(Не)Спаси меня.

      Натаниэль не пришел.              Какао успело остыть, звездочки из зефира разбухнуть, а взгляды Сабин и Тома проделать дыры в спине. Но Натаниэль не пришел.              Лила толкнула ногтем бок печеного пончика под голубой глазурью и неуверенно посмотрела на Маринетт. Чашка одноклассницы давно опустела, в тарелке вместо выпечки лежали крошки, а зефир и вовсе не появлялся. Странно, но сидя здесь, Лила точно что-то припоминала. Ей каждую минуту казалось, что она делала нечто подобное. Сидела именно на этом стуле, уплетала именно эту выпечку и смотрела в глаза Маринетт так долго. Как в реальной жизни не смотрела никогда.              Сказать было нечего, но тишина не казалась нервной. Наоборот, она была самым правильным событием из всех возможных. И пусть хотелось поныть на глупость некоторых личностей, пообсуждать просто ужасное платье Авроры (напялила его будучи ведущей!) и многое-многое другое, Лила молчала. Так было лучше для них обеих.              — Тут весьма уютно. — И это было сказано так, точно Лила повторялась.              Маринетт устало склонила голову в бок. Ресницы ее подрагивали, а проницательный взгляд скрылся за пеленой усталости.              «Был тяжелый день?» — Хотелось спросить Росси. — «Давай сходим в салон! Или сделаем маски! Знаешь, моя кузина из Германии отправила мне почтой пару бьютибоксов»              Сестры у Лилы не было, но наборы уходовой косметики имелись. Некоторые коробки не открывались с момента их получения. Тем не менее, Росси обнаружила странную готовность отдать их для Маринетт. Будто специально все заказывалось под нее. И сыворотка от веснушек, и маска от прыщей, и шампунь для волос.              Вблизи темные хвостики выглядели совсем плохо. Тонкий темный волос отчаянно нуждался в питании и Лила, как никто другой, понимала это. Оттого было странно понимать, что в заказе было почти все, что могло бы решить проблему. Машинально Росси погладила свои здоровые блестящие локоны.              — Спасибо. — Маринетт подлила себе какао.              — Не за что.              Ее движения были немного скованными. Наверное, боялась, что Лила если не подмешает слабительное, как это было с Арией из параллельного, так просто плюнет изо всех сил. Росси потерла горящие от легкого стыда щеки.              — Ты не пьешь. — Тем временем, Маринетт добавила в свое какао больше молока.              — Нет аппетита. — Лила отмахнулась. — Нервы.              — Все будет хорошо.              Магия порушилась. Лила ощупала пальцами место у шеи и с трудом сдержала рвущийся всхлип. Тупая, ноющая боль вонзилась в сердце. Этот ответ прозвучал так, будто между ними ничего никогда не было. Так говорили знакомые, едва-едва помнящие друг друга.              «Но ты не можешь меня так просто забыть!» — Душа снова встрепенулась, как тогда, при упоминании Вольпины. — «Ты ведь… Ты ведь…»              — Ты ведь помнишь Вольпину?              Чашка с какао проскользнула вдоль пальцев, прежде чем рухнуть на пол и разбиться на десяток осколков.              ***              С ней было что-то не так. Чувство, будто за ней наблюдает, Маринетт давно приняла. В окна их пекарни часто заглядывали посетители, а фигуры в горящих окнах были доступны случайным прохожим. Каждый житель столицы мог стать как наблюдателем, так и объектом случайного наблюдения.              Маринетт сбросила одежду, прошла в душ, а после вернулась в спальню. Тут ничего не изменилось. Все было так, как прежде. И лишь в сердце зрела тревога. Чего-то и кого-то тут не хватало. Ярко-желтый пиджак, заметное пятно даже во мраке, лежал на полу опасной лужей. Даже излишне яркая расцветка словно намекала, что меж плотных станочных нитей прячется опасный яд.              