(Не)Спаси меня.

      Конец пришел тогда, когда его никто не ждал. Путь проб и ошибок оказался непосильным для Габриэля, но, тем не менее, почти-привычным для самой Маринетт. Швея так и не поняла, какую именно куклу желал странный заказчик, да и он сам, судя по всему, не до конца определился с собственным «заказом». Единственной деталью, которая имела четкое представление, служил костюм. По-геройски облегающий, насыщенно-красный, с целым ворохом черных пятен. Сердце Маринетт тревожно забилось в непонятном волнении. Ленты, не так давно подаренные Клодом, имели похожий принт. Да и вообще, простенький рисунок, примитивный горошек, «привет» далеких пятидесятых, отчего-то вызывал странный, ни на что не похожий трепет.       В этом с таинственным злодеем они оказались похожи. Сущность, засевшая в Манон, долго и упорно всматривалась в красное марево трикотажа, так безжалостно растерзанного на куски. Такого в коллекции Дюпэн-Чэн не было и очень хотелось верить, что Вольпина приобрела целый рулон на законных основаниях. В любом случае, костюм оставался костюмом, но самая база игрушки не была готова. Нити шерсти, в теории волосы, усеивали пол плотным слоем пол, образуя некое подобие ковра. Сердце Маринетт обливалось кровью от одной только мысли, что все это ей придется наматывать обратно. Злодею не нравилось все! Желтая, коричневая, белая, серая, болотно-зеленая, черная с вкраплением синих ниток — это было лишь верхушкой айсберга, что потонул в компании «Титаника».       Казалось, они могли целую вечность перебирать сначала цвета потенциальной прически, потом столько же времени выбирать саму прическу, но конец наступил неожиданно. Когда нервы Маринетт лопнули окончательно, уступив место отчаянию, швея отбросила ком ниток в сторону и сказала то, что сказал бы каждый рабочий, чей труд из раза в раз подвергался обесцениванию. — ЧТО-ТО НЕ НРАВИТСЯ?! ТОГДА СДЕЛАЙ ЭТО САМ!       Что-то у самого уха швеи треснуло, и Манон, все такая же фиолетовая, задергалась, после чего рухнула на пол. Волшебная палочка, та самая, разлетелась на части сразу же, едва соприкоснулась со стеной и с места слома выпорхнула бабочка. Черный мотылек, с фиолетовыми прожилками, завораживал и внушай страх. Рука Маринетт сама потянулась к огромной банке от печенья, где горкой лежали катушки с нитками. Зачем именно ей нужно было? Швея не знала, но рванула вперед и взмахнула банкой. Девичья нога увязла в ковровом ворсе и Дюпэн-Чэн рухнула на пол, но все же об перевернутое дно банки тихо постучали. Потом еще раз. И еще. Растерянное насекомое отчаянно забилось о металлические стенки, безуспешно стараясь выбраться на свободу, но ничего не вышло. — Будет лучше, если ты посидишь здесь.       Словно это существо ее вообще понимало! Маринетт как-то безнадежно закатила глаза и подавила внутренний соблазн, чтобы приподнять банку. В том, что этот мотылек мало что имел общего с мотыльками обыкновенными, швея не сомневалась, но, тем не менее, интерес пришлось спрятать куда подальше, чтобы не накликать новой беды. Для большей устойчивости «ловушки» на дно была поставлена ваза.       Стрелки часов застыли на цифре три. Отчаянный, малость натужный смешок вырвался с девичьей груди. Медленно, не веря, что это вообще закончилось, Маринетт развалилась на полу и уставилась в потолок.       Подумать только, злодей закончил битву сам, и ей даже не пришлось поднимать руку. Маринетт кашлянула и смущенно прикрыла глаза. Нет, она его довела. Случайно, даже неосознанно, но все же, довела. Одна только мысль о причастии к победе защекотала нечто, что было сокрыто очень глубоко. Глубже, где прячется сердце. Беспочвенная, почти отчаянная радость прилила к сознанию, один на один схлестнувшись со страхом.       