(Не)Спаси меня.

      — Ну, и как тебе?              Роуз стушевано оглянулась. Бледно-розовая подушка в форме цветка разлеглась на деревянной скамейке, невольно привлекая внимание. Маринетт заломила руки. Ее маленький проект, мелкая блажь, вроде выглядел неплохо, но реакция одноклассницы настораживала. Роуз не бросилась на шею, а застыла на месте, потирая тонкие запястья, увешенные браслетами.              Вдоль бледно-розового фона тянулись ветви нарисованного дерева. Мелкие, но четкие белые цветочки навевали мысли о сакуре, тепле и весне. Последнее было важнее всего. Маринетт замялась на месте. Зои сказала, что ничего не облегчает тяжелые болезни лучше, чем весна.              — Это очень-очень-очень чудесно.              Но Роуз врала. Она не смотрела в глаза Маринетт. Потирание запястий стало интенсивнее. Дюпэн-Чэн пригляделась. Ей хотелось верить, что одноклассница старается вытереть налипшие на кожу чернила. Но нет. Ни намека на синее пятнышко замечено не было. Неловкость легла на плечи.              — Я подумала, что это было бы здорово. — Пролепетала Маринетт, чувствуя себя провинившейся девчонкой. — Ну, то, что тебе не придется сидеть на чем-то твердом.              Уши обожгло стыдом. Роуз воровато огляделась, словно боясь, что их услышат. Тонкие губы под слоем жемчужно-розового блеска плотно сжались. Маринетт не умела читать мысли, но в этот момент ей показалось, что Роуз внутренне закричала. Ее бессовестный вой оказался настолько силен, что дернулись стекла окон. Роуз закивала коротко стриженной головой и аккуратно толкнула подушку в сторону, «отдавая» ее Джульеке.              Теперь стыд заиграл на ее пухлых щеках.              — Правда, спасибо большое. Но… — Голос предательски дрогнул. — Не надо, пожалуйста. Другие могут увидеть.              Роуз часто-часто задышала и Маринетт показалось, что та готова заплакать. Голубые глаза увлажнились. Роуз опять оттолкнула подушку.              — Правда-правда, не надо было это делать. Я… Я того не стою.              — Брось! — Маринетт закивала головой. — Это ни капельки не сложно.              Но Роуз так не считала. Снова оглянувшись, одноклассница опять закивала головой.              — Я выздоровела. — Скорее себе, чем Маринетт, залепетала Роуз. — Все правда хорошо. Я здорова. И… И это мне не нужно. Но спасибо за заботу.              В этом не было ничего действительно обидного, но в глаза Маринетт словно забросили перца. Тем не менее, Дюпэн-Чэн шумно втянула носом воздух и забрала подушку назад. Перья в хлопковом чехле сжались под натиском пальцев. Маринетт закусила губу.              — Прости, пожалуйста. — Взмолилась Роуз. — Но мне правда это не нужно. Я ведь здорова.              Маринетт качнула головой. Сказав, что ничего страшного не произошло, Дюпэн-Чэн круто повернулась и побрела к своему месту. Там ее давно ждала Зои. Лениво листая журнал мод, Буржуа-Ли бегло смотрела на сменяющиеся картинки. Подушка мягко приземлилась на край парты.              — И как? — Спросила подруга, не поднимая глаз.              Словно не было понятно. Хотелось выругаться. Назвать дурой себя, проклясть вообще затею. Но Маринетт молча плюхнулась на подушку и прижалась лбом к парте. Мрачная тоска разлилась у сердца. Дюпэн-Чэн шмыгнула носом.              — Кажется, она совсем не оценила этот подарок.              Даже больше. Роуз, вопреки своей натуре, испытала подобие неприязни к куску ткани и перьев. Маринетт подпрыгнула на месте. Было приятно. Подушка заметно смягчила жесткую поверхность скамейки. Маринетт шмыгнула носом. Что ж, подушка все равно останется в классе. Дюпэн-Чэн будет сама наслаждаться комфортом, когда Роуз продолжит ерзать на месте от неудобства.              Злорадствовать было плохо, но ничего с собой поделать Маринетт не смогла. Настолько сильно ранил ее отказ.              — Или оценила, но не смогла взять по своим причинам.              «Каким?!» — Хотелось спросить во все горло, но Маринетт сдержалась. С этой минуты Дюпэн-Чэн решила, что это ее не касается. Пусть Роуз поступает как знает. Маринетт ей не слуга.              — Иногда болеющие люди рады, когда окружающие не делают акцента на своей болезни. — Тихо-тихо, скользя глазами по журналу, прошептала Зои.              