Маринетт помялась на месте. Все естество кричало, что не нужно этого делать. Стоит либо избавиться от кричащей вещицы раз и навсегда, либо спрятать ее в шкаф настолько глубоко, чтобы ни одна живая душа не сумела ее обнаружить. Тем не менее, Маринетт подняла пиджак, игнорируя прочие лежащие вещи. Запоздало Дюпэн-Чэн сделала то, чем стоило заняться еще утром, во время обнаружения неизвестной одежды. Она взглянула на бирку.              Клод Б.              Ни состава, ни компании. Маринетт сглотнула. Единственным знакомым ей Клодом был лишь Клод Фролло, из учебника по литературе за десятый класс. Тем не менее, сердце точно разбухло. Тоска накрыла собой сознание. Маринетт всхлипнула.              Чувство потери оказалось таким сильным, что слезы сами брызнули из глаз. Крепче обняв пиджак, Маринетт шумно втянула носом запах. Крепкий аромат стирального порошка сошелся в одно с запахом кондиционера. Химоза в чистом проявлении ударила прямо в нос, но Маринетт держалась. Держалась, и старалась отделить от этого напора третий, едва заметный запах человека.              Проснулась Маринетт на полу, со скомканным пиджаком в облаке разбросанной одежды. В голове царил туман. Ночь не принесла ответов, а чувство потери обострилось настолько, что Дюпэн-Чэн твердо решила — сегодня на уроки она не пойдет. Не из-за здоровья, а просто так. Тем не менее, быстро спрятав все вещи в шкафу, Маринетт быстро умылась, почистила зубы, натянула привычные вещи и даже хватила рюкзак Прошлым вечером она даже не достала учебники. Чмокнув родителей в щеку, Маринетт застыла в дверях. Сама не зная почему, она выждала пару минут, ожидая, что кто-то придет.              Ничего не произошло.              Шагнула на улицу Маринетт немного опасливо. Она впервые прогуливала уроки и неизвестность, нависшая прямо перед носом, вводила в легкий ступор. Все естество противилось этому странному желанию, но на первом же повороте Маринетт свернула в сторону, противоположную от дороги в лицей. На ходу отправив сообщение Зои (я сегодня не смогу прийти. Дедушка приболел. Извинись перед учителями за меня и скинь дз), Дюпэн-Чэн выключила звук на телефоне, и ринулась вперед.              То, что произошло между ней и Лилой, не было сбоем матрицы или чем-то, что стоило игнорировать. Чем дольше Маринетт шла, тем сильнее в этом убеждалась. Не то, чтобы перед ее глазами плясали знаки и случайные прохожие, велению судьбы, кидали подсказки. Нет, совсем нет.              Просто сердце рухнуло в желудок, когда носки ботинок утонули в большой луже напротив городской мэрии. Там, в водной ряби, отражались фрагменты странного памятника. Маринетт поджала губы. Люди в масках, застывшие в геройских позах, знакомы ей не были. Но при этом они были везде. Смотрели пустыми медными глазницами отсюда, сверкали улыбками в картинках из интернета, наблюдали сквозь глаза-пуговки из детских магазинов. Эти странные ребята были везде, но при этом никто не мог сказать кем именно они являлись и за какие заслуги заполонили Париж.              На табличке, где, по идее, должны были быть указаны инициалы, хоть немного проливающие свет на личность странных людей, зияла огромная царапина. Лежала она слишком глубоко, чтобы хоть что-нибудь можно было различить.              «Это ненормально. Кто-то скрывает следы!»              Маринетт отшатнулась.              — Узнаешь кого-нибудь?              Маринетт резко обернулась. Брызги грязной воды полетели во все стороны, из-за чего рядом стоящий человек ругнулся. Полы светлого пальто покрылись пятнами, на носки ботинок мгновенно обзавелись некрасивой коричневой коркой.              — Прошу прощения!              — А аккуратней быть не могла?!              Но большего человек оказался не способен. Тряхнув заляпанным пальто, он тут же ринулся прочь. Маринетт закусила губу.              «Какой странный. Испугал для того, чтобы спросить?»              Дюпэн-Чэн вновь присмотрелась к каменным лицам. Что-то могло показаться знакомым, но не более. Маринетт была готова поклясться, что она никогда-никогда не видела никого, кто хоть отдаленно мог быть похож на эту троицу.              «Ты помнишь Вольпину?»              Дюпэн-Чэн снова дернулась, но грязная вода, на этот раз, никого не задела.              Странное имя осело на губах.              Вольпина.              А вместе с ней и Клод Б…              — Что этот Буржуа вообще себе позволяет?! Поднять цены на бензин, да еще в такой сезон?!              Парочка рабочих зло ударили валиками тротуар. Плакаты, пережившие свой срок, отправились в мусорное ведро, когда новые, еще не познавшие косого дождя, колыхались на спинках скамеек. У Маринетт слиплись губы.              Клод Буржуа казался ей знакомым.              ***              О таком можно было либо прочесть, либо увидеть по ящику в хоррорах. Сказал бы кто, что Клод увидит это в реальной жизни, Буржуа бы рассмеялся.              Цветы в оранжерее успели испустить дух, из-за чего душок гниения наполнил спертый воздух, но это Буржуа не смущало. Его вообще ничего не смущало. Играясь с нанизанным на палец-кость кольцом, Клод пусто глядел в стеклянный гроб с трубками. Конечно, эта машина как-то правильно называлась, но истина стояла в том, что никакое буквенное украшательство не смогло скрыть правды. Это был гроб. Стеклянный прохладный гроб, который зря тратил энергию.              Женщина под стеклом давным-давно отдала здоровье, жизнь и душу кому-то свыше, пока ее муженек делал все что угодно, лишь бы не смириться с этим фактом. Зараженный злобой, Клод оказался так близко к сути некоторых вещей, что сомнений не оставалось — Эмили мертва. Даже Клод, порождение акумы, обладал большей живостью. Тем не менее, смерть вовсе не была непреодолимым барьером.              — Адриану хорошо с вашей сестрой.              Гиблая тишина оранжереи задрожала под натиском чужого голоса. Клод шумно выдохнул. Пальцы его тронули край стеклянного гроба.              «Я выгляжу как псих, но я нормален. Точно нормальнее, чем тот маньяк».              — Я сделал все, что в моих силах. — Пробормотал Буржуа. С каждым словом невидимый камень на груди становился меньше. — Когда я получу последний талисман, все будет еще лучше.              Что-то внутри капсулы забурлило. Было слишком глупо думать, что это дух совершенно мертвой Эмили подает знак. Пусть в мире существовали пришельцы и зачарованные камни, Клод был уверен – призраков не существует. Есть лишь тени прошлого, играющие на нервах и страх будущего, капающий на мозги. Но сейчас эти два понятия были далеко. Время в пределах Парижа застыло.              Вечный март раскинулся на хаотичных улицах и никто, ни единая душа не прознает, что что-то здесь не так. Его одноклассникам будет вечно шестнадцать, драма каждого сойдет на нет и они, незначительные, но любимые жуки проживут во временном пузыре ровно столько, сколько Клоду нужно до обнаружения последней части.              Пальцы сами потянулись к сломанным часам.              От вечного земного рая Клода отделяла лишь сломанная крышка.              - Адриан прожужжал очкастой все уши о своей тетушке. Она, кстати, классная. Дает ему всякую еду, разрешает играть в приставку допоздна. Она лучше, чем тот старикан. Я ведь… Я ведь все делаю правильно?              Тотальное молчание превратилось в согласие. Клод растерянно улыбнулся.              - Вот она этого не оценила. – В сердце точно вогнали иглу. – Она вообще ничего не ценит.              От грусти, смущения и бессилия уши загорелись. Клод потянулся к порванной мочке уха и закусил от досады губу. Кожа успела покрыться красной коркой. В зеркале не было видно, как именно срастаются ткани, но в глубине души Клод знал – у него останется шрам. Небольшой, не такой уж и уродливый, но все-таки шрам.              