Господи, она почти ему противостояла! Это и пугало, и вселяло гордость за себя саму. Редкое чувство. — Что ж… Это было весьма миленько.       И тут же все эмоции утихли, едва неуверенный голос Вольпины раздался в помещении. Та, чье лицо было скрыто под маской, плотно сжала губы вместе и неуверенно схватилась за локоть.       Лила. Это была Лила. С глаз Дюпэн-Чэн словно сошла пелена. И как же раньше Маринетт не замечала этих похожих жестов. В людях швея разбиралась не очень хорошо, но внимание к деталям, которое лишь заострилось за годы хобби, тут же указали на слишком очевидные сходства. Так-то Лила и тушевалась. Так надувала губы, так прятала глаза, так сжимала несчастный локоть, перебирая пальцами ткань кардигана или блузы.       Подумать только, и как раньше сама Маринетт не пришла к мысли о сходстве подруги и героини в оранжевом костюме? В любом случае, тут же Дюпэн-Чэн поднялась на ноги и выпрямилась по струнке. — Спасибо большое.       Знакомые, но чужие. Губы сохли ежесекундно и Лила, ведомая беспокойством, водила кончиком языка туда-сюда, лишь сильнее суша кожу. Вообще чудо, что все обошлось только этим. В особо глубокие минуты отчаяния Росси могла и закусывать губы, беспощадно сдирая зубами целые куски. Маринетт смотрела на нее, одноклассницу-подругу-героиню и Лила, будь она проклята, смотрела куда угодно, но только не на Маринетт, одноклассницу-подругу-даму в беде.       Не то стыд, не то страх, не то беспокойство грызло душу, заставляя голову пустеть. Здравый смысл шептал, что нужно позвонить Клоду и сообщить о месте нахождения акумы, когда противное сердце молчало и молчание это тягостным эхом разносилось вдоль сознания. Смотря на Маринетт, ту, которая так просто съела целую тонну лжи, Лила поймала себя на мысли, что правда, редкая гостья в их отношениях, могла все испортить. Время в комнате остановилось, воздух стал таким вязким, что стало трудно дышать, тишина надавила на уши, но никто не решался больше говорить.       Миллион отговорок, отмазок и просто обрывков слов метались в голове Росси. Такой растерянности итальянка не испытывала даже тогда, когда предыдущая «лучшая подружка» из Аргентины застала Лилу целующейся с чужим бой-френдом.       «Ну да, сравнила парня и это!» — Лила мимолетно окинула взглядом костюм из оранжевого спандекса и сглотнула, искренне не зная, что ей стоит сказать. Да и стоит ли вообще говорить? Жгучий, почти необъяснимый стыд обжег смуглые щеки. Даже чувствуя на себе материал экипировки, Лила вдруг показалось, что она полностью голая. Если Маринетт решит увидеть все, она непременно это увидит. От чуть прыщавых ключиц до бедренной кости.       Мелкая, противная дрожь пронзила руки швеи. Лила, хорошо знакомая, немного нелепая, но при этом неописуемо величественная Лила тупила взгляд, пока сама Маринетт смотрела и не могла понять отчего в ее сердце проснулась отчаянная злость. Все было правильно, но при этом совершенно неправильно. Весть о том, что под личиной Вольпины скрывается Лила, новостью не стала. Наоборот, Маринетт почти ожидала подобного исхода, но только вот неправильность крылась где-то глубже. «Ты не должна быть героиней!» — И Маринетт, сама не зная почему, ухватилась об эту мысль. Вольпина-Лила Росси на стороне добра выглядела как изощренное издевательство, живое противоречие, но, тем не менее, она была правдой. Немного сбивающей с толку, но правдой. Хотелось просто взять, подойти и влепить пощечину просто потому, что так не должно быть. Маринетт, впрочем, так и поступила. Взяла, подошла и… безнадежно обняла героиню, уткнувшись носом в плечо. — Я за тебя волновалась.

