***
Ледибаг никогда не была акуманизирована. Маринетт Дюпэн-Чэн никогда не сталкивалась с акуманизацией лично. Щедро напомаженные черные губы Клода мелко задрожали, когда швея, буравя одноклассника злобным взглядом, освободилась от чужих рук. Она не напоминала Буржуа саму себя совершенно, что пугало. Сердце Клода упало в пятки, а тело пронзило странное, практически противоестественное оцепенение с мелкой дрожью. Староста сглотнул. Мир определенно был значительно меньше, чем казался на первый взгляд, иначе как можно было объяснить, что в городе миллионнике, практически в эпицентре разномастной толпы, из всех людей поблизости Клод наткнулся именно на нее? — Ах ты дрянь! — Незнакомый мужчина с черными губами наткнулся на миньона в латах, вооруженного конусообразным копьем. Оружие безумца не проткнуло насквозь, но подручный Арманда бросил нападавшего в сторону и туша его задела еще нескольких человек. Те в долгу не остались и прекратив ссориться, набросились на мини-рыцаря, который буквально несколько часов назад наверняка был обычным человеком с нормальной работой. Завязалась драка. Этого оказалось достаточно, чтобы Клод, на которого внимание черногубые не обращали, принимая юношу за своего, схватил Маринетт за руку и потащил, куда глаза глядят. Даже будучи под действием черной стрелы, Дюпэн-Чэн все еще сохраняла в себе основные черты, а именно притягивала к себе неприятности, спотыкалась и желала упасть там, где падать не стоило. — Отпусти меня, ублюдок! Отпусти немедленно! Отпусти! Она билась, пыталась расцарапать чужую кожу, даже пару раз стукнула Буржуа по спине. — Успокойся, Насекомое. Клода спасало лишь то, что Маринетт грызла ногти, оттого руки его пострадали не так сильно, как это могло бы быть, да и удары, какими бы яростными они не были, тонули в плотном наполнителе ярко-желтого пуховика. На дворе были первые числа ноября и Буржуа подготовился к этому основательно. — Отпусти, ничтожество! Отпусти меня! Если хочешь подраться, то… Вообще-то Буржуа ненавидел Париж за его хаотичную архитектуру, которая совсем не понимала, чем она хотела быть, однако сейчас это сыграло на руку. Узкая улочка, возникшая без каких-либо предварительных признаков, появилась неожиданно и очень вовремя. Клод запихнул Маринетт туда, а после и сам заскочил внутрь. Это место было идеальным. Пустое узкое пространство, при этом относительная цивилизация была рядом. Клод покосился в сторону. Крышка старого мусорного бака упала, звякнула и рухнула на кривую каменную кладку. Буржуа скривился и вернулся к Маринетт, не придав крышке никакого значения. Маринетт скривилась, но реакцию эту спровоцировал не мусор, чей противный запах витал на этой улочке, а человек, стоящей перед ней. Клода словно ударило. Во рту юноши появился очень странный привкус, а в голове его воцарилось подобие вселенской пустоты. Никто не смотрел на него так. Она никогда не позволяла себе глядеть на него с таким омерзением. Клода словно с головой окунули в грязь и, что самое страшное, он никак не мог от этого очистится. — Какое же ты ничтожество, — на лице девушки появилась мерзкая, совершенно чуждая ей улыбка. Это было так унизительно, что Клод оторопел. Он привык к оскорблениям к прессе и со стороны других, ничего не значащих людей, но Маринетт. Она всегда была выше этой мерзости, а сейчас? «В нее просто попала его стрела. В нее просто попала стрела. В нее просто…» — Задрал! Что-то просвистело прямо у уха и Клод, просто чудом, отшагнул в сторону, избегая удара…ножом для резки бумаги? Небольшая светлая прядка волос медленно осела на плечо, после чего скользнула на старую каменную кладку. Тело Буржуа охватило оцепенение. Вся опасность сложившейся ситуации, сосредоточенная в совершенно одном человеке, пробуждала странный, доселе невиданный страх. В горле пересохло, лезвие все звенело рядом, разрезая воздух. Ноги Клода непозволительно тряслись, но работали, подобно механизму. Буржуа обернулся вновь, но лезвие ножа задело рукав пуховика. Послышался треск. Приглушенно-желтая