***
Как-то на уроке литературы Калин Бюстье зачитала целую связку древнегреческих мифов и преданий. Вымысел и разбавленная фантазиями явь плотно переплетались между собой, образуя странное неоднородное полотно. В тот день Маринетт была не особо усидчивой ученицей, оттого большая часть сказаний прошла мимо ее ушей, оставшись не услышанной и не понятой. Однако, не смотря на некоторую отдаленность, Дюпэн-Чэн ясно запомнила одну полу-реальную историю про царя-тирана, фаворита и длинный заточенный меч, висящий на длинном конском волосе прямо над троном. За все свои шестнадцать прожитых лет Маринетт никакой властью не обладала, фаворитов подле себя не имела и на троне не сидела, однако тяжелый дамоклов меч прямо сейчас висел над ее головой, тихо дыша и не спуская излишне проницательного взгляда, способного прожечь огромную дыру в затылке. Дюпэн-Чэн не знала, смотрел ли ее надзиратель с интересом к процессу или, быть может, пялился скорее с недоумением, однако факт был на лицо. За все сорок минут Клод не отвел от нее взгляда. Маринетт Буржуа не видела, но явно чувствовала, что за ней очень пристально наблюдают. Незримый меч, висевший над головой, с каждой секундой опускался все ниже и ниже, что откровенно не нравилось швее, однако недовольство свое девушка выразить не могла. Всякая попытка погибала раньше, чем начинала воплощаться в жизнь. То нужные слова не подбирались, то перед глазами проскакивала тень вдохновения. Было сложно. — Тебе не обязательно было тратить свой выходной на меня, — наконец, сдавшись, произнесла Маринетт, откладывая скетч-бук. Работа совсем не клеилась. Клод, бесстыдно лежавший на софе, недоуменно склонил голову в сторону, все еще не сводя бледно-голубых глаз с одноклассницы. Он словно был здесь, но и не здесь вовсе. Под боком Буржуа лежал свежий глянцевый журнал, на обложке которого красовался Пчелиный Король, взмывающий вверх на фоне полной луны. Изображение вышло настолько эффектным, что Клод, не фанат печатной прессы, просто не смог удержаться и купил номер, разумно рассудив, что ничего страшного от одной покупки не произойдет. — Я, как заказчик, должен проконтролировать процесс, — заметил Клод, удобнее уместившись на молочно-белых и зефирно-розовых подушках. — Не отвлекайся. Работай, а я, так уж и быть, подожду. «Теперь мне еще наволочки стирать…» — мрачно подумала Маринетт, бессильно наблюдая за тем, как одноклассник валяется на некогда девственно-чистых подушках, чья главная цель заключалась в обыкновенной усладе глаз, но уж точно не в использовании по прямому назначению. Внутренняя брезгливость дала о себе знать. Внутренне швея уже неоднократно пожалела о своем согласии. Внутренний голос, появившийся в результате накопленных обид и злости, с самого начала упрямо подговаривал Маринетт выставить этого человека прочь. Увы, пекарская дочь к нему не прислушалась и уныло взирала на последствия собственного выбора. — Я не могу работать пока кто-то стоит у меня за душой, — Маринетт сердито уложила руки под грудью и нахмурилась. Внутренне девушка взывала к здравому смыслу Буржуа. Он же тоже человек. Должен же понимать, что некоторые процессы невозможны, когда посторонние прожигают тебя глазами. Просьба уйти прочь, криво обернутая в максимально нейтральное замечание, вызвала у Буржуа усмешку. Он, окажись на ее месте, не стал бы церемониться с вторженцами. Просто сказал бы все в лицо, а после, для пущей убедительности, пригласил лакея, который наверняка бы сопроводил нежеланных людей в холл. Маринетт, которая являлась полной хозяйкой комнаты на чердаке, не могла найти в себе сил для подобного. И смешно, и грустно. Впрочем, если бы она и сказала прямо о своем желании, Буржуа бы не ушел. У него на этот день были совершенно конкретные планы, завязанные на швее французско-китайского происхождения. — До конкурса осталось пять дней, — оповестил Клод, закинув ногу на ногу. — А у тебя ничего не готово. Насекомое, либо у меня проблемы с восприятием времени, либо ты жутко опаздываешь. — У меня нет идей, — без какого-либо стеснения признала Дюпэн-Чэн, подняв обе руки вверх. — Совсем. Я не знаю, что именно тебе нужно. Я не знаю, что хочу увидеть сама. Я… Я… Я не знаю. — Эй, Насекомое, ты же понимаешь, что этой твой шанс? — задал риторический вопрос Буржуа. Она, естественно, понимала и это было главной проблемой. Чувствуя ту самую мифическую возможность быть замеченной, Маринетт просто не знала куда ей копать. — Тебя могут заметить значительно раньше. — Это да, но а если я не настолько хороша? — вдруг спросила Дюпэн-Чэн, напрочь забыв, что разговаривает с Клодом. — То есть, это же месье Агрест! Он и его коллекции — это