***

      Трансформация кончилась как раз в тот момент, когда Натаниэль почти победил. Ему не хватило нескольких секунд, всего одного завершения атаки, чтобы поставить жирную точку и внести свой псевдоним в историю. Не успел палец нажать на курок плазменной пушки, как чудесный геройский костюм разошелся по швам и осыпался на землю бледными блестками. Исчезла пушка, из закупоренной банки вылезла Страшила, а Пчелиный Король, мокрый с ног до головы, нащупал волчок и притянул его к себе. Металлическое жало со свистом разрезало воздух и Натаниэль вдруг понял, что все. Сказка подошла к концу.       За спиной редкие зубы скалила Страшила, перед носом был Пчелиный Король и Разлучник. Дальнейшая перспектива выглядела плачевно, как ты только не смотри. Натаниэль в отчаянии схватился за перо, которое вывалилось из его лба, но ничего не произошло. Силы покинули художника и он, покинутый покровителем, остался один на один со злом, что наступало со всех сторон. — Не подходите! — Под руку попалась крышка мусорного бака. Выставив ее перед собой, на манер щита, Натаниэль в отчаянии замотал головой из стороны в сторону. — Иначе я воспользуюсь этим!       Пчелиный Король и Разлучник переглянулись между собой, после чего синхронно дернули плечами и криво улыбнулись. Что-то Натаниэлю подсказало, что эта парочка уже ясно представила себе его судьбу. Данная догадка прибавила страха. Куртцберг попятился назад, а потом двинулся вперед, стоило клубничному дыханию чудовища упереться в затылок. Идти с крышкой против огромного желейного монстра было глупо, а вот против людей…       Страх, как состояние, был знаком Натаниэлю до удивительного хорошо. Он родился с ним, рос, дожил до целого конца средней школы! Но, не смотря на свою привычность, Натаниэль…устал бояться. Да, нога Куртцберга болела, а перед носом мелькала зарождающаяся трагедия, однако, даже так, напоследок, хотелось себя проявить. «Может покровитель вернется?» — Отойдите! — Заглянув в глаза Разлучника и Короля, Натаниэль недружелюбно нахмурился. В своих мечтах он отчаянно представлял суровое выражение крутого парня, способное поразить всех и каждого, когда реальность оказалась не столь впечатляющей. — Иначе я приму меры!       Волчок прекратил жужжать. Разлучник, подобно механическому солдатику, сделал шаг вперед. Потом еще один. И еще. Глаза злодея смотрели на Натаниэля, поблескивая издевательским огоньком. Дрожь пробрала спину. Так на Куртцберга наступал Клод, чтобы пролить тому сок на рубашку. Так подходили хулиганы-старшеклассники, чтобы залезть в чужой альбом и просто покошмарить забавного заику, хотя Натаниэль таковым не являлся. Так шел всякий, в чьих намерениях было причинить боль.       Натаниэль мертвой хваткой вцепился в ручку на крышке и попытался сжать все свои чувства в одной единственной точке. Хорошо, что перед Натаниэлем был злодей, а не один из привилегированных мальчиков, за отпор которым можно заработать наказание. Хоть что-то хорошее.       Крышка оторвалась от пальцев с невероятной легкостью. Натаниэль, щедро размахнувшись, даже не заметил, как тяжелый диск просто выскользнул вперед, разрезая воздух. Разлучника не снесло. Он, будь проклят, умудрился уклониться, когда Пчелиный Король налету разрезал «снаряд» надвое с помощью все того же волчка.       Теперь точно все. Натаниэль облизнул совершенно сухие губы. Сдаваться ему не хотелось, особенно после столь блестящего дебюта, но теперь под его рукой не было даже костыля! Нога предательски заныла, когда Разлучник полез в колчан за стрелами. «Мне жаль». — Куртцберг задрал руки и опустил голову, принимая поражение. — «Мне действительно очень жаль. Прости, что подвел».       Свежий, по-весеннему теплый ветерок прошелся вдоль рыжих волос, тревожа их. Натаниэлю хотелось думать, что это его покровитель решил подбодрить непутевого героя напоследок. Липкий страх не позволил поднять головы. Меньше всего хотелось стоять и смотреть, как на тебя направляют стрелы, прямо как на животное во время охоты. Раздался хлопок.       Секунда. Одна, вторая, третья… Отсчитывая про себя время, Натаниэль все ждал и ждал удара в грудь, но ничего не произошло. Не раздалось даже привычного свиста. Словно никто и не думал стрелять. — Ой, ты бы хоть не позорился. — Пчелиный Король презрительно цыкнул. — Если пытаешься противостоять, то иди до конца.       