Скованная цепями

Я проклинаю его все сердцем, пытаясь уснуть, но с каждым часом понимая, что это бесполезно. Ноющая боль в руке достигает апогея к утру, и я, невыспавшаяся, злая, поверженная, смотрю на распухшую, приобретающую какой-то синюшный оттенок кисть. От каждого движения пальцами ее простреливает острая боль, и я кусаю сухие обветренные губы, накидывая на себя простыню и пытаясь хоть как-то завязать ее на груди. Проклятый Анвар Росс! Он хотя бы понимает, что мог повредить мне руку? Что повредил ее! Я подставляю ее под холодную воду и с облегчением прикрываю глаза, мне становится легче, боль притупляется, только злость на Росса продолжает клокотать в груди и мне хочется плюнуть в его омерзительное лицо, чтобы показать насколько я его презираю после этого. Не представляю, есть ли у меня перелом, либо это просто синяк от сдавливания, но все же решаю лишний раз ее не тревожить и, уж тем более, не показывать Россу, чтобы не вызвать в нем торжество. Он доказал свою силу, пусть и таким примитивным способом, но это не значит, что я тут же сломалась. Я не буду ползать в его ногах, выражая покорность, нет, просто стану еще осторожнее и уже не буду поддаваться необдуманным порывам. В конце концов, моя рука сущая ерунда по сравнению с его угрозами по поводу моей семьи, его слов, что теперь только он есть у меня. Его попытка запугать меня вызвала еще большее отторжение, теперь я не буду пытаться найти в нем хоть что-то хорошее. Он чудовище, которое не заслуживает понимания! С этими мыслями я спускаюсь к завтраку и, держа руку ближе к телу, усаживаюсь за стол, благодаря бога, что повреждена левая. После водных процедур боль на недолго утихла, но сейчас вновь набирает обороты, я кладу кисть на колени и, выдохнув, одним махом выпиваю сок из стакана. Аппетита нет, так же, как нет никакого желания смотреть на Росса, сидящего напротив и едва взглянувшего на меня. — Вы бледны сегодня, мисс Лэйн. Плохо спали? Сдерживаюсь, чтобы не метнуть колкостью, и через силу улыбаюсь. — Ну что вы, мистер Росс, наоборот, мой сон был как никогда крепок. Благодаря вам, вы умеете мотивировать, — он угрожающе прищуривает глаза, и я прикусываю язык, поражаясь, откуда во мне берется эта опрометчивая дерзость. Лишь вчера я тряслась от страха, а сегодня вновь готова к противостоянию. Он оглядывает меня более внимательно, вызывая привычные уже ощущения духоты, и слегка поводит подбородком в сторону, словно принюхиваясь к чему-то. Делаю несколько глубоких вдохов, принюхиваясь тоже, и боясь, что вызвавший его интерес запах идет от меня, но ничего не чувствую, кроме свежести геля для душа да кондиционера для белья. Боль в руке простреливает внезапно, и я сжимаю губы, тогда как Анвар резко дергается, будто от пощечины, и впивается в меня испытующим взглядом. Что-то в его лице меняется, неуловимо, но все же. На привычной маске равнодушия появляется трещины обеспокоенности и тревоги. И только я успеваю это заметить, как они затягиваются, и он берет контроль над эмоциями, все продолжая изучать меня. — С вами все в порядке? — О-о, в полном, уверяю вас, — беру вилку здоровой рукой и через силу начинаю есть, вкус пищи не чувствуется, и, едва сживаясь с болью, я трясу ногой, чтобы отвлечься от нее. Получается до смешного плохо, и я откладываю вилку, чтобы резко выдохнуть и скомкать в кулаке салфетку. — Вы ведь не против, если я пойду к себе? — вымученно улыбаюсь, и Росс напрягается, он вновь делает это движение подбородком, а потом уверенно встает. Идет ко мне, по дороге забирая графин с соком и наливая целый стакан, который, как только он оказывается рядом, протягивает мне. — Ваш пуст, возьмите этот, — прожигает мое лицо выжидающим взглядом, и я облизываю сухие губы, оставляя салфетку в покое и протягивая к нему правую руку. Левая продолжает лежать сломленной плетью на моих коленях, и я желаю взять стакан, но Анвар, будто назло, продолжает: — Возьмите заодно и графин, вас явно мучает жажда, — он держит передо мной два предмета, а я не знаю, справлюсь ли я с ними, учитывая мое недомогание. — Можете его поставить. Ставит, с грохотом и злостью. — Покажите мне руку, живо! — его зрачки сужаются до крохотных точек, и я пугаюсь этого вида, послушно протягивая ему распухшую руку. Его лицо каменеет, когда он видит результаты своих трудов, и густой от жары воздух воспламеняется, опаляя кожу, вызывая беспричинный румянец. Он так аккуратен, когда касается моей ладони, что это никак не вяжется с его беснующейся под грудами мышц силой. Пальцы порхающе проходятся от запястья до кончиков пальцев, и Анвар склоняется, бережно обхватывая мою руку и прижимаясь к ней губами. Целует каждую костяшку, пуская по коже мурашки, и ласкает ее большим пальцем, успокаивая, забирая боль, растворяя ее в этой приторной нежности. — Прошу прощения, я виноват, иногда я забываю, насколько хрупким может быть человеческое тело. Особенно женское тело. — Человеческое? — я хмурюсь, поражаясь такой странной фразе, и Росс выпрямляется, при этом не отпуская мою руку, все продолжая ее поглаживать, вызывая во мне двойственные чувства: я хочу, чтобы он отпустил ее так же сильно, как мечтаю, чтобы он продолжил, потому что благодаря ему боль утихает и мне становится легче. — Разве нет? Вы не человек, мисс Лэйн? — Человек, но... Вы так сказали, будто не относите себя к людям. — Не говорите глупостей, Норин. Нам придется съездить в больницу, подозреваю, что это перелом, — он аккуратно освобождает мою ладонь, и я прижимаю ее к груди, не в силах оторваться от его глаз. Они настолько темные, что их нельзя назвать карими, нельзя различить границу между радужкой и зрачком. Это выглядит пугающе, но уже через секунду все меняется, радужка теплеет, наливаясь кофейным оттенком и возвращая меня в реальность. Кажется, я чуть не утонула. — Пойдемте, мисс Лэйн, — Росс разворачивается к выходу, а я так некстати вспоминаю слова Давида и не могу удержаться: — Каратель. Почему вас так называют? Он резко останавливается, напрягаясь всем телом, а затем медленно поворачивает голову. Уголок его губ поднимается вверх, придавая лицу еще большую ассиметричность, и Анвар произносит: — Узнаете, когда вспомните, — бросает в меня непонятную, ничего не значащую фразу, и тут же уходит, оставляя меня в полном недоумении. Вспомню что? Мне восемнадцать и определенно точно я никогда не слышала о нем, он никогда не был в кругу моих знакомых, друзей моих друзей, я не видела его лица в журналах, газетах, на TV, я вообще не подозревала, что в этом мире существует кто-то по имени Анвар Росс. С чего он вообще взял, что его персона затеряна в архиве моей памяти? Господи, чем дольше я здесь, тем больше вопросов у меня возникает, и, боюсь, я не скоро найду на них ответы. Не повезло с собеседником.