легенда! Как я вообще могу показывать свои работы…ему? Заниженная самооценка помноженная на неуверенность предстала перед глазами Клода во всей красе. Этой девочке был нужен если не хороший психолог, то кто-то, кто способен выслушать и наставить на путь истинный с абсолютно трезвой головой. Буржуа, благо, сегодня был свободен и почти готов к этому. — Ну не хороша и не хороша, смысл париться? Кроме тебя в конкурсе будут принимать участие и другие люди. Холодные мурашки мгновенно пробили кожу. Маринетт сжалась и закусила губу. Она — другие люди — более талантливые ребята — признание месье Агреста. Мгновенно Дюпэн-Чэн оказалась на самом дне странной пищевой цепочки, уступая место фантомным «одаренным» ученикам. Те же Роуз с Джуликой резко из милых одноклассниц превратились в невероятно сильных конкуренток. — Черт, мне не нужно было подавать заявку! — Маринетт обхватила резко побелевшее лицо руками. — О нет-нет-нет! Насколько же был ее страх! Клод даже вздрогнул, когда одноклассница подпрыгнула на месте и начала наматывать круги по комнате, кусая и жуя нижнюю губу. Едва ли не сбивая напольные предметы декора, швея все шла и шла, что-то бормоча себе под нос. На лбу и висках ее проступил холодный пот. — Насекомое, уже поздно. Заявки с именами участников отправили еще вчера. — Еще…вчера? — спросила Маринетт, неожиданно остановившись. Лицо ее отображало невообразимый ужас. Примерно также она взирала на мир, когда Клод образца начала средней школы, закинул ей за шиворот вполне себе живого таракана. Поступок был мерзким, но к великому стыду Буржуа — вполне смешным. — О нет! Если бы человек был способен в силу биологических процессов поседеть в один момент, то темная голова Маринетт несомненно покрылась бы пеплом. Что-то пробормотав, швея покачнулась на месте, словно пьяная, после чего медленно осела на первое попавшееся (оно же единственное) кресло-мешок. — Тебя там приступ схватил? — поинтересовался Буржуа, чувствуя, как градус беспокойства начинает расти. Маринетт что-то проблеяла, растянувшись на кресле. Вид ее выражал полную незаинтересованность в чем-либо. Глаза вовсе принадлежали человеку, чья жизнь пролетела мимо так быстро, что он этого даже не заметил. Медленно гримаса ужаса трансформировалась в обреченность. Морально Дюпэн-Чэн трагически умерла под весом проблем. — Я проиграю… — пробормотала девушка, прикрыв глаза. — Проиграю и опозорюсь на глазах месье Агреста! Все же проблем у нее было значительно больше, нежели себе представлял Клод. Панический страх опозориться (словно ранее ее это останавливало!), неуверенность в собственных силах, уже вера в проигрыш — это было лишь верхушкой ужасного айсберга. Клод закатил глаза. Маринетт всегда была такой и услышанное с увиденным не было каким-то откровением для Буржуа, но отчего-то он был раздосадован. Девушка, ноющая еще до проигрыша, мало походила на ту самую, почти мифическую, уверенную ЛедиБаг. — Ты еще не проиграла, а уже пускаешь сопли! — Я проиграю, — повторила Маринетт, охватив ноги руками. — Кроме меня действительно будут и другие участники. Черт, да у меня же никаких шансов! — Эй, я про них сказал вообще лишь для того, чтобы ты поняла одну простую вещь. Как бы ты в пятницу не налажала, все равно найдется кто-нибудь, кто налажает сильнее. Думай именно в таком ключе и прекрати уже трястись. Лучше садись за работу! Вскочив с места, Клод подскочил к рабочему месту швеи и выхватив скетч-бук с карандашом, всучил их в руки хозяйки. — Вот. Бумага с пером у тебя в руках, а теперь мужество в руки и давай работай! Ну же, Насекомое. Докажи, что на всей территории колледжа именно ты самый талантливый жук! — на слове «ты» был сделан значительный акцент. Маринетт даже растерялась от неожиданности. Клод говорил чертовски странные, но тем не менее забавные вещи, способные если не вдохновить, то хотя бы попытаться приступить к работе. Дюпэн-Чэн неуверенно обхватила карандаш и осторожно, словно боясь поцарапать бумагу, поставила первую точку, которой было суждено стать началом совершенно нового эскиза. Неудобство, вызванное посторонним человеком, медленно начало отходить на второй план. Клод словно растворился в розовых стенах. Послышался скрип. Это скрипнула софа, на которую навалилось худосочное тело в дизайнерских шмотках. Тихий шелест глянцевых страниц не сбивал с толку, а терялся за толстой невидимой пеленой, отделяющей саму Дюпэн-Чэн от мира. Швея принялась творить! Но дело все равно не ладилось, хотя с момента почти-воодушевляющей речи прошло некоторое время. Маринетт искренне хотела нарисовать нечто достойное внимание, но рука ее выводила что-то непотребное. Необычайно кривые