Лязгнул металлический наконечник оружия, но опять-таки, ничего не произошло. Утяжеленный груз не ворвался в сердечную клетку и не пробил собой самую главную человеческую мышцу, что качала сердце. Тонкая, но невероятно прочная веревка не обвилась вокруг запястий и не сковала ноги, обездвиживая Натаниэля. Даже Пчелиный Король и тот стоял на месте, качая волчок туда-сюда, на манер маятника. У ног не то героя, не то злодея лежал хорошо знакомый Ким. Бедный одноклассник, в одной домашней одежде, развалился на заснеженном асфальте.       Страшила позади Натаниэля лопнула, прямо как мыльный пузырь и в ту же секунду из брюха чудовища хлынули люди. Взрослые и дети, подростки и старики, повара и официанты. Даже та миловидная рыжеволосая девушка в форменной одежде пиццерии!       Это случилось так быстро и рвано, что невольно Натаниэль растерялся. «Наши» и «ваши» перемешались меж собой. Словно кто-то невидимый смешал шахматы в кучу. Бывший противник, в чьем намерении убивать Куртцберг не сомневался, неожиданно отступил. В Пчелином Короле не поменялось ровным счетом ничего, но все же Натаниэлю показалось, что некое изменение произошло. Лицо героя чуть расслабилось, а с плеч спало подозрительное фиолетовое сияние. — Т-так ты з-з-а нас? — Глупо заикаясь, спросил Натаниэль. Волнение сковало его нутро. И неопытность. Никто не рассказывал, что именно требовалось говорить потенциальному кумиру после того, как ты едва не намылил ему шею.       Герой не ответил, но скривился. В пострадавших людях Пчелиный Король особо заинтересован не был. Даже невооруженным глазом удалось заметить, как безразлично герой в ядовито-желтом трико взглянул на несчастных и растерянных французов. Живы? И на том спасибо. Волчок взметнулся в воздух, зацепился за фонарь и тощее геройское тело взмыло вверх, прямо как воздушный гимнаст.       Про себя Натаниэль не смог удержаться как от раздражения, так и от восхищения. Он, пожалуй, так не смог бы проигнорировать столь щекотливую ситуацию. Но, с другой стороны, и этого безответственного человека хотели увековечить в бронзе на днях?! — Ты бы хоть помог им!       Куртцберг и не надеялся, что его крик дойдет до ушей Короля, но, к счастью, или сожалению, герой приземлился на третий фонарь и едва заметно повернул голову в сторону кричавшего. Глаза-льдинки то и дело скрывались под пушистой светлой челкой, но Натаниэль ощутил ту плохо сокрытую ненависть, что мелькала еще во время боя. Это не было магическим (или каким там?) наваждением или мороком врага. Нет, Пчелиный Король действительно не питал никаких теплых чувств по отношению к Натаниэлю Куртцбергу. — А ты тогда здесь зачем, а, герой?       На художника словно вылили ушат холодной воды. Последнее слово, сказанное Пчелиным Королем, с самого основания пропиталось тягучим ядом, от которого Натаниэлю стало даже дурно. Не дождавшись ответа, Пчелиный Король снова сорвался с места, сжимая в руке в эластичный бинт. Конечно, какое Клоду дело до непутевых одноклассников и каких-то сомнительных личностей?

***

— ПЧЕЛКА!       Он влетел прямо в раскрытое окно и это оказалось глупым решением хотя бы потому, что окно это находилось на первом этаже. Небольшой гиацинт в глиняном горшке покачнулся, но выстоял. Пчелиный Король собственной персоной влез на подоконник, оставляя после себя следы. Манон бросила надкусанное печенье на столе и бросилась в сторону незваного, но ожидаемого гостя, пока Маринетт и Вольпина потягивали чай в молчании. Отчасти неловкое, отчасти вынужденное (при лишних ушах особо не поговоришь), отчасти спасительное, молчание паучьим коконом оплетало подруг. Щебет Манон в копилку не шел.       От того, чтобы отпихнуть мелкую заразу прочь, Клода остановил здравый смысл. Буржуа чуть брезгливо поджал губы, стоило Шамак наброситься на его ногу и обвить ее коленями. Мертвый груз, а не ребенок. — Я вообще-то по делу.       Ответа не последовало, но одноклассницы синхронно кивнули головами в сторону коробки из-под печенья. Манон, впрочем, намека не поняла, а зря. Ее и без этого хотелось отправить в угол. Клод дернул ногой снова. — Манон. — В голосе Маринетт почувствовался нажим. — Пожалуйста, не надо мешать.       