь на пакет. Очкарик сглотнул появившуюся слюну. — Не-а, — Клод отрицательно кивнул, вынимая вслед за потенциальным завтраком-обедом ручки с тетрадками. — Как так?! — Ренкомпри оторвался от пустого созерцания выпечки и подпрыгнул на месте. Одноклассники, уже сидевшие за своими местами, обернулись в сторону стола, но очкарик не смутился. Ему вообще было плевать на реакцию посторонних людей. Клод, пользуясь моментом, бегло осмотрел класс. Намека на Адриана и Алью пока не было, что выглядело странно. Куда именно запропастились эти… Эти?! Буржуа вновь скользнул взглядом по самым дальним местам и обомлел. Айван сидел рядом с Милен. Совершенно влюбленный, иностранный студент пожирал глазами возлюбленную одноклассницу, которая, собственно, делала практически тоже самое. Между двумя пухляшами царила удушающая взаимность. Буржуа передернуло от отвращения. Нет, он не имел каких-либо претензий к полным людям или что-то в этом роде (наоборот, их очень легко выводить на эмоции, затронув вес), но только вот конкретно этот случай был отвратительным из-за вязкой розовой ауры, обильно исходящей от голубков. Пространство вокруг этих влюбленных любителей поесть едва не искажалось под действием чар или как там поэты называли чувство влюбленности? Казалось еще немного и на подоконниках расцветут все цветы, в классную комнату влетят всевозможные певчие птицы, и Париж можно будет официально переименовывать в филиал Эдемского сада на грешной Земле. — Мерзость… — прошипел Клод, отвернувшись. — Мне необходимо промыть мои глаза! Сабин не без доли облегчения вздохнул. После вчерашнего дня Ренкомпри серьезно обеспокоился состоянием друга. Слишком дружелюбный Клод мало походил на себя настоящего, сегодня же все было на своих местах, и вселенная не рухнула, к большому облегчению очкарика. — Это только цветочки… — заметил рыжеволосый мальчишка, вытянув телефон. — Ты б видел, что он вчера сделал! Вот. Вот. Вот! Через мгновение на экране телефона открылось видео. Судя по лого у края экрана — это была запись из новостной программы. Клод присмотрелся. Лого канала ему было прекрасно знакомо. Первый центральный французский канал, он же — основной источник информации для каждого уважающего себя гражданина. Ведущая кратко осветила ситуацию и после, на экране позади ее спины, возникло изображение. Буржуа цокнул языком. Колоритного Айвана было сложно перепутать со среднестатистическим французом. Мальчишка, чье мощное лицо занимало поразительно много места, сначала сглотнул, запуганно пялясь в объектив камеры, потом мрачно потемнело, после чего просветлело от внутренней решимости. Корреспондентка задала вопрос касательно нападения. Совершенно обычный нейтрально окрашенный вопрос без какого-либо личного подтекста, но Иван ее явно не понял. Вместо внятного ответа юноша во все горло выпалил: — Милен Апрэль, я тебя люблю! Клод схватился за голову. Выпал в осадок. Осознал, что он косвенно, но виноват в этом. Решил избавиться от симкарты, ведь сегодня с него хватит интернета.