овалы, «дрожащие» линии, неясные детали мелких украшений. Все эти плоды работы не радовали глаз Дюпэн-Чэн. Ей было обидно наблюдать за тем, как вложенные усилия ее медленно шли прахом. Девушка искренне хотела выплеснуть идеи на бумагу, да только всякая попытка была обречена остаться не более, чем очень условным скетчем. Идеи, которые ранее казались достаточно неплохими, браковались на половине пути. Ни одна придуманная работа не казалась достаточно хорошей, чтобы быть достойной самого Габриэля Агреста. — Я не могу, — наконец, решив больше не мучить себя, заявила Маринетт. — Я правда не могу. У меня совсем нет идей! Я не знаю, что мне нужно делать и как… Эх, Клод, может ты действительно обратишься к кому-нибудь другому? Послышался хлопок. Это журнальчик, перечитываемый уже третий раз (почему-то с софы интернет ловил очень плохо), был захлопнут своим хозяином. Буржуа издал усталый стон, после чего откинув глянец в сторону, вскочил на ноги, звучно хрустя костями. — Идем, — наконец, размявшись, проворчал Буржуа, подойдя к люку. — Э… Что ты?! — Нельзя создать ничего толкового сидя в огромном эквиваленте комнаты Барби, — проворчал юноша, схватившись за кольцо-ручку. — Давай, вставай, тебе нужно хлебнуть свежего воздуха и посмотреть на все это под другим углом.***
А если быть точнее, то с высоты. Маринетт мертвой хваткой вцепилась в чужое плечо, пока Клод, с видом чистой невозмутимости, взирал на Париж с высоты более чем триста метров. Над головой свистел ветер, а в воздухе ощущалась легкая сырость, прямо-таки напоминание о прошедшем дождливом вечере. Кое-где виднелись влажные пятна на стыках, но вообще здесь было достаточно сухо. Единственным минусом, который на деле мог трактоваться так в силу индивидуальных человеческих особенностей, была впечатляющая высота строения. — Мамочки, у меня кружится голова! — и Маринетт сильнее вцепилась в чужую руку, совершенно не боясь, что Клод выкинет что-нибудь неприятное. Он же, в конце концов, не станет ее сталкивать, верно? — Интересный видок, правда? — поинтересовался Буржуа с горделивой улыбкой на губах. На правах сына мэра он миновал длиннющую очередь туристов и зевак. — Отсюда город виден, прямо как на ладони! Ты просто посмотри на это! И, не взирая на девичий страх, Клод подошел к самому краю обзорной площадки. Опять-таки, будучи отпрыском необычайно важного человека, Буржуа-младший имел доступ туда, куда обычным смертным просто так попасть не вышло бы. Маринетт, чья отчаянная хватка могла посоперничать с хваткой разъярённого животного, сглотнула, но пошла следом. Она так боялась его отпустить! Клод с трудом удержался от беззлобного улюлюканья. Буржуа сам в ранние годы вел себя примерно также, когда отец впервые его привел сюда. Маленький мальчик от самого начала и до конца держался за рукав пиджака родителя, пока Андре самозабвенно рассказывал про главную туристическую гордость не столько Парижа, сколько всей Франции вместе взятой. «А еще здесь я сделал твоей матери предложение!». Эта мысль заставила Клода не просто вздрогнуть, но и малость отстраниться от девушки рядом с собой. Дома с этой высоты казались совсем крохотными. Когда-то Клод сравнивал вид отсюда с созерцанием муравейника, однако спустя годы юноша пришел к выводу, что отсюда остальные части Парижа больше похожи на контурные карты. Из-за высоты дома обывателей теряли всякий объем, больше напоминая неуклюжие изображения, нанесенные на слишком огромный холст. Это было красиво, но ровно до того момента, пока глаз не привыкал к статичности изображения внизу. Крыши не менялись, движения деревьев просто не достигали зрачка, а снующие потоки туристов-горожан давным-давно стали чем-то настолько целостным, что Клод даже не пытался всматриваться в них, дабы вычленить что-нибудь интересное. Да и был ли смысл, ведь из-за высоты все интересное прошло бы мимо Буржуа. Маринетт молчала и смотрела. Между ней и низкими перилами было два маленьких шага. Дюпэн-Чэн боялась приблизиться, но меж тем она уже не была готова свернуть назад. Страшная красота высоты покорила девичье сердце и Клод, сам того не подозревая, приобрел несколько очков в свою пользу. — Тут потрясающие виды… — произнесла Маринетт на одном дыхании. — Не то что на первом уровне! Клод криво ухмыльнулся. Коренная парижанка, не поднявшаяся выше первого уровня! Это же смех, да и только. — Давай, Насекомое, посмотри на эти муравейники повнимательнее и ощути свою власть над ними! — Клод легко стукнул девушку по спине, приближая ту к ограде. — Хорошенько запомни свои ощущения, а после порви всех в этом чертовом конкурсе. Маринетт уже хотела последовать этому совету, да только небо заполнили голуби.