Точно клеймо.              Это не было чем-то романтичным. Снова тронув ухо, Клод рвано выдохнул. Голову наводнили воспоминания. Блестящее от слез лицо, слишком громкие обвинения и приказ, разбивший сердце на сотню осколков. Горло зацарапал рвущийся наружу смех. От злой жизненной иронии хотелось утопиться.              - Она меня забыла. Забыла! – Клод прикрыл лицо ладонями. – Но я… Я буду помнить ее вечно, правда, забавно? Она вообще девушка забавная. То говорит, что не хочет меня видеть, то старается найти, сама того не понимая.              Щеки защекотало смущение. Маринетт действительно стремилась обнаружить его следы в реальности. Мерзкая, противная, манящая, лучшая девчонка искала его. Даже нашла пиджак, который добровольно набросила на плечи. Она точно чувствовала его.              Так странно и волнительно было видеть, как Маринетт засыпает в обнимку с вещью, которая никогда ей не принадлежала. Она обнимала этот кусок материи с такой нежной заботой, что не каждая мать была способна на подобное.              - Какая же любовь – отстой.              Эмили не ответила, а Клод не стал допытываться. Все равно от этого нет никакого толку. Над головой, где-то там, раздались шаги. С трудом поднявшись на ноги, Буржуа медленно побрел вперед, сверкая вывернутыми суставами.              Там, наверху, его поджидал Сабин в компании очередного искателя правды. Клод фыркнул.              - Снова ты, Куртцберг?              Глаза одноклассника испуганно расширились, а губы на кляпе задрожали. Клод оскалился. Ему даже стало интересно, что же напугало Натаниэля больше – страшная трансформация, или сам факт встречи. Сабин грубо выдернул кляп и первое, что Клод услышал, резануло уши:               - Ты все-таки существуешь!              ***       Засыпая на простынях с запахом лаванды, Адриану казалось, что он лежит на лавандовом поле. Настолько ярко и необычно запах порошка щекотал нос. Всякий раз Агрест спрашивал тетю – почему только сейчас запах проявился так буйно, на что тетя Амели со смехом отвечала:              - Так было всегда, сахарный черепок.              Кроме запаха лаванды Адриана смущали непривычно сытные завтраки. Иногда казалось, что желудок лопнет под натиском горячих бутербродов, каш, джемов и всего того, что также считалось нормой в этом доме. Ел Агрест жадно и много, хотя никто на свете не покушался на его еду. Даже мрачный меланхоличный Феликс смотрел исключительно на свою тарелку.              - Никак не пойму. Где все твои фотографии?              Попивая разбавленную молоком кашу с изюмом и медом, Адриан косо глядел в сторону тети. Та копалась в альбомах со снимками, упрямо нахмурившись.              - А что-то не так?              Феликс что-то пробурчал, но этого Адриан не слышал. Тетя подняла глаза и как-то устало взглянула на племянника.              - Не могу найти твои снимки. Ты их случаем не брал?              Адриан замотал головой.              - В интернете посмотри. – Устало пробурчал Феликс. –Что-нибудь найдешь.              - Я про домашние. – Амели поджала губы. – Не могу найти фотографии внутри семьи.              Что-то внутри кольнуло. Каша попросилась назад, но Адриан стоически протолкнул ту дальше. Феликс пожал плечами.              - Может, что-нибудь осталось в Лондоне?              - Нет-нет-нет. Я все упаковала. – Амели огляделась по сторонам. Страницы альбома зашуршали. – Совершенно все. Но тут ничего нет!              Адриан быстро доел кашу, отодвинул стул и присел рядом с тетушкой. Действительно, в ворохе снимков не нашлось ни одной фотографии, где был бы запечатлен Адриан. Ни на дне рождения Феликса, ни на юбилее тети, ни на фотографиях с покойным месье Грэм де Ванили. Адриан сглотнул и тронул рукой плечо, представляя, что это названый папа кладет руку в попытке ободрить.              