Маринетт фыркнула и подперла голову рукой. Глаза сами вернулись к Роуз. Та, вполне бодро, едва ли не вприпрыжку, подошла к Айвану. Они были слишком далеко, чтобы хоть что-нибудь можно было услышать, но не слова интересовали Маринетт. Ее интерес захватили движения. Быстрые, резкие, они казались чуждыми для маленькой и почти волшебной Роуз.              «Я ведь здорова! Я здорова!» — Эхом пронеслись слова одноклассницы. Маринетт нахмурилась. В одном классе им приходилось бывать часто. Чаще, чем это вообще принято. Но, тем не менее, злой недуг ворвался, а после исчез из жизни Роуз так резко, что что-то в глубине души Дюпэн-Чэн насторожилось.              Здесь была неправильность.              — Я давно с ней учусь, но если бы она сама не сказала… — Маринетт запнулась. Язык ударился о зубы. — А Роуз вообще говорила, что с ней что-то не то?              Зои тряхнула головой.              — Да нет. Вроде все всегда…              Неосязаемая, но важная нить скользнула в воздухе. Маринетт и Буржуа-Ли переглянулись, но никто ничего не сказал. Запас слов иссяк также резко, как и появился. Неловкая тишина повисла над ними.              ***       Ею хотелось любоваться. Сфотографировать, поставить фотографию на самую высокую полку и скрыть под метрами стекла, не давая ни кому и шанса заляпать ценный снимок.              Жаль только, что его Маринетт приняла лишь после того, как Клод исчез из ее жизни. Буржуа протяжно вздохнул. Единственная яркая точка на полотне сплошной серости занималась своими делами. Маринетт и не подозревала, что за ней идет наблюдение. Она копалась в доверенных ей бумагах, пока остальные выступали докладами по теме правления первого Наполеона.              Адриан стоял у доски, точно кукла чревовещателя, и безудержно дергал нижней челюстью, высекая слова по теме занятия. Небрежно одетый, с живым румянцем на щеках и окрашенными ногтями, Агрест мало походил на себя прежнего. Исчезла прилизанная правильность. Растворилась скованность. И пусть черный лак на ногтях казался Клоду верхом плошлости, в целом Буржуа оказался доволен увиденным зрелищем. Адриану счастье было к лицу.              Кроме них Клод выделил Нино. Противно радостный, как и обычно, он стал даже радостнее. И это тоже было хорошо. Сидящий рядом Сабин часто-часто оглядывался,. Его взгляд касался Буржуа, точно ладонь. Клод постарался не замечать. За короткий срок отшельничества никто не смотрел на него так, как это делал Сабин. Ренкомпри его видел и Клод, временами, жалел об этом.              Лила, вишенка на торте, сидела за самой последней партой. Пария, она все еще умудрялась не горбить плечи в попытке отвести от себя взгляд. Буржуа довольно потер глубокую царапину на плече. Паршивка Росси получила ровно то, к чему она шла все их знакомство. Где-то там, в параллельном мире, все униженные и оскорбленные Лилой могли возрадоваться.              Карма существовала. Клод ее создал с нуля.              Пожалуй, класс мадам Бюстье был самым лучшим проектом. Маленький кусочек под школьным колпаком продолжал жить, не зная ни в чем нужды. Это удовлетворяло. Буржуа протянул руку вперед, но пальцы негромко стукнулись об оконное стекло. Маринетт тут же обернулась.              Ее глаза столкнулись с его. Дрожь пронзила руку. Клод закусил губу и отвернулся, не выдержав проницательного взгляда.              — Что там? — Негромко спросила Зои.              Его замена, почти идеальная копия, положила крохотную ладонь на плечо Маринетт.              Дюпэн-Чэн пожала плечами.              — Ветка.              Для того, чтобы не завыть, Клоду пришлось зубами впиться в руку. Сабин, Фу и Габриэль видели гниль меж желтых костей, но на самом деле эта была живая, совершенно нормальная часть тела, но тронутая смертью.              «Я тоже ведь жив».              Боль пронзила руку. Клод чудом не взвизгнул, а проницательные глаза Маринетт не исчезли. Дюпэн-Чэн будто подсела ближе к подоконнику. Буржуа ее ненавидел. Жутко любил, но страстно, до скрипа костей, ненавидел. Она назвала его веткой.              Ни чудовищем, хулиганом и задирой, а веткой. Считай, пустым местом. От бушующей злости поплыло в глазах. Горькое разочарование резануло то немногое, что роднило Буржуа с человеком. Не выдержав, Клод все же закричал. Закричал и влетел в окно, разбившись о стекло скопом осенних листьев.              