Манон не отреагировала на просьбу. Ее хватка, наоборот, стала крепче. Тонкие пальчики впились едва ли не в лодыжки и Клод сдержанно, но ощутимо нажал на огромную девичью голову, в надежде если не спихнуть, то немного спустить непоседу. Вышло отвратно. — Манон.       Маринетт постучала сломанной волшебной палочкой по краю стола. Эту вещицу Буржуа узнал сразу. Предмет, где некоторое время назад сидела акума, издал зловещий «тук-тук». В этот же миг пальцы разжались, маленькие ноги ослабли и неохотно, но все же покорно Манон слезла. Буржуа, видимо, что-то пропустил. — Прости, Пчелка.       Шамак печально потупила глаза и Клод, не без толики отвращения, потрепал ту по голове. Точно также его волосы трепал отец. К детям Буржуа относился со скепсисом и опаской, а эта девица успела еще наломать дров. Да, совсем маленькая, но все же чертовски проблемная. Гребень едва слышно просигналил. — Ничего. — Скрипя сердцем и натягивая нервы, Клод выдавил максимально дружелюбную улыбку. Вышло так себе. — Не переживай.       «Переживай. Это в твоих интересах».       Оставалось надеяться, что Маринетт окажется умней и хорошенько донесет матери этой пигалицы. К слову, о Маринетт… Живая, здоровая, но вся в бинтах. Приятно было осознавать, что под слоями ткани скрывались давно полученные увечья, но все же… Клод мельком взглянул на моток эластичного бинта в своей руке, потом на швею, которая изо всех сил старалась притупить взгляд и не пялиться на героя открыто. — Что произошло? — Негромко поинтересовался Король, положив бинт на стол. — Багажник психанул. — Понимание, что рядом с ней Маринетт, а не случайная фанатка с улицы, развязало язык. Манон в счет не шла. Слишком маленькая для интервью у серьезной прессы, эта заноза не представляла угрозы имиджу. Ненадолго Лила смогла забыть о сахарной, идеализированной манере речи истинной героини. — Вот, палочку сломал.       И Вольпина ткнула пальцем в место скола.       Сердце сделало кульбит. Кухня перед глазами поплыла, а от одной только мысли, что здесь был Бражник, стало дурно. Проигнорировав второй писк гребня, Буржуа подбежал к Лиле. — И ты его упустила?! — Эй, руки! — Росси взвизгнула и отшатнулась от напарника, как от огня. — И вообще, как я его схватила бы, если он сидел в ней?!       Росси махнула в сторону Манон, а Маринетт активно закивала в знак согласия, тем самым ставя в тупик. Клод непонимающе посмотрел сначала на одноклассниц, потом на низкую темнокожую девчонку, со стороны больше похожую на крольчонка. Как Бражник вообще в ней мог поместиться?! Предчувствуя вопрос, Вольпина пожала плечами. — Когда ты ушел, он захватил над ней контроль или что-то в этом роде.       «Он и на такое способен?!» — Стало дурно. Клод тряхнул волосами, сделал глубокий вдох и опять посмотрел на Манон, словно стараясь уловить в ней остатки злодейской сущности. Не удалось. Девочка оказалась полностью чиста. — А зачем он это сделал? — Клод присел на колени и устремил взгляд на Манон.       Польщенная тем, что на нее обратил внимание супергерой, Шамак заметно оживилась. Тело ее выпрямилось, и понурое выражение слетело с лица, уступая радости. Вот же дурная голова! Нашла чем гордиться! Опять-таки, дети никогда не были сильной стороной Буржуа, но Клод взял себя в руки. Гребень пропищал опять. — Не помню! — С неподдельным весельем заявила Манон. — Пчелка-пчелка, а ты распишешься для мамы?!       Челюсть свело. Зло фыркнув, Клод резко поднялся и с трудом подавил желание пнуть стол. Да так, чтобы вся посуда с него повалилась на пол. Фантомная нить выскользнула из пальцев, едва Буржуа успел ее нащупать. — Ему нужна была кукла. — Неуверенно произнесла Маринетт, не совсем понимая как и что ей следует говорить человеку перед собой. — Он требовал, чтобы я ему ее сшила.       Хоть что-то хорошее. Настроение тут же рвануло вверх. — Что за кукла?!       Вопрос прозвучал слишком резко. Привычка вздрагивать по делу и без сразу же настигла Маринетт. Дюпэн-Чэн с трудом подавила внутреннее беспокойство и постаралась беспечно ответить: — Сама не знаю. Он оказался весьма… Кхм… Странным заказчиком.       И она махнула рукой в сторону бесчисленных выкроек, где пламенем костра алел маленький костюм в крупные черные точки.