На губах скопилась горечь. Этот прекрасный человек с великой душой сделал для Адриана так много, что его смерть поделила жизнь Агреста на «до» и «после». Отец Феликса даже был готов отдать чужому ребенку свою фамилию, но Амели была против. Тогда она сказала, что Адриану стоит помнить свои корни. Адриан прикрыл глаза в попытке воскресить чужое лицо в памяти, но голове произошел сбой. Агреста точно облило холодной водой. Страшная, злая и шокирующая мысль пришла в голову.              «Я ничего не помню».              - Это не страшно. – Попытался успокоить родственницу Агрест, но Амели на это никак не отреагировала. Она продолжила копаться в снимках, упорно разыскивая хоть одну подходящую фотографию.              Каша во рту стала горчить. Аппетит как-то сам прошел, но Адриан продолжил есть. Казалось, желудок был готов жалобно треснуть под обилием полученной пищи, но Адриан не обратил на это и крупицу внимания. Почему-то Агресту казалось, что обжорство намного лучше голода. Рука потянулась к груди и поправила оттопыренный карман рубашки так, будто там что-то должно было находиться.              - Тот несносный мальчишка все еще в Америке? – Вдруг спросил Феликс, смотря в экран телефона.              Амели неодобрительно сверкнула глазами. Что-то, а технику за столом она всецело не одобряла. Лишь озабоченность недостающими фотографиями сдержала ее праведный родительский гнев.              - Ты про кого? – Адриан заинтересованно посмотрел в сторону кузена.              - Клод. Который Буржуа.              Каша полезла назад. Адриан закашлялся. Чужое имя точно выбило стул под телом. Агрест накренился в сторону и лишь чудом не слетел на пол. Сердце бешено забилось, а на свежие раны щедро нанесли соль. Дыхание сбилось.              - Да вроде бы.              Сердце билось так часто и громко, что заложило уши.              «Я ужасный друг. Предатель! Мерзкий-мерзкий предатель!»              В голове замелькали образы, но все они прошли точно сквозь его.              - Ах… Вы ведь не общались с того момента, как он уехал. – Амели покачала головой. – Андре, кажется, говорил, что его сын хочет приехать на эти летние каникулы.              Все оборвалось. Адриан растерянно взглянул на свои руки. Чувство вины заполнило сознание с головой. Глаза защипало опять. Стало так дурно и плохо, что хотелось скрыться от самого себя. Невольно Амели задела племянника. Ни весточки, ни письма не послал Адриан, а оно вот как. Клод собирался возвращаться во Францию.              - Как-то странно, что из тех двух тот нувориш выбрал чужой приплод!              - Феликс!              Ванили оттянул ворот выглаженной рубашки. Румянец стыда окрасил щеки.              - Ну мам… Это действительно ненормально. Зачем оставлять рядом чужого ребенка, а родного отправлять заграницу?              Об этом Адриан подумал только сейчас. Прошлось столько лет, когда Агрест только… Адриан замотал головой.              - Чужая семья – потемки. – Заметила Амели, перебирая альбомы. – Но мне кажется, что пансион для Клода – это хорошая идея. Он станет менее эгоистичным. Именно в таких заведениях отлично сбивают спесь.              «Это неправильная идея!» - Но всем было плевать. Адриан сжался, чувствуя прикосновения страха.              - А что не так? – Голос Агреста дрожал.              Феликс ничего не ответил. Лишь протянул телефон. Там, на весь прямоугольный экран, растянулась страничка маленького форума. Огромные блестящие буквы, точно пришедшие с десятого года, складывались в «Вы видели этого чела?».              Под заголовком висел портрет, небрежно набросанный на альбомном листе.              - Один в один.