Сабин тут же вскочил с места. Будь на его месте Нино, Адриан или же Ким, мадам Менделеева тут же подняла ученика на смех. Но Сабина учительница химии любила, оттого спокойно произнесла:              - Месье Ренкомпри, это просто непогода. Ничего страшного.              - Как-то природа разбушевалась. – Поддакнул Нино, незаметно вынув из одного уха наушник. – Стремно.              - П-простите… - Сабин потянулся к сумке. – Что-то мне не хор…              Телефон на парте завибрировал.              «Оставайся на месте. Со мной все хорошо. Пошел кормить питомцев»              Сердце рухнуло к желудку. Ренкомпри сглотнул. Что-что, но сейчас Клод был так далек от понятия нормы, что сама мысль об этом вызывала отчаянный смех.              - Простите, мадам.                     - Я тебя видел!              Сердце подскочило к глотке. Лила попыталась оттолкнуть неприятного человека, но тот с завидным упорством продолжал лезть. Росси взвизгнула. Чутье шептало, что ей никто не поможет. Веры к ней не было, а Натаниэль Куртцберг внешне представлял собой настолько жалкое зрелище, что сама мысль о том, что он способен приставать, казалась сущим кощунством. Особенно после инцидента с Авророй и Мирэй.              - Отойди, чудила!              Но он не отошел. Воспаленные от бессонницы глаза беспокойно смотрели по сторонам, не в силах сконцентрироваться на одном лице. Натаниэля сжал девичьи плечи.              - Я тебя видел! – Полу-агрессивно, полуумоляюще повторил художник. – Я видел чудовище, которое было тобой!              Это не было даже смешно. Лила скривилась и отпихнула противного мальчишку в сторону. Места его прикосновений показались очень грязными. Незримые отпечатки ладоней прожгли ткань кардигана.              - Ха-ха, я – чудовище. А придумать что-то оригинальней извилин не хватило?              Натаниэль испуганно обернулся. Женский туалет был пуст, но чувство, что за ним пристально следят, не уходило. Наоборот, невидимые уши стен стали лишь больше. Это все делалось для того, чтобы услышать все что можно, и что нельзя. Но зря. Натаниэль твердо решил, что ни одно его слово не упадет попросту. Художник сосредоточился. Спящее в нем знание оказалось слишком тяжелым, чтобы и дальше нести крест в одиночку. Бэтмэн из комиксов не одобрил бы такой подход, но Куртцбергу оказалось плевать. Он не имел ничего общего с всесильным, в рамках своего мира, героем. Особенно сейчас.              - Что-то случилось. – Натаниэль попытался посмотреть Лиле в глаза, но та упорно избегала зрительного контакта. – Со мной, тобой и всеми нами. Разве ты не замечаешь?!              С каждой секундой ей становилось все более неприятно. Лила задергалась, с надеждой посмотрела на запертую дверь туалета и с горечью поняла, что в ближайшее время ей помощь не светит. Тощий, на вид ужасно слабый Натаниэль преградил путь и стеной встал перед дверью. Пожелай Лила убежать – не вышло бы.              - Ты спятил! – Росси огляделась в поисках потенциального оружия. – Уйди, чокнутый!              - Послушай меня, Вольпина!              Пронзи ее молния, эффект получился бы не таким ошеломляющим. Лила задрожала всем телом. Странная, жгучая и обжигающая обида поднялась со дна души. На глазах Росси навернулись слезы. Натаниэль нетерпеливо пробормотал:              - Вспомнила? Ты ведь вспомнила?              - Не-ет?              Но она не была уверена в правдивости собственных слов. Лила пощупала шею. Пальцев коснулась простенькая золотая цепочка и все, больше ничего. Ногти тронули вырез футболки, а кожа пальцев столкнулась с началом ворота кардигана. Пустота разлилась под сердцем. Слез стало только больше.              - Нет. Я… Нет!              Натаниэль и не скрывал разочарования. Его кислое лицо стояло перед глазами, но Лиле было плевать. Слезы все лились и лились, не в силах остановиться.              - Я ничего… Я ничего…              Она отчаянно посмотрела на одноклассника. Разочарование сменилось щемящей жалостью. Куртцберг протянул руку, чтобы коснуться плеча, но Лила отпрянула назад и сжала пустующую шею. Там ничего не висело.              - Только не кричи. – Взмолился Натаниэль. – Пожалуйста, тогда они услышат, и нам с тобой будет плохо.              