плащевина разошлась прямо по шву, выпуская наружу лебяжий пух. — Бесишь! Бесишь! Бес… Перехватил Клод руку с оружием в самый последний момент. Опять-таки, движение это было не осознанным, но очень удачным. Следующий удар мог прийти прямо в лицо. — Да ты больная! И это было правдой. Одним ударом Клод выбил ножик и схватил Маринетт за руки. Акуманизированной швее это не понравилось. Она начала неистово размахивать ногами, стараясь попасть по коленям Буржуа или чуть выше. — ОТПУСТИ! ОТПУСТИ! ОТПУСТИ МЕНЯ! Ее крик звенел у самых ушей, обезоруживая и вводя Клода в недоумение. Впервые за все время он не знал как именно ему стоит поступить. Маринетт была не в себе в такой степени, что бросить ее так просто Буржуа не мог, хотя там, за стеной, была сотня, если не тысяча похожих Маринетт, готовых растерзать друг друга голыми руками. Это пугало так сильно, что Клод даже с трудом соображал. — Мерзкий! Противный! Ничтожный! Нет, тут должно быть лекарство. Ша Нуар также был подвержен стреле, Клод точно это помнил, но Ледибаг его вылечила. Исцелила каким-то образом, но, только вот, как именно? Староста напрягся. Его никогда не интересовал Нуар. Клод, как и большая часть Парижа, был опьянен чудесной, несравненной Ледибаг, чьи подвиги никогда не оставались незамеченными для телекамер и объективов журналистов. Ты недостоин быть Пчелой. Прости, Клод, нам очень жаль. В глазах зарябило. На мгновение, на жалкую долю секунды злая девчонка с черными губами стала другой. Краснота расползлась по ее телу, появились черные пятна, такие привычные и правильные. Буржуа чаще задышал, но схватился за швею сильнее, как за спасательный маяк. Голова сына мэра загудела. Отрывки фраз, осколки неясных, совершенно незнакомых воспоминаний дали о себе знать, а над самой головой раскинулось холодное звездное небо. Так вышло, сын. Ты должен это принять. Ты рад за меня, Клод? Голоса, голоса, голоса! Как много голосов обрушилось на Буржуа. Он в страхе начал озираться по сторонам, бессильно наблюдая за тем, как улочка, мерзкая и убогая, меняется. Рябит. Клод кинулся вперед и сжал швею в объятиях, закрывая глаза. Войди в наше положение. Ты взрослый мальчик. Это же твоя судьба! Крышка бака вновь ударилась и это отрезвило Буржуа. Тот, не обращая внимание на брыкающуюся Маринетт, посмотрел назад и ничего не обнаружил. «Наверное беспризорная кошка…» — Отпусти! Чужие зубы клацнули у самого его уха. Клод подпрыгнул на месте, но девушку не выпустил. Маринетт все еще находилась в его крепкой хватке и отчаянно подражала акуле или пиранье, намереваясь откусить часть уха Буржуа. Возглас вернул Клод стопроцентную уверенность, прогоняя странные фантомы подсознания. — Отпус… — Достала. Это не было запланированной акцией, просто что-то пошло не так. Во всяком случае так пытался убедить себя Клод, нагнувшись так низко, как ему позволяла ситуация. Жертва проклятых стрел хотела дополнить слово, сидящее уже в печенках, но резкое прикосновение чужих губ ввело Дюпэн-Чэн в ступор. В ступоре, но внутреннем, был и Клод, в голове которого была то пустота, то натуральный сумбур. Этот поцелуй не был таковым по современным меркам, просто его губы, мягкие и черные, уперлись в ее. Так странно, так по-детски. В один момент земля просто расступилась под ногами Буржуа и тот едва не свалился, чувствуя, как внутри его все переворачивается. Стоял он так много, но время было неумолимо. Рядом, совсем близко, что-то грохнуло и Клод отлетел от швеи, словно ошпаренный. Губы горели неистовым огнем, а легкие вовсе сжало чьей-то невидимой рукой, но Клод с этим справился. Наверное. — Моя голова… Чернь с губ Маринетт сошла, оставляя лишь небольшие следы чужой помады. Буржуа прикрыл рот ладонью, мысленно умирая. Тело била сильная судорога, но Клод постарался взять себя в руки. Впервые за столько лет ему было настолько стыдно смотреть в чужие глаза. — Больно… — Пробормотала швея, елозя руками по лицу. — Оставайся здесь. — Голос прозвучал чуждо даже для самого Буржуа. Клод сделал один шаг назад, потом второй, третий… Во рту было сухо. Маринетт, в чьей голове стоял звон, убрала руку от лица, но было поздно. Таинственный некто рванул прочь, задевая стоящие баки. Глаза немного побаливали, но это не казалось проблемой. Дюпэн-Чэн осмотрелась по сторонам и поймала себя на мысли, что это место ей совершенно не знакомо. Подобное открытие посеяло семена паники во все еще смутном сознании. Швея прижалась к стене. Совсем рядом слышались звуки борьбы, но это мало беспокоило девушку. Сейчас, когда она сама себе была хозяйкой, было страшно находить себя в весьма неприятном переулке, где дома нагромождались друг на друга. «А вдруг я где-то вне Парижа? Или вообще за пределами Франции?!» Ноги Маринетт подкосились. — Ах, Мари! Стоило этому голос прозвучать, как на лице Дюпэн-Чэн появилась весьма облегченная улыбка. — Ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть!***
Быть политиком равносильно танцу на туго затянутом канате над огромной пропастью и, честно говоря, будь у Андре такая возможность, он бы бросил все свои дела в угоду собственным мечтам. Зачем каждый божий день балансировать на канате, когда можно удобно уместиться на режиссерском кресле, снимая нуарное кино или чувственные драмы? Черт, да Буржуа был готов согласиться даже на комедии, лишь бы этот кошмар прекратился. — Ты отдашь мне свой пост, презренный толстосум, или твоя голова будет болтаться на флагштоке! Наверное со стороны это выглядело унизительно. Андре подтянул ноги и сильнее вжался в стенку большого письменного стола, пока акуманизированный рыцарь изо всех сил бился копьем в дверь. На каждый удар из вне приходился целый стук сердца самого мэра Парижа. Андре сглотнул и с отвращением уставился на трехцветную ленту, закрепленную булавками. Ох, как же мужчина ненавидел это цветастое клеймо, после стольких лет совершенно ничего не потерявшее в цвете. Послышался удар и приглушенный стон. Дверь подпрыгнула на месте, но выстояла. Стул, подпирающий ручку и служивший дополнительной опорой, выдержал. Андре лично не знал команду, которая занималась обстановкой рабочего кабинета, но был чертовски ей благодарен за выбор такой прочной мебели. Андре тихо вздохнул. Будучи человеком солидного роста, ощущение сидения под не таким уж и высоким столом, было крайне неприятным, да и глупым, честно говоря, со стыда Буржуа хотелось провалиться под землю, но правила выживания были таковыми. Либо прячешься, трусливо звеня костями, либо падаешь в первой тройке храбрецов, не имея оружия. Стон за дверью повторился. Видимо телохранитель Андре предпринял последнюю попытку исполнить свой долг, после чего героически уткнулся лицом в пол. Несколько раз, да и не по своей воле. Мэр скривился. Бедный паренек! Быть может, если он выживет, Андре поднимет ему зарплату. Или оплатит лечение, что более вероятно. — Открывай, негодяй, новое царствие зарождается прямо сейчас! Дверные петли жалобно звякнули. И так Андре встретит свой конец? Не от пули какого-нибудь очень знаменитого мерзавца, не от инфаркта от переутомления, не от шального лезвия недоброжелателя, а от соперника, да еще и весьма жалкого. Арманда было очень трудно не узнать. Чудик, чьим девизом было возвращение средневековья, был личностью уж слишком колоритной, чтобы так просто раствориться в толпе. Этот человек наверняка не был мерзавцем или ублюдком. Просто поехавший идеалист, не видящий почти болезненной фанатичности в собственных действиях, что не могло не пугать. Андре надеялся на спасение, но не верил в него. Хаос в Париже был слишком обширен и вероятность, что Пчелиный Король или тот, который второй, явится на помощь прямо сейчас, казалась не слишком великой. Внутренне Буржуа готовился если не к гибели, то к больничной койке. «А ведь я просто хотел снимать кино…» — Тоскливо подумал мужчина, грустно шмыгая носом. Перед глазами пронесся весь первый год обучения в «La Femis». Ах, были же времена, были же люди! Андре прикрыл глаза, отдаваясь прошлому. Он так неожиданно и резко бросил учебу, но осадок в виде незаконченной короткометражки-проекта остался. Странная тоска навалилась на мужчину сильнее. Он не сумел закончить собственное кино, оборвав его где-то на середине. Это тяготило сильнее всего. — «Господи, не знаю, есть ли ты или нет, но прошу тебя, не дай мне умереть сейчас. Проект все еще не закончен, а я хочу положить ему конец.» Нотр-Дам был близок, но вера и все что с ней было связано все еще находилась на огромном расстоянии от Андре. Мэр Парижа не ощутил светлого чувства. Не получил голубя в окно, да и вообще, не произошло ничего, что могло бы хоть косвенно, но намекать на божью помощь. Дверь в последний раз грохнула, а после разлетелась на ошметки и в кабинете прозвучал скрежет древних лат, заставляющий сердце Андре замереть до непозволительного долго. Арманд даже не стал осматриваться. Секунда и добротный письменный стол раскололся напополам, как надпиленная до сточка, лишая мэра всякой защиты. Испуганный Андре припал к стене и сжался, ожидая скорой кончины. У него не было время на мольбы, не было возможности уползти прочь или отчаянно выпрыгнуть в окно, повторяя поступок сына. Буржуа выставил руки вперед, отчаянно жмуря глаза. «Пусть это закончится быстро». Дождь из стекольных осколков стал ему ответом. Перед испуганным мэром возник силуэт Кота Нуара. Клод презрительно скривился, занося жезл над пустой рыцарской башкой.***
Ему не приходилось чувствовать такое оживление даже в день первого получения камня пчелы. Клод был готов поклясться, что мир перед его глазами не такой уж и убогий, каким он казался ранее. Буржуа хотел петь, танцевать и общаться с животными, попутно занимаясь пошивом одежонки для бельчат и прочей мелкой лесной нечисти. Стоило двери номера закрыться, как Клод кинулся в пляс, скользя оголенными ногами по толстому ковру, попутно скидывая с себя одежду. Легкость наполняла его, делала практически невесомым и эфемерным. Резинка соскользнула вниз и волосы опали на плечи мягким водопадом, красиво рассыпаясь по всей спине. Действительно красиво. Клод видел себя в одном из зеркал, оттого имел точное представление касательно своего внешнего вида. Словно юродивый мальчишка с излишне прекрасным лицом. Не милым, не красивым, не смазливым, а именно прекрасным. Определенно, красота действительно в глазах смотрящего. Блеск скользил по волосам, от самых корней и до кончиков, добавляя шарма. Настроение Клода было настолько великолепным, что увещевания Плагга были на втором, если не на третьем, фоне. — Ты самый отвратительный хозяин камня чудес! Хуже был только Герострат, спаливший храм, но нет! Он никогда не терял камней, а ты… — А я их не терял, — мягким, почти струящимся голосом ответил Клод, делая новый круг по комнате. — Их у меня забрал тот усатый псих, но я все вернул, поэтому расслабься. Все нормально. Гребень и гвоздики мягко приземлились на кровать, пока Буржуа стаскивал свитер. Прямо сейчас в его глазах все цвело, все распускалось. Был ли он когда-либо счастлив настолько? — Это ненормально. Ты мог потерять камни или…! Плагг возмущенно замолчал, а после лопнул, как мыльный пузырь, стоило кольцу соскользнуть с пальца и оказаться на тумбочке. Клод остановился и резко рухнул на кровать, после чего перевернулся и заорал в подушку, слабо понимая, что же с ним такое происходит. Состояние эйфории могло держаться долго, если бы не телефон, пиликнувший в весьма неподходящее время. Буржуа сощурился, когда яркий свет ударил в глаза, руша сказочную атмосферу. От: Неизвестный номер Кому: Я Я знаю, что ты сделал этим днем. К сообщению была прикреплена фотография относительно знакомого содержания. Клод покраснел и уткнулся в подушку вновь, в очередной раз убеждаясь, что поцелуй не был порождением фантазии. От: Неизвестный номер Кому: Я Об этом узнает вся школа, если этим вечером ты не придешь к Сене. Я предупреждаю. Вообще это должно было быть страшно или неприятно, но Клод все еще был слишком счастлив, поэтому ответ набрал незамедлительно. От: Я Кому: Неизвестный номер Приглашаешь на свидание, Росси?