Одноклассник говорил так, словно его жизнь и жизнь самой Лилы находилась в страшной опасности. Росси навострила уши. Страшно хотелось оттолкнуть этого чудака прочь, но какой-то противоестественный страх помешал сделать это. Вдоль щек, вместе со слезами, полезли комья туши. Краем глаза Лила видела свое отражение, но парализованная неожиданным прозрением, Росси не могла поднять руки, чтобы привести лицо в порядок.              Молча итальянка кивнула головой. Натаниэль выдохнул с плохо скрываемым облегчением.              - Он… То есть они… Они везде. – Художник обернулся снова. Голос совсем упал до шепота. – Сегодня приходи к кондитерскому магазину Дюпэнов. Я принесу кое-что, что поможет тебе вспомнить. Только, пожалуйста, никому не говори о нашей встрече. Это ради твоего же блага.              Лила снова кивнула. Натаниэль нацепил на голову нелепый капюшон и поспешил уйти. Лишь у двери Куртцберг бегло посмотрел на собеседницу. Красноватые глаза художника блеснули.              - Если я не приду, он нашел меня раньше. – Негромко пробормотал художник. – Тогда иди к Маринетт. Ничего не спрашивай! Просто иди к ней! Она… Она тоже обманута. Или Нино. Только, бога ради, не в лицее. Вас не должны заподозрить!              ***       Натаниэль не пришел.              Сколько бы Лила не терлась у дверей булочной-кондитерской, подрагивая от осеннего ветра, фигура Куртцберга никак не желала появляться на горизонте. Росси почти завистливо посмотрела за витрину. Там, окруженные теплом, трудились Дюпэны. Одноклассница, она же представительница класса, стояла за прилавком и весело смеялась, пока ее клиент, долговязый крашеный парень, старался оплатить пару булок. С низкорослой китаянкой Лила лично знакома не была, но почему-то имя ее на языке засело плотно. Дело было даже не в однокласснике, ее тезке. Просто Лила… знала эту женщину на особом, практически недосягаемом уровне. А увальня в поварском колпаке звали Томом, и он готовил такие макаруны, что те буквально таяли во рту. Лила их, естественно, ни разу не пробовала из принципа.              Весна се шла и шла, но ее ветер пробирал до основания кости. Лила сжалась. Щеки ее горели от холода и унижения. Впервые за все шестнадцать лет с ней произошло такое. Сердце сжалось от обиды. Где вообще такое видано, чтобы парень звал куда-то и нагло исчезал! Мысли о том, что все это было очень злой и коварной шуткой, давно терзали сознание Росси, но Лила не сдавалась. Сердце требовало ответов, а таинственная «Вольпина» манила к себе дивной песней. Пустота в груди запульсировала.              - Хорошего дня.              Колокольчик над головой звякнул, Лила вздрогнула. Из пекарни, вразрез холоду улицы, потекло тепло нагретого помещения. Маринетт через силу улыбнулась.              - Помощь нужна?              Второе «никогда в жизни» пришло точно за первым. Ей намекали уйти. Лила поправила короткую юбку и посмотрела на коленки. Краснота кожи просачивалась сквозь тонкий капрон. Носки замшев сапог налились влагой талого снега. Стопы щекотала вода.              - Обойдусь. – Морально Лила приготовилась отстаивать свое место. Участок перед пекарней не был собственностью Дюпэнов. Если бы те и захотели, выгнать итальянку у них бы не получилось. – А что?              Маринетт сконфуженно улыбнулась.              - Ты стоишь здесь почти час. – Пробормотала Дюпэн-Чэн. – Может, что-то случилось?              - Не твое дело.              Росси сцепила пальцы меж собой, в попытке выкроить немного тепла. Кожа промерзла, покраснела и чувствовалась совсем чужой. Лила точно касалась чужой сумки, а не себя самой.              Маринетт закусила губу. От этой отвратительной привычки у нее оставался красный пунктир на нижней губе. Лила резко отвернулась. Какое ей вообще дело до этой задаваки-одноклассницы?!              - Если хочешь, можешь зайти.              Дюпэн-Чэн так хорошо придерживалась правил вежливости, что Лила почти поверила в ее чистосердечное намерение. Росси тряхнула волосами. Ей нельзя было раскисать.              - Мучное не ем.              Но это было ложью. Они обе это прекрасно знали, но при этом старались держаться ролей.              - Есть чай. – И Маринетт шире открыла дверь.              Лила поджала губы.              - У тебя, кстати, очень милые сапоги.              - С чем чай? – Пробормотала Росси